Текст книги "Доказательство рыцарства (СИ)"
Автор книги: Lait_A
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
– Так вот ты какая! Девочка-полукровка, единственная, кто унаследовал сквозь долгую цепь вашего паршивого рода запах Алекса! Сын был прав… Не дурна! Но… Тебе все равно не выжить! – рявкнула вдруг женщина, подлетая к потолку. – Ибо тебя сломают твои же страхи! Как и всех вас!
Призрак уже исчез, а эхо ее крика все еще носилось по пустому подземелью, заставляя неосознанно ежиться.
– Больная сука! – выдохнул сквозь зубы Андрей. Я глянула на него. – Я не ругаюсь, а называю ее видовую принадлежность.
– Констанция, мать Константина, была на половину оборотнем, – пояснил прадед. – И по всей видимости, стала новым олицетворением для белладонны, цветка смерти.
Эта сумасшедшая – мать Бладрейна?! В таком случае ничего удивительного в том, кем потом стал ее сын. С такой-то наследственностью! А так же становились понятны цвет глаз и узкие зрачки Артема, которому через отца передалась небольшая часть генов оборотня.
– Так! – Бессмертный встал рядом со мной, касаясь плечом. – В легендарном кругу было шесть цветов: роза, – он указал на ближайшую к нему дверь, – плющ, шиповник, эдельвейс, ирис и белладонна. Ты помнишь, что они олицетворяли?
– Нужно было лучше отца слушать! – не упустил возможности поиздеваться блондин.
– Я прогулял тот урок! – нахально сверкнул улыбкой брюнет. – Я думаю, нужно определиться, кто в какую дверь пойдет. Нас-то как раз шестеро. Просто судьба, что Сара поехала с нами…
– Она не поехала! А тайком пробралась в самолет! – тут же вспылил его брат. Но быстро вздохнул, извинился перед девушкой ласковым прикосновением к талии и продолжил: – Роза – это символ Марии Магдалины, она же прототип принцессы Брайер Роуз. По преданию богиня Флора подарила ей терновую розу, дабы защищать людей. Защита. Это ты, Анетт. Других вариантов у меня нет.
– Согласен, – кивнул прадед. – Ты защищаешь нашу расу и семью. Это главная черта твоего характера – стремление защищать.
Я просто кивнула – им со стороны виднее. На моей двери была нарисована в пол-оборота стройная шатенка с длинными волосами, в легком, развивающемся платье. А вокруг нее кружились лепестки роз.
– Плющ – это сестра Роуз, Айви, та, про которую придумал сказку Никодим. В жизни ее звали Велина, и она была сестрой Марии и спутницей моего сына. Она была его любовью, его жизнью… – Мастер неуловимо быстро вздохнул, но тут же вернулся к прежнему тону повествования. – Она умерла от старости, и позже он часто говорил о том, что с ней становился лучше – человечнее…
– А в сказке принцесса Айви своим поцелуем превратила Принца-лягушонка в человека! – досказала я. – Вот оно! Умение пробуждать человечность! Это ты, Сара.
Девушка смутилась, но возражать не стала. Все кивнули – это настолько не подлежало сомнению, что даже другой кандидатуры не возникло. Больше просто некому. Она же вернула нашему Мастеру его утраченную человечность. Пусть не совсем еще, но все-таки это лучше, чем ничего.
На ее двери изображалась ярко-рыжая, пронзительно зеленоглазая девица в темно-зеленом платье и вся увитая плющом. Ее лукавое выражение лица было довольно забавным, словно она смеялась над нами, прямо так – с картинки.
– Дальше шиповник. Его олицетворением был принц Росс, а теперь… – Блондин оглянулся на дверь и замер. Высокая, рыжеватая женщина была нарисована на ней. Светлое платье странного покроя и приятное лицо с даже на картинки мягкими руками. – Это моя мать.
Лавьер несколько побледнел и невольно прикоснулся к рисунку, с которого на него смотрела та, что когда-то очень давно дала ему жизнь. В этом простом жесте было столько всего, что у меня невольно навернулись слезы. Что уж говорить про милую Сару, которая уже вовсю разводила сырость. Мастер постарался улыбнуться ей, но уголки его губ предательски ползли вниз.
Как горе нас меняет, подумала я. Именно сейчас, глядя на портрет своей матери, Александр Ровель Лавьер был как никогда похож на обычного человека, боль от потери у которого так и не прошла.
– Персида?! – удивился Максим, оглядываясь. – Да, правда. Тогда это энергичность. Твоя мать была самой бойкой и смелой женщиной, которую я когда-либо видел.
– Это ты, Андрей, – словно отгоняя воспоминания, тряхнул головой блондин.
– Почему? – удивился дед.
– Потому. Еще когда человеком был, у тебя словно шило в одном месте играло! – усмехнулся его отец, потрепав уже взрослого мужчину по макушке. – Только ты мог, узнав, что стал вампиром, заявить «Бессмертие не порок, а…» – Прадед покосился на меня и Сару и приглушенно кхекнул, намекая на неприличность продолжения.
Его сын пожал плечами и отпираться более не стал.
– Эдельвейс – принцесса Белоснежка. Обладательницей этого цветка в нашей семье была Сара, моя жена и мать Софии.
Дмитрий неосознанно взглянул на дверь. Там, в окружении белых цветов, в простом белом платье, стояла светловолосая женщина, улыбающаяся с картинки.
– Почему она… блондинка? Сара была зеленоглазой брюнеткой! – удивился он.
– Потому что она поседела во время родов, – скупо и сухо бросил Лавьер, глянув на свою нынешнюю Сару.
Та внимательно разглядывала портрет тески и прикоснулась пальчиками к нему, чтобы тут же испуганно их отдернуть.
– Холодная! – воскликнула она.
– Значение эдельвейса – спокойствие, невозмутимость. Макс, это твоя дверь. – Александр посмотрел на брата. Бессмертный кивнул, соглашаясь. Вот уж действительно, кто всегда спокоен! – Дальше идет ирис – его обладательницей была принцесса Рапунцель, или София, моя дочь и твоя спутница, Дмитрий. Ее силой была бескорыстность.
На двери изображалась темноволосая и кареглазая девушка, сидящая в темном платье в окружении светлых ирисов. Ее лицо не излучало ни радости, ни скорби. Оно было просто приятным. И чем-то похожим на мое.
– Это ты, внук, – глухо продолжил Лавьер, и мне резко захотелось его пожалеть: в один день он вспомнил всех, кого любил и кого потерял. Это тяжело даже для нашего великого и могучего. Особенно для него. – Ты как никто из нас похож на Софию. Она тоже всегда старалась помочь людям не из благородства, а просто потому, что так надо.
Дмитрий просто кивнул. И мы с Андреем одновременно подались к нему – только сын положил ему руку на плечо, а я обняла за талию, выражая свою поддержку. Прадед благодарно улыбнулся нам и поднял глаза на Мастера.
– Ну, а к Констанции загляну я, – ненатурально бодро оповестил он.
– Какая у нее сила? – спросила я, прищурившись.
– Хладнокровное убийство, – сверкнул улыбкой блондин и первым шагнул в свою дверь, брезгливо толкнув ногой портрет матери Константина.
– Удачи! – кивнул всем дед и зашел в свою.
– Осторожнее давайте! – погрозил мне и Саре прадед, прежде чем уйти.
– Давай, иди. Хочу убедиться, что с тобой все будет в порядке, – сказала я Саре.
Она порывисто меня обняла и махнула рукой Максиму. А потом глубоко вдохнула и исчезла за своей дверью.
– Месяц почти подошел к концу, – вдруг сказал Бессмертный.
– Какая разница, если я уже влюбилась?.. – усмехнулась я и отвернулась, чтобы уйти первой, а не видеть, как уходит он.
«Книга для всех – большое испытание!» – вспомнилось мне вдруг.
И я быстро метнулась назад, прижавшись губами к губам вампира, который провожал мою спину взглядом, а сейчас с удовольствием подхватил мой порыв. Но тут же оторвался, буквально насильно отлепившись от меня.
– Иди. Пусть будет что-то незаконченное, что-то, ради чего я тебя даже из Ада вытащу, если вдруг надумаешь сбежать от меня!
Я усмехнулась и почти влетела в свою дверь, окруженную лозами роз.
Я вернусь.
По крайней мере – очень постараюсь.
Комментарий к Глава 16. Круг Шести цветов. Я, как и всегда, прошу прощения за долгое отсутствие продолжения... У автора скоро концерт первокурсников намечается, поэтому главы пишутся медленно, но тщательно) Надеюсь, вам понравится)))
====== Глава 17. Хранители... Часть 1. ======
За дверью не оказалось ничего. Просто пустая комната, даже изнутри увитая лозами с красными бутонами роз. Их запах был настолько силен, что я непроизвольно схватилась за голову, которая потяжелела в разы. Повторно оглядевшись, я не увидела чего-то нового. Думала пройтись вдоль стен – вдруг здесь тайник или еще что-то?! – когда услышала из коридора:
– Мама?..
Я даже не успела сообразить, что такое страшное насторожило меня в надтреснутом голосе сына. Не помню, как оказалась в коридоре и с какой скоростью выбежала обратно в подземелье, но очень скоро впереди я увидела своего мальчика.
– Дарган!
– Мам…
Парень сделал еще шаг, но как-то тяжело, грузно, словно… ноги его не слушались. Не держали…
И только тут я заметила разодранную на груди рубашку, сквозь которую капала кровь, и красные же ручейки, что бежали вниз по руке сына, оставляя за ним цепочку из бурых капель. Локтем второй руки он опирался на стенку коридора.
– Дарган! Дар! – Я подбежала к нему, и ребенок навалился на меня всем весом. – Дар! В чем дело?! Откуда ты?.. Что случилось?!
– Я за вами… пошел… Но там… – Его стал колотить озноб, испарина выступила на бледном лице и висках. Он слабо махнул рукой в сторону остального подземелья, откуда, очевидно, пришел. – Мне больно, мам… Очень больно…
– Сынок! – Заметила, что плачу, только когда на руки стали падать холодные капли. Быстро разорвала его рубашку и с ужасом отшатнулась. Борозды поперек груди были настолько страшны и глубоки, словно над ним поработал оборотень. – Сына, все… все нормально будет! Сейчас перевяжем и…
– Мам… посмотри на меня, мам.
Я послушно оторвала глаза от разрывания собственной подкладки на куртке и перевела их на сына. Горький ком подкатил к горлу, я поняла, что начинаю задыхаться.
За все свои сто десять лет я не чувствовала приближения истерики и паники настолько четко и ярко.
Мой сын, мой мальчик умирал! И знал об этом. Из него с каждым вздохом уходила жизнь. Вытекала с кровью. Вылетала с воздухом. Испарялась с теплом.
– Сынок! – позвала я, легонько встряхивая своего ребенка за плечо.
Дарган медленно перевел взгляд на меня.
И перестал дышать.
– Дар! Дарган! – заорала я, в безумной попытке пытаясь растормошить его. – Дар! Нет! Пожалуйста, сынок! Вернись! Нет!..
Тело бездушно упало ко мне в объятья, а меня захлестнуло горем. Слезы лились сплошным потоком. Вместе с ними от стен отражались стоны отчаянья и боли, а эхо, словно в насмешку, гулко ходило по каменному подземелью, лишь усиливая чувство потери.
Никогда я не думала, что увижу это – смерть собственного ребенка… Всегда надеялась, что успею, что смогу защитить, что буду рядом в момент наивысшей опасности. Так я думала.
А теперь за мою самонадеянность расплачивается мой сын.
Мой мертвый сын!..
Из горла вырвался крик напополам с волчьим воем и рыком.
– Сынок!..
В какой момент пришло решение убить тех, кто отобрал у меня мое сокровище, я не могу сказать. Оно просто пришло.
На автомате проверив обоймы двух пистолетов, щелкнула предохранителем, но в кобуру убирать не стала. Привычная тяжесть в руках придала спокойствия – какого-то холодного и чужого, но столь необходимого сейчас.
И слезы высохли мгновенно.
У меня появилась цель. А значит, выполняя ее, я дойду до конца…
…Однако коридор и впрямь оказался почти бесконечным. После третьего поворота я резко остановилась. И было от чего.
На стенах, на полу и даже на потолке темными сгустками была размазана кровь.
Кровь тех, кто лежал передо мной.
Нина, Адель, Ирина, Натаниэль, Джек…
У меня подогнулись колени.
Потому что следом за ними лежал труп моей матери.
– Нет!.. Мама! – Я бросилась к ее телу и тут же с воплем отшатнулась.
Ее лицо было располосовано, а сердце выдрано. Оно покоилось рядом с рукой… моего мертвого отца.
– Папа!.. – машинально позвала я, уже умом начиная понимать, что он не отзовется.
…Марина, Рафаэль…
Увидев два трупа, что лежали друг на друге, словно один прикрывал другого, у меня уже вырвался не крик – хрип. Я не могла больше кричать… Это больше не спасало от горя и боли.
…Дмитрий, Андрей…
Мою сверхценность отобрали. Убили. Растерзали.
Но посмотрев чуть дальше, я поняла, что это еще не конец. Не предел.
…и Радомира.
Дочь лежала на спине, чуть в стороне ото всех остальных. Ее рука закрывала рану на груди, а глаза были открыты и смотрели в потолок. Так холодно и бездушно смотрели… Конечно. Ведь души там уже не осталось.
Я не могу описать, что я чувствовала в тот момент. Меня просто погребло под болью и горем, под отчаяньем и скорбью.
Словно меня привязали к камню и скинули в морскую пучину. И теперь она давила на грудь, мешала вздохнуть, закричать. Мешала мыслить, действовать. Мешала умереть от ужаса утрат.
Я потеряла всех, кого любила, кого готова была защищать до последнего вздоха.
Я потеряла опору.
Я лишилась семьи.
Я не хотела больше жить.
Нет тех, ради кого я жила на этом свете.
Я бездумно смотрела в стену, поглаживая волосы дочери, когда вдруг в мозгу вспыхнуло одно слово: “Месть!”
“Цель!” – тут же загорелось следующее.
Убийцы моей семьи…
И тут взгляд зацепился за картину в целом. И я поняла, что не так.
Трупов тех, кто напал на мою семью, не было.
НЕ БЫЛО!
Как отец, Дмитрий, Андрей, да даже Марина и Нина – я молчу уже о Радомире, которую готовили еще жестче, чем меня в свое время – могли умереть и при этом не забрать в три раза больше жизней своих врагов?!
Потому что их самих НЕ БЫЛО!
В один миг я вспомнила все: и странную пустую комнату, и одуряющий запах роз. И угрозу Констанции. «Тебя сломают твои же страхи!»
Это было правдой. Я сломалась от собственного, главнейшего страха.
Страха, панической боязни потерять семью.
– Это неправда, – прошептала я, поднимаясь с пола и осознавая истину. – Это все – неправда!
Я моргнула и… оказалась в той же комнате, с которой все это началось.
Аромат роз теперь был лишь слегка заметен, но серединка каждого бутона светилась мягким, приятным, теплым светом. А у противоположной входу стены стояло большое, в мой рост, зеркало.
Я решительно шагнула к нему. Сейчас, когда на грудь, мозг и психику ничего уже не давило – я знала, что все увиденное мною было иллюзией – я могла позволить себе решительность.
В гладкой поверхности, окруженной тяжелой рамой из резного темного дерева, отразилась невысокая, но подтянутая девушка, одетая в черную форму оперативного отдела Великого Мастера, к бокам которой крепились пистолеты и ножи, с темно-рыжими волосами и чуть красноватыми серыми глазами. Я редко обращаю пристальное внимание на свою внешность (если быть до конца откровенной, то я даже не вспомню, когда последний раз смотрелась в зеркало…), а потому и ярко выраженные скулы стали для меня новостью. Не помню, чтобы я так сильно худела!.. Это все от нервов, вспомнилась мне любимая фраза деда. Точно. Только от них.
– Ты молодец, – вдруг прозвучало справа от меня.
Руки машинально метнулись к пистолетам. Но тут же опустились обратно, ибо призраку они не страшны.
Она была как настоящая. Почти из плоти и крови, даже в одежде. Но от нее едва уловимо веяло холодом. Тем самым, что бывает только в том, другом – надеюсь, лучшем – мире. Такая же, как на картинке. Только теперь был заметен ее рыжий оттенок волос. И глубокая скорбь, что отразилась на лице еще при жизни.
– Ты ведь блудницей не была, да? – Почему-то из всего потока ругательств, возмущений и вопросов я выбрала именно этот.
– Нет. – Мария Магдалина грустно мотнула головой. – Но не будем об этом. Я была сестрой Велины, и, защищая ее и собственное дитя, пошла на соглашение с Никодимом. Я стала Хранительницей Терновой розы, а он – защитил мою сестру и ребенка, спрятав тем самым… – Магдалина осеклась, поняв, что уже сболтнула лишнего.
– Священный Грааль?! – Я так резко повернулась к ней, что молодая с виду девушка отшатнулась.
Вот, что имел в виду Никодим, говоря отцу про волшебную чашу! Грааль действительно никто и никогда – особенно церковь – не сможет найти, потому что вход в Некрополь нашего рода открывается только тем, кто знает, где искать его. И кто является Великим Мастером вампиров.
Священный Грааль – это не какая-то волшебная чашка. Священный Грааль – это человек. Женщина. Мать наследника Христа…
– Твой саркофаг здесь? – полюбопытствовала я.
Женщина кивнула, и мне показалось, что ей стало легче хотя бы просто от того, что хоть кто-то знает ее тайну, которую она скрывала всю жизнь до своей смерти… и после тоже. А ведь фанатики до сих пор ее преследуют, стараясь уничтожить следы ее существования… Люди – во всем такие люди.
– Никодим сделал для вас, наших новых преемников, вот такие диадемы.
Мария неслышно подплыла ко мне со спины и аккуратно, глядя на наше отражение в зеркале, одела на меня тонкую, прекрасную корону из белого золота, рубинов, бриллиантов и жемчуга.
– Зачем она мне? – Я поправила диадему на волосах.
– «В круге шесть цветов, но лишь пять имеют силу и право открыть тайник! Лишь пятеро окажутся достойными!», – процитировала она старшего сына Александра. – Иди. Удачи тебе, дочь Рафаэля. – Девушка показала рукой на зеркало, чья поверхность пошла рябью. – И прости за это жестокое испытание…
– Свои люди – сочтемся! – улыбнулась я, махнув ей рукой на прощание и проходя сквозь собственное отражение.
Не хотелось выпускать ее из рук до последнего. Он знал, нутром и шестым чувством ощущал, что за этими дверями ничего хорошего их ожидать не может. Еще эта Констанция…
Мужчина тряхнул головой.
Третья жена Александра никогда ему не нравилась. Слишком тщеславная, слишком амбициозная, слишком стервозная, слишком… похожая на Алекса в молодости. А значит, вряд ли несущая что-то хорошее. И кровь у нее поганая была. Что в последствии аукнулось всем потомкам Ровеля. Сторицей так аукнулось.
И даже после смерти эта гадина умудрилась попортить им жизнь. Воистину зло не дремлет.
Уже минута прошла с тех пор, как Анетт исчезла за своей дверью, и настала пора повернуться к своей. На двери с белыми эдельвейсами была нарисована вторая жена Александра – Сара. Это было странно, и Максим задумался об этом только сейчас: откуда могло взяться это изображение, если Никодим умер задолго до нее?..
Дверь поддалась с тихим шорохом. В комнате, куда она вела, было пусто и… прохладно. Обойдя помещение по периметру, бывший гладиатор ничего не обнаружил. Простучал каждый подозрительный камушек, и снова – ничего. Белые цветы, что росли сквозь кладку, легонько подсвечивали пространство вокруг себя, не помогая, но и не мешая, в общем-то.
Бессмертный вздохнул. И потянулся к ручке двери.
Тихий щелчок за спиной, и два дула пистолета уже смотрят в черноту коридора, что открылся прямо в стене. Секунда на размышление, и мужчина уже идет по потайному ходу, не боясь оступиться. Для вампиров не существует абсолютной темноты.
Как и абсолютной тишины.
А потому уже на третьей секунде Максим переходит на бег. И после двух поворотов замирает как вкопанный. Потому что видеть намного хуже, чем слышать. Потому что тогда, ориентируясь на слух, у него еще был шанс придумать оправдание…
Ему на какое-то мгновение показалось, что он уже это где-то видел. В своих снах. Когда-то давно, казалось – целую вечность назад. А на самом деле – едва ли месяц прошел.
И как оказалось – не казалось, простите за тавтологию.
Тогда он еще не верил своему счастью, что да, она рядом, она с ним, у него есть шанс быть вместе с ней. Пусть не вечность, но хотя бы месяц. Днем он постоянно был с ней, а ночью приходили кошмары. И в них он видел схожую картину…
Анетт Лайт была намертво придавлена к стене Правителем эльфийской державы и с жаром отвечала на его поцелуи. Руки ее бывшего мужа бесстыдно гуляли по телу полукровки, отчего ее колотила мелкая дрожь растущего возбуждения. Такая знакомая дрожь.
Максим вдохнул и резко выдохнул сквозь зубы. Парочка оторвалась друг от друга и обернулась на звук. Золотые глаза эльфа блеснули холодным, жалящим огнем победы, а стального цвета очи его любимой женщины сузились. Он достаточно хорошо ее узнал, чтобы понять: Правая рука Великого Мастера в ярости.
Их глаза встретились, и Анетт вдруг усмехнулась.
А потом расхохоталась. До слез, выступивших по уголкам глаз. Обидно и презрительно, словно уличила его в чем-то мерзком и недостойном… себя.
– Ты действительно думал, что я променяю его на тебя?.. – все еще смеясь, вопросила молодая с виду девушка, позволяя беловолосому мужчине обнять себя за талию. – Серьезно?! Семью, детей, любимого мужа, королевский трон – на тебя, всего лишь главу клана?!
Оскорбительный хохот снова вырвался наружу, и в этот раз даже Нуада улыбнулся, глядя на него с прекрасно заметным превосходством.
Бессмертный искренне хотел верить, что его лицо сейчас не выражает ровным счетом ничего.
Внутри что-то хрустнуло, сломалось, начало кровоточить. Так больно… Так непривычно больно!..
Но нужно ответить. Сохранить хотя бы остатки былого достоинства. Хотя бы перед этим гребанным Правителем.
– Я действительно так думал, Ани, родная, – тихо признался он, склоняя голову в прощальном жесте. – Желаю счастья.
Развернуться и исчезнуть в мраке коридора, остановиться лишь в комнате с белыми эдельвейсами, попытаться сохранить свое хваленное спокойствие и невозмутимость…
…А звонкий женский смех все еще летел ему в спину…
Мужчина с горьким стоном сполз по стене на пол.
Он понял, наконец, что так болело, мешало дышать.
Сердце.
То самое сердце, которое уже давно превратилось в камень. Которое он не чувствовал уже почти тысячу лет. До встречи с ней…
Бывший гладиатор, повинуясь чисто человеческой привычке, спрятал лицо в ладонях. Было слишком больно снова привыкать к тому тянущему чувству внутри, в районе груди. К хорошему, как он знал по опыту, быстро привыкаешь. Вот и он привык. Быть рядом с ней.
Он неосознанно приложил ладонь к сердцу, чтобы убедиться – бьется ли? – и наткнулся на небольшую выпуклость во внутреннем кармане легкой куртки.
Маленькое, шестнадцатого с половиной размера колечко из белого золота уютно упало в большую мужскую ладонь. Словно издевалось над вампиром, сердце которого начало замедлять свой бег, чтобы, причинив как можно больше страданий, остановиться лет эдак через пятьдесят. Бессмертный хотел подарить ей это кольцо сегодня, после того, как они бы нашли Книгу и распечатали ее силу, столь долго хранившуюся в артефакте. Сделал бы ей предложение, если потребовалось бы – дал время подумать…
Максим повертел ободок в пальцах и наткнулся глазами на россыпь мелких, насыщенно-голубых топазов, которые окружали небольшой, но аккуратный бриллиант в самом центре.
…Он впервые увидел ее в аэропорте Праги, куда его клан был вызван по приказу Мастера и по просьбе его Правой руки.
Анетт Лайт. Хрупкая фигурка еле заметна в толпе встречающих охранников и прочих, кто ожидал пассажиров бизнес-класса и частных самолетов. Белые волосы, черный мундир. «Увидишь – узнаешь!» Так сказал ему Мастер по телефону.
Максим прекрасно помнил тот момент, когда дотронулся до напряженного женского плеча, и она обернулась, автоматически перехватывая и пытаясь вывернуть ему руку. Его мышцы тоже сработали машинально, поэтому фокус не прошел. Но он увидел ее глаза.
Ярко-голубые, полные дикой, необузданной ярости, горящие леденящей душу ненавистью и решимостью, желанием растерзать, уничтожить своего врага, посмевшего покуситься на безопасность ее семьи и дочери. Серыми они стали много позднее, когда она осознала, что опасность миновала, что все в порядке и все целы…
Ярость.
Он оказался на ногах раньше, чем мысль оформилась до конца.
Там, с Нуадой, она тоже была в ярости, что он прервал их, однако, глаза ее все равно были серыми!..
– Это все ложь, – четко, больше для себя, чем для кого-то другого, произнес Максим в пустоту комнаты с белыми эдельвейсами. – Нуады здесь нет. Это все – иллюзия!
– Тогда почему ты так быстро ей поверил, Макс?
Вампир обернулся на спокойный женский голос. И тепло улыбнулся призраку.
Вторая жена Александра Лавьера Сара Дэнверс была одной из тех немногих, кто добился доверия Максима Бессмертного. Даже особо не напрягаясь. А сейчас она стояла на том самом месте, где до этого был вход в потайной коридор. Теперь там находилось высокое зеркало в тяжелой резной раме из темного дерева.
– Ты совсем не изменилась, – подходя поближе, сказал мужчина.
– Как и ты, – улыбнулась женщина. – Хотя нет, вру, изменился. Глаза. Сердце. Ты влюбился, мой друг, уже очень давно и сильно. – Сара склонила голову к плечу, как делала при жизни, когда что-то ее озадачивало. – Тогда почему ты так легко поддался своему страху? Почему не боролся?!
– Потому что в глубине души я никогда не верил, что она сможет меня полюбить. Меня, самого древнего вампира на земле. Того, кто убил людей больше, чем вся раса вампиров вместе взятая! Зачем я ей, Сара?.. У меня руки не то что по локоть – по плечи в крови! У меня даже души нет! Зачем я ей, когда я и умереть не могу?!
Сказать это вслух оказалось намного проще, чем признаться в этом самому себе. Легче было принять свой страх как данность.
– Я ведь просто мертвец, который по злобной шутке Судьбы остался ходить по миру, создавая иллюзию жизни. Зачем я ей?.. – продолжил Максим, но его прервал смех призрака.
– А ты никогда не думал, что твоя смерть – это последнее, что ей нужно в этой жизни? – Девушка перестала смеяться так же резко, как и начала. – Вижу, что не думал. Вы с Алексом все-таки родственники: он тоже спрашивал у меня об этом. Мол, я же мертвец, из-за меня ты можешь умереть, я ведь кровососущий монстр… Твой брат законченный эгоист, им был и им останется, только если моя теска не сумеет его исправить – на что я, признаться, очень надеюсь! Не становись таким же. Не отбирай у нее радость твоего существования. Просто будь с ней: без вопросов, без самобичевания и самокопания. Последнее – исключительно женский удел.
Бессмертный взглянул на давнюю подругу и хотел обнять, но вовремя остановился, вспомнив, что она – уже давно призрак, и подобный жест может ее сильно опечалить.
– Спасибо.
– Не за что. Подойди к зеркалу. – Девушка уступила ему место, и он увидел собственное отражение в блестящей поверхности. За его спиной показался прозрачный силуэт Сары. Она осторожно возложила ему на голову ажурную диадему, которая, коснувшись черных волос мужчины, блеснула и превратилась в свой мужской вариант, но такой же золотой, с крупными сапфирами и бриллиантами. – Это Никодим когда-то изготовил для нас. Теперь она – твоя.
– Но как? Никодим был уже мертв, когда появилась ты.
– Все началось еще с Персиды, матери Александра, его рассказов о ней. И тогда Никодим изготовил пять диадем для выдающихся женщин своего клана. В них он заключил важнейшие черты характера: энергичность, стремление защищать, человечность, невозмутимость, бескорыстность и… умение в случае необходимости хладнокровно убивать. Моя диадема и диадема моей дочки долгие годы оставались не активированными, потому что в чистом виде таких черт характера не было. И только после нашей смерти короны заработали, привязав наши души к себе и этому месту, назначив нас Хранителями как цветов из Круга, так и Книги. Ты же знаешь Никодима, он так любил все эти сказки… Любил настолько, что был гением. Так я стала Хранительницей Морозного эдельвейса, и теперь передаю эту корону тебе.
– Ты сказала, что диадем пять, – насторожился Бессмертный, оборачиваясь к призраку. – Но цветов – шесть.
– Никодим никогда не одобрял убийство. Пусть даже необходимое. Поэтому для этого качества короны нет. Констанцию здесь держит другое.
– Что?
– Меньше знаешь – крепче сплю. Ступай. Наше время ограничено.
– В нашем распоряжении вечность.
– Вот и не забывай об этом! – лукаво усмехнулась Сара, шутливо отвешивая ему неощутимый пинок. – Береги себя, мой друг. И ее береги.
– Спасибо, Сара, – искренне ответил мужчина. – Я никогда тебя не забуду, ты знаешь.
– Знаю. Передавай привет Алексу, – кивнула она, грустно улыбнувшись и помахав на прощанье прозрачной ручкой.
– Передам.
И шагнул в зеркальную гладь.
Цветы шиповника внутри пустой комнаты светились изнутри, становясь похожими на новогодние гирлянды. Очень мило, красиво и – вне всяких сомнений! – атмосферно, если бы не одно НО! А именно: пустая комната.
Щелкнув ногтем по ближайшему красному цветочку, который вопреки законам логики и ботаники отозвался мелодичным звоном, Андрей Лайт вздохнул. Ему не нравилось быть здесь. Он вообще не любил кладбища. А Некрополь рода Ровеля был одним сплошным огромным кладбищем. Городом мертвых тех, кого их семья любила и безвременно потеряла.
Он думал о том, чтобы выйти, когда гробовую тишину подземелья прорезал женский крик. Мужчине хватило доли секунды, чтобы узнать его. И еще секунда ушла на то, чтобы выбить дверь, увитую розами.
То, что он увидел, заставило вечно молодого и жизнерадостного вампира застыть на месте.
Его внучка, его милая, маленькая, самая любимая внучка была прибита к стенке деревянным колом, вогнанным точно в сердце. Голова была безвольно опущена на грудь, а рыжие локоны, собранные в небрежный хвост, полностью закрывали лицо.
Подскочить к ней, вынуть кол, подхватить женское тело и… упасть на колени, потому что даже у вампиров есть предел стойкости.
Мужчина крепче прижал к себе девушку, утыкаясь носом в еще теплую шею. От осознания, от наступившей боли, горя и отчаянья не получалось даже закричать – настолько по нему ударила смерть внучки.
…Возможно, это было неправильно – выделять Ани на фоне остальных внуков, но Андрей никогда не мог вести себя иначе.
Просто увидев этот маленький, сморщенный, орущий дурным голосом сверток, он привязался к ней так, как ни к кому никогда не привязывался. Даже к отцу. Как человеческому, так и вампирскому.
Он был рядом с ней всегда: когда она впервые пошла, заговорила, научилась держать оружие и стала читать. Всегда первым приходил на помощь и редко в чем-то отказывал, хотя, возможно, порой стоило это делать. И свою любовь он всегда старался скрыть за ехидством и сарказмом, потому что не привык к кому-то проявлять столь сильное чувство.
И тем страшнее для него было известие о Бладрейне, о том, что он сделал с его маленькой Ани… Андрей Лайт тогда впервые не совладал с эмоциями, отчего все вампиры в радиусе трех десятков километров потеряли дар. Страшно, но… Ужасало другое: он так боялся не успеть ей помочь!.. Но повезло – успел, однако, Константин уже сбежал и пропал, сколько они с Дмитрием его не искали.
Посему еще приятнее через тридцать лет было видеть, как корчится в цепях тюрьмы это дьявольское отродье.
Видеть и наслаждаться зрелищем.
Теперь он четко осознавал – его единственным страхом была потеря обожаемой внучки. Наверное, поэтому он морщился, когда она объявляла о свадьбе с Нуадой. И поэтому сейчас в штыки воспринял Максима, ведь этот во всех смыслах бессмертный тоже хочет отобрать у него Анетт. И Андрей прекрасно осознавал, что с этим вампиром спорить будет не долго: слишком заметна его любовь к внучке, слишком они похожи. Они просто одинаково сильно любят ее. Только Лайт – как дед, а Максим – как мужчина…
