Текст книги "Расскажи мне всё! (СИ)"
Автор книги: Меня зовут Лис
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– Простите, – кричу я на прощание своему «несостоявшемуся» проводнику, посылающему мне вслед ругательства, – похоже, я остаюсь.
Такси не удаётся найти более получаса, и, когда наконец поиски увенчиваются успехом, я запрыгиваю внутрь, называя адрес Финника. Именно с ним я должна поговорить в первую очередь. Возможно, и Пита я смогу застать там же.
Машина плетётся до Деревни Победителей так долго, будто едет из другого дистрикта. А может, мне просто кажется, что время остановилось. Водитель – пожилой мужчина с густыми седыми усами болтает без умолку и, всякий раз пошутив, поглядывает в зеркало заднего вида, пытаясь узнать мою реакцию, но я ничего не слышу из того, что он говорит мне.
Когда мы доезжаем до дома Одэйра, к логичному объяснению действий Пита я не приближаюсь ни на шаг.
Я расплачиваюсь с таксистом и подхожу к крыльцу. Дверь оказывается не заперта, и я попадаю в уже знакомую просторную гостиную.
– Китнисс? – хозяин дома выходит мне навстречу, удивленно разводя руками. – Что ты здесь делаешь? Разве ты не должна…
– Финник… – я скидываю куртку Пита с плеч и бросаю свою сумку в кресло. – Ты же не стал бы мне врать, да?
Он склоняет голову, усомнившись, не послышалось ли ему.
– В смысле?
– Я заметила некоторые мелочи… – делаю шаг вперёд и застываю, потому что внезапно меня осеняет. Финник!
Почему я сразу о нём не подумала в таком ключе. Ведь они соседи в роскошной капитолийский высотке. И Победители. Оба.
Моё сердце ухает вниз.
– Китнисс … я не уверен, что понимаю тебя.
Я делаю шаг назад, прикрывая ладонью рот. Мне становится ещё хуже. Собираю волю в кулак и выдавливаю из себя вопрос, но выходит практически хрип:
– Что тебе известно о значении слова «эскорт»?
Покачав головой, Финник выставляет перед собой руки:
– Китнисс, пожалуйста… послушай меня.
Но я не слышу, потому что мои самые плохие предположения оказываются правдой. Нет. Я не могу это принять.
Я кидаюсь к входной двери, но Победитель догоняет и обхватывает меня сзади, прижимая к своей груди. Я начинаю на него кричать, но Одэйр зажимает мне рот ладонью.
– Успокойся, – шепчет он мне на ухо. – Ты же знаешь, я сильнее, поэтому прекрати вырываться и орать! Я не причиню тебе вреда! Я все ещё твой друг!
Я брыкаюсь, стараясь вырваться и хватаюсь обеими руками за его ладонь, отдирая её от своего рта.
– Зачем ты лгал? – кричу я на него.
– Ты права, Китнисс, ты права. Я соврал. Но если ты успокоишься хоть на две секунды и перестанешь дергаться, я объясню почему.
Он выпускает меня из рук, и я сползаю на пол. Финник присаживается на корточки рядом и смотрит на меня своими бирюзовыми глазами. В них плещется боль, жалость и что-то ещё неуловимое для меня, что-то, что я не могу разобрать.
– Все эти твои истории, шуточки, рассказы о детстве. Ты всё знал! И молчал, хотя видел, как я пытаюсь понять, что случилось с Питом! Я тебе доверяла! – я отворачиваюсь от него. Не могу видеть! Злость накрывает меня, и я пытаюсь снова сбежать, но Финник предусмотрительно хватает меня за запястье.
– Я врал, чтобы защитить тебя. А не чтобы навредить. Ты же мне веришь, да?
– Он отпускает меня и разворачивает лицом к себе. Я тру те места на руках, за которые Одэйр держал меня, и поднимаю на него глаза.
– Пообещай, – резко бросаю я, – никогда больше не врать мне.
– Обещаю, – устало говорит Победитель, – пойдём, нам предстоит долгий разговор, поэтому дай хотя бы кофе выпить.
Он проходит на кухню, а я иду следом за ним.
– Где Пит? – спрашиваю я, начиная мерить шагами комнату.
– У себя дома, – он терпеливо ждет, пока я брожу туда-сюда. Набирает воду в кофейник и ставит его на плиту.
– Обещай меня выслушать, ладно?
– Я слушаю.
– Китнисс, пойми, – начинает Финник таким тоном, словно никакая земная сила не заставила бы его делиться этой информацией, – все Победители обязаны делать это. Я не знаю, каким образом он договорился со Сноу о том, чтобы тебя это не коснулось, но Пит тебя спас.
Нет. Только не опять.
Я опускаюсь в кресло и закрываю глаза от усталости. Скорее эмоциональной, чем физической.
– Но ты не должна себя винить, Китнисс. Это было его решение! Он бы никогда себя не простил, если бы тебе пришлось занять место рядом!
«Он вынужден расплачиваться за то, что совершила я», – бьется совесть внутри, ломая ребра.
– Китнисс, ты слышишь меня? Я понимаю, что это тяжело принять, но подумай сама, ведь лучше так, чем убивать себя вместе?
Стыд накатывает горячими волнами, по спине скатывается капелька пота. В то время как я закрывалась от него и избегала, Пит, получается, страдал за нас обоих?
– Он не хотел, чтобы ты знала. С самого начала запретил всем говорить.
Пит ни разу не снял свою защиту. Грубость. Сарказм. Всё это игра. Прочная каменная стена, возведенная после стольких лет боли и унижения. Теперь мне это ясно.
– Когда это закончится? – задаю я единственный вопрос, стирая тыльной стороной ладони сбежавшую слезу.
– Не знаю, – отвечает Финник, и в его голосе сквозит такая безысходность, что моё сердце сжимается. Впервые на моей памяти он признается в том, что чего-то не знает. Хозяин дома подрагивающими руками пытается насыпать сахар в кофе, но тот рассыпается на стол. – Возможно, никогда.
Комментарий к Глава 12. Мальчик, вновь спасший её жизнь
Добрый день, мои любимые читатели. ❤️
Я хотела поделиться с вами радостью, потому что начала писать новую историю, которая, надеюсь, вам также понравится. Я буду очень рада встретиться с Вами на ее страницах, там совершенно новые герои, придуманные мной, но я обещаю, если Вы дадите им шанс, они Вас приятно удивят.
Добро пожаловать:
https://ficbook.net/readfic/8663797
========== Глава 13. Мальчик, который ей больше не верит ==========
Комментарий к Глава 13. Мальчик, который ей больше не верит
Иллюстрация к книге от прекрасной AnnaEsme:
https://funkyimg.com/i/2Z5HK.jpg
– Следующий!
Медленная усыпляющая песня играет из колонок над головой, когда я, наконец, подхожу к кассе чтобы внести оплату за отправку машины в Капитолий. Автомобилю нет ещё и года, так что за него можно будет выручить довольно крупную сумму денег. И пока это единственный положительный момент сегодняшнего утра.
Кассир даже не попытается натянуть дружелюбную улыбку и что-то бурчит себе под нос, проводя карточкой по платежному терминалу.
– Подпишите здесь, – громоподобным голосом, заглушающим даже шум в холле и играющую музыку, чеканит она и, получив мой росчерк, протягивает квитанцию.
Сквозь прозрачное стекло я бросаю последний прощальный взгляд на свой чёрный седан, припаркованный возле здания, и, подписав еще один бланк, протягиваю документы и ключи.
Идти обратно приходится пешком. Удивительно непривычно так много ходить, но родительский дом находится недалеко, поэтому путь занимает не более получаса.
Я поднимаюсь наверх, хватаю футболку и стаскиваю её через голову. В кармане вибрирует телефон. Лениво потягиваясь, вытаскиваю его из кармана, и чуть не роняю в следующий миг, прочитав сообщение от Финника.
Пит,
Она не уехала и всё знает.
Приезжай, как только сможешь.
Ох, дерьмо!
Меня уже давно трудно чем-то напугать, но сейчас готов поклясться, что еле дышу от страха. Внутренности сжимаются, а сердце запускает обратный отсчёт до того момента, как мне придётся посмотреть в её глаза. Что я там увижу? Отвращение? Жалость? Этого я точно не вынесу.
Хватаю чистую рубашку и, засунув телефон в карман, выскакиваю из дома, стараясь не выложить весь список ругательств, существующий в моей голове. Если Китнисс в очередной раз доказала, что не так проста, как кажется, то вот я впервые за много лет реально облажался, и если кому и надо навешать за то, что грязная правда начала сочиться из всех щелей, то только мне. И расхлебывать придется тоже. Да уж, день обещает быть длинным.
***
С некоторой неохотой покидая салон такси, я поеживаюсь от прохладного ветра и окидываю взглядом особняк Одэйра. Нужно всего лишь переступить порог, ну что в этом сложного? Стрелки часов уже подобрались к полудню, но солнце до сих пор не показалось из-за серых туч.
Проводя рукой по волосам и набрав в грудь побольше воздуха, открываю дверь и решительно шагаю внутрь.
Я прохожу в гостиную, стараясь ступать как можно аккуратнее, и замечаю Китнисс. Она стоит неподвижно, разглядывая картину, которую я подарил Финнику пару лет назад. На полотне широкими густыми мазками изображён мальчик, сидящий на поломанном, полуразрушенном пирсе. Впереди лишь бескрайнее море. Не знаю, чем она ему понравилась, но, увидев, Одэйр попросил её себе. Девушка касается кончиками пальцев слоев краски, полностью растворившись в своих мыслях.
«А я растворяюсь в ней»
Смотрю на её спину, не решаясь пошевелиться и гадая, почему Китнисс решила вернуться, и что вообще сейчас творится в её голове. Как много Финник успел рассказать?
Хочу протянуть руку и прикоснуться к ней, но не делаю этого. Вряд ли она теперь обрадуется моим объятиям. Чтобы совладать с руками я засовываю их в карманы джинсов.
Вся ситуация кажется какой-то неправильной. Комната тонет в молчании, а в воздухе растекается неловкость. Я делаю шаг вперёд, половица под моим ботинком скрипит, и Китнисс резко оборачивается, впиваясь в меня взглядом воспалённых глаз.
Я жду.
Жду, пока она отреагирует на моё появление.
Жду слёз.
Жду истерики, потому что точно знаю, она случится.
Но ничего не происходит.
Мы стоим в тишине несколько минут. Своим молчанием она словно обвиняет меня в произошедшем, и я решаюсь заговорить первым:
– Ты не должна была возвращаться.
Девушка не издает ни звука. Она даже не двигается. Я подхожу на шаг ближе, разбивая удобно расположившееся между нами молчание.
– Я так понимаю, ты не желаешь со мной разговаривать, всё ещё дуясь из-за вчерашнего, – с напускным безразличием отмечаю я, отчего девушка одаривает меня колким взглядом, словно окуная с головой под воду. – Ну что же, это твое право.
Позволяя глазам то, что не могу разрешить рукам, я скольжу взглядом, очерчивая черты её лица. Пытаюсь понять о чем она молчит, но чем дольше всматриваюсь в пучину темных глаз, тем шире и глубже становится зияющая дыра внутри моего сердца.
– Ты вообще собирался рассказать мне?
– Нет.
В серых, как небо за окном, глазах читается обида. Её голос ровный, он не дрожит, но я могу различить в нем жалость, вину и что-то ещё, пока не могу понять что именно. Возможно, беспокойство? Хотя если она и беспокоится обо мне, то лишь из чувства долга, уж я-то знаю. Вечная «проблема» жителей Шлака – не быть никому должным. Правда, сердце всё равно пытается ухватиться за тонкую призрачную ниточку: вдруг это забота или даже любовь.
Глупо.
Такого слова в её голове не существует, по крайней мере, в отношении меня точно.
– Почему, Пит? – голос пронзительный и глухой, будто тупым ржавым ножом режет.
Больше всего я опасался именно этого вопроса. Как объяснить, почему я хотел защитить её даже после того, как она сама отказалась от меня?
Проходит пять секунд.
Десять.
Пятнадцать.
Тело Китнисс напряжено и натянуто как струна – тронь и лопнет. Девушка резко втягивает воздух и смотрит на меня немигающим взглядом.
– Ты поэтому всё время мне врал?
– Так для тебя будет лучше, – произношу я, а затем по привычке тянусь в карман за сигаретами, но тут же одёргиваю себя. – Пусть хоть один из нас остается свободным. Если бы мне пришлось вернуться в прошлое и принять решение заново, я бы ничего не поменял, – замечаю, как она тяжело сглатывает, крепко зажмуривая глаза. – Ты можешь жить дальше, словно Игр никогда не было. Тебе нужно просто вернуться домой и всё забыть.
Её пальцы тянутся ко рту, зажимают его, будто пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Она хочет что-то сказать, но не может.
– Не надо, – прошу я, всё-таки протягивая руку, но Китнисс меня отталкивает, упираясь ладонью в грудь. Девушка бросает в мою сторону предупреждающий взгляд и качает головой.
– Четыре года, Пит! – Я стою неподвижно и наблюдаю как она начинает шагать вперед-назад, гневно сжимая кулаки. С чего такая ярость? Мы же вернувшись с Игр вроде пришли к соглашению, что каждый идёт своей дорогой. – Четыре года! Мы бы что-нибудь придумали. Ты, я и Хеймитч – мы же одна команда.
Я шумно выдыхаю и откидываю голову назад.
– Позволь мне решать свои проблемы самому, ладно? Это уже не твоя забота!
– Я вижу, как ты их решаешь, – бросает она, вскидывая руки в стороны. – Уже четыре года успешно решаешь! Судя по количеству твоих… поклонниц… ты в этом очень преуспел!
Закрываю глаза, потирая переносицу, и уже жалею о том, что попытался ей что-то объяснить. С Китнисс Эвердин разговаривать языком логических доводов и разума бесполезно. Мог бы и сразу догадаться.
– Хорошо, раз у тебя есть предложения, я готов выслушать, – конечно, я блефую, заранее зная, что она ничего не сумеет придумать, но не могу удержаться. Китнисс же открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег и оставленная задыхаться. – Молчишь?! Ты же только что собиралась решить все мои проблемы? Какое тебе вообще до меня дело, Китнисс? Четыре года ты слышать обо мне не желала. Зачем ты вернулась сейчас? Чего ты от меня хочешь?
Я скрещиваю руки на груди, пытаясь затолкать всю обиду, боль и унижение, которые мне пришлось испытать подальше, но они продолжают упорно лезть наружу, словно вязкая черная смола, заполняющая глотку и не дающая вдохнуть.
– Я хотела узнать что с тобой, – нерешительно произносит она, и меня в прямом смысле начинает трясти. Гнев вспыхивает внутри словно крошечный костёр, пуская ввысь столб раскаленных искр, но вместо того, чтобы затушить его, я подхватываю этот огонь и раздуваю. Это чувство похоже на лесной пожар, что перекидывается от одного дерева к другому, позволь огню разгореться и его уже не остановить.
– Ты нашла ответ? – я не замечаю, как начинаю повышать голос.
– Да, – испуганно шепчет она. – Я просто видела что с тобой что-то не так и хотела помочь…
«Так вот в чём дело!»
– Ты поэтому поцеловала меня вчера? Это что подачка такая? Акт помощи и милосердия?
– Пит, прекрати! Ты всегда был мне дорог.
«Тоже мне утешение!»
– Ты забыла добавить «как друг», «как напарник», «как союзник», – мой голос звучит пронзительно и резко.
– Не только… ты всегда был особенным…
– Был? – перебиваю её. Это короткое слово не сможет выразить всё то, чего я лишился, когда моя жизненная линия раскололась пополам, с громким треском перебросив меня из «до» в «после».– Если ты ещё не заметила, тот влюблённый в тебя когда-то идиот давным-давно умер, – злость в моем голосе заставляет её притихнуть. – Я не он и снова им не стану. И признайся уже, хотя бы сама себе: он никогда тебя не интересовал.
– Пит, это не правда…
Мои слова превращаются в шипение. Вот он – настоящий Пит Мелларк, тот, кто прячется за одной из множества масок, дорогими костюмами, сладкими улыбками и фальшивым смехом.
– Вчера ты целовала не его, Китнисс. Прежнему Мелларку никогда не перепадала такая честь. И знаешь, что меня больше всего задевает? – она испуганно качает головой, её глаза блестят не то от ярости, но то от непролившихся слез. – Ты целовала того, кому не составит труда соблазнить любую девушку. Ты ничем не лучше всех тех…
Но я не успеваю договорить, потому что Китнисс бросается мимо меня через холл по лестнице наверх, захлопывая дверь у себя за спиной и запираясь в ванной. Вот же упрямая девчонка!
Я следую за ней, несколько раз дергаю дверную ручку, но всё бесполезно.
– Открой дверь, я не закончил!
Проходит пара минут. Гнев отступает, словно морская волна, оставляя за собой широкие борозды сожаления. Я опускаюсь на пол, прислоняюсь спиной к белому полотну, притягиваю колени, обхватывая их руками и запрокидываю голову, упираясь макушкой в дверь. Разве можно ненавидеть себя сильнее, чем я уже делаю это?
Однозначно, да.
– Китнисс, открой дверь.
Ничего.
Никакой реакции.
Она не отпирает и продолжает игнорировать меня.
– Пожалуйста, – прошу я вежливо. – Давай закончим этот ужасный разговор, и можешь быть свободна. Ты мне ничего не должна, ясно, – я снова стучу костяшками пальцев в дверь, но ответом по-прежнему служит тишина.
Да уж… Моя выдержка заметно потрепалась за последнюю неделю. Знаю, что должен извиниться за свои слова. Не надо было упрекать её (пусть даже и справедливо), что она четыре года назад не оценила мои неумелые попытки понравится ей. И уж точно нельзя было обвинять её в распущенности. Идиот. Только не Китнисс. Зачем я вылил на неё весь этот бред? Вина начинает прорастать внутри тонким ростком, распуская токсичные листья стыда и обличения.
– Китнисс, прости, – прислонившись головой к двери, говорю я. Надеюсь, она слышит. – Я наговорил глупостей. Извини меня.
Ответом, как и прежде, служит молчание.
Скорее всего, я бы и сам на ее месте не захотел разговаривать со мной прямо сейчас. Но отступать уже поздно. Все, что я могу сделать – ждать, пока она не будет готова услышать правду.
Время идет, отбивая стрелками ровный ритм. Я смотрю на часы, наблюдая за их размеренным ходом, когда дверь позади меня распахивается, наполняя темный коридор светом. Я подскакиваю на ноги, пересекаясь с девушкой взглядом. Не говоря ни слова, Китнисс протискивается мимо меня и убегает вниз по лестнице.
– Китнисс, подожди! – кричу я, в то время как она перепрыгивает через две ступеньки. Сердце пропускает пару ударов, я спешу за ней, пытаясь поймать, прежде чем она уйдет. – Стой! – Девушка пытается вырваться, но я хватаю её за руку. Я не могу позволить ей просто сбежать и наделать ошибок. – Прости меня.
– Отпусти, Пит, – говорит она слабо. – Я сейчас не хочу находиться рядом с тобой. Мне просто нужно подумать.
Убирая руки, смотрю ей в глаза.
– Я понимаю тебе нужно время, но пожалуйста, не уходи.
Я знаю каково это – жаждать сбежать от правды, бьющей ярким прожектором прямо в глаза, но наступает день, когда вместо того, чтобы бежать, нужно остановиться и, повернувшись, встретиться с ней лицом к лицу.
– Не уйду, мне просто нужно на воздух, – обещает она и, выскочив на улицу, не поворачиваясь, срывается с места.
***
Тело работает быстрее мозга, и я бегу куда глаза глядят, лишь бы прочь из дома. В эту минуту он словно огромная каменная глыба, нависающая надо мной, накрывает своей тенью. Я больше не могу находиться внутри. Мне нужен воздух. Ветер треплет мои волосы, осыпая лицо влажными каплями, но я не останавливаюсь. Я бегу все дальше от Деревни Победителей до дикого пляжа, за которым по всей видимости никто не ухаживает. Он завален камнями и осколками старого дерева, прибитыми течением. Но здесь тихо, а это всё, что мне сейчас необходимо.
Присаживаюсь, опираясь спиной на лежащий на песке срубленный ствол, и, чтобы успокоиться гляжу вдаль на прибывающие волны, прислушиваясь к их размеренному шуму. Сейчас прилив, а, в голову приходит странная мысль, что, если сидеть не двигаясь, к завтрашнему дню я окажусь по пояс в воде.
Волна с силой наступает вперёд, разрушая построенный детьми на песке замок, и я понимаю, что точно также нарушила границу, которую не должна была переступать. Линию, на которой Пит построил стену из кирпичей и повесил знак «Не входить».
Какой же я была наивной идиоткой все эти дни. Нет, годы.
Я ужасно зла.
На него – за все, что он сейчас сказал.
На себя – за то, что ничего не замечала или просто делала вид, что мне всё равно.
На жизнь – за то, что невозможно отмотать время вспять и исправить случившееся, ведь единственное, чего он боялся перед Играми – это потерять себя.
Так и случилось. Он всё-таки променял свою свободу на мою жизнь и я ненавижу себя за это.
Я должна была догадаться, ведь в этом смысле Пит легко предсказуем!
Внутри меня клокочет бушующее море из страха и вины, к которому ледяными потоками примешивается и другое чувство – щемящая боль. Я не заслуживаю его жертв!
Зажимаю рот ладонью, надеясь, что никто не услышит моего крика. Прижимаю ноги к груди, до боли закусывая нижнюю губу. Сруб, уже покрытый паутинкой ярко-зелёной плесени, цепляется за волосы, и я, случайно дернувшись, вырываю прядь с корнем. Сердце, доверху наполненное кровью, ноет так сильно, что способно пробить рёбра. И я, раскачиваясь вперед-назад, пытаюсь успокоиться.
«А ведь Хеймитч знал», – мелькает в голове мысль.
– Почему? – вопрошаю я, поднимая глаза к небу, будто ушедший ментор сможет мне ответить. – Почему ты мне не подсказал? Ведь мы же с самого начала были заодно, понимали друг друга с полуслова.
«Пит ему не позволил…» – нашептывает внутренний голос.
Воспоминания обрушиваются на меня раскаленными копьями, вонзаясь в тело и заставляя сгорать от стыда. Он знал и молчал, а я смеялась над Питом…
Я провожу по лицу рукой, убирая назад прилипшие ко лбу волосы. Тогда я случайно увидела Мелларка на экране и, толкнув заснувшего ментора в бок, произнесла: «Я же говорила, что ему понравится в Капитолии. Смотри, сияет, как начищенный четвертак!». Хеймитч лишь, покачал головой и, откинувшись обратно на диван, произнес: «Знаешь, проживи ты хоть сто жизней, и всё равно не заслужишь такого парня». «Куда уж мне», – усмехнувшись, ответила я. Тогда его слова мне показались пьяным бредом, теперь же я ясно могу понять смысл фразы, брошенной ментором в ответ. Я действительно не заслуживаю Пита!
Меня окунает сначала в жар, затем в холод.
Я не смогу вернуться обратно в дом!
Не осмелюсь на него даже глаза поднять!
Как же невыносимо осознавать, насколько происходящее несправедливо.
В горле образуется ком, а сердце словно кто-то сжимает в кулак. Я хочу остаться здесь, свернувшись калачиком на холодном мокром песке. Или бежать! Бежать, бежать и не оглядываться!
Но выходит, я снова его предаю? Просто ещё один человек, который его бросил и причинил боль. И в этот миг внутри меня рождается твёрдая, как бетонная стена, уверенность в том, что больше я его не оставлю. Если ему станет легче, пусть кричит и оскорбляет меня последними словами. Их запас не бесконечен. Даже у Пита. Я вытерплю.
Душа разрывается, но слез уже нет. Зато есть цель.
Собравшись с силами, я встаю, отряхивая от песка ставшие влажными брюки, и возвращаюсь обратно. Хватит убегать от правды: я и так слишком долго это делала.
Стараясь не шуметь, открываю дверь и захожу в гостиную, ступая едва слышно, словно на охоте, и вижу Пита. Конечно же, он меня не замечает. Парень сидит на стуле, закрыв руками лицо. Солнце освещает его макушку, играя бликами в волосах и вплетая в них золотистые тонкие нити.
Подхожу ближе, убираю его ладони и сажусь к нему на колени.
«Дыши», – приказываю я своему телу.
Беру его лицо в свои руки и поднимаю, чтобы он взглянул на меня. Но Пит не открывает глаза.
– Можешь мне ничего не объяснять, – шепчу я и прижимаю его голову к себе, осторожно целуя в макушку. Он обнимает меня и зарывается лицом в мою шею. От его теплого дыхания по спине бегут мурашки, и разливается мягкое тепло.
Наконец Пит поднимает на меня взгляд, и я понимаю, что не существует таких стен, которые смогли бы скрыть опустошенность, что чёрным океаном плещется в его глазах. Она читается так ясно, что я невольно закусываю губу, боясь вновь заплакать.
Что же с тобой случилось, Пит?
– Мне не обязательно знать, – словно отвечая на собственный вопрос, шепчу я, отрицательно качая головой, и снова прижимая его макушку к груди.
Я слушаю, как бьется его сердце. Сердце, которое как он считает, уже не способно любить, когда на самом деле любит так же сильно, так же самоотверженно как и раньше. Он всегда поступал только так: либо все, либо ничего. Смогу ли я когда-нибудь отплатить ему за ту жертву, которую он принес во имя моей свободы? Мой долг – это целая жизнь. И это пугает больше всего на свете.
***
В комнате темно, и лишь по полу стелется тонкая белая дорожка света от луны. Чем сильнее я стараюсь уснуть, тем дальше от меня бежит сон. Моральная усталость, навалившаяся сегодня, не даёт ни телу расслабиться, ни разуму очиститься от мыслей. Большие деревянные часы внизу в гостиной бьют полночь. Удары эхом отражаются от стен, подчеркивая поселившуюся внутри меня пустоту. Глубоко вздыхая, пытаясь выдохнуть всю тяжесть на душе, я смотрю на звездное небо через гигантское арочное окно. У нас в Двенадцатом таких нет.
Дом Финника расположен возле самого берега, и свежий морской воздух развевает тонкие занавески, надувая их словно молочные паруса. Я бы нашла этот момент романтичным, не будь в моей жизни всё так паршиво.
Когда я была ребенком, то любила глядеть на небо, а после смерти папы, надеялась, что он смотрит в это же время на меня откуда-то сверху. По крайней мере, именно такие истории я слышала от стариков в Котле. Помню, как Сальная Сэй рассказывала о том, что любимые нас не покидают, а наблюдают за нами с небес, защищая и помогая. Я ей верила, ведь таким образом у нас с отцом оставалась связь. Но повзрослев, поняла, что всё это небылицы, и моя уверенность в его присутствии в моей жизни медленно угасла. Я не чувствовала себя в безопасности, не чувствовала защищённой с тех пор, как мне было одиннадцать, и удивительно, но рядом с Питом поняла, что его объятья дарят мне тот же покой, что дарили руки отца. Только все это осталось в прошлом.
– Почему не спишь? – звучит у меня за спиной тихий и чуть хриплый голос.
Повернув голову, я вижу, что Пит стоит в проходе, облокотившись на дверную раму и тоже смотрит в окно.
– Не могу уснуть, – говорю ему наиболее правдивый ответ из всех возможных.
Повернувшись назад к окну, наблюдаю, как яркое светящееся серебром пятно начинает закрывать тяжелое, серое облако.
– Искала луну?
– Что? – Я хорошо расслышала вопрос, но всё равно зачем-то переспрашиваю.
– Луну, – повторяет Пит, и его голос звучит мягче, – она помогает от бессонницы.
– И чем же?
– Разобраться с мыслями, – засунув руки в карманы он начинает медленно шагать по комнате. – С ней можно поделиться секретами.
Пит рукой указывает на кровать, словно прося разрешения, и я киваю. Матрас прогибается под его весом, он садится, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Я тоже приподнимаюсь и устраиваюсь рядом, по-турецки сложив ноги. В комнате ненадолго повисает тишина.
Сохраняя спокойствие, стараюсь, чтобы мой голос звучал увереннее и заговариваю первой:
– Расскажи мне о том, как ты жил эти четыре года.
Его губы медленно складываются в самую грустную улыбку, которую я когда-либо видела, полностью противоречащую ситуации, и он легко качает головой.
– Ты не хочешь слышать об этом, Китнисс, – спокойно отвечает напарник. В его голосе мягкость, но я чувствую, что за ней прячется страх. Он боится того, как я отреагирую.
– Почему ты не даешь мне самой принимать решения, касающиеся того, что я хочу слышать, а что нет?
– А ты готова нести ответственность за то, что делать со своей жизнью после того, как узнаешь правду? Сбегать всегда проще.
– Я не сбегала.
Жар ползет по моей шее к лицу, и я начинаю кусать обветренные губы.
– Как скажешь, – мне кажется он не поверил мне, просто сделав вид, что ответ его удовлетворил.
Мне так уютно рядом. Наши плечи почти касаются, создавая вокруг тяжёлое напряжение. Слезы снова наворачиваются на глаза. Я хочу извиниться перед ним за все и, опустив взгляд, произношу:
– Прости меня за то, что осуждала тебя за… ну… – я пытаюсь подобрать нужное слово.
– За то, что считала меня любителем женщин? – договаривает парень вместо меня.
Кивая, подтягиваю одеяло поближе к подбородку. На несколько секунд наступает тяжелая пауза.
– Ты… ты должен спать с людьми… – шепчу я, будто сама боюсь собственного голоса. Как будто, если я произнесу слова вслух, они внезапно станут правдой.
– Спать с людьми легче, чем кажется, – говорит он лаконично. – Это ничего не значит. Простое механическое действие. Женщины Капитолия не так ужасны. Многие из них вполне даже ничего. Да, иногда с ними бывает трудно, или они увлекаются темными штучками, – он изображает пальцами в воздухе кавычки, – но я приспосабливаюсь.
Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и мысленно начинаю считать, пытаясь остыть: один, два, три, четыре, пять. Дурацкий способ, совершенно не помогает успокоить нервы.
«Но ведь ты могла сама разделить с ним этот опыт», – раздаётся внутри трусливый голосок, и я хватаюсь за голову, словно это поможет заглушить его.
– Они используют тебя. Это просто ужасно, – с отвращением выдавливаю я.
Пит старается не смотреть мне в глаза. Он закидывает ногу на ногу и по привычке складывает руки на груди.
– И я согласился на это, – парирует он. – Во всяком случае я использую их в равной степени. Связи, информация, деньги, много чего можно получить взамен, – очень странно слышать из его уст такие слова. – И никаких мужчин. Сноу не заставляет меня обслуживать мужчин. Так что моя с ним сделка не так уж плоха.
Разочарованно отворачиваюсь, уставившись в стену. Произнесенные парнем слова выжигают всё у меня внутри. Пит был прав! Как обычно прав! Ох, я действительно не хочу знать подробности.
– Прости меня, Пит, – шепчу, я и горячая тяжёлая слеза скатывается по щеке и падает на колено.
Он осторожно касается моего плеча, разворачивая меня к себе.
– Ты не должна извиняться, – последние слова он произносит шёпотом, я нащупываю в темноте его руку и сжимаю в своей. Наши пальцы сплетаются, и Пит сжимает мои пальцы в ответ.
За окном снова начинает капать мелкий дождь, отскакивая звонкими каплями от крыши. Тонкий тюль раздувается сильнее, и ветер обдает нас холодным потоком. Но даже он не в силах потушить пожар, разгоревшийся внутри застлавший нас темноты.
– Я помню, – говорю я, ощущая жар его ладони на своей.
– Что ты помнишь?
Его взгляд направлен прямо на меня.
– Это, – шепчу я, поднимая переплетённые пальцы. – Я помню первый раз, когда ты держал меня за руку. И я помню всё, что ты говорил мне той ночью. Ты сказал, что если бы смог, то сразу же сбежал из Капитолия. А теперь из-за меня…
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь закончить предложение, но слеза все же убегает, скатываясь по щеке и умирая в поймавшем её рукаве. И словно по команде, одну за другой я начинаю ронять горячие капли.
Пит отпускает мою руку и, пододвигаясь ближе, сердито смотрит на меня.
– Пообещай, пожалуйста, что никогда не будешь из-за меня плакать, – строго говорит он, смахивая мои слезы тыльной стороной ладони. Я киваю, хотя внутри всё ноет и тянет от несправедливости. – И ещё. Я не нуждаюсь в жалости и тем более во внимании из-за чувства долга. Ты мне ничего не должна, ясно?
Я вскидываю голову. Значит, вот как он думает. Что я вернулась только потому, что чувствую себя обязанной.
Я стараюсь сохранить спокойное лицо и стереть с лица бушующие эмоции.