Текст книги "Мир для Мирры"
Автор книги: Мануэлла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
–Дорогие Гости! Сегодня у нас необычный аукцион, я пригласила лишь избранных. Лишь тех, кто в состоянии оценить тот лот, что я приготовила.
Чувствую, как меня охватывает дрожь– за мной заходит тот самый высокий охранник, поправляя рукой взбунтовавшийся член:
–А ты, сука, хороша.– тянет он с невольным восхищением в голосе– Жаль, что чистая– мне не по карману.– с сожалением добавляет, провожая меня взглядом.
Я вызывающе смотрю на него, зная, что сейчас он мне не страшен, и выхожу в зал, спускаясь по огромной витой лестнице вниз. Все как по команде затихают. Чувствую на себе десятки глаз, липкие взгляды раздевают меня. Мужчины, молодые и старые, исходят слюной при виде куска молодого свежего мяса. В трущобах редко доживают до старости, а сама она приходит чуть ли не к тридцати, так что те, кто перешагнул этот рубеж живым, выглядят ничем не лучше 80-летних, живущих в центре.
Я прохожу на сцену, где подвешены тонкие хрустальные качели, украшенные белыми перьями. Не понимая, что мне делать , я кидаю вопросительный взгляд на Мадам, она лишь еле уловимым движением глаз, указывает мне на них. Я опускаюсь на сиденье и начинаю медленно раскачиваться. Мужчины осматривают меня, заглядывая под качели, вытягивая головы наверх, чтобы увидеть грудь, цокая языками, ожесточенно спорят между собой или задумчиво разглядывают меня. Полуголые девушки, что мелькали между столиками или сидели меж бедер владельца, уже не интересуют никого. Их отчего-то недовольные лица тоже устремлены на сцену, прожигая во мне дыры. Они не знают, что я с радостью оказалась бы как можно дальше от этого зала, сцены, горящих похотью мужских глаз. Но я не имею права! Я должна быть здесь! И я буду! Я выдержу!
–Итак, наш чудесный лот. Невероятный лот. Маленькая и чистая девственница ( по залу проносится вздох изумления, будто девственность– это что-то из области фантастики)– тут мадам Мим делает долгую паузу, а затем добавляет.– Из трущоб. – по залу проносится общий вздох недоверия. "Девственница из трущоб" звучит как насмешка , как шутка. Но когда мужчины понимают, что это говорилось всерьез, начинается такой гомон, что мадам Мим приходится немного подождать, пока все успокоятся.
– Это– алмаз, который в умелых руках превратится в бриллиант! – она хлопает в ладоши, и называет цену....
Мать моя!
Я пытаюсь унять дрожь, ладони вспотели, соскальзывая с искрящегося звёздами хрусталя.
Неужели?! Неужели я столько стою!? И это– лишь стартовая цена. Если кто-то купит даже по ней, то на наши с Улей 40 процентов мы сможем не только ее вылечить, но и купить небольшой домишко в районе, следующем от нас! Лишь бы Мадам не обманула!
Звучит мужской голос, увеличивающий цену, его перебивает другой, третий, начинается ожесточенный торг. И вдруг над всем залом проносится баритон, увеличивший начальную цену....в 20 раз! Невероятно! Этого не может быть! Все головы повернулись на голос этого безумца: в затемнённой ложе сидит мужчина, очень мощно сложенный. Лицо его пересекает сплошной шрам от уголка брови до подбородка, придавая его умылке некую таинственность. Его темная рубашка расстёгнута на груди, по ней томно шарит тонкая ручка девицы, бесстыдно сидящей у него на бедре. Она, запрокинув голову в экстазе, буквально оседлала его ногу, сладострастно потираясь своей промежностью о нее. Я краснею от стыда, почему-то заворожённая этим зрелищем.
Вдруг он встаёт, столкнув девушку на пол, даже не заботясь о ней. И пристально смотрит на Мадам. Та, вздрагивая, начинает считать. Но желающих перебить такую огромную ставку нет. Мадам слегка взволнованно поздравляет мужчину с победой, переводит взгляд на меня– в нем я читаю удивление, и даже некое подобие сочувствия. Словно Мадам не ожидала такого исхода. Но мужчина вполне красивый, даже невероятно красив. Даже шрам не портит его. Мне не сложно представить свой первый раз с ним. И даже последующие...
Проходя мимо меня Мадам растерянно шепчет:" Извини" и разводит руками, как бы показывая, что не в силах что-либо изменить. И только тут мне становится страшно– кто же он?! Что он за чудовище, если невозмутимое спокойствие Мадам дало трещину. И за что она извиняется передо мной?
И вдруг я чувствую, как цепь на моей шее начинает натягиваться, а потом резкий рывок– и я падаю с качелей на четвереньки, больно ободрав коленки. Передо мной дорогие лакированные туфли, я поднимаю голову– мой новый хозяин смотрит на меня оценивающе, пару минут. Затем, хмыкнув, дёргает мой поводок вверх, побуждая меня встать. Его молчаливые охранники– амбалы, которые будто материализовались из темноты ложи, идут позади, равнодушные ко всем и всему.
Наша странная процессия проходит через весь зал до дверей. Я слышу тонкий голосок " Мирра!".
Господи! Как она сюда попала?! Улька!
–Простите....– мой голос похож на карканье вороны, так сильно сдавил шею ошейник– Могу я попрощаться?
Но не успеваю договорить– мою щеку обжигает боль. Мужчина разворачивается ко мне, ударяя, в его темных жгучих глазах– безумная ненависть. Шрам белеет, вздуваясь на его красном от гнева лице:
–Говорить будешь, когда я разрешу, поняла?!
Я, молча кивая, сглатываю слёзы. Уля. Боже мой, я даже не успела попрощаться....
Он буквально выбрасывает меня на холодный тротуар, ведя к огромной черной махине с выдвигающимися вверх дверями, на поводке, как животное.
6. В Раю
Мы едем довольно долго, меня начинает клонить в сон, но каждый раз мой мучитель натягивает тонкую цепь, с удовольствием глядя на то, как я , так злобно выдернутая из мира грез, начинаю озираться вокруг, не понимая, где нахожусь. Мы на поверхности? Здесь море! Море! А, может, даже и океан – я не знаю разницы, да это и не важно. Оно невероятно, это огромное средоточие воды, уходящее за горизонт. Даже в таком состоянии я словно завороженная любуюсь его невероятной мощью.
Мы приезжаем на причал, где ждёт огромный корабль. На меня надевают огромную маску-фильтр для дыхания и укутывают в ткань. Вокруг люди в точно таких же масках– возможно, воздух и правда ядовит. Серые пенящиеся волны разбиваются о борт белой громадины, на которую меня ведут как жертвенного агнца.
Я послушно следую за своим мучителем на негнущихся от холода, усталости и голода ногах. Из-за волнения и подготовки я толком не успела поесть, да и последние минуты с Улей провести хотелось...а теперь? Покормит ли он меня, или оставит голодать. Да и разве голод– самое страшное, что меня ожидает? В раздумьях, я не замечаю, как моя нога соскальзывает с мокрого трапа, и я начинаю падать в темные морские воды. Апатия и усталость пробуждают во мне желание соединиться с этой могучей стихией, обманчиво спокойной, готовой принять меня в свои объятия, убаюкать в колыбели волн. Самая лучшая смерть– вода, много воды...
Едва я погружаюсь почти всем телом в ледяную воду, мой хозяин резко хватает меня за руку, дёргая на себя. Затем, с силой сжимая в руке мои волосы, так, что аж голова трещит, заставляет идти впереди себя. Но я благодарна ему. Если бы не он, моя минутная слабость стоила бы двух жизней – моей и сестры. Никто не стал бы лечить её просто так, из жалости.
На яхте мне позволено снять шлем и немного поспать, лёжа на темной ткани в ногах у хозяина. Весь персонал, состоящий, впрочем, из одних мужчин, ведёт себя так, будто не видит ничего удивительного и необычного в полуголой, насквозь промокшей девушке в ошейнике, свернувшейся калачиком у ног их босса. Яхту накрывает огромный стеклянный купол, выдвигающийся сзади, и я отключаюсь от усталости и мерного покачивания белой громадины.
Просыпаюсь я от лёгкого, но ощутимого пинка в бок:
–Вставай, приехали. – мужчина смотрит с вызовом на меня , смотрит так, словно ждёт сопротивления. Но я молча подчиняюсь, и огонек странной надежды угасает в его глазах. Да он безумен! Он ожидал сопротивления от насмерть перепуганной девушки, что недавно едва не погибла, а перед этим потеряла самого близкого человека?
За огромными скалами, что раздвигаются после нашего появления, нечто, похожее на убежище. Но это– только на первый взгляд. А на самом деле здесь – целый остров. Невероятно! Остров под невероятно огромным прозрачным куполом. Стекло? Хотя, скорее всего, это– не стекло, уж очень этот мутный материал не похож на те стеклянные изделия, что приносили диггеры или те, что я видела когда-то давно, будучи в услужении. Убежище под открытым небом! Это невероятно! Просто невероятно!
***
На острове, куда мы прибыли, раскинулся огромный сад, нет, миллиард садов в одном. Здесь, в садах сотни деревьев, цветов, в клетках разные виды птиц и животных. Это место оправдывает свое название на белых воротах, при въезде, выгравировано " Рай". Лишь куча вооруженной охраны по периметру портит картинку.
В огромном особняке все обставлено с невиданной роскошью, мы идём мимо купальни, где слышатся голоса девушек. Я не успеваю разглядеть богатую обстановку, как мы поднимаемся на второй этаж, в нереально большую спальню, посреди которой стоит просто гигантская кровать. "Да мы всем гетто могли бы на ней уместиться."– мелькает в голове насмешливая мысль, отчего мои губы сами собой растягиваются в улыбке.
Мужчина поворачивается ко мне, усевшись на кровать. Он отсоединяет цепь, оставив на мне лишь тонкий ошейник– знак моего рабства:
–Подойди.
Я подхожу, пытаясь сдержать дрожь в руках.
–Ты и правда никогда ещё не трахалась?– мужчина смотрит на меня с недоверием.
–Н-нет.
–И даже в рот не брала?– такие вопросы заставляют меня смущаться.
–Ч-что не брала?– не понимаю я.
Он ухмыляется, приказывая мне подойти вплотную. Быстро избавившись от брюк и белья, усаживается обратно. Его огромный член напряжён, устремившись вперёд, точно жаждет оказаться во мне. Мужчина, окидывая мои губы горячим взглядом, велит :
–Встань на колени. Открой рот.– член наливается мощью теперь прямо перед моим лицом– бери его.
Пульсирующий, с багровыми венами по всей длине. Мужчина обхватывает его рукой, проводя мне по губам, а затем резко дергает меня за волосы, заставляя открыть рот, и тут же входит меж приоткрытых губ.
Я пытаюсь вобрать в себя всю эту терпко-солоноватую громадину, но довожу себя лишь до рвотного рефлекса. Он злится, хватая меня за волосы еще сильнее, с силой упирает член в горло. Я дрожу.
Выйдя из меня, он жестом велит мне сесть рядом. Он зовёт слугу, требуя привести других. Так и сидит, со вздыбленным членом и яростью в глазах. Входят две абсолютно голые девушки, одна из них также сильно стесняется как я, зато другая, окидывая меня почему-то ненавидящим взглядом, сразу приступает к делу– она становится на колени перед мужчиной, красиво оттопырив попку, и начинает со стонами облизывать его стержень, от головки и до самых яиц. Другая девушка поглаживает подругу, лаская ее грудь, затем тоже присоединяется– ласкает своим язычком мошонку мужчины. Они обе облизывают его член будто леденец, передавая его друг дружке, целуясь в промежутках. Все это перемежается стонами, я вся горю, охваченная непонятным мне волнением. А мужчина....он откинулся на вытянутых руках назад, но смотрит он....на меня. Будто оценивая, какое впечатление эта сцена производит на ту, что ещё ни разу не видела подобного.
Он приказывает одной из девушек лечь на кровать. Та ложится, бесстыдно раскинув ноги. Вторая становится на четвереньки меж ее ног, языком лаская ее клитор. Он входит в девушку сзади, с силой врезаясь в нее. Я невольно слежу за тем, как наливаются мощью его мускулы, как его пальцы с силой обхватывают нежную девичьи бедра. Наконец, он вытаскивает свой член, девушки вскакивают на колени, и на лица им брызгает белая жидкость, которую они с упоением смакуют между поцелуями. Мне стыдно смотреть на это, но, одновременно, невероятно интересно. Почему на их лицах такое блаженство? Неужели эти действия настолько приятны? Мужчина же, увидев, что я не реагирую так, как он того ожидал, вновь злится, давая знак девушкам уйти. Он недоволен мной уже с самого начала. Но я не знаю, чем именно заслужила это недовольство.
Мужчина долго молча глядит на меня, а затем зовёт слуг, и меня уводят.
7. Новая «жизнь»
Охранники, сально перешептываясь, ведут меня за собой, то натягивая, то ослабляя поводок– так, для развлечения. Им нравится наблюдать как я то бегу за ними, стараясь не задохнуться, то ступаю медленно, напряжённо контролируя каждый шаг, готовая в любую минуту вновь сорваться на, если опять натянется цепь. В одном из огромных залов особняка я вижу несколько полностью голых девушек, разносящих подносы с едой для компании мужчин, раскинувшихся на огромных кожаных диванах. Мужчины лениво посматривают на то, как два огромных темнокожих парня насилуют худенькую девушку. По ее красным от пощёчин щекам текут слезы, а ягодицы девушки ярко-пурпурного цвета– им тоже досталось от огромных ладоней насильников. Наши с девушкой взгляды пересекаются– она буквально молит меня о сострадании, помощи. Но что я могу сделать. Вдруг один из парней вставляет свой огромный член в ее анус, раздвигая рукой маленькие округлые ягодицы, она кричит от боли. Я , не помня себя, бросаюсь вперёд....и только хриплю от резкого удушья и боли– охранник натянул поводок, пересмеиваясь с напарником:
–Ты смотри, резвая. Тоже в зад долбиться любишь? Аж бросилась себя предложить!
Второй лишь смачно шлёпнул меня пониже спины:
–Ничего, надоешь хозяину, он тебя нам отдаст. А там я тебе такое устрою– месяц сидеть не сможешь!
Они ржут, проходя дальше, а я , стараясь не разрыдаться от ужаса, следую за ними. Нет, в трущобах я видела многое. Насилие и жестокость были нашей реальностью, но, все же, как могла я старалась избегать подобного. Пряталась, скрывала внешность, старалась держаться тех мест, где люди более-менее чтили пускай своеобразные, но законы. А здесь же...Словно хаос, безумие, полностью поглотившее всех обитателей этого кошмара наяву. Будто выплеснувшаяся из нагноившейся раны мутная грязь все происходящее вызывает лишь дрожь омерзения.
На улице наша процессия следует до окраины владений. Минуя огромную фабрику, где снуют вооруженные охранники. Из здания выносят небольшие ящички, загружая их в стоящие здесь же машины. Чуть позже мы доходим до пары красивых небольших домиков, украшенных миниатюрными окнами из разноцветного стекла. Солнце бликами играет в них, и я поневоле засматриваюсь. Вдруг в одном из окон появляется темная кудрявая головка, вроде бы, ребенок, с интересом разглядывающая меня в ответ.
Наконец, мы приходим к окраине владений, находящейся почти у края острова. Отсюда, через стену, окружающую все здесь , видны пики скал, за которыми– море, свобода. Недавно я видела, как один из охранников стрелял в стену, чтобы показать прибывшим гостям то, что она непробиваема.
Небольшие домики, расположившиеся тут, разбивают умилительную картинку " Рая"– старые, серого цвета, в застарелых тёмных потеках дождя, с грубо приколоченными друг на друга досками вместо окон. Охранники подводят меня к одному из них, толкнув хлипкую дверь, и буквально впинывают меня внутрь, гогоча так, будто совершили что-то невероятное смешное:
–Нате, ещё на одну подстилку прибавление!
–Ага, в полку шлюх прибыл новобранец!
В полутемном помещении ряд железных коек, с которых на меня смотрят пустыми глазами изможденные девушки. У каждой на шее– кожаный ошейник с огромной длины цепью, конец которого или прикреплён к железному основанию кровати. Ни сочувствия, ни злорадства в их взглядах – только обжигающая пустота.
Я озираюсь– охранников нет, дверь закрыта. Неужели меня не прикуют как остальных?
–Ложись.– слышу я дрожащий голос – это девушка с короткими светлыми волосами. Она кивает мне на пустую кровать, с наспех наброшенным сверху старым одеялом. Если до этого я побывала в " Раю", то это место – точно ад. Хотя, после жизни в трущобах, меня не смущает ничего, даже жестокость– ее я навидалась и много. Просто первый раз я чувствую ее сама, вижу ее так близко...И ничего не могу сделать. Даже позорно сбежать, как делала раньше, уткнуться в свои сокровища, перебирая их, представляя себе другую жизнь, где много еды, свежей воды, люди ходят в чистой одежде, по чистым улочкам....где никто не убивает и не насилует друг друга ..где родители не продают детей... Меня бьет озноб, одежда до сих пор не высохла, и лёгкий влажный парок исходит от неё и моей холодной кожи. Пытаюсь согреться, но под свалявшимся одеялом это сделать невозможно.
–Кьяра.– шепчет мне блондинка. Она наклоняется ко мне– Никому не доверяй... Здесь каждый сам за себя.
Я киваю ей, сцепив ладони между коленок – так я всегда делала дома, когда пыталась хоть немного согреться. Конечно, никакая " особая" поза не убережёт от холода, но столько лет наивной детской веры в это, что и сейчас мне кажется, что моё тело больше не сотрясается от озноба, лёгкая расслабленность накрывает вкупе с усталостью – и я проваливаюсь в спасительную темноту.
8. Ночью
Ночью скрип одной из кроватей разбудил меня– огромный толстый охранник пыхтел, дергаясь на одной из девушек. Я не видела ее лица, лишь рука ее безвольно свисала, подергиваясь в такт его выпадам. Заметив, что я не сплю, он слез с девушки, двинувшись ко мне.
Вскочив с кровати, я бросилась к двери, но он оказался проворнее при всех своих габаритах– ухватив меня за талию, он бросил меня на кровать– больно ударившись спиной, я несколько мгновений приходила в себя. Голова кружилась, а в глазах мелькали мушки, не давая вернуться в реальность.
–Новенькая? Давно не трахал таких. – он похотливо провел рукой по моей груди, почти голой в разорванном лифе. Заломив мне руки за голову, удерживая их одной своей лапищей, он лег сверху и принялся тыкать свой огромный член между моих бедер– я зажмурила глаза, сцепив зубы. Я не позволю этому чудовищу увидеть мои слёзы...
Внезапно все прекратилось -неожиданно включившийся свет ослепил всех девушек. Одни как сонные совы хлопали глазами, другие со страхом смотрели на нас– скорее всего, никто из них и не спал, просто притворялись спящими. Внутрь ворвались несколько охранников и он, мой хозяин. Его перекошенное от злости лицо буквально пылало яростью. Шрам белой полосой бугрился на нем, придавая ему сходство с дьяволом:
–Сука! Я же сказал, никаких ночных визитов! Ты, мать твою, глухой или тупой!?– он был страшен в своем гневе.
Жирное тело охранника тряслось от ужаса, осев на пол рядом с кроватью. Он мямлил слова извинения, обещая больше не трогать ни одну девушку и пальцем, извиваясь в тщетных попытках натянуть штаны.
–Простить?!– он окинул девушек взглядом– Да мне плевать на этих шлюх, сдохнут– куплю новых. Но ты ослушался меня. Ты знаешь, что будет, если я оставлю это просто так? – вкрадчивым шепотом произнес хозяин, приближаясь к побелевшему от ужаса охраннику?– Все скажут, что я потерял хватку. Все решат, что мои приказы можно не исполнять. – молниеносным движением руки он выхватил огромный нож из руки рядом стоявшего громилы и вонзил его прямо в глаз несчастного, резко потянув вниз. Охранник нечеловечески завизжал, катаясь по полу от боли. Кровь жутким бордовым фонтатом хлестала сквозь пятерню, которой он зажимал раненое лицо.
–Убрать его!– велел этот зверь в человеческом обличии охране. Затем, повернувшись к нам, обманчиво спокойным голосом приказал – Всем спать.
Не глядя на девушек, что, словно бездушные марионетки, послушно бросились исполнять приказание, он подошёл ко мне:
–Он тебя поимел?
Я молча смотрела на него, не в силах поверить в тот ужас, что творился прямо на моих глазах. В трущобах я старалась обходить стороной все, что было связано с опасностью, тайными путями возвращаясь с работы закрывая уши, чтобы не слышать стонов или криков из других лачуг, но сейчас....
–Я кажется спросил " он тебя поимел?". – его шепот уже около моего уха, но я вновь не нахожу в себе силы для ответа, глядя в его лицо. Сейчас он кажется вполне нормальным. Даже шрам его не портит– он и с ним кажется красивым. Красивым молодым мужчиной...Который пару минут тому назад едва не убил другого.
Как ни странно, но больше он не требует ответа, бросив мне лишь короткое:
–Пойдем со мной.
И выходит из дверей барака.
Ночной холод и стресс заставляют меня дрожать. Он оборачивается. Бросая мне свою рубашку, велит накинуть. Затем поворачивается и продолжает путь. Я иду за ним, позвякивая цепью от ошейника, которая тянется за мной по земле. Я не понимаю его. Флюгер! Чертов проклятый флюгер! Психопат с маниакальными замашками – о таких я когда– то видела передачи у учительницы. Психи, заключённые, отребье, что оказалось на свободе в первые дни после взрыва– о, они устроили свой жестокий мир. Сбиваясь в банды, они ловили несчастных, обезумевших от горя и ужаса людей, устраивая охоту. Жестокие, они любили поиграть со своими жертвами, сперва давая им надежду, а затем отбирая. Заставляя верить в то, что несчастным удалось уйти от погони, а затем выпрыгивая с криками и диким смехом прямо на них, из своих укрытий. Так и "Дэм", мой хозяин, – то ослабит поводок, заставляя меня вновь почувствовать себя хотя бы подобием человека, а потом резко его натягивает, потешаясь над тем, как мои иллюзии разбиваются на мельчайшие осколки...
О, да! Я понимаю и причину его интереса ко мне – моя радость от послаблений, мое им удивление – они пока искренни, не наиграны. Другие девушки уже успели вдоль и поперек изучить его насквозь прогнившее нутро... И стараются предугадать каждое его желание. Стараются понравиться, чтобы выжить, чтобы не разозлить или не огорчить его. И это для таких как он– пресно. Предсказуемо, невкусно, не интересно. Он не может напитаться этими эмоциями, ему нужны свежие. Новые эмоции от тех, кто ещё не научился их контролировать в его присутствии.
В доме тихо, в одной из огромных комнат, куда мы пришли, большой шкаф с прозрачными дверцами, доверху наполненный алкоголем. Я знаю, как он выглядит– часто на шахты привозили дешёвое пойло, отдавая в счёт зарплаты местным. Те, променяв месяц адского труда на заветную бутылку, распивали ее ещё на проходной...А наутро шли работать снова, чтобы в конце месяца все обменять на минутное забвение.
–Пей. – протягивает он мне рюмку со светло-коричневой жидкостью. Я медлю, тогда он хватает рукой меня за волосы, запрокидывая мою голову:
–Пей!– жёстко цедит он.
Я пью, и первый же глоток огненной жидкости заставляет мои лёгкие наполняться огнем. Я начинаю кашлять, из глаз идут слёзы. Но мой мучитель, зажимая мне нос, заставляет выпить все до конца. Довольный, он забирает стакан.
Тошнота и головокружение понемногу отпускают, дрожь больше не бьёт так сильно. Я все ещё пытаюсь вдохнуть воздух, но легкие лишь судорожно сокращаются, кажется, совсем опустев.
Я сама не замечаю, как напротив меня оказывается лишённое эмоций лицо мужчины:
–Ну так что, маленькая шлюшка, он поимел тебя? Ты поэтому так долго не могла прийти в себя– понравилось? – он грубо запускает руку между моих ног, но останавливается. Я даже получаю удовольствие, видя, как его лицо слегка вытягивается в изумлении. Но он быстро надевает привычную маску равнодушного цинизма:
–Сегодня спишь со мной.– больно дергая меня за плечи, заставляет встать. Кивок в сторону – это молчаливый приказ следовать за ним.
И вот мы идём уже знакомой дорогой к его огромной спальне.
9. Женщина
Ежась на холодном полу, я дрожу всем телом. Закрывая глаза, пытаюсь уснуть. Мужчина же, улегшись на мягкую кровать, засыпает мгновенно. Мне снова плохо – от увиденного, от четкого осознания, какой станет моя последующая и явно недолгая жизнь. Когда, наконец, проваливаюсь в тяжелый сон, то рваные сновидения лишь об одном– трансфорировавшиеся в воспаленном сознании страхи о том, как там там Уля. В редких минутах, когда, распахнув глаза, отхожу от очередного из таких, то мысленно твержу себе, прикусив губу, чтобы не расплакаться – я не могу сдаться! Я не имею права умереть – нужно узнать, что с ней все в порядке, что ее лечат... Что она будет жить за нас двоих.
–Вставай! – меня пинком вырывают из мира грёз– злобное лицо старой женщины брызжет обвинениями– Подстилки! Ни на что не годны– только ноги раздвигать! Вставай и иди мойся, сегодня будешь обслуживать хозяина с гостями!– всю дорогу она подталкивает меня в спину, указывая мне направление.
В шикарной мраморной купальне с бассейном уже ждут две молчаливые женщины, ловко срывающие с меня остатки тонкой ткани. Меня моют, умащивают мое тело ароматными маслами, делают массаж, разминая все косточки. И вот тут мне в первый раз становится до ужаса страшно– к жестокости я привыкла, но такое обращение...к чему меня готовят? Меня начинает потряхивать от всевозможных вариантов, тут же покинутых услужливым сознанием.
Я пытаюсь спросить о том, что со мной будет, к чему меня готовят, у одной из женщин, но та лишь кивает головой, не понимая или делая вид, что не понимает, разводит руками. В купальне раздается низкий властный голос, который я не перепутаю ни с чьим на свете:
–Они тебе не ответят.
Подняв голову, я успеваю поймать его тяжёлый, потемневший от страсти взгляд– разозлившись, что я застала его врасплох, он рявкает на женщин:
–Покажите ей!
Те послушно открывают рты– их языки отрезаны почти до основания, превратившись в кривые обрубки ...
–Вон! – командует он, и, спустя мгновение, мы остаёмся наедине. Его взгляд вновь падает на мое обнаженное тело. Он придавливает меня рукой к кушетке, подходя ближе:
–Повернись и спусти ноги на пол.
Я слышу у себя за спиной шорох снимаемой одежды. И тут он, заломив мне руки за голову, со всей силы входит в меня. Я кричу от боли и неожиданности, но это лишь ещё больше распаляет моего насильника. Он двигается во мне насухую, высекая слезы из моих глаз.
–Да, сука, кричи! Моли о помощи! Здесь никто тебе не поможет!– он рычит, изливаясь в меня. Затем выходит, запрещая мне двигаться. Я вижу наше отражение в зеркалах, которыми украшены стены– безумный контраст. Мое белое как снег тело, мягкие и плавные линии, и его загорелое мускулистое– он словно безжалостная машина, созданная разрушать, причинять боль. Несколько мгновений он стоит и смотрит, наслаждаясь тем, как по моим ногам струится кровь вперемешку с его семенем, словно безумный художник своим лучшим творением.
Мужчина рывком поднимает меня, поворачивая к себе. Внимательно изучает слезы в моих глазах:
–Да. Так и должно быть– удовлетворённо кивает он – Приготовься. Сегодня ты будешь обслуживать гостей. – бросает он и выходит из купальни.
Я сползаю на пол и беззвучно рыдаю.
Вновь входят две женщины, обе с состраданием ( надо же, даже они, которых так жестоко лишили важнейшего– дара речи, сочувствуют мне) начинают омывать меня. Я даже не прячу глаз, мне уже все равно– словно механическая кукла безвольно откликаюсь я на все их молчаливые приказы. Поднимаю и опускаю руки, становлюсь ближе, пригибаю голову к груди. Со мной заново повторяют все процедуры– омовение, массаж, масла. В самом конце меня наряжают в короткую полупрозрачную ночную рубашку, отправив на кухню.
Там повар даёт мне небольшую порцию еды– ровно столько, сколько хватит для того, чтобы продержаться ещё и вечером. Несколько девушек, в таких же тонких одеяниях, как и у меня, боязливо входят на кухню, чтобы получить свою порцию. Я устремляю взгляд в тарелку, не желая сочувствия . Да и от кого мне его получить – от таких же несчастных, как и я? Мы молча и жадно едим, не зная, что нас ожидает дальше. Несчастные рабыни, безвольные существа, мы будто наполовину существуем в этом мире, готовые уйти за грань жизни и смерти. И это жуткое осознание заставляет замереть– да здесь все знают, что не сегодня-завтра очередная девушка погибнет. А на её место придет другая. Поэтому и жалости больше нет, она испарилась на не пойми какой по счету мученице. Оставив после себя лишь лёгкий налет раздражения, с которым персонал и охрана обращается с девушками.
10. Гости
Вечером вся территория озаряется светом фар огромных гравимобилей, в которых прибыли гости и их охрана. Мы с девушки стоим у входа, одетые лишь в те же полупрозрачные короткие кружевные «платья», сквозь которые видно все тело. Горло каждой украшено драгоценным ошейником с замысловатым узором– у каждой девушки он разный. Глаза подведены темной краской, а губы у всех ярко-красные. Точно хорошо вышколенные слуги мы стоим, встречая гостей.
Первые прибывшие вальяжно шагают по длинной гравийной дорожке, над их головами – яркий свет сотен гирлянд, похожих на волшебных маленьких светлячков, слетевшихся на лесную поляну.
Двое молодых мужчин проходят мимо, оба смотрят лишь на меня, поедая взглядами. Словно других девушек и не существует. Видимо, такая участь уготована каждой новой девушке– быть в центре нежеланного внимания. И я молю судьбу, чтобы это было только лишь внимание, а не нечто большее. Но я стараюсь не обманываться, чтобы после не было больно. То, о чем говорил хозяин ( даже в мыслях мне будто бы страшно назвать его иначе, иррациональный страх, что и там он настигнет, услышит, накажет), не оставляет поводов для сомнений. " Ты будешь прислуживать гостям".
Полноватый мужчина в возрасте, одетый в ярко-синий смокинг, нелепо, неуместно смотрящийся здесь ( но что может говорить об одежде полуголая девушка из трущоб с ошейником на шее?) ведёт под руку даму средних лет, в изысканном бежевом брючном костюме с тюрбаном на голове. Та, оглядывая нас через тонкое стекло крохотных очков, морщится, словно увидела гниющий мусор . Впрочем, для них мы и являемся таковыми. Жалким мусором, вещами, с которыми они, хозяева, вольны поступать как угодно. Возвысить или принизить настолько, что каждый день станет пыткой и мучением, мучить или сделать жизнь игрушки более-менее сносной. А если надоест – продать, обменять, убить. Никто и слова не скажет в защиту игрушки, которая приелась хозяину.
Далее входит молодая девушка. Она на ходу снимает перчатки, протягивая их мне. Ее спутник– большой светловолосый улыбчивый парень, первый, кто отнёсся к нам как к людям– поздоровавшись, он улыбнулся каждой, задорно сняв шляпу в знак приветствия:
–Добрый вечер, леди. – кажется, он с сочувствием скользнул взглядом по мне, идя за спутницей.
Нет!
Не смей даже думать, что он может помочь или даже проявить сострадание– он такой же, как и все здесь. Для них мы– просто рабы. И , верно, каждая из нас сейчас решила, что тот сочувствующий взгляд был предназначен именно ей. Возможно, это – очередное развлечение для них. Внушить девушке, что она– особенная, что лишь одна она заслуживает жалости и сострадания.
