Текст книги "Getting my demons out (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Он не причастен к пропаже Хорана, – просто отвечает он. Без злости и такой присущей Томлинсону ярости. Сейчас внутри лишь пустота, в которой формируется странная потребность защитить.

– Почему ты так уверен? Ведь именно с ним поругался Зейн перед тем, как пропал!

– Одно из другого не следует, – Майкл примиряюще поднимает ладони вверх. – Не связывай два этих исчезновения. Малик мог просто уехать. Мы все знаем, он пропадал и прежде.

– Да, но не настолько! Не так!

Стэн в отчаянии, в запале повышает голос, и они начинают привлекать внимание окружающих. Луи видит брошенные копами профессиональные взгляды.

– Почему он так реагирует на полицию? – выкладывает свой последний козырь Стэн, но Луи есть чем крыть.

– В самом начале учебного года я разбирал книги в библиотеке. Стайлс был там, читал что-то, – Луи застёгивает молнию на куртке, не торопясь щёлкает каждой кнопкой застёжки. – Он бесил тогда жутко, и я подкалывал всем, что приходило на ум, не задумываясь.

Пауза, которую Луи делает в разговоре, будто толстая линия маркера в конспекте, выделяет нужную мысль.

– В тот вечер он ошибся. Не был сосредоточен и допустил эту оплошность – я узнал, что его мама умерла, – Майкл оборачивается к двери, будто надеется увидеть там Стайлса, понять, правда ли. Стэн лишь недоверчиво хмурится. – Я думаю, объявившиеся сегодня в школе полицейские вернули его в те ужасные дни.

Реакция ребят – последнее, что интересует Луи сейчас. Не прощаясь, он разворачивается и покидает школу вслед за Стайлсом. За дверью всё тот же колючий мороз, который приелся, успел надоесть за месяцы зимы. Снежные тучи толкаются в небе над школой, угрожающе темнеют.

Весна, где воздух пахнет влажной свежестью, кажется далёкой и нереальной среди этого царства снега. Но она наступит, как наступает каждый год. Луи ждёт, когда солнце, наконец, станет тёплым, а асфальт освободится от белого пушистого покрова. Но глубоко внутри его грызёт червяк страха, проедая себе пути сквозь тонкие кровеносные сосуды. Гарри и есть зима. Интуиция подсказывает, что с наступлением тепла Стайлс покинет его.

Луи отгоняет глупые мысли прочь, переходит на бег, пытаясь догнать Гарри. Ему приходится пробежать пару кварталов, когда среди редких, закутанных в зимние вещи прохожих его взгляд натыкается на бредущего по снегу Стайлса. Не раздумывая Луи кричит вслед:

– Я знаю, почему ты сбежал сегодня!

Гарри останавливается, резко и неестественно, будто вмиг сломавшаяся игрушка. Ледяным изваянием он застывает посреди дороги, и это даёт Луи время, чтобы нагнать.

– Стайлс, – Луи кладёт ладонь на плечо, ощущая всем своим телом чужую дрожь. – Расскажи мне. Станет легче.

– Нет.

Грубость отказа не вызывает злости, лишь тихую бессильную жалость. Луи чувствует, как бьётся в глухую бетонную стену. От Гарри не добиться откровенности, и сегодня, только сегодня Томлинсон позволяет ему остаться в своей скорлупе, надеясь, что рано или поздно она расколется и пустит Луи внутрь. За завесу тайны.

– Я знаю, что это связано со смертью твоей мамы, Гарри.

Тот вскидывает голову, глядит с недоверием из-под тёмных ресниц. Луи не может понять, что у него на уме, но готов быть рядом сегодня, бескорыстной поддержкой. Не требуя, лишь отдавая.

Стайлс не отвечает. Чёрный платок всё также обмотан вокруг его бледной худой шеи, в глазах отражаются тёмно-серые тучи. Он подаётся вперёд, сжимая Луи в отчаянных объятиях, будто пытается удержаться. Или удержать что-то в себе. Томлинсон чувствует его тяжёлое дыхание на подбородке, словно холодный неживой ветерок касается кожи, а потом – ледяные ладони в своих карманах.

– Пойдём домой вместе? – спрашивает Гарри. И ничего не остаётся, как кивнуть.

Ничего не спрашивая, он следует за Гарри по доброй воле. Ещё не зная, что направляется прямиком к бездне.

========== Неустойчивее ==========

– Ты ведь знаешь, что я чувствую, Гарри? – спросил Бен. Его тёмные глаза с искрами ярких жёлтых точек смотрели в упор, сканируя каждое мимолётное движение лицевых мышц. Мальчик сглотнул, бросил быстрый взгляд на нож.

– Вы говорили, что я напоминаю вам сына.

– Именно, – кивнул мужчина. Он заметил интерес Гарри к блестящему в свете ламп металлу. – Я люблю тебя, малыш.

Громкое признание не смогло нарушить застывшее между ними напряжение. Гарри выдохнул, пошевелил пальцами, будто они замёрзли, но температура в комнате была комфортной. По виску учителя стекла капля пота, словно ему жарко. Только эта мелкая деталь выдавала царившее в его теле напряжение.

Каждый ждал, что сделает другой.

Гарри не понимал намерений Бена до конца. Пытался, раз за разом прислушивался к словам и анализировал, но в груди до сих пор было глухо. Он не мог понять своего друга. И больше не старался.

– Мне всё равно, – безэмоционально отрезал Гарри.

В следующую секунду они оба рванули к оружию. Адреналин выплеснулся в кровь и будто замедлил мир вокруг. Гарри видел всё отрывистыми расфокусированными кадрами. Сердце глухо стучало в горле, и единственная мысль не позволяла испугаться и лишиться контроля – если он не доберётся до ножа, всё будет потеряно.

У края стола подросток запнулся о собственные ноги. Тело по инерции полетело вперёд, и он ударился подбородком о край столешницы. Несмотря на яркие звёзды боли перед глазами, пальцы сомкнулись на рукояти ножа. Гарри не раздумывал – обернулся и воткнул сталь в живот учителю.

– Г-гар-ри, – прохрипел Бен, оседая на пол.

Тело соскользнуло с ножа, который мальчик крепко держал в руках, не выпустив даже после того, как тот оказался по рукоять в плоти учителя.

А дальше реальность поплыла, размылась, как размывает сильный дождь пыль на дороге, превращая её в непролазную грязь. Гарри забыл всё, что случилось после: последовательность собственных действий, как собирал сумку и убегал прочь из родного города. И лишь льющаяся из раны кровь сквозь дрожащие пальцы Бена чётко отпечаталась в памяти.

***

Безнадёжность в глубине заледенелого сердца Гарри достигает размера Вселенной. Он просыпается с отчаянием, выплёскивающимся через край: открывает глаза, поражённый льющимся из окна солнечным светом.

Едва слышный запах сладких персиков и свежевскрытой пачки сигарет витает над единственной подушкой Гарри. Замёрзшими пальцами он проводит по изорванной в клочья наволочке, будто Луи спал тут ночью. Но, скорее всего, это лишь иллюзия. Разыгравшееся воображение, встревоженное полусном-полувоспоминанием, выдаёт желаемое за действительное, подкидывая спасительное заблуждение.

Напрягая сконфуженный разум, потерянный в черноте старых страхов, Гарри старается вспомнить вчерашний вечер. Он будто провалился в бездну, когда Томлинсон привёл его домой. Держался до последнего, цепляясь за сильную уверенную руку, но стоило оказаться в дыре, называемой домом, и силы покинули истерзанное сознание. Гарри заснул, кажется, едва коснувшись кровати.

Сумка Томлинсона в углу у двери привлекает внимание. Пугает. Гарри садится на кровати, отчего одеяло съезжает вниз. Тепло, накопленное за ночь, испаряется в миг.

Луи нет рядом, а Гарри не помнит прошедшую ночь, будто его и не было в своём теле. Будто он не был в сознании. Запах опасности, как испарения керосина, занимает весь объём комнаты, готовый вот-вот вспыхнуть.

Рассеивает напряжение Луи своим скрипучим, будто перемешанным с битым стеклом голосом.

– Вода ледяная, – ворчит он. Футболка перекинута через плечо, а с голого торса стекают редкие капли.

Вместо того, чтобы залюбоваться, испытать желание, Гарри выдыхает с облегчением. Каждую секунду их только начавшихся отношений он волнуется о безопасности Томлинсона.

– Извини, – отвлечённо произносит Гарри, сминая кончик одеяла между пальцев. Он вздрагивает, когда кровать прогибается, и Луи оказывается предельно близко.

– Я замёрз в твоей ванной, – шепчет Томлинсон горячими губами в шею. Гарри поднимает руки, стараясь оттолкнуть, но его запястья тут же оказываются в тисках прохладных пальцев. Луи опрокидывает его обратно на кровать. – Ну же, не будь ледышкой, Гарри.

Тяжесть его тела, запах кожи – для Гарри это настоящее убежище от страхов реальности. Он послушно раздвигает колени, и Луи пользуется предложением – оказывается ближе, прижимается бёдрами поверх тонкого одеяла.

– Что ты со мной сделал? – Луи чередует слова поцелуями, оставляя влажные следы на бледной, всегда прохладной коже. – Не могу остановиться. С самого начала должен был касаться тебя. Владеть тобой.

Он запускает горячую руку под свитер, в котором Гарри уснул, гладит бока. От щекочущего чувства, что руки Томлинсона дарят его коже, хочется смеяться, но голос, как и кислород, застрял где-то в горле. Гарри может лишь молча принимать, раскрыв рот в немом восторге. Луи пользуется этим, касается губ, проникает языком внутрь.

– Луи, – умоляет Гарри сквозь нехватку дыхания и грохот бьющегося в груди сердца.

Сквозь пелену удовольствия он отмечает, что, когда вся неприглядная правда выплывет наружу, у него будет что вспомнить. Когда Луи оттолкнёт его с презрением, возможно, ненавистью, в памяти Гарри навсегда останутся мгновения их близости.

– Я был идиотом, – Томлинсон отстраняется, облизывается, словно кот. Гарри не может оторвать взгляда от его блестящих кристальных глаз. – Если бы я был умнее, – медленно говорит он, стягивая свитер с Гарри через голову, – я бы не оставил тебе этого.

Его тёплые пальцы касаются зарубцевавшегося ожога, а в кисло-сладких глазах цвета ягодок годжи плещется вина. Луи прижимается лбом к худым ключицам Гарри и шепчет в кожу, будто не в состоянии сказать это в лицо:

– Я не заслуживаю тебя.

Его язык скользит в ложбинку у плеча, вверх по шее. Гарри хочет ответить, что Луи не должен извиняться. Напротив, ему нужно бежать как можно дальше от монстра, что прячет Гарри в своём прошлом. Но слова не желают складываться в предложения. Ослеплённый желанием, теплом Томлинсона, он молчит, хоронит в себе важное признание. А Луи не ведает о внутренних демонах, пожирающих его душу, и потому продолжает:

– Но я не в силах отказаться от этого, – Томлинсон целует линию челюсти. – Всего, что между нами.

Гарри сдаётся, поднимает руки и вплетает их в жжённый сахар волос Луи. Он затыкает парня единственным доступным способом – целует, настойчиво и агрессивно. Признание горит под его ледяными пальцами, когда он перемещает руки на обнажённые плечи – глупое «люблю» совсем неуместно между ними. Не для Луи. Не сейчас.

– Прости, что я вчера был такой странный, – немного задыхаясь, произносит Гарри, оторвавшись от губ Томлинсона.

– Ты всегда странный, – улыбается Луи, и это колет между рёбер сожалением – жаль, что он не может быть нормальным. – У тебя проблемы со сном, не так ли?

Луи садится, притягивает Гарри к себе, словно питомца, но тот и не думает сопротивляться. Он устраивается удобнее, позволяет тёплыми ладоням ласкать открытые участки кожи.

– Да, – кивает, решая, что хоть немного откровенности Томлинсона не убьёт. – Я могу не спать неделями, а потом просто проваливаюсь с головой. Иногда на пару дней.

Они сплетают пальцы, и Гарри разглядывает свою дрожащую ладонь в тёплой руке Луи с благоговением. Всё внутри него трепещет от того жеста.

– Это депрессия? – серьёзно спрашивает Луи и властно берёт его за подбородок, не позволяя отвернуться. Гарри смешно от того, как много значения он придаёт сущему пустяку. Он не сдерживает лёгкой полуулыбки.

– Нет, – чуть дёргает головой, вырываясь из хватки, но тут же ластится щекой к ладони. Он не добавляет, что его проблема гораздо опаснее и больше банальной депрессии, но Луи, кажется, хватает односложного ответа.

Прежде чем Томлинсон успевает вытянуть из Гарри, разморенного утренними ласками и человеческим теплом, ещё одно признание, его телефон приглушённо звонит в сумке.

Луи оставляет поцелуй на виске и покидает его. Кровать жалобно скрипит, когда тот спрыгивает на пол, и Гарри ёжится от холода во внезапном одиночестве. Их недолгим отношениям неделя, а он уже не может дышать без жестоких рук Томлинсона, властно обёрнутых вокруг его тела.

– Мам? – произносит Луи, и Гарри с интересом разглядывает его лицо из-под полуопущенных ресниц.

Мягкость, проявляющаяся в будто вырезанном из камня лице, сглаживает острые черты; о скулы больше невозможно порезаться, а глаза не блестят сдерживаемой яростью. Только покой внутри Луи, когда дело касается семьи, и Гарри искренне любуется таким Томлинсоном.

– Да, отсюда в школу… Да, всю ночь был с ним, – Луи отчитывается перед, судя по всему, волнующейся мамой, поджимает губы между ответами, и Гарри неловко. Он натягивает свитер, стараясь отгородиться от личного разговора Луи. – Да, я спрошу его. Да. Тоже люблю.

Гарри вздрагивает, когда Луи произносит искренне и не задумываясь такие важные слова. Стайлс уже вряд ли когда-то сможет их услышать. Лишь Джемма жива и могла бы сказать, но он лучше убьёт себя, чем подвергнет сестру опасности ещё раз.

Хоть Гарри и уверяет себя, отвечая на поцелуи Томлинсона, что тьма позади, что чудовище больше не причинит вреда, но правда в том, что сердце всё ещё хаотично бьётся в тишине ночи, когда очередной кошмар выедает внутренности бесконтрольным ужасом. Что-то внутри, острые, словно иголки, опасения не позволяют вдохнуть и расслабиться. Не позволяют согреться.

– Прости, что так вышло, – сожалеет Гарри. – Из-за меня ей пришлось волноваться.

– Всё не так, – качает головой Томлинсон. – Она не пытается контролировать меня, и тем более не переживает о том, что я с тобой. Просто ещё совсем недавно я не был сыном года, – Луи ищет по карманам пачку сигарет, и этот жест выдаёт его внутреннее колебание. Даже после всего он не уверен в пути, по которому должен идти. – Я снова в команде, перестал угрожать одноклассникам, и, думаю, она просто ожидает, что я сорвусь.

– Но ты не сорвёшься, – уверенно произносит Гарри. – Такой, как сейчас, ты настоящий.

Томлинсон хмыкает, не доверяя. Всё ещё боится вновь оказаться чудовищем. Тем, кого боятся все без исключения. Но Гарри уже знает, что выиграл – Луи не вернётся во тьму.

– Ты снова дрожишь, – Луи приглядывается к нему, прикладывает ладонь ко лбу, будто мерит температуру одной из своих сестёр, кратко и деловито. – Надо идти, если мы не хотим опоздать на первый урок.

Кивок вместо слов, застрявших в горле, во вспыхнувшем желании поцеловать, такого близкого, но всё равно чужого Томлинсона. С наигранным сожалением Луи отстраняется, натягивает футболку.

– Я надеялся, что мы останемся тут.

– Я в порядке, Луи, – убеждает его Гарри, поднимаясь с кровати. – Тренер убьёт тебя, если ты вновь начнёшь прогуливать.

Безмолвно Луи соглашается. В тишине они одеваются. Пока Гарри пытается привести в порядок непослушные волосы, Томлинсон хозяйничает в холодильнике. Он шуршит найденными шоколадками, и губы Гарри против воли растягиваются в улыбке. Но тёмные некрасивые круги под глазами не позволяют лицу преобразиться. Улыбка выходит печальной.

– Как давно ты не ел нормальную еду? – спрашивает Томлинсон с набитым шоколадом ртом. Гарри чувствует себя хрупким стеклом, в которое попал камень – рассыпается со звоном на мелкие кусочки от испытываемой к Луи нежности. – Мама сказала пригласить тебя на ужин.

Ответа он не ждёт, берёт их рюкзаки и уносит к двери. Гарри мнётся на месте, раздираемый противоречиями: он хочет согласиться, но до тремора в пальцах боится идти. А также прямо сейчас он хочет повалить Луи на свою старую разваливающуюся кровать и забить на весь мир. Остаться вдвоём на пару часов, сбежав от холодной февральской реальности.

– Я хотел спросить ещё, но ты отвлёк меня поцелуями, – произносит Луи, застёгивая куртку. – Кто такой Бен?

Паника похожа на пиявку: липнет, высасывает кровь и самообладание. Гарри закашливается, пытаясь скрыть ужас в глазах. Страх давно стал его постоянным отвратительным спутником; он может заставить Гарри наделать множество ошибок, даже рассказать правду – а этого тот хочет меньше всего.

– Почему ты спрашиваешь? Откуда ты вообще можешь знать? – срывающимся голосом шепчет Гарри. Он впивается пальцами в кожу головы, взлохмачивая с трудом приведённые в порядок волосы.

– Ты говорил во сне, – осторожно произносит Луи. – Просил его остановиться.

Глядя в ясные глаза, Гарри удаётся вернуть себе толику контроля: он выдыхает, отворачивается от Томлинсона, чтобы глухо прошептать в холодную тишину своей квартиры:

– Друг. Он был моим другом, – «единственным», хочет добавить он, но решает, что на сегодня Луи получил и так больше откровенности, что мог позволить себе Гарри. – Это болезненная история, и она осталась в прошлом. Не хочу говорить.

– Хорошо, – легко соглашается Томлинсон. Он достаёт из рюкзака Гарри свой платок и обязывает вокруг худой шеи. Кадык судорожно вздрагивает, когда Стайлс сглатывает. – Я снял его на ночь с тебя. Это может быть опасно, если ты будешь сильно ворочаться во сне, он затянется туже.

Они покидают квартиру, и пока Гарри скрипит ключом в замочной скважине, закрывая дверь, Луи закуривает, прислонившись к стене в паре шагов от него. Гарри бросает обречённый взгляд в его сторону и недоумевает, как именно они пришли к тому, что проснулись в одной постели.

А ещё он думает обо всём, что узнал Луи сегодня о нём, и хочет добавить к этой правде ещё одну. Последнюю. Гарри хотел бы, чтобы платок затянулся туже.

Сжимая плотно губы, он умалчивает о своём слабовольном желании.

***

Майкл закрывает рот, замолкая, и рассеянно трёт подбородок, когда озябший Луи подсаживается к нему, прижимаясь коленом к его ноге. Деревянная скамья стадиона выстужена февралём, но парням плевать. Стэн протягивает сигарету, и Луи благодарно принимает негнущимися от холода пальцами.

– Почему ты замолчал? – вместо приветствия спрашивает он, но друг лишь отводит глаза.

Сосны за школой стонут, потревоженные ветром. Их верхушки качаются из стороны в сторону, предвещая непогоду, и Луи чувствует, как порывистый ледяной ветер забирается в капюшон. Но непогода не волнует его – лишь колкий, злой взгляд Стэна и нежелание Майкла поделиться тем, что тревожит.

– Ладно, Эм, я собираюсь сказать ему! – срывается Стэнли. Он судорожно затягивается, кашляет от крепкого дыма. Луи смотрит исподлобья на возвышающегося над ним лучшего друга, и его сердце скрипит от неприятного предчувствия.

– Это о Гарри, – осторожно говорит Майкл, но Стэн перебивает. Яростно выплёвывает:

– Вы вообще расстаётесь хоть на секунду? Ушли вместе. Вернулись почти в обнимку, – слова сочатся ядом. Луи неприятно. Он физически ощущает злость друга. Она сковывает запястья сильнее холода, ползёт вверх по рукам. Хочется схватить эту невидимую плёнку, в которую превратилась чужая ярость на его коже, и стащить вниз, подобно резиновым перчаткам.

– Я ночевал у него, – пожимает плечами Томлинсон. Он изо всех сил пытается выглядеть равнодушным, затягивается, глядя на тёмные деревья за оградой школы, а внутри – ледяной шторм.

– Что ты, блять, делаешь?! Разве ты не видишь, кто он?

Глаза Стэна тёмные, как небо, полное снега. Страх плещется в глубине, почти незаметный под высокими волнами бешенства. Луи не понимает, почему друг воспринимает Гарри так.

– Не начинай, – кривится Томлинсон. – Мы уже обсудили это. Я сказал, почему он был странным в тот день, когда в школу пришли копы.

– Не только тот день. Он странный постоянно! – Стэн бросает недокуренную сигарету в снег, и она моргает красным огоньком, прежде чем умереть. – Все эти взгляды. Скрытность.

– То, что он интроверт, не делает его монстром! – Луи поднимается на ноги, не в силах больше смотреть на друга снизу вверх. В споре, завязавшемся между ними, он предпочитает быть на равных. – Он родителей потерял, в чужом городе один. Стэн, я не понимаю, почему ты нападаешь на него. Я был мудаком, когда задирал Стайлса, но ты…

– Ты был прав с самого начала. Ты ведь чувствовал! Твои инстинкты никогда не подводили тебя прежде, – Стэн вдруг срывается с места, делает несколько шагов в сторону и возвращается. Вытаптывает грязный снег на площадке. – Ты ведь всегда чувствовал гниль внутри людей, ну? И с самого начала твои руки чесались взгреть Стайлса. Тебе секс с ним мозги так запудрил?

Последние слова звенят в разряженном зимнем воздухе, словно колокольчики, натягивая струны нервов сильнее. Мгновения – и они лопнут, искалечив всех вокруг.

– Скажи ему, Майки, – Стэн отворачивается, сжимает челюсть от гнева.

Приподняв бровь Луи оборачивается к Майклу, впивается тяжёлым взглядом. Страх хрустит между пальцев, когда Томлинсон прячет руки в карманы куртки и там, спрятанные от глаз друзей, сжимает в кулаки. Он не может поверить, что они заставят его делать выбор. Но к этому идёт разговор.

– Я в Лондоне вчера был. У Отто, – он чуть оттягивает воротник куртки, показывая белую ткань повязки, скрывающую свежие чернила. – Бирсак умер.

– Как? – растерянно спрашивает Луи. Новость не трогает его, они никогда не были друзьями, но резкий переход сбивает с толку.

– Нашли в каком-то подвале. Ему конечности отрубили, – Майкла передёргивает, а Стэн достаёт ещё сигарету. Он не прикуривает, лишь задумчиво крутит в руках, глядя на Луи.

– Через неделю после того, как ты возил туда Гарри.

Звонок на урок растворяется в холоде, едва успев долететь до них. Все трое не сговариваясь игнорируют его.

– При чём тут это?

– У вас была стычка. Отто рассказал.

– И всё же? – не унимается Луи. Он не может, не хочет, проводить эти параллели.

– Да, Томмо, чёрт возьми! – взрывается Стэн. – Зейн пропал после того, как зацепил Стайлса на твоём Дне Рождения. Так же, как и Найл, с которым у него тоже что-то не сложилось.

Но Луи вдруг теряет своё самообладание. Он готов, будто ребёнок, стиснуть уши руками, лишь бы унять навязчивый голос друга. Но сомнения уже внутри него.

– Это херня, – бросает Томлинсон грубо и разворачивается на пятках. – Мне нужно на урок. А вы завязывайте с этим дерьмом. Чтобы я больше ни слова не слышал.

Словно вихрь, Луи слетает по ступеням стадиона вниз, не разбирая дороги, а в голове страшная мысль, глупое подозрение друзей пустило корни и цветёт.

Что, если вся странность Гарри оттого, что он убийца?

***

Тихо капала вода. Этот размеренный успокаивающий звук вырвал из цепких пальцев забытья. Боль окутала всё тело, пальцы онемели от холода, а в голове настойчиво стучал молот. Но боль означала лишь одно.

Он жив.

Найл выдохнул облако пара и поднёс ладонь к своей груди. Сердце. Оно чуть слышно отстукивало свой привычный ритм, разгоняя по венам горячую кровь, а холодный воздух с хрипом проникал в легкие.

Он жив.

Тихий скулёж сорвался с губ, когда воспоминания о мучениях обрывками ворвались в сознание, вызывая приступ удушья. Серый потолок, тихий шепот, лезвие, приближающееся к лицу, звуки разрезаемых мышц. И наступившая темнота.

Найл поднял руку, поднес её к лицу, стянутому коркой засохшей крови, но не решился дотронуться. Боялся. Знал, что темнота окружает его не потому, что его глаза закрыты. Нет. У него теперь нет глаз вовсе. Темнота стала его вечным спутником.

Но он жив.

Найл внимательно прислушался, но не услышал ничего, кроме непрекращающегося «кап-кап-кап». Он несмело шевельнул второй рукой, и истеричный смех надорвал обволакивающую это страшное место тишину – она тоже оказалась свободной. Найл попытался подняться. Он аккуратно перевернулся на бок, игнорируя нарастающую в измученном теле боль, и тут же тяжёлым мешком свалился на ледяной бетонный пол. Воздух вышибло из лёгких, и что-то хрустнуло в плече, но ему было всё равно, боль уже не так сильно пугала, как разрушение только что появившейся надежды. Надежды вновь согреться, почувствовать ласковое прикосновение матери, услышать смех друзей. Надежды перестать чувствовать только холод и боль.

Он испуганно застыл и вновь прислушался. Никаких признаков присутствия монстра, лишь капающая вода. И эта надежда, ярким огнём разгоревшаяся в грудной клетке, согревающая замерзшее тело. Она прибавляла сил, заглушала боль. Она спасала.

Но кромешная тьма вселяла отчаяние, раздражала. Избавиться от неё не было никакой возможности, оставалось только стиснуть зубы и бороться за свою жизнь. Найл встал на четвереньки и медленно пополз, проводя ладонями по шероховатой поверхности пола, стирая о него ткань джинсов. Тело двигалось с трудом, но он лишь сильнее сжимал губы и продолжал движение, тяжело дыша.

Он вскрикнул, когда голова ударилась обо что-то железное. В нос ударил знакомый запах, к горлу вновь подкатила тошнота. Найл испуганно отполз назад. Понимание того, на что он наткнулся, ужасало. На кого он наткнулся.

Дрожащая рука протянулась вперед, и подёргивающиеся пальцы ухватились за обгоревшую кожу куртки. Зейн. То, что от него осталось. Страшные картинки изуродованного тела тут же всплыли в голове. Только теперь эти картинки могли спасти. Найл нахмурил брови и попытался детально вспомнить, где стоял стул с трупом Зейна, в каком направлении он был повернут к выходу. Но перед глазами стоял лишь серый потолок и яркий, ослепляющий свет – последнее, что он видел.

– Давай, Найл, ты справишься.

Он сильнее стиснул куртку в своей ладони и вспомнил, что до выхода недалеко. Только бы дверь оказалась не заперта.

Рукой он пытался нащупать спинку стула, но живот скрутило в узел, а сквозь зубы вырвался отчаянный стон, когда пальцы скользнули по оставшимся клочкам волос, по покрытому коркой мясу.

Найл стиснул зубы и подавил рыдания. Монстр должен понести наказание, ответить за все, что он сделал с Зейном, что он сделал с ним. Но для этого Найл должен взять себя в руки и двигаться прямо.

– Давай, чувак. Ты должен. Ты сможешь.

Он вновь пополз по холодному полу, пока не наткнулся на стену. Руки слепо цеплялись за нее, Найл пытался подняться на ослабевшие ноги. И когда он дотянулся до дверной ручки и крепко сжал её, он начал молиться. Никогда прежде Найл ничего подобного не делал, но сейчас это казалось единственным спасением. Он опустил ручку вниз и слабо толкнул дверь, та не поддалась.

– Пожалуйста! Пожалуйста! Открывайся!

Он сделал глубокий вдох и собрал все оставшиеся у него силы, ещё раз опустил ручку и толкнул дверь сильнее. Хриплый смех вырвался из лёгких, когда в лицо ударил морозный воздух. Найл вывалился из страшного помещения, упал на колени и опустил ладони в снег, пачкая его красным.

Он ухватился за дверь, возвращаясь в вертикальное положение, сделал один шаг, потом второй, отпустил дверь, чуть покачнулся, но не упал. Ослабленные ноги уводили его прочь от боли, прочь от мучений. Медленно, шаг за шагом он двигался в темноте, отодвигая бьющие по лицу ветки деревьев, растирая замерзшие руки, слепо надеясь, что он наткнётся на кого-нибудь.

Он не знал, сколько прошло времени, но чувствовал, как остатки сил стремительно покидают его, как сводит от холода все тело.

– Эй, парень!

Вдалеке послышался голос, и Найл вжал голову в плечи, пытаясь вспомнить голос своего мучителя, пытаясь понять, не он ли это.

– Как ты здесь оказался в одной рубашке?

Голос приближался, а Найл упал на колени и схватил себя за волосы. Страх возвращался так же быстро, как приближался незнакомец.

– Ты в порядке?

Он почувствовал руку, сдавливающую его плечо, и услышал испуганный не то вскрик, не то стон.

– Боже мой! Кто с тобой это сделал?

И Найл отключился.

========== Первый выживший ==========

Комментарий к Первый выживший

Ребята, кто-нибудь скучал по нашим с вами пятницам?) Я точно! Поэтому возвращаю их)

artiania, MilkyWay222

спасибо <3

Широкие ярко освещённые коридоры и ослепительные огни торгового центра не могли сравниться со светом, шедшим от улыбки Джеммы. Гордость, с которой она говорила о поездке, была на вкус, как коктейль из причудливого смешения упорного труда, разумной цели и чуточки везения.

– В Париже хорошо осенью, Гарри, приезжай, – восторженно тараторила она, игнорируя модные витрины. – Я успею обжиться, разведать всё вокруг и устрою тебе лучшую экскурсию. Ты только представь: запах жареных каштанов, старые узкие улочки и громада Эйфелевой башни.

Он кивал, поглощённый голосом сестры. Уже видел огни аэропорта Шарль де Голля и себя в осеннем пальто, стильного, улыбающегося мурлыкающим французам вокруг.

– Получить эту стипендию – мечта всей жизни, ты понимаешь? – она сжала его плечо наманикюренными ноготками. – Передо мной теперь целый мир открыт.

Её тёмные глаза, более насыщенные и глубокие, чем у него, глаза их отца, восторженно раскрылись. Она перевела на него взгляд, и серьёзность заменила ликование в её голосе.

– Это то, к чему ты должен стремиться тоже, Гарри, – назидательно проговорила сестра. – Ты должен учиться, чтобы все возможности были твоими.

Он закивал. Взяв его под руку, сестра увлекла их в сторону кофейни, продолжая говорить:

– Тебе нужно развеяться. Я уже поговорила с мамой, она отпустит тебя на каникулы. Подальше от всех этих жутких убийств… Ой!

– Прошу прощения, – две крупные ладони легли на её плечи, удерживая от падения. – Я не смотрел, куда иду, простите.

Узнавание согрело кончики пальцев, и Гарри кивнул другу, искренне улыбаясь.

– Бен!

– Здравствуй, Гарри, – мужчина отпустил Джемму и подошёл ближе, приобнял за плечи.

– Это мой учитель литературы, Джемс. Я говорил тебе о нём.

Несмотря на глубокую складку беспокойства между тёмных бровей сестры, Гарри светился от радости, от гордости за то, какого друга он имел. Но девушка не разделяла энтузиазма. Проигнорировав протянутую для приветствия руку, она дёрнула Гарри за одежду на себя, тут же обняв за поясницу.

– Простите, мы спешим, – тоном, полным сожаления, проговорила она, но глаза остались настороженными.

Гарри едва успел понять что происходит, а сестра уже утаскивала его прочь от замершего в недоумении посреди торгового центра мистера Уинстона. Лишь когда стеклянная дверь кафе закрылась за их спинами и толпа поглотила, обступив со всех сторон, Джемма выпустила ткань одежды из своего судорожно сжатого кулака.

– Джемс, ты сошла с ума?! – повысил на сестру голос Гарри. – Это мой преподаватель. К тому же очень хороший друг, а ты вела себя, как чокнутая. Я не хочу, чтобы он думал о тебе плохо.

– Его глаза, – перебила девушка.

Она прижала брата к себе, и сквозь слои ткани он услышал испуганный стук её сердца. Оно неистово качало кровь с грохотом, будто лавина, полная камней, неслась с горы.

– Они ужасны!

– Ты ошибаешься.

***

Глаза – зеркало души. При должном внимании в них можно увидеть настроение, мысли и глубоко спрятанные тайны человека. В кисло-сладких глазах Луи Гарри никогда не видел тьмы. Его злость была яростью справедливости, а жестокость – благородным наказанием.