Текст книги "Расскажи мне всё! (СИ)"

Автор книги: Меня зовут Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

========== Глава 1. Мальчик по имени Пит ==========

– Я могу Вам помочь?

Заглушаю двигатель и поднимаю взгляд. Мне дружелюбно улыбается парковщик одного из лучших ресторанов Капитолия. Он понятия не имеет, через что мне пришлось пройти, и все же у него хватает наглости улыбаться. Да как он смеет спрашивать: можно ли мне помочь?!

Я выхожу из машины и резко бросаю ключи ему в руки.

– Припаркуй у восточного входа и исчезни.

Парень виновато опускает взгляд и сразу же отступает:

– Простите, мистер Мелларк. Приятной ночи.

Приятной ночи…

Ублюдок!

Приятной ночи, твою мать!

Зажигаю сигарету. Гадкая привычка, знаю, но уровень стресса в последнее время зашкаливает.

Сверив время на часах, и убедившись, что приехал вовремя, я прислоняюсь спиной к стеклянной стене возле входа в ресторан отеля «Панем». Самого роскошного на сегодняшний день в Капитолии.

Вечер пятницы.

Рабочая неделя окончена, и капитолийцы враз скинули маски и стали тем, кем они хотели бы быть. Ловеласами, извращенцами и, сорящими деньгами направо и налево, мажорами. Недоступными красавицами, роковыми женщинами и развратными шлюхами. Их бесстыжая похоть безгранична!

Метродотели, официанты, парковщики и вездесущие столичные репортёры носятся вокруг, создавая видимость важности происходящего и обслуживания по высшему классу. Вращающиеся стеклянные двери у входа постоянно свистят и шипят, обдавая пропитанным дорогими духами сквозняком и заглушая бессмысленную болтовню. Эти люди не замечают, что происходит в мире вокруг. Счастливые идиоты.

Под роскошными фасадами таятся грязные дела, мерзкие интрижки и тайные похождения, но кому до этого есть дело? Плевать, что дом рушится, главное, что выглядит красиво.

Чёрный спортивный автомобиль останавливается перед входом, и из него появляется невысокий мужчина в бархатном костюме, идущий под руку с шикарной блондинкой в струящемся молочном платье. Он «незаметно» шлепает её по заднице, она же прячет отвращение с изяществом актрисы. Девушка замечает меня, что-то шепчет на ухо своему спутнику и подходит, стуча по мрамору тонкими высокими каблуками.

– Глаз от машины оторвать не можешь?

– Просто любуюсь совершенными формами.

– Из тех, кто предпочитает автомобили женщинам?

– С некоторых пор.

От нее веет дорогими и стойкими духами. Духами, которые покупают, когда необходимо приглушить всепроникающий запах секса.

– Закончила или все ещё впереди? – спрашиваю я, кивая головой на пузатого мужчину, который до сих пор похотливо за ней наблюдает, приземлившись в красное бархатное кресло в лаундже.

– Ужин за его счёт, как компенсация за паршивый секс, – поправляя золотые часы на руке, отвечает она. – Что насчет тебя?

– Благотворительный бал, – указываю я на свой черный, идеально сидящий смокинг. – Младшая дочь распорядителя игр.

– Спорим, ты там будешь самым горячим мальчиком, – шепчет она, проводя тонким пальцем по ряду пуговиц на моей рубашке. – И которая девственница по счету?

– Сорок вторая, – безразлично отвечаю я.

– А ты считаешь?

Девственница ничем не лучше развратницы – обе в сущности одинаково испорчены. Прогнивший город, в котором девушки стыдятся своей невинности, а супруги – верности. Безнравственность считается хорошим вкусом, а порок – признаком утонченности.

– Столько невинных девушек не было даже у Одейра, – саркастически добавляет блондинка.

– Образ располагает. Разве профи можно доверить любимую дочь, а Финник… Он слишком обольстительный – его предпочитают женщины поопытнее, – я поджигаю еще одну сигарету и медленно вдыхаю горький дым.

Кашмира гораздо старше меня, но до сих пор «в клубе». Достойная замена из Первого так и не появилась. Её билет на свободу был разорван на арене Семьдесят Четвёртых Голодных игр, когда неизвестная девчонка из Двенадцатого скинула на фаворитку Капитолия гнездо, полное разъяренных ос. А какие на нее возлагались надежды.

– Слышала тебя отпустили на целый месяц, – Кашмира обнимает меня за плечи и наклоняясь к уху, вызывающе шепчет: – И чем же можно заслужить такое расположение президента?

– Тяжёлым трудом, дорогая, – я поднимаю голову вверх и выпускаю дым в небо. – Адски тяжёлым трудом.

Она вырывает из моих губ сигарету и растаптывает ее подошвой золотых туфель.

– Когда это ты начал курить, Мелларк?

– А когда ты начала считать себя моей матерью? – огрызаюсь я.

– На тебе это благоприятно не скажется, – заявляет она.

– Так же как и проституция.

Победительница сердито смотрит на меня, складывая руки на груди.

– У нас обоих есть причины, чтобы заниматься этим. Но у тебя нет причин убивать себя.

– Почему бы тебе не свалить и не насладиться ужином за счёт своего мудака? – огрызаюсь я и, разворачивая её в сторону капитолийца, подталкиваю вперёд.

Я зажигаю еще одну сигарету, чтобы заглушить аромат морального разложения, витающего в воздухе. Женщины у входа пялятся на меня. Стоит мне лишь дернуться в их сторону, как они тут же начнут заигрывать, используя избитые тактики флирта и фальшивое обаяние. Ненавижу женщин. Они так же отвратительны, как и мужчины.

Я так устал, что просто жить кажется больнее, чем умереть.

«Ты не умрешь. Я тебе запрещаю. Ясно?»

Я оборачиваюсь на звук ее голоса. Резкий, четкий, словно сталь – это должна быть она. Но в разноцветной шумной толпе нет никого с темной, туго заплетенной косичкой, перекинутой через плечо. Нет серых, словно туча, глаз, излучающих непоколебимую уверенность.

Схожу с ума.

Закрываю глаза и вновь пытаюсь избавиться от закоренившихся воспоминаний о бывшей жизни и о Китнисс. Я гоню их от себя, потому что они не приносят ничего, кроме боли утраты и угрызений ещё не до конца сгинувшей совести.

Я вновь облокачиваюсь на стену и нервно смеюсь, запуская пальцы в идеально уложенные волосы.

– Соберись, Мелларк, – говорю я себе. – Свобода Китнисс стоит того, чтобы терпеть. Ты не можешь сорваться. Несмотря на то, что тебе уже наплевать на все, в особенности на самого себя, необходимо продолжать жить. Даже если эта чёртова жизнь больше не включает в себя Китнисс Эвердин. И неважно, насколько глубоко ты уже опустился.

Я для неё теперь незнакомец. Её тепла для меня больше не существует. Я прикоснулся к нему лишь однажды, едва ощутил его, переплетаясь кончиками пальцев с той, что горела как огонь, едва почувствовал на своей коже через легкое касание её губ. Лишь короткое мгновение, и это чувство исчезло, было растоптано суровой правдой. Нет больше тепла. Не для таких, как я.

И плевать, кто теперь будет сжимать ее ладонь. Хотя это больно, да. Но если будет больно только мне, то всё нормально. У меня остался лишь долг, а также чувство вины, и от этого не избавиться. Никто уже не сможет меня спасти.

Даже она.

– Пит! – Пронзительный голос заставляет меня поднять голову.

Селестина, дочь главного распорядителя игр этого года, машет мне, выходя из ослепительно белого лимузина. Ее волосы цвета морской волны спускаются на плечи каскадом тугих кудрей. На девушке узкое облегающее платье с разрезом от бедра и открытой спиной.

Ее жеманные подруги высыпались из машины, подобно конфетти. Девушки смеются и фотографируют друг друга в отвратительно вызывающих позах. Они счастливы, ведь направляются на главную вечеринку года.

Мы направляемся.

В конце концов, они заплатили за то, чтобы сегодня я был одним из них.

Я тушу сигарету и натягиваю свою самую обаятельную улыбку.

========== Глава 2. Мальчик, который больше не печёт ==========

– Привет, Кискисс, – произносит Гейл, поднимая меня над землёй и обнимая.

Я не видела его почти три месяца. Иногда легко забыть, как сильно ты скучаешь по человеку, пока не увидишь его. Но не в случае с Хоторном. Я всегда скучаю по нему. Порой его склонность оберегать меня проявляется удущающе сильно, но она доказывает, насколько мы остались близки друг к другу. Несмотря ни на что.

Гейл отпускает меня и берет прядь моих волос возле самого лица.

– Они стали короче, – говорит он. – Но мне нравится.

Я поднимаю руку и дотрагиваюсь до его волос, которые уже практически свисают со лба. – А у тебя наоборот, – говорю я. – Но мне не нравится.

Я улыбаюсь, давая ему понять, что шучу. На самом-то деле, мне нравится его более лохматый вид. Люди всегда говорили, что мы похожи, хотя его кожа чуть темнее, чем моя, брови – шире, губы – полнее. Но зато наши волосы одинакового темно-коричневого цвета, даже наши черты лица похожи, особенно глаза. В детстве Гейл шутил, что меня удочерили, а на самом деле я – Хоторн, просто им сложно было прокормить столько ртов и меня подкинули к соседям.

Мы присаживаемся рядом на большой валун на вершине склона, и между нами воцаряется тишина. Это наше место, оно всегда было особенным. Отсюда открывается воистину великолепный вид на лес, на Луговину, затянутую ковром разноцветных трав, и на весь дистрикт.

– Мадж беременна, – наконец произносит Гейл, и его слова, будто острый нож, пронзают мне душу.

Нет, это не ревность. Мы с Хоторном выяснили много лет назад, что между нами кроме дружбы, ничего нет и быть не может. Это странное, непонятное мне чувство липкого ужаса, страха за их ещё даже неродившегося ребёнка. Хотя, так ведь и должно было в конце концов случиться. Я всегда это знала. Люди влюбляются, создают семьи, заводят детей. Но только не я.

– Значит у тебя осталось двенадцать лет. Отсчёт пошёл, Гейл, – бесцветным голосом шепчу я.

– Я верю, что за это время власть изменится.

– Надеюсь, не напрасно.

– Ты подумала насчёт предложения Коин? – Спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

Мы испепеляем друг друга взглядами – кажется, будто сам воздух между нами насыщен электричеством.

– Я не могу, Гейл, извини, – виновато опускаю глаза, не решаясь озвучить истинные причины моего отказа. – Ты же знаешь, мы не виделись четыре года. Он уехал, даже не попрощавшись, и с тех пор ни разу не возвращался в Двенадцатый. Да и всему Панему известно, что я отвратительная актриса. Может, лучше попросить кого-то другого?

– Мы пробовали, – разводя руками, произносит напарник. – Подсылали к нему блондинок, брюнеток, высоких и низких. Даже парней… – он пожимает плечами в ответ на мой скептический взгляд. – Что ты так смотришь? Это Капитолий… четыре года – большой срок. Вдруг?

Он запускает ладони в волосы и растрёпывает их ещё больше.

– Но пекарь никого к себе не подпускает, не сближается ни с кем. Единственный человек, которому он доверяет – Финник Одейр, но через него к Мелларку не подступиться.

– Неужели Пит может знать что-то такое важное, что президент Коин так заинтересована в нем.

– Видимо да. Он один из немногих приближенных Сноу.

Весь этот разговор кажется дикостью. Я до сих пор не могу представить как Пит, тот самый Мальчик с хлебом, мог сблизиться с президентом. Бред.

– Я не знаю, Гейл. Я не уверена, что смогу снова увидеть его. Да и с чего ты решил, что Пит будет разговаривать со мной?

– Пожалуйста, Кискисс, ты же помнишь, к тебе он всегда относился с особым трепетом. Если бы мы не перепробовали все возможные варианты, мы бы не обратились к тебе. Если не получится, ты уедешь домой первым же поездом.

Я тяжело вздыхаю.

– Все было только ради Игр. Все, что ты делала.

– Не все, – говорю я, крепко сжимая в руке букетик цветов.

– Не все? А сколько? Нет, неважно. Вопрос в том: останется ли что-то, когда мы вернемся домой?

– Я не знаю. Я совсем запуталась, и чем ближе мы подъезжаем, тем хуже, – говорю я.

Пит ждет, что я скажу что-то еще, ждет объяснений, а у меня их нет.

– Ну, когда разберешься, дай знать. – Его голос пронизан болью.

Больше я Пита не видела и не разговаривала с ним. Спустя два месяца Тур Победителей отменили, а по прошествии ещё недели я узнала, что он уехал. Навсегда.

Я сжимаю в руке переданный из Тринадцатого современный телефон – в Двенадцатом таких лишь единицы. Экран загорается ярким светом.

Открываю закладку с именем Гейл и медленно по одной букве пишу:

Хорошо. Я согласна.

***

Бессонница в поезде – штука паршивая. Но я никак не могу перестать думать о том моменте, когда вновь увижу Пита. Когда из окна показались долгожданные огни Капитолия, моей душе стало в сотню раз тяжелее, чем рельсам под поездом.

Странно приезжать сюда, когда тебя никто не ждёт. Последний визит в столицу сопровождался вспышками камер и тяжёлым ожиданием скорой смерти. Сейчас же всё по-другому.

Выхожу из здания вокзала, ловлю такси и, заглядывая в экран телефона, называю адрес.

Роскошные стеклянные двери сами распахиваются передо мной, впуская внутрь небольшой галереи. Меня встречает холодный воздух вперемешку с легким запахом краски и денег. Да, определённо, именно так пахнут деньги.

Здесь шумно и много людей. Капитолийцы разные: раскрашенные и не очень, странные и пугающие, а иногда вполне обычные, разгуливают широкими коридорами, восторгаясь или беспощадно критикуя необычные полотна. Я окружена людьми, но совершенно одинока в этом странном месте.

– Любая картина – это замочная скважина, сквозь которую можно подглядеть душу художника, – произносит низкий бархатный голос за моей спиной.

Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с пожилым мужчиной. Выглядит он почти обычно, только синие волосы выдают место его рождения.

– А что Вы можете сказать? – спрашивает меня незнакомец, указывая на картину на стене.

– К сожалению, я плохо разбираюсь в искусстве, – стыдливо бурчу я. – А чьи это картины?

– А Вы не знаете? Вон он, автор и творец.

Он указывает рукой в дальний конец зала. Даже в приглушенном свете выставки я вижу, как он изменился. Пит возмужал. Его лицо потеряло мальчишескую мягкость, скулы стали четче, а подбородок – острее. Я не вижу его глаз, но они, наверняка, все такие же небесно-голубые.

Что-то странное происходит у меня в груди. Трепет, вроде лёгких ударов крыльев бабочки. Меня пугает это ощущение, потому что я не знаю, что оно означает.

Он увлечённо рассказывает что-то собравшимся вокруг него людям, компания восторженно смеётся, а парень равнодушно скользит взглядом сквозь толпу, пока не упирается взором в меня и не замирает с раскрытым ртом.

Дальше все происходит настолько стремительно, что я не успеваю даже придумать веский повод для появления в его обители.

Пит что-то шепчет одной из девушек и решительно идёт в мою сторону. Он пересекает зал и, не говоря ни слова, притягивает меня к себе, обнимая рукой за плечи, а затем, наклоняясь к уху, шипит:

– Какого черта, Эвердин? Зачем тебя сюда принесло?

Он продолжает улыбаться всем вокруг, быстро уводя меня к запасному выходу. Как только мы скрываемся от толпы, от его мнимого дружелюбия не остаётся и следа. Он грубо хватает меня за локоть и тащит к черному низкому автомобилю. Я не разбираюсь в машинах, но могу сказать, что это дорогой, очень дорогой автомобиль.

Мелларк открывает дверь и ждет, чтобы я забралась внутрь, затем захлопывает ее и идет на свою сторону.

Он выезжает из гаража, и мы едем молча в течение нескольких минут. Я гляжу на Пита через отделяющие нас друг от друга сантиметры. Выглядит он замечательно: во всем черном – брюки, рубашка, пиджак. Я никак не ожидала, что на нем будет дорогая одежда, что он будет за рулем дорогой машины, и что его светлые волосы будут так профессионально уложены назад.

Я ожидала, что он все еще будет выглядеть как Пит, как тот самый Мальчик с хлебом, которого я помню.

Я так устала от тишины, и меня распирает от любопытства, поэтому первое, что я говорю ему, с тех пор как он схватил меня, это:

– Куда мы едем?

Я надеюсь, что мой вопрос уничтожит неловкость, державшуюся до этого момента.

– МЫ не едем никуда, – резко говорит он. – А вот ТЫ едешь домой.

Он вытаскивает телефон из кармана и, управляя автомобилем одной рукой, подносит его к уху.

– Финник, ты дома? – я сижу, вжавшись в кресло, стараясь не подавать никаких признаков своего присутствия. Просто тихо слушаю.

– Эвердин решила удостоить Капитолий своим визитом.

– В таком смысле, что она у меня в машине.

– Нет, ты же знаешь, что сегодня я не могу. Забери её вещи, откуда она скажет, и посади на первый поезд до Двенадцатого.

– Всмысле они ходят не каждый день? Тогда прошу тебя, увези её подальше и проконтролируй, чтобы не высовывалась.

– Да, – повторяет он в трубку, и я могу лишь догадываться, о чем может идти речь. – Встретимся у парадной.

Машина несётся на огромной скорости, и огни Капитолия так и мелькают за окном. Пит сворачивает к громадному зданию и проезжает пост охраны. Лужайка перед домом вся заставлена машинами. Он втискивает свой чёрный автомобиль между деревом и чьим-то мотоциклом, а затем грубо вытаскивает меня за локоть.

– Может уже хватит меня тащить, – вырываюсь я, но, кажется, мои слова на него не действуют.

– Привет, Китнисс, – произносит Финник Одэйр, словно мы знакомы всю жизнь, а не видим друг друга впервые.

– Привет, Финник, – в тон ему отзываюсь я, хотя чувствую себя неуютно. Парень как-то чересчур открыт, на нем лишь домашние мягкие брюки, а загорелое тело украшает кожаный шнурок с висящим на нем то ли акульим зубом, то ли куском ракушки.

– Я, конечно, не из тех, кто подвергает сомнению обоснованность твоих поступков, – говорит Пит другу, – но, надеюсь, что в этот раз я могу положиться на тебя?

Он практически вручает меня в руки Победителя из Четвертого, открывает дверь автомобиля и вновь уезжает.

Ни здравствуйте, ни до свидания.

Кажется, это задание будет сложнее, чем предполагалось, если я даже разговор завязать с Питом не в состоянии.

Финник медленно поворачивает голову и окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– Почему Мелларк считает тебя занозой в заднице?

Я могу лишь пожать плечами.

– Не имею представления. По крайней мере, раньше он так не считал.

Финник смеется.

– Выступаешь ли ты против мужчин с обнажённым торсом?

– Зависит от торса, – нахожусь я, и Победитель довольно кивает.

– У тебя есть раздражающие привычки?

– Нет, но судя по реакции нашего общего друга, я сама могу раздражать не меньше, чем самая худшая привычка.

– Ты готовишь?

– Только когда есть необходимость, – он это сейчас серьёзно?

– За собой убираешь?

– Наверное, лучше, чем ты, – говорю я, взглянув на его штаны, об которые кто-то недавно вытер руки или что-то типа того.

– Слушаешь громко музыку?

– Нет, но иногда я пою, – меня начинает забавлять наш шутливый диалог.

– Хорошо, – отвечает он и зовёт меня рукой идти следом. – Думаю, ты можешь остаться.

– Получается, я сейчас типа собеседования прошла? – Недоуменно спрашиваю я, шагая следом.

– Где твои вещи? – Игнорируя мой вопрос, интересуется Финник.

– У меня в руках.

Он разглядывает мою небольшую сумку, а затем переводит взгляд обратно на меня.

– И это все? – недоуменно спрашивает он. – Одна маленькая сумка.

– Мне много не нужно, – отвечаю я.

– Очевидно, что тебе необходимо сегодня где-то остановиться, а у Пита есть свободная комната.

– Я не могу остаться здесь, – произношу я, делая пару шагов назад и качая головой. – Ты же слышал его. Мелларк меня убьёт.

– Не убьёт. Поверь мне, он громко лает, но не кусается, а утром тебе даже не придется далеко ходить, чтобы все объяснить. Причины твоего приезда я спрашивать не буду.

Финник заносит внутрь мою поклажу, бросает её на кресло и широко разводит руками.

– Располагайся, – он разворачивается и идёт к двери, напоследок добавляя, – если что, моя квартира по коридору налево. Я тебя закрою внутри, поэтому, если понадоблюсь, воспользуйся телефоном. Внутренний номер – 18.

Слышу, как в замке поворачивается ключ, и я остаюсь одна.

Прохожу внутрь и осматриваюсь.

Спустя двадцать минут я понимаю, что квартира Пита не даст мне никакого намека на то, кем он сейчас является.

Ни картин на окрашенных краской светлых стенах, ни фотографий. Даже массивный дубовый стол, который разделяет кухню и гостиную, ничем не украшен. Это так не похоже на прежнего Мелларка.

Я немного расстроена, что после свободного доступа к осмотру его квартиры, единственный вывод, к которому я прихожу, это то, что он трудоголик, и у него либо полностью отсутствует время, либо вообще нет вкуса в интерьере. Паршивый же из меня тайный агент.

Я перестаю осматривать гостиную и иду на кухню. Открываю холодильник, но там практически ничего нет. Коробка с яйцами, несколько пачек с готовой едой, апельсиновый сок. Холодильник пустой, печальный и такой холостяцкий.

Заглядываю внутрь шкафчиков. Специи, пачка макарон. Вот это совсем странно. Он не готовит и не печёт.

Медленно прохожу в спальню и осматриваюсь. Не думаю, что у него есть девушка. Я не вижу никаких признаков: ни случайно оставленных женских вещей, ни фотографий, ни записок. Пустота.

Достаю телефон и набираю Гейлу сообщение.

Я у Пита квартире. Тут нет совершенно ничего необычного.

И ситуация оказалось сложнее, чем я предполагала. Он со мной не разговаривает.

Решаю подождать Мелларка здесь. Мягко опускаюсь на широкую кровать, откидывая покрывало. Подушка пахнет так приятно. Но это не запах Пита, по крайней мере, не тот, что я помню. Хотя мне нравится. Зарываюсь в мягкое облако носом и не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Громкий хлопок двери будит меня, заставляя подскочить. С секунду я пытаюсь понять, где нахожусь, и как только воспоминания встают на свои места, направляюсь обратно в гостиную. Я тихо ступаю на деревянный пол и останавливаюсь.

Мелларк лежит на краю дивана и выглядит так, будто в любую секунду может упасть. Я не могу с уверенностью сказать, спит ли он или просто смертельно пьян.

– Пит? – тихо шепчу я.

Он не двигается, когда я называю его по имени, поэтому я подхожу ближе и осторожно кладу руку на его плечо, чтобы разбудить. В ту же секунду он хватает ртом воздух и садится прямо, словно я только что вытащила его из сна.

Или кошмара.

На мгновение в его глазах вспыхивает ужас, и парень вновь валится на диван.

– Нет, – повторяет он, умоляя, и хватает меня за руку, пытаясь затащить следом за собой.

– Пит, это всего лишь сон, – говорю я, высвобождаясь из его железной хватки. – Это я, Китнисс, – не знаю, зачем я поясняю ему, кто я. Не очень-то он был рад меня сегодня видеть. Но парень определенно не вспомнит завтра этого разговора.

Я смотрю на телефон, лежащий у его ног. Беру его в руки, но противный писк сообщает мне о том, что необходимо ввести пароль. Глупо было предполагать, что все будет так просто.

Я медлю, не зная, что дальше предпринять, потому что он так и лежит на боку, прижавшись лицом к дивану. Пит вцепился в кушетку настолько сильно, что аж побелели пальцы. Сначала, я решаю, что ему плохо, но потом понимаю, насколько я не права.

Он не болен.

Он плачет.

Сильно.

Настолько сильно, что не издает ни звука.

Я не знаю причины, но видеть душевные страдания, которые он сейчас испытывает, очень тяжело. Я бросаю взгляд в коридор и обратно на Мелларка, пытаясь определиться, нужно ли мне оставить его в покое.

Опускаюсь на колено и касаюсь его плеча.

– Пит?

Он резко распахивает глаза. Они полны боли.

– Эвердин? Как же я тебя ненавижу, – бормочет он, испускает тяжелый вздох и снова закрывает глаза, хватаясь за голову.

Я убираю свою руку и стою около него еще несколько минут. Кажется, он уснул, но несмотря на это по-прежнему выглядит так, будто находится в мире, полном боли. Я понимаю это по тому, как он хмурит брови и неравномерно дышит.

Впервые я обращаю внимание на едва заметный шрам возле его подбородка. «Скорее всего, ожог чем-то тонким, может, металлическим противнем, – думаю я. Плавно скольжу взглядом по правой стороне его челюсти и останавливаюсь на сжатых в тонкую линию губах.

У меня появляется странное желание коснуться его лица, но я боюсь, и вместо этого дотрагиваюсь до волос. По бокам они чуть короче, на макушке длиннее, аккуратно уложены гелем. Я глажу его волосы, успокаивая его, даже если он не заслужил этого. Его дыхание выравнивается и, кажется, он наконец расслабляется.

========== Глава 3. Мальчик теперь не улыбается ==========

– Какого черта, Финник? Почему она у меня дома? Я же просил тебя увезти её подальше?

Громкий голос Пита выдергивает меня из сонного состояния, словно обливая холодной водой. Я подтягиваю одеяло повыше и застываю, перестав шевелиться.

– Да мне плевать. Я ничего не помню со вчерашнего вечера, – шум доносится из гостиной. – Да. Протокол 3, – добавляет он, – наверное, водитель привёз, а машину перегнали.

– Что за Протокол-3? – пытаюсь понять я, стараясь посильнее навострить уши.

– Умоляю тебя, не читай нотаций. Уж лучше быть обдолбанным, чем помнить то, что ты творил накануне.

Я тяжело вздыхаю, закрывая глаза, ведь Мелларк был единственным, кто подобрался ко мне ближе всех, каким-то невероятным образом прорвался сквозь мою жесткую оболочку и даже на короткий миг смог приоткрыть дверь моего сердца, но я не смогла заставить себя сделать к нему навстречу хоть один шаг. Я испугалась. А теперь это уже совсем не тот Пит, которого я помню, и чем больше я слышу, тем сильнее сжимается моё сердце.

– Спас, ага. Очень смешно. С каких это пор ты начал предоставлять девушкам спасительные дома? – снова разражается тирадой парень. – Ты даже не позволяешь девчонкам остаться на ночь, когда заканчиваешь с ними, что гораздо менее значимо, чем поселить кого-то из них вместе с собой. Я ночью, наверное, минут пять не мог понять, где нахожусь, и почему в моей постели все ещё лежит женщина.

Великолепно! Мой бывший напарник превратился в парня, который напивается по выходным до потери пульса, принимает наркотики и в процессе явно приводит домой так много девушек, что даже не может запомнить, с какой именно переспал.

– Она стерва, Финн. Наверное, самая бесчувственная девушка, которую я когда-либо встречал, – слышно, как он меряет тяжёлыми шагами гостиную, а я так зла из-за происходящего, что действительно готова его пристрелить. – Одно радует: уже сегодня она отправится домой. Осталось лишь выяснить зачем её принесло в Капитолий. Давай, встретимся внизу через полчаса.

Я сажусь на кровати, в десятый раз за последние сутки пожалев, что ввязалась в эту авантюру. Дверь спальни распахивается, и голубые глаза тут же обжигают холодом. Я также пристально смотрю на него в ответ и не могу поверить, как это злобное существо может быть тем самым парнем, который вчера вырубился на диване, тем же человеком, который плакал, пока не уснул?

Сегодня на нем потертые джинсы и черная футболка. Но главное отличие в его внешнем виде по сравнению с вчерашним днем, в том, что сейчас он в состоянии стоять без посторонней помощи.

Однако эта утренняя версия Пита опасна. Этот Пит зол.

Мелларк опирается на дверь, скрещивая руки на груди. Он выглядит напряжённо и смотрит так, будто это я виновата, что у него была паршивая ночь.

– Доброе утро, солнышко, – язвительно произносит он. – Надеюсь, тебе хорошо спалось в моей постели.

То, что он копирует манеру разговора Хеймитча, раздражает меня ещё сильнее, так как сам даже не явился на его похороны месяц назад. Мог бы проявить хоть каплю уважения к ментору, который вытащил его с арены живым.

Откидывая одеяло, я встаю, подхожу к двери и смотрю ему прямо в глаза.

– Сделай мне одолжение, пожалуйста, отойди на шаг назад.

Удивительно, но он послушно выполняет мою просьбу, видимо, предполагая, что я хочу выйти из комнаты. Я продолжаю пристально на него смотреть и резким движением руки захлопываю дверь прямо перед его носом. Победно улыбаясь, иду обратно в кровать.

Дверь снова открывается.

Распахивается, ударяясь о стену.

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – кричит он. – Зачем ты заявилась вчера ко мне в галерею?

Я безумно зла на него за все то, что мне пришлось сейчас услышать. Пытаюсь не выдавать обиду, но это оказывается трудно.

– Я попала туда случайно, идиот, – защищаясь, выкрикиваю я. – Приехала не к тебе. Хеймитч оставил мне квартиру в Капитолии. Я просто мимо проходила.

Плевать, что я провалила это задание в первый же день, плевать, что не помогла Гейлу, и имя его ребёнка будет разыгрываться на Жатве, плевать на Тринадцатый с его революцией, в конце концов сразу было ясно, что я безнадёжна.

– Если ты не знал… хотя нет, ты прекрасно знал. Он умер! А ты даже не соизволил появиться на похоронах своего ментора, – выплевываю я и пристально смотрю на него, заставляя признать поражение.

Пит на секунду выглядит так, будто действительно потрясен моим ответом, что заставляет меня тайно торжествовать. Пока он не начинает говорить снова.

– Какая квартира, что ты несёшь? Я три года был с Эбернети на играх в качестве второго ментора, и он всегда останавливался либо в тренировочном центре, либо у Эффи.

– Видимо, ты был с ним не настолько близок, раз он не счёл нужным поделиться этим с тобой, – огрызаюсь я.

Он стонет, хватаясь за голову, садится в кресло и смотрит исподлобья на меня.

– Китнисс, – ну надо же, он наконец назвал меня по имени, – на самом деле уже не важно… к тому же у меня раскалывается голова, – вдруг его голос становится мягче, он словно умоляет. – Я просто прошу тебя, не появляйся больше в Капитолии. Давай не будем ругаться, тем более я сегодня уезжаю. Мы с Финником закинем тебя на вокзал. Собирайся.

Теперь я замечаю, что у двери шкафа стоит спортивная дорожная сумка. Пит встаёт и тяжело идёт на кухню. Я следую за ним. Он открывает тумбочку и достает аспирин, наливая в стакан воду и закидывая две таблетки себе в рот.

Я не хочу, чтобы Мелларк видел мое разочарование из-за того, как сильно он изменился, поэтому отворачиваюсь к окну.

– Сколько ты уже здесь живешь? – спрашиваю я, пытаясь сгладить неловкое молчание.

– Четыре года.

Не знаю почему, но я смеюсь. Истерически громко смеюсь. Он поднимает бровь, не понимая моей странной реакции.

– Просто твоя квартира … – смотрю на гостиную, затем обратно на него. – Она больше похожа на номер в гостинице. Я думала, может, ты недавно въехал, и у тебя не было времени… – я просто пытаюсь поддерживать разговор, но, кажется, делаю только хуже.

Он медленно осматривает обстановку дома и осмысливает мой комментарий. Пит молчит. Не считает нужным отвечать мне. Он открывает дверь и устало произносит:

– Идём, Китнисс, – парень подхватывает свои вещи и выходит за дверь.

Пока мы ждём лифт, он внимательно меня разглядывает, слегка наклонив голову.

– А ты совсем не изменилась, – замечает мой бывший напарник.

– Зато тебя можно узнать с трудом, – скептически отвечаю я, – особенно, когда ты открываешь рот.

Он одаривает меня презрительным взглядом, и я возвращаю ему такой же в ответ. Передо мной все те же самые кристально чистые голубые глаза, которые я когда-либо видела. Только что-то в них не так. Они больше не светятся жизнью.

Мы молча едем вниз, и я, поглядывая в зеркало лифта, замечаю, что Мелларк будто никак не может определиться: смотреть ему в свой телефон или на меня, потому что его взгляд постоянно дергается туда-сюда.