Текст книги "Гори жить (СИ)"

Автор книги: M.Akopov

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– А от эфемерного бизнеса, хоть он и приносит реальный доход, откажусь?

– Откажешься!

– Алекс, так не бывает. Ты говоришь наивные вещи!

– Ты убедишься сам.

– На вершине Килиманджаро?

– Нет. Позже… Килиманджаро – твой трамплин, его вершина – крючок, на который ты клюнешь.

Заслышав про поклевку, Майк, в свою очередь, рассказывал Алексу про глупых макрелей и дорад, которые увлеченно клевали на их с Джули крючки – и таки да, взмывали к звездам. Своего рода альпинизм!

– Похоже, – соглашался Алекс, и прекращал утомительную для собеседника агитацию.

Продрогнув – ночи на склонах вулкана холодны – они сворачивали коврики и спешили в палатки. Следующим вечером история повторялась – однако на сей раз Алекс не вспоминал о бизнесе.

– Посмотри, сколько звезд в небе, – говорил он, и Майк всматривался в черноту, сверкающую тысячами цветных брызг. – Вся эта бездна энергии и материи кипит! Половина сил стремится объединить флуктуации полей в стабильные образования элементарных частиц, а из них уже строит атомы, звезды, галактики.

Другая половина сил разрушает созданное – и галактики рассеиваются, звезды гаснут, а материя хаотически распадается. Когда энергия превращений иссякнет – исчезнет все, в том числе и пространство. Если бы тебе пришлось выбирать, на какую сторону ты бы встал? Присоединился бы к создателям? Или заделался разрушителем?

– Не знаю, – откровенно ответил Майк. – Строить интересно, но взрывать тоже неплохо.

– Пока не знаешь, – уточнял Алекс, – но если увлечешься альпинизмом – выберешь сторону конструктивистов, а не деструкторов.

– Да свершится чудо! – резюмировал Майк. – Аминь!

И они спешили в палатки.

* * *

В вечер перед восхождением на вершину Алекс настоял на долгом отдыхе: вставать предстояло не просто затемно, а в полночь. Улеглись после обеда, но спалось Майку неважно: на высоте вообще трудно выспаться. Однако в час ночи они уже бодро шагали вверх по склону.

Очередь таких же восходителей не давала разогнаться.

– Ничего, – говорил Алекс. – Наша цель – рассвет! Если повезет и обойдется без туч, мы увидим поистине прекрасное зрелище. Такого не увидишь ни с самолета, ни даже с МКС. Если не повезет с погодой и километром ниже нас сплошь лягут облака, впечатления я гарантирую самые незабываемые.

«Чудно́, – думал Майк, размеренно вышагивая по мерзлым камням и следя, как велено, за ритмичностью дыхания. – Любопытно даже! Всю ночь идти в гору, по холоду, с фонариком на голове – ради того только, чтоб увидеть десять тысяч раз пережитый рассвет».

Шли молча. Ветер дул в спину, но слабо, почти незаметно для человека, разгоряченного ходьбой и укрытого капюшоном. Ныли натруженные ноги – и с каждым часом все сильнее – но поначалу это была не боль, а лишь намек на боль; предупреждение осторожного организма увлеченному ходоку.

Думалось медленно и неярко, зато ничто не мешало мечтать и вспоминать. За первые часы пути Майк передумал обо всем.

Ему вспоминалась Джули, его доминиканская любовь, и сердце наполнялось теплом, а душа – благодарностью. Ему представлялось невероятное по мощи извержение, вздыбившее твердь на шестикилометровую высоту и залившее всю округу огнекипящим камнем. Он видел цепочку восходителей, бредущих по воздуху – как если бы Килиманджаро еще не вырос, а они уже шли на его вершину – и смеялся абсурдной картине, не замечая, что делает это вслух.

Часа через четыре появилась усталость: сказывался недостаток кислорода и сна. Боль в ногах усилилась, и Майк шагал шире и реже, и опирался руками о колени, если каменистый склон походил на лестничные ступеньки. Один раз он споткнулся и упал на руки – тут же вернувшись в вертикальное положение. Но сердце зачастило, забухало и успокаивалось с минуту, если не дольше.

Вдруг появились отголоски раздражения: на кой черт все это надо? К чему терпеть муки да за свои же деньги?

Вслед за ними возникала идея заплатить портерам чуть больше – и ехать наверх в носилках под меховым паланкином, как наверняка делали местные царьки в стародавние времена. Их ведь тоже влекло зрелище, отрывающееся с высоты – прекрасное и, по уверениям Алекса, неотразимо мотивирующее.

– Глупости все это, – думал Майк, прогнав раздражение и отмахнувшись от царьков с рабами. – Этот поход – испытание. Очередное и почти незамедлительное, если учесть недавнее Камино де Сантьяго.

– Наверное, кому-то вверху, – тут он откинул капюшон и бросил взгляд на черное, почти беззвездное небо, – нужно, чтоб я эти испытания преодолевал. И у него достаточно настойчивости, чтобы отправлять меня на муки тогда, когда я ищу одного только релакса. Ведь летел же в Африку безо всякой мысли о Килиманджаро! На дощечке по волнам попрыгать! И на тебе: снова иду, снова ботинки мокрые, снова болят ноги. Хорошо хоть внутренний голос не вещует о гангрене и костылях…

Припомнив былые страхи, теперь уже пустые и беззлобные, а тогда почти живые, Майк снова засмеялся.

– Сколько хожу на Кили, – повернулся шедший впереди Алекс, – впервые веду героя, который смеется каждому пройденному километру!

– Я такой… – выдохнул Майк. Ему хотелось добавить, что на вершине – если, конечно, они дойдут туда хоть когда-нибудь в этой жизни – он даже спляшет трепака или матаню, на выбор публики. Но промолчал: ни острить, ни вообще разговаривать не получалось. Тяжело!

* * *

Наконец, пришли. На утоптанном снегу макушки Килиманджаро теснилось немалое количество народу, и публика все прибывала. Резкий свет диодных фонариков слепил, когда луч попадал в глаза. Вспышки фотокамер раздражали непредсказуемостью и неуместностью.

– Пройдем немного по восточному склону, – предложил Алекс. – Там не так людно…

Они спустились метров на пятьдесят и сели на камни.

– В звездную ночь, – сказал Алекс, – выбери в небе огонек потусклее и смотри на него долго-долго, чтоб глаза привыкли. Скоро ты начнешь видеть все больше и больше звезд, незаметных с первого взгляда, а яркие и крупные объекты ближайших к нам окрестностей увеличатся еще больше и разгорятся так, что начнут слепить.

Так происходит лишь с тем, кем космическая бездна готова заинтересоваться. Когда мироздание обратит на тебя внимание, ты почувствуешь его интерес. Если ты достоин, то ощутишь зов. Ты его ни с чем не спутаешь!

– А если не достоин?

– Тогда можешь пялиться в небо хоть до умопомрачения. Ничего кроме огоньков, разбросанных по куполу, тебе не увидеть.

– Зов – он что, непреодолимый? – поинтересовался Майк, пытаясь припомнить самые явные симптомы шизофрении.

– Нет, отчего же, – покачал головой Алекс. – Ты волен услышать его и послушаться. Но можешь заткнуть уши и отвернуться.

– И что тогда?

– Тогда, – усмехнулся Алекс, – я приведу на вершину кого-нибудь другого. А ты пойдешь обычным путем простого смертного.

– Давно ты этим занимаешься?

– Да тыщу лет… – глубоко вздохнув, произнес Алекс. – Всю жизнь.

Они умолкли. На востоке, за горизонтом, скрытым пеленой серо-черных облаков, занималась заря. Свет, еще слабый и неспособный пробиться сквозь плотное облачное одеяло, выбелил небо. Одна за другой погасли звезды – сначала впереди, на востоке, а следом и за спиной, на западе.

– Бездна космоса насмотрелась на нас с тобой, – с пафосом проговорил Майк, – и, сочтя людей бесполезными, отвела взгляд.

– Не все так безнадежно, – тихо отозвался Алекс.

Но тут солнце, невидимое с вершины Килиманджаро, осветило облака снизу, прорвалось сквозь прорехи в пелене красно-оранжевыми лучами – и мир засиял пламенем вселенского пожара! Тучи, эти сгустки ледяного тумана, сочившиеся мелким дождем и сыпавшие льдистой крупой, вспыхнули снаружи, засветились изнутри. Клочки пара, носимые ветром, алели подобно обрывкам неугасимого костра – а он все разгорался и разгорался!

Майк непроизвольно поднялся и наблюдал небесную феерию стоя. Он ощущал под ногами непоколебимую твердь – а мир внизу плавился и кипел котлом огненнокрасной лавы. Майк искал разрывы в облаках и вглядывался в мглу, еще покрывавшую землю – и видел малюсенькие фонарики у крохотных человеческих домиков. Люди, неразличимые с такой высоты, казались ему ненужными в этом параде стихий.

Он видел лишь себя, твердо стоящего на голове мира – и потоки световой энергии, струящиеся от космического монстра, звезды по имени Солнце. Он – повелитель? Нет, пока только наблюдатель, но кто знает, как сложится будущее…

Наконец солнце поднялось выше туч, и туманные холмы, волны и плоскогорья потускнели. В призрачных долинах сгустились тени, пики облачных верхушек засеребрились. Рыхлые сугробы летучей влаги начали сглаживаться и проседать. Поднявшийся ветер ломал ровные ряды туч, разметывал обрывки тумана по сторонам, и небосвод прояснялся, а земля светлела и уже не колола в небеса иголками своих фонарей.

Майк вздохнул полной грудью и оглянулся. Алекс все так же сидел рядом. Люди на вершине усиленно селфились в одиночку и группами, и в диких позах на фоне валунов, и в прыжке – «Мы летим!», и по пояс голыми на фоне снеговых залежей. Цепочки возвращающихся туристов текли по склонам – уже вниз.

– Понравилось? – спросил Алекс.

Майк хотел ответить, но в рту пересохло, а дыхание перехватило от пережитого восторга, и говорить он не мог, а только кивать – и он закивал так, словно хотел сбросить с головы шапку.

– Отлично! – сказал Алекс. – Найди в Москве альпклуб поприличней, там тебе все объяснят и всему научат. Время от времени будем с тобой видеться в горах.

* * *

Вниз они шли – почти бежали, с легкостью обгоняя нетренированных и усталых пешеходов. Чаевых гиду и портерам выдали вдвое против положенного: Майк настоял, так его впечатлило восхождение.

В гостинице у подножья Килиманджаро они отмылись, выбрились, переоделись в обычную человеческую одежду.

– Ого! – Алекс одобрительно причмокнул, увидев Майка в зеленой клетчатой рубашке. – В Лондоне покупал?

– Подарок, – ответил Майк и счел нужным уточнить: – Скорее даже взятка.

– Тем ценнее вещь, – заметил Алекс. – А взяточник этот – кто?

– Джо Макальпин, он теперь работает у меня.

– У меня достойный соперник, – негромко сказал Алекс и улыбнулся.

– Вы знакомы?

– Встречались однажды, но очень, очень давно. Он хороший серфер, говорят.

– Отличный!

– Жаль, в горы не ходит… Хотя некоторый опыт скалолазания у него точно есть.

Майк ничего не знал об увлечениях Джо. Он знал друга как серфера, но кто мешал Джозефу испытать себя в качестве скалолаза? Удивительно, что Алекс и Джо знакомы друг с другом, но… Встретил же он Джима там, где не собирался? Мир тесен, определенно тесен!

От отеля до аэропорта доехали скоро. Здесь из пути расходились: Майк направлялся в Москву, работать; Алекс же решил возвратиться в Кейптаун, полетать на параплане со Столовой горы.

– На работу забей, – шутил Алекс, пока они обменивались прощальным рукопожатием. – У тебя в конторе хаос, даже не так – Хаос с большой буквы. И ты ничего с этим уже не можешь поделать. Понадоблюсь – вызывай! Позывной – Аттикус.

– Вызову, – пообещал Майк.

И они расстались – почти друзьями.

* * *

– Значит, почти друзьями… – задумчиво повторил доктор последние слова Майка. – Вы продолжаете общение?

– Эпизодически. Видимся иногда. То на Алтае, то в Южной Америке…

– Созваниваетесь? Переписываетесь?

– Пытаюсь… С ним не так просто поговорить! Он или роняет какие-то загадочные слова, вот как про хаос или про позывной, или убеждает меня бросить все и всех, и только и делать, что ходить в горы. Причем не в команде, а в одиночку.

– А вы?

– До сих пор не пробовал, если не считать Эльбруса. Но когда наши сеансы окончатся, я хочу взобраться на Маттерхорн.

– В одиночку?

– В одиночку! Эта проклятая гора должна, наконец, сдаться! Она не пустила меня вот на днях, но это ничего не значит. Я взберусь на вершину, даже если она затрясется от злости.

– Скорее – восхитится и покорится, – улыбнулся доктор. – Все-таки Маттерхорн – женщина, а женщины только и ищут, кому бы покориться!

– До завтра? – спросил Майк, протягивая руку.

– До завтра! – ответил врач, отвечая крепким рукопожатием.

Когда дверь за ежедневным – и, кажется, единственным – пациентом закрылась, доктор сел за стол, извлек из тонкой папочки изрисованный за время сеанса лист и всмотрелся.

На одной стороне бумажного листа красовался портрет альпиниста, черты лица которого прятались за густой щетиной и под большими блестящими очками. Круглый шлем, венчавший голову спортсмена, резко контрастировал с рваным абрисом горной гряды. Рука в перчатке поправляла высокий ворот свитера, подпиравший подбородок.

– Вечность, – пробормотал доктор. – Бездонная и бесконечная… Но не всесильная!

Он помолчал, рассматривая портрет, и добавил:

– Давно не виделись! Здравствуй, Афинянин!

И блестящие очки на рисунке как будто замерцали, а рука, касающаяся ворота, словно бы помахала в ответ.

Слабоумие и отвага, или когда не пускает Эльбрус

Слабоумие и отвага, или когда не пускает Эльбрус

«И в их кругу колосс двуглавый,

В венце блистая ледяном,

Эльбрус огромный, величавый,

Белел на небе голубом…»

А. С. Пушкин, «Кавказский пленник»

Послеобеденное альпийское солнце спряталось в облака, и свет посерел. Люди в помещениях защелкали выключателями, а уличная автоматика все раздумывала: включать ли фонари? Или все-таки дождаться настоящего заката? Ведь если светило выглянет из-за туч, придется все выключать…

Умным машинам, управляющим световой жизнью городка, такая свистопляска ни к чему: размеренность и порядок – основа швейцарского благосостояния! Поколебавшись десятую долю секунды, программа решила улиц и дорог пока не освещать, дожидаться сгущения сумерек.

Доктор Зеппли Вайс, входя в кабинет, покачал головой: время раннее, а в комнате совсем темно. Ничего, скоро лето, день станет длиннее и ярче!

Усевшись за стол, он зажег настольные лампы.

Согретые светом, заплясали мраморные амуры. Теплые огоньки засияли в кабинетных стеклах. Тени разбежались по углам, но один закуток рассеял призрачное марево. Шкалы осветились бледной травяной зеленью, лампочки затеплились желтизной майских одуванчиков, динамики вдохнули поглубже, как делают оперные певцы перед арией – и помещение наполнилось музыкой.

Тихо запела флейта. Мелодию подхватил гобой – и вскоре смолк, уступая место человеческому голосу. Нежное сопрано восславило небеса, с восхищением благодаря Господа за то, что сильных он низложил с престолов, смиренных вознес, алчущим же даровал благ без счета, а богатых отпустил с миром: среди них тоже немало хороших людей.

Доктор раскрыл тоненькую папку и извлек на свет фотографию. С листа плотной глянцевой бумаги на него глядела черноволосая женщина с темными глазами. Безукоризненная красота ее лица обжигала холодом, хотя брюнеток принято считать горячими штучками. Идеально очерченные губы выглядели высеченными из драгоценного порфира; их не трогала даже тень улыбки. «Человек рожден страдать. Ты настрадаешься!» – без слов, но совершенно определенно обещал весь ее облик.

Чувственность антарктического льда струилась со снимка. Ничего мягкого, светлого, нежного – столь свойственного большинству молодых женщин – во взгляде красавицы не проглядывало ни капли. Глаза ее смотрели глубоко и страстно, но без доброты или злобы, а так, как осматривают давние свои владения – без острого интереса, со спокойной проницательностью и непоколебимой уверенностью в праве собственности на имущество.

– Белиссимо! Прекраснейшая… – со вздохом пробормотал врач и вернул фото в папку. Тотчас растворилась дверь, в кабинет вошел Майк. Краткие мгновения понадобились пациенту, чтобы устроиться на кушетке и приготовиться к сеансу психотерапии.

– Скажите, Майк, – поинтересовался психиатр, продолжая тему вчерашней встречи, – из Африки в Москву вы возвращались с какими ощущениями?

– Чувство было одно, – ответил молодой человек после секундного раздумья. – И даже не чувство, а желание. Вершина меня пленила! Запомнилась и усталость, и боль в ногах, и озноб, и искупающий все неприятности рассвет, но я хотел только одного – покорять и покорять горы! Все горы, что есть на планете!

– Захотели так же сильно, как в свое время возжаждали стать серфером?

– Вчетверо сильнее! Вдесятеро!

Доктор сделал отметку в записях.

– А как себя зарекомендовала ваша новая сотрудница?

Майк удивленно покосился на врача.

– Как вы догадались, что начать я хочу именно с нее?

– Н-ну… Ваш друг Алекс, тот, у которого такой странный позывной «Аттикус», он ведь вам недвусмысленно заявил про приход хаоса с большой буквы. Вполне вероятно, что слова этого провидца следует связывать с появлением в вашей организации девушки… Как ее звали?

– Белла… – отозвался Майк. – Её имя – Белла. Но к хаотичным сумасбродкам отнести ее никак нельзя. Она – само воплощение порядка!

– В определенном смысле – да, – согласился доктор, но так тихо, что пациент его не услышал.

* * *

Прибыв в Москву, наскоро повидав родных и переодевшись в деловой костюм, Майк примчался в офис. Здесь, в служебном кабинете, у него есть все возможности для поиска! Ведь Алекс – он россиянин, он наш? Нужно поискать информацию о нем. Разве не любопытно отыскать, что за смысл кроется за выражением «позывной – Аттикус»? Это одно.

Второе: как идут дела? Что творится на счетах? Старательно ли трудится персонал? Волю дай – примутся чаи гонять и флиртовать, едва дотянув до плана, а там и вовсе плюнув на задания. Причины отыщутся самые неодолимые… Бизнес такого отношения не терпит.

И третье: горы. Алекс был прав: Килиманджаро – это наживка, Килиманджаро – трамплин перед следующими восхождениями. Его, Майка, неодолимо тянет в горы!

Что нужно делать? И нужно ли? Если да – то с чего начинать? Как вести подготовку? С кем? Главное: куда направиться прежде всего? Пока тепло? Вот отчего голова кругом идет!

Но не успели разгореться экраны компьютеров, а вечно голодные пираньи – повыхватывать куски резаной говядины из рук хозяина, как в кабинет заглянула HR Кристина.

– Скажи, Кристина, – без обиняков поинтересовался Майк, – новая девушка – твоя протеже?

– Не-ет! – округлила глаза специалистка по подбору и расстановке кадров. – Она реально с улицы!

– И как успехи?

– Ты не поверишь… Она закрыла сделку на полтора миллиона! И по мелочи там еще набегает…

– Уже? Сама?

– С клиентом договаривалась сама. С оформлением, понятно, мы помогали, ну, это обычная практика.

– Клиент «холодный»?

– Разумеется!

Зачем он спрашивал? И так понятно: новичку с поклоном и уверениями в неизбежности успеха вручат список граждан, либо не поддавшихся ни на какие уговоры, либо вообще отказавшихся от контакта.

Безнадежно? Как сказать! Новичкам везет – это универсальный закон Вселенной, он срабатывает и тут. К тому же новички не знают об упрямстве слепцов, не видящих своего счастья, и потому распахивают объятья человеку настороженному, готовому дать отпор всем и каждому, но пасующему перед искренней доброжелательностью. И таки пробивают льдину недоверия!

Сделать «холодный» звонок продуктивным – это искусство, это талант, это способность за секунды распознать характер собеседника, пробудить доверие и сделаться для него незаменимым. Такой дар нужно ценить! Он и сам когда-то славился… Ну, да речь не о нем.

– Кристина, пригласи ко мне новенькую. И поприсутствуй – но молча.

Вызова к боссу Белла, похоже, ждала. Не пришла – прибежала! Свежая, бодрая, приветливая – но одновременно и строгая, и деловая; и такая умная, грамотная, эрудированная, что просто блеск!

Майк задавал вопросы и слушал ответы, ожидая встретить типичное школярство: вызубренные определения, чеканные фразы, ненужные подробности там, где достаточно сути. Но нет! Белла мыслила живо, отвечала свободно, брокерское ремесло понимала верно, в особенностях фондового рынка ориентировалась безошибочно, а психологию клиента, похоже, знала лучше самого Майка.

Чем дольше он говорил с нею, чем глубже в нем поселялась мысль: то, что он будет осваивать и усваивать месяц, Белла схватит за день. Он вспоминал сложные ситуации, возникавшие в работе, и давал девушке вводные данные – держа в тайне решение, отличавшееся смелостью на грани риска, но и оказавшееся наиболее эффективным.

Новенькая вникала в предложенную проблему быстро и глубоко, и нередко предлагала еще более храбрый вариант решения! Степень предполагаемого риска всегда оставалась умеренной, а выгода оказывалась неоспоримой.

Кристина давно перестала понимать, о чем идет речь, и лишь дивилась увлеченности беседы на специальные темы. На секунду ей показалась, что начальник влюбился, и в её личном мирке все начало вставать на свои места – однако продлилась иллюзия недолго.

Когда Беллу, наконец, отпустили восвояси, Майк сказал:

– Эта девица мощней карьерного самосвала. Сделай так, чтоб все проблемные клиенты постепенно перекочевали к ней. Убедимся, так ли она хороша, как мне кажется.

– А если убедимся – то что?

– Как и обещали, – усмехнулся Майк, – поставим менеджером, отправим приобретать заслуженные три наряда вне очереди. А тебе дадим премию за нахождение ценного кадра.

* * *

Не все задачи оказались посильными для Беллы – но ведь нельзя объять необъятное, рассудил Майк. Новенькая, тем временем, мало того что окучивала клиентов с утроенной энергией и беспрецедентно высоким процентом успеха, так еще и вынесла на суд начальства важную инициативу.

«Коллектив предприятия, – писала Белла в докладной записке, – большую часть времени занят регулировкой баланса отношений между спонтанно образующимися группами. И хотя каждый из работников относительно активно работает с клиентской базой, значительная часть рабочего времени используется малопродуктивно.

Кроме того, налицо огромная разница в профессионализме лучших агентов и середнячков.

В связи с этим предлагаю:

1. Использовать конкурентные настроения в коллективе для организации соревновательного процесса как между подразделениями, так и между отдельными агентами.

2. Разработать и провести серию тренингов, призванных способствовать росту индивидуальной результативности и отсеву малоспособных работников».

– Кажется, нам всем очень повезло, – бормотал Майк, вызывая помощницу и вручая сочинение новенькой. – Кристина! Проследи за реализацией инициатив, а экономист пусть отслеживает динамику поступлений.

Прибыльность есть главное мерило целесообразности. Сработают предложения – хорошо, не сработают – начинание угаснет тихо, само собой, – мудро рассуждал Майк. А раз дело кипит и беспокоиться не о чем, можно заняться подготовкой к восхождению на Эльбрус! И эта загадка Аттикуса занозой сидит в мозгу…

На Эльбрус выбор пал неслучайно: гора знаменитая, но несложная, хотя и входит в перечень высочайших пиков Европы. Пониже Килиманджаро и не требует специальных альпинистских навыков. Попросту говоря, на Эльбрус можно взойти пешочком – трюх-трюх с рюкзачком за плечами и ледорубом, для пущего форсу, в руке. Победа в копилочку!

О сложных подъемах – это чтоб по веревкам, со связкой крючьев на поясе и готовностью ночевать в подвешенной над пропастью палатке – можно говорить после. Пока же, пишут специалисты, нужно тренировать выносливость – лучше всего при помощи бега. Со штангой поприседать неплохо.

Однако бегать по паркам летней Москвы оказалось и жарко, и скучно, да и особенно некогда. И потом, думалось Майку, при беге тренируются не совсем те группы мышц, которые используются при движении в гору. Наверно, диванные спецы дали маху. Понапостят выдумок, а ты читай, – в то время как настоящие альпинисты вовсе даже и не бегают, а тусят на скалодромах и вяжут в сосновых борах веревочные парки. Продажа билетов на подобные аттракционы, по слухам, сильно помогает покорителям гор укреплять материальное положение…

Ему же беспокоиться не о чем! Он и без того вынослив и платежеспособен. Однако почему Алекс упомянул об Аттикусе – не знает…

За расследование Майк взялся с энергией Шерлока Холмса. Он вычитал все, что могло пролить свет на происхождение имени Аттикус, сиречь «афинянин» – но ничего путного не нашел. Он разыскал все опубликованные Алексом материалы – но кроме горных пейзажей и невнятных роликов о достоинствах и недостатках снаряжения, он увидел лишь дежурные селфи с искусственными улыбками, и больше ничего.

В профиле одной из соцсетей значился телефон Алекса. Майк периодически набирал номер – но всякий раз безуспешно. Ну, если абонент бродит по задворкам планеты, то удивляться нечему.

Потом состоялись попытки задействовать позывной. «Понадоблюсь – вызывай!» – ведь так сказал Алекс на прощанье? Но как вызывать?

Для начала Майк установил на офисный компьютер все ныне действующие, полузабытые и окончательно потерявшие актуальность мессенджеры, и в каждом пересмотрел всех Аттикусов в разных вариациях написания слова. Безрезультатно! Отзывались жители всех континентов Земли – но не Алекс.

Тогда он погрузился в историю. Ни у римлян, ни у греков знаменитых Аттикусов не нашлось.

Напоследок он решил испытать метафизические возможности, в которые не верил. Забравшись на самый верх искусственного скалодрома, он повис, ухватившись одной рукой за зацеп – не шуточки, метров десять высоты! – и тихонько, чтоб никто не подслушал, несколько раз позвал: «Аттикус! Аттикус!»

Акустические свойства зала оказались превосходными. Первыми отреагировали посетители с детьми, опасливо отходя в сторонку и пряча потомство от зависшего на верхотуре Майка: мало ли, вдруг человеку заколодило броситься вниз башкой, мозгами заляпает – не достираешься!

Потом начали сторониться одинокие фанаты скалолазания: уж им-то приходилось видеть, к чему приводят глупые выходки отвязных экстремалов. Когда к кричащему шепотку висящего на одной руке посетителя стали прислушиваться инструкторы, Майк умолк и слез.

Не помог и Джо. «Аттикус – значит «афинян», – сообщил он избитую истину и принялся предостерегать Майка от ненужных нововведений в работе. Он уже получил инструкции от Кристины и пребывал в крайнем раздражении от требований регулярно проводить тренинги с персоналом, а записанное видео отсылать в Москву.

Не прошло и месяца с момента возращения Майка из Африки, а он уже чувствовал себя утомленным и мечтал выбраться из города на волю.

Авиабилет до Нальчика он заказывал с радостью и облегчением.

* * *

Сняв номер в гостинице на поляне Азау, Майк выложил из сумок вещи и принялся продумывать план восхождения, составленный еще в Москве.

Кавказ – коварен и переменчив, учили гуру отечественного альпинизма. Поэтому спешить во время восхождения Майк не станет, пойдет потихоньку, периодически заходя повыше и возвращаясь назад – таким, кажется, способом совершаются акклиматизационные процедуры? Пойдет так, чтобы само восхождение на вершину не составило большого труда; чтоб все прошло как на Килиманджаро – то есть даже немного скучно.

Стоит учитывать, что африканская вершина много выше Эльбруса. Собираясь на Кавказ, Майк усиленно готовился, тренировался как заправский стайер, по искусственным скалам карабкался. Друзья отмечают: стал сильным и цепким – не то что раньше! Ничего ведь не случится, если он сократит унылые блуждания вокруг да около горы на денек-другой?

Одежда! Здесь, в Азау, лето почти жаркое – впрочем, на макушках гор, обрамляющих долину, снег не тает. Эльбрус же как минимум на полтора километра выше снеговой линии – значит, утеплиться нужно как следует.

Режим – это самое простое. Достаточно не пить ничего кроме воды, не есть трудноусвояемого, спать как можно больше.

Пойдет сам, зачем ему какая-то группа? Он тут не знает никого, и потом – пять тысяч шестьсот сорок два метра высоты, всего-то. О чем тут говорить, господи? Вершина, можно сказать, в кармане!

Особо предприимчивые туристы тратят на собственно Эльбрус чуть больше суток: неделю куролесят на Чегете, вживаются в роль покорителей Кавказа. Потом приходит день штурма, и они едут канатными дорогами до Бочек, а там нанимают ратрак – горный трактор на широких гусеницах и с лавками в кузове – чтоб попасть к Приюту Одиннадцати. Пребывают весь день в комфорте, ближе к вечеру плотно ужинают, отдыхают, часов в двенадцать ночи выезжают к скалам Пастухова – да-да, снова ратраками! – чтобы назавтра возвратиться победителями.

Поток ходоков сдерживает только малая вместимость горных средств транспорта. Нет конца возмущениям касательно отсутствия настоящей гостиницы – с казино, рестораном и девицами низкой социальной ответственности – на середине горного склона.

Правда, кое-кого из этих спринтеров вниз доставляют на носилках, а то и в мешках. По общему убеждению, это или судьба такая у человека – все равно бы умер в этот день, горы ни при чем; или коньяк плохой попался. Ведь все, кто профилактировал горную болезнь водочкой – ничего, приковыляли своими ногами, а который на коньяк налегал – не осилил…

Майк – не такой. Он не поедет канатными дорогами и не станет кататься по склонам в кузове красного трактора. Он совершит восхождение своими ногами, а не верхом на двигателе внутреннего сгорания. Палатка у него легкая, спальный мешок позволяет ночевать прямо на снегу. Ботинки непромокаемые: он помнит, какие сложности ждут владельца сырой обуви в горах.

* * *

На следующее утро Майк вышел из гостиницы с рюкзаком на плечах. Куртку с теплыми штанами нес в скатке. Мимо очереди на подъемник прошел гордо, ловя краем глаза то ли восхищенные, то ли сочувствующие взгляды. Он не спешил, но и не экономил силы. Когда на тебя пялятся со всех сторон, главное – хранить достоинство. И даже если делаешь что-то не так, уверенности терять не нужно. Пусть восхищаются и завидуют!

Да и что тут делать не так? Канатная дорога перестает работать задолго до заката. Никто не помешает поставить палатку, разогреть обед, тренировки ради взбежать на ближайшую кручу – как делали они с Алексом на Килиманджаро – и вернуться, упаковаться в спальник и уснуть. Перед сном можно поболтать: мобильная связь здесь работает исправно даже, говорят, на самой вершине Эльбруса!

Первую ночь в походе Майку спалось неважно. Он намеренно старался устать посильнее и вымотаться побольше, чтобы сон был глубоким и крепким. Утром забрался повыше, ближе к вечеру спустился пониже – ведь именно так проводится акклиматизация. Уже на закате разбил лагерь. Ужин готовил в темноте, при свете фонарика.

Уснул быстро, но тонкий коврик плохо защищал от неровностей грунта, и приходилось ворочаться, чтобы принять удобную позу. Ночь за тонкой стенкой палатки дышала зловещими звуками, и Майка все время тянуло выглянуть, убедиться, что это не йети подбирается и не абреки из позапрошлого столетия окружают его скромный лагерь.

Задолго до полуночи похолодало, да так резко, что изо рта повалил пар, а нос время от времени приходилось отогревать рукой – что совсем не добавляло комфорта.