Текст книги "Не могу больше (СИ)"
Автор книги: lina.ribackova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
– Я не голоден.
– И тем не менее.
Она посмотрела в его лицо и вздрогнула – Джон выглядел нездорово. Серая кожа, резко обозначенные морщины. От любви к нему замирало сердце. От желания обнять ломило суставы. Это её мужчина. Её муж. Почему же так боязно и так невозможно сделать в его сторону даже движение?
– Это подойдет? – спросил он, останавливая назойливое мельтешение. – По-моему, что-то из старенького.
– Подойдет. Люблю этот фильм.
Поднявшись, она направилась в кухню.
– Мэри.
– Что?
– Я бы чего-нибудь выпил. Ты не против?
– Не откажусь.
– Тебе помочь?
– Отдыхай. У меня был вполне обычный день. – Она обернулась. – А у тебя?
Он почему-то вспыхнул, отводя взгляд. А потом посмотрел открыто и прямо, не таясь. В его глазах не было вызова, в них был… Шерлок. И то самое ослепительное сияние.
– Ничего необычного. Во всяком случае, нового.
В один миг ей всё стало ясно, в один миг она поняла, что даже если случится чудо (в которое с этой минуты больше не верила), и он останется, с её мечтами покончено навсегда. Ни дома, ни сада, ни жимолости под окном. Только Шерлок, по которому её муж будет до старости изнывать и сходить с ума, если, конечно, от тоски не умрет слишком рано.
В кухне на Мэри накинулась дрожь, такая сильная, что понадобилось время, чтобы хоть немного её унять. Она выпила воды, постояла возле окна, присела. Когда появилось страстное желание прижать ладони к исходящему жаром сотейнику, громко крикнула: – Джон! – Паника в её голосе была столь очевидной, что в одну секунду он оказался в дверях, тяжело дыша и тревожно оглядывая её с головы до ног.
– Что случилось? Ты в порядке?
– Да. – Она дышала не менее тяжело. – Мне показалось… Впрочем… – И вдруг шагнула навстречу, готовая обнять, припасть, впиться пальцами в сильные плечи. – Джон.
То, как он отшатнулся, ни с чем нельзя было спутать. Её прикосновения мучительны для него, невыносимы. Но, боже мой, почему?!
– Ты так сильно любишь его?
Краска затопила лицо, стекла к исхудавшей, ставшей жилистой шее. Джон моргнул растерянно и недоуменно.
– Ответь.
– Конечно.
Конечно. Конечно. Разве может быть как-то иначе? Разве кого-то ещё на этой грязной планете можно любить и желать? Только его. И все-таки, как это мило, что постепенно между нами не остается тайн. Не каждой семье дано такое везение, такая откровенная близость.
– Будем ужинать.
Дрожь постепенно прошла.
Они поужинали, досмотрели фильм, перебрасываясь короткими фразами и даже улыбаясь в особенно теплых моментах, допили вино и легли – каждый в своем углу.
Ночью Мэри мастурбировала впервые за время замужества, ласкала себя, закусив губы и сотрясаясь всем телом. Она мечтала, что Джон услышит её приглушенные стоны, её судорожный выдох во время оргазма.
Но он не услышал, он спал слишком крепко, и Мэри готова была поклясться, что во сне его лицо выглядело безмятежным и продолжало сиять.
Уткнувшись в одну из своих подушечек, она плакала от унижения. Собственное тело казалось ей оскверненным и жалким. Трахать себя руками, когда рядом, очень близко тот, кого любишь так сильно – что может быть омерзительнее? Хотелось немедленно собраться и убежать отсюда куда угодно, только бы не видеть постель, где безрассудно металась, жаждая суррогатного удовлетворения. Чего ещё ожидать? Дня, когда встанет перед ним на колени, моля расстегнуть штаны? Ещё одна Эмели Морстен? Не достаточно ли?
Вздрагивая и всхлипывая, она наконец задремала, полная решимости вырваться, освободиться, чего бы ей ни стоило это освобождение.
*
Мать позвонила в конце рабочего дня, когда утомленная бессонницей Мэри стояла возле кофейного автомата, наливая себе уже пятый бумажный стаканчик. Весь день она плохо соображала, по нескольку раз перечитывая в документах один и тот же абзац, и мечтала о спальне, где плотно зашторит окно и мгновенно уснет, укутавшись с головой в одеяло, а потом, отоспавшись и вернув хотя бы часть душевного равновесия, всерьез обдумает свое намерение от Джона уйти. Воспоминания о позорном оргазме душили её, ненависть к Шерлоку захлестывала горячей волной, рассеянный, безучастный взгляд мужа преследовал, не давая сосредоточиться.
«Так продолжаться не может, – думала она, апатично наблюдая, как падают в стаканчик последние капли, – однажды обязательно наступит предел. День за днем он будет изводить меня своей проклятой порядочностью, а в итоге захочет убить».
Мелодичный звук разорвал паутину безрадостных мыслей, но увидев имя звонившего, Мэри вспыхнула: что понадобилось этой надушенной кукле? Именно сейчас, когда внутри и без того беспросветная тьма, у неё вдруг возникла необходимость вспомнить о существовании выношенного ею плода.
– Малышка…
Дура! Какая же беспросветная дура! Неужели не понимает, что это на самом деле больно – даже на миг возвратиться туда, где всё было чисто и ясно, где она была их малышкой, и верила, что по-другому нельзя? Что в этой жизни должно быть только так, и никак иначе: счастливые папа, мама и их малышка. Без содрогающегося от похоти дядюшки Сэма, трахающего папу под яблонево-вишневой сенью, без испуганных маминых глаз, для которой всё это плохо, конечно, плохо, но не смертельно.
– Не называй меня так.
– Я по привычке.
– Прекрати. Ты давно уже от всего отвыкла.
– Мэри, девочка, почему ты на меня нападаешь? Чем-то расстроена?
Злость разрасталась – какого черта ты лезешь туда, где твоё появление в лучшем случае нежелательно?!
– Не изображай участие и заботу, тем более что тебе давно уже всё равно.
– Неправда. Мне никогда не было всё равно.
Усталость сдавила виски наплывом ноющей боли, запах кофе показался отвратительно резким, искусственным, и Мэри ушла, так и не взяв стаканчик.
– Бессмысленный спор. Чего ты хотела? Что означает этот звонок?
– Всё-таки ты расстроена. С Джоном… не всё хорошо?
– С Джоном всё восхитительно: он трахает своего лучшего друга, как когда-то мой любимый отец – своего. И я, так же, как ты когда-то, неплохо с этим справляюсь.
– Мэри… – Голос матери показался ей настолько глухим, будто доносился из-под могильного камня. – Дорогая…
– Ты не удивлена. Хотя, о чем это я? Ты же сразу всё поняла, как только увидела нас вдвоем. Поняла, что у твоей малышки не всё так гладко.
– Да, поняла. И потом мы поговорили с тобой, и кажется… мне показалось, что кое-что изменилось. Ты… ты была добра ко мне. Ты нуждалась…
– В матери нуждается каждое живое существо, а я и есть живое существо. – Горло сдавил неожиданный спазм, и чтобы не разрыдаться, Мэри крепко стиснула зубы. А потом выкрикнула, не контролируя рвущееся отчаяние: – Господи, что тебе от меня надо?!
В ответ раздался лишь тихий вздох. Или всхлип – не разобрать. Мэри не слышала ничего, только грохот крови в ушах, только собственное сердцебиение. Она стояла как вкопанная, сжимая телефон и слабо покачиваясь. Наконец безжизненный голос прошелестел: – Приезжай.
– Куда? Куда ты зовешь меня, мама? В наш славный тенистый сад?
– Нет. Я зову тебя к нам. Я и Кристофер, мы… мы твоя семья, девочка.
– Не говори чушь. У меня давно уже нет семьи. Она сгорела в том чертовом доме.
– Мэри, послушай. Я знаю, что тебе нелегко. Прошу, не отказывайся. Очень прошу.
Голос матери дрожал и срывался, словно вся её жизнь висела на волоске, и волосок этот держали тонкие детские пальчики. Мэри почувствовала это всем сердцем, но ответила холодно: – Не вижу необходимости встречаться с тобой ещё раз. Зачем я тебе?
– Хочу попросить прощения, и для этого мне необходимо видеть твои глаза.
– Что? Что ты сказала? – В это было сложно поверить, но внезапно, на один миг, на один очень короткий миг только это и стало важно. Только эти слова.
Эмма затараторила, всхлипывая снова и снова: – Мы в Италии. Этот неугомонный повар затеял здесь грандиозную авантюру. Погода премерзкая, с неба сыплется какая-то гадость, ветер того и гляди снесет половину крыш. – Она уже откровенно плакала. – Но ведь это только сегодня. Завтра выглянет солнышко… Пожалуйста, приезжай.
Попросить прощения? Правда? Мэри остановилась, недоуменно прислушиваясь к мыслительной лихорадке. Может быть, именно этого ей не хватало все эти годы? Может быть, это и есть ключ ко всему? Прижаться к хрупкой груди и выплакать весь свой ужас, всю свою нелепую жизнь. Тима, его застывшее рядом тело, навсегда отравленное предательством. Благополучного, сытого Тревора, довольного тем, что всё так удачно сложилось: и его дорогие девочки счастливы, и зеленоглазая, гибкая Мэри сладко стонет под ним, не требуя слишком многого. Джона. Джона-Джона-Джона. Тысячу раз Джона – мужа, с которым готовилась дожить до морщин и седин, и которого у неё так неожиданно отняли. Выплакать громко и бурно. А потом оглянуться вокруг.
– Я подумаю.
Я в самом деле подумаю, мама.
– Вот и прекрасно. Мы здесь надолго. И я… тебя жду. Всегда.
Давно её душа не испытывала такого успокоения. Ощущение прикрытой спины было удивительно реальным и мощным. Быть защищенной Мэри уже не надеялась. Италия, ветер, добродушный Кристофер, пичкающий их чем-то убийственно калорийным и вкусным, Эмма в ореоле нежных, воздушных локонов… Это ли не выход из тупика? Боже, да. Да-да-да.
Она вернулась домой, забежав перед этим в кондитерскую. Пирожные с шоколадным кремом, хрустящие крендельки – всё как она любила.
Да-да-да.
Джона конечно же нет. Он конечно же свернулся калачиком в ногах у своего бесценного Шерлока. Ну и черт с ним. Сейчас она примет душ, отогреется, наденет теплый халат и съест всё до последней крошки.
Но Джон вышел из кухни, и Мэри в который раз поняла, что без него ей не жить. Эйфория предчувствия утратила яркость. Всем своим существом она рванулась к человеку, спокойно взирающему на неё из освещенного дверного проема.
Нет, мама, нет. Я не приеду. И не отдам своего мужчину, как однажды это сделала ты.
– Ты дома? – спросила она, протягивая мужу пакет. – Здесь пирожные. Очень вкусные.
– Отлично. Сейчас приготовлю чай.
Пусть это безумие, пусть, думала Мэри, раздеваясь перед зеркалом и рассматривая своё красивое тело, как-нибудь проживем. Будем пить чай, есть пирожные. Кому-то и этого не дано.
Джон поджидал её за накрытым столом. – Ты голодна? Я сделал несколько сэндвичей.
Она улыбнулась.
Желание всё поменять исчезло бесследно. Нечего её менять. Пусть другие меняют.
Две недели её жизнь была абсолютно нормальной: работа, домашние хлопоты, муж. Что происходило за пределами их квартиры, Мэри знать не хотела. У неё есть кухонька, где она готовит грибное рагу для любимого мужа. Этого более чем достаточно.
В пятницу, ближе к вечеру, позвонил Шерлок.
*
Звонок застал Мэри врасплох. Сегодня она задержалась с ужином, и, с минуты на минуту ожидая прихода Джона, торопилась закончить приготовления: собиралась наполнить сырной заливкой выложенное в противень тесто. Получится славная корочка у пирога, да и тесто, кажется, удалось. Машинально схватив телефон, она даже не потрудилась взглянуть на экран.
– Здравствуй, Мэри.
Миска опасно накренилась, и густая ароматная масса подтекла к самому краю, грозя залить веселые цветные горошины на стеклянных боках.
В это невозможно поверить – как он посмел?!
Она молчала. Она и в самом деле не могла вымолвить даже слова. Негромкий, спокойный голос обернулся вокруг шеи удавкой, парализовал голосовые связки, выбил из легких воздух.
Зачем он звонит? Зачем они все ей звонят?!
– Мой звонок тебе неприятен, я понимаю. Но всё же прошу о пяти минутах.
Она наконец-то вдохнула, глубоко и жадно.
– Но лишь о пяти.
– Спасибо. Я уложусь. Можем мы встретиться?
Встретиться? С ним? С наваждением её мужа? Вот оно – неизбежное. Неужели решающий момент наступил? Эти двое дозрели и теперь выносят приговор своей жертве – попавшей в капкан, дрожащей и от страха даже не ощущающей боли. Такой Мэри себя и видела в эту минуту.
– Для чего?
– Разговор неизбежен, Мэри, тебе ли не знать.
– Почему же его начинаешь ты? Насколько я понимаю, речь пойдет о том извращенном треугольнике, который мы из себя представляем.
– В какой-то степени да.
– Ты даже не пытаешься отрицать, что спишь с моим мужем. Такая честность достойна похвал.
– Я не сплю с твоим мужем.
– Позволь тебе не поверить. Но я не об этом. Почему ты, а не Джон? Ему самому не хватает смелости выбросить меня на помойку?
– Джон не знает об этом звонке. Он ничего не знает.
Сердце заколотилось ещё сильнее. Может быть, она поспешила, и разговор с Шерлоком – благословение, способное вернуть ей утраченные надежды? Но страх потери гнал её по пути сарказма и недоверия.
– У тебя появились тайны от самого главного человека?
Шерлок помолчал.
– Ты права – он самый главный. Самый главный в моей жизни. Но есть ты.
– Какая жалость.
– Мэри, мои пять минут истекают, и я повторно предлагаю тебе увидеться. Более того, если после нашей встречи ты скажешь мне «уезжай», я уеду из Лондона навсегда. Покину Британию. Обещаю.
– Что? – Надежда полыхнула так яро, что Мэри на секунду ослепла. – Это шутка?
– Ты считаешь, что сейчас подходящее время для шуток? Ты измучена, я измучен. Но Джон страдает больше всего.
– Страдает? Я не заметила. Вчера, например, он с аппетитом ужинал запеченным окороком. И сон его достаточно крепок. – Ей так хотелось ранить его, что загорелся язык. Ужалить в самое сердце, впрыснуть яд, чтобы кровь свернулась и почернела. И пусть корчится там, на своей Бейкер-стрит. – В любом случае, так называемые страдания не лишают нашего Джона естественных потребностей и желаний. – Думай что хочешь, красавчик. Даже то, что твой главный вполне может трахать свою жену. Почему нет?
– Мэри. – И она сразу же поняла, что проигрывает. Глупо, по-детски сдает все позиции – это тихое «Мэри» против её язвительной трескотни было непобедимым орудием. – Ты согласна уделить мне внимание? – И добавил: – На тех условиях, что я предложил.
– Согласна. Но не думай, что я готова тебе проиграть.
– Я и не думаю. Более того, шансы у меня нулевые.
– Даже так? Что ж. Где? Когда?
– Завтра в полдень. В сиреневом сквере. Знаешь его?
Естественно, она знала. На этот небольшой, уютный скверик, полный аромата и зелени, смотрели окна квартиры Тимоти Коули, где оба они в течение года задыхались от супружеской нелюбви. Она знала, но почему-то в тот момент выбор места для более чем нежелательного рандеву не показался ей подозрительным.
– Завтра суббота.
– Да. Но у Джона дежурство.
Такая осведомленность не должна была удивить – что ж в этом удивительного? В душе она всегда знала, что ни грибное рагу, ни уютные вечера перед телевизором не заменят Джону любви, и обманывать себя придуманным благополучием – не самая умная в мире вещь. Самообман никогда не приносит сладких плодов, и однажды наступает минута, когда ты давишься собственными иллюзиями, и душа твоя умирает. Конечно же, Бейкер-стрит существует, и Джон приходит туда любить. Она всегда это знала. Но так же она знала, за что ведет свой тихий, бескровный бой. Почему же сейчас застыла с остановившимся взглядом? У Джона дежурство – почему так сильно поразили её эти простые слова? И почему вдруг она почувствовала себя разлучницей, злобным, опасным зверьком, которого надо безжалостно гнать? Ей физически стало плохо: закружилась голова, тошнота подкатила к горлу, вспотели ладони. Напрасно малышка Мэри отказала себе в освобождении.
Встревоженный голос вывел её из ступора: – Мэри?
– Что, Шерлок?
Он растерянно замолчал – слишком горько звучал её голос. И она молчала. Молчание длилось и длилось, и затягивать его дольше было бессмысленно.
– Я приду в сиреневый сквер.
Эту ночь Мэри провела в полубредовом кошмаре. Каждый шорох, раздающийся из гостиной, каждый сонный вздох впивался в неё, покрывая кожу испуганным жаром. Мэри вслушивалась в теплую тишину квартиры и дрожала от ужаса, объяснения которому найти не могла, но перед рассветом сдалась и уснула крепко, без проблеска сновидений. Она не слышала, как поднялся с постели Джон, как он уходил, и потом долго об этом жалела.
*
Сквер казался серым и бесприютным. Не то что летом, когда сирень пышно украшала аллеи лиловыми и белыми гроздьями. Зима шла на убыль, и небо больше не баловало снегопадами, а солнышко хоть изредка, но пробивалось сквозь легкие тучи, подсушив дорожки и витые скамьи. На одной из них Мэри увидела Шерлока. Он сидел, вытянув ноги и быстро перебирая пальцами клавиши телефона.
«Что-то пишет. И вполне вероятно, моему мужу», – с усталым безразличием подумала Мэри.
Заслышав её шаги, Шерлок вскинул глаза и быстро поднялся.
– Привет.
Только сейчас она вдруг заметила, что они не сговариваясь перешли на ты, словно общая страсть, как схожий диагноз, сделала их роднее. Что ж, этого следовало ожидать. Во всяком случае, сказать ему в заключении убирайся из нашей жизни будет намного проще.
– Привет. Я опоздала?
– Самую малость. Но это не важно. Сегодня довольно тепло. – Он посмотрел на клочкастое, серое небо. – Кажется, снега не будет.
– Погода важна для нашего разговора?
Он растерялся. – Нет.
– В таком случае, к делу. – Мэри опустилась на скамью и окинула Шерлока взглядом. Она не чувствовала себя хозяйкой положения и не пыталась его обличать, ей и в самом деле не терпелось всё закончить и вернуться домой – к теплой кухоньке и подушечкам. – Говори, и, пожалуйста, побыстрее.
Но присев рядом, Шерлок молчал, очевидно, не решаясь начать, и как бы ни хотелось Мэри избавиться от этого безрадостного свидания, помогать ему она не считала возможным – было бы странно подавать топор палачу. И поэтому терпеливо ждала.
– Мэри…
Она облегченно вздохнула: чем скорее он скажет всё, ради чего притащил её в этот необитаемый сквер, полный воспоминаний и унылых ветвей, тем скорее получит ответ – её безапелляционное нет на всё, что он в состоянии ей предложить. Но услышала неожиданное.
– Возможно, тебе будет тяжело это увидеть. Я осознаю, что поступаю жестоко, и заранее прошу меня извинить. Но…
О чем это он? И что собирается ей показать? Мысль испуганно заметалась – неужели есть что-то, ещё более ужасное, чем любовь её мужа к этому человеку? Господи, где же предел?
– Не понимаю.
– Это касается прошлого. Твоего.
Мэри резко отпрянула, вцепившись в сумочку и с ужасом глядя на Шерлока. – Отец?
– Нет. – Он не повернул головы, не посмотрел ей в глаза. Он продолжал сидеть прямо, покусывая губы и явно волнуясь. И вдруг подался вперед, заприметив в безлюдном скверике что-то, достойное его интереса.
Мэри проследила за взглядом, и сердце тревожно сжалось, хотя ничего тревожного и уж тем более опасного в том, что она увидела, не было, да и быть не могло. Двое медленно шли по аллее – высокий старик и молодой крепкий мужчина, поддерживающий его под локоть бережно, но надежно. Именно с них Шерлок не спускал внимательных и странно загоревшихся глаз.
Пара целенаправленно приближалась к одной из скамеек – как видно, излюбленной, той, на которой старик привык отдыхать изо дня в день. Причуды пожилых порой не подвластны ни законам, ни логике. Мужчина осторожно усадил своего изможденного спутника, любовно закутав пледом слабые ноги, и пристроился рядом – очень близко, плечом к плечу, согревая одряхлевшее тело своим полнокровным теплом. Он хочет его обнять, подумала Мэри, как трогательно и как… нежно. А потом мужчина взглянул на неё, и внутри всё оборвалось. Конечно, конечно, она узнала его. Даже издалека.
– Роберт? – изумленно прошептала она.
– Что?
– Роберт Гард.
– Да.
Боже праведный, она всё поняла. Ну какой же это старик? Это Тим, весельчак и красавчик Тимоти, её краткосрочный муж. За право считаться его женой она заплатила дочиста выскобленным и навсегда опустевшим лоном. Но что с ним? Почему он выглядит… умирающим? Да, он выглядит именно так.
Мэри ошеломленно посмотрела на Шерлока. – Это и есть твой разговор?!
Ответный взгляд был холоден и бесстрастен, но губы… боже… губы Шерлока побелели.
– Как ты нашел их?
– Это было несложно.
Глупый вопрос. Они наверняка живут в той самой квартире, из которой Мэри по мстительной прихоти изгнала их любовь. Разорила гнездо, и мучилась потом день и ночь от незримых прикосновений тоски.
– …Всё оставляет след.
– И твоё падение тоже? – вырвалось у неё то, к чему она и сама не была готова. – Твое подлое самоубийство, которое едва не свело Джона в могилу?
Как же ему стало больно! Он почти захлебнулся болью. Но сдержался, и голос его не дрогнул. – Этого мне никогда не исправить.
От нахлынувшего отчаяния Мэри хотелось кричать и плакать. Вся её жизнь – чертов пьяный загул, жалкий и гибельный. Что она делала всё это время? В какие двери стучалась? В те, за которыми ей не особенно рады, где никто никогда не ждал. Но Джон? Разве он не был её судьбой? Разве там, в гомонящей подземке, он не выглядел так, будто только её и ждал? В чем же подвох? В чем ошибка? Что не разглядела она в синих глазах в тот вечер, когда так ярко сияли огни, и когда он так благодарно её целовал?
– Зачем ты позвал меня, Шерлок? Добить?
Он развернулся всем корпусом и схватил её руки. Ни холода, ни выдержки не осталось – Шерлок дрожал и взволнованно запинался: – Мэри. Мэри. Я тысячу раз виноват. Перед тобой, перед Джоном. Да черт возьми, перед самим собой. Но что же мне делать?!
– Ты меня обманул, – усмехнулась она, но ладоней не выдернула, продолжая всей кожей ощущать его дрожь. – Как смешно я попалась. Уезжать ты не собирался, правда?
Шерлок качнул головой, размыкая их недолгое соединение и пряча руки в карманах. – Я не могу… Не могу допустить таких вот предсмертных прогулок. Не будет этого, Мэри.
– Господи. – Она посмотрела в сторону странной пары и встретилась с Робертом взглядом. – Что с ним?
Шерлок ничего не ответил, и Мэри тяжело поднялась, на нетвердых ногах направляясь к скамейке. Наклонившись и что-то сказав своему старику, Роберт встал и шагнул ей навстречу. Наверное там, высоко-высоко, с любопытством наблюдают за этим судьбоносным сближением, думала Мэри.
Он выглядел потрясающе. Сильный, подтянутый, яркий. Бесподобный мужчина. В его улыбке не было и намека на фальшь – Роберт в самом деле искренне обрадовался непредвиденной встрече.
– Мэри!
– Роб.
– Здравствуй, Мэри. Ты восхитительна. Всегда такою была. – Он бросил короткий взгляд на безвольную закутанную фигуру. – Пройдемся?
– А он? Как же он? – Её трясло с головы до ног. – Боже, Роберт, что с ним?
– Пройдемся. – Так же бережно, как недавно Тима, Роберт подхватил её под руку, и на миг ей почудилось, что ему не терпится увести её как можно дальше от своего умирающего сокровища. – Он скоро задремлет. Каждый день, за исключением особенно трудных, в любую погоду мы приходим сюда. Это дается ему нелегко, но потом он чувствует себя значительно лучше. Появляется аппетит. – Он усмехнулся. – Чашка бульона, кусочек хлеба с маслом и апельсиновый мусс для нас большая победа. Ради этого я готов тащить его хоть в Антарктиду.
Каждый день, в любую погоду… Она оглянулась на Шерлока. Вот оно что!
– Каким образом здесь оказалась ты? Живешь где-то неподалеку?
– Далеко. Просто… стечение обстоятельств.
– Бывает. Тот шикарный брюнет твой муж? Или… друг? Я не первый раз его вижу. Даже немного странно.
– Ничего странного, Роберт. – Мэри вновь оглянулась на Шерлока – ничего странного. Даже этот разговор уже не казался ей чем-то невероятным. Обыкновенная встреча старых знакомых. – Расскажи, как случилось, что вы… – Слова застревали в горле, и это тоже не было странным. – Если, конечно…
– Всё очень просто. Через два года после… после вашей свадьбы я возвратился в Британию и нашел его в состоянии длительного запоя. Пришлось повозиться. Потом он заболел. Всё очень просто.
– Да. Жизнь чрезвычайно проста.
И почему я раньше этого не замечала?
Они неспешно брели по аллее, и спина Мэри горела. Она была уверена, что Шерлок не смотрит ей вслед, что продолжает сидеть, глядя прямо перед собой. Но по одеревеневшим лопаткам и позвоночнику мчался дикий огонь.
– Вернемся. Я не люблю надолго оставлять его одного.
Надолго… Они шли не больше пяти минут.
– Как думаешь, Роб, он узнал меня?
– Вряд ли, он и меня не каждый день узнает. Слишком сильные препараты. Но вспоминает достаточно часто.
– И ненавидит.
– Тим? – Роберт был изумлен неподдельно, словно Мэри сказала нечто если и не кощунственное, то явно несообразное самому представлению о Тимоти Коули. – О чем ты? Напротив, он считает себя виноватым, плачет о вашем неродившемся малыше. О, боже, какой я осел! Говорить об этом не следовало. Мэри… Боже…
– Всё в порядке, Роберт. (У меня всё в полном порядке. Мне некуда пойти, некому сказать, до какой степени у меня всё в порядке, но это пустяк). Сколько ему осталось?
Он улыбнулся и посмотрел в сторону ненадолго покинутого любовника, заметно ускорив шаг. – Если считать минуты, то нам осталось достаточно. Но об этом лучше не думать. Да и зачем? Бывают дни, когда ему становится лучше. Мы играем в шахматы, смотрим идиотские боевики, от которых он был всегда без ума, выезжаем за город. Живем.
Мэри заплакала. Слезы набухали под веками, она смаргивала едкие капли, но они набегали снова и снова.
– Не надо, Мэри. Не плачь.
– Моя вина.
– В чем?
– Я разлучила вас.
– Ты нас не разлучила. – Он помолчал. До скамейки, где, уткнувшись подбородком в кашемировый шарф, подремывал рыжий Тим, ставший морщинистым и седым, оставалось не больше пары шагов, и Роберт остановился, несильно сжав её локоть (на прощание, как подумала Мэри). – Наверное, это прозвучит безумно и нелогично, но я бесконечно счастлив, что смогу его проводить.
– А потом? Что потом, Роберт?
– Потом? Потом я останусь один.
Всё очень просто.
Он смотрел выжидающе, и во взгляде читалось неприкрытое желание закончить и эту нежданную встречу, и этот тягостный разговор. Ему необходимо было вновь оказаться рядом со своим обожаемым Тимом, посадить его поудобнее, поправить плед, шарф и шляпу – очень много важных и неотложных дел. И здесь она была совершенно лишней.
Лишняя. Всюду, куда не взгляни.
Но тем не менее Мэри засуетилась, заволновалась, встав перед Робертом и заглядывая в глаза.
– Послушай. Могу я чем-то помочь? У меня много денег. Врачи, лекарства. Всё что угодно. И потом, твоё время, твоя работа, Роберт. Посидеть с ним, пока ты…
– Нет. – Невежливо поспешный ответ не вызвал в ней удивления. Перспектива повторного вторжения Мэри Морстен в их жизнь, даже такую, рождала в Роберте ужас. Он не смутился, не попытался сгладить неловкость, лишь добавил уже спокойнее: – Спасибо за предложение и заботу, но мы ни в чем не нуждаемся, Мэри.
Она взглянула на мирно дремавшего Тима – в последний раз.
– Что ж. Прощай, Роберт. И… Прощай.
Говорить прости не было смысла.
Она прошла мимо Шерлока и даже не остановилась. Лишь бросила на ходу: – Я тебя ненавижу.
Но это было неправдой. Ненависти Мэри не чувствовала. Она не чувствовала ничего – пустая красивая женщина.
Выпить сладкого чаю с кусочком рыбного пирога (он и впрямь получился потрясающе вкусным, и корочка запеклась так, как надо – золотистым узором), собрать вещи, разложить красиво подушечки, вызвать такси… На это не потребовалось много изнурительно долгих часов. Как оказалось, готова она давно.
Мама. Мамочка.
Комментарий к Глава 33 Мэри
http://www.youtube.com/watch?v=61—MeGJU3c
Я осознаю, что эта глава в чем-то перекликается со *Стоном*,
но такие уж эти две работы…
========== Глава 34 Не могу больше ==========
– Она уехала. Не оставила даже записки… Твоя работа?
Дыхание перехватило, будто только что его грубо пнули в живот. Глаза полоснуло жаром. Конечно, было бы глупо ждать благодарности, да и за что? За то, что жена Джона Ватсона прямо сейчас, в эту минуту, пытается собрать по кусочкам жизнь? Пусть вся правда мира окажется у Шерлока за плечами, боль Мэри не станет слабее. Но зачем же так? – Что ты сказал?
– О, черт! Шерлок… – Джон испуганно зачастил: – Прости, прости, прости. Боже, что я несу? Я не это имел в виду. Я…
– Джон, не надо. – Каким-то немыслимым образом Шерлоку удалось справиться с шоком и начать нормально дышать. Ответ прозвучал холодно, без лишних эмоций: – Человек всегда говорит только то, что имеет в виду, и лишь потом начинаются оправдания.
– Забудь. Пожалуйста. – Джон в открытую умолял, не стыдясь унизительно жалобных ноток. – Шерлок, ты слышишь? Бога ради, очень тебя прошу. Я в самом деле растерян. Опустошен. Словно кого-то убил. Ужасное ощущение.
– Успокойся. Я с легкостью возьму этот грех на себя. Кроме того, ты прав – это моя работа.
Джон продолжал в том же отчаянном тоне: – Нам необходимо поговорить. Увидеться. Слышишь? Необходимо. Я приеду?
– Не сейчас. Я подавлен и утомлен – не самый лучший из собеседников.
– Шерлок, не надо…
– Я сказал – не сейчас. Всего хорошего, Джон.
*
Неделю Шерлок отказывается от встреч под любым благовидным предлогом – мягко, доброжелательно, но непреклонно. Джон извелся, проклиная себя день и ночь, но после своей досадной оплошности приехать на Бейкер-стрит просто так, без согласия Шерлока, не решался. Он звонил, доказывал, злился и продолжал ждать приглашения, которого по-прежнему не поступало – в своем намерении взять тайм-аут Шерлок был бескомпромиссно упрям.
– Для чего тебе это? – В очередной раз вызывая Шерлока на разговор, Джон еле сдерживался, чтобы не разразиться ругательствами – какого черта так безжалостно выматывать душу?! – Я уверен, что ты мучаешься не меньше. И хочешь увидеться. Теперь, когда нет…
– Чего? – тихо спросил Шерлок. – Преграды? Ты это хотел сказать?
Джон замялся. – Что-то вроде того. И не думай, мать твою, что это просто – говорить такие слова!
– Я не думаю. Джон, тебе не приходило в голову, что отъезд Мэри не принес мне ни радости, ни тем более счастья? По сути, я вынудил её отказаться от близкого человека. Твои слова не стали для меня смертельной обидой, они лишь добавили боли к той, что уже была. Мне жаль её, Джон. Искренне. Мэри в самом деле любит тебя.
– А я – тебя. Тебя, Шерлок. И хочу, чтобы мы вместе пережили всё это. Да что с тобой?! Неужели ты не хочешь того же самого?
– Не хочу.
– Врешь. Это не может быть правдой. Пожалуйста, прекрати.
– Есть вещи, которые легче даются, когда ты один.
– Ты был один слишком долго. И я был один. Без тебя. Лично мне хватило по горло.
– И тем не менее дай мне немного времени. Хорошо?
– Черт с тобой, – сквозь зубы выдавил Джон. – Но только немного. – Он попытался закончить удручающий разговор на шутливой ноте: – Учти, я настроен на тебя очень серьезно. – Но сердце продолжало щемить, и шутка показалась туповатой и пошлой. – Шерлок, ты простишь мне те подлые слова? И моё ебаное малодушие? Я же весь твой, даже такой… несуразный.
– Я прощу тебе всё. И всегда.
