Текст книги "Не могу больше (СИ)"
Автор книги: lina.ribackova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
– Извини. Это… Даже не знаю, зачем я об этом спросил.
– Да ладно. Не выхожу замуж, потому что законченная лесбиянка.
Шерлок смутился. Меньше всего он ожидал услышать такой ответ.
Его замешательство развеселило Гарри. – Неужели мой братец не проболтался?
– Мы никогда не говорили об этом.
– И, кстати, я не одна.
– Да? – Шерлок озадаченно взглянул в её безмятежно улыбающееся лицо. – Но тогда почему сегодня ты…
– Не с ней? Потому что она с мамой и папой, с родными и близкими.
– А ты?
– А я здесь, с тобой.
– Вы скрываете отношения?
– Десять лет? Шутишь?
– Не понимаю…
– Всё очень просто, гений. Я так решила, и она меня поняла. И потом, не каждый рождественский вечер мне выпадает подобное счастье: ужинать в компании знаменитого детектива. А с ней я проведу эту ночь и зацелую всю, с головы до ног. Боже, Шерлок, ты краснеешь, будто юная девственница.
Гарри громко расхохоталась и не заметила, как болезненно исказилось его лицо, как влажно блеснули глаза…
– Какой ты, оказывается, милый. Открою секрет: последние два часа я только и делаю, что мечтаю тебя обнять. Да. Хм… Я очень рада, что ты такой.
– Какой?
– Трогательный. Немножко наивный. Прекрасный. Черт возьми, неужели я это сказала?!
– Да, – подтвердил Шерлок очень серьезно. – Только что. Я лично слышал. И мне понравилось.
Они замолчали, продолжая пить вино и посматривая друг на друга с нескрываемым удовольствием.
Но потом Гарри глубоко вздохнула, словно запасалась воздухом для рискованного броска.
– Я сейчас скажу кое-что ещё, но это тебе уже не понравится. – Она пытливо взглянула на Шерлока и прочистила горло. – Он мог бы стать счастливым. По-настоящему.
Шерлок резко отпрянул: и от Гарри, и от её беспощадных слов. Ему стало больно. Так больно, что боль просочилась наружу холодной испариной, мгновенно покрывшей лоб и виски, заискрившейся мелкими бисеринками над верхней губой. Но Гарри продолжила, глядя прямо в глаза, проникая на самое дно зрачков, где боль была непереносимой: – Да, мог. С ней. И ты должен осознать это, Шерлок. Должен. Они бы, наконец, оставили в прошлом все свои боли и горести, уехали из жуткой дыры, в которой пытаются изображать семейную жизнь, родили детей…
Шерлок на мгновенье закрыл глаза, усмиряя клокочущее в горле волнение.
– Мэри бесплодна.
– Что?! Откуда ты… Джон?
– Нет, Джон со мной об этом не говорил. Возможно, он даже не знает. Гарри, ты забыла, кто я.
– Ах, да… Черт знает что! Скажешь ему?
– Зачем? Это его жизнь.
Она со стуком опустила на стол бокал и зажала виски ладошками. – Господи, какие же вы дураки! Его жизнь, твоя жизнь… Его жизнь – это ты. И так было. И так будет. Ты же знаешь, Шерлок! Знал это ещё тогда. Всегда знал. Конечно, если бы ты не вернулся…
– Но я вернулся. Взял и вернулся! Вот он я, живой и… Что мне делать, Гарри?! Что?!
Она устало пожала плечами. – Ты ничего не можешь сделать. Если Джон решит остаться с ней, он останется.
– Если? О чем ты? Что значит – если? Он женат на ней, Гарри. Он уже с ней.
– Черт бы тебя побрал, умник! Думаешь, я не знаю? В любом случае я знаю о Джоне больше, чем ты.
Молчание вновь заполнило комнату, но на этот раз от его тяжести сгущался воздух, и оплывающие рождественские свечи тоскливо потрескивали.
– Ты спросил, почему я здесь. – Гарри вздохнула. – Именно в этот вечер мне захотелось сказать тебе, как я рада, что ты оказался… – она усмехнулась, – …таким живучим. И попросить тебя поберечь Джона. Он очень сильно по тебе тосковал.
– Я тоже.
Она вдруг ударила по столу кулачком и закричала, едва не сорвав голос и закашлявшись до слёзинок:– Не сравнивай, мать твою! «Я тоже…»! Ты был для него мертвым! Знаешь, как тоскуют по мертвым? По ним тоскуют смертельно! – Гарри приблизила своё лицо к лицу притихшего, затаившего дыхание Шерлока. – Он никого не подпускал к себе, только меня. Боже, как люто я тебя ненавидела! Даже мертвого ненавидела. За то, что оставил его одного. Он выглядел таким маленьким и таким жалким. Худой, постаревший. Сухонький, дрожащий старичок. Все время плакал. Это было самое страшное. Для меня. Он и в детстве-то редко лил слёзы. Насупится и пыхтит, раздувая ноздри. Сдерживается. Терпит. И вдруг… Он вытирал ладонью глаза, а я готова была от безысходности выть. Даже когда он метался, рвался к тебе, было не так ужасно. Но когда сидел на кровати, насквозь пропитанный запахами больницы, отрешенный, молчаливый, и вот так вытирал слёзы… А они бежали, бежали по его щекам… О господи, как же мне было страшно!
С каждым сказанным словом кожа Шерлока теряла краски. И только глаза полыхали прозрачной синью: две живые точки на помертвевшем лице. Он не проронил ни слова, казалось, навсегда застыв скорбной статуей.
– Я понимаю, тебе тяжело. – Выплеснув горечь, Гарри смягчилась, и голос её наполнили тепло и сочувствие. – Но ты обязан был это услышать. Не думаю, что он расскажет когда-нибудь, чего стоила ему твоя смерть…
– Не думаю, – тихо, как удаляющееся эхо повторил Шерлок. – Я знал, что его не было на моих… на кладбище… – Он посмотрел на Гарри с тоскливой мукой. – Это звучит чудовищно. Но я иначе не мог. Ты веришь мне?
– Не оправдывайся. Конечно, верю. И всё понимаю.
– Может быть, не всё. – Шерлок поднялся и прошелся по комнате. – Мне говорили, что Джон… болен. Но я даже не думал тогда, что всё настолько серьёзно.
– Это позади, Шерлок. Он выстоял. Джон очень сильный. Но… Теперь, когда ты вернулся… Это он просто выглядит целым, на самом деле его душа покрыта мелкими трещинками. От любого удара рассыплется. Береги его.
– Я не знаю, как.
– Будь рядом, насколько это возможно.
– Ты считаешь, это возможно? Мы никогда ещё не были так далеки.
– И тем не менее… Знаешь, когда он женился, я была рада. Хоть что-то пришло на смену его безразличию. Мы в тот период совсем не встречались. Созванивались и только. Почему-то мне казалось, что увидев меня, он снова вернётся в свой самый главный кошмар. Я думала: «Ну вот всё и встало на свои места. Слава Богу!»
– А потом заявился я и всё испортил.
– А потом заявился ты. Камень преткновения. Проблема номер один. Вечный непокой Джона Ватсона. Самое важное в его жизни. Это большая ответственность, Шерлок. – Гарри встала из-за стола и подошла ближе. – Наверное, сейчас не самый лучший момент для трудного разговора, но, с другой стороны, когда, как не в рождественский вечер, человек может узнать, что для кого-то он представляет такую огромную ценность. – Она опустила ладонь на его плечо и легонько сжала теплыми пальцами. – Я на твоей стороне, Шерлок. На твоей и Джона. Конечно, это ничего не меняет, но я хочу, чтобы ты помнил об этом.
Шерлок оглянулся на темнеющее, запорошенное снегом окно.
– Надеюсь, ему сейчас хорошо.
– Это без тебя-то?
***
Она была так сильно напугана, что Джон на мгновение усомнился в искренности испуга.
С чего бы?
Что может быть страшного в освещенных окнах большого красивого дома? В этой тщательно расчищенной широкой дороге, ведущей от ворот прямо к крыльцу?
– Мэри? – И он слегка коснулся её плеча.
Взвизгнув оглушительно громко, она в ужасе шарахнулась в сторону, и крупная рефлекторная дрожь охватила её небольшое тело, мгновенно сгруппировавшееся для панического броска. Казалась, она готова в любую секунду выскочить из машины и помчаться, не разбирая пути, не видя и не слыша ничего вокруг, гонимая необъяснимым ужасом.
– Да что с тобой?! – Джон обхватил её плечи и несильно встряхнул.
Мэри уставилась на него бессмысленным взором, поражая смертельной бледностью и струйками бегущего по вискам пота.
– Нам надо уехать. Прямо сейчас.
И она слепо зашарила ладонями по панели.
Джон перехватил её руки прежде, чем они успели повернуть ключ в замке зажигания.
Лед её пальцев обжигал. Острый запах страха, который Джон слишком хорошо знал, коснулся ноздрей.
– Прекрати, – тихо, но властно приказал он. – Что бы ни происходило сейчас с тобой, прекрати это.
Мы остаемся.
Мэри резко выдернула руки и закрыла лицо ладонями.
– Она уничтожит меня, – глухо и почему-то зло проговорила она в свои студеные пальцы.
Комментарий к Глава 24 Я на твоей стороне
*http://www.style-ampire.ru/products_pictures/medium_HY-11616.jpg
========== Глава 25 Не оставляй меня ==========
– Посмотри на меня. Успокойся.
Руки тяжело упали на сомкнутые колени, и Мэри повернула к мужу полное решимости лицо. – Конечно, Джон. Конечно. В конце концов, когда-то ты должен был познакомиться с моей матерью. – И, усмехнувшись, добавила, с тоской глядя впереди себя: – Видимо, это и в самом деле судьба.
Джон недоуменно пожал плечами. Реакция Мэри не поддавалась логике, но разбираться с этим здесь и сейчас не было сил: тело молило об отдыхе. Пять часов, проведенные на колесах, давали о себе знать тянущей болью в спине и шее.
Потом. Всё непонятное, странное, в чем-то даже абсурдное можно обдумать потом. Когда схлынет усталость.
– Наверное, следует позвонить… – Он окинул взглядом ворота, покрытые застарелыми пятнами ржавчины, и узкую калитку, которую, как ему показалось, не отпирали очень давно.
– Не надо, – глухо откликнулась Мэри. – Есть скрытая кнопка, о которой знали только мы. Наша семья… – Её глаза быстро наполнились влагой. – И ещё… один человек. Я сама открою ворота.
Она вышла из машины, кутаясь в короткую шубку. Тонкая, хрупкая, но при этом излучающая необъяснимо опасную силу. Маленький воин, оказавшийся на вражеской территории.
Ворота медленно сдвинулись в сторону, и, ни разу не оглянувшись, Мэри ступила на расчищенную дорожку, ведущую к дому, где когда-то узнала, что не любовь правит миром, что истинная его повелительница – ложь, отвратительная и грязная.
Неухоженный сад напоминал заколдованный лес, ревностно хранящий свои неприглядные тайны, укрывающий тонким снежным холстом чутко спящих чудовищ, в любую минуту готовых мощно содрогнуться всем телом и открыть горящие злобой глаза.
И сожрать бедную, испуганную девочку.
Или же обратить её в свою веру.
Почему бы нет?
Джон медленно ехал следом, с любопытством посматривая по сторонам.
Поместье Морстенов было весьма обширным, что свидетельствовало о немалом достатке, и он в который уже раз подумал, что эту женщину, движущуюся в сторону родового гнезда так, будто впереди её ждет эшафот, он совершенно не знает.
Джон оставил машину на небольшом парковочном пятачке, на этот раз сделав вывод, что, судя по тому, как тщательно он расчищен, в доме живут не первый день, и поднялся на высокое, посеребренное изморозью крыльцо, где застывшая мертвенно-бледным истуканом ждала его ко всему готовая Мэри.
Они молча смотрели друг на друга, и Джона неумолимо затягивало в светлую зелень её настороженных глаз. Это тревожило, вызывая ощущение муторно-долгого, крайне неприятного сна, пугающего своей правдоподобностью и невозможностью пробудиться.
– Джон…
Дверь распахнулась, и в теплом, солнечно-желтом свечении возник силуэт, до малейшего изгиба напоминающий силуэт самой Мэри.
– Малыш, ты потеряла ключи?
*
Длинная, стройная тень выросла за спиной женщины так внезапно, что даже Джон вздрогнул от неожиданности, а Мэри сдавленно вскрикнула, и, пошатнувшись, вцепилась в рукав его куртки.
– О, простите, – смущенно улыбнулся мужчина. – Вот уж не предполагал, что страшен настолько. Вообще-то, как всякое порядочное, высококвалифицированное приведение, я пугаю людей исключительно по ночам, но учитывая Рождество…
– Крис, помолчи, Бога ради, – шутливо прикрикнула хозяйка дома и приветливо улыбнулась, отступая на пару шагов. – Проходите, дорогие и нежданные гости. Вы как раз к ужину. Мэри, девочка, отцепись от… Это твой муж, я не ошиблась?
– Не ошиблась. Здравствуй.
И Мэри перешагнула порог, по-прежнему не выпуская рукав Джона.
Дверь за ними мягко захлопнулась, и в холле повисла напряженная тишина, которую неугомонный Крис тут же нарушил: – Я был абсолютно уверен, что будут гости. Недаром меня одолевали утки.
– Господи, какие утки? – рассмеялась женщина. – Когда ты успел напиться?
– Я никогда не напиваюсь, и тебе это прекрасно известно. А утки снились мне этой чудесной ночью, и так громко крякали… Хотя, вполне вероятно, это был твой медвежий храп.
– Милый, заткнись, пожалуйста. – Женщина обратилась к Джону, окинув его быстрым внимательным взглядом: – Я Эмма, мать вашей жены. А вы…
– Джон. Джон Ватсон.
– Миссис Ватсон? – Эмма посмотрела на дочь. – Мило… Ну, а я теперь миссис Гилл. – Она издала легкий вздох. – Вот и не осталось на свете Морстенов. Совсем не осталось. Раздевайтесь, что же вы. Мэри, помоги мужу – ты всё-таки дома. Здесь мало что изменилось.
Джон опустил на пол дорожные сумки и расстегнул молнию куртки.
Он чувствовал себя неловко: оказаться в обществе двух незнакомых людей сегодня не входило в его планы.
Но в глубине души Джон был этому даже рад, так как неожиданно понял, что рождественский вечер в огромном, давно пустующем доме, наполненном чужими запахами и звуками, вряд ли имел шанс получиться уютным и уж тем более романтичным. Провести его вдвоём, понимая при этом, что жизнь превратилась в запутанный клубок из недоговоренностей и обид, что ничего уже не будет, как прежде, что у каждого из них за это короткое время появился свой счет, который в любой момент может быть ими предъявлен, и особого повода для этого не понадобится (два разочарованных человека, не оправдавших надежд друг друга – разве это не повод)…
Нет, это была не самая лучшая идея – ехать черт знает куда, чтобы вопросов, от которых и без того всё последнее время назойливо молотило в висках, стало ещё больше.
Зачем Мэри привезла его в дом, порог которого так боится переступить?
Почему стремилась сюда?
Что за тайну хранит этот идеально спланированный для идеального счастья семейный очаг?
И почему его жена смотрит на свою мать так, словно ожидает удара?
Шерлоку было бы интересно…
Но Шерлока нет. Он далеко. Он в Лондоне. И, ради всего святого, хватит об этом!
Как он там, один? Может быть, Лестрейд или Майкрофт… Или миссис Хадсон вернулась… Или…
Какие, к дьяволу, «или»?! Один. И от этого в груди каменеет.
…Три фигуры застыли в странном скульптурном оцепенении, и было совершенно ясно, что на краткий миг каждая из них погрузилась в свой собственный омут.
И только Кристофер Гилл не вписывался в эту молчаливую композицию, пребывая в мире простых и надежных истин: рождественский вечер, снег за окном, накрытый к празднику стол. С его точки зрения эти трое выглядели достаточно глупо в своем картинном сосредоточении друг на друге. И очень забавно.
– Ты представишь меня своей дочери и её мужу, или сегодня я так и останусь в роли кошмарного приведения? – наигранно возмутился он. – И сколько можно торчать в дверях, пожирая друг друга глазами, когда в столовой, во-первых, гораздо удобнее и теплее, а во-вторых, есть кое-что куда аппетитнее? Если, конечно, вы не члены тайного общества каннибалов.
Все трое дружно зашевелились, выйдя из своего неуместного транса.
Эмма всплеснула руками, преувеличенно заволновавшись из-за затянувшейся паузы. – В самом деле! Вы, наверное, страшно устали в дороге. Вам необходимо принять душ, переодеться, а к тому времени стол полностью будет готов. Боже, мы объедаемся второй день подряд! – жаловалась она, по-прежнему не двигаясь с места и продолжая удерживать в холле Джона и Мэри. – Крис настоящий маньяк в области кулинарии. Что поделать, он истинный ресторатор, причем потомственный, а это не шутки. Вчера он приготовил грандиозный ужин. Жаль, что вы не появились в сочельник. К традициям в Британии относятся уже не столь трепетно. Сегодня Крис пичкал меня рождественским гусем, и я чуть не лопнула. Но, боже, он так потрясающе вкусен, что невозможно было отказать себе в удовольствии. А сейчас этот мучитель снова затеял какую-то вакханалию. Хорошо, что вы здесь…
– Это никогда не кончится, – проворчал мистер Гилл, обнимая её за плечи и осторожно сдвигая в сторону. – Прошу вас, Джон, уведите отсюда свою жену, иначе болтушка Эмма благополучно уморит нас голодом.
Эмма рассмеялась.
– Я резко поглупела от неожиданности. Мэри, поскольку в свое время ты не имела возможности познакомиться с моим мужем, позволь представить его сейчас: Кристофер Гилл, владелец сети ресторанов итальянской кухни в Западном Уэльсе. Там, кстати, мы и живем. Он, как я уже сказала, потомственный ресторатор и просто прекрасный человек. Мне повезло. Джона, я думаю, ты представишь сама…
– Эмми, может быть, хватит аристократических игр? Я уже понял, что это Джон, и что это Мэри. А моих титулов не так много, чтобы тратить на них битый час. Проходите, друзья. Хотя, довольно странно приглашать малышку Мэри в собственный дом. – Крис коротко хохотнул. – Одним словом, я вновь отправляюсь на кухню, эта болтливая дамочка продолжает прерванную сервировку, а вы оба приходите в себя с дороги. И все вместе – дружно и по возможности быстро за стол.
– Мы кое-что привезли с собой. – Джон наконец смог произнести хоть что-то ещё, кроме собственного короткого имени, и снова поднял одну из недавно опущенных на пол сумок.
– Глупости! – темпераментно возразила миссис Гилл. – Того, что наготовил этот сумасшедший, хватит на десятерых.
– Но… – Джон растерялся.
– Хорошо. Если уж вы такой щепетильный, отдайте ваши запасы Крису, он припрячет их до поры до времени. Мэри, – Эмма посмотрела на дочь, – дом в полном порядке. Душ, отопление, твоя комната. Вам будет уютно. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Почему ты молчишь, дорогая?
Мэри взглянула на Джона, слабо кивнула Крису и, не ответив ни слова, прошла вперёд.
Джон смущенно улыбнулся. Протянув сумку с рождественскими покупками Кристоферу и прихватив другую – с пижамами, теплыми кофтами и прочими мелочами, столь необходимыми в дальней дороге, он отправился вслед за женой, чувствуя прожигающий спину взгляд Эммы Гилл.
– Джон, – донесся голос Кристофера, – надеюсь, вы составите компанию мне и замечательному Remy Martin? На женщин в этом смысле никакой надежды.
– Не сомневайтесь, – снова улыбнулся Джон, оглянувшись через плечо.
Ему стало легче и чуть-чуть уютнее. Неловкость отступила. Более того, необъяснимым образом, остаться в обществе впервые увиденных им людей Джону было сейчас куда желаннее и проще, чем оказаться наедине с женой, от которой исходили волны слишком сильного напряжения и с трудом подавляемой паники.
*
Дом выглядел ухоженным, не создающим впечатления заброшенного жилища. Многое, конечно, требовало обновления, но в целом и интерьер, и планировка несомненно радовали глаз: уютно, комфортно, добротно. Одним словом, настоящий семейный очаг, по неизвестной причине ставший вдруг одиноким, лишившись своих дорогих обитателей.
Второй этаж, куда привели их слегка рассохшиеся, но прочные, негромко поскрипывающие ступени, по сравнению с холлом, освещенным ярко и весело, выглядел нежилым и отчего-то холодным. Плотно закрытые двери показались Джону припорошенными тонким слоем едва различимой пыли, хотя, конечно, ничего подобного не было и в помине – обычное светлое дерево, скорее всего, ясень, современной обработки и декора наивысшего качества.
Одну из них после минутной заминки Мэри мягко толкнула, и Джон увидел комнату, где прошла часть её жизни, где когда-то она готовила школьные задания, делилась мыслями с дневником, рисовала, вышивала, секретничала с подружками.
Просторная, опрятная, с большим полукруглым окном, живописно задрапированным прозрачной бледно-лиловой кисеёй и смотрящим на пустынный заснеженный сад.
– Красивый дом, – произнес Джон, внимательно осматриваясь вокруг: куда поставить сумку, где раздеться… – Ты в порядке?
– Нет.
Мэри стояла посреди своей комнаты, как чужая, и, казалось, не знала, что делать дальше, в какую направиться сторону.
– Ненавижу этот отвратительный сад. Ненавижу.
– Послушай… – Джон подошел ближе и коснулся её плеча.
Она резко повернулась к нему и обхватила руками. Припала затрепетавшим телом, спрятав лицо на груди и раскалено выдохнув в сердце, дрогнувшее от неожиданности.
– Джон… Дорогой мой, единственный… Я так люблю тебя. Не уходи.
*
Спускаясь в столовую, он глубоко вдыхал потрясающе аппетитные ароматы, предвкушая горячий ужин и обещанный Крисом Remy Martin. Дорога и в самом деле его утомила. Странное поведение жены, её гнетущее молчание, пылкие ласки, вызвавшие с трудом подавляемое раздражение и протест, утомили ещё больше. Джон по возможности мягко отстранялся, не желая обидеть и всё же давая понять, как неуместны сейчас её прикосновения и поцелуи, но Мэри отчаянно к нему прижималась, гладила живот и спину, льнула к паху, и Джон уступил… Автоматически подаваясь бедрами навстречу умелому, беззвучно ласкающему рту, он чувствовал скорее муку, чем удовольствие.
Стол был накрыт. Блики свечей ложились легкими тенями на блюда с закусками из рыбы, мяса и овощей, на радужно переливающийся хрусталь бокалов и рюмок, румянили налитые бока яблок и груш.
Эмма прохаживалась вокруг стола, поправляя салфетки и невесомо касаясь снежно-белых тарелок, окантованных золоченой каймой.
Крис, нацепив очки, сосредоточенно, одну за другой, изучал бутылки с напитками, густо заполняющие поверхность небольшого барного столика.
– Наконец-то! – обрадовался он появлению Джона и ринулся к нему навстречу.
Эмма снисходительно хмыкнула. – Слава богу, Джон, вы появились. Мой муж уже полчаса с умным видом топчется вокруг этих волшебных сосудов, и я на полном серьёзе опасаюсь, что он невзначай совершит какое-нибудь дерзкое открытие в псевдонаучной области крепкого и некрепкого алкоголя. С него станется.
– Миссис Гилл, если вы не прекратите надо мною подтрунивать, я зацелую ваши напудренные щёчки! – грозно прикрикнул Кристофер и даже погрозил пальцем.
Джон невольно залюбовался его величавой, нестареющей статью. Кристофер Гилл был красив ярко и броско. Было видно, что он откровенно наслаждается жизнью и всеми её дарами. Хрупкая миниатюрная женщина дополняла его так гармонично, словно была создана именно для него: для его высоченного роста, уверенных ног и рук, крупных ладоней, обхвативших сейчас её плечики и нежно, и страстно, для его улыбающихся губ, утонувших в облаке слегка поредевших, но когда-то несомненно пышных волос. И только теперь Джон заметил обилие серебряных прядей, затерявшихся в их золотистом мерцании.
Они были удивительно славной парой: такие разные и, вместе с тем, такие неуловимо похожие. Что же объединяло рослого шумного брюнета и нежную белокурую крошку в практически близнецовый дуэт? Джон поочерёдно кидал на них незаметные взгляды, но так и не смог увидеть хотя бы одну из родственных черт.
Это было необыкновенно и отчего-то весело.
– Малышка ещё не готова? – спросила Эмма, ловко высвобождаясь из окольцевавших её объятий.
– Думаю, она уже скоро, – уклончиво ответил Джон. – Хороший дом.
– Вот за него мы и выпьем! – энергично потирая руки, Кристофер поднял темно-зеленую матовую бутылку, рассматривая её на свет. – Прекрасный коньяк! Лучше и быть не может. Ну, Джон, вы готовы?
– Будьте покойны, – улыбнулся Джон.
– Берегитесь, муж моей маленькой Мэри, этот гигант непременно вас накачает.
– Я выносливый.
– Это заметно.
Они задержались взглядами друг на друге – изучающими, проникающими в самые потаённые уголки. Тонкая нить взаимопонимания протянулась и прочно связала две пока ещё ничего друг о друге не знающие души.
– Эм, прекращай гипноз и проверь, как там ростбифы, – приказал Кристофер.
– Ничего не случится с ростбифами. Разлей-ка свой бесценный коньяк, иначе у Джона возникнут подозрения, что тебе до смерти жаль с ним расстаться.
– Вы чудовищно болтливы и к тому же ленивы, миссис Гилл. Я с вами развожусь. На днях.
– Лейте, лейте, мистер Гилл, и не заговаривайте нам зубы. Кстати, я не откажусь от бокала вина.
Смотреть на них было сплошным удовольствием.
Джон с наслаждением сделал глоток и на секунду зажмурился, чувствуя проникающее в кровь тепло. Очень захотелось расслабиться, всё забыть. Даже Шерлока, мысли о котором вместе с коньячным дурманом разливались по телу волнами беспокойства и необъяснимой сладости. Словно отдаленность от него позволила этим мыслям стать откровеннее и смелее…
– Мэри, детка, ты замечательно выглядишь! – воскликнула Эмма.
Джон обернулся, краем сознания отмечая, что забыл не о Шерлоке, с чьим незримым присутствием бороться было бессмысленно, что забыл о Мэри, на удивление естественно выпавшей из общей картины близости и единения.
В темных брючках и кипенно-белом джемпере, выгодно сочетающемся с шоколадно-каштановыми, гладко зачесанными волосами, Мэри была вызывающе сексуальна. Отсутствие косметики делало её намного моложе, придавая оттенок невинности и чистоты созданному ею облику болезненной красоты.
– Я задержала вас? Простите, – тихо сказала она, приближаясь к столу.
– Ничего-ничего, – добродушно прогудел Крис. – Мы с Джоном не сильно скучали в обществе восхитительной женщины и не менее восхитительного напитка.
– Милый, я и коньяк – лучшая компания для любого мужчины, даже такого недотёпы, как ты! Не хочешь сделать комплимент мой дочери?
– О, Боже. Я идиот! Мэри, вы обворожительны, как… как… – Он громко щелкнул пальцами. – Как…
– Как Remy Martin, – помогла ему миссис Гилл. – Я думаю, в твоих устах это не самый плохой комплимент. И пора уже, наконец, приступить к тому, что ты наготовил. Наверняка наши гости исходят слюной.
Намеренно или случайно Эмма причислила дочь к разряду гостей, гадать не хотелось. Голодный спазм был весьма ощутим, и, усадив Мэри за стол, Джон с удовольствием устроился рядом, окинув стол плотоядным взглядом.
– А ты ничего не хочешь сказать мне, Джон? – тихо спросила Мэри. – Я старалась не ради них. Неужели тебе всё равно?
Джон озадаченно почесал бровь и улыбнулся. – Ты же знаешь, каким неуклюжим я становлюсь, когда дело доходит до комплиментов. Мм… Тебе всё это очень идет.
– И на мне нет белья. Совсем.
– Да? – Джон взял в руки её тарелку. – А ты не замерзнешь? Что тебе положить?
Мэри вздохнула.
Кристофер Гилл несомненно являлся знатоком своего дела: всё было исключительно вкусно. Джон не обделил вниманием ни одно из приготовленных блюд. Он приятно хмелел и с облегчением чувствовал, как разросшийся до гигантских размеров ком, всю дорогу плотно забивающий грудь и вызывающий бесконтрольное желание сделать глубокий вдох, постепенно теряет плотность. Надеяться на то, что он исчезнет совсем, не приходилось, но даже такое малое послабление радовало и вселяло веру, что возможно… возможно, всё не так уж и плохо.
Беседа за столом была непринужденной и легкой. Не имеющая особого смысла болтовня. Даже Мэри время от времени улыбалась, поглядывая на мужа своей матери с явной симпатией.
То, что ни мать, ни дочь, надолго затерявшиеся на просторах жизни, не задали друг другу ни одного вопроса, было довольно странным. Но, в конце концов, это их личное дело. Вероятно, они поговорят обо всём после ужина, с глазу на глаз. Воспитанные люди делают именно так: не выносят на общий суд только их касающихся проблем. Джон искал любое оправдание недомолвкам и странностям, окружившим его в этом доме. Да и Кристофер взирал на двух женщин, отчуждение между которыми так бросалось в глаза, с безмятежностью, не вызывающей сомнений в своей неподдельности.
Ну, поссорились девочки когда-то очень давно. С кем не бывает… Как поссорились, так и помирятся. Ох уж эти женщины с их вечными тайнами и загадками.
– Мне понравился дом, – обратился Джон к миссис Гилл, время от времени бросающей на него и Мэри пытливые взгляды. – Не похоже, что он пустует.
– Вы правы, Джон – он не пустует. – Она посмотрела на Мэри. – Помнишь, дружок, ту немолодую приятную пару, Долли и Эвана? Они поддерживают в доме порядок, и хотя мы с Крисом появляемся здесь нечасто, дом, как видишь, вполне обитаем. Только вот сад заброшен… Каждую весну мы нанимаем садовника, но… Да Бог с ним, с садом! Все равно некому в нем гулять.
– Мне не интересно слушать о саде. – В голосе Мэри звенела сталь.
– Почему? – неподдельно удивилась Эмма. – Когда-то ты очень его любила.
Мэри не ответила, но взгляда от матери не отвела: смотрела прямо в глаза, непримиримо и вызывающе, готовая в любую секунду ринуться в бой. Острота ситуации была очевидна, и даже Крис на несколько минут потерял свою философскую невозмутимость.
Но Эмма доброжелательно улыбнулась и повторила: – Да Бог с ним. Мало ли что мы когда-то любили… Крис, надеюсь, коньяк у тебя не закончился?
– Коньяк никогда не кончается, милая женушка. Он вечен, как небо над нами.
– Кристофер, вы очень милы, – с едва уловимым оттенком благодарности сказала Мэри. – Эмме действительно повезло.
«Она не назвала её матерью… Почему?»
К счастью, ужин закончился мирно и даже весело. Кристофер рассказывал уморительные истории, и Эмма молодо и звонко смеялась, закрывая руками лицо.
Кофе отправились пить в гостиную, захватив остатки коньяка и вино. Разговор незаметно иссяк – сказывалась усталость, да и времени было немало.
– Ну что ж, – многозначительно протянул Гилл. – Джон, думаю, наших дам мы оставим наедине – пусть чуть-чуть посекретничают. Не знаю, как вы, а я вот уже полчаса мечтаю о теплой, мягкой постели. Не возражаете?
Женщины промолчали.
Джон поднялся. Он действительно рад был уйти. Сытое, порядком опьяневшее тело настойчиво требовало покоя.
Но дело было не только в этом…
– Может быть, сделать вам горячего чаю? – предложил Кристофер.
– Ты, как всегда, знаешь, что мне необходимо, милый, – благодарно посмотрела на него Эмма. – Я мерзну.
Он с нежностью поцеловал жену в макушку. – Я быстро. А Джон подкинет в камин дровишек.
Крис вопросительно взглянул на Джона.
– Конечно, – кивнул тот в ответ. – Где тут поленница?
– В кладовой, неподалеку от кухни.
…Подслушивать Джон не собирался, но, тем не менее, остановившись у входа в гостиную и прижимая к груди изрядное количество аккуратных березовых бревнышек, он невольно уловил тихие слова Эммы:
– Зачем ты здесь, девочка? Тебе настолько плохо? Ты решила удостовериться, что есть на свете нечто, более ужасное и больное, чем твоя семейная жизнь?
– О чем ты? Я счастлива.
– Вижу.
Джон кашлянул и замер на пороге гостиной. – Я помешал?
Эмма тепло улыбнулась. – Вы вовремя, Джон. Наш камин едва жив.
Мэри на мужа даже не взглянула.
*
Наконец-то!
Нетерпение было так велико, что Джон едва не выронил телефон. Плотно прикрыв дверь и присев на край заботливо разобранной постели, он нажал кнопку вызова, пребывая в полной уверенности, что если сейчас не услышит голос, по которому успел невыносимо соскучиться, сердце его замрет, а потом остановится, и запустить его снова будет не под силу ни одному, даже самому опытному реаниматору.
