Текст книги "Я в глазах твоих утону...(СИ)"
Автор книги: lu evans
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Если ты передумаешь, только скажи.
– Не передумаю. – она притянула его к себе и поцеловала.
Лисса расстегнула пуговицы на его рубашке и она улетела в неизвестном направлении. Следом за ней последовало и платье Лиссы. Взгляду Сириуса предстало тело Лиссы. Они изрядно изменилось за прошедшее время. Стройное, с мягкими круглыми изгибами и нежной атласной кожей, трепетной, горячей на ощупь. Он не до конца верил, что может к нему дотронуться, не беспокоясь, что оно растает, как призрак из волшебных снов. Свет пламени камина создавал вокруг Лиссы иллюзию сияния. Сириус коснулся кончиками пальцев ее раскаленной от острого желания коже, описал вокруг груди знак бесконечности, и провел линию вниз, по маленькому упругому животику. Лисса закрыла глаза и прерывисто вздохнула, когда его руки скользнули по ее пояснице и настойчиво потянули вперед. Блэк повторил тот же путь губами, по пути освобождая и себя и её от оставшейся одежды. Сириус целовал ее там, где она даже не ожидала, и с Лиссы постепенно спадали напряженность и оцепенение. Оба знали, что после этого уже не смогут быть прежними. Мужчина гладил внутреннюю поверхность её бедер и впитывал безумно пьянящий аромат, теряя разум от желания.
– Лисса… Моя Лисса…
Она тихо вздохнула, оплетая руками его шею, и прошептала:
– Твоя… только твоя…
И Сириус осторожно забрал ее под себя. В голове стучало сердце, она не видела больше ничего, кроме огромных ярко-голубых глаз. Он дико боялся напугать ее, сделать больно, поэтому приблизился к уху и прошептал:
– Тебе может быть немного больно… Не бойся, это пройдет.
Она поцеловала его щеку. Ее голос слышался будто издали:
– Больно будет, если ты уйдешь.
В этот момент он плавно вошел в неё. Лисса застонала и судорожно вцепилась в Сириуса, но он только теперь понял, что она имела в виду. Она уже бывала с мужчиной. Это открытие в какой-то миг ударило ему в голову волной обиды и даже разочарования, но меньше чем за секунду все захлестнула безумная лавина, и он перестал думать, волноваться, переживать, утонув в бескрайнем океане сияющей всепоглощающей страсти. Ладони Лиссы порхали по его телу, словно горячие мотыльки, и они сливались в нечто, гораздо более прочное, чем единое целое, потому что скоро ни Сириус, ни Лисса уже не понимали, куда исчезли пространство и преграды между ними. Именно к этому она и стремилась все это время. Чтобы они не были разделены. Чтобы были единым целым. Она будто смотрела на него изнутри, и ясно видела, как в глубинах его души тает что-то тяжелое, что-то напряженное и злое, что жило в нем на протяжении тринадцати лет. Это было то, что не позволяло Сириусу даже думать о том, что он может снова любить. То, что заставляло его одевать неподвижную маску, в которой он растворялся и за которой скрывался от всего мира. Живот Лиссы напрягся, натиск мгновенно усилился стократ, и Сириус обезумел от удовольствия, двигаясь все быстрее и мощнее. Она шла за ним, придумывала, создавала новое и в то же время раскрывалась перед ним, казалось, возвращаясь к жизни. Она не осознавала, сколько прошло времени – может быть, целая вечность. В какой-то момент дыхание прервалось, по телу пролетела судорога, и Лисса выгнула спину, из последних сил цепляясь за Сириуса. Вокруг вдруг потемнело, Лисса почувствовала, как в ушах свистит ветер – они падали в бездну, и только он мог спасти её, так же как только она могла спасти его. Постепенно комната, время и пространство возвращались к ним и они лежали теперь, обнявшись, без малейшей возможности пошевелиться. Все тело приятно ныло и болело. Лисса зарылась в его волосы вдыхая неповторимый аромат, аромат который сводил её с ума. Сириус повернул голову и, когда она подняла на него глаза, внимательно посмотрел в них. Во взгляде его читалась любовь. Настоящая и искренняя.
– Я люблю тебя.
Она даже не шелохнулась.
– Давно?
– С того самого момента, как ты бросила палочку. Только… – он замолчал. Не знал действительно ли он хочет услышать ответ. – Почему ты не говорила что у тебя уже кто-то был?
Лисса рассмеялась и снова уткнулась носом ему в шею. Она знала что он спросит об этом.
– Я не знаю… Я родилась так, наверное. А может переусердствовала когда-то
с верховой ездой… – она посмотрела мужчине в глаза и поняла что он верит. – Ты первый, Сириус. Клянусь. Он не ответил. Только наклонился и поцеловал её. Она была права. Не важно что происходит за дверью. И сейчас, когда в его объятиях лежала девушка, которую он так любил, он понимал, что с ней ему ничего не нужно. Она – его единственное спасение, маленькая шлюпка в огромном океане. Она – последний шаг отделяющий его от глубокой пропасти.
– Сжимая друг друга в объятьях, они ожидали конца.
А горы крушились на части, и мрак поглотил небеса.
Подземный огонь вырывался на волю, могучих драконов паля.
Но замерли двое в любовном покое, последние вздохи деля.
А волны морские взнеслись выше стен, и ветер гремел и ревел.
И город, что тысячу лет простоял, и все, что люди те знали…
–…Безжалостный рок в одночасье забрал, руины везде лишь оставил.
– Я люблю тебя. И не позволю ничему плохому случиться с тобой. Клянусь.
– А я не позволю ничему плохому случиться с тобой. Я люблю тебя.
Лисса потянулась и поцеловала его. Она была счастлива.
–…глубокое синее море…
– Говорите на латыни, мисс Грэйнджер?
– Не более чем вы, мистер Блэк.
====== Учиться, учиться и снова учиться ======
«Здравствуй Лисса,
Очень рад что ты мне написала. Прости, что ответил так поздно. Абсолютно не было времени. Из-за бегства Каркарова в школе был полный хаос. Да еще и квидич. Дончев меня загонял. Но как бы там ни было, я очень соскучился. Как ты там? Надеюсь все хорошо. До нас ваши новости почти не доходят. Передай Поттеру что я на его стороне, и что в случае чего, Фламма поддержит его и Хогвартс. В этом году я заканчиваю Дурмстранг поэтому времени будет очень мало. Постараюсь писать тебе как можно чаще. Ты спрашивала что нового. Все по прежнему. Стэфана отправили на стажировку к вам в Аврорат. Возможно он писал об этом Гермионе. Он искренне надеется, что вам удастся встретиться. Я ему завидую. Напиши мне как можно скорее. Буду с нетерпением ждать.
P.S. Надеюсь у тебя все наладилось с тем, ты поняла меня.
С наилучшими пожеланиями, Виктор.» Лисса погладила серую сову и выпустила в окно.
– От Виктора? – спросила Гермиона.
– Да. – Лисса улыбнулась и сложила листок. Хогвартс Экспресс на всех парах нес их к школе.
– Что пишет? – поинтересовался Гарри.
– Пишет что поддерживает тебя. Как и весь его факультет. И что Стэфан приехал на стажировку в Лондон, в Аврорат.
– Да ладно? – хмуро спросил Рон и Лисса бросила на Гермиону недвусмысленный взгляд.
– Но скорее всего у него не будет времени. – сказала сестра.
– Конечно. – Лисса улыбнулась и продолжила рисовать.
– Как думаете, кого Дамблдор пригласит на место преподавателя ЗОТИ? – поинтересовался Рон.
– Не знаю. Вряд-ли кто-то согласиться после происшествия с Грюмом.
Меж тем Лисса ушла в свои мысли. После того что случилось между ней и Сириусом в библиотеке её самочувствие значительно улучшилось. Казалось ничто не могло уничтожить тот маленький сгусток света у нее внутри. И вот они сидели в поезде несущему её в волшебный мир. Она была по-настоящему счастлива. Вестибюль был ярко освещен факелами, и шаги учеников по мощенному каменными плитами полу отдавались в нем эхом. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года. В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвездный черный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи, освещая серебристых призраков, во множестве сновавших по залу, и учеников, которые оживленно переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. Лисса заметила что многие, завидев Гарри, склонялись и начинали шептаться. Но он стиснул зубы и постарался вести себя так, словно ничего не замечает и ему ни до чего нет дела. Полумна, с которой они ехали в карете, отделилась от них и отправилась за стол Когтеврана. Едва они дошли до стола Гриффиндора, как Джинни позвали друзья-четверокурсники, и она села с ними. Гарри, Рон, Гермиона, Лисса и Невилл нашли себе четыре места подряд у середины стола. Лисса украдкой посмотрела на Невила. После того, что сказал ей Сириус, ей стало его ужасно жалко. И в то же время девушку восхищало то, что он не ныл, не жаловался. По одну сторону от них сидел Почти Безголовый Ник, факультетский призрак Гриффиндора, по другую – Парвати Патил и Лаванда Браун, которые поздоровались с Гарри как-то нарочито беззаботно и дружелюбно, не оставив у друщей сомнений в том, что перестали перемывать ему косточки лишь мгновение назад.
– Его тут нет. – сказал он.
Рон, Лисса и Гермиона смотрели туда же, хотя особенно вглядываться не было нужды: рост Хагрида позволил бы сразу увидеть его в любой компании.
– Не мог же он совсем уйти из школы, – сказал Рон с легкой тревогой в голосе.
– Конечно не мог, – твердо проговорил Гарри.
– Может быть, с ним… случилось что-нибудь? – беспокойно спросила Гермиона.
– Нет, – мгновенно ответил Гарри.
– Где же он тогда?
После паузы Гарри очень тихо – так, чтобы не услышали Невилл, Парвати и Лаванда, – сказал:
– Может быть, еще не вернулся. Ну, вы помните – после своей летней работы… После того, что он должен был сделать для Дамблдора.
– Да… да, пожалуй, – согласился Рон, вроде бы успокоившись. Но Гермиона, прикусив губу, все оглядывала преподавательский стол, точно хотела найти там какое-то окончательное объяснение отсутствия Хагрида.
– А это кто? – резко спросила Лисса, показывая на середину преподавательского стола.
Гарри посмотрел туда же, куда она. Первым он увидел профессора Дамблдора, сидевшего в центре длинного стола в своем золоченом кресле с высокой спинкой. На нем были темно-фиолетовая мантия с серебристыми звездами и такая же шляпа. Дамблдор склонил голову к сидевшей рядом женщине, которая что-то говорила ему на ухо. Она выглядела как чья-нибудь вечно незамужняя тетушка. Пухлая и приземистая, с короткими курчавыми мышино-каштановыми волосами, она повязала голову ужасающей ярко-розовой лентой под цвет пушистой вязаной кофточки, которую надела поверх мантии. Вот она чуть повернула голову, чтобы отпить, из кубка, и Гарри, к своему ужасу, узнал это бледное жабье лицо и выпуклые, с кожистыми мешками глаза.
– Это же Амбридж!
– Кто-кто? – спросила Гермиона.
– Она была на разбирательстве моего дела, она работает у Фаджа!
– Кофточка что надо! – ухмыльнулся Рон.
– Работает у Фаджа… – нахмурившись, повторила Гермиона. – И что, в таком случае, она делает здесь?
– Понятия не имею…
Гермиона, сощурив глаза, оглядывала преподавательский стол.
– Нет, – пробормотала она, – нет, конечно…
– Ты же не думаешь? – спросила шепотом у нее Лисса.
– Я не знаю, Лисса. Но я хочу верить что ошибаюсь.
Сестры переглянулись. Гарри не понял, что они имели в виду, но спрашивать не стал; его внимание переключилось на профессора Граббли-Дерг, которая только что появилась позади преподавательского стола. Протиснувшись к дальнему его концу, она заняла место, где должен был сидеть Хагрид. Это значило, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье Шляпы около сильно потрепанных полей виднелся широкий разрез. Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам. Профессор МакГонагалл бережно поставила перед ними табурет и отступила. Лица первокурсников, освещаемые огоньками свечей, казались очень бледными. Одного мальчонку, стоявшего в середине шеренги, била дрожь. Лиссе на миг вспомнилось, какой ужас испытывала она сама, стоя на их месте в ожидании неведомого испытания, которое должно было определить, на каком факультете она будет учиться. Вся школа ждала затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:
В стародавние дни, когда я была новой,
Те, что с целью благой и прекрасной
Школы сей вчетвером заложили основы,
Жить хотели в гармонии ясной.
Мысль была у них общая – школу создать,
Да такую, какой не бывало,
Чтобы юным познанья свои передать,
Чтобы магия не иссякала.
«Вместе будем мы строить, работать, учить!» —
Так решили друзья-чародеи,
По-иному они и не думали жить,
Ссора – гибель для общей идеи.
Слизерин с Гриффиндором – вот были друзья!
Пуффендуй, Коггевран – вот подруги!
Процветала единая эта семья,
И равны были магов заслуги.
Как любовь несогласьем смениться могла?
Как содружество их захирело?
Расскажу я вам это – ведь я там была.
Вот послушайте, как было дело.
Говорит Слизерин: «Буду тех только брать,
У кого родовитые предки».
Говорит Когтевран: «Буду тех обучать,
Что умом и пытливы и метки».
Говорит Гриффиндор: «Мне нужны смельчаки,
Важно дело, а имя – лишь слово».
Говорит Пуффендуй: «Мне равно все близки,
Всех принять под крыло я готова».
Расхожденья вначале не вызвали ссор,
Потому что у каждого мага
На своем факультете был полный простор.
Гриффиндор, чей девиз был – отвага,
Принимал на учебу одних храбрецов,
Дерзких в битве, работе и слове.
Слизерин брал таких же, как он, хитрецов,
Безупречных к тому же по крови.
Когтевран проницательность, сила ума,
Пуффендуй – это все остальные.
Мирно жили они, свои строя дома,
Точно братья и сестры родные.
Так счастливые несколько лет протекли,
Много было успехов отрадных.
Но потом втихомолку раздоры вползли
В бреши слабостей наших досадных.
Факультеты, что мощной четверкой опор
Школу некогда прочно держали,
Ныне, ярый затеяв о первенстве спор,
Равновесье свое расшатали.
И казалось, что Хогвартс ждет злая судьба,
Что к былому не будет возврата.
Вот какая шла свара, какая борьба,
Вот как брат ополчился на брата.
И настало то грустное утро, когда
Слизерин отделился чванливо,
И, хотя поутихла лихая вражда,
Стало нам тяжело и тоскливо.
Было четверо – трое осталось. И нет
С той поры уже полного счастья.
Так жила наша школа потом много лет
В половинчатом, хрупком согласье.
Ныне древняя Шляпа пришла к вам опять,
Чтобы всем новичкам в этой школе
Для учебы и жизни места указать, —
Такова моя грустная доля.
Но сегодня я вот что скажу вам, друзья,
И никто пусть меня не осудит:
Хоть должна разделить я вас, думаю я,
Что от этого пользы не будет.
Каждый год сортировка идет, каждый год…
Угрызеньями совести мучась,
Опасаюсь, что это на нас навлечет
Незавидную, тяжкую участь.
Подает нам история сумрачный знак,
Дух опасности в воздухе чую.
Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,
Врозь не выиграть битву большую.
Чтобы выжить, сплотитесь – иначе развал,
И ничем мы спасенье не купим.
Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.
А теперь к сортировке приступим.
Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но на этот раз – Лисса не помнила, чтобы такое случалось раньше, – они сопровождались тихим говором и перешептываниями. По всему Большому залу ученики обменивались репликами с соседями, и Лисса, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимала, чем вызваны всеобщие толки.
– Разошлась она что-то в этом году, – сказал Рон, удивленно вскинув брови.
– Не то слово, – согласился Гарри.
Обычно Волшебная шляпа ограничивалась описанием качеств, которые требуются от новичка для зачисления на тот или иной факультет, и своей роли в решении его судьбы. Гарри не помнил, чтобы она пыталась давать Хогвартсу советы.
– Было раньше такое, чтобы она предостерегала школу? – спросила Гермиона с ноткой тревоги в голосе.
– Безусловно, было, – авторитетно ответил Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней и пройдя при этом сквозь Невилла (Невилл вздрогнул – ощущение, прямо скажем, не из приятных). – Шляпа считает своим святым долгом выступить с должным предостережением, когда она чувствует…
Но тут он увидел, что профессор МакГонагалл, которая должна была теперь выкликать первокурсников, смотрит на шепчущихся испепеляющим взором. Почти Безголовый Ник поднес к губам прозрачный палец, благонравно выпрямился на стуле и замер. Шепотки разом утихли. Грозно окинув напоследок взглядом столы всех четырех факультетов, профессор МакГонагалл опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя. Началось расспределение. Один за другим первокурсники направлялись к столам факультетов. Мало-помалу длинная шеренга новичков рассасывалась. В паузах между выкликанием имен и решениями Шляпы до Лиссы доносилось громкое урчание в животе у Рона. Наконец Целлер Роза была зачислена в Пуффендуй, и профессор МакГонагалл, взяв табурет со Шляпой, вышла из зала. Встал директор школы профессор Дамблдор.
– Нашим новичкам, – звучно заговорил Дамблдор, сияя улыбкой и широко распахнув объятия, – добро пожаловать! Нашей старой гвардии – добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки!
Под общий смех и одобрительные аплодисменты Дамблдор аккуратно сел и перекинул длинную бороду через плечо, чтобы не лезла в тарелку. А тем временем в зале, откуда ни возьмись, появилась еда, и в таком количестве, что все пять длинных столов ломились от мяса, пирогов, овощных блюд, хлеба, соусов и кувшинов с тыквенным соком.
– Кла-асс, – простонал изголодавшийся Рон и, потянувшись к ближайшему блюду с отбивными котлетами, стал наваливать их себе на тарелку под тоскливым взором Почти Безголового Ника.
– Ты что-то начал говорить перед распределением, – напомнила призраку Лисса. – Насчет предостережений, которые высказывала Шляпа.
– Да-да, – сказал Ник, который был рад поводу отвернуться от Рона, уплетавшего жареную картошку с почти неприличным аппетитом. – Я несколько раз слышал ее предостережения во времена, когда школе грозили большие беды. И всегда, конечно, она говорила одно и то же: сплотитесь, обретите силу изнутри.
– Окуа ляа мое на, шошое ози еда? – спросил Рон.
С таким набитым ртом, подумала Лисса, хоть что-то выговорить – уже достижение.
– Прошу прощения? – учтиво переспросил Почти Безголовый Ник.
Гермиона метнула в Рона негодующий взгляд; он сделал громадный глоток и сказал:
– Откуда Шляпа может знать, что школе грозит беда?
– Не имею понятия, – ответил Почти Безголовый Ник – Впрочем, разумеется, она живет в кабинете Дамблдора, и могу предположить, что она улавливает там некие веяния.
– И она хочет, чтобы все факультеты жили в дружбе? – спросил Гарри, глядя на стол Слизерина, где властвовал Драко Малфой. – Держи карман шире.
– Ты не должен так думать, – упрекнул его Ник. – Мирное сотрудничество – это ключ ко всему. Хотя мы, привидения, тоже разделены на факультеты, мы поддерживаем между собой дружеские связи. Несмотря на борьбу за первенство между Гриффиндором и Слизерином, я ни за что не стал бы искать ссоры с Кровавым Бароном.
– Только потому, что ты жутко его боишься, – сказал Рон.
Почти Безголовый Ник был глубоко оскорблен.
– Я – боюсь? Смею утверждать, что сэр Николас-де Мимси-Дельфингтон ни разу в жизни не возбудил подозрения в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах…
– Кровь? – переспросил Рон. – Разве у тебя есть…
– Фигура речи! – перебил его Почти Безголовый Ник, уязвленный теперь настолько, что голова на почти разрубленной шее опасно задрожала. – Надеюсь, мне, которому недоступны радости еды и питья, все же позволено употреблять те слова, какие я считаю нужным? Впрочем, заверяю вас: я давно уже привык к шуточкам учеников по поводу моей смерти!
– Ник, он же не смеялся над тобой! – воскликнула Гермиона, бросив на Рона уничтожающий взгляд.
К несчастью, рот Рона был опять набит так, что, казалось, вот-вот будет взрыв, и он смог произнести только: «Яэ хоэ иа оиеть», что Ник, судя по всему, не расценил как достаточное извинение. Взмыв в воздух, он поправил шляпу с пером и полетел от них к другому концу стола, где нашел себе место между братьями Криви – Колином и Деннисом.
– Ну, Рон, ты даешь! – гневно прошипела Гермиона.
– В чем дело? – возмутился Рон, проглотив наконец то, что у него было во рту. – Мне простой вопрос нельзя задать?
– Ладно, проехали, – раздраженно сказала Гермиона, и оба всю оставшуюся трапезу обиженно промолчали.
Лиссе и Гарри слишком привычны были перепалки Рона и Гермионы, чтобы пытаться их примирить. Куда разумнее было потратить время на бифштекс, запеканку с почками и большой кусок любимого пирога с патокой. Когда ученики покончили с едой и гомон в зале опять сделался громче, Дамблдор вновь поднялся на ноги. Разговоры мгновенно умолкли. Все повернулись к директору. Лисса меж тем ощущала приятную сонливость. Где-то наверху ждала кровать с четырьмя столбиками, чудесно мягкая, теплая…
– Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям, – сказал Дамблдор. – Первокурсники должны запомнить, что лес на территории школы – запретная зона для учеников. Некоторые из наших старших школьников, надеюсь, теперь уже это запомнили. (Гарри, Рон, Лисса и Гермиона обменялись ухмылками.) Мистер Филч, наш школьный смотритель, попросил меня – как он утверждает, в четыреста шестьдесят второй раз – напомнить вам, что в коридорах Хогвартса не разрешается применять волшебство. Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча.У нас два изменения в преподавательском составе. Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя защиты от Темных искусств.
Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты, во время которых Гарри, Рон, Лисса и Гермиона обменялись взглядами, выражавшими легкую панику: Дамблдор не сказал, как долго Граббли-Дерг будет преподавать. Дамблдор продолжал:
– Отбор в команды факультетов по квиддичу будет происходить…
Он умолк и с недоумением посмотрел на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Дамблдор перестал говорить. Но тут послышалось ее негромкое «кхе, кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь. Замешательство Дамблдора продлилось всего какую-нибудь секунду. Затем он проворно сел и уставил на профессора Амбридж пытливый взгляд, точно ничего на свете не желал сильнее, чем услышать ее выступление. Но другие преподаватели не сумели так искусно скрыть свое изумление. Брови профессора Стебль исчезли под растрепанными волосами, губы профессора МакГонагалл стали тоньше, чем Лисса когда-либо у нее видела. Ни разу еще новый учитель не осмелился перебить Дамблдора. Многие школьники ухмыльнулись: эта особа явно не знала, как принято вести себя в Хогвартсе.
– Благодарю вас, директор, – жеманно улыбаясь, начала Амбридж, – за добрые слова приветствия.
Голосок у нее был высокий, девчоночий, с придыханием, и Лисса почувствовала сильнейший прилив необъяснимой неприязни. Он знал одно: что все в ней, от глупого голоска до пушистой розовой кофточки, вызывает у неё отвращение. Она еще раз мелко откашлялась – «кхе, кхе» – и продолжала:
– Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! – Она опять улыбнулась, обнажив очень острые зубы. – И увидеть столько обращенных ко мне счастливых маленьких лиц!
Лисса оглядела зал, но счастливых лиц что-то не приметила. Наоборот, все были неприятно удивлены тем, что к ним обращаются как к пятилетним.
– Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями!
Школьники начали переглядываться, некоторые с трудом подавляли смех.
– Это вряд-ли! – сказали Фред с Джорджем. Видимо она их услышала, ибо бросила в их сторону недовольный взгляд. Лисса хмыкнула.
Профессор Амбридж снова издала свое «кхе, кхе», но когда она опять заговорила, восторженного придыхания в голосе уже почти не слышалось. Он звучал куда более деловито. Слова были скучными и как будто вызубренными.
– Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение – иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, – первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания.
Тут профессор Амбридж сделала паузу и легонько кивнула коллегам, ни один из которых на этот знак внимания не ответил. Профессор МакГонагалл так сурово нахмурила темные брови, что стала очень похожа на хищную птицу. Лисса явственно увидела, как она обменялась многозначительным взглядом с профессором Стебль. Амбридж между тем в очередной раз кхекхекнула и заговорила дальше:
– Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение. Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует, ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается. Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством…
Тишины, которая всегда наполняла зал, когда слово брал Дамблдор, не было и в помине: школьники наклонялись друг к другу, шептались, хихикали. За столом Пуффендуя Эрни Макмиллан был одним из немногих, кто по-прежнему смотрел на профессора Амбридж, но взгляд у него был остекленевший, и Лисса не сомневалась, что он только притворяется, будто слушает: на груди у него блестел новенький значок старосты, и надо было вести себя соответственно. Профессор Амбридж вольного поведения учеников как будто не замечала. Казалось, начнись под самым носом у нее буйный мятеж – она все равно договорила бы до конца. Преподаватели, однако, по-прежнему слушали ее очень внимательно. Гермиона, судя по всему, не упускала ни единого слова Амбридж, но по ней было видно, что слова эти ей совсем не по нутру.
– … потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением лет выявляют свою ненужность. Точно также некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех из них, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру – в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, искореняя то, чему нет места в нашей жизни.
Она села. Дамблдор похлопал. Педагоги последовали его примеру, но Лисса заметила, что некоторые сомкнули ладони всего раз или два. Присоединился и кое-кто из учеников, но большей частью они просто прозевали конец речи, которой не слушали, и, прежде чем они могли зааплодировать по-настоящему, Дамблдор снова встал.
– Благодарю вас, профессор Амбридж, за чрезвычайно содержательное выступление, – сказал он с легким поклоном. – Итак, я продолжу. Отбор в команды по квиддичу будет происходить…
– Это точно, что содержательное, – вполголоса заметила Гермиона.
– Только не говори, что тебе понравилось, – тихо сказал Рон, повернув к Гермионе лоснящееся от сытости лицо. – Одна из самых занудных речей, какие я слышал. А ведь я рос с Перси.
– «Содержательное» и «понравилось» – разные вещи, – сказала Гермиона. – Эта речь очень многое объясняет.
– Правда? – удивился Гарри. – А по мне, так вода водой.
– В этой воде растворено кое-что важное, – сумрачно проговорила Гермиона.
– Да что ты, – с недоумением сказал Рон.
– Как вам вот это: «Прогресс ради прогресса поощрять не следует»? Или еще: «Искореняя то, чему нет места в нашей жизни»?
– Ну, и что это означает? – нетерпеливо спросил Рон.
– А я тебе скажу, что означает, – сказала Лисса поддерживая сестру. – Означает то, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.
Тем временем все вокруг зашумели и засуетились. Дамблдор, пока они разговаривали, объявил торжество оконченным. Ученики начали вставать и двигаться к выходу. Гермиона взволнованно вскочила на ноги.
– Рон, мы же должны показать первокурсникам дорогу!
– Ах, да, – сказал Рон, который явно про это забыл. – Эй! Эй, вы! Мелкота!
– Рон!
– А кто они, по-твоему? Великаны, что ли?
– Может, они и маленькие, но не смей называть их мелкотой! Первокурсники! – властно крикнула Гермиона через стол. – Сюда, пожалуйста!
Кучка новичков робко двинулась по проходу между столами Гриффиндора и Пуффендуя. Каждый мешкал как только мог, чтобы не идти первым. Все они действительно казались очень маленькими; Лисса была уверена, что она, когда приехала сюда в первый раз, выглядела все же постарше. Она улыбнулась им.
– Ну ладно, пока, – сказал Гарри Рону и Гермионе и вместе с Лиссой двинулся к выходу из Большого зала, изо всех сил стараясь не замечать новых перешептываний, взглядов и кивков в его сторону. В вестибюле, пробираясь сквозь толпу, он не смотрел ни направо, ни налево; потом бегом по мраморной лестнице, пара потайных проходов – и они оставил большую часть учеников позади.
– Не волнуйся. – попыталась успокоить его Лисса. – Рано или поздно им придеться принять твою правоту.
– Да неужели! – Лисса опустила голову. – Прости. Не хотел тебя обидеть.
Дойдя до конца коридора, который вел к общей гостиной Гриффиндора, Гарри уперся в портрет Полной Дамы и только тут сообразил, что не знает нового пароля.
– Э… – с тоской выдавил он из себя, глядя на Полную Даму, которая сурово смотрела на него, разглаживая складки на розовом атласном платье.
– Без пароля хода нет, – заявила она надменно.
– Ребят, я его знаю!
Сзади послышалось чье-то пыхтение, и, обернувшись, Гарри и Лисса увидели бегущего к нему Невилла.
– Ни за что не угадаете! А мне ничего не стоило запомнить. – Он помахал чахлым кактусом, который показывал в поезде. – Мимбулус мимблетония!
– Верно, – сказала Полная Дама, и ее портрет повернулся в их сторону, как створка двери. За ним в стене открылся круглый проем, куда Гарри с Невиллом тут же влезли.
