Текст книги "Я постараюсь стать лучом света в вашем царстве тьмы (СИ)"

Автор книги: Minada01

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Услышать такие слова было крайне неожиданно от Саске. Неужели я смогла его немного изменить? Если так, то это невероятно, но очень приятно. Мы еще какое-то время сидели, обнявшись, и разговаривали на разные темы. Хотя иногда они касались Итачи, ну, а как без этого. Впрочем, мне было интересно узнать кое-что.

– Слушай, Саске, а как твои успехи в Академии? Тебе там интересно?

– Я лучший в классе, и на уроках бывает довольно скучно, потому что я многое знаю уже. – Ох, ну, кто бы сомневался, что ты лучший, мелкий. Ты ведь не менее одарен, чем Итачи.

– Я ни на секунду в тебе не сомневалась. А как насчет девочек?

– Ну их, они глупые и визглявые. Постоянно надоедают мне, бегают за мной – меня это раздражает. – Отлично, хоть какие-то прежние функции в норме, а то уже думала, что он совсем изменился.

– Ну, это они сейчас такие. Потом наверняка они станут очень красивыми и менее визглявыми.

– Кроме тебя красивых и веселых девочек нет! – Я просто подавилась воздухом от такого заявления. Это приятно, только вот я никогда себя не считала красивой. Как можно быть красивой девочкой, не обладающей худенькой стройненькой подтянутой фигуркой, нося постоянно широкие штаны и футболки с высоким воротом. Это все детские глупости.

– Ахаха, Саске, это ты сейчас так говоришь. Поверь мне, когда вы вырастете – изменитесь, и однажды ты посмотришь на одну из них и больше никогда не сможешь сказать, что она неинтересная. Нужно время, что бы узнать друг друга, общаться, делиться мыслями и переживаниями. Но это у взрослых так, а пока что это лишь влюбленность, не более.

– А почему ты не ведешь себя так, как все девочки? Ты уже… влюбилась в кого-то?

– Нет, мне это не интересно. Да и даже если я кого-то полюблю, шанс, что чувства будут взаимны – очень маленький.

– А нас с братом любишь?

– Конечно, вы ведь мои братья, но это не та любовь, что бывает между мальчиком и девочкой. – Ну не стану же я говорить Саске, что мне, в принципе нравится Итачи. Я не должна забывать, что сейчас мне 8 лет, я еще ребенок. РЕ-БЕ-НОК! Запомни это и сконцентрируйся на этом, Минада. Ты – маленькая девочка.

– Это сложно. Минада, а откуда ты столько всего знаешь? – Вот же ж черт! Он все таки понял, что знать подобные вещи невозможно, если только ты не взрослый или же…

– Эээ… ну, я в книжках читала, и в полиции часто общалась с разными взрослыми, которые рассказывали мне о разных взрослых вещах. – Отлично, я же действительно со взрослыми часто нахожусь. Даже слышала частенько подобные разговоры. Особенно, когда разговаривали мужчины.

– Здорово. Знаешь, мне кажется, Итачи любит тебя.

– Ну да, он же наш брат, конечно же он любит своих младших…

– Нет, мне кажется, он любит тебя как взрослый, иначе не сидел бы с тобой и не ухаживал так необычно, когда тебе плохо было.

– Тебе кажется, Саске. Итачи, если захочет, сможет найти себе куда более подходящую ему девушку, да и, более того, из вашего круга.

– Из какого, нашего круга?

– Из шиноби. Или как там правильно называют девушек, куноичи? Я не подхожу ни для кого из вас на роль девушки или и вовсе, невесты.

– А мне кажется, это глупость. Не важно, из какого ты круга, главное, что бы хорошим человеком была.

– Ладно тебе, мелкий, пока что рано говорить об этом всем. – Обожаю трепать его волосы. Вот опять это сделала.

– Сама мелкая. Я выше тебя!

– Зато я на год старше.

– Рост важнее.

– Ладно, не бухти, как старичок. А как насчет друзей? Нашел интересных ребят, с кем можно поиграть, подружиться? – Сколько раз уже замечала, когда Саске надувает щеки и начинает что-то себе под нос бубнить, он похож на маленького вредного, но такого милого и забавного старичка, на которого даже обижаться нет смысла.

– В нашем классе мало кто относится серьезно к учебе. Особенно один мальчик со светлыми волосами. Он меня раздражает: часто сбегает с уроков, постоянно кричит и срывает занятия, совсем не учится, но при этом строит из себя крутого.

– Ахаха, а знаешь, мне кажется, вы смогли бы стать лучшими друзьями в итоге.

– С чего ты это взяла?

– Ну, знаешь, противоположности притягиваются. Может попробуешь с ним пообщаться? Мне кажется, он не такой уж и плохой.

– Вот сама с ним и общайся. Мне это не нужно.

– Хорошо-хорошо, не ворчи, зануда.

– От зануды слышу. – После этого началась очень серьезная погоня друг за другом, и продолжалось, пока солнце не начало уходить за горизонт, окрашивая небо в красно-оранжевые оттенки. В конце дня мы оба были обессилены и валялись на траве возле реки. Нам всегда хватало пары слов, что бы начать догонять друг друга и иногда заламывать. Чаще всего, конечно, побеждал Саске, поэтому приходилось прикидываться, что я сдаюсь, и в итоге, когда его хватка ослабевала, накидывалась на него.

– Ладно, хватит на сегодня, пойдем домой.

– Да.

Дома, на удивление, тоже было все спокойно. Микото как всегда готовила на кухне ужин, Фугаку был еще на работе, а Итачи, вроде как в своей комнате. Увидев нас, Микото сначала рассмеялась, но потом стала серьезной и выругала нас за наш внешний вид: мы были в пыли с ног до головы, волосы растрепаны и местами спутаны, торчали маленькие веточки местами. Когда Саске уже скрылся в дверях, спеша привести себя в порядок, Микото неожиданно обратилась ко мне.

– Минада-чан, Фугаку показал мне все, что ты ему поведала. Скажи, это все правда? Итачи, действительно, захочет умереть от рук Саске и для него все закончится в 21 год?

– Да, Микото-сан, так все и будет, если ничего не изменить.

– Ясно. Тогда, возьми, пожалуйста, вот это, и передай им, когда они будут покидать Коноху. – Она протянула мне два запечатанных подписанных письма, адресованные Итачи и Саске. – Они вырастут такими красивыми мужчинами. Я хочу, что бы у них было будущее, у них обоих. Как и у тебя, Минада-чан. Пожалуйста, помоги им.

– Я сделаю все, что только возможно, что только будет в моих силах, чтобы исправить, пусть не все, но хотя бы что-то. – С этими словами я приняла письма и спрятала в кармане своих штанов. По сути, сейчас я держала последние слова и наставления матери для своих сыновей. Последние… После этих писем, ни Саске ни Итачи не получат ни единой весточки от их мамы. Я не стану их открывать, никогда, что бы там не было написано. Уверена, это очень личное. Я просто сохраню их, и отдам, когда они будут покидать деревню, каждому в свое время.

Так прошла еще неделя спокойствия и мира. Я ходила на работу в полицию, где с каждым днем становилось все хуже и хуже, потом домой. Часто оставалась в доме Микото и Фугаку, но, если быть честной и откровенной, я каждый раз там себя ощущала, как на пороховой бочке, которая должна взорваться в любую минуту. Каждый раз часы медленно отсчитывали минуты и секунды, каждый день я с долей ужаса встречала вечер, изо дня в день, впервые, молилась всем богам, какие только есть, даже Кагуе, что бы мой кошмар отсрочился еще на день, ночи проводила в страхе. Я надеялась, что Итачи сможет найти выход из этой ситуации, придет и скажет: «Минада, все будет в порядке». Но этого не происходило, а я все верила в это. Часто в фанфиках героини сами находят выход из ситуации, придумывают хитроумный план, который опирался на их сверхчеловеческие силы. Но проблема заключается в том, что в реальности я – самая обычная девочка, без каких-либо сил или способностей, и все, что я смогла сделать – это рассказать все тому, в кого верю, и положиться на него. Но, не смотря ни на что, мне нужно было держаться, не сдаваться, не падать духом и не показывать того, что меня колотит. Это было похоже на пытку, и хотелось, что бы это уже скорее прекратилось. Боюсь даже представить, какого на самом деле было Итачи. Мы почти перестали общаться, избегали порой даже взглядов в сторону друг друга, что бы заговорить, нам нужна была ну очень веская причина, часто Итачи даже с нами не сидел за одним столом, уходя в свою комнату. Не знаю, почему, но в такие моменты, я и сама старалась уйти в свою комнату, закрыть дверь и, сев возле одной из стен, поджав под себя ноги, тихонько плакать и напевать разные песни, стараясь хотя бы так успокоиться. Наши комнаты с Итачи соседствовали и имели общую стену, но на тот момент я совершенно не задумывалась о том, слышит ли меня кто-то. Я хотела побыть с собой, мне было жалко, что я оставляла Саске одного в этой ситуации, в полной растерянности и непонимания, что происходит, но я не могла по-другому, мне было слишком плохо морально, что бы вынести еще что-либо. Хотя должна сказать, что после того разговора, когда я рассказала Саске о своем «сне», он стал внимательнее присматриваться ко многим вещам и стал серьезнее. В моменты моего морального опустошения, я почему-то вспоминала чаще всего две песни, которые начала напевать: «Песня о любви, которой не было» группы Непара, и «Город Обмана» Елки. А сколько я в итоге просидела в своей депрессии – не известно. Помню, что уснула я все также сидя, опираясь на стену, даже ничем не укрывшись.

========== Глава 13 ==========

Комментарий к Глава 13

Дорогие читатели, эта глава далась мне с большим трудом в эмоциональном плане. Очень надеюсь, что смогла передать многие чувства, эмоции и переживания главной героини. Поэтому буду очень рада вашим комментариям:) Дальше будет только интереснее;)

Так прошли еще пара дней… а может и неделя. Из-за своей эмоциональной неустойчивости и отсутствия нормального сна я потеряла счет дням. Я больше не могла скрывать свое состояние и надевать улыбку каждому встреченному. Вообще, все стали очень осторожными и внимательными, а еще очень скрытными. Безмятежные разговоры и пустая болтовня о ночных приключениях сотрудников полиции стали крайне редким явлением. Зачастую все молчали или общались шепотом между собой, что бы никто не смог их услышать. И, к сожалению, их напряженное и довольно враждебное настроение передавалось и на обычных людей. Ни для кого не секрет, что представители клана Учиха, в особенности мужчины, всегда обладали суровым внешним видом, но, одновременно с этим, были если не самыми, то точно одни из самых красивых мужчин деревни. Впрочем, суровость была все-таки на первом месте. Именно из-за этой черты их внешности они всегда до чертиков пугали многих людей и привлекали женщин. Но в последнее время последнего стало меньше, а вот суровость возросла, из-за чего они часто перегибали палку при задержаниях. Как итог, их стали недолюбливать сильнее, чем это было раньше. Правильно тогда в сериях Орочимару сделал замечание Тобираме: «Вы сделали их теми, кого люди всегда ненавидят больше всего». Сейчас эта ненависть набирала огромные обороты.

Сегодня мое сердце было с самого утра не на месте, но я списала это на общее, и в частности, моральное недомогание, которое стало в последнее время моим постоянным спутником. Ничего не шло в голову, глаза не могли ни на чем сфокусироваться, иногда возникало чувство, словно внутри меня пустыня и по этой безжизненной выжженной земле катится перекати-поле. Я даже никого и ничего не могла расслышать – все влетало в одно ухо и тут же вылетало в другое. Из-за этого я успела испортить несколько важных документов, неправильно их заполнив, разбить кружку, вылив на себя горячий чай, а, соответственно, еще и ошпариться, и, как апофеоз всего, упасть с лестницы, запутавшись в собственных ногах. Решение нескольких сотрудников был единогласным – срочно отправить меня домой, пока я не разнесла случайно все здание, приправив это гневными речами и замечаниями, что у меня руки сегодня растут из одного места, явно не подходящего для работы. С одной стороны, впору бы обидеться на них за это, ведь такое со мной впервые за все время работы, но, с другой стороны, я понимала их и знала причину их поведения. Обе стороны конфликта занимали выжидающую позицию – кто ударит первым. Вот только Фугаку, Микото, Итачи и я знали прекрасно, за кем будет этот первый и трагически решающий ход. Сама того не понимая и не осознавая, я пришла домой не в свою небольшую, но очень уютную квартирку, а в дом моих слез и любви. У меня появилась одна глупая привычка: если мне плохо – иду на кухню и начинаю делать все, что только можно, от готовки до уборки, перебирания всех продуктов, отклеиванию всяких листиков и так далее. А поскольку за последнее время состояние морального уничтожения было моим по умолчанию, кухня была, пожалуй, самой чистой, я бы даже сказала, стерильной комнатой в доме. А еще постоянно в холодильнике была еда, приготовленная про запас. Вот и опять, никому ничего не сказав и не оповестив о своем прибытии, прошла на кухню и стала всем на свете заниматься. Оторвалась я от этого занимательного дела, только когда меня позвали.

– Для шиноби иметь столь отличительные шаблонные черты может быть губительно, Минада-чан.

– Сколько раз вам повторять, Микото-сан, я не шиноби. – Уже давно нет смысла притворяться и строить из себя маленькую девочку перед этой великолепной во всех смыслах женщиной. За все то время, что я живу с этой семьей, Микото-сан успела стать для меня мамой, хотя сейчас будет лучше назвать нас подругами. Я хотела быть похожей на нее, по возможности перенять какие-нибудь ее черты, а если быть точнее, то научиться чисто японским манерам поведения в разных ситуациях.

– Ты повторяешь это каждый раз, но ты ведь так и не поняла смысла слова шиноби.

– Как же не поняла? Прекрасно поняла. Быть шиноби значит жертвовать всем не свете ради непонятно кого и чего, убивать просто потому что тебе приказали это сделать, может быть даже стать изгоем, предателем и врагом и искренне не понимать, а как же так на свете появляются такие организации как «Акацки». – Сарказм наше все. На это я услышала тяжелый глубокий вздох Микото, а потом почувствовала, как мне на плечо легла ее рука.

– Ты права, Минада… и одновременно с этим упускаешь другую, не мало важную часть. Быть шиноби – это быть защитником, но что именно защищать, каждый человек выбирает сам. Итачи хочет защитить прежде всего имя Учиха, а не Коноху, и что бы Саске с гордостью носил его.

– Но ведь при этом погибнет столько людей, не чужих ему. Кто же может согласиться заплатить такую цену ради защиты просто имени клана?

– Минада-чан, прежде чем я отвечу тебе, скажи, а что значит для тебя имя Учиха? – Именно в этот момент я остановилась. Что лично для меня значит Учиха? И ведь правда, я горжусь не отдельными представителями этого клана, а всем кланом в целом: их историей, их судьбой, их отношением ко многим вещам, их почитанию традиций. Так вот почему Итачи так долго решался сделать этот шаг и, якобы, сделать выбор в пользу деревни. Нет, дудки, он выбрал сторону клана, только в том плане, чтобы защитить всю ту доблесть и честь, которую несет в себе имя их клана. Стать тем единственным предателем и негодяем, который погубил такой великий клан. – Вижу, ты все прекрасно поняла, Минада-чан. И ты тоже такая. Ты хочешь защитить кого-то очень дорогого для тебя, даже если сама до конца это еще не осознаешь, но делаешь это по-своему, так, как ты можешь. Только, я не хочу, что бы мой сын вечно страдал от такой платы и ушел из жизни таким молодым, когда все только начинается. Помоги ему справиться с этой болью и ношей, пожалуйста.

– Что же я могу сделать, Микото-сан? Я не в состоянии что-либо предпринять. Все, что я могу – это лишь довериться ему. Смотря на себя в отражении, я не вижу в нем той, что способна хоть в чем-то ему помочь. Для этого у меня нет сил. – В этот момент я увидела нежную искреннюю улыбку Микото в отражении воды в раковине.

– Мой муж воспитал Итачи замкнутым, скрытным, молчаливым, и часто одиноким. А после смерти Шисуи он стал еще больше бояться подпускать к себе людей, держа их на расстоянии. Он боится их подпускать ближе и доверять им свои секреты, что бы не предали, не воспользовались, не причинили боли ему или тем, кто ему близок. Как матери, мне больно на это смотреть, но я так же вижу, что не смотря ни на что, ты дорога ему так же, как и Саске. Я знаю, Итачи может стать еще сильнее, если будет знать, что он не одинок, что не один, что в него верят и ему доверяют. И ты даешь ему эту поддержку, эту силу. Я знаю, Минада-чан, что ты ему тоже рассказала обо всем. – У меня случился ступор. Как?! Откуда?! Это же просто невозможно. Итачи бы не привел меня туда, где мог бы нас подслушать хоть кто-то.

– Микото-сан… откуда? – Я боялась выдать хоть что-то или как-то себя, и боялась, что нас так же может кто-то услышать, поэтому говорила очень тихо.

– Я ведь тоже шиноби и тоже Учиха. Не трудно было догадаться, почему ты пролежала столько без сознания, и тебя при этом не оставлял Итачи все это время. К тому же я заметила, что он помогал тебе идти тем вечером.

– Черт…

– В этом плане ты, конечно же, не шиноби. Но ты при этом больше, чем шиноби. Для Итачи, да и для Саске тоже, ты можешь стать крыльями, продолжая поддерживать и верить в них. Это гораздо труднее, но и гораздо важнее, чем физическая сила и мощь, Минада-чан. Ты важна и дорога им, и в особенности Итачи…

– С чего вы это взяли? Для него всегда Саске был важнее всех.

– Я мать, а Итачи – мой сын, и я вижу порой то, что трудно заметить остальным. Я не могу сказать тебе всего, но одно скажу с уверенностью: он никогда не причинит тебе боли, даже если очень будет стараться сделать так, что бы ты возненавидела его. И поверь, он чувствует, что ты не желаешь ему зла. – С этими словами она погладила меня по плечам, немного сжимая, и, я не знаю, как и почему, но этот разговор смог успокоить меня, хоть и не полностью. Конечно, волнение до сих пор меня тревожило, но теперь в моей душе и в моих мыслях помимо тревоги были и другие чувства и размышления. Слова, сказанные Микото, заставили зажечь пусть и маленький, но все таки огонек тепла и радости. – Ну что же, давай накроем стол. Скоро ужин.

Какое-то время все было тихо и мирно. Фугаку пришел с работы, мы сели ужинать, но было кое-что, от чего я весьма заметно напряглась. На улице уже начинало темнеть потихоньку, Саске все не было, а Итачи не спустился к столу, пройдя мимо нас и лишь кинув фразу, что не хочет есть. Наступила пугающая и давящая тишина, все молчали, но понимали одну простую истину. Что бы хотя бы не сидеть статуей, я решила сначала сделать кое-что, что по идее должна была сделать Микото – отнести еду в комнату Итачи. Но как только я взяла тарелку и сделала пару шагов к выходу из кухни, она забрала тарелку у меня из рук.

– Я сама это сделаю, Минада-чан, оставайся здесь. – Я была напугана. По-настоящему и впервые. Чем всегда отличалась Микото, так это тем, что она всегда могла спрятать любые переживания и негативные эмоции за искренней и совершенно не наигранной улыбкой. Полное осознание того, что мои страхи осуществятся сегодня ночью медленно и мучительно подбирались ко мне. Сначала онемели ноги – я боялась даже случайно дернуть ими; постепенно начали трястись коленки и пальцы рук, к спине словно приложили замороженный кусок мяса, во рту пересохло и я словно потеряла способность говорить. Из этого ступора меня вывел голос Фугаку.

– Минада. – Требовательный, строгий голос, не терпящий каких-либо пререканий – именно этот голос заставил меня начать реагировать на происходящее, отрезвляя и приводя в чувства. – Сейчас ты немедленно покинешь этот дом, а затем и квартал Учиха. Вернись в свою квартиру и закрой входную дверь и окна на все замки. Уходи узкими тропинками между домами и избегай широких улиц. Ни в коем случае не приближайся до завтрашнего утра к зданию полиции Конохи. Не смей оборачиваться назад, не реагируй на любые звуки. Твоя задача – добраться до дома. Ты поняла меня?

– Да, Фугаку-сама. – Не смея прерывать отца семейства, я начала спешно собираться. У меня наверняка не больше получаса, чтобы проделать путь от их дома до своей квартиры по узким проходикам между домами. А еще нужно обойти здание полиции, которое находится так же рядом с кварталом Учиха. Благо, я хорошо помню расположение улиц, перекрестков, проулков, различных ларьков и парков. Я смогу пройти это расстояние, тем более, что уже для тренировки это делала. Единственная моя проблема – это звуки, которые определенно будут меня сопровождать все это время. Нужно на чем-то сосредоточиться. На чем же?

Уже обуваясь в коридоре, Фугаку подошел ко мне, однако повернулся спиной, скрестив руки на груди.

– Я горжусь тобой. Что и следовало ожидать от моей дочери. – Меня прошибло. Внутри все как будто рухнуло куда-то вниз. Что бы не разреветься, я со всей силы прикусила губу. Я вижу эту спину в последний раз в своей жизни. Последнее, что я хотела узнать у него, только одно…

– Фугаку-сама… Саске…

– Все будет хорошо. Я обещаю. – Его взгляд, которым он посмотрел на меня, придал мне уверенности и решительности. – Иди.

С этими словами я сорвалась с места. За то время, что мы прощались, солнце успело сесть. Прошу тебя, время, остановись хотя бы на мгновение. Но нет, оно безжалостно и неумолимо. Фугаку-сама – первый человек, с которым я познакомилась в этом мире, тот, кто принял меня в свою семью, кто доверился мне и не раз помогал мне. Да, порой он был невыносим в своей строгости и непреклонности, не терпел долгих дискуссий и обсуждений альтернативных вариантов решения какой-либо задачи. При этом часто прислушивался к мнению своих товарищей, принимая решение, опираясь одновременно на все мнения и не принимая ни одного из них. Сейчас, прожив с этим человеком под одной крышей столько времени, я могу сказать точно – он был хорошим главой клана. Микото-сан… милая и нежная, добрая и внимательная, в меру строгая и требовательная, образец и идеал матери. Ее уроки были для меня бесценны. Она научила меня выглядеть и вести себя как истинная японка из высокого общества и одновременно позволяла мне быть самой собой, позволяя предпочитать платьям штаны и футболки. Но, что еще важнее, она была любящая и любима. Да, наверно именно такую женщину можно считать идеальной женой, ведь не смотря ни на что она продолжала поддерживать Фугаку и быть на его стороне, и до самого последнего момента будет с ним. Но и не забывала о детях, которых любит бескрайне. Тодои-сан, Фукацу-сан… Вы были первыми в полицейском участке, кто стал ко мне хорошо относиться и помогали мне, обучая новой профессии. Истории про ваши похождения ночные я будут помнить всю жизнь – может даже книгу напишу, потому что эти рассказы определенно заслуживают отдельной книги. Вы никогда не относились ко мне как к ребенку. Всегда строго спрашивали с меня результаты по делу и при этом могли вместе пошутить над кем-нибудь или чем-нибудь. При этом, когда нужно было быть серьезными, вы выполняли все четко и грамотно. Я поняла за это время одну такую истину: что бы понять Учиха – надо быть Учиха, или хотя бы прожить с ними какое-то время. Их трудно понять, их трудно расположить к себе, но если они приняли тебя – они всегда будут относиться к тебе искренне и открыто. Возможно иногда их методы не понять простым людям, но всегда, что бы они не делали, как они это не делали, это всегда ради защиты своей семьи. Ради семьи они пойдут на все.

Стала ли я Учиха за это время? В плане фамилии – нет, я так и не взяла ее. Но в плане воспитания – да, определенно и точно я смогла убедиться в том, что если бы мне было суждено именно переродиться в этом мире, я определенно была бы Учиха. Я горжусь этим кланом, и эту гордость и любовь я пронесу через всю жизнь, с гордо поднятой головой, громко произнося имя этого великого клана. Мадара… Ты всегда делал все возможное для защиты клана. Как же жаль, что тебя нет именно сейчас в Конохе. Все верно: шиноби – это защитник. А что защищать и как защищать – каждый решает для себя сам. И совсем не обязательно цели каждого шиноби должны совпадать. Сколько людей – столько и мнений.

Я бежала, но из-за слабой физической подготовки быстро начала задыхаться, потому остановилась всего на минуту, как мои уши прорезал оглушающий крик, который довольно быстро прекратился. Новая волна страха и паники начала накрывать меня, и я бы наверно, как любой нормальный человек в такой ситуации, закричала бы, остолбенела и смиренно дождалась своего часа смерти, будучи застигнутой посреди улицы, глупо выбежав из укрытия в виде непроглядной тьмы между домами. Вместо этого я прижалась к стене одного из домов, практически вжимаясь в него и решила переждать какое-то время. Крик раздался совсем неподалеку от моего укрытия, значит, убийца рядом. Но поскольку был открытым вопрос, кто это именно, самым лучшим выходом я посчитала застыть на месте в укрытии. Если быть точнее, то спрятаться в коробке, которая валялась неподалеку. Хоть внутри и было тесновато, тем лучше было для меня. На моей стороне отсутствие чакры и знание местности. Какое-то время я продолжала слушать мужские и женские крики и вопли, плач детей и звуки разлетающихся вдребезги предметов. Как же это сейчас символично. Каждый из этих разбитых предметов как олицетворения разрушения целой семьи. Кто-то пытался сопротивляться, поэтому иногда проскакивал лязг и скрежет метала. Мозг самопроизвольно рисовал чудовищные картинки, опираясь на имеющуюся информацию. Через какое-то время звуки стали удаляться дальше, ближе к дому родителей Итачи и Саске, поэтому я рискнула вылезти из укрытия и побежать дальше. А дальше была полиция Конохи…

Не знаю, каким таким чудом я не высунулась на квартал вперед. Наверно чертов Хагоромо наблюдает сверху на все это и помогает. Обстановку я не видела, что там именно происходило возле ступеней на входе в здание. Все, что я могла делать – это слушать звон цепей и разговор двоих.

– У тебя хорошие глаза. Я их заберу.

– Итачи, спаси меня… – Изуми… Значит ход истории такой же, как был описан в аниме, а не в новелле об Итачи. Глупая девчонка… Поражалась этому моменту еще в аниме. Она сделала всего пару атак, и, осознав, что они не сработают и она во много раз слабее Обито, сразу же забилась в истерике, моля и зовя на помощь того, кто явно далеко. Может быть это прозвучит и жестоко сейчас от меня, но мне кажется, что так себя вести было бы логично такой как мне, то есть человеку, совершенно криворукому и несмыслящему в ремесле шиноби, но не ей, не той, кто учился быть шиноби. Мгновение и мои уши снова прорезал крик, только теперь женский, и я точно знала, кому он принадлежит. Хочется ли мне плакать? Глупый вопрос, и не менее глупый ответ. Конечно, ведь сейчас умирают те, кто стал для меня семьей и кого я люблю. Но на это нет времени. Если я сейчас дам волю своим эмоциям я точно и сама тут помру, а этого допустить нельзя. Собрав всю свою волю в кулак, я постаралась мысленно стать хладнокровнее, и, выждав какое-то время, двинулась дальше.

Каким-то чудом я выбралась из всего этого кошмара. Поднявшись в квартиру, я моментально закрыла дверь на все замки, что только есть, но окна оставила настежь открытыми. Кто-то скажет, дура, что так поступила, ведь тебе дали четкие указания, что делать. Ну и пускай для всех я буду ею. Но я так же знаю, я уверена, что он придет, он захочет со мной увидеться в последний раз на прощание. И я буду ждать его. Похоже, Микото-сан, вы оказались правы. Я действительно полюбила его, по-настоящему, в этой реальности, и совсем не по-детски. Он дорог мне, и для его защиты я переверну этот мир вверх тормашками, если понадобится.

Я стояла у одного из открытых окон, рассматривая селение через тонкую тюль. Удивительно, эта занавеска сейчас выглядит ужасно символично. За этой занавесой целый мир. Вся деревня уже ложится спать, даже одинокие фонари уже горят, но жизнь продолжается. Но для меня, находящейся по другую сторону этой занавески, сейчас все остановилось. Пустота и вечная скорбь – вот и все, что меня сейчас наполняет изнури. А еще гнев… Коноха, Хокаге, Данзо, Старейшины… возможно, будь у меня сейчас силы, я бы забыла обо всем и прямо сейчас кинулась на них, переламывая каждому из них каждую косточку в их теле, каждый сустав, каждый орган. Но нет, нужно успокоиться и стать хладнокровной. Моя месть будет ледяной для последних в этом списке. Хоть я и стою в тончайшем легеньком красном платье до колена на тоненьких лямках, которое служило мне ночнушкой, я не чувствовала ни холода ни ветра, хотя было и то и другое. Распущенные волосы трепало во все стороны и скорее всего они уже спутались, но и это меня не напрягает. А потом я почувствовала, словно кто-то стоит за моей спиной, но не приближается. Как странно, моему телу 8 лет, но я и сама сейчас чувствую, как визуально кажусь взрослее.

– Находиться спиной к противнику чревато быстрой смерти.

– Для тебя я не противник. При желании ты мог бы уже раза три точно меня убить всего одним своим выпадом и я даже не поняла бы, что случилось. Но я знаю, ты этого не сделаешь.

– Я убил всю нашу семью, весь клан, принял сторону деревни и не оправдал твоей веры в меня, и ты все еще веришь, что моя рука не поднимется еще раз?

– Ну, если ты уверен в обратном, то вперед, действуй. Я сопротивляться не стану и отдамся твоей воле. – Повернувшись к Итачи лицом, я едва не столкнулась с ним – никак не предполагала, что он окажется настолько рядом со мной, что я смогу почувствовать его дыхание, его запах, красные дорожки на щеках от уже пролитых слез, и еще… запах крови, в которой было его лицо, руки, униформа АНБУ. Он не стал прятаться за свою маску АНБУ, и в итоге я могла в последний раз насладиться и попытаться запомнить каждую черту на его лице. Не важно, просто на прощание или перед своей смертью, но я хочу чтобы эти глаза преследовали меня каждую ночь, хоть в кошмарах, хоть в светлых снах, что бы в каждом прохожем я пыталась найти его, что бы помнить его вечно до нашей следующей встречи.

Он поднял руку, в которую была вложена окровавленная катана. Вот и все. Похоже, ты сделал свой окончательный выбор, Итачи, решив устранить ту единственную помеху, которая может нарушить все твои планы касательно Саске. Ну что же, я не стану закрывать глаза, делать последний глубокий вдох, молить о пощаде или плакать. Нет. Я приму твое решение, каким бы оно не было, и буду смотреть на тебя с искренней улыбкой до самого последнего момента.

Я уже ждала боли от смертельной раны, но ни через секунду, ни через тридцать этого не произошло. Вместо этого я почувствовала что-то мокрое на своем плече и жар, окутывающий меня. Когда сознание стало ясным, все прояснилось. Итачи крепко обнимал меня, прижимая к себе. Он дрожал… и плакал. Катана со звоном упала на пол. Кровь с его одежды перекинулась на мою и стала жадно поглощать и без того красную материю. Но мне было все равно. Я не оттолкну его, хоть запах крови мне неприятен. Вместо этого я прижала его в ответ, обвив руками его талию. Кончиками пальцев я почувствовала, что теперь они тоже в этой липкой и склизкой жидкости, но ничего. Кровь с тела можно смыть, телесные раны залечить, а вот израненную душу практически невозможно. Но я постараюсь. Я стала гладить его по спине, тихонько напевая ему на ухо какую-то мелодию, и постепенно его дрожь прекратилась.