Текст книги "Капище (СИ)"
Автор книги: Ланиус Андрей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Я думала об этом, – вздохнула она.
– Ну, и к какому выводу пришла?
– Где-нибудь в районе тридцать первого августа я объявлю, что раздумала учиться в педагогическом, а намерена пойти работать, вот и все! – выпалила она.
– Ладно, как черновой вариант сойдет, – вынужден был согласиться я. – Мы с Кларой выдавать тебя дома, конечно же, не будем, как считаешь, дорогая?
– Это исключено! – поддержала меня Клара.
– Тем не менее, насчет твоего будущего, племянница, мы еще побеседуем, – продолжал я. – Но позже, после того, как расчистятся эти авгиевы конюшни... Что же касается твоего желания спасать папу, то это дело реальное, и ты можешь приступить к нему хоть сегодня.
– Ой, только скажите, что я должна сделать?!
– Сейчас ты пойдешь домой, – не без командирской нотки в голосе отчеканил я. – Бабуле сообщи, что видела нас с Кларой в городе, и что мы обещали быть дома через два-три часа. Сама же передохни немного, пообедай, а затем отправляйся на дачу и займись там сельскохозяйственными работами. Запомни, девочка: чем регулярнее и усерднее ты будешь возделывать грядки, тем благостнее будет становиться на душе у твоего папы. От того же, какое у него будет настроение, сейчас зависит очень многое. Ты меня поняла?
– Поняла, – вздохнула она. – Плохо, конечно, с этим институтом получилось.
– Плохо – не то слово! Ну, да ладно! Кто старое помянет... А вообще, ты, Настена, не сердись, что мы тут на тебя полкана с цепи спустили. События еще только закручиваются, а нервы-то уже на пределе.
– А знаете, что, дядечка Слава! – сощурилась Настя. – По-настоящему, это вам надо было идти в педагогический!
– Это почему же?
– По призванию! Потому что вы – прирожденный моралист. Вам доставляет удовольствие читать другим нотации.
– Эх, Настенька... Если бы от нотаций был хоть какой-нибудь прок, если бы люди могли учиться на ошибках других, человечество давно бы уже жило, как в раю!
На этой ноте мы и расстались.
Настя поспешила домой, а мы с Кларой двинулись к Офицерской улице, на которой располагалась редакция «Зеленого берега».
Авось, и там что-нибудь прояснится...
26. ТАЙНА ПАПОРОТНИКОВОЙ ГОРЫ
Тихая и зеленая Офицерская улочка носила такое название еще с той поры, когда одно из зданий, вытянувшееся вдоль нее, – одноэтажное, но весьма высокое и просторное, – было известно как Дом офицеров.
Вообще, в минувшие времена в самом Белособорске базировались две войсковые части, а в пригородном поселке Великополянском, расположенным за Старощанскими болотами, стоял вертолетный полк.
Человек в военной форме встречался в городе буквально на каждом шагу.
А уж в Доме офицеров, с его концертным залом, танцевальной площадкой, бильярдной и буфетом, от погон, большей частью лейтенантских и капитанских, рябило в глазах.
Попасть на танцы в Дом офицеров для некоторых моих сверстников значило примерно то же, что посетить великосветский бал...
Вот уже лет пятнадцать в Белособорске нет других военных, кроме отставников, вроде Василия Федоровича.
Да и сам Дом офицеров давно утратил свой статус, став юридическим адресом для множества небольших фирм и фирмочек.
Следуя разъяснениям, которые вчера дал Багрик, мы с Кларой подошли к боковому левому крыльцу, слева от которого на свежеоштукатуренной стене красовалась изумрудная вывеска с золотистой надписью: "Редакция газеты «Зеленый берег».
Мне в моей жизни довелось побывать в самых разных редакциях, и я давно уже усвоил ту истину, что о финансовом положении того или иного издания вполне допустимо судить по его «предбаннику».
Что ж, напрашивался вывод, как я и предполагал, что редакция газеты не испытывает нехватки в средствах. Крыльцо было облицовано мраморной плиткой, прочные стекла в крепкой двери отливали зеркальным блеском, а небольшой холл сохранил все приметы недавнего евроремонта.
Навстречу нам шагнул коренастый охранник в пятнистом камуфляже.
Вежливо, хотя и бесстрастно он объяснил, что в редакции никого нет, да, пожалуй, и не будет, и что Роза Владимировна никаких особых распоряжений на сегодня не передавала.
Я переглянулся с Кларой. Получалось, что мое предложение госпожу издательшу не заинтересовало.
К моему «товару» та отнеслась, как к пустышке.
Хм, зачем же Вовка дал мне этот адрес?!
Перехватин, между прочим, тоже отпал, как покупатель, хотя и по уважительной причине.
Ладно, еще остаются Шашков и Алеев, и что-то мне подсказывало, что разговор с ним предстоит весьма серьезный.
Мы с Кларой вышли на улицу.
– Ну, что, домой? – предложил я. – У нас в запасе не так много времени, а ведь надо еще подготовиться к походу в гости.
– А тебе не кажется, дорогой, что нам следовало бы поговорить с Алешей? – взглянула на меня Клара.
– О Насте?! – ужаснулся я.
– Нет-нет, ведь ты пока и сам не знаешь, что предпринять в ее отношении. Просто я подумала о том, что если мы не увидимся с Алешей сейчас, то встретимся, в лучшем случае, только завтра, а это слишком большой перерыв. К тому же, если честно, мне хочется узнать о его научном открытии до конца.
– Ты права, дорогая! – кивнул я. – Дело стоит того, айда в парк!
Уже через десять минут мы были на месте.
Несмотря на понедельник, в парке было многолюдно, как и всегда в разгар лета.
Но по дорожке, ведущей к Мосту оборотня, мы с Кларой двигались в гордом одиночестве.
Очевидно, все посетители уже знали, что музей закрыт, а бронзовая статуя похищена.
Однако еще издали я разглядел, что высокие парадные двери музея слегка приоткрыты, и повел свою спутницу прямиком к ним.
Но едва мы начали подниматься на широкое крыльцо, как откуда-то изнутри прозвучал строгий женский голос:
– Музей закрыт, читать не умеете?!
– Простите, мы не в музей, нам нужен Алексей Сергеевич Голубев! – выпалил я скороговоркой, опасаясь, что двери закроются, и добавил: – Я его старший брат!
– Да-а?.. – послышалось с той стороны.
Затем дверь приоткрылась шире, и на крыльцо выплыла пожилая дородная вахтерша, чей благодушный облик никак не вязался со строгим голосом.
– Уф, ну и духотища! – пожаловалась она. – Вот, проветрила немного... Так вы тот самый ленинградский брат? – Ее глазки-пуговки перебегали с меня на Клару и обратно.
– Да, вот в гости приехали... А где Алексей Сергеевич?
Она махнула рукой в сторону парка:
– Где-то по территории ходит. Скоро уж должен вернуться, подождите здесь, если хотите.
Дежурная явно была не прочь поболтать.
Мне подумалось, что не помешает, пользуясь случаем, расспросить собеседницу о последних событиях и об обстановке в музее.
– Извините, а как вас звать-величать?
– Екатерина Игнатьевна.
– Очень приятно! Я – Краснослав, а это Клара. А ведь вы, Екатерина Игнатьевна, отважная женщина. Говорят, тут по ночам привидения бродят?
– Это точно, – кивнула дежурная. – Как только солнышко село – жди чудес! То в коридоре чьи-то шаги раздадутся, то вздохи послышатся за печкой. То будто кто-то рассмеется за спиной, а обернешься – никого нет, только как бы ветерок пробежит по лицу. Но самое жуткое, – она перешла на доверительный шепот, – это когда тебя шлепают по подошве. Приляжешь в самый глухой час ночи на кушетку, только чуть-чуть сомлеешь – вдруг тебя кто-то тихонько так по подошве – шлеп! – и захихикает. И снова – тишина. Эх, Краснослав Сергеевич! Эх, Кларочка! Кто не понимает, те считают нашу работу тихой да спокойной. Вяжи, мол, носки внукам и не кашляй. А знали бы, сколько тут вахтеров умом тронулось! Придет на работу устраиваться какая-нибудь культурная дамочка: – «Ах, ах, бабушкины сказки! бабушкины сказки!» – а утром, глядь, валидол глотает, а еще через неделю пишет заявление об уходе. Вот вам и спокойная работа! Или еще: сидишь, вяжешь, а спицы будто кто так и подталкивает, так и подталкивает...
– Но вас, я смотрю, все это не особенно пугает?
– Да уж в обморок падать не стану, как некоторые, – заявила она. – У меня всегда с собой святая вода. – Она достала из кармана халата и показала мне маленькую бутылочку. – Как только появится привидение, надо побрызгать вокруг себя водой и быстро-быстро трижды проговорить: «Я на этом свете, ты – на том, ступай себе с миром в кромешную тьму, сгинь с моих глаз!», и оно тут же исчезнет. А еще надо носить на левом мизинце серебряное колечко, а на запястье, тоже левом, шерстяной ремешок, сплетенный из пряжи трех цветов, видите? – Она повертела перед моими глазами пухлой рукой. – Никакой призрак не посмеет приблизиться!
– Чувствуется, опыта вам не занимать. А кроме вздохов и шагов? Своими глазами видели что-нибудь?
– Всякое случалось, – важно кивнула она. – У потусторонней силы тоже ведь есть свои секреты. Она не появляется вдруг, ни с того ни с сего! Сначала морок напускает, когда ты даже пальцем не можешь шевельнуть. Вот раз, помню, давно, правда, дело было, прилегла я на минуту на кушетку и вдруг чую какую-то слабость. Чьи-то шаги на лестнице, а я не могу ни повернуть головы, ни глаз открыть. Потом вдруг смотрю: надо мной склонилась графиня в белом, и глаза грустные-грустные, а за ней граф – в черной шляпе с пером, да такие поля у шляпы огромадные, что лица совсем не видать – сплошная чернота. Тут я взмолилась к господу богу: «Спаси и защити!» В тот же миг граф так вздохнул, что у меня душа в пятки ушла, а после задрожал и растворился, как в тумане. Вот тогда-то меня добрые люди и надоумили насчет шерстяного ремешка. Как только я его сплела и стала носить, призраки ко мне более не приближались. Но иногда то край платья мелькнет за колонной, то какая-то тень перебежит по верхней площадке, но чтобы близко подходили – такого больше не случалось. Боятся они шерстяного ремешка!
– А серебряное кольцо зачем?
– Это от оборотня.
– Вы, стало быть, и его видели? Все же этот зверюга, как говорят, очень опасен!
Она просветленно улыбнулась:
– Так-то оно так, да только нет у него такой силы, чтобы сюда войти! Правда, бродит он вокруг дворца. То в дверь поскребется, то зубами защелкает, то выть начнет, точь-в-точь, будто товарняк тормозит. Но хуже всего, когда в окна начнет заглядывать. Я, правда, сама не видала, потому как знаю правило: сидеть надо к окнам спиной и ни в коем разе не оборачиваться. А вот новенькие, хоть и учишь их, а бестолковые: чуть кто поскребется в двери, они тотчас – к окну. А там – безобразная крокодилья морда, глаза горят, зубы, что твои колья, с языка слюна капает... Тьфу! Кто в обморок падал, а кто сразу же звонил на милицейский пост. Ну, наряд приезжал быстро, только оборотня уже – поминай, как звали! Милиция ругается: глупые тетки! Померещилось! Во сне привиделось! Поругаются так и уедут. А подежурили бы внутри вместе с нами, небось, не так бы запели!
– Значит, оборотень в дверь зайти не может? – уточнил я.
– Ни под каким видом! Так что я и не боюсь. Пусть себе скребется сколько хочет, а я знай вяжу. Меня этим не проймешь.
– И часто он так скребется?
– Да по-всякому. В иной год вообще все тихо-спокойно. А то вдруг чуть не каждую ночь заявляется. И скребется, и скребется... Прямо всю душу выворачивает!
– Должно быть, у этого оборотня большие когти? – спросил я.
– Не то слово, милый! Не меньше серпа! Каждый!
– Но что-то на дверях не видать глубоких царапин... Да и неглубоких, вроде бы, тоже нет...
Она задумалась ненадолго.
– Да ведь это нечистая сила! Она следов не оставляет.
– Почему же Галина Андреевна пострадала?
– А серебряного колечка на мизинце не носила! – выдохнула наша собеседница. – Я ей столько раз советовала, а она только плечами пожимала. А послушала бы, может, и посейчас жила бы.
Чувствовалось, что у бойкой дежурной на все есть готовые ответы, правда, не всегда укладывающиеся в рамки здравого смысла.
Клара глазами показала мне на часы: дескать, время-то идет!
Попрощавшись со словоохотливой дежурной, мы прошли вдоль фасада до конца и, обогнув полосу кустов, вышли на лужайку, где увидели Алешку, который с сосредоточенным видом расхаживал взад-вперед.
Он тоже увидел нас и радостно воскликнул:
– Хорошо, что вы пришли! Я сделал, кажется, важное открытие по делу о краже скульптуры. Подойдите-ка сюда! Взгляните!
Он задрал голову вверх, к могучей ветви кряжистого дуба, что вытянулась над пьедесталом исчезнувшей Дианы.
– Смотрите! – он с победным видом вытянул руку, указывая куда-то в крону дерева.
Я пригляделся, но ничего особенного не различил.
Клара, похоже, тоже терялась в догадках.
– Эх вы, сыщики! – хмыкнул Алексей. – Полоску содранной коры видите?
И в самом деле, на ветви чуть заметно выделялся узкий и светлый, как бы вдавленный полукруг.
– Точно такой же след есть во-он на том дереве. – С высоты Папоротниковой горы брат указал на старую иву, склонившуюся над Ракидоном. – Только полукруг там с дальней от нас стороны ветви. Понимаете, что это значит?
– Не гневайтесь, о господин, что тупоголовому рабу недоступны ваши высокие мысли! Ладно, Алешка, колись без долгих предисловий!
– Ну, слушайте! – он сиял как медный таз. – Между двумя этими деревьями был натянут трос, оставивший полукруги на коре. И по этому тросу, как по канатной дороге, грабители легко доставили к воде подвешенную через ролик скульптуру. То есть вывезли ее на лодке. Вот почему на лужайке нет никаких следов. Даже трава почти не помята!
– Но как они оторвали ее от плиты?
– Домкратом, с помощью специальных клиньев!
– Так ты скажи об этом следователю Цинюку!
– Обязательно скажу!
– А газету, которую я дал тебе утром, ты, надеюсь, посмотрел?
– Да, спасибо тебе за нее! – кивнул он. – Снимок, правда, не очень качественный, но я уверен, что это тот же самый зверь, которого я видел в музее!
– На твое счастье, теперь появилась целая группа свидетелей, которая поддержит твою версию, пусть и косвенно. И об этом ты тоже скажи своему Цинюку.
– Да он, наверное, и сам уже знает.
– А ты все равно скажи!
– Интересно, как там дела у Насти? – задумался вдруг он. – Пора бы ей уже пройти собеседование, как думаешь?
– Алеша, а в чем все-таки заключается ваше главное открытие? – нежным голоском проворковала моя умница, избавляя меня от необходимости лишний раз солгать. – Вчера, к сожалению, нам пришлось оборвать разговор...
– Напомните, на чем мы остановились? – сощурился он.
– Вы сказали, Алеша, что вас осенила догадка о возможном местоположении капища Речного Зверя...
– Да! – он энергично огляделся по сторонам. – Так вот! Мы с вами находимся на вершине Папоротниковой горы. Правда, в былинные времена гора была несколько выше. Все же граф Половецкий, устраивая фундамент, вынужден был снести макушку, чтобы получить достаточно просторную и плоскую площадку для застройки. Но речь идет о незначительном перепаде высот. В эпоху язычества Папоротниковая гора имела примерно такую же конфигурацию, что и сегодня, но только, полагаю, все деревья на ней были срублены, чтобы не застилать вида на остров Речного Зверя.
Он перевел дыхание и продолжал:
– Грунт у нас под ногами буквально нашпигован предметами быта, которые теряли или оставляли здесь многие поколения паломников. Но где же располагался храм, в котором они поклонялись древнему божеству? На острове? Быть такого не может, поскольку остров сам являлся объектом поклонения, притом он сложен из столь твердого гранита, что не поддается никакого ручному инструменту. Так где же находился храм?! – Алексей обвел нас загоревшимся взором: – Наконец-то, я понял! Капище, скорее всего, у нас под ногами, внутри Папоротниковой горы!
– Алешка, но ведь тогда где-то в горе должен быть и вход в этот храм, – заметил я.
– Я внимательно обследовал каждый квадратный сантиметр горы, – ответил Алексей, – но никакого потайного хода так и не обнаружил. Но это не означает, что его нет вообще. Вход в капище либо заложен камнями и замаскирован так давно, что уже скрылся под последующими наслоениями почвы, либо... – он замолчал.
– Ну?!
– Либо он находился на верхушке горы и сейчас попросту закупорен зданием дворца!
– Если так, то граф Половецкий должен был знать об этом.
– Вовсе не обязательно! Ведь жрецы культа Речного Зверя, подвергшись гонениям, могли попросту завалить этот вход-колодец камнями и землей на полную глубину! Ах, если бы я располагал прибором ультразвуковой диагностики! Тогда установить наличие подземной полости было бы совсем несложно!
– А ты обратись к спонсору, брат, к Карманову! Может, он раскошелится на такой прибор или, по крайней мере, возьмет его в каком-нибудь НИИ в аренду.
– Я уже говорил с ним на эту тему, и он обещал помочь. Вот, жду его возвращения... – Алешка посмотрел на часы. – Ладно, с завтрашнего дня я буду занят организацией похорон директора, поэтому договорился со своими, что сегодня уйду пораньше, надо поработать на даче.
– Дело полезное, – согласился я. – Всей душой был бы рад составить тебе компанию, но, увы... Так что не серчай, братан, попаши пока на пару с дочкой.
– С Настей, что ли?!
– У тебя есть другая дочь?
– Да ее, кроме как шашлыком, на дачу ничем не заманишь!
– Не возводи напраслину на родную дочку, папаша! Держу пари, что с нынешнего дня и до окончания сезона во всей округе не сыщется более трудолюбивой огородницы!
Алешка хмыкнул.
– Ты же сам вечно твердишь, что чудес не бывает!
– Чудеса, братан, нужно умело организовывать!
– Погляжу я сегодня на огородницу!
– Вот-вот, погляди!
– Ладно, тогда я побегу прямо сейчас, только прихвачу кое-какие железки.
Мы простились с Алешкой, и я собирался уже вести Клару к выходу, но она захотела еще раз полюбоваться с высоты видом на остров Речного Зверя.
Мы пересекли лужайку и оказались на смотровой площадке.
27. ЧЕЛЮСТИ
Подножье Папоротниковой горы плавно переходило в пологий берег, имевший статус паркового пляжа.
Сейчас там нежилось на солнышке несколько десятков любителей летнего отдыха у воды.
С нашей площадки было хорошо видно, как по водной глади, почти зеркальной в этот тихий час, скользят лодки и катамараны. То здесь, то там мелькали головы пловцов. На переднем плане начинающие ныряльщики с визгом и криками прыгали вниз, – кто солдатиком, кто ласточкой, – используя в качестве трамплина ветви старой ивы, что стелилась почти горизонтально.
Более опытные ныряльщики, притом, склонные к экстриму, прыгали в воду с «морды» Речного Зверя – с площадки, за которой остров круто обрывался вниз.
Таковых сегодня было совсем немного: трое или четверо молодых мужчин.
Некоторое время Клара заворожено наблюдали за их полетами.
– Такое впечатление, что они прыгают прямо на камни, – заметила, наконец.
– Это оптический обман, – пояснил я. – На самом деле, камни находятся в стороне, да и глубина там приличная. Вообще считается, что там, где сейчас ныряют эти мужики, самое глубокое место в реке.
Один из ныряльщиков, длинный и нескладный, прыгал как-то неуклюже, шлепаясь о воду то спиной, то согнутыми коленками. Другой – плотный, несколько тяжеловатый – входил в воду почти без всплеска, как гвоздь, достигая, вероятно, самого дна, потому что всплывал затем с заметной задержкой.
– Дорогой, а ты сам прыгал оттуда? – повернулась ко мне Клара.
– Нет, – признался я. – Да и вообще, после восьмого класса я больше ни разу не купался в парке.
– Почему-у?
– Вот на этом самом водном пятачке, между старой ивой и островом, погибли двое моих одноклассников.
– О боже! Как же это случилось?!
– Первым погиб Саша Сонников – был у нас такой неприметный, тихий паренек. В тот день тут купалась почти вся мальчишеская половина нашего класса. Один за другим мы дружно прыгали вот с этой самой ивы и плескались в воде до посинения. Затем часть ребят отправилась по домам, и я в их числе. А Саша остался. И вот, уже после нашего ухода, он снова прыгнул с ивы и напоролся на сук от притопленной коряги, длинный и острый, который как пика пронзил его насквозь. Он умер под водой, даже и не вынырнув. Это была первая смерть знакомого мне ровесника.
Клара покачала головой:
– Какой кошмар! Значит, любой из вас мог напороться на ту корягу?
– Каждый из нас прыгал в тот день десяток раз, не меньше, но жребий выпал именно Сонникову.
– Откуда же она взялась, эта коряга? Как оказалась вблизи пляжа?
– Очевидно, приплыла со стороны Старощанских болот. Вообще-то, река у нас тихая и чистая. Но нет-нет, да и проплывет по ней корявое, с запахом тины бревно, твердое, будто железное. Хорошо еще, если оно плывет по поверхности и видится еще издали. Бывают, однако, и топляки, встреча с которыми может закончиться очень скверно...
Клара погладила меня по плечу:
– Представляю, что тебе пришлось пережить... А кто второй? Ему тоже выпал нелепый жребий?
– Помнишь, я рассказывал тебе о нашей «хмельной компании»?
– Стоп, кажется, я догадываюсь... Вас было пятеро. Ты и Багрик – это двое. Товарищ полковник, голос которого доносился до меня из темноты сада, – это третий. Алеев, он же Алый-Малый, с которым ты познакомишь меня сегодня, – четвертый. Пожалуй, меньше всего ты рассказывал мне о пятом. О Загвоздкине, у которого был талант великого комика. Это Загвоздкин, да, Дима?
– Да. Саша Загвоздкин. Только топляк здесь ни при чем. Его убили. С неимоверной жестокостью. В восьмом классе. В самом конце зимы.
– Такого весельчака?! За что?!
– Сие до сих пор есть тайна, покрытая мраком. Но некоторые обстоятельства этого дела известны. В тот вечер Сашка возвращался домой из кино. Время было детское – восемь вечера, но прохожих почти не встречалось: зима в том году выдалась лютая. Жил Саша вместе с родителями на улице Мокрой. Сейчас на этом месте торговый центр, а в ту пору там ветвился лабиринт кривых, почти не освещенных улочек, застроенных неказистыми домишками с удобствами во дворе. Обитатели этого «шанхая» хорошо знали друг друга, и вообще в этом закутке никаких серьезных происшествий не случалось. От кинотеатра до родного очага идти Сашке было едва ли две сотни метров...
Воспоминания лавиной обрушились на меня:
– Когда он уже подошел к калитке, во двор вышел по надобности его отец – довольно известная в городе личность, заведующий мясным павильоном на Большом базаре. По тем временам – фигура! Отцу показалось, что Саша не один. Но если у сына и был собеседник, то разглядеть его отец не мог, ибо единственный фонарь на перекрестке не горел. Сделав во дворе свои дела, отец с удивлением обнаружил, что сын по-прежнему беседует с кем-то у калитки. «Сашка, такой-сякой! – рявкнул отец. – Ну-ка, марш в дом, пока уши не отморозил!» – «Сейчас иду, батя! – весело ответил тот. – Вот только анекдот закончу». – «Ну, смотри же, ужин остывает...» – проворчал отец, у которого, в отличие от Саши, был нелюдимый и замкнутый характер. Дома отец занялся какими-то бумагами, а когда спохватился, то понял, что уже прошло сорок минут, а Сашки все нет и нет. Рассвирепев, он накинул ватник и бросился к калитке, но там никого не было. Отец, хоть и разозлился еще пуще, но не встревожился, потому что Саша мог зайти к одному из друзей по соседству, а таких у него было пруд пруди. Словом, тревогу забили только через несколько часов.
– Погоди, но твой друг разговаривал, очевидно, с кем-то, кого очень хорошо знал?
– Не факт. Саша был весьма контактным пареньком, и мог «зацепиться языком» даже с незнакомцем. Хотя вряд ли стал бы делать это перед ужином. Аппетит у него всегда был прекрасным.
– Но как же он переместился от калитки собственного дома сюда, в парк, да еще зимой?!
– Последним человеком, кто видел Сашу живым, была кондукторша одного из маршрутных автобусов, которые курсировали тогда до парка. В ту пору гостиницы «Ракидон» не существовало даже в проекте. И вообще прилегающая к парку местность с тем самым «татарским» кладбищем была глухой городской окраиной. Небольшой обитаемый анклав на улице Водопойной был типичным рабочим предместьем, где с наступлением темноты крепко запирали двери и ложились спать. В вечерние часы да еще зимой автобус приезжал на кольцо у парка практически пустым. По этой причине кондукторша обратила особое внимание на двух парней, которые, как она припоминала, поднялись в салон с задней площадки еще в центре города. Расположились они тоже на заднем сиденье, в самом углу. Один из парней сидел ровно, надвинув на глаза дорогую лисью шапку, второй спал всю дорогу, закутав лицо шарфом и привалившись лбом к поручню. Да и свет в салоне был неяркий. К удивлению кондукторши, оба доехали в единственном числе до кольца, а она-то хорошо знала всех, кто живет по Водопойной либо служит в парке. Этих парней она видела впервые. На конечной остановке парень в лисьей шапке потащил своего квелого спутника к выходу. «Что это с ним?» – не побоялась спросить кондукторша, ободренная присутствием водителя-амбала. «Поддал лишку, – был ответ. – Ничего, храпанет минут шестьсот, будет как огурчик. Айда же, друг!» Кондукторша хотела полюбопытствовать, где же они будут отдыхать на таком морозе и чей он сам, этот парень в дорогой шапке, но тот вдруг зыркнул на нее так грозно, что бедная женщина, по ее собственным словам, чуть не обмерла со страха. Тем не менее, какое-то время она смотрела вслед странной паре. Парень в лисьей шапке вел своего якобы пьяного спутника к дальнему лазу в парк. Обеспокоенная кондукторша обернулась к водителю, а тем временем загадочные пассажиры куда-то исчезли...
– Сашины следы отыскались лишь на рассвете, когда дежурная по музею, выйдя на крыльцо, увидела посреди реки, перед островом, какой-то темный нарост. Приглядевшись, она с ужасом поняла, что это верхняя часть вмерзшего в лед человека, и тут же вызвала милицию.
– Это и был твой друг? – с содроганием уточнила Клара.
– Увы! Ходили слухи, что ему что-то впрыснули и везли до парка в полуобморочном состоянии. А затем через пролом в заборе провели по всему зимнему парку к Папоротниковой горе и затолкали в прорубь, подождав, пока лед схватится. Он еще жил какое-то время. Дежурная говорила, что слышала протяжные крики, но посчитала, что в парк забрались пьяные, и побоялась выходить.
– Значит, Саша замерз во льду?
– Да, но перед этим ему разорвали горло такими же железными когтями, чтои Галине Андреевне.
– Как все это ужасно!
– Вообще, в тот период, на первом этапе строительства комбината, в городе резко возросло число криминальных преступлений. Я уже забыл о многих из них, но гибель Саши Загвоздкина отложилась в памяти навсегда. Порой мне кажется, что это произошло только вчера.
– Скажи, а твой полковник... Он ведь мог заглянуть в это старое дело.
– Он и заглядывал. Но не нашел никаких ниточек.
– Жаль... Мне очень жаль, Слава!
– И Сонникова, и Загвоздкина звали одинаково – Александр. А были они совершенно разными. Смерть Сонникова хотя и потрясла меня в первый момент, но все же не задела основ моей наивной философии. О том, что все люди смертны, я начал догадываться задолго до этого случая. Постепенно сложилось ощущение, что Сонников, незаметный паренек, просто переехал в другой город. Иное дело – смерть Саши Загвоздкина. Прежде я верил, что есть избранные, талантливые люди, которых провидение ведет по жизни, храня их до срока от всяческих невзгод. Нить их судьбы прядется, дескать, где-то там, в высших сферах. С ними ничего не может случиться, пока они в полной мере не реализуют свой талант. Но оказалось, что все это миф, самообман, горсть сухого песка. Перед беспощадной старухой с косой все равны...
Какое-то время мы молчали, наблюдая за ныряльщиками, которые по-прежнему прыгали с отвесного обрыва острова.
– Ну, что, дорогая? – нарушил я затянувшуюся паузу. – Пойдем?
– Да, милый, пора! Лично мне хотелось бы появиться в гостях, особенно перед твоей Наташей, при полном параде! Да и твоего толстокожего Алого не мешало бы покорить своим обаянием!
Мы уже сделали полшага в сторону и тут...
Один из ныряльщиков, тот самый, коренастый, что прыгал глубже других, появился над водной поверхностью почти по пояс, будто выталкиваемый снизу какой-то мощной силой. Широко открыв рот, он набрал в себя побольше воздуха и заорал так, что его услыхали, полагаю, даже на центральной аллее:
– Челюсти! Челюсти!
Затем он прокричал еще что-то, чего я разобрать не мог.
Его приятели подхватили его под руки с обеих сторон и, отчаянно молотя ногами, принялись «буксировать» к берегу.
А он все кричал, вернее, стонал на какой-то пронзительной ноте:
– Челюсти... Челюсти...
Все пловцы, находившиеся в тот момент в реке, энергично, скорее, даже панически, устремились к берегу. Сюда же направились все лодки и катамараны. Мальчишки, оседлавшие ветви ивы, спешно продвигались к лужайке. Гулявшие по дорожкам замерли на своих местах, обратив недоуменные взоры к реке.
Вот кричавшего ныряльщика подтянули к берегу и выволокли на траву...
Нижняя часть его правой ноги была залита кровью, а ступня, казалось, висела на одних сухожилиях.
Вокруг начала собираться толпа, разбухавшая с каждой минутой. Некоторые на ходу доставали мобильники, собираясь, очевидно, вызвать «Скорую». Кстати говоря, одна из машин с красным крестом обычно дежурила у центрального входа.
И точно, вскоре в той стороне послышался вой сирены. Еще немного, и медицинский «уазик» подлетел через расступившуюся толпу к несчастному.
Крики пострадавшего стихли – очевидно, ему сделали обезболивающий укол. Хлопнули дверцы, снова завыла сирена, и машина помчалась в обратном направлении.
Тут же толпа начала быстро рассасываться, люди двигались к выходу из парка, обсуждая на все лады ужасное происшествие.
Парк пустел буквально на глазах.
– Похоже, Багрика снова ожидает бессонная ночь, – предположил я.
– Не удивлюсь, если окажется, что несчастный ныряльщик приехал из Питера, – высказала неожиданную версию Клара.
28. «ДОМ СОЦИАЛИЗМА»
В своем «выходном» бирюзовом платье Клара вполне соответствовала стилю элегантно-утонченной представительницы мегаполиса. За то непродолжительное время, что еще оставалось у нас на сборы, она успела соорудить подобающую случаю прическу и навести макияж. Не слишком пышный, но со вкусом подобранный букет гладиолусов, который мы купили по дороге, еще нагляднее подчеркивал праздничность ее облика.
Я тоже постарался быть на высоте положения, облачившись в светлый и легкий летний костюм.
