Текст книги "Getting my demons out (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Бессилие захлёстывает с головой, и Гарри тонет в нём, как и несколько недель назад. Луи, который был рядом, дарил тепло, вдруг превращается в незнакомца, закрытого и настороженного. Подросток не задаёт вопросы, боясь нарушить хрупкое затишье перед бурей, которая без сомнения разрушит всё, что Гарри удалось построить таким трудом.
Плотный запах Томлинсона мешает трезво мыслить, страх потерять его сжимает кошачьи когти, царапает внутренности, вызывая кровотечение. Но Гарри усилием воли отгораживается от своих всепоглощающих чувств, чтобы решить головоломку этой отчуждённости между ними.
Гарри мыслями возвращается в палату Найла.
Вид друга, надломленного болью внутри, истерзанного жестокими пытками снаружи, заставляет голову кружиться. Паника сковывает тело ледяным панцирем, сквозь который не пробивается кислород, и лёгкие горят в попытке вдохнуть. Гарри в ужасе понимает, что Тьма вернулась, нашла его.
Но Найл жив, и это никак не вписывается в концепцию беспощадных хладнокровных убийств, что наполняют его жизнь последнии годы. И сомнения в том, что несчастье Найла имеет к Гарри отношение, вновь вспыхивает вместе с искрой надежды.
Она тухнет, когда Луи отрешённо произносит:
– До завтра.
Старая дверь его холодной съёмной квартиры, грязный пол под ногами. Гарри поднимает голову, стараясь что-то сказать, но слова, будто куски необтёсанного дерева, застревают в глотке, оставляя занозы в нежной коже.
Они в любом случае должны поговорить, и выбора просто нет.
– Луи, послушай…
– Нет! – отрезает Томлинсон. – Не сегодня. Я слишком шокирован и устал, Стайлс.
Фамилия, словно удар. Такой, что оглушает, отправляет в нокаут. Гарри чувствует, как реальность ускользает от него.
– Лу, – молит он, неосознанно цепляется пальцами за полы зимней куртки Томлинсона, тянет на себя.
Ещё до того, как подросток решает, что же всё-таки хочет сделать, Томлинсон передавливает запястья, отнимает их от своей одежды, толкает. Гарри сдирает лопатки о грязную стену, но даже выдоха не срывается с губ: голубые глаза предельно близко и чужой горячий рот накрывает его собственный.
Боль от вывернутых рук, стиснутых в безжалостном захвате над головой Гарри, перебивает лишь эмоциональное потрясение, когда Луи целует его. С ненавистью. Ею пропитано каждое движение, каждое прикосновение горячих губ. Каждый бессердечный болезненный укус.
И Гарри раскрывается навстречу этим чувствам, позволяя Луи наполнять себя злобой и отвращением, которое выплёскивается из него. Сам раздвигает ноги, когда Томлинсон грубо протискивает колено между его бёдер, сам открывает рот шире.
Они оба возбуждены, Гарри слышит хаотичный стук чужого сердца, прижимаясь грудью ближе. Сквозь болезненные ощущения подросток чувствует, как его губы шевелятся: он отчаянно шепчет Томлинсону в рот о своих чувствах. Даже Тьма больше не занимает в его голове столько места, сколько занимает страх потерять любовь Луи.
Этот страх толкает на безрассудное признание, которое Томлинсон даже не слышит, увлечённый своей злой ненавистью. Сжимая рукой запястья Гарри, вторую он кладёт на подбородок, сдавливает, останавливая тихий поток важных, значимых для Гарри слов. Луи отстраняется, заглядывает в его глаза.
– Твои глаза снова почти чёрные, – лихорадочно произносит он, вздёргивая голову Гарри вверх, поворачивает лицо к свету. – Но я больше не позволю одурманить меня.
Предельно близко к объекту своего смертельного обожания Гарри замирает, раздавленный тяжестью произносимого отказа. В том, что Луи собирается оттолкнуть его, не остаётся сомнений.
– Ты яд, Стайлс, – припечатывает он. – Но я нашёл своё противоядие.
Пальцы, приносящие так много физической боли, разжимаются, а спустя мгновение и вовсе перестают касаться его кожи. Луи отступает, выставляет руки вперёд, не позволяя прижаться к себе, когда Гарри по инерции тянется следом. И ледяная стена подозрений выстраивается между ними, ещё толще, чем в начале года. Гарри видит, что как бы сильно он не разбил свои кулаки, в кровь и до раздробленных костяшек, он уже не сможет достучаться до Луи.
– Я выясню правду, которую ты скрываешь!
Гарри остаётся лишь кивнуть, мягко соскальзывая по стене на грязный пол. Силы покидают его, вместе с уходящим прочь по коридору Луи, под аккомпанемент его уверенных шагов.
И это конец для Гарри. Та точка невозврата, которую он не сможет преодолеть. Последняя потеря, лишившая его любого желания двигаться дальше, вырваться из порочного круга смерти, в который он попал против собственной воли. Мысли в его голове превращаются в нечто осязаемое, сводят с ума по-настоящему, заставляют чувствовать всю боль. Гарри задыхается.
Платок Луи на шее душит его, но дрожащие пальцы никак не могут справиться с тканью. Жар пробирается из костей наружу, выходит сквозь поры горячим потом. Из последних сил подросток цепляется за собственное сознание, но понимает, что уже проиграл эту битву. Паника сотрясает всё тело судорогой, и Гарри ослабляет хватку на горле реальности, которая с каждой уходящей секундой становится всё страшнее и неуловимее.
Гарри проваливается в пропасть, теряя сознание у дверей собственной квартиры.
========== Первая ссора ==========
Комментарий к Первая ссора
У меня сегодня довольно противоречивое настроение. Я стала на год старше, и хоть это праздник, мне немного грустно стареть.
Спасибо, что своим вниманием к моим работам заставляете меня чувствовать себя вне времени.
Я люблю вас <3
Горькая сигарета, зажатая между губ, цедит вверх мутным, плотным дымом. Его тонкая струйка закручивается спиралью над головой Томлинсона и растворяется под потолком городской библиотеки. Слабое мерцание монитора и яркий тлеющий кончик – вот и весь свет, что есть у Луи. Тьма окружает, пульсирует вокруг. Предостерегает. Но Томлинсон упрямо лезет вперёд, игнорируя опасность.
Он должен узнать правду. Ради всех ребят в его городе, уже пострадавших. Или тех, кто может оказаться под угрозой.
В Англии оказывается чёртова туча Гарри Стайлсов, и Луи в бешенстве закрывает очередную вкладку браузера. Снова не он. Искать информацию, не имея других, кроме имени, данных, словно пытаться найти иголку в стоге сена. Субботняя ночь близится к завершению, и скоро здание библиотеки наполнится людьми. Луи должен освободить компьютер до того, как смотритель, сурового вида мужчина, явится на своё рабочее место.
– Я достал его, – радостно шепчет голос из темноты, и Луи протягивает руку, второй вдавливая выкуренную до фильтра сигарету в поверхность стола.
– Наконец-то.
– Всё, что ты можешь сказать мне? – возмущается Стэн. – Я влез в директорский кабинет в середине ночи, чтобы выкрасть досье на одного из учеников, рисковал своей ценной задницей, чтобы услышать твоё “наконец-то”?
Щелчок зажигалки останавливает недовольное нытьё друга. Луи чуть щурится от яркого пламени его механической zippo, когда прикуривает очередную сигарету. Зажигалка лежит в руке приятной тяжестью. Зейн подарил её Луи в тот вечер, когда они впервые оказались у Отто, и Томлинсон решился на своё первое тату.
Старая, дешёвая вещь, значащая так много, особенно сейчас, когда первого её владельца больше нет. И хотя Малик не был примером идеального друга и достойного человека, смерти он не заслужил. Нагретый ладонью Луи металлический бок зажигалки обжигает руку, взывая к справедливости. Требуя мести.
– Спасибо, Стэн, – спокойно произносит Луи. – А теперь вернись к Майклу.
– Я останусь здесь.
– Нет, – прерывает Томлинсон возможные возражения. – Ты вернёшься к Майклу.
Этому тону друг не смеет противиться: от него бегут мурашки по коже и пальцы холодеют. Обычно после слов, сказанных этим тоном, Томлинсон натягивает платок на лицо.
Стэн замирает, неверяще смотрит на друга. В темноте читального зала на его лице едва угадываются признаки обиды, но Луи знает, она есть. Там, внутри, скрытая под удивлением и неосознанным отрицанием, она таится, чтобы выплеснуться наружу в самый неподходящий момент. Тем не менее времени нянчиться с другом у Томлинсона нет.
– Я обязательно расскажу, если что-то нарою, – обещает он и тут же теряет интерес к приятелю, открывая шелестящую бумажными листами папку.
Ставня окна тихо щёлкает за спиной, когда Стэн покидает зал, оставляя Луи в одиночестве, в темноте зимней ночи. Слова сливаются в тёмные кляксы на бумаге, и Томлинсон подносит личное дело Гарри ближе к экрану, чтобы разглядеть нужную информацию.
Игнорируя фотографию, он читает, напрягая глаза. Старается сквозь безликие, напечатанные на компьютере буквы понять, что же из себя представляет Стайлс. Второе имя мальчишки – Эдвард, а сразу под ним написан родной город. Луи довольно хмыкает, потому что это ощутимо сужает круг поисков.
Пальцы вновь порхают над клавиатурой, вбивая нужные слова в белую строку поисковика. Очередная сигарета заканчивается, но Луи не закуривает новую. В пачке их осталось три, но даже не в этом причина. В его горле першит избытком никотина и табачных смол, а тошнота засела где-то в желудке, угрожая лишить скудного ужина.
И вот оно. Первая же вкладка бросается в глаза громким, пугающим заголовком: “Чудовищная автокатастрофа унесла жизни Стайлсов, оставив благотворительную организацию без главы”. Луи вглядывается в чёрно-белую газетную фотографию, на которой оцепеневший Гарри широко раскрытыми глазами смотрит на разбитое, покорёженное авто. Полисмен держит руку на его плече, но мальчик не собирается кидаться вперёд, он замер.
Даже на отсканированном снимке, где фигура Гарри занимает от силы несколько дюймов, Луи с неприятным удивлением отмечает, с каким лоском тот одет. Этот Гарри другой, похож на богатенького избалованного мальчишку, совсем не его вечно холодный Стайлс, в своём старом изношенном свитере.
Томлинсон перелистывает пару страниц и находит нужную – в графе “опекун” некая Джемма Стайлс. Спустя десять минут и несколько просмотренных вкладок, Луи узнаёт, что Джемма – старшая сестра Гарри, на момент трагедии находилась в университете во Франции. Также он узнаёт о том, что сам наследник пропал сразу после смерти родителей, не явившись даже на похороны.
Луи тяжело выдыхает, пытаясь переварить информацию. Голова побаливает оттого, что он напрягает глаза, пытаясь читать в темноте. А может быть, это из-за волнения. Томлинсон сползает по стулу чуть ниже, вытягивает ноги.
Знать, что мама Гарри мертва и увидеть подтверждение собственными глазами – вещи разные. В Луи жалость и желание помочь борются с недоверием и страхом. Он вновь вглядывается в фотографию Гарри у разбитой машины родителей, и кончики пальцев против воли тянутся к экрану, чтобы коснуться.
Проклятие тихо срывается с языка, падая камнем в тёмный, затхлый воздух читального зала. Нежность разрастается, подобно сорняку, занимая весь предложенный объём в душе Луи. Вырвать её больше не представляется возможным. Томлинсон зажмуривается, и, наконец, принимает правду – он отравился ядом Гарри, самым мощным и разрушительным из всех земных токсинов. Луи влюбился.
Но в прошлом Стайлса слишком много загадок – это не даёт любопытной, недоверчивой натуре Томлинсона расслабиться. Он чувствует потребность узнать правду, услышать ответы на свои вопросы. Без этого они застрянут, увязнут в подозрениях и лжи.
Поэтому, движимый инстинктами, Луи открывает сайт главной газеты родного городка Гарри и выбирает прошлый год. Он не знает точно, что ищет, просто следует предчувствию. Полученной информации о Стайлсе и его семье не хватает, чтобы решить головоломку. Почему Гарри сбежал после смерти родителей? Если сестра его опекун, то почему её нет рядом, почему он один мёрзнет в этой старой, маленькой квартире? И главное, почему люди вокруг Гарри умирают?
Если только старшие Стайлсы действительно случайно погибли в автокатастрофе. Но сомнения выглядят глупо: если Гарри и Джемма подстроили смерть родителей, то ради чего? Деньги? Свобода?
Луи встряхивает головой, ерошит пропахшей никотином рукой волосы. Гарри не выглядит ни счастливым, ни богатым. Он выглядит жертвой, потерявшим всё на свете мучеником. И Томлинсон намерен его спасти.
Или уничтожить – рождается новая мысль, когда Луи в ужасе читает заголовки газет годичной давности. Страшные убийства школьников потрясли маленький город, уничтожив спокойствие, растёрли в порошок безмятежность.
Лопатки сводит неприятным ощущением страха. Он змеится холодком по спине, пока Томлинсон с тяжёлым сердцем листает предложенные фотографии, пробегается глазами по школьным снимкам погибших учеников и отвратительным кадрам с мест преступлений. Ни одной зацепки у полиции, будто детей убивал призрак, бесплотный и не оставляющий следов.
Страница за страницей, подросток за подростком, одна сломанная жизнь за другой. Ничто не указывает на Гарри, кроме города в котором произошли трагедии. Родного города Стайлса. Но Луи интуитивно чувствует прошивающие чёрные нити связи между Гарри и этими смертями. Потому что теперь он здесь, в городе Луи, и двое мертвы, а Найл никогда не станет прежним.
Нежность сменяется гневом, любовь уступает страху. Где-то внутри привязанность и желание быть рядом с Гарри сковываются крепкими цепями недоверия и новой, выясненной наконец правдой. Томлинсон сжимает виски руками, стараясь унять адскую головную боль, когда понимает, что больше не может отталкивать от себя истину: Стайлс убийца.
В голове Луи что-то щёлкает, знакомый аромат забивает запах сигаретного пепла и пыли. Фантазия смешивается с реальностью, когда Томлинсон вдыхает полной грудью запах Гарри: сладкий аромат цветов, среди которого особенно выделяется белая роза. Но это слабое благоухание тут же перебивает другой запах – креозота, гнилых фруктов, крови. Луи вздрагивает и открывает глаза, прогоняя наваждение.
Чувство вины и сожаление о том, что он не задался этими вопросами раньше, оказался слишком увлечён ягодными губами, чтобы не заметить правду, сжирает остатки самообладания. Он мог бы спасти своих друзей.
Но не спас.
***
Понедельник начинается с боли, засевшей глубоко в костях. С холода и одиночества, которые больше невозможно вытерпеть. Не после того, как Луи показал, что такое настоящее тепло и забота.
Гарри стонет в подушку, пахнущую сыростью, сжимает кулаки так, что ногти впиваются в кожу ладоней. Это не отрезвляет даже близко. В голове по-прежнему туман, и лишь обрывки мыслей мечутся в разные стороны. Гарри не удаётся схватить ни одну из них за хвост, и он довольствуется глухой пустотой с оттенком обречённости.
Очнувшись глубокой ночью у собственной двери, продрогший до глубины души, оставленный, Гарри наконец понимает, что Луи ушёл. Ушёл и не вернулся. Вот только почему?
Кое-как он добирается до кровати и падает, не раздеваясь. И хотя тело молит о сне, а голова раскалывается под давлением всего случившегося, Гарри так и не удаётся заснуть. Ему не даёт едва слышный скрип снега под окном, будто под чьими-то осторожными шагами, тысячи воображаемых призраков в тёмных углах квартиры, приглушённый скрежет стального лезвия ножа по хлипкой входной двери.
Воображение играет злую шутку с изнурённым сознанием, насылает на Гарри кошмары. Но даже после бессонной ночи он упрямо идёт в школу. В коридорах людно, голоса учеников подобны каплям дождя на лице, они бодрят Гарри, отгоняют одиночество.
Но Луи среди них нет. Подросток не чувствует электричества в прохладном воздухе классов, на лестничных пролётах между этажами, когда спускается по бетонным ступеням на обед. Столик в столовой, который был негласно закреплён за школьной бандой, пуст.
Лиам бросает своё обыкновенное, дружелюбное “привет”, и Гарри кивает в ответ. Никакой паники или подозрения в тёмных шоколадных глазах. Но если Найл не обвинил в своём несчастье Стайлса, то почему Луи разозлился на него вчера? И где он сегодня?
Школьная еда выглядит особенно неаппетитно, и желудок содрогается от одного запаха съестного. Хотя внутри Гарри не было ни крошки после ужина с семьёй Луи, сейчас он наотрез отказывается принимать пищу. Тошнота и слабость становятся привычкой, его обычным состоянием.
Урок Шерил проходит мучительно медленно. Последний из череды серых и скучных часов, в которые Гарри должен был получать знания, но лишь задумчиво пялился в окно, на тёмные снежные сосны за школьным забором. Без его несмелых предположений, без дерзких нападок Луи мисс Коул, как может, старается втянуть школьников в диалог, расшевелить. Но литература сегодня не интересует никого, кроме неё самой.
Спасительный звонок звучит неожиданно. Звук тонет в облегчённом выдохе одноклассников, в лязганье замков на сумках. Шерил покидает кабинет первой, торопясь куда-то по своим учительским делам, и лишь Гарри медлит. Неспеша он закрывает книгу, которую не удостоил взглядом за целый урок, опускает её в свой изорванный портфель.
Старые вещи осточертели. Гарри скучает по дорогой удобной одежде, по запаху кожаной сумки. По теплу качественной зимней куртки. Но единственное, чего он действительно не может, так это поехать домой. Даже если Джемма вернулась во Францию после похорон и безуспешных поисков брата, она примчится обратно, как только кто-то из знакомых сообщит ей, что младший Стайлс вернулся.
Гарри устало опускает голову на сцепленные в замок руки, сложенные на столе. Сейчас он не видит другого выхода: как бы тяжело ни было на сердце, ему нужно уехать. Выбрать новый город и скрыться там. Даже если не Тьма стоит за пропажей Зейна и несчастьем Найла.
По какой-то причине Луи теперь ненавидит его, и Гарри не уверен, что хочет знать, по какой. Он устал от всего. Последнее, что нужно было ему в этом городе – изматывающая, пронзающая сердце тысячами игл любовь.
Дверь открывается, впуская в класс сквозняк, и негромко щёлкает при закрытии. Гарри не нужно поднимать голову, чтобы понять, кто вошёл – плотность воздуха в сгущающейся между ними атмосфере достаточно красноречива. Но он всё же выпрямляется на стуле, с обречённостью разглядывает шторм, который Томлинсон принёс с собой. Громы и молнии в его стального цвета глазах.
– Ты!… – всё, что он произносит, и кажется, будто задыхается на коротком местоимении.
Волосы Луи растрёпаны, на бледных губах следы от зубов. Весь его вид встревоженный, а под глазами тёмные следы бессонной ночи. Гарри его жаль. Ему хочется обнять, успокоить Луи, но Томлинсон выглядит слишком чужим.
Сглатывая горькую слюну вместо ответа на выпад Луи, Гарри задумывается: а был ли Томлинсон хоть раз его? Видимо, никогда. Минуты нежности между ними с лёгкостью можно пересчитать на пальцах одной руки. Зато боль сыпалась со щедростью. Томлинсон награждал его оскорблениями; как художник накладывает густые мазки краски, он накладывал ссадины и гематомы на бледное тело Гарри.
– Что опять? – безразлично спрашивает Гарри. Он устал от игр и хочет домой, паковать свои малочисленные вещи. Но папка в руках Луи отчётливо даёт понять, что если разговор не будет долгим, он, без сомнения, будет трудным. – Копался в моём прошлом?
– Ты чёртов монстр! – кричит на него Томлинсон. – Я просто идиот, что не навёл о тебе справки раньше.
– Я собирался тебе рассказать.
– Я собирался тебе рассказать, – зло передразнивает Луи. Ярость вырывается из него обжигающими волнами, оставляет осязаемые ожоги на коже. – Собирался признаться в том, что убийца? Ты меня за идиота держишь, что ли?
– Убийца…
Слово бьёт его сильнее, чем любой, самый сильный и болезненный удар. Воздух покидает лёгкие с этим страшным словом, и Гарри не может выдавить из себя оправдание, объясниться. Он поднимает трясущуюся руку, но подносит её не к сердцу – через ткань свитера он касается рубцов на коже, оставленных ему сигаретой Томлинсона.
Врать больше не имеет смысла, и хотя Луи вряд ли понимает всё до конца, Гарри тошнит от лжи. Он хочет сказать правду. Облечь в слова все те тревожащие его на протяжении года сомнения и страхи.
– Когда ты спросил впервые, мы были никем друг другу. Всё, что я знал в тебе – это боль от кулаков и злые запугивания. Позже, когда мы стали близки, клянусь, я хотел. Я должен был… – Гарри поднимается со стула, потому что не в силах вытерпеть то, как Луи нависает над ним, осуждающе смотрит свысока. Взгляд пробирает морозом до костей.
– Не нашёл времени между поцелуями?
Внутренности выворачивает наизнанку от тона, каким Томлинсон говорит о их близости. Для Гарри нет ничего более святого чем то, что он отдал Луи. Будучи сломанным, он доверился, открыл истерзанную душу.
– Только не делай такое лицо, – кривится Луи. – Будто это имеет значение.
Чувства Гарри никогда не имели значения; он понимает это достаточно ясно сейчас, глядя, как мутный февральский свет из окна расчерчивает красивое лицо Томлинсона линиями зимы. От него невозможно оторвать взгляд, а покалывание в кончиках пальцев становится болезненным – так сильно Гарри необходимо коснуться Луи.
Смаргивая наваждение, Гарри тянется к своему рюкзаку и с горечью наблюдает, как Луи вздрагивает, отступает назад. Правда верит, что перед ним убийца? Что ж, это справедливо.
– Ты даже пальцем не тронешь меня в стенах школы в разгар дня! – произносит Луи, но тень сомнения покрывает пеленой яркий цвет его глаз. Гарри только невесело усмехается в ответ.
– Я клянусь: ни в одной из возможных Вселенных я бы не причинил тебе вреда.
– Как я могу доверять тебе после всего? – Луи взмахивает папкой, а Гарри так и не знает, что внутри. Может только предполагать.
– Лу, – обращение заставляет Томлинсона кривится, будто вся слюна разом превратилась в лимонный сок. Но несмотря на испытываемую Луи антипатию, Гарри не оставляет возможности достучаться до него. – Разве я не был тем, кто спас тебя от самого себя? Я помог наладить отношения с командой, подтянул тебя по математике. Я был тем, кто столкнул тебя с пути ненависти и саморазрушения.
Слова, которые сломают отношения навсегда уже зреют у Луи на языке, – Гарри видит это по плотно сомкнутым губам, по упрямо вздёрнутому подбородку, но всё равно заканчивает свою речь.
– Как я могу причинить тебе боль, когда я сделал так много для тебя? Разве поступки не должны звучать громче, чем слова?
– Вот твои поступки! – с ненавистью выплёвывает Луи и бросает папку на парту Гарри.
Пальцы Стайлса дрожат и не слушаются, когда он дотрагивается до картонной обложки. Гарри не может её открыть, будто если свет коснётся хоть одной спрятанной внутри фотографии, если хотя бы одна страница, исписанная печатными буквами окажется на свободе, его жизнь рухнет в бездну.
И всё же он открывает.
На верхнем снимке он видит давно забытое лицо Тей: её светлые волосы вымазаны в крови, щедро разлившейся вокруг. Перерезанное горло зияет чёрной дырой раны, будто второй уродливый рот на её теле. Лишний. Отвратительно ненужный.
Гарри закрывает рот ладонью, отшатывается прочь. Страх возвращается, владеет его онемевшим телом, как и год назад, когда он впервые увидел её мертвой. Всегда такая красивая, она смотрела на него своими ничего невидящеми глазами, будто упрекая.
Сквозь шум в ушах, от нарастающей с каждой секундой паники, Гарри слышит то, чем Луи перечёркивает все достижения Стайлса. Он отрицает его заслугу в возвращении Томлинсона.
– Ты приписываешь себе свершённое не тобой в надежде обмануть меня? – спрашивает Луи, и не дожидаясь ответа, продолжает. – Шерил уговорила директора дать мне шанс, Найл уладил дела с командой. Ты помогал с математикой, да, но мне кажется твоей основной причиной был секс. Разве нет? Ты хотел меня.
Луи бьёт словами, глупыми, злыми доводами, которые выворачивают их реальность наизнанку, выставляют порывы Гарри в мерзком меркантильном свете. Стайлсу почти плевать на это. Кровь шумит в голове, от разочарования и злости. Кажется, будто всё тело покрывается омерзительной плёнкой. Не сразу Гарри разбирает, что она подобна бензину – нужна только искра, вспышка, и он сгорит.
– Верни мне платок, – вдруг произносит Луи, протягивая руку вперёд. – Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
И вот он – огонь. Яркое, пожирающее всё на своём пути пламя, зажжённое одной фразой Луи. Гарри вспыхивает, с яростью отталкивает его ладонь, сметает со стола папку. Листы взлетают вверх и медленно опускаются вокруг них, пока Гарри зло и бессильно кричит, потому что сказать ему нечего. Не Луи. Он не будет оправдываться перед человеком, который не верит ни единому его слову. Не верит совершаемым раз за разом поступкам.
– Катись к чёрту, Томлинсон, – шипит он, разрывая последнии нити, связывающие их. – Ты не получишь его назад.
Рука сжимается вокруг ткани. Гарри настроен как никогда решительно, хотя знает, что у него ни одного шанса, если Луи решит отобрать платок силой.
Так и происходит: Томлинсон оказывается рядом, выворачивает руку Гарри за спину. Сквозь пронзающие серебряные иглы боли подросток пытается вырваться, инстинктивно бьёт затылком в лицо нападающего. Гарри чувствует тупую боль от удара, и понимает, что попал, когда хватка Луи ослабевает. Спустя секунду чужая рука в его волосах, дарящая совсем недавно так много ласки и тепла, смыкается, причиняя как можно больше боли. Луи с силой бьёт его лицом о парту, пытаясь подавить сопротивление.
Привкус крови во рту, наряду с болью и дезорентацией, лишают Гарри последних остатков самообладания. Он закрывает глаза, в надежде, что этот кошмар закончится, и чувствует под веками горячие капли слёз. Его первые слёзы за этот холодный и долгий год. Гарри изо всех сил пытается спрятать их от Томлинсона.
Но Луи больше не интересует его настроение: он грубо сдирает подаренный платок с шеи и покидает класс, ни разу не обернувшись. Только после хлопка двери Гарри позволяет себе сползти на пол. Он растирает горячие слёзы по лицу, сглатывает кровь из пораненной щеки.
Таким Шерил и находит его спустя час: разбитым на осколки, в ворохе фотографий мёртвых людей, чьи жизни оборвались из-за Гарри. Она присаживается рядом, сжимая своей нежной тёплой рукой его холодную ладонь, и от улыбки, подаренной ему, подросток находит в себе силы продолжать дышать.
Гарри понимает, почему Луи любит её.
========== Смертельнее ==========
По городу поползли тёмные слухи, а он знал, чем это оборачивается в итоге: всеобщая осторожность становится подозрительностью, недоверие превращается в бездумную травлю. Все эти маленькие городки были одинаковы.
Смерть Зейна не тронула общественность. Почти никто не заметил пропажу проблемного подростка, будто общество только и ждало момента, чтобы избавиться от изъяна, спрятать, скрыть мальчишку, невписывающегося в их формат.
Но Найл был другим. Найл был тем, кто зовётся среди этих лицемерных улыбающихся лиц «славным парнем». Со славным парнем не должно было произойти трагедии, подобной этой. Именно поэтому случившееся потрясло их, всколыхнуло, и будто пчёлы в потревоженном улье, – они загудели.
Его не волновали их страхи, распространяющиеся по городу, будто лесной пожар в жарком, засушливом августе. Больше не нужно было таиться змеёй в тёмном углу. Всё, чего он хотел, утекало песком меж пальцев, и на осторожность не осталось времени.
Поэтому, сжигая мосты, отрезая пути для отступления, он наступал, всё ближе подходя к объекту своего желания. Больше не было осмотрительности в действиях – он будто потерял разум в одночасье. Остался лишь дикий страх, что снова оттолкнёт, что не поймёт. Не примет.
Но пути назад не было. С того самого момента, когда они впервые встретились взглядами.
И сейчас он собирался загнать того, ради кого всё затевалось, в угол и заставить принять себя, согласиться с его чувствами. Слова были готовы давно, томились в глубине его души всю зиму. Слова верные, искренние. Слова, способные заставить верить в предлагаемые чувства.
Осталось лишь доставить сообщение адресату и устранить помеху.
***
Дома пахнет едой. Тепло окутывает с ног до головы, согревает замёрзшие на февральском морозе кончики ушей. Но даже атмосфера его родного уютного жилища не способна унять боль, что цветёт в груди, в проделанной разрывом с Гарри ране. Разочарование терновыми лозами оплетает лёгкие, мешая правильно дышать.
Вся ситуация кажется сюрреалистичным кошмаром, сотканным из ужасов сном. Луи мечтает проснуться. Так, как он проснулся вчера: с мягким, невинным Гарри на своём плече, с его сладким запахом в своих волосах, с прохладными пальцами на собственном теле.
Холодной беспощадной змеёй ткань платка извивается в руке, напоминает, что это реальность. Луи бросает её там же, где стаскивает свои зимние ботинки – на впитавший грязный снег коврик у входной двери. Может быть сквозняком этот чёртов платок вынесет за порог, куда-нибудь далеко, чтобы Томлинсону больше никогда не попалась на глаза пропитанная запахом Гарри ткань.
Не стоило её отбирать. Нужно было оставить ему этот клочок ткани, развернуться и уйти. Громкий, разрушительный разговор между ними ничего не наладил, не прояснил. Лишь больше сомнений теперь одолевают Томлинсона.
Ноги подкашиваются, и Луи садится на ступени в середине лестницы, ведущей на второй этаж. Куртка на нём холодная, подёрнутая бархатом февральской изморози. Когда мама выходит из кухни, с грустью смотрит на сына, тот предпочитает отвернуться. Лишь краем глаза замечает, как она наклоняется, чтобы поднять платок.
– Что происходит, милый? – осторожно спрашивает она.
Девочки нерешительно толпятся за её спиной, и даже всегда слишком громкие близнецы притихли, интуитивно почувствовав состояние брата. Хрупкое, потрескавшееся стекло, которое вот-вот лопнет окончательно под давлением обстоятельств. Разлетится, порезав окружающих осколками.
– Нужен совет, мам, – слишком низко, как никогда хрипло. Луи не узнаёт свой собственный голос.
– Девочки, поднимитесь к себе, – мягко просит Джоанна. Пальцы белеют на чёрной ткани в её руке. Сила, с которой она сжимает платок, выдаёт волнение и страх. Луи уже тошнит от чувства страха.
Топот девичьих ног по лестнице вибрациями отдаётся в его теле. Близнецы касаются лица, проходя мимо, кончиками пальцев ведут по сжатым губам, ободряя. Физ пропускает чуть влажные от подтаявшего в тепле снега короткие волосы брата сквозь пальцы. И Луи готов плакать от переполняющей его сестринской любви. Девочки поддерживают его без слов, одними родными прикосновениями.
И словно источник сил, необходимый прямо сейчас, чтобы принять важнейшее решение в его жизни, Луи не отпускает Шарлотту. Обхватывает холодными пальцами тонкую лодыжку, и когда девушка оборачивается, ничего не говорит, лишь смотрит с мольбой. Должно быть на его лице отражаются всё испытываемые противоречия, все страхи, касающиеся Гарри, всё смятение последних дней. Сестра спускается на пару ступеней и устраивается рядом. Та опора в его жизни, что никогда не сломается. Нежной щекой Лотти трётся о жёсткую ткань его куртки, устраиваясь на груди брата.
