Текст книги "Расскажи мне всё! (СИ)"

Автор книги: Меня зовут Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Лицо Пита светлеет.

– Договорились!

На столе вибрирует телефон, и Мелларк тянется к нему, чтобы посмотреть. Он хмурится и печатает ответ, быстро работая пальцами.

– Все нормально? – спрашиваю я.

Он кивает, но выглядит отвлеченным, продолжая с кем-то переписываться. Теперь я тоже начинаю беспокоиться, что это может быть. И кто.

Пока Пит занят, я выхожу из установленного шатра и медленно шагаю в сторону моря, стараясь идти на каблуках как можно аккуратнее. Эффи осталась бы довольна.

Пахнет солью, хвоей и вечерней прохладой. Благо, в Четвертом лето царит даже в декабре, но от касания прохладного ветра кожа покрывается мурашками. Платье слишком открытое. Я не хотела надевать его – Алекс настояла. Цвета пыльной розы, простое, на тонких бретельках, с вырезом почти до бедра, что оголяет мою ногу до неприличия. Видел бы меня сейчас Гейл, ни за что бы не поверил, что я поддалась на ее провокации. Видимо, Капитолий испортил и меня.

Я спускаюсь вниз, где вода обнимает песок, и только собираюсь потрогать ее кончиками пальцев, слышу тяжелые шаги и знакомый голос:

– В это время года вода холодная.

Пит медленно подходит ближе, и я не могу отвести взгляда. Пиджак его светлого костюма так и остался висеть на спинке стула, рукава белой рубашки закатаны до середины предплечья, от чего и без того широкие плечи кажутся еще внушительнее. В этом костюме он настолько красив, что я опускаю взгляд.

Наверняка Мелларк замечает мое пристальное внимание, но, если бы спросил, я бы никогда не призналась, что так откровенно его разглядываю. Он достает из-за спины ромашку и протягивает цветок мне.

Где он умудрился его раздобыть?

– Как ты сегодня?

Со дня выхода из комы Пит спрашивает меня об этом каждый день.

Я пожимаю плечами.

– Лучше, чем вчера. Каждый день лучше, чем предыдущий. Мне не дают скучать.

Я рассматриваю цветок, крутя его в руках. В детстве Прим вместе с мамой приносили домой целое ведро белых ромашек, а потом сушили на окне. Я вспоминаю детскую игру и, улыбнувшись, начинаю выдергивать лепестки один за одним:

– Любит.

Пит широко улыбается. С укоризной глядя на парня, я срываю следующий лепесток:

– Не любит.

Подхваченный ветром он парит и падает в воду. Ветер щекочет голые плечи, посылая по телу волны мурашек. Пит, как всегда почувствовав свою необходимость, встаёт сзади, обнимая меня широкими ладонями.

– Любит! – Ещё одно белое пёрышко летит к носам моих туфель. Мелларк тянется из-за спины к цветку и забирает его из моих рук.

– Любит!

Он отщипывает лепесток, бросая его передо мной.

– Любит.

Еще один, и еще, и еще.

– Любит. Любит. Любит.

Я тихо смеюсь. Одно его присутствие в миг разгоняет всю черноту прошлой жизни, что так долго давила на меня.

– Я люблю тебя, – выдыхает он, касаясь губами уха, и я ощущаю, как учащенно бьется мое сердце.

Больше всего на свете мне хочется сказать, что я чувствую к Питу, но каждый раз, когда пытаюсь сделать это, слова застревают в горле комом.

Музыканты начинают играть что-то мелодичное, наполняя побережье разносимыми ветром звуками. Из банкетного зала доносится взрыв аплодисментов. Пит разворачивает меня в своих руках и протягивает раскрытую ладонь, приглашая на танец. Там, где нас никто не увидит. Как я и хотела. Под музыку моря и тонкую, едва различимую мелодию скрипки.

Я вкладываю свою руку в его ладонь.

– Ты бы хотела такую свадьбу? – вдруг спрашивает Пит.

В его движениях столько уверенности, будто все, что он делал последние четыре года – танцевал на банкетах. И я, вспоминая уроки Эффи, позволяю ему вести.

– Нет, – скривившись, качаю я головой. – Ты же знаешь, это все не для меня. Слишком много людей, слишком нарядно, слишком…

– … похоже на Капитолий, – вместо меня договаривает Пит.

Я киваю.

– Хочешь домой, в Двенадцатый?

– Наверное…

Теперь я и сама не знаю ответа. Улыбнувшись морю, я понимаю, что Четвертый будет жить в моем сердце всегда, потому что именно здесь началась наша история. Но я до сих пор не знаю, где решил остаться Пит. «У меня нет дома», – обычно говорил он, когда я спрашивала его, где бы он хотел жить. После реабилитации мы не оставались на одном и том же месте дольше пары недель. Я снова решаю завести этот разговор, когда Пит тихо произносит:

– Только не злись.

– Почему я должна? – бормочу я куда-то в область его широкой ключицы, наслаждаясь теплотой прикосновений и древесным ароматом одеколона. Шампанское приятно играет в голове, рубашка Пита накрахмалено шуршит, и мне приходится призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы отвести взгляд от его бицепсов, плеч и четко очерченной линии тела.

– Китнисс, я долго думал…

Пит убирает одну руку и лезет в карман, извлекая оттуда бархатную коробочку. Я удивленно смотрю на него, на этот раз замечая в глазах тревогу. Улыбка моментально сбегает с моего лица.

– Что это? – спрашиваю я, осторожно принимая подарок, как будто он сейчас взорвется.

– Открой и узнаешь.

Я прикасаюсь к коробке пальцами, погладив бархатную поверхность, берусь за крышку и тяну наверх. Тонкое золотое кольцо, в котором закреплена жемчужина.

– Пит! – выдыхаю я и резко захлопываю крышку.

Он искоса глядит на меня.

– Могу я его надеть? – спрашивает он, пытаясь отыскать в моих глазах ответ, а потом тихо добавляет: – Или у тебя есть последний шанс сбежать.

Пит протягивает ко мне руку, но я останавливаю его, перехватывая ее и сжимая в своих ладонях.

– Пит, подожди. Мне надо тебе кое-что сказать.

В его глазах скользит испуг и, пока он не развернулся и не сбежал от самой не романтичной, не женственной, не умеющей выражать свои чувства девушки, я выпаливаю:

– Я люблю тебя.

Пит застывает, внимательно глядя мне в глаза.

– Прости… Прости, что говорю это только сейчас, но это правда. И, наверное, уже давно, но… ох, как сложно… Я понимаю, что для сломленного человека это сложно, а мы оба как покорёженные механизмы, и, возможно, тебе хотелось бы, чтобы я чаще говорила это, но я…

– Ох, Китнисс. – Пит прислоняется своим лбом к моему. – Все это не важно, потому что я тоже тебя люблю, и мне достаточно один раз услышать это.

Я смеюсь на грани слез, а Пит, обхватив ладонями мое лицо, заглядывает мне в глаза.

– Если вдруг разлюбишь, сообщи, – говорит он. – А в остальное время я буду помнить о твоих чувствах.

Я смеюсь громче.

– Обещай только, что у нас никогда не будет подобной свадьбы, – прошу я. – Никаких бальных платьев и гостей. Все, что я разрешаю тебе – только торт. И церемонию с хлебом.

Пит, ухмыльнувшись, наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Если мы сейчас поторопимся, то успеем до закрытия администрации Дистрикта-4, и уже сегодня ты станешь миссис Мелларк.

Я понимаю, что если проходить этот путь, то до конца.

И мы, словно молодожены, сбегаем со свадьбы в самый ее разгар…

***

Само бракосочетание длится не более пяти минут. Два слова «согласен», пара подписей – вот и все, что требуется в мэрии Четвертого, чтобы скрепить узы брака.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, поглаживая большим пальцем его руку. Этот жест кажется для меня таким новым, что я сама не могу поверить в то, что делаю это. Но Пит счастлив. Улыбка не покидает его лица с момента, когда я сказала: «Да». Прежде со мной не случалось ничего подобного, никогда.

– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит Пит и останавливает машину возле небольшого двухэтажного дома, крытого красной черепицей и окруженного персиковым садом.

Он выходит и, открыв мою дверь, протягивает руку. Мелларк тянет меня за собой по зеленой, аккуратно подстриженной лужайке.

– Пит, стой, – смеюсь я. – Это же чья-то собственность.

Мы поднимаемся на крыльцо, залитое закатным светом. Я оборачиваюсь. На небе как будто перевернулся грузовик с красками, расплескав их по холсту из воздуха.

– Посмотри, какой отсюда вид, – шепчу я, и Пит обнимает меня сзади, касаясь горячими губами уха.

– А ночью он просто невероятный. Звезд немерено, – отвечает парень.

– Откуда ты знаешь? – тут же напрягаюсь я.

– Идем. – Его рука сжимает мою ладонь. Пит ведет меня, огибая дом, к двери, выходящей во двор. – Я пару раз был здесь, – хитро улыбаясь, отвечает он. – Но сегодня я впервые привез домой свою жену.

Я замираю, глядя на него.

– Что именно тебя удивило? – Он засовывает руку в карман пиджака и достает оттуда ключ. – Слово «дом» или слово «жена»? Если второе, то привыкай. Думаю, сейчас я вполне могу признаться, что с того возраста, когда начал понимать значение этого слова, знал, что когда-нибудь ты станешь моей. И поверь, я ждал столько лет, что теперь буду нагло пользоваться этим словом на законных основаниях.

– Думаю, я смогу привыкнуть, – ошарашенно мямлю я.

Он притягивает меня к себе и целует в щеку.

– А что касается дома, то я поменял свой особняк в Двенадцатом, Китнисс. Неделю назад. Крейн мне в этом помог. – Пит опускает глаза. – Я хотел, чтобы мы начали с начала. Там, где нет прошлых воспоминаний. На новом месте, свою собственную историю.

Он берется за ручку, повернув в замке ключ, а я задумчиво разглядываю дом. Мой дом.

– Ты не сердишься? – осторожно спрашивает Пит. Теперь в его взгляде сквозит неуверенность. – Если захочешь вернуться в Двенадцатый, мы сможем это сделать.

Он тяжело выдыхает.

– Но я буду рад, если ты согласишься остаться тут.

– Соглашусь, – коротко отвечаю я, прижав ладонь к губам. На самом деле это лучший дом на свете, просто потому что он – наш.

Не включая свет, Пит заводит меня на кухню, которая пока совсем пустая, но, уверена, спустя пару дней здесь будет пахнуть самым вкусным хлебом и, наверное, счастьем. Новая техника отбрасывает на пол серебристые тени.

– У тебя здесь столько приборов, хоть свою пекарню открывай, – говорю я.

Пит подходит сзади, обнимая, и тихо поправляет:

– У нас. Эта кухня теперь наша. И стол наш. И тарелки тоже наши.

Он гладит руками мой живот, поднимаясь ладонями вверх, большими пальцами касаясь груди.

– Пит, – бью его по рукам я, шутливо пытаясь освободиться. – Мы же у окна, вдруг кто-то увидит.

– Темно же, – смеется Пит, разворачивая меня лицом к себе и делает шаг вперед, заставляя сильнее прижаться к кухонному столу бедрами.

– К тому же, насколько помню, теперь это не твое платье, а наше. – Он наклоняется к моему уху и тихо шепчет: – И я хочу его снять.

Пит скользит пальцами по изгибу моей шеи, спуская шелковую бретельку вниз. Я прячу взгляд, хотя не могу не заметить, как резко темнеют его глаза.

Я застываю.

Вся моя бравада в одночасье складывается как карточный домик, окатив жаркой волной неловкости и беспокойства.

Пит чувствует это. Он зачесывает свои светлые волосы назад и, слегка наклонив голову, смотрит на меня довольным изучающим взглядом.

– С какой комнаты начнем знакомство с домом? – спрашивает Мелларк, пытаясь прочесть ответ по моему лицу. Он, как и всегда, невероятно тактичен. – На заднем дворе построена милая терраса и растет сад. Это, конечно, не лес, но, я надеюсь, тебе понравится. Не хочешь взглянуть?

Я отрицательно качаю головой.

– Тогда как насчет гостиной? Можно посмотреть фильм.

– Не думаю, что это правильная идея.

– Мы, конечно, уже изучили кухню и, я надеюсь, ты не заставишь меня сейчас для тебя готовить? – улыбается он, поглаживая пальцем мою скулу.

– Опять не угадал.

Мой голос подводит. Внутри все трепещет в предвкушении, словно крошечные землетрясения прокатываются от самого сердца до кончиков пальцев.

Пит проводит рукой по моим волосам, вытаскивая из них длинную шпильку, привлекает к себе и целует. Глубоко. Долго. Его губы теплые и мягкие. И я его не боюсь. Последние всполохи заката отражаются в его голубых глазах, глядящих на меня с вожделением.

– Мы начнем со спальни, – наконец, разгадав мой замысел, шепчет Пит и, по тому, как загораются его глаза, я понимаю: он не против. И на этот раз я тоже полностью за.

========== Бонус-глава. Девочка, девушка, жена ==========

Последние лучи скользят по комнате, отбрасывая длинные тени. Свет не включён, и в комнате царит полумрак, но так будет даже лучше. В первый раз так будет спокойнее.

Мы стоим друг напротив друга, словно актёры в пьесе, что забыли роли. Слова растворились в неловкости этого момента, как дым исчезает в сумраке.

– Ты такая красивая, – хрипло бормочу я, не в силах оторвать взгляд. Дыхание перехватывает, а мысли путаются от осознания факта, что эта девушка действительно моя. Теперь официально и навсегда. – Я так давно люблю тебя, что даже не верится, что это не сон.

Ее рука опускается на мою грудь, туда, где под ладонью бьется сердце.

– Это правда, Пит.

Вибрация от её слов отдается резонансом, и сердце её подхватывает, принимаясь отбивать ритм в такт. Китнисс чуть поворачивает голову, ловит мой взгляд, и привычные колючие льдинки в серых глазах тают.

Нежные и мягкие губы трепетно касаются моих, и я целую её в ответ, вкладывая в этот поцелуй всю боль, страсть и все невысказанные слова за четыре года, что тосковал по этой девушке.

С нашего знакомства прошла вечность, практически целая жизнь. Полные несбыточных надежд годы от того момента, когда я впервые услышал пение Китнисс – тогда еще Эвердин, и до этого дня. И всегда она была здесь. В моей грудной клетке. В моём сердце, которому приходится все расти, расти и расти из-за Китнисс. Ради Китнисс.

– Правда! – повторяет она.

Я не думал, что одно короткое слово может сделать человека таким счастливым. Не подозревал, что таким счастливым в принципе можно быть.

Опуская одну за другой бретельки платья, я оголяю её плечи, чтобы дотронуться до них губами. Шёлковая ткань падает к ногам, и Китнисс нервно сглатывает, согревая мое ухо своим дыханием. Теперь она стоит передо мной практически обнаженная, и в сумраке комнаты ее оливковая кожа будто переливается золотом, а гладкое атласное белье без намёка на соблазнение кажется мне самым сексуальным, что я когда-либо видел.

Она вздыхает, и я ощущаю дрожь, пробежавшую по ее телу. Противный голос в голове тут же начинает нашёптывать, что ещё утром, собираясь на банкет, девушка даже не думала, что закончит день со мной в одной постели.

Вдруг я поторопился?

Или она побоялась меня обидеть поэтому не смогла отказать?

Или согласилась из чувства долга?

– Пит, – Китнисс касается ладонью моего плеча. – Ты меня слышишь?

– Что?

Я моргаю, возвращаясь к реальности.

– Я сказала, что на этот раз не хочу останавливаться. Это тоже правда.

Китнисс закусывает нижнюю губу и, подняв брови, ожидает ответа. Ее взгляд уверенный – в нем нет сомнений и нет колебаний, как в каждый из моментов, когда она натягивает тетиву, готовясь стрелять на поражение, и я двигаюсь ей навстречу, прижимаясь лбом к лбу.

«Правда! Правда! Правда!» – бьётся в голове. Китнисс не разбрасывается словами. Слова всегда давались ей сложно, потому что эта девушка говорит на языке поступков. И все-таки – она пытается – учится говорить о чувствах вслух. Ради меня?

Ради меня.

Наконец сердце затихает, мне удается улыбнуться, и я притягиваю любимую в свои объятья. Пальцы путаются в её волосах, скользят по спине вниз, и я поднимаю её на руки.

– Я люблю тебя, – выдыхаю я. Все мои сомнения и тревоги улетучиваются вместе с последним произнесенным словом. Наклоняюсь к ее виску и тихо добавляю: – И невероятно, оглушающе, до умопомрачения хочу.

Китнисс заливается румянцем, и вся ее бойкость моментально испаряется.

– Тебе придётся привыкнуть, Китнисс Мелларк, – бормочу я, расстёгивая рубашку и стягивая ее через голову.

Мы тянемся друг к другу одновременно, больше всего на свете желая быть ближе. Столько времени прошло, как нас выписали из больницы, а я никак не могу насытиться нашими поцелуями. Почти каждый день весь прошедший месяц я сдерживал себя, несмотря на то, что мое тело жаждало Китнисс, а руки хотели ласкать каждый сантиметр ее кожи. И каждый раз я заставлял себя остановиться, потому что в случае с этой девушкой все должно произойти правильно. И вот этот момент настал.

Мы дома. Не нужно никуда торопиться. Китнисс в моих объятиях. И, наконец, всё идеально.

Мы отстраняемся друг от друга на мгновение, чтобы избавиться от последней оставшейся одежды, я ложусь, слегка нависая над любимой, опираясь на локоть. Ее маленькая грудь прижимается к моей, так что два сердца бьются рядом.

– Ты мне доверяешь? – хрипло спрашиваю я.

– Да, – шепчет Китнисс в мои губы и, обхватив за шею руками, целует сама.

Один поцелуй перерастает в другой, а каждое прикосновение влечет за собой новое, еще слаще. И губы размыкаются, и языки встречаются… Случайное касание превращается в объятие, объятия – в ласки, а ласки – в стоны наслаждения.

Мы медленно исследуем тела друг друга. И в этот раз я уверен, что не хочу торопиться. Я касаюсь губами её шеи, одной рукой сжимая грудь, пальцем лаская сосок, в то время как другая рука скользит всё ниже, раздвигая бедра.

Дыхание Китнисс становится хриплым и прерывистым.

– Пит, – шепчет она, закусывает губу и, закрыв глаза, замирает в ожидании.

Она шире разводит ноги, пропуская мою ладонь. Я наклоняюсь, Китнисс раскрывает губы, и мы снова целуемся. Я плавно двигаю рукой, задевая чувствительные точки, затем вытаскиваю пальцы и размазываю влагу по набухшему клитору, снова входя глубже и сильнее. И пока мои пальцы медленно возносят ее на вершины блаженства, я обнимаю её, накрывая губами маленький сосок. Китнисс тихо вскрикивает и хватается за мои плечи.

Она извивается в моих руках, но я удерживаю любимую на месте, пока мой язык и мои губы двигаются все ниже по упругому животу, до самой границы белья, от которого я окончательно избавляюсь. И когда я хочу прикоснуться губами, она меня останавливает.

– Стой! – Китнисс прикрывается руками. – Н-не делай этого. Это… Ну… Неприлично.

– В смысле… – пытаясь сдержать улыбку, я закусываю губу.

– Это стыдно, – Китнисс закрывает руками лицо, но я вижу, что она улыбается. – И наверняка противно.

– Милая, не для меня, – уже открыто смеясь, отвечаю я.

Китнисс глядит сквозь пальцы.

– Я тебе не верю, потому что все в Капитолии ещё со времен глупых шоу Фликермана знают, что Пит Мелларк самый настоящий вру… ох!

Но договорить я ей не позволяю. Может, это и не слишком честно, но я не могу удержаться от соблазна целовать её везде.

– Ох, Пит, – Китнисс хватает меня руками за волосы.

– Да? – с совершенно невозмутимым видом отвечаю я, возвращая на место пальцы, медленно приручая девушку к новым ласкам. Хотя в какой-то степени она приручает меня, ведь мне самому доставляет не меньшее удовольствие видеть, как она извивается в моих руках.

– Сделай так ещё раз!

– Да ну?

Я подтягиваюсь наверх, снова оказываясь рядом с её губами. Легко провожу кончиками пальцев по груди и вниз по крошечному овалу пупка. Она облизывает губы.

– Пит, – выдыхает она, закрывая глаза.

– Повтори, – прошу я, судорожно глотая жаркие, оглушительно частые вдохи и выдохи. Разум застилает туманной смесью из возбуждения, дрожи и абсолютного счастья от осознания пройденного пути и того, что несмотря ни на что, мы оказались сегодня здесь. Вместе. – Так невероятно приятно слышать, как ты произносишь мое имя.

И она произносит его снова. Снова, снова и снова. На этот раз громко и невольно.

Китнисс зажмуривается, ее тело напрягается, желая сладкой разрядки, которая не заставляет долго ждать и накрывает волной. Она приоткрывает рот, и я накрываю его своим. Из ее горла вырывается приглушенный стон, и я срываю его губами.

– Ох, Пит…

Она выгибается и без сил роняет голову в ложбинку между моей ключицей и плечом.

– Один, – тихо произношу я с довольной ухмылкой, целуя ее в макушку.

– Что? – непонимающе спрашивает любимая. Её щеки раскраснелись, а глаза блестят. Мое же тело напряжено до предела, но я никак не могу решить, что сделать: помучить её еще немного или наконец узаконить наш брак.

– Потом расскажу, – обещаю я, потянувшись к тумбочке, достаю презерватив и раскатываю двумя пальцами. Взгляд серых глаз, обращенный при этом на меня, заставляет дрожать от предвкушения.

Её рука скользит вниз, и Китнисс несмело касается меня. Ее сердце бьется так, словно она с моста прыгает. Я подаюсь к ней всем телом, позволяя её рукам изучать, пробовать, не бояться.

Мои ладони скользят по шелковистой коже и обхватывают тонкую талию. Китнисс нервничает и внезапно я понимаю, что она не единственная, для кого все происходит впервые.

Я переплетаю наши руки. Кольцо поблескивает на тонком пальце и, глядя на него, я понимаю, что даже мечтать не мог, что этот день так закончится. Я никогда не настаивал и не давил и был готов к чему угодно: побегу, злости, даже пощечине, но не улыбчивому «да». Даже спустя годы эта девушка еще способна удивлять.

– Китнисс, – я отстраняюсь, облокачиваясь на локоть, глядя ей прямо в глаза. – До этого мне никогда в голову не приходило, что ты первая с кем я занимаюсь любовью.

Ответом на мое признание служит сначала недоумение, а потом, когда до неё доходит смысл моих слов, искренняя радость.

– И последняя, – добавляет девушка.

– И последняя, – подтверждаю я, нависая на ней на локтях. Она обхватывает мою спину ногами, прижимаясь совсем близко.

Я чувствую, как поднимается и опускается её грудь, а теплое дыхание щекочет шею. Приподнимаю её бедра, погружаясь медленными и осторожными точками, и наши тела сливаются.

Её пальцы впиваются в мои плечи, выдохи становятся громче. Ладони гладят мою спину, зарываются в волосы…

Я двигаюсь аккуратно, плавно выскальзывая и снова погружаясь в неё, и с каждым проникновением чувства обостряются, превращаясь в мучительно-невероятные.

От прошлого так просто не уйти. Даже сейчас оно напоминает о том, что секс всегда был для меня позорным актом. Чем-то грязным. Но не с Китнисс. С ней все иначе. Впервые в жизни я могу сказать, что интимная близость – прекрасна. И это ощущается как полная свобода.

Такое маленькое чудо.

– Я люблю тебя, – шепчет Китнисс.

И я взрываюсь.

========== Эпилог (POV Финник) ==========

– Могу поклясться, что это ты, Мелларк. И если ты в третий раз скажешь мне, что Вы опять что-то забыли к ужину, я пошлю тебя к черту.

Я поднес телефон к уху, не глядя кто звонил, потому что был уверен, что не ошибся.

– Мы уже возле вашего дома, – добавил я, заворачивая на лужайку, но на удивление, не обнаружив там машины хозяев.

– Ужина не будет, – сделав паузу, произнес Пит.

– Что, постой?

Я припарковал машину и взглянул на экран, на котором высветился незнакомый номер.

– Откуда ты звонишь?

– Мы в больнице, Финн. Тут вроде как пошел обратный отсчет, а мой телефон разряжен, так что начинайте без нас. Как только все закончится, я приеду.

Энни перевела на меня взволнованный взгляд, и я кивнул, чтобы заверить ее: «Все в порядке».

– Мелларк, вы в своем репертуаре. Даже День Освобождения не можете по-человечески отметить, не обратив все внимание на себя.

– Если то, о чем нельзя говорить вслух, свершится, считай за мной торт, – усмехнулся Пит.

– Если то, о чем нельзя говорить вслух, свершится, считай, что каким-то тортом ты не отделаешься. А твой отец закатит банкет минимум на трое суток.

Пит рассмеялся. На том конце провода раздался протяжный стон.

– Да, как она? – спросил я, открывая дверь и пропуская жену с сыном вперед.

– Можешь спросить сам, когда Китнисс вернется домой, – ответил Пит. – Но в данную минуту клянется, что больше ни за какие уговоры не пустит меня даже на порог спальни.

Я рассмеялся.

– Бывай, отец, – попрощался я и положил трубку.

– Все хорошо? – тихо спросила Энни, осторожно обвив меня одной рукой.

– Китнисс – боец, они – оба бойцы, так что все будет нормально.

Я наклонился и прижал свои губы к ее, а потом резко отстранился. Будто школьник, своровавший мимолётный поцелуй под лестницей. Глупо, но эти простые жесты всегда вызывали внутри лавину эмоций, возможно, потому что такие нежности – то, чего я долгие годы был лишен. Энни смущённо улыбнулась.

Закрыв за собой дверь, я оглядел комнату, в которой на сегодняшний праздник собралась почти вся семья, и мое сердце наполнилось теплом. Все гости уже расселись полукругом в гостиной, позади которой стоял накрытый стол, к которому никто так и не притронулся.

– Добрый вечер и счастливого Дня Освобождения, – подняв руку, поприветствовал всех я. – Пит звонил. Сказал, что скоро будет. Китнисс в порядке и она с минуты на минуту готова произвести на свет еще одного Мелларка.

– Финник, – пихнула меня локтем в бок Энни. – Выбирай слова.

– Простите, я имел в виду «подарить миру» еще одного сорванца Мелларка, – поправил я сам себя и протянул Мэтью руку.

– Или девочку, – ответил он, сжимая мою ладонь в крепком рукопожатии.

– Или девочку, – обреченным хором подхватили остальные.

– Бедняжка. Мне хватило дня, когда родился Атлас, чтобы понять: больше никогда в жизни я не соглашусь на подобное, – сказала Алекс, приставив воображаемый пистолет к виску.

Атлас демонстративно возвел глаза к потолку и вместе с близнецами Уилла скрылся наверху. Ему двенадцать – он как раз вошел в тот прелестный возраст, когда можно начинать краснеть за слова собственных предков.

– А я просто нервничаю, – отозвалась Энни, и я крепче сжал ее ладонь.

– Это одна их тех картин, что Пит подарил нам на свадьбу? – указывая на противоположную от окна стену, спросил у жены Рай.

– Да, он сразу после возвращения из Капитолия эту серию рисовал.

Я повернулся, внимательно глядя на полотно. Картина на стене рассказывала о юноше, которого охватывают и любовь, и стыд, и боль… а еще надежда. Не знаю, что до сих пор потрясает меня больше, явный талант Пита или то, что сквозь полотна я единственный из присутствующих знал всю правду. Картины Пита – это его душа, спрятанная в штрихах, мазках и линиях. Чёрная и колкая, пока он жил в Капитолии. И ослепительно светлая сейчас. Как и моя. И поэтому я как никто понимал, некоторые секреты никогда не должны стать признаниями.

Спустя время, разговор переместился к Прим и ее медицинским исследованиям. Финн младший вместе с Нилом, сыном Китнисс и Пита, устроились на полу.

– Не звонил? – тревожно заламывая пальцы, спросил мистер Мелларк, глядя на играющих на ковре мальчишек.

– Все будет нормально, – успокоила его миссис Эвердин. – Китнисс не в первый раз рожает, поэтому они справятся.

– Ну что ж, чему быть, того не миновать, – вздохнул мистер Мелларк.

– Мэтью, – одернула его жена, глядя так, словно дыру в нем готова прожечь. – Опять ты за свое.

– Ну что, Мэтью?! – вскинул он руки. – У Рая – сын. У Уилла – близнецы-мальчики, у Пита тоже сын. Даже у Финника, хоть он мне и не родной, все равно сын.

– Я всегда любил вас как отца, мистер Мелларк, – откликнулся я, улыбнувшись своей фирменной широкой улыбкой, и он поднял руку в ответ.

– Мальчики – это, конечно, замечательно, но хоть бы одну девочку кто родил.

– Пол ребёнка зависит только от мужчины, так что вам не на кого пенять. – Сложила руки на груди Прим.

– А почему они не стали узнавать пол? – наклонившись к младшей Эвердин, тихо спросила Энни.

– Не хотели заранее расстраивать, если вдруг опять «не получится», – шепнула та, изобразив в воздухе кавычки, и демонстративно закатила глаза.

Минуты тянулись невообразимо долго, но вот, наконец, раздался долгожданный звонок в дверь.

Пит вошел, улыбаясь своей легендарной улыбкой. И хотя улыбался он часто, настолько особенная улыбка появлялась на его лице не всегда. В ней заключалась гордость от осознания того, что он отец. И я понимал, каково это.

Взглянув на играющих детей, я крепче сжал руку Энни – она повернулась и подарила мне одну из своих лёгких, едва заметных улыбок. Но я знал, как много стоило для этого пройти. Наше счастье стоило всех потерь. Стоило каждого дня, прожитого в кромешной тьме. И пусть для меня она началась раньше, чем для Пита, но его глаза, растерянные, хотя и храбрящиеся, я помнил до сих пор. Как и его решительность, с которой он задвинул свое «я» так далеко, что позволил разрушать себя добровольно. И я уверен, если бы ему пришлось пройти через всё вновь, он бы прошел. Опять оставил свою душу в Двенадцатом, чтобы душу той, кого все эти годы любил, сберечь.

Мысль о том, насколько Пит быстро повзрослел, и восторг от того, каким он стал, сколько в нем внутренней силы, разлились внутри теплым потоком, так что мне пришлось себя одернуть, потому что, уставившись на друга, я скалился как идиот.

– Отец, внучка у тебя… – улыбаясь от уха до уха, произнес Пит. Мистер Мелларк подскочил с места и на несколько секунд ошеломленно застыл. На губах его расцвела улыбка, а изо рта вырвался возглас облегчения. Он бросился к Питу, как тот, выставив руки перед собой, вдруг добавил: —…будет в следующий раз.

На секунду Мэтью завис, словно раздумывая, может, ему послышалось, но, взглянув на шкодливое лицо Пита, залепил тому подзатыльник. А потом изо всех сил притянул в объятия.

– Я люблю тебя, – коротко ответил он. – А остальное не важно.

В ответ Пит хмыкнул с очевидным недоверием, но светящиеся глаза выдали его с потрохами. Ведь это действительно не важно.

Вся семья собралась вокруг, чтобы поздравить новоиспеченного отца теперь уже двоих сыновей, оттесняя Пита все дальше к стене, похлопывая по плечу, обнимая, взъерошивая волосы, расцеловывая в щеки. Все вокруг расшумелись так, что в этом гомоне стало не разобрать слов. И показалось, будто время остановилось. Потому что вот оно – чувство настоящей семьи, ощущение, которое я давным-давно потерял и, наверное, должен был почувствовать себя лишним среди галдящих, как птицы Мелларков, но на деле вышло обратное. Пит заслужил таких людей рядом, готовых ради него на все. И я вдруг осознал, что горд быть их частью.

Разве мог я когда-либо предполагать, что мальчишка, которого я, сам того не желая, должен был сломить, станет отражением меня самого. Никто из близких так и не узнал, чего нам стоило улыбаться сегодня, потому что в нас разрухи столько, что хватило бы уничтожить Панем дважды. Мы выживали вдвоем, так что я понимал: после такого заново построить жизнь сложно. Практически невозможно.

Но у нас вышло. Это ли не чудо?

Я посмотрел на Пита.

– Я не стал бы ничего менять, – словно прочитав мои мысли, произнес он, зная, что только я мог понять весь тайный смысл.

– И я тоже, – ответил я и, глянув на устроившуюся с ногами на диване Энни, улыбнулся. – Идем, – я положил руку на плечо друга и повёл за стол. – Надо придумать стратегию, что делать с отцом, когда через неделю он снова осознает, что его план провалился.

– Теперь вся надежда только на тебя, Одэйр, – рассмеялся Пит, и я снова увидел в его взгляде проблески чего-то насмешливого, ребяческого, похороненного много лет назад под ночными огнями Капитолия. И в этом было какое-то волшебство. Словно я наблюдал за возрождением птицы Феникс, что раз за разом восстает из пепла.