Текст книги "Трудная профессия: Смерть (СИ)"

Автор книги: Mirash

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Лариса оказалась симпатичной девчонкой, радостно согласившейся на все условия. Я видела, что ее не столько интересует возможность заработка, сколько возможность набраться опыта. Что же, это замечательно. Я прекрасно осознавала все сопутствующие этому решению риски, но лучшего выхода для нас сейчас не видела.

Оставалось последнее – уволить вернувшуюся, наконец, сиделку. Она неторопливо шла по коридору, громко болтая по телефону, когда я вышла туда из сестринской. Женька все стояла у окна, похоже, ожидая меня. Я остановилась на входе в палату наставницы и Джури, спокойно наблюдая за приближающейся, как ни в чем не бывало сиделкой. Подойдя, нерадивая работница заискивающе улыбнулась, приторным голосом поздоровалась и попыталась пройти мимо меня в палату.

– Не торопитесь, – холодно сказала я.

– А в чем дело? – старательно изобразила непонимание она.

– Почему вы отсутствовали?

– Ой, на минутку выбежала, тут такое дело… – начала она было вкрадчиво-доверительным тоном, но я не собиралась это слушать.

– Минутка затянулась почти на час. Это не первый раз, когда я не обнаруживаю вас на рабочем месте, и это не единственная моя претензия к вашей работе, – так же спокойно сообщила я. – Благодарю за труд, но такое положение дел меня более не устраивает. Вы уволены. У вас есть пятнадцать минут, что бы собрать свои вещи.

Последовала безобразная сцена, в которой сиделка сначала оправдывалась, потом обвиняла меня во всех смертных грехах, затем пустила слезу и попыталась разжалобить, после угрожала и в заключение, последовательно обматерила меня и всех моих близких. Я на все это смотрела молча. Наконец ей надоело, с шумом и непрекращающейся руганью она ушла прочь. Женя подошла ко мне.

– Ничего себе… – задумчиво резюмировала она.

– Ты это к чему?

– Да так, неважно. Я на машине, тебя подвезти?

– Нет, спасибо, прогуляюсь.

– Живешь недалеко?

– Относительно, – я назвала адрес.

– Понятно. Завтра опять сюда?

– Утром. Перед обходом буду.

– Я тоже. Ксюша, а ты не против обменяться телефонами?

– Да, конечно, – немного растерялась я, потому что еще никогда ни с кем не обменивалась номерами телефонов. – Только у меня телефон временно.

– Как это? – не поняла Женя.

– Тетя дала на практику, – пояснила я. – А сейчас он мне очень нужен, думаю, мне не сильно влетит от нее, когда она придет в себя. Но в любом случае, это не мой телефон.

– Хорошо, буду иметь в виду.

Мы обменялись номерами и распрощались. Я направилась домой, по дороге зашла на продуктовый рынок и в результате едва вползла на крыльцо, придавленная тяжестью сумок. Лузза и Каттер были дома, Танремия снова куда-то испарилась. После полученного от меня выговора она больше не манкировала своими домашними обязанностями, но стала еще реже попадаться мне на глаза и еще больше огрызаться. Я видела, что Танре очень тяжело в сложившейся ситуации и сочувствовала, но одновременно не могла не злиться, она мне доставляла огромное количество хлопот.

– Луз, возьми сумки, пожалуйста, – попросила я, разуваясь на пороге.

Мы, наконец, осознали, что проходить в уличной обуви до самой комнаты хорошо только там, где у жильцов есть привычка мыть полы ежедневно и отсутствует привычка ходить пешком по грязи. Лузза взяла сумки, я убрала кеды и мы прошли на кухню. Там уже сидела Каттер с кружкой. Луззаремия принялась меланхолично рассовывать продукты по местам, Катька также меланхолично пила чай. Нет, так не пойдет.

– Послушайте, все не слишком хорошо, но не надо оплакивать Джури и наставницу раньше времени, ладно? – сказала я. – Каттер, ты узнала, когда у тебя инспектор учебной части будет в доступе?

– Да, завтра после обеда. Думаешь, получится?

– Поговорить точно получится. И другие варианты мы пока тоже не отбрасываем.

– Может быть, мне стоит отчислиться?.. – сглотнула она.

– Исключено, – твердо сказала я. – Что-нибудь придумаем. В крайнем случае, я возьму кредит, но обещаю, что возможность получить образование я тебе обеспечу.

– Я для тебя сейчас обуза…

– Кать, не говори глупостей. Ты мне очень помогаешь, ты делаешь все, что от тебя требуется. Ты моя опора, а не обуза, – Катька слабо улыбнулась, ее взгляд потеплел.

– Я купила печенье, давайте немного отдохнем и выпьем чаю. Луз, бросай ты эту курицу, все равно сегодня за ужин отвечаю я, а значит, она будет безнадежно испорчена; не все ли равно, каким образом? Садись к нам, я давно хотела с тобой поговорить. Не расскажешь мне, где и кем ты работаешь?..

Если Каттер любила учиться, то Лузза любила свою работу и это было нам хорошо известно. Мы сидели, пили чай и ели печенье, Луззаремия негромко рассказывала о работе, Катька об учебе. Из их глаз немного уходили боль, страх и отчужденность. Я уже решила, что больше не допущу никаких совместных ожиданий новостей в больнице, соученицы слишком тяжело это воспринимают. Завтра утром я поеду одна, новости они узнают от меня, а не от врача. Я старшая, это мои заботы. Надо же, как быстро я привыкла к мысли, что я старшая… Пару месяцев назад мне такое и во сне бы не приснилось.

Если Джуремия вернется в сознание, то она сможет занять это место. Хотя… навыков старшей у нее нет, ей нужна длительная реабилитация после случившегося, да и неизвестно, какой она после всего этого станет. А так, пожалуй, она намного лучше меня подходит на эту роль. Она ответственнее, работоспособнее, да и девочкам всяко больше меня придется по душе. Мне не нравится отношение Джуремии к умирающим, да. Но думаю, она ничуть не больше меня стремиться отнять у кого-то жизнь.

Для группы было бы лучше, если бы старшей стала она. Хотя в любом случае, не мне принимать такие решения и не мне учить ее видеть детали жизненного баланса. Но если в конечном итоге группу возглавит она, я сумею подчиниться и выполнять ее требования, теперь я слишком хорошо знаю, насколько это важно. А лучше всего для группы, что бы к нам вернулись они обе… Очнется ли наставница? Баланс раскачивался сильнее, сколько у нее еще времени я не знала.

Остаток дня я готовилась к экзаменам, вечером приготовила ужин. То ли я лучше стала готовить, то ли мы за это время так оголодали, но курица была съедена подчистую, тарелки вылизаны. После ужина Танремия вымыла посуду и протерла пол. С ней происходило что-то, что мне подсознательно сильно не нравилось, но я не могла понять, что именно. Вопросы задавать было бесполезно, она реагировала боевой стойкой и резким «не твое дело!». Оставалось ждать и надеяться, что само пройдет.

Воскресным утром я снова стояла в коридоре и надеялась на лучшее. Надежды сбылись, вышедший из палаты Евстигнеев улыбнулся и сообщил:

– Ксюша, у меня хорошие новости. Ваша сестра сегодня положительно отреагировала на наши манипуляции, теперь дело должно пойти на поправку. Думаю, через пару дней она начнет понемногу открывать глаза, затем осознавать происходящее.

– Это замечательные новости, спасибо вам огромное!

– Я также подготовил план лечения вашей тети, пройдемте в мой кабинет, я введу вас в курс дела.

Из кабинета Евстигнеева я вышла еще больше приободрившись, стоимость намечавшегося лечения была не такой большой, как опасалась. Думаю, я это вполне потяну, хотя пока, к сожалению, у меня нет возможностей отдать долг Некруевым. Хорошо, что они с меня его не требуют. Да что там, эти деньги мне фактически подарили.

Я позвонила Луззе и обрадовала ее новостями. Потом зашла в палату и поговорила с Ларисой и Тамарой Викторовной, убедилась, что здесь все в порядке. Можно отправляться домой, сегодня еще наведаюсь к Элиремии, а может быть и к Оксаремии. Должны же они мне, наконец, хоть что-то сказать?! До дежурства меньше недели! А после разговора с ними, боюсь, что бесплодного, отправлюсь домой отсыпаться – нужно дать себе хоть немного отдыха перед предстоящей тяжелой неделей.

Я не стала дожидаться лифта, а направилась к лестнице. Наставница и Джуремия лежали на шестом этаже, я спустилась до второго и обнаружила на лестничной площадке заплаканную Вересную.

– Женя?!

– Привет…

– Что случилось? – осторожно спросила я, подходя к ней.

– Крестной стало хуже, ее забрали на экстренную операцию. Там сейчас вся семья, а я… я ушла сюда, потому что у меня уже нет сил сдерживаться… – она снова расплакалась.

Я совершенно растерялась. Понятия не имею, что делать в таких случаях. Мне никогда не доводилось утешать подруг, потому что их попросту не было, за исключением Арины. Но в случае с Ариной… это она утешала меня, я ее утешить не умела. Дома же у нас просто не было принято плакать. Я и не помнила, что бы кто-то из моих соучениц давал волю слезам. Каттер последнее время можно было застать с красными глазами, но не более. Хотя сама я за этот год перевыполнила план по истерикам на пять лет вперед. Как же помогали мне?..

– Жень, – неловко подошла я к ней. – Все будет хорошо. Хочешь… я побуду с тобой?

Она судорожно кивнула. Хорошо, что теперь? Наверное, надо взять ее за руку, обнять… не знаю! Да и как она вообще отреагирует, если это сделаю я?

Но пока я сомневалась, Женька сама шагнула ко мне и обессилено уткнулась носом в мое плечо. Я потихоньку обняла ее и успокаивающе погладила по спине.

– Тише, тише, успокойся. Пока ничего непоправимого не случилось, будем надеяться….

Когда Женька немного успокоилась и привела себя в порядок, я отвела ее к родным и вместе с ними дожидалась итогов операции. Крестная Жени была одновременно ее двоюродной тетей со стороны матери. Здесь находились и Женькины родители, и ее брат Никита, муж и дети ее крестной. Мне в этой компании было неловко, но Вересная не хотела меня отпускать и я честно оставалась с ней все это время.

К счастью, операция прошла успешно. Я не удержалась, отлучилась в туалет, приняла истинный облик и заглянула к Жениной крестной, что бы посмотреть на нее взглядом старшей смерти. Нет, не мой клиент, к счастью. По крайней мере, пока на это ничто не указывает. Я вернулась к Жене и ее родным, муж и дети больной пока оставались в больнице, Вересная с родителями и братом собирались домой.

– Ксюша, тебя подвезти? – я, было, хотела отказаться, но поняла, что и так уже сильно задержалась по времени.

– Точно не сложно?

– Нет, конечно, вообще по пути, – заверила меня Женя.

– Тогда давай.

Машину вел Женин отец, рядом с ним расположилась ее мама, а я оказалась на заднем сиденье вместе с самой Женей и Никитой. Ехали молча, все устали и перенервничали, тут не до разговоров. До моего дома было недалеко, через полчаса я уже попрощалась с семейством Вересных. Женя вышла из машины вместе со мной.

– До завтра?

– Да, завтра нам к первой паре, а у меня с утра еще работа.

– Экзамен тоже завтра?

– У Германовой. Точнее, у комиссии.

– Допуск ты ведь получила?

– Да, вашими стараниями, – Женька слабо улыбнулась.

– Это было несложно. Думаю, ты все хорошо сдашь… Ксюша, спасибо тебе. Ты меня очень поддержала сегодня. Прости, мне так неудобно, у тебя самой ситуация – врагу не пожелаешь…

– Брось, Жень, все нормально. До завтра.

– До завтра, – улыбнулась она.

Я ненадолго зашла домой, переговорила с обрадованными новостями девочками, сегодня даже Танре никуда не пошла и держалась почти дружелюбно. После этого я уточнила наши планы на неделю, раздала задания, пока они все в приподнятом настроении и не настроены со мной спорить, направилась к Элиремии.

– Здравствуй. Как ваши дела? – как обычно спокойно приветствовала меня она.

– Здравствуйте. Потихоньку справляемся. Но меня беспокоит предстоящее дежурство, нас по-прежнему только четверо. Эта проблема вообще как то решается, или про нас все забыли?

– Не разговаривай со мной в таком тоне, Ксюаремия. Сядь и успокойся, – я пододвинула стул к столу и уселась, хотя боевой настрой не растеряла.

– Расскажи мне, что с твоими наставницей и соученицей.

– Можно подумать, вы не в курсе.

Элиремия откинулась на спинку стула, ее губы чуть дрогнули от сдерживаемой улыбки.

– С чего такие выводы?

– Я же понимаю, что вы пристально следите за нашей группой. И Оксаремия тоже. Знаю, что разговариваете с моими соученицами.

– Они тебе это сказали?

– Нет, конечно, я и не спрашивала. Но по ним видно, особенно по Каттер. Да и не могли вы просто пустить все на самотек.

– Сегодня еще проследить не успела, не знаю, как дела у Джуремии, – насмешливо сказала старшая, – просветишь сама?

Отчего же не просветить. Я старательно передала ей слова врача, рассказала и о своих наблюдениях.

– Значит, Джуремия к вам возвращается.

– Да, но очевидно, что не на это дежурство. Вряд ли и на следующее. Послушайте, я серьезно, эту проблему нужно срочно решать. У меня просто сил не хватит каждый раз дежурить по три дня. Уже началась учеба, я работаю одновременно на двух работах.

– Я знаю. К сожалению, проблема не так просто решается, но относительно ближайшего дежурства ты можешь не беспокоиться. В твоем распоряжении буду я и Оксаремия.

– Спасибо! – облегченно выдохнула я. – Просто камень с плеч. А кто из вас будет руководить дежурством, Оксаремия, как наставница?

– Руководить дежурством и всеми его участниками будет, конечно, старшая группы, то есть ты, – иронично сообщила Элиремия.

Глава 24

– У нас нет богатых родственников, вообще нет родственников, – танком напирала я на инспектора учебной части медико-биологического института, в котором учились Каттер и Танре.

– К сожалению, у нас не предусмотрена возможность перевода на бюджетное отделение, – отбивалась она, – если только две сессии подряд не сданы на исключительно высшие баллы и даже тогда только по решению комиссии. У вашей сестры в последней сессии была одна четверка.

– У нас тяжелая ситуация в семье, как вы знаете, мы не можем себе позволить дальше оплачивать ее обучение. Но Катя хочет учиться и она хорошо учится, разве нет? – не сдавалась я.

– Да, но такая ситуация не предусмотрена!

– Я всего лишь прошу вас подсказать варианты. Подсказать, к кому пойти с этим вопросом.

– Разве что к кому-то из ректората!

– Подскажите, к кому конкретно, пожалуйста.

Инспектор со страдальческим вздохом написала мне на листочке несколько фамилий, указав должности и рабочие контакты. Кажется, она была очень рада, когда я, наконец, ушла. В ректорате я записалась на прием и поехала обратно в свой институт, так как отпросилась с работы всего на пару часов.

– Как дела? – спросил Некруев, когда я, запыхавшись, вбежала в лабораторию.

– Пока никак, у Катьки одна четверка в том семестре, на бесплатное отделение ее так просто не переведут. Попробую завтра помучить ректорат ее института, может что подскажут.

– Попробуй поговорить, что бы ей дали возможность пересдать экзамен, – посоветовал Некруев. – Если она пересдаст на отлично, появится официальное основание для перевода на бюджет.

– Спасибо, сделаю. Получилось бы. Хорошо хоть согласились дать отсрочку с оплатой, пока отчислить не грозятся.

– Хорошо. А сейчас сосредоточься на экзамене, тебе обязательно нужно его сдать.

Комиссия из пяти человек восседала напротив меня и за исключением Германовой состояла из незнакомых мне педагогов, представителей другого факультета. Мне повезло с билетом, на вопросы я ответила, хотя не слишком бодро. На дополнительных растерялась, но в итоге свою честную тройку получила.

– Ну как, сдала? – спросила Вересная, увидев меня выходящей с зачеткой из пыточной.

– Да.

– Хорошо. Теперь еще Подбельской?

– Угу. В среду. Как крестная?

– Пока все нормально. Сказали, это последствия первой неудачной операции, но теперь вроде все должно быть в порядке, не сглазить бы. А у тебя как?

– Сестре немного лучше, тетя без изменений.

– Сочувствую. В больницу сегодня поедешь?

– Нет, сегодня Лиза съездит. Старшая сестра, – пояснила я на вопросительный взгляд Вересной. – Жень, а… можно у тебя лекции сегодняшние отсканировать, я пропустила?

– Я все свои конспекты сразу сканирую и сохраняю в электронном виде, так что могу тебе отправить на почту.

– Здорово, давай, – я записала ей адрес своей электронной почты, мы разошлись по делам.

На следующий день я снова бегала как ошпаренная с работы до медико-биологического, с медико-биологического до занятий в своем институте, с занятий на хозяйственную базу, разбираться с сантехниками… с базы в больницу, откуда вышла в растрепанных чувствах, потому что наставнице опять стало хуже, но Джуремия на несколько минут открывала глаза… А затем снова в институт, а лабораторию, где сидели в подсобке Валентина Владимировна и Смоленская. Я торопливо поздоровалась и заметалась, разбирая вещи.

– Ксюша, ты хоть на минутку присядь, кофе выпей! – Набокова попыталась перегородить мне дорогу.

– Валентина Владимировна, некогда! У меня сейчас уборка и домой, там дел полно. А завтра экзамен, мне сегодня лечь бы пораньше. Да! Еще Виктору Андреевичу обещала позвонить, отчитаться… – я схватилась за телефон.

– Ксюша, слушаю тебя.

– Виктор Андреевич, все, я поговорила там с одним из проректоров, он обещал помочь. Катьке, наверное, на следующей неделе дадут возможность пересдать экзамен. Ну и тогда комиссия, решение вопроса о переводе на бюджет. В общем, появился шанс, что все получится. Спасибо огромное за подсказку.

– Отлично, будем надеяться, все пройдет гладко. Как тетя с сестрой?

– Женя открывала глаза сегодня, но вряд ли что осознавала. Врач говорит, что она сейчас быстро идет на поправку. А тетя… тете хуже.

– Ясно. Ксюш, сама как, держишься?

– Да, я в порядке. Передавайте привет своим!

– Обязательно. До завтра.

– До завтра, – я отключилась.

Валентина Владимировна настойчиво подсунула мне мою кружку, в которой уже находился горячий кофе.

– Ой, спасибо, ну зачем вы… не стоило.

– Садись и отдохни полчасика. Быстрее дела пойдут.

– Да, Ксюша, не нужно так себя выматывать, – присоединилась Смоленская.

– Я просто… мне не так легко справляться с этой работой.

– Ты замечательно справляешься, на тебя не нарадуются! Мне спасибо говорят, что я тебя им сосватала.

– Правда?.. – с робкой надеждой спросила я.

– Правда, правда. Садись, отдохни немного.

Наступила среда, десятое сентября и время пересдачи последнего несданного экзамена. Конечно, в мою честь снова была собрана предметная комиссия, что в этом конкретном случае меня даже радовало, так как повышало мои скромные шансы на успех. В комиссию входили сама Подбельская, Борисов, Топотова, Некруев и Стеклова.

Троих последних я не опасалась, так как с ними единственное, что имело значение – знания, а они у меня в этот раз были хорошими, я вызубрила учебник чуть не наизусть. Дело было за малым – разглядеть эти знания за моим невнятным мычанием, но этим навыком данная троица преподавателей уже овладела в совершенстве.

Борисов вроде не питал ко мне особо недобрых чувств, но и противоположных тоже. Ему нужно было еще доказать, что я что-то знаю, а у меня с этим были большие проблемы. И конечно, самым страшным было наличие в комиссии Подбельской. Ее я по-прежнему боялась до потери пульса, хотя направленный ей по почте итоговый вариант статьи она одобрила, он отправился в редакцию.

Но в целом наши отношения не особо пошли на лад. Лариса Степановна все также неодобрительно взирала на меня через очки и громким голосом стыдила на весь институт. Я все также отмалчивалась и смотрела исподлобья, что еще больше ее раздражало. Хорошо хоть в этом семестре она у меня ничего не вела. Хорошо и то, что она ничего не знала о положении дел в моей семье – уже весь институт был бы в курсе.

Я вошла в аудиторию, негромко поздоровалась с педагогами.

– Для начала мне бы хотелось, наконец, увидеть работы, – сказала Подбельская. – Как я уже говорила, допуска у Мягковой до сих пор нет.

«И не факт, что будет» – подумала я. Одногруппники помогли довести работы до ума, я не особо боялась, что они будут не приняты – все-таки Лариса Степановна не имела привычки предвзято относиться к работам неугодных студентов вроде меня, в этом я убедилась при работе со статьей. Но она имеет полное право не допустить меня на том основании, что за весь семестр я не произнесла на ее семинарах ни одного печатного слова.

Я передала стопку доделанных работ. Подбельская неспешно просмотрела их одну за другой, затем тяжело вздохнула и сняла очки. Начинается…

– Работы неплохие, наконец доделаны. Уважаемые коллеги, по-хорошему, Мягкова должна еще отчитаться за семинары, на которых я от нее не услышала ни одного ответа. Но насколько я понимаю, она сейчас исправляется к лучшему, по отзывам неплохо поработала на практике. К тому же я рецензировала статью, в написании которой, как мне известно, она принимала активное участие; статья мне понравилась. В общем… я допускаю Мягкову к экзамену. Надеюсь, что услышу, наконец, от нее что-то внятное.

Этого обещать не могу, но теперь хоть есть возможность попробовать. «Ксюша, постарайся на экзамене успеть максимум написать на листочке» – наставлял меня утром Некруев. «Тебе тяжело говорить, а с Ларисой Степановной вообще в рот воды наберешь и ничего с тобой не поделать. Так что пиши, мы хотя бы сможем оценить твой письменный ответ». Я села напротив комиссии и торопливо принялась писать, понимая правоту своего научного руководителя.

– Ксения, время. Пора отвечать.

Как руки трясутся…. На негнущихся ногах я дошла до стола комиссии и присела на краешек стула. Топотова мне ободряюще улыбнулась, Некруев хитро подмигнул. Ох, не подвести бы вас… Голова-то как кружится…

Относительно внятно я зачитала ответ на первый вопрос. На дополнительный вопрос Подбельской промолчала, прикусывая губу и пытаясь свести воедино двоящуюся картинку перед глазами.

– Ладно, переходи ко второму вопросу, – сказала Стеклова.

Я начала медленно зачитывать вторую часть ответа, все больше заплетающимся языком. Некруев с Топотовой внимательно ко мне приглядывались, наконец, Виктор Андреевич перебил вопросом:

– Ксюша, ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – вяло соврала я, придерживаясь за край стола.

– Выпей воды, – предложила Наталья Леонидовна.

Я неловко поднялась, шатаясь, пошла в направлении стола с минералкой.

– Так, все понятно, – моментально среагировал Некруев, своевременно подбегая и подхватывая меня, затем осторожно опуская на пол.

Перед глазами были уже сплошные цветные пятна.

– Что с ней? – взволнованно спросила Подбельская.

Стеклова уже доставала из шкафа аптечку с нашатырем и ватой.

– Устала да еще перенервничала, – пояснила она Ларисе Степановне. – Она же вас боится как огня.

– Меня?!

Наталья Федоровна отмахнулась от нее и принялась натирать мне виски ваткой с нашатырем. Стало легче, в глазах прояснилось.

– Простите, пожалуйста, – покаянно пробормотала я.

– За что ты прощения-то просишь, ты ни в чем не виновата, – успокаивающе сказала Наталья Федоровна.

– Лариса Степановна, вы не могли бы посмотреть записи Ксении? – попросил Виктор Андреевич.

– Конечно, – несколько растерянно отреагировала она, пробегая взглядом по моему экзаменационному листочку.

– Здесь почти все правильно.

– Думаете, этого достаточно для положительной отметки? Или нужны дополнительные вопросы? – поинтересовалась Топотова.

– Да какие ей еще дополнительные вопросы, пусть отлежится! – махнула рукой Подбельская. – Все, Мягкова, ты сдала, только не нужно так переживать. Еще чего не хватало, в обмороки на экзаменах падать!

– В обморок я не упала, – возмутилась я, приподнимаясь на локтях. – Вы мне из-за этого отметку ставите?! Так не нужно, я сама учила!

– Ксения, когда же ты угомонишься? – вздохнула Топотова. – Чего развоевалась? Поднимайся, сейчас в лаборатории полежишь немного на диване. А лучше поспишь. Витя, давай отведем ее, пока перерыв не начался, в коридорах никого нет…

Я действительно очень устала. Неудивительно, что стоило мне принять горизонтальное положение, как я моментально отключилась и проспала до самого вечера, пока меня осторожно не разбудила Вересная.

– Ксюш, давай тебя домой заброшу, я на машине.

– А что ты тут делаешь? – удивилась я, потому что Женя не имела никакого отношения к лаборатории.

– Наталья Леонидовна сказала, тебе было нехорошо днем и ты здесь отлеживаешься. Что случилось?

– Устала. И… Подбельскую испугалась, – призналась я.

Женя сочувственно улыбнулась.

– Я ее тоже боюсь. Как отловит в коридоре да начнет по ушам ездить…. Не знаешь, куда деваться.

– Тебе то что? Она тебя так любит…

– Иногда думаю, что лучше бы не любила. Эти ее хвалебные речи вгоняют в краску, хочется провалиться под землю.

– Отличники тоже плачут, – философски заключила я, натягивая кеды.

Женя улыбнулась и снова спросила:

– Так что, тебя подбросить?

– Нет, – с сожалением сказала я. – Мне еще убираться.

– Много, а то я подожду?

– Порядком, часа полтора обычно уходит. Да ладно, доберусь сама. Я уже в порядке.

– А давай я тебе помогу?

– Мыть туалеты? Вересная, ты, делая это предложение, рассчитываешь на мою совесть? Что я постесняюсь согласиться?

Женя рассмеялась.

– Да нет, я серьезно. Почему не помочь?

– Сама напросилась, – ухмыльнулась я.

Мыть вдвоем оказалось значительно быстрее и проще, чем одной.

– Спасибо большое, Жень, – искренне сказала я, убирая инвентарь в хозяйственную подсобку.

– Не за что, мне было не сложно. Ну что, поехали домой?

– Поехали.

В машине я почти сразу снова отключилась, Женя разбудила меня уже около моего дома. Я поблагодарила ее, попрощалась и она уехала. Дома снова не было Танремии. Где она опять пропадает? Каттер и Лузза ничего не знали.

– Кать, надо поговорить, – я плюхнулась на стул на кухне, придвигая к себе невразумительное кулинарное творение Луззаремии.

Из всех нас немного приемлемо могла готовить только Каттер, да и то…. Первое что я себе позволю, когда у меня появятся свободные деньги – схожу в университетскую столовую и наемся до отвала.

– Что-то с моим обучением? – напряженно спросила Каттер, судя по виду готовясь мужественно принять плохие вести.

– Да. Расслабься. Мне сегодня позвонили и сказали, что тебе разрешат в порядке исключения пересдать экзамен на следующей неделе. Дело за малым – сдать его на отлично. Думаю, тогда со следующего семестра ты будешь уже учиться на бюджетном отделении. А пока – я достала из кармана пачку денег, – это за первый семестр.

– Но откуда ты их взяла?!

– Кредит в банке. Ничего страшного! – не дала я ей возразить, – это не такая крупная сумма, что бы я не нашла способ потом рассчитаться. Один семестр мы можем себе позволить оплатить.

– Спасибо, Ксю!!! – глаза Каттер сияли радостью и легким чувством вины. – Я так тебе должна…

– Не вопрос, отработаешь на кухне. Могу еще запрячь на уборку газона, устроит?

– Устроит, – улыбнулась она. – Спасибо еще раз.

Среда закончилась, начался четверг. Я лежала на полу в комнате наставницы, любуясь на очередную ее свечу. Я методично их изводила, практически каждый вечер устраивая себе часок-другой релаксации. Уютный вид пламени успокаивал мои мысли, помогал обрести внутреннее равновесие, которого мне так не хватало. Здесь я могла спокойно обдумать дела, наметить планы, оценить прошедший день. Интересно, наставница использовала их в тех же целях? Сложно представить ее лежащей на пузе около свечки и задумчиво грызущей ногти…

Через сутки я принимаю дежурство у предыдущей группы, перед этим нужно распределить между нами дни. До этого днем закрыть все вопросы по работе, пораньше начать вечернюю уборку. Так как у меня в этот раз три полноценных пары участников, я могу в пятницу съездить в институт утром и вечером, что бы все убрать. Мое отсутствие днем никого сильно не удивит, я и так постоянно сейчас в забегах, все привыкли. А в субботу работы нет, но прогуливаю занятия. Ладно, куда деваться, не страшно.

Остался последний немаловажный вопрос: как распределить пары? В первый день пара должна быть сильная, что бы я могла безбоязненно уехать по делам. В субботу лично мне дежурить будет удобнее всего, в понедельник опять на работу… Что по составу пар? Есть большое искушение подсунуть Танре наставнице или Элиремии, с ними не забалуешь. С другой стороны, потом ее протестные настроения выльются на мою голову с удвоенной силой. В общем, лучше сразу принять огонь на себя.

Выходит, мы дежурим с Танре в субботу. Разделять ли Элиремию и Оксаремию по разным парам? Да нет, пусть закроют мне вдвоем пятницу. Вот уж точно уеду без опасений на работу, только дежурство ночью приму и пару раз наведаюсь для порядка. Да и не хочу смущать своих соучениц непривычными напарницами. А так Лузза и Каттер отлично должны справиться с воскресным дежурством. Все, решила, так и сделаю.

Я посмотрела на догорающую свечу. Гореть ей оставалось совсем немного, задувать нет смысла, завтра возьму новую. А пока полежу пару минут и просто посмотрю на пламя…

Свечи хватило на дольше, чем меня, утром я проснулась на полу в комнате наставницы. Хорошо хоть телефон взяла, сейчас бы будильник бессмысленно будил пустую кровать в моей комнате. Воровато оглядываясь, я пробралась к себе, приняла душ и побежала в институт. Ставший уже привычным ритуал по утреннему мытью полов и сантехники, быстрые переговоры со второй уборщицей и несколько распоряжений электрику, кофе в лаборатории. Все, пора на занятия.

Я теперь сидела на первом ряду в компании своей подгруппы. С Вересной нас сейчас объединяли больничные заботы и общие тайны – она тоже не хотела распространяться в институте о проблемах крестной. С другими я по-прежнему боялась лишний раз заговаривать, ограничиваясь ответами на их вопросы, но мне оказалось неожиданно комфортно находиться в их обществе.

– Мягкова, что у тебя с руками? – удивился Митя, тоже прибившийся сегодня к нашему ряду.

– Ничего, – пробормотала я, поспешно пряча их под стол.

Руки и впрямь выглядели ужасно, опухшие и красные, с сухой шелушащейся кожей, потрескавшейся до крови. Постоянный контакт с холодной водой, моющими средствами и резиновыми перчатками быстро сделали свое черное дело, с каждым днем ухудшая картину.

– А что такое? – заинтересовалась Лабутчер.

Не добившись ничего, кроме упрямого молчания, она бесцеремонно потянула меня за руку.

– Ничего себе, ты их в мясорубку засунула?! – я возмущенно открыла рот, но она от меня отмахнулась и полезла в сумку.

– Сейчас будет жечь! – предупредила она, разбрызгивая из небольшого пузырька на мои руки жидкость, судя по запаху, чистый спирт.

– Ой! – пискнула я, потому что жжение было ну очень сильным, – что это?!

– Антисептик, бывает полезно его иметь в общественных местах. Давай руки, сейчас намажем. Да не бойся, тут уже ничего страшного не будет.

Лера щедро обмазала меня кремом.

– А как я писать стану?

– Да никак, посидишь и послушаешь. С твоих записей все равно толку ноль.

– Ты-то откуда знаешь? – Лабутчер фыркнула вместо ответа и положила передо мной на стол тюбик с кремом.