Текст книги "Getting my demons out (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
========== Первый взгляд ==========
Тук-тук. Тук-тук…
Сердце стучало, словно сумасшедшее, вырывалось из груди, перегоняя горячую кровь по телу в ускоренном темпе. Дыхание сбилось от долгого бега, а ноги переставали слушаться. Девушка скинула туфли, не оборачиваясь назад, в пугающую темноту парка. Она старалась услышать голоса, шаги… Хотела услышать… Что-нибудь, что выдавало бы присутствие человека, но слышала только своё сердце.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Охота продолжалась, она чувствовала это. Охота, в которой она выступала в роли жертвы. Охота, превратившая её в загнанное животное без причин, без объяснений. Она ловила ртом воздух, пытаясь притупить резкую боль в лёгких. Она остановилась на секунду и заглушила вырывающиеся рыдания ладонью, когда услышала за спиной шорох.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Ступни пронзала резкая боль каждый раз, когда они касались жёсткой земли. Ветки и камни оставляли на них порезы, уколы, синяки – свои метки. Но не было надежды на отдых, не когда шорох уже не заглушало даже безумное биение сердца.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Выход. Выход из этого тёмного, леденящего душу лабиринта – это всё, о чём она могла думать. Это всё, что могло её спасти. Выход или прохожий, случайно забредший в парк поздним вечером. Она боязливо огляделась по сторонам, выискивая в темноте надежду. Но её окружал только тусклый свет фонарей и деревья.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Вскрик прорезал тишину парка, словно нож. Легко и беспощадно. А осколок стеклянной бутылки, разбитой парой часов ранее у скамейки, глубоко пропорол правую ступню. Боль заполнила девушку. Яркая, пронзительная, она волной прошлась вверх, искривляя красивые черты лица, подгибая колени. А дрожащие руки пытались избавиться от чужеродного предмета. Останавливаться нельзя. Идти невозможно.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Страх бился в груди, словно птица со сломанным крылом. Безнадёжно. А шорох слышался всё отчётливее и отчётливее. Она зажала себе рот обеими руками, она пыталась ползти, но каждое движение походило на пытку. Хриплый смех послышался справа.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Тёмный силуэт будто вырос из земли слишком резко, внезапно. Тень схватила девушку за волосы, заставляя посмотреть в свою сторону, заставляя задыхаться от ужаса и боли.
– Теперь ты не такая смелая, Тей-тей?
Холодная насмешка вызывала дрожь во всём теле, а тонкие руки пытались избавиться от болезненной хватки. Незнакомец вздёрнул девушку за волосы вверх, заставляя опуститься на израненную конечность. Последовал лишь тихий всхлип: на большее сил не было, крик умер внутри, а тело тряслось в панике, бессознательной и дикой. Разум отказывался воспринимать происходящее, перестал искать лазейки к спасению. Ужас и оцепенение царили во всём теле.
А ещё боль, заставляющая жертву взвыть не своим голосом, когда послышался тихий хруст в руке. Тише биения сердца, но оглушающий сознание, вынуждающий забыть всё, кроме огня, охватившего безвольно болтающуюся руку.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Знакомый запах гиацинтов, ударивший в нос, когда незнакомец придвинулся ближе, вернул девушку в реальность. Она вздрогнула, пытаясь вглядеться в лицо нападающего сквозь пелену слёз. В парке было слишком темно, но сомнений не оставалось – она точно знает этого парня.
– Твоя последняя статья для школьной газеты, – послышался шорох бумаг, а девушка не могла оторваться от попытки узнать силуэт. – Ты умрёшь из-за неё.
Резкий рывок оказался безрезультатным: незнакомец среагировал быстро, притянув её за волосы к себе. Он удерживал девушку одной рукой, второй комкая лист в ладони. Попытка закричать также оказалась безуспешной: как только она открыла рот, силуэт начал грубо запихивать в него мятую бумагу.
– Ты должна сожрать все свои грязные слова! Давай, глотай их!
Слёзы текли из глаз, тело пыталось сопротивляться, вырываться, но что может хрупкая девушка против сильных рук, против слепой ненависти, против тьмы?
Отчаяние заполняло каждую клетку, окончательно отбирая надежду на лёгкий вздох, на ещё одну улыбку, на спасение, на жизнь. Незнакомец оставлял на нежной коже синяки, грубо хватая за шею, сжимая на ней пальцы. И когда бумага уже не помещалась в рот, когда дышать было невыносимо тяжело, когда сердце готово было вырваться из груди, девушка услышала тяжёлый вздох.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Она поняла, что это конец, ещё до того, как незнакомец взмахнул рукой, до того, как почувствовала холодное, мимолетное, словно короткий поцелуй, прикосновение лезвия к своему горлу, до того, как начала захлебываться кровью.
Она услышала жуткий хрип. Свой хрип. Тело пыталось бороться за жизнь, здоровая рука потянулась к ране в бесполезных попытках остановить потерю крови, но в глазах темнело, а сердце замедляло удары.
Тук-тук. Тук. Тук.
Тёмный силуэт в парке выглядел словно зловещий призрак, безмолвный, неуловимый. Он склонился над бездыханным телом: стеклянные глаза, смятая бумага во рту, залитая кровью белая блуза. Так рано отобранная жизнь, но в его глазах не было ни капли жалости.
Никто не мог безнаказанно оскорблять Гарри Стайлса.
~~~
Самый страшный звук – звук собственного сердца. Когда оно в ужасе бьётся о решётку рёбер, пытаясь сбежать, оставив хозяина на пожирание страха.
Тук-тук-тук!
Этот стук подобен мощным ударам огромной звериной лапы в некую внутреннюю дверь, когда чудовище прикладывает усилия, стараясь выбраться на свободу.
Бум-бум!
Никто не говорит об этом вслух, хотя Луи уверен, они часто задумываются, выискивая поэтичные сравнения и красивые оправдания своей слабости, от которой подгибаются коленки и на глаза наворачиваются слёзы. Слабости, от которой кружится голова. Луи знает, что они чувствуют, видит это в их затравленном взгляде, когда натягивает платок, всегда висящий на шее, на лицо, пряча под ним трепещущие крылья ноздрей, жестоко ухмыляющиеся губы. Как только половина его лица оказывается скрытой под чёрной тканью с белым рисунком черепа, словно сошедшего с мексиканской открытки в честь Los Muertos, подростки пускаются врассыпную. Потому что, если Томлинсон надел маску, пощады не будет любому, попавшему под горячую тяжёлую руку.
И Луи снова видит эту пелену ужаса, медленно заволакивающую влажные глаза парня, прижатого спиной к кирпичной стене. Стэн и Майкл крепко держат его, выворачивая руки. Тот скулит, втягивая голову в плечи, когда пронзительный взгляд прожигает его насквозь. Бледное от страха лицо вдруг покрывается неравномерными красными пятнами румянца. Луи больше всего бесит, когда они краснеют, словно поросята. Ему хочется впиться в кожу лица своими короткими ногтями, подцепить и рвануть как следует, сдирая щёки вместе с этим свинячьим цветом. Сдерживаться так трудно порой.
Луи цокает языком, подходя ближе, и мальчишка начинает вырываться, переполненный паническим ужасом, но грубые руки удерживают его на месте.
– Ты знаешь, как нехорошо говорить о людях плохо за их спиной?
Голос звучит приглушённо из-под ткани. Томлинсон наклоняется очень близко, чувствуя запах пота и тревоги, что липнет к холодной влажной коже его жертвы. Ему нравится такая реакция.
– Я слышал, что правилом хорошего тона является высказать свои мысли в вежливой форме человеку в лицо.
Томлинсон двумя пальцами сжимает кончик платка и тянет его вниз, освобождая сначала нос, а затем тонкие бледные губы и острый подбородок. Ткань с мягким шелестом ложится на грудь, намотанная вокруг шеи, словно ядовитая змея.
– Смотри, у тебя есть шанс сказать мне в лицо то, что ты так уверенно обсуждал с девчонками на вечеринке Софи. Давай, дружок, – Луи мягко запускает пальцы в светлые волосы напуганного мальчика. Тот хнычет, совершенно не понимая, о чём говорит Томлинсон. Паника завладела рассудком, замутняя сознание. – Или тебе требуется помощь? Если ты всё забыл, то я могу помочь вспомнить.
Рука сжимается в волосах, и Луи резко бьёт парня затылком о стену. Он слышит крик, переходящий в несдерживаемые рыдания, что ласкают его слух, подобно музыке.
Томлинсон пока не чувствует удовлетворения, но уже скоро, он знает, мальчишка будет страдать за свои грубые слова о нём, доставляя истинное удовольствие.
– Ещё не вспомнил? Там было что-то о том, что я гей, – Луи делает вид, что пытается вспомнить. Он приподнимает лицо вверх, задумчиво постукивая себя пальцами по подбородку. Подросток старается дышать сквозь рыдания, захлёбываясь и задыхаясь, но этого недостаточно. Нужно больше ужаса. Луи больше никогда не хочет слышать издёвки над собой или своей ориентацией.
Лёгкий кивок, и парни медленно опускают перепуганного подростка вниз. Он сдирает спину о выступы в кирпичной стене, его губы трясутся, а постоянные всхлипы и залитый слюной подбородок уже порядком подточили и без того некрепкое терпение Томлинсона.
Он медленно опускается одновременно с парнем, глаза в глаза, не желая упускать ни грамма страха, собирая его с подростка, словно живую воду из заколдованного родника, по капле. Майкл вытягивает руку поперёк груди рыдающему пареньку, с силой прижимая его к стене. Но тот ослаблен рыданиями настолько, что уже не смог бы, даже если бы захотел, сделать хоть что-то. Он только повторяет «ЛуинетЛуипожалуйста» и обливается слезами.
Стэн достаёт из рюкзака бутылку водки, ловко подкидывая и прокручивая в руке. Он открывает крышку и опрокидывает в себя содержимое. Луи не нужно смотреть ему в глаза, чтобы понять, что лучший друг нервничает. Слишком мягкий. Луи тоже когда-то таким был. Но за последний год он понял, что ничто не даётся тебе в руки просто так. В мире нет ничего твоего. Всё, что ты хочешь, всё, что тебе необходимо, ты должен отобрать, завоевать, присвоить. И Луи берёт, со всей возможной жестокостью, задвигая милосердие и доброту на задворки сознания, хороня её под плотным слоем тьмы. И Стэн поймёт. Однажды.
Луи чиркает зажигалкой, высекая огонёк и поджигая кончик своей крепкой сигареты. Он затягивается, не отрывая задумчивого взгляда от парня напротив, играет с ним в молчаливые гляделки. Достаточно долго, что успевает сделать несколько глубоких затяжек, практически докуривая сигарету до фильтра.
Стэн, наконец, набирается достаточно смелости, вернее, набирается достаточно алкоголя, который даёт ему фальшивую силу. Но Луи это устраивает, потому что друг стягивает кроссовок с подростка как раз вовремя – сигарета дотлевает в длинных пальцах Томлинсона.
– Ты сказал, что я ёбаный пидор. И это было твоей первой и последней ошибкой, – тонкие пальцы крепче сжимают сигарету, поднося её к голой ступне.
Подросток замирает от ужаса, буквально перестаёт дышать, но Томлинсон слышит хриплое дыхание. Оно не принадлежит никому из его парней. Луи поднимает голову и встречается взглядом с идеально-зелёными глазами, которые рассматривают сцену с лёгким испугом и недоумением, но без должного трепета. Луи с вызовом приподнимает бровь, глядя на незнакомца, и прижимает сигарету к ноге подростка. Парень заходится в отчаянном крике от страха, который перерастает в гортанный вопль боли, когда горячий кончик прожигает кожу, обугливая её. Нервные окончания разносят эти мучительные ощущения по всему телу. Подросток выгибается, визжит, когда две пары сильных рук скручивают его на земле, а Томлинсон смотрит скучающим взглядом на незнакомого мальчика, что сжимает лямки рюкзака чуть сильнее, но не отворачивается и не бежит. Почему он не бежит?
Рука Луи не дёргается. Ресницы не трепещут. Безжалостный – вот слово, которым можно описать его в этот момент. Луи продолжает смотреть на незнакомца, когда подросток под ним хрипит, едва дёргаясь, а потом и вовсе теряет сознание. И только тогда Томлинсон поднимается, всё также глядя прямо в глаза застывшего в переулке мальчика.
Кудрявый медленно вдыхает воздух, втягивая его через нос – Луи отчётливо видит в сгущающейся темноте каждое движение мимических мышц на его лице, а потом плечи немного распрямляются и худое тело подростка приходит в движение. Он опускает глаза вниз, глядя только под ноги, и обходит Луи по приличной дуге, задевая плечом противоположную стену проулка. Томлинсон не спускает хищного взгляда с хрупких плеч и узких ног, затянутых в обычные синие джинсы. И прежде чем скрыться за поворотом, мальчик оборачивается, посылая Луи ещё один отрешённый взгляд. А Томлинсон лишь задумчиво прикусывает нижнюю губу.
Интересная реакция.
***
Тени отнятых жизней кружат вокруг Гарри всю дорогу, молочно-белые, как опаловое стекло, они шепчут обвинения ему на ухо своими призрачными голосами, не позволяя расслабиться ни на секунду. Несколько утомительных часов в автобусе и ещё столько же в вагоне поезда – Гарри, словно кролик, петляет и путает следы. Он думает лишь о том, чтобы убежать и спрятаться.
А потом, уже на подходе к своей новой квартире, в переулке, Гарри натыкается на него. Светлые глаза странного сизого цвета и рука с зажжённой сигаретой у ступни заплаканного мальчика. Гарри смотрит во все глаза, тяжело дыша и сглатывая вязкую слюну, не решаясь прервать это отвратительное пугающее зрелище, возвращающее его во тьму. Пронзительные глаза смотрят словно в самую глубину, в душу, выворачивая её наизнанку вместе со всеми грязными и опасными секретами под аккомпанемент гортанных криков. Несколько секунд длится это статичное безумие, когда Гарри не может моргнуть, вздохнуть, вскрикнуть. Не от страха, нет. Он заперт внутри оцепеневшего тела, и всё, что существует в его Вселенной – глаза цвета ягодок годжи, а на языке их вкус, немного сладкий, терпкий, с кислинкой.
Но настоящее возвращается внезапно, оглушая громкой волной образов, в которой тонет цвет необычных глаз. Гарри втягивает воздух через нос, моргает и просто проходит мимо, глядя только себе под ноги. Он дрожит внутри, когда чувствует ввинчивающийся в спину взгляд, и решается обернуться, прежде чем покинуть переулок – парень с сигаретой смотрит на него. Но Гарри делает ещё шаг, оставляя его позади, и только тогда, скрывшись за поворотом, срывается на бег.
Он бежит до самой квартиры. Бежит не от страха. От волнения. Эмоции внутри него бурлят, когда он жмурится, отгоняя от себя воспоминания и мысли. Он бросает рюкзак на пол, тщательно запирает дверь и, не раздеваясь, заваливается в кровать.
– Внешняя шелуха, – шепчет Гарри себе под нос, засыпая, а в голове тонкие пальцы с зажатой между ними сигаретой и громкий крик боли. Но Гарри не верит этому видению.
Гарри слишком хорошо знает лицо жестокости.
Это не оно.
========== Ближе ==========
Кап. Кап.
Капли с громким стуком ударялись о пол. Слишком громким. Этот звук эхом разносился по всей комнате, оглушал, проникал в сознание, разъедал его.
Кап. Кап.
Капли окрашивали светлый пол в отвратительно красный, багровый, собирались в лужу, намереваясь затопить собой всю комнату, а Гарри не мог оторвать взгляд от своих рук. Кровь медленно стекала по ним, рисуя удивительные узоры на бледной коже, собираясь на кончиках пальцев, легко соскальзывая с них.
Кап. Кап.
Звонкий смех заставил парня вздрогнуть, а его губы тут же прошептали:
– Мама.
Смех, такой искренний, весёлый. Живой. Он разливал по телу давно забытое чувство покоя, безмятежности, защищённости, даря необходимое тепло. Он дома.
Гарри оставлял кровавые следы, медленными шагами направляясь к женщине, которая стояла в другом конце комнаты, опустив голову. Её лицо было скрыто в тени, а он так хотел разглядеть его, ведь начал забывать.
– Мама.
Голос прозвучал встревоженно, но он не сразу догадался почему. Гарри протянул женщине руку, но она стояла, не шелохнувшись. Становилось всё холоднее и холоднее с каждой секундой, с каждым тяжёлым вздохом, болью отдающимся в груди.
– Мама…
Женщина резко подняла голову, а Гарри с трудом подавил в себе крик отчаяния, до боли стискивая свои волосы в руках.
Никакого лица не было – безликая маска, размытое пятно.
~~~
Гарри просыпается с громким криком. Окно в комнате распахнуто настежь, а одеяло валяется на полу, но нет никаких сил поднять его, чтобы вернуть жалкие остатки тепла своему телу. Плечи трясутся от холода, от несдерживаемых коротких всхлипов, от едкого страха.
Гарри откидывается обратно, на мокрые от холодного пота простыни, и закрывает глаза руками, смахивая с щёк дорожки слёз. Надежда на то, что с переездом кошмары прекратятся, перестанут выпивать из него силы, пытать его, рухнула, беспощадно оставляя его в отчаянии. Но ему требуется всего несколько глубоких вдохов, и дыхание выравнивается, а сердце успокаивается, возвращаясь в свой привычный ритм.
Он закрывает окно, ёжась от колкого ночного ветра, и натягивает на себя дрожащими руками кофту. Пытаться уснуть снова глупо – будильник должен прозвенеть уже через полчаса, да и вряд ли удастся – кошмар всё же не отпустил его до конца. Гарри надеялся встретить первый день своей новой жизни по-другому, но надежда давно перестала быть его другом, предавая раз за разом. Парень грустно улыбается своим мыслям и вытряхивает жалкое содержимое своего рюкзака – всё, что он взял из прошлого – оставляя в нём только ручку и тетрадь.
Новая школа. Новый город. Новая жизнь. Он справится.
***
«Забавно, как устроены люди», – любил говорить Бен. «Вот ты смотришь на агрессивно выпрямленные волосы цвета вороного крыла, на густо подведённые агатовыми тенями глаза, блестящее колечко металла в губе, и тебе кажется, что ты составил мнение о девушке: она легкодоступна, враждебно настроена, да и вообще тратит свою жизнь впустую, на сигареты и наркотики. Но сними первый слой шелухи, сковырни её огрубевшую, но всё ещё хрупкую корку. Там, внутри, ты найдёшь юное ранимое сердце. Девушку, нет, девочку, что всё ещё верит в справедливость мира. Ребёнка, что своим бунтарством лишь пытается привлечь внимание занятых по горло взрослых. Пока ты осуждаешь её, тебе никогда не понять, какая она на самом деле».
Теперь Гарри это знает. Он наконец научился понимать людей по едва заметно дрожащим ресницам, по взглядам украдкой, по тому, как еле-еле сокращается радужка глаза, а уголки губ дёргаются, выдавая истинные чувства.
Поэтому, когда он видит в коридоре школы яркие голубые глаза – глаза парня из переулка, которые враждебно разглядывают его, когда он видит злую ухмылку на лице и висящий на шее платок, он ещё раз убеждается – это фальшивка, защитная маска, камуфляж. Гарри внимательно вглядывается в парня, изучая все те черты, которые не разглядел в темноте вечернего города, не может отвести взгляд, не получается. Он «зависает», не замечая, как тот приближается к нему, окружённый друзьями, опасно сжимая кулаки. Он слышит, как он что-то говорит ему, но звук его голоса не даёт ни малейшего шанса разобрать слова. Гарри заворожён. Пару дней назад, когда этот парень прожигал кричащему мальчику пятку сигаретой, Стайлс не мог и представить, что его голос такой… необычный. Такой приятный.
Луч осеннего солнца пробивается из-за вечных английских туч, проходит сквозь стеклянные двери школы и бьёт наотмашь. Волосы незнакомого парня вспыхивают мягкими коричневыми искорками, напоминая домашнее овсяное печенье, и Гарри даже кажется, что он слышит этот уютный тёплый запах. Какое-то время он тонет в происходящем, без возможности к спасению, без воздуха в лёгких. Окружающее пространство теряется, сосредотачивается на лице парня. Это словно наваждение, словно сон.
– Я с тобой разговариваю, урод!
Сон, который заканчивается резко и больно, так, что дыхание выбивается из лёгких, а в глазах темнеет, потому что парень толкает его в стену со всей силы, даря напоследок удар в живот. Гарри бьётся головой, и если бы не сильные руки, крепко держащие его тело, почти заботливо, награждающие его ещё парочкой ударов, он бы скатился вниз по этой самой стене.
– Не смей пялиться на меня, ясно тебе?
Пронзительные глаза угрожающе сужаются, а руки отпускают, поэтому тело медленно скользит вниз, пока не оказывается на полу. Гарри сжимает рукой бок, горящий огнём после нескольких ударов, и пытается выровнять дыхание. Он слышит смех приятелей парня с голубыми глазами и чувствует, как его тянут за волосы, приподнимая голову вверх так, чтобы Гарри чётко видел своё положение, понимал его.
– Я задал вопрос. Тебе ясно?
– Да.
Говорить тяжело, но его волосы сразу отпускают и дают пару секунд передохнуть. Пару секунд, перед тем как нога, одетая в ярко-красный ванс, прощается с ним, с размаху впечатываясь куда-то под рёбра. Гарри кидает вопросительный взгляд на парня, в глазах которого нет ни капли жалости.
Обидеть. Раздавить. Сломать.
Незнакомец не задерживает внимания на школьном неудачнике ни на секунду более, уходит, окружённый сворой преданных друзей. Не оборачиваясь.
– Фальшивка, – повторяет Гарри себе под нос, собирая остатки сил для того, чтобы подняться и пытаясь выбросить из головы пронизывающие всё тело током глаза.
Быть невидимкой не получилось.
***
Гарри не хотел быть популярным. Нет. Он хотел быть незаметным, но вместо этого оказался заклеймённым ярмом неудачника. В свой первый день в школе Стайлс нарвался на самого отпетого хулигана, и теперь все ученики искоса поглядывают на него, шепчутся за спиной, передавая друг другу главную новость дня: новичку «посчастливилось» познакомиться с Луи Томлинсоном.
Луи. Теперь Гарри знает его настоящее имя, что едва слышно с ужасом шепчут подростки в самых тёмных углах школы. Луи Томлинсон. Парень, которому лучше не попадаться на глаза; парень, держащий в страхе не только учеников; парень, за последний год превратившийся из неприметного школьника в безжалостного тирана. Парень с прекрасными голубыми глазами.
Зелёные глаза новичка вглядываются в каждого проходящего подростка, глаза, блестящие в тусклом освещении школьного коридора пытаются зацепиться, почувствовать, притянуться. Но всё, чего удаётся достичь – это поглощающее чувство заброшенности, поднимающееся от кончиков пальцев на ногах вверх – к туловищу, а потом дальше – к груди, разъедая кожу кислотой, выжигая бледность щёк бордовым румянцем обиды. Гарри чувствует себя одиноким в новом городе, в новой школе. Он не знает, как выдержит все испытания, свалившиеся на него. И Луи определённо не облегчит его жизнь.
Гарри сжимает свои книги крепче, сдерживая горячую влагу внутри. Он не даёт слезам пролиться, даже когда видит чужие улыбки, переплетённые пальцы, соединённые в мокрых поцелуях губы. Гарри горит внутри, мечтая оказаться обычным подростком и наслаждаться всеми благами юности, но тьма, что сейчас послушно дремлет, может в любой момент пробудиться, неся разрушение и гибель любому, кто окажется рядом.
Он трясёт головой, заторможенно наблюдая расфокусированным взглядом за снующими туда-сюда учениками. Прошлое должно оставаться в прошлом, именно для этого он приехал в Донкастер и выбрал самую неблагополучную школу города. Спрятаться от себя и всего, что случилось с его друзьями и врагами по его вине. Он должен обезопасить сестру – единственного оставшегося в живых близкого человека.
Поэтому Гарри послушно отворачивается, когда видит дерзко вздёрнутую коричневую чёлку и яркий блик голубых глаз. Он прижимается лицом к холодному металлу шкафчика, надеясь, что школьные задиры не заметят и пройдут мимо. Не только ради себя, но и ради них.
Напрасно.
Кулак врезается в дверцу рядом с лицом Гарри, отчего он слегка подпрыгивает на месте и послушно оборачивается. Неуправляемая дрожь прошибает тело, заставляя волосы на затылке встать дыбом от страха.
– Мы не поприветствовали тебя как следует, новичок! – восклицает парень в кожаной куртке. Его тёмные, почти чёрные глаза утягивают в глубину, и Гарри отчётливо видит себя: он крутится в водовороте горького шоколада, вскидывая руки и крича, утопая в радужке. Но видение прерывается голосом, заставляющим всё тело покрыться мурашками.
– К тебе обращаются, – шепчет Луи, но Гарри не смотрит на него. Не может.
Томлинсон интересует его. И этот интерес может быть крайне губительным для обоих. Гарри не собирается становиться мальчиком для битья. Он сделает всё возможное, чтобы избежать унижений и боли. Поэтому он на корню рубит все свои мысли, отказывая себе даже во взглядах украдкой, заливая зародыш горящего увлечения ледяным потоком отрешённости. Но, как бы ни хотелось, Гарри не может попросить их держаться подальше. Они банально не послушают. Поэтому школьный неудачник, теперь уже официально, опускает глаза в пол, тихо произнося:
– Луи поздоровался утром, – имя даётся с трудом, словно горячий солнечный луч обжигает тьму его горла, выходя наружу разрушенным звуком. – Я знаю эти правила, ребята. Я не буду их нарушать.
Парни удивлённо переглядываются, не до конца понимая, а Гарри вытаскивает из кармана слегка помятую наличность и кладёт её в руку темноглазого парня.
– Мне не нужны проблемы, – Гарри пытается откупиться. – Это всё, что у меня есть сегодня, – в прошлой школе этот метод работал какое-то время, пока Тейлор не пришло в голову написать забавную статью в школьную газету о том, насколько жалким и бесхребетным может быть шестнадцатилетний подросток.
Бедная Тей.
Гарри погружается в свои мысли слишком глубоко, туда, где яркая улыбка и смеющийся взгляд быстро сменяются на холод стеклянных глаз. Мёртвых глаз. Луи с его компанией исчезают, а перед глазами всплывает образ бывшей одноклассницы, какой Гарри запомнил её навсегда: широко открытый рот, из которого торчит смятая, покрытая огромным количеством мелких чёрных букв бумага, стеклянные глаза, глядящие в пустоту, светлые волосы, вымазанные алой кровью, и зияющая отвратительная борозда на горле, оставленная острейшим лезвием.
Он вздрагивает, выныривая в настоящее, и с удивлением обнаруживает, что рядом с ним никого нет. Он лишь замечает закрывающуюся за подростками школьную дверь и облегчённо вздыхает.
Пока что всё хорошо. И, возможно, он успеет доучиться без приключений. Гарри убеждает себя в этом, пока идёт вдоль заброшенного парка домой. Домой, в маленькую квартирку, снятую за гроши. Там нет горячей воды, а из старой продавленной кровати торчат пружины, иногда расцарапывая спину. Но есть огромное окно, что выходит на задний неухоженный двор, сразу за которым начинается сосновый лес. И Гарри доволен. Ведь что ещё нужно? Лишь бы тьма не просыпалась. А с остальным можно смириться. Можно выжить и, возможно, найти средство исправиться. Быть таким же, как все. Но перед глазами появляются горящие злостью голубые глаза, и Гарри жмурится, стараясь отогнать видение.
Томлинсон. Тот, кто может всё испортить.
***
Дым проникает в лёгкие, струясь по пищеводу, царапая нежные стенки гортани – хочется закашляться. Но Луи не тот, кто поддаётся слабости. Он тот, кто стойко выдерживает всё, а потом берёт своё, несмотря ни на что. Он делает ещё одну затяжку и натягивает на голову капюшон, резкий порыв ветра пробирает до костей.
Затуманенный никотином взгляд голубых глаз обращён к небу. Луи смотрит на тёмные низкие тучи, что несут с собой дождь, и огорчённо поджимает губы: вода лишь вредит его скейту. Он не обращает внимания на дурачества парней, лишь скользит взглядом по верхушкам высоких деревьев, что шумят яркими, начинающими желтеть листьями, когда ветер путается в их кронах, и вдыхает влажный воздух ранней осени, а сердце внутри горько сжимается. Затишье перед дождём на школьном стадионе возвращает его в детство, пробуждая чувства и эмоции, которые он, казалось, потерял навсегда.
Кончики пальцев начинают дрожать, и Луи срочно требуется ещё одна затяжка. Он не собирается жалеть себя и наотрез отказывается вспоминать о своих несбывшихся мечтах, о жизни, которая казалась его настоящей реальностью ещё год назад. И ничто: ни осенний ветер, ни нежный шелест листьев, ни уж тем более сырой, пробирающийся под кожу едким напоминанием детства воздух – не заставит Луи тратить время на сожаления и мечты о том, что могло бы быть, но так и не случилось. Луи изменился, изменились и его цели.
А потом взгляд натыкается на сгорбленную фигуру новичка, бредущего вдоль заросшего мхом каменного забора, отделяющего заброшенный парк от улицы. Луи непроизвольно сжимает кулаки, когда горячая волна раздражения приподнимает волоски на его руках дыбом, и он готов шипеть, словно рассерженный кот. Этот Стайлс раздражает до скрежета зубов, до дрожи. Особенно его взгляд, будто проникающий в саму суть, знающий всё на свете, и как бы низко не опускалась кудрявая голова, Луи замечает сквозящее превосходство во всём облике этого парня. Будто маленький Гарри знает секрет мироздания, недоступный Томлинсону.
Луи вдруг ловит себя на мысли, что чувствовал себя школьным неудачником, когда смотрел в лицо Стайлса.
– Он зацепил тебя? – внезапно спрашивает Стэн.
Луи только чудом удаётся не вздрогнуть и не подать виду, что его действительно выводит из равновесия взгляд зелёных блестящих глаз. Он пожимает плечами, безразлично оборачиваясь к парням. Луи и себе-то не признается, что в этом новичке его настораживает что-то, а уж тем более своим парням.
Зейн кидает окурок сигареты под ноги, и Луи не задумываясь втирает его носком в слегка мягкую землю, втирая с ним и свой интерес к Гарри. И только тогда отвечает лучшему другу на его вопрос:
– Его надо поставить на место.
Зейн поднимает вверх большой палец, одобряя, но Стэн продолжает смотреть недоверчиво. Луи кидает последний взгляд в небо, пузо которого вот-вот прорвётся, и влага хлынет на землю, смывая ошибки мира.
Томлинсон закидывает руку другу на плечо, прижимая к себе, и произносит всего одно слово:
– Забей.
Парни покидают стадион и медленно бредут по опустевшему школьному двору. Луи кажется, что он на вершине пищевой пирамиды, потому что вся власть над сотнями жизней подростков его школы сосредоточилась в его руках. Он наслаждается своей силой, не подозревая, что зло сильнее и больше него надвигается, словно грозовой шторм.
Страшно и необратимо.
========== Первый выигрыш ==========
– Тема двойственности человеческой натуры близка романтикам вроде тебя, Гарри, – произнёс Бен, приглаживая мужской ладонью вихры на голове ребёнка. – Я бы хотел, чтобы ты прочёл её, малыш. Я бы хотел, чтобы ты понял её. Но ещё слишком рано.
Маленькие пальцы упорно цеплялись за твёрдый переплёт, а зелёные глаза смотрели на учителя со всей серьёзностью.
– Ты можешь объяснить мне? – всегда, когда звенел звонок с последнего урока и громкие непоседливые дети покидали учебные классы, мистер Уинстон превращался для него в Бена. В лучшего друга. – Пожалуйста.
– Нет, только сам. Ты поймёшь роман, когда придёт время. И ты поймёшь его правильно, – вопрос вызвал у мистера Уинстона улыбку и гордость за своего любопытного ученика, а мальчик нахмурил брови, не получив такого желанного ответа. – Внутри каждого из нас живёт мистер Хайд, и в тебе, сынок. И только тебе под силу совладать с ним. Или подчиниться.
