Текст книги "Getting my demons out (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Пар от дыхания клубится у губ, и Гарри даже представить себе не может насколько холодно Луи. Он молча вглядывается в любимое лицо, стараясь запомнить: знает, кто-то из них умрёт сегодня. Это всё изменит.
Но желание оправдаться, снять с себя хотя бы половину тяжкого груза вины, толкает на колени, на бетонный, промерзший пол рядом с Луи. Тот звенит цепью, отползая, бросает мимолётный взгляд на нож в руках Стайлса.
– Я пытался уехать, знаешь, но оказалось слишком поздно, – говорит Гарри, стараясь игнорировать укол между рёбер от того, как сильно Луи боится его. Думает, что он убийца. – Послушай, – Стайлс тянется свободной рукой убрать склеенную кровью прядку с пострадавшей щеки. Цепь мешает Луи отпрянуть дальше, и Гарри удаётся коснуться. – Мне так сильно жаль!
Горячие слёзы скапливаются в уголках глаз, но Гарри стойко держится, глубоко вдыхает грязный, пропахший трупными испарениями воздух, чтобы успокоить сбитые в один пульсирующий неопрятный ком эмоции.
– Я не должен был выбирать этот город с самого начала, – тихо говорит он, и Луи поджимает губы, молчит в ответ. Это хорошо, не сбивает с мысли. Стайлсу слишком трудно распутать все узлы мыслей, найти нужные нити. Ведь времени так мало, а сказать нужно слишком много.
Пальцы сжимаются на рукояти ножа, будто он может спасти. Но едва слышные шаги за старой, скрипучей дверью – настоящие. Гарри бежал от этой бесшумной поступи, скрывался долгий холодный год, и вот она настигла его.
– Я спасу тебя, – шепчет подросток пересохшими губами. – Чего бы мне не стоило. Спасу!
– Отвали, псих, – выплёвывает Луи, толкает его ногой. – Ты убийца!
Только когда горечь от этих тихих, едких слов наполняет грудь до краёв, только тогда Гарри позволяет слезам пролиться. Он отворачивается от человека, любовь к которому оказалась сильнее страха, и поднимается на ноги. Дверь скрипит.
– Я очень много времени провёл в ненависти к себе, потому что был уверен, что я убийца. Но сейчас, когда я наконец знаю, что на моих руках нет крови, я не рад. Мне не легче, – Гарри больше не шепчет, говорит в полный голос, не пугаясь собственного хриплого эхо под потолком. – Лучше бы я был убийцей! Тогда я бы смог спасти тебя и всех остальных.
– Ты правда так думаешь, малыш?
Голос, давно забытый, потерянный во времени. Голос из его кошмаров. Из детских воспоминаний.
Гарри медленно поворачивается лицом к мужчине, в смерти которого так долго винил себя. К мужчине, что был ему самым близким другом, что стал его самым страшным сном.
– Здравствуй, Бен, – шепчет подросток.
Сквозь плотные слои вдруг сжавшегося воздуха, сквозь шум крови и нестройный ритм сердца Гарри слышит, как за его спиной на полу возится Луи. Цепь позвякивает, плотная ткань куртки шелестит. Стайлс старается уцепиться за эти звуки, когда сознание мутит от ужаса.
– Здравствуй, Гарри. Мой маленький мальчик, – Бен раскрывает объятия, в которые Гарри не торопится. Тёмные глаза пристально вглядываются в его лицо, но подросток не может смотреть в ответ. Пальцы дрожат от ужаса перед самой смертью. – Не рад мне?
Слов нет. Гарри не знает, какого ответа ждёт Бен, поэтому просто молчит. Зима между ними становится на несколько градусов холоднее, когда мистер Уинстон опускает руки.
– Из-за него? Ну конечно из-за него!
Мужчина сдвигается в сторону, и Гарри видит, что его ладони пусты. Безоружен. Но опасность волнами расходится вокруг, забивает нос, будто густой ил в реке. Мешает дышать. Слишком хорошо подросток знаком с безумием, скрытым за приятной внешностью мужчины.
– Ты пытался сбежать от меня снова, да? Когда увидел тело бедной учительницы, – грустно говорит Бен, но тут же срывается и кричит. – Эта шлюха заняла моё место! Моё!
Переход настолько резкий, что Гарри оглушает. Эмоции Бена – чистое безумие. Они топят любую возможность понять друг друга в исступлении.
– С её миленькой улыбочкой! С её сладкими речами! Будто она может, будто имеет на это право – цитирует классиков! Когда ничего не знает о жизни, – его тёмные глаза блестят в надвигающемся мраке ночи. – Ничего не знает о смерти!
– Бен, – бессильно шепчет Гарри. – Прекрати, умоляю.
– О, тебе не стоит бояться, малыш, – мужчина бросает нежный взгляд, и Гарри видит, как он в последнюю секунду останавливает себя от порыва подойти ближе. – Всё, что я делал, я делал для тебя, Гарри.
– Ты убил моих родителей…
– Они пытались увезти тебя. – ярость вспыхивает в тёмном зрачке, но мужчина прогоняет едва не вырвавшийся наружу мрак взмахом руки. – Забрать тебя у меня.
Один шаг, что мужчина делает в его сторону, подобен падению с обрыва. Гарри чувствует холод в груди, чувствует бессилие, как он проваливается всё глубже. За его спиной тишина, и кажется Томлинсон даже не дышит, прислушиваясь к их разговору. Подросток не решается оглянуться на него, не решается отвести взгляд от Бена.
– Я не мог потерять тебя, – в глазах убийцы страх.
На тонкие иголки холода в собственном взгляде уходят все силы. Гарри пытается отделить себя, свою личность, от этой навязчивой идеи Бена обладать им.
– Я убрал с твоего пути каждого, из-за кого ты хоть раз плакал, – мужчина тянет руку. Желание дотронуться до объекта собственного вожделения заставляет его пальцы дрожать. – Твои родители не понимали тебя, Гарри. Они позволили таким как Тейлор и Дональд превратить твою жизнь в ад. Они заслужили свою смерть!
Несмотря на холод ладонь Гарри потеет, нож чуть скользит в пальцах. От потери собственного рассудка в сумасшествии Бена, ядом растёкшегося вокруг, спасает лишь дыхание Луи. Гарри делает шаг в сторону, стараясь скрыть Томлинсона от глаз убийцы.
– Но ты сбежал, – грустно качает головой мужчина. Его цепкий взгляд опускается вниз, и Гарри уверен, смотрит он не на ноги подростка. Он смотрит на Луи. – И как тебе было здесь одному, хорошо?
Улыбка на губах Бена злая, полная превосходства, будто он уже победитель.
– Терпел побои и унижения, но ради чего? Мой малыш, – огромные, бездонные глаза Бена наполнены любовью. Всепоглощающей и бескорыстной. Совершенно безумной. Той любовью, что теплится внутри заледеневшего сердца Гарри. Только если мужчина готов убить за Стайлса, то сам он готов умереть, но не отдать Луи безумцу. – Я понял, что испугало тебя. Ты всегда был полон сострадания, и ты бежал от смерти и боли. Моя вина, я ошибся, позволил тебе увидеть Тьму.
Вкрадчивый, такой приятный голос Бена возвращает в прошлое: в наполненный светом кабинет, золотые корешки взрослых книг за стёклами шкафа, разноцветные фломастеры и долгие дружеские разговоры. Гарри был счастливым ребёнком, пока чужая испорченная безумием любовь не сделала его взрослым в одночасье.
– И ты пытался сбежать снова, но… – Бен останавливается, сверкает гневным взглядом подростку за спину. – Вернулся ради него. Уже мог бы быть очень далеко, но выбрал этого мальчишку. Того, кто принёс так много боли! Выбрал его! В то время как меня так безжалостно отверг!
Всё громче, его голос вновь пугает искрами ненависти и неконтролируемого бешенства. Гарри едва дышит от ужаса перед гневом мужчины, до умопомрачения мечтает взять Томлинсона за руку, впитать немного его силы.
– Ты знаешь, как больно мне было, когда ты исчез? – руки мужчины в крови: она засохла коркой на костяшках пальцев, забилась под ногти. Гарри чувствует тошноту, кислой волной подкатывающую к горлу, когда этими руками Бен приподнимает чёрную водолазку вверх. – Оставил мне это и пустоту.
От вида шрама Гарри зажмуривается, вспоминает горячую кровь мужчины, что выплёскивалась на него из раны. Он тогда воткнул холодное лезвие, и оно мягко вошло в кожу, вырвало из губ друга удивлённый выдох. Не видел тогда другого выхода.
– Я лишь сделал то, что сделал бы ты, – отстранённо говорит Гарри. Слышит свой голос будто со стороны, и не может поверить в собственные слова. – Видишь, я такой же, как и ты. Рад этому?
– Мальчик мой, – тёплые мужские руки касаются лица, согревают, а где-то под ногами испуганное дыхание Луи. Ради него Гарри готов на сделку со смертью.
– Отпустим его? – тихо спрашивает он, медленно открывая глаза. Морщинки на лице Бена вокруг тёмных, сейчас как никогда тёплых глаз, разглаживаются, когда он вдыхает полной грудью.
– Скучал по твоему запаху, – говорит он, игнорируя вопрос. – Знал бы ты, сколько сил я приложил, пока не нашёл хотя бы отдалённо похожее звучание. Чуть не свихнулся.
Он смеётся, так беззаботно и радостно, что мурашки покрывают вмиг вспотевшую от ужаса спину Гарри. На мгновения, если задержать дыхание и прищуриться так, чтобы не было видно грязных окровавленные стен, то можно представить, что всё хорошо. Можно вернуться в прошлое, поверить в иллюзию настоящей дружбы, завернуться в заботу и любовь Бена. Стать снова счастливым.
Но лишь на секунду. Потому что яркий лязг звеньев цепи, на которую посажен Луи, возвращает назад, в кошмарное настоящее, где нет любимого друга. Только беспощадный убийца, чьи мысли не предугадать.
– Бен, – Гарри пробует вновь достучаться до друга. – Давай отпустим его?
Руки исчезают так же внезапно, как появились на его щеках. Мужчина делает несколько шагов назад, сжимает пальцы в кулаки. Его злость не такая, как ярость Томлинсона. Гарри чувствует разницу в воздухе, чувствует каждой клеткой своего тела.
– Защищаешь его, – недоумение во взгляде мужчины такое искреннее. – После всего?
Бен вновь оказывается рядом, тянет за ворот кофты на себя. Гарри знает, что он хочет увидеть, и что он хочет этим доказать, но сопротивляется, отступает назад, прячет сигаретный ожог, будто это лишь их с Луи. Личное.
Тот момент на поле, наполненный сначала снегом и болью, а потом безжалостной отстранённостью первого поцелуя, принадлежит только Гарри. Бен не понимает, и никогда не поймёт, несмотря на громкие слова о привязанности. Несмотря на все убийства, что он совершил ради Стайлса.
Сжимая сильнее нож в руке, Гарри удаётся вырваться, не показать метку, оставленную ему Луи. Но ярость Бена теперь направлена на Томлинсона.
– Ты сделал ему больно! – рычит он. – Разбил сердце, которое я так берёг.
И прежде, чем Луи успевает сказать что-то без сомнения храброе, но глупое, Гарри перебивает, хватая Бена за руку.
– Бен, пожалуйста! Он не сделал мне совсем ничего плохого! Пожалуйста! – голос искрится паникой, настоящим неподдельным страхом. Выдаёт все его чувства с головой. – Я сделаю всё, что ты захочешь! Никогда не оставлю больше, не попытаюсь сбежать. Только не трогай его, умоляю!
Но мужчина перехватывает его запястье, сжимает до боли, так, что пальцы ослабевают и дрожат. Гарри разжимает хватку, и Бен отталкивает его прочь, продолжая наступать на Луи.
– Ты не заслуживаешь смерти, мальчик, – низко, угрожающе произносит он. – Слишком легко для тебя. Ты получишь гораздо больше. Ты получишь боль и бессилие на многие годы, – слова путаются со звуком скользящей по полу цепи, с частыми выдохами Луи, а Гарри всё медлит, не решается использовать нож. Никак не может поставить точку в этой затянувшейся истории. – Я вырву тебе язык и глаза, лишу тебя каждого зуба, сломаю каждый палец. Я оставлю тебя покалеченным, в темноте и тишине. Запертым в своём беспомощном теле без права на смерть!
Он тянет окровавленную руку к Луи, намереваясь сжать его горло над стальным обручем ошейника, придушить, лишить грязного воздуха. У Гарри нет ни одного шанса помешать этому, и он роняет слёзы: они струятся по щекам, впитываются в ворот кофты. Ему отчаянно не хватает сил использовать нож снова.
– Ты не нужен ему, малыш. Разве ты не видишь? – Бен бьёт Луи по щеке, и Гарри слышит болезненный выдох, звяканье цепи. Но больше ничего. Тишина от Томлинсона будто подтверждает слова мужчины. – Презрение, страх. Он чувствует лишь отвращение. Никогда не полюбит тебя так, как я. Не будет заботиться.
И Гарри правда видит все эти эмоции в чертах любимого лица, исковерканные болью и усталостью, пережитыми потрясениями. Гарри знает, что Луи никогда не простит его за всё случившееся, никогда не ответит взаимностью.
– Никто никогда не будет любить тебя так, как я, Гарри!
Подросток кивает, стирает свободной рукой слёзы с ресниц. Комната плывёт перед глазами, Бен превращается в размытый силуэт, в тень себя прежнего, но Гарри верит ему. Где-то глубоко внутри он всё ещё любит этого человека, как лучшего, самого близкого друга. Но в этой размытой солёными слезами реальности он так же осознаёт, что любит Луи.
– Сегодня из этой комнаты выйдут только двое. Ты и я. Или ты и он, – Бен поворачивается к Луи спиной, выпрямляется, глядя чуть сверху на Гарри. С трескучей нежностью в тёплых шоколадных глазах. – Ты должен сделать этот выбор, малыш.
– Я сделал его год назад, – Гарри не контролирует свои губы, они кривятся в рыдании, слова получаются невнятными и поломанными.
И лишь воспоминания, что подарил ему Луи за год: болезненные, сладкие, полные тепла и морозно снежные – только они наполняют руки силой, помогают сердцу принять и решиться. Гарри заносит нож и бьёт.
Бьёт туда же, куда ударил год назад. Лезвие так же гладко входит в старый шрам, вновь распарывает его рваные, только сросшиеся края. Горячая кровь, та же кровь, вновь струится по пальцам подростка. Он всхлипывает, отшатывается в ужасе, но мужская ладонь ложится сверху, не позволяет вынуть нож или убрать руку.
– Выше, – шепчет он, и сам ведёт рукой Гарри вверх, вспарывая кожу, разрывая ткань. Кровь выплёскивается из раны, заливая одежду подростка. – Я так же устал, как и ты, малыш.
Губы дёргаются в последней, прощальной улыбке. Гарри успевает разглядеть признание в чужих глазах, тонкую струйку крови в уголке рта, а потом Бен прижимается лбом к его покрытому лихорадочным потом лбу. Последний тёплый выдох касается мокрых замёрзших щёк подростка, рука на ноже разжимается, и Бен падает на пол, бездыханный.
Под тихое дыхание шокированного Луи Гарри забирает жизнь Бена, тоже становясь убийцей.
Долгие секунды тишины отделяют одну жизнь от другой, превращают прошлое, наполненное тьмой и надеждой, в будущее, серое и пустое. Гарри не решается смотреть на Томлинсона. Взгляд приковывает к себе тело Бена: тёмная одежда, словно сотканная из ночи, из самой непроглядной тьмы, и спрятанные за ресницами, под бледными веками чувства – страшные, разрушающие. Теперь мёртвые.
Гарри заставляет себя отвернуться, но знает, картинка изломанного рта, этих губ, за которыми с восторгом наблюдал долгие годы, когда Бен увлечённо рассказывал об очередной хорошей книге, когда он делился мудростью, учил жить, эти бледные мёртвые губы теперь навсегда останутся в его памяти, на его совести.
– Теперь всё закончилось, – сквозь глухие рыдания шепчет Гарри. – Точно закончилось.
Ночь пожирает остатки света в весеннем вечере. Она ползёт густыми тенями от стен, щупая, оглаживая вещи в комнате. Гарри хочет остановить всю тьму в мире, выжечь её светом и огнём.
– Освободи меня, – говорит Луи, и его голос среди мёртвых, покрытых кровью стен звучит неестественно. Он не принадлежит этому миру. Не принадлежит Гарри.
Против воли, сквозь сковывающую тело боль и усталость, Гарри шарит замёрзшими руками по залитым кровью складкам одежды. Лишь чудом нащупывает ключ потерявшими чувствительность кончиками пальцев. Его руки нещадно дрожат, когда он приближается к Томлинсону, потупив взгляд, уткнув его в грязный пол. Слёзы склеивают ресницы, и в замочную скважину удаётся попасть далеко не сразу.
Мгновения, когда кончик ключа царапает металл обруча на шее Луи, когда кожа его шеи так близко, пахнущая до одурения хорошо, этой родной горечью сигарет и сладостью персиков, длятся вечность. Но потом щелчок открывшегося замка рушит напряжённую близость между ними. Рывком Луи отбрасывает от себя ошейник, под громкий звон цепи, и резко поднимается на ноги.
– Могу я забрать платок? – просит Гарри, всё так же разглядывая кровавые узоры под ногами, а внутри всё дрожит от ужаса, что Луи откажет в этом маленьком клочке ткани, что так необходим теперь. Чтобы выжить.
Но вопреки всем страхам, висящему между ними горьким комом разочарованию, Луи стаскивает платок с шеи и протягивает. Берёт ткань Гарри со всей осторожностью, не касаясь сильных пальцев, что занимали его голову всю долгую, трудную зиму. Гарри боится ожогов, что так легко получить, когда яростное солнце, которым является Луи, касается сгустка тьмы и ужаса, подобного Гарри.
И он уходит, оставляя после себя лишь воспоминания и ткань, ещё хранящую тепло хозяина.
– Но я спас тебя, – шепчет Гарри в пустоту оставленной нараспашку двери.
Шаги звучат приглушённо, когда подросток опускается на колени рядом с учителем, берёт его остывающую большую ладонь в свою ледяную руку. Сжимает с остатками нежности, которую не смогли уничтожить до конца жестокость и безумие. Словно живучий сорняк, она вцепилась в душу, не желая отпускать даже после всего.
Секунды превращаются в минуты, но Гарри не замечает времени. Так же как он не замечает холода или тьмы. Реальность больше не существует для него, лишь эта комната, наполненная смертью – персональный ад страданий и боли. И даже когда тишину разбивает полицейская сирена, звуки подъезжающих автомобилей, подросток не шевелится, запертый в себе.
Без возможности к побегу.
***
В полицейской машине витает застарелый запах жира и табачного дыма. Яркие мигалки освещают ночь, лучи красного и синего расходятся в стороны, разрезают тьму на треугольники. Один из копов остаётся с ним в машине, но его напарник выходит, содрогаясь от холода в форменной куртке.
Луи всё ещё трясёт от ужаса: мёртвое лицо Стэна и тьма в глазах мужчины, когда он склонял Гарри к убийству. Дыхание до сих пор затруднено, сдавлено осознанием того, насколько прочной оказалась связь Гарри и убийцы. Луи увидел это в их взглядах друг на друга – скользящее понимание между двумя. Будто им не требовались слова, они знали все, даже самые потаённые мысли.
И хотя всё закончилось, страх, подобно пауку, сплёл свою паутину внутри его тела, сжал тонкими серебристыми нитями сухожилия и мышцы. Гарри выбрал его, лишив своего друга жизни, выбрал одиночество, уничтожив тьму и жестокость, но Луи всё равно оказывается разбит, раздавлен осознанием того, насколько близок к гибели оказался.
Полицейские входят в здание, и Луи слышит их осторожный профессиональный разговор в рацию. Голова кружится от усталости, и громкие, полные отчаяния и безнадёжности мысли долбятся в череп, крошат его в труху. Луи хочет забыть всё, что случилось в этом году. Он готов расстаться со сладкими воспоминаниями о Гарри, если призраки погибших друзей тоже прекратят терзать его совесть.
Его выводят закованным в наручники: Луи видит сквозь стекло полицейского автомобиля заплаканное лицо в сине-красных огнях от мигалок, заломанные за спину руки, окольцованные металлом. Томлинсон сползает по сидению ниже и зажмуривается, не в силах смотреть. Вид Гарри разрывает ему сердце, топит в горячей крови и боли остальные органы. Желание спасти мальчишку от кошмаров, вытащить из бездны отчаяния борется со страхом, с пережитым ужасом произошедших событий.
Но жалость не изменит случившегося, не поможет исправить смерть и боль, засевшую занозой в сердце. Друзья мертвы, и вместе с ними умерла часть души. Луи чувствует в себе эту пустоту, с острыми краями. Она мешает дышать, царапаясь зазубринами.
Ничто уже не будет как прежде: улицы их города навсегда останутся другими, отмеченными жестокостью и чужим гневом. Боль растворится в воздухе, но будет возвращаться осенью, с терпким запахом влажности, с хрустом листьев под ногами. В классе Шерил появится новый хозяин, но для Луи жизнь не двинется дальше. Она замерла, лишённая столбов опоры, той монументальности и незыблемости человеческой жизни, в которую он так верил.
И Томлинсон проигрывает. Оказывается слишком слаб, чтобы противостоять демонам, с которыми так отчаянно боролся Гарри. Пряча лицо в испачканных чужой кровью ладонях, Луи сдаётся.
– Отвезите меня домой, – просит он мужчину за рулём, и облегчённо выдыхает, когда тот не спорит, просто молча заводит машину.
Ночь пуста, так же, как и его оболочка. Личность утрачена, развеяна в холодной темноте зимы. И пусть Гарри не тот, кто занёс руку с ножом, не тот, кто пролил кровь, но Луи не может избавиться от обвинений, подогревающих кровь – Гарри тот, с кого всё началось. Он тот, за кем последовал Бен, и именно Стайлс привёл смерть в родной город Луи.
Эмоций много, противоречивых и раздирающих на части, и Томлинсон не может унять их, сжать в стальной кулак. Ему не хватает сил. Гарри по-человечески жаль, и разум взывает к Луи о справедливости, но боль сплела паутину вокруг сердца, поместила его в кокон отчуждения. Этот мерзкий паук не даёт шанса другим мыслям. Властвует в сознании лишь одна – Гарри причина всего. Луи не хочет иметь с ним больше ничего общего.
Машина мягко тормозит у его дома. Мама комкает в руках полотенце, а в глазах – беспокойство, въедливое, ставшее уже привычным. Он покидает полицейскую машину, с отвращением перемешивает слякоть и грязь под ногами, пока идёт к дому. Лишь в маминых руках, тёплых и ласковых, Луи позволяет себе вдохнуть.
С воздухом, наполняющим лёгкие, приходит истерика. Спадает оцепенение, смытое струящимися по щекам слезами. Луи жмётся сильнее, будто маленький, пока офицер мягко вводит её в курс дела. Хватка материнских рук на плечах усиливается по мере того, как он говорит, и Луи вдруг отчётливо понимает, что кто-то из его семьи мог бы оказаться жертвой. Безумие Бена могло завести их ещё дальше за жирную, чёрную линию страданий. Луи мог потерять всё.
По вине Гарри.
Поэтому единственное желание, что рождается среди скопления боли и гнева, бессильного отчаяния – это забыть, оставить Стайлса позади. В прошлой жизни.
И Луи не дожидается окончания рассказа, он выворачивается из материнских рук и, громко топая, заходит в дом, хлопнув за собой дверью. Ярость разгорается в сжатых в кулаки ладонях, меж стиснутых до скрипа зубов. Злиться Луи умеет, и именно гневом сейчас он прогоняет отчаяние и тоску.
Тот, кто злится – не скучает.
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
Итак, это была потрясающая неделя. Если бы вы только видели как именно annsmith правит мои ошибки. Весьма колоритно)) Я рада, что смогла приурочить поездку к окончанию этой работы. Люблю мою детку до края Вселенной. И каждого из вас люблю! За восхитительные эмоции.
Вы – моё вдохновение <3
Вместе с осенью заканчивается терпение: голые ветки тянутся к серому, полному дождя небу, так похожие на его оголённые нервы. Луи закуривает, забрасывает рюкзак за плечо.
Прохожие толкают его плечами, задевают локтями. Каждый незнакомец в толпе спешит по своим делам, и человеческая масса будто река омывает Луи со всех сторон. Он один, в этом извечном суетливом стремлении жизни, не торопится, оттягивает момент. Лондон дышит вокруг, огромный, способный проглотить, но Луи не боится.
Страх остался в прошлом.
Честно и отчаянно Томлинсон сражался с ним на протяжении долгих месяцев, вычерпывал из себя, будто чайной ложкой, по капле. За спиной остались похороны друзей и долгие месяцы попыток забыть эту разрушительную зиму. Ненависть, порождённая отрицанием трагедии, нежеланием смириться с тем, что Стэна или Зейна больше не будет рядом, что мисс Коул больше не поддержит искренней улыбкой.
Он винил Гарри. Долгие весенние вечера ушли на то, чтобы разобрать образ Стайлса на кусочки, пропитать каждый из них отвращением, обвинением. Если бы он не оказался в их школе, если бы выбрал другой город. Цепь событий, что привели к безвозвратным потерям началась с него, и Луи казалось правильным превратить всю свою боль в ненависть и направить её на первоисточник.
Лето согрело теплом, растопило лёд, накопленный в груди. Время двинулось дальше и город начал приходить в себя, вновь задышал. Злость схлынула, оставив пустоту. Весь предоставленный объём заняла тоска.
Луи просыпался до восхода, потревоженный ноющей болью в груди, и сминал в руках подушку, стараясь унять выворачивающее наизнанку чувство потери. Но оно больше не принадлежало ушедшим навсегда друзьям. Луи скучал по Стэну, понимая где-то внутри, что будет скучать всегда, сколько бы долгих месяцев не прошло. Сну мешало другое чувство, от которого лёгкие горели внутри, будто облитые бензином, и каждый вдох давался с трудом, словно не воздух, а угарный газ Луи втягивал в себя. Только сладкие запахи летних цветов привели его к осознанию, что ненависть к Гарри сменилась тоской. Невозможность забыть губы со вкусом сладкого ягодного вина не позволяла жить дальше.
Осень расставила всё по своим местам. Вырвавшись из декораций, в которых разыгрывалась зимняя драма, Луи смог сбросить пелену, застилающую глаза. Будто туман развеялся, позволяя увидеть правду – Гарри его часть. Стайлс спас его жизнь, направив в нужное русло. Но лишь обжившись в стенах колледжа, расставшись с маской, которую приходилось носить дома, Луи понял, что не цельный.
Огромный его кусок где-то там, борется со своими демонами. В одиночестве.
Луи думает об этом всю дорогу до Лондона, то и дело замирая, разглядывает пустоту перед собой, и выглядит, должно быть, точно как Стайлс в начале их общения. Одно тревожит его теперь, когда все причины и чувства разложены по своим полкам в голове – простит ли Гарри ему это отсутствие, возможно в тяжелейший момент жизни? Простит ли, что дав показания, Томлинсон прошёл мимо него по коридору низко опустив голову, пряча взгляд? Он оправдал тогда Гарри перед следствием, но оправдать перед собой так и не смог. Это удалось лишь спустя время.
И поэтому его руки дрожат, когда он пальцем вдавливает кнопку звонка на кованных воротах элитного жилого комплекса, а голос ломается, пока Луи говорит что он гость Джеммы Стайлс.
С дежурной улыбкой его провожают до самой двери, точнее этажа, занятого лишь одной квартирой. Богатство и привилегированность здания подтверждает сделанные раньше выводы – малыш Стайлс чертовски богат на самом деле, а сладкий, замёрзший Гарри в старом растянутом свитере существует лишь в его воспоминаниях.
– Большое спасибо, Уэбб, – произносит девушка в дверях, обращаясь к мужчине рядом с Луи. Тот кивает, принимает благодарную улыбку. Только когда его силуэт скрывается за дверями лифта, обитыми деревянными панелями в цвет стен, девушка протягивает Луи руку. – Джемма Стайлс. Мы разговаривали по телефону вчера, верно?
– Верно, – соглашается он. – Луи.
– Ну что ж, Луи, проходите, – девушка отходит в сторону, впуская его в большой светлый холл.
Тут пахнет ею: её дорогим парфюмом. На стенах висят семейные фотографии, и Луи старается не смотреть на маленького Гарри, счастливо улыбающегося со снимков. Его и так трясёт от нервного возбуждения, чувства растрёпаны, оголены.
В большой кухне, разделённой пополам длинным молочно-белым столом, настежь открыта дверь лоджии. Холодный осенний ветер треплет мягкие бежевые занавески с прикреплёнными к ним бабочками. Их крылья переливаются в свете угасающего дня.
– Чаю? – спрашивает Джемма и тянется к полкам над плитой, чтобы достать тонкие фарфоровые чашки.
– Нет, спасибо, я бы хотел видеть Гарри, как я и сказал по телефону. У меня не так много времени.
– Луи, присядь, – мягко просит она, но в тёмных глазах непоколебимая решимость. – Я не пущу тебя, пока не буду уверена, что ему это не навредит.
– Навредит? – переспрашивает Луи, но тут же осекается. Он действительно не вправе требовать, поэтому послушно садится, заталкивает рюкзак под стул.
– Ты сказал, что был его другом в той школе, – девушка ставит перед ним чашку дымящегося чая, и Луи инстинктивно обхватывает её пальцами. – Почему же ты разыскал его только сейчас? Когда я забирала Гарри оттуда, я оставила директору свой телефон и адрес.
– Было трудно решиться, – признаётся Луи. Смотрит на её идеальный маникюр, на то, как ровно и аккуратно покрыт каждый ноготь тонким глянцем светлого лака. – На самом деле я тот, кто был на фабрике, когда Гарри убил Бена.
Убил. Как мерзко звучит. Луи хмурится собственным словам, но от чувства сожаления, что произнёс именно эту фразу, его отвлекает стук. Единственное, что выдаёт волнение Джеммы, это лёгкие постукивания пальцами по столу.
– Ты видел, как это произошло? – тихо спрашивает она, будто вовсе не хочет знать, будто надеется, что Луи её не услышит и не ответит. – Зачем Гарри сделал это?
– У него не было выхода, – тяжело выдыхает Луи. – Бен поставил условие, кто-то должен был умереть: или я, или он.
– Гарри выбрал тебя. Почему?
– Можно я закрою? – указывает на дверь лоджии Луи. – Очень холодно.
Девушка кивает, давая согласие. Томлинсон поднимается на ноги, в молчании пересекает кухню. Джемма не торопит его, а Луи не торопится сам. Когда ставня щёлкает, отрезает ледяной поток воздуха, оставляя осень снаружи, Луи возвращается на своё место.
– Они были близки с Беном, – произносит Джемма. В её голосе есть всё: застарелое чувство вины, грусть и постоянная, въевшаяся в кровь тревога. – Мистер Уинстон вёл литературу в средней школе. Дети любили его, а он любил детей. Сильнее, чем полагалось на самом деле, но это легко было простить, если ты знал его историю: на самом деле у Бена был сын. Малыша звали Ник, вроде бы. Он погиб.
Она отпивает остывающий чай, стараясь незаметно для Луи смахнуть слезу со щеки, но он видит. Видит и не может понять.
– Вы жалеете убийцу? Мерзавца, который лишил вас с Гарри родителей? – восклицает он, возможно чуть громче, чем собирался, и она подхватывается, кладёт свою руку поверх его сжатых в кулак пальцев.
– Тише, – просит она, будто боится, что громкий голос может разбудить кого-то. Луи только после просьбы понимает, что Гарри, скорее всего, в одной из комнат: так близко, отделённый уже не милями пути, а всего лишь парой стен. – Я знаю, что он сумасшедший, жестокий и опасный преступник. Теперь знаю. Но пойми, Гарри много лет жил, любя его, как второго отца. Их отношения с самого начала отличались глубиной и пониманием.
Луи видит с каким отчаянием она пытается донести до него мысль: в безнадёжной попытке облечь всё в нужные слова девушка запускает руку в волосы и ерошит их, уничтожая идеальность.
– Мне кажется, Бен любил его вместо Ника. И эта любовь лишила его рассудка, – Томлинсон только сейчас замечает тёмную окантовку усталости вокруг её глаз.
Информация ложится на сердце Луи рубцами, будто камень падает в колодец, вызывает мгновенные круги на воде. Они успокоятся, эмоции улягутся, и всё станет тихо, но не по-прежнему. Дно изменилось.
Никто из них не станет прежним после этой истории, породившей слишком много демонов для их душ.
