Текст книги "Вопрос цены (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Четвуд-Парк был слишком лакомым и статусным объектом – каждый лорд мечтал его приобрести, – и, чтобы исключить злоупотребления и недовольство, право купли имения неизменно разыгрывалось среди высших лордов в лотерею. Два года назад удача улыбнулась лорду ван дер Мееру.

Узнав о том, что поместье его наставника соседствует с фамильным имением его кумира, Седрик загорелся идеей пройти первый оммаж у древа жизни последнего. Лорд ван дер Меер принял предложение на ура.

Кеймтон-Хаус был открыт для посетителей только по предварительной записи, чтобы избежать столпотворения и превращения «святого места» в туристический аттракцион. Осматривать поместье баронетам разрешалось только в сопровождении наставника, а лордам без подопечных – и вовсе наедине, чтобы в тишине и отрешённости от суеты и толчеи проникнуться духом и величием этого места. На ближайшие три месяца все часы посещения были безнадёжно заняты: осень – пора повального «паломничества» к месту рождения лорда Кейма, которое тоже входило в инициацию новоиспечённых баронетов. Но оммаж столько ждать не мог, и лорд ван дер Меер, беззастенчиво воспользовавшись своим соседским положением и задействовав всё своё голландское обаяние, договорился со смотрителем о визите в семь утра, за два часа до официального открытия. Большой поклонник ходьбы и бега, лорд предложил заменить утреннюю пробежку пешим походом к месту будущего оммажа. Седрик, желая сделать этот день незабываемым во всех отношениях, с радостью согласился. Отправились на рассвете – Кеймтон-Хаус находился в добрых пяти милях от Четвуд-Парка.

Быстро миновав небольшую сонную деревеньку, отделявшую Четвуд от Кеймтона, с её каменными, увитыми плющом и розовыми кустами домиками, ухоженными садиками, живыми изгородями и старинной церквушкой на главной площади, они вышли на просёлочную дорогу. Дорога вела через низину, извиваясь среди невысоких, поросших вереском холмов, с которых открывалась пасторальная, типично английская панорама: редкие разбросанные фермы, колосящиеся поля и сочно-изумрудные луга с белыми облачками скученных овечек – Англия блюла своё историческое наследие не менее рьяно, чем Франция. Но была и существенная разница – государство здесь всесторонне поддерживала Корпорация, для которой Англия, подарившая миру Великого лорда, была символическим родовым гнездом, «из которого мы все вышли». Лорды-космополиты, не имевшие корней и сделавшие себя сами, испытывали сильнейшую ностальгию по «фамильному наследию» и всё своё неутолённое чувство семейной принадлежности сублимировали в «Англию времён лорда Кейма», на консервацию которой выделялись баснословные суммы – во времена, когда каждый дюйм земли, из-за её острейшей нехватки, был золотоносной жилой, безмятежно разгуливающие по бескрайним полям овечки влетали в копеечку.

Всю дорогу лорд ван дер Меер развлекал Седрика историями из жизни соседского поместья, которые из-за частых бесчисленных пересказов успели обрасти столь удивительными подробностями, одна другой невероятней, что уже походили на легенды. Больше всего Седрика будоражила история возникновения одной из самых знаменитых и красивых корпоративных традиций, истоки которой находились здесь, на родине лорда Кейма, – посадка дерева жизни. Седрик настолько её любил, что знал на память и сам мог бы поведать кому угодно, но лорд ван дер Меер был отличным рассказчиком, и Седрик с трепетом истого фаната внимал сто первой интерпретации любимого произведения, пытаясь открыть для себя новые, неведомые ранее нюансы и ноты.

Традиция эта была основана лордом Йостом – воспитанником, соратником и спутником жизни лорда Кейма. «Кристиан был великим человеком, – сказал он в своей знаменитой прощальной речи. – А великие люди не умирают. Они просто меняют способ своего служения человечеству. Даже в смерти он думал о других – предпочёл кремацию, чтобы сберечь столь драгоценную землю для нужд живых. Но его последняя воля – не последнее его деяние на благо человечества». С этими словами лорд Йост высыпал из урны прах своего наставника в подготовленную яму и водрузил сверху молодое деревце. «Его дело будет жить в нас, а он сам – в этом дубе. Дуб – особенное дерево. Он олицетворяет мощь, силу, твёрдость, стойкость и первозданное мужское начало – всё то, чем так славился Кристиан. В дубах обитают боги. И те, кто с ними сравнялись».

Похороны лорда Кейма и речь лорда Йоста произвели на живых столь неизгладимое впечатление, что с тех пор все лорды-по-заслугам завершали свой земной путь так же, как и жили – горели, а не гнили, предпочитая традиционному погребению экологически чистую и этически корректную кремацию. Они оставляли после себя не только дело, но и древо жизни – нет лучшего последнего пристанища для настоящего лорда, чем священный дуб. В каждом значимом европейском городе Корпорация покупала землю под рощи славы, где каждому из местных лордов выделялся участок, на котором их воспитанники после их смерти сажали в память о них дуб.

За очередным крутым поворотом показались высокие, в полтора человеческих роста, старинные чугунные ворота, левую створку которых украшала корона эрлов Кеймтона, а правую – логотип Корпорации.

В привратницкой у входа их встречал сам смотритель, старый почтенный лорд. Пенсия как награда за труды и стиль жизни существовала для тех, кто свои лучшие годы вынужден был потратить на чужое, а оттого изнуряющее и бессмысленное занятие, от которого на склоне лет имел полное право отдохнуть. Лорды-по-заслугам всю жизнь не работали, а играли в любимую игру, и в отдыхе они не нуждались, даже в весьма преклонном возрасте. Они просто меняли игру – передавали дело своей жизни в надёжные руки воспитанных самолично преемников, а сами предавались делам не столь великим, но не менее важным: благотворительности, волонтёрству, просвещению и прочей почётной и социально значимой деятельности. Лорд Брэдли, смотритель Кеймтон-Хауса, в прошлом возглавлявший Тринити-колледж Кембриджского университета, был страстным знатоком английской истории и сейчас на добровольных началах, вдобавок к своим основным обязанностям, проводил для «паломников» экскурсии по «святой обители».

Обменявшись со смотрителем приветствиями, лорд ван дер Меер представил ему Седрика и объяснил цель их визита.

– Мы первым делом к Дубу, – сказал он. – Поместье посмотрим после.

Смотритель кивнул, пропуская их внутрь.

– Тогда не буду вам мешать. Дорогу вы знаете.

Лорд ван дер Меер поблагодарил, и они с Седриком неспешным шагом направились по усаженной вековыми каштанами подъездной аллее к главной цели своего путешествия. Шли молча. Седрик, преисполнившись торжественности момента, ушёл в себя, настраиваясь на предстоящий обряд, а лорд, видимо, почувствовав это, не хотел ему мешать, а может, и сам нуждался в моральной подготовке не меньше. Чтобы унять волнение и не отвлекаться на мелкие суетные мысли, недостойные предстоящего ритуала, Седрик сосредоточился на пейзаже.

Сегодня всё было особенным – под стать событию. Утро, несмотря на раннее время, выдалось солнечное, яркое, бодряще-свежее. Птицы приветствовали радостным заливистым щебетом не только новый день, но и начало новой жизни Седрика. На бархатных изумрудных лужайках крохотными бриллиантами поблёскивали капельки утренней росы, суля избранному путнику несметные сокровища на его пути. И казалось, что даже солнце сегодня взошло исключительно для того, чтобы осветить ему дорогу к мечте. В воздухе пьяняще пахло свежескошенной травой – Седрика этот запах сводил с ума, уже ради него одного стоило переехать в Англию: в родных краях, в Гранд-Шампани, под палящим южным солнцем трава выгорала очень быстро, едва успев зазеленеть. Здесь же даже в конце августа она оставалась в полном соку.

– Это он, – негромко и с большим почтением, которое чувствовалось даже в таких скупых словах, нарушил сакральное молчание лорд ван дер Меер, кивая на мощное дерево на горизонте.

Седрик посмотрел в указанном направлении, и сердце его учащённо забилось. Да, это мог быть только он.

В прекрасном месте и в достойном облике возродился к жизни человек-легенда – прах великого лорда послужил удобрением великому дереву. Посреди открытой, светлой, безупречно ровной и ухоженной английской лужайки гордо возвышался черешчатый дуб, впитавший в себя лучшие качества своего «донора»: мощный, высокий, с крепким стройным стволом и широкой раскидистой кроной, он и сам походил на лорда. Рядом рос ещё один, высаженный тремя годами позже – дерево жизни лорда Йоста. Оба дуба разрослись, переплелись ветвями, и сейчас Седрику казалось, что это не ветер перебирает и шелестит матовой тёмно-зелёной листвой, а два великих и достойных человека продолжают начатую ещё при жизни тихую и неспешную беседу. Чуть поодаль, словно не желая мешать им, тянулись к небу сравнительно молодые и немногочисленные – пока – дубки – преданные последователи Великого лорда, которые и после смерти хранили ему верность. Только Верховные и особо заслуженные высшие лорды удостаивались подобной посмертной чести – права прорасти и «вернуться в строй» рядом с лордом Кеймом, как это было при жизни.

Они приблизились к Дубу. Лорд ван дер Меер остановился в сени ветвей, Седрик же подошёл к дубу вплотную, прикоснулся к стволу, осторожно провёл ладонью по шероховатой тёмной коре. Взгляд задержался на аккуратной табличке из бронзы, прикреплённой к одной из нижних ветвей: «В этом дубе с 3-го апреля 20.. года живёт и продолжает служить человечеству лорд по рождению и лорд по заслугам Кристиан Уильям Малкольм Кейм». Седрик прижался щекой к стволу, на мгновение прикрыл глаза, но тут же, устыдившись своей чрезмерной сентиментальности, отступил в сторону. Под каблуком что-то хрустнуло. Седрик, мельком взглянув под ноги, тут же отпрянул, будто наступил на ядовитую змею, а не на безобидный жёлудь. Видно, ужас, обуявший его от осознания своего непреднамеренного кощунства – из желудей с дуба лорда Кейма выращивали саженцы древ жизни для остальных лордов, а потому они были не менее святы, – слишком явно отобразился на лице Седрика, потому что лорд ван дер Меер тут же поспешил его успокоить: «Ничего страшного. Это первые жёлуди, слишком слабые и подпорченные вредителями, а потому непригодные для проращивания. Высевают только поздние, самые спелые, крупные и здоровые плоды». Седрик невольно улыбнулся – в Корпорации даже жёлуди проходили строгий отбор. От слов наставника у Седрика отлегло от сердца, но он всё же принялся подбирать неудавшихся «баронетов» и складывать их в небольшое, образованное корнями углубление рядом с дубом – собирая жёлуди, он собирался с духом.

Последний жёлудь увенчал импровизированную «братскую могилу». Седрик выпрямился. Пора. Дольше тянуть нельзя – лорд, чего доброго, ещё подумает, что он колеблется.

Воспитанник добровольно отдаёт себя в наставничество, потому и оммаж начинает он. Дух превалирует над материей, поэтому сначала, в первом оммаже, баронет отдаёт лорду себя и лишь во втором предлагает ему своё тело. Седрик подошёл к наставнику.

Лорд ван дер Меер стоял неподвижно. Бесстрастное лицо, гордо вскинутый подбородок, устремлённый в даль взгляд. Настоящий лорд, который носит свой титул по заслугам. Такому не зазорно покориться и в радость отдаться. Седрик, признавая верховенство наставника и обязуясь ему подчиняться, опустился перед ним на колено и протянул к нему сложенные ладони.

– Сим отдаю себя, мой лорд, – срывающимся от волнения голосом начал Седрик клятву воспитанника, заученную так, что он мог бы повторить её даже в беспамятстве, – под ваше покровительство и наставничество, дабы под вашим чутким и мудрым руководством стать настоящим мужчиной. Обязуюсь с должным тщанием, послушанием и прилежанием исполнять свои обязанности воспитанника и с честью носить титул баронета-по-заслугам. Клянусь сделать всё от меня зависящее, чтобы оправдать те честь и доверие, которые вы мне оказываете, соглашаясь стать моим наставником.

Лорд взял его руки в свои и, сомкнув поверх них ладони, произнёс свою часть формулы посвящения:

– Сим беру вас, баронет, под своё покровительство и наставничество, дабы учить и направлять вас на пути к вашей цели. Обязуюсь исправно и самоотверженно исполнять свой долг наставника, в чём бы он ни состоял. Клянусь сделать всё от меня зависящее, чтобы оправдать те честь и доверие, которые вы мне оказываете, соглашаясь стать моим подопечным.

Закончив клятву, лорд рывком, за руки, так что затрещали суставы, поднял Седрика на ноги, тем самым обязуясь поднять его до своего уровня, но при этом давая понять, что наставничество это мягким и щадящим не будет. В знак того, что он берёт Седрика под свою опеку и покровительство, лорд обнял его, после чего надел ему на безымянный палец правой руки кольцо баронета.

– Носите это кольцо с честью и достоинством, – сказал лорд. – Приумножьте его возможности, чтобы, когда придёт время, передать его по наследству другим достойным.

Оммаж запечатал поцелуй в губы – отныне они одно целое.

Церемония оммажа, скрепляющего договор наставничества, – как и всё прочее психологическое сопровождение корпоративной идеологии, – была разработана апологетом корпоративной философии и большим приверженцем доктрины лорда Кейма, знаменитым профессором, доктором психологии Тило Вальдорффом. Они были отличным тандемом – лорд Кейм и профессор Вальдорфф, два гения-харизматика, определивших в двадцать первом веке век двадцать второй: первый генерировал философские идеи, второй своими уникальными психологическими разработками обеспечивал их практическую реализацию. Седрик уже достаточно прочёл психологической литературы, чтобы понимать, как это работает. Но тем не менее вынужден был признать: это работает – знание законов магии от действия магии не защищает. Корпоративный оммаж, как и его средневековый предшественник, был полон символизма – каждый жест в этом обряде имел значение, каждое слово здесь несло глубокий смысл. Древняя символика обряда, архаика приносимой клятвы взывали к вытесненным в подсознание, а оттого ещё более сильным и действенным первобытным архетипам.

Только сейчас, пройдя этот обряд лично, Седрик сполна оценил главное требование к оммажу.

«Наставничество – не брак», – говорил лорд Кейм. «А оммаж – не бракосочетание», – вторил ему профессор Вальдорфф. Оммаж – обряд интимный, касается только двоих, а потому совершается наставником и его будущим подопечным наедине, без свидетелей и праздных соглядатаев. Брак легко и просто можно расторгнуть, потому что клятвы, приносимые в нём, как и сам обряд бракосочетания, – всего лишь шоу, игра на публику. Жених слово дал, жених слово взял. Брачная клятва – дежурная реплика, эвфемизм для «Кушать подано»: сигнал для гостей, что с формальностями покончено и можно за стол. Брачный контракт, как и любой другой деловой договор, тоже можно расторгнуть, пусть и в ущерб себе, – даже договор наставничества. Но как разорвать ту мощную невидимую связь, которую Седрик сейчас так явственно ощущал и которой они с лордом ван дер Меером отныне связаны воедино? Они обещали не обществу, не друзьям, не родителям и даже не Корпорации – они обещали друг другу, а значит, себе. Нет никаких свидетелей их клятвы, никаких скреплённых подписями и печатями и заверенных нотариусом договоров и прочих гарантий. Но сильнее данной ими друг другу клятвы нет ничего. Клятва эта, как могущественный демон, вызвана к жизни древним умелым заклинанием, усиленным архетипом и символикой древнейшего обряда, из недр подсознания, чтобы вернуться в него обратно – уже обновлённой, возрождённой, напитавшейся свежей юной энергией на пике её потенции.

Пройдут столетия, канут в небытие Седрик, лорд ван дер Меер, профессор Вальдорфф и даже лорд Кейм, исчезнет не только с лица земли – из памяти людской сама Корпорация, но принесённая ими клятва, вернувшись к истокам – в океан коллективного бессознательного, к своим знаменитым предшественникам: сложенным рукам, протянутым пленником к завоевателю, рабом к господину, вассалом к сеньору, – будет жить и приноситься вечно.

***

«Библия от лорда Кейма» гласила: «И оставит баронет отца и мать своих, покинет дом свой и страну свою и станет единым с лордом своим, ибо отныне сообщество лордов – его семья, Корпорация – его дом, а весь мир – его родина».

Новый дом, новый статус, новый титул. Баронет-по-заслугам. Третий баронет ван дер Меер.

Седрик вместе с наставником осматривал своё новое пристанище на ближайшие пять лет, пробовал на вкус своё новое имя, то и дело бросая украдкой взгляд на безымянный палец правой руки, который теперь украшала скромная платиновая печатка с корпоративным логотипом – тремя переплетёнными полукружиями, аббревиатурой «ССС – Capabilities Capital Corporation». Перстень этот, в отличие от остальных символов обряда «оммаж и фуа», имел, прежде всего, практическую ценность. Такую печатку носили все лорды-по-заслугам и их воспитанники, и на корпоративном сленге она именовалась «кольцом всевластия», что было весьма недалеко от истины. Кольцо это удостоверяло личность своего владельца, скрепляло электронной подписью и печатью все документы, подписывать которые он имел право, служило кредитной картой и пропуском во все места, в которые у его владельца имелся допуск. Встроенный в печатку электронный чип перед каждым её использованием считывал данные о ДНК и самочувствии носителя: на чужом или мёртвом пальце, равно как и на пальце больного, пьяного, бесчувственного или даже просто испуганного владельца все функции печатки мгновенно блокировались, тем самым исключая любые возможности её незаконного использования и защищая владельца от фатальных последствий решений и обязательств, принятых в состоянии, далёком от «здравого ума и трезвой памяти». Кольцо баронета, правда, предлагало на порядок меньше возможностей, вернее, функции были те же, но ограничивались статусом владельца.

Внешне кольца баронетов ничем не отличались от колец лордов: единый дизайн – символ корпоративной принадлежности. Общим было и требование носить печатку на правой руке – «наше дело правое». Отличие в рангах проявлялось в пальце, на который надевалось кольцо, а это, в свою очередь, зависело от положения, занимаемого его владельцем в Корпорации. Лорды-по-заслугам носили печатку на указательном пальце – в знак того, что они имеют право указывать, баронеты – на безымянном: пока они всего лишь воспитанники, у них нет власти, а значит, и «имени». Особняком стояли Верховные лорды, члены Совета двенадцати – правления Корпорации, носившие печатку на среднем пальце: как символ того, что они уравновешивают мир – по официальной версии, но преобладала, конечно, неофициальная – Верховные лорды имеют всех.

Лорд ван дер Меер открыл очередную дверь на втором этаже своего необъятного дома.

– Это ваша спальня, баронет.

Интересный поворот.

– Я… буду спать отдельно?

– Вам решать, – пожал плечами лорд. – Наставничество – дело добровольное. Но я, разумеется, буду очень рад, если вы захотите присоединиться ко мне. В любом случае, инициатива должна исходить от вас – таковы правила, и отступать от них я не намерен.

Седрик знал. И постучался к наставнику той же ночью. Не от желания подчеркнуть свою лояльность – просто от желания: Седрик хотел этого сам, с того момента, как впервые увидел лорда. Лорд был заметно удивлён – видимо, такая поспешность в отношениях наставников и воспитанников была редкостью, – но и польщён тоже – видно, его прежние воспитанники не баловали его подобного рода вниманием уже в первый день наставничества.

– Я пришёл просить вас, мой лорд, – начал Седрик второй оммаж, – научить меня всему, что должно знать и уметь настоящему мужчине.

Довольно странно было обращаться к наставнику на «вы» в подобной ситуации и с подобной просьбой, но таковы были правила, и Седрик принимал их безоговорочно. Лорды говорили на равных только с лордами. Они слишком уважали себя, чтобы позволить тем, кто находился заведомо ниже их, «тыкать» себе, и достаточно уважали своих будущих соратников и преемников, чтобы «тыкать» им в ответ на их «выканье». Иерархия в отношениях наставника и подопечного блюлась неукоснительно – всегда, везде и во всём. Даже в постели. Особенно в постели. Одним из первых уроков, которые намертво вдалбливались лордами в головы баронетов, было то, что «секс – не повод для знакомства» и тем более для равноправия в отношениях. Равноправие надо было заслужить. Секс к подобным заслугам не относился. К тому же, как подозревал Седрик, строгое соблюдение «постельного этикета» преследовало ещё одну цель, о которой открыто не говорили, – профилактика и предупреждение «неуставных отношений» между лордами и баронетами: романтическая влюблённость в наставников всегда была свойственна молодёжи, но неприступный барьер из вежливости даже в те моменты, когда наставник с подопечным забывали себя, не давал им окончательно забыться и потерять голову за пределами постели.

– Желание ваше понятно – и весьма похвально. – Голос лорда звучал торжественно, под стать его просьбе, но Седрика не покидало ощущение, что лорда этот ритуал забавляет – возможно, на эту мысль его навели озорные бесенята, плясавшие в уголках глаз наставника даже в такой момент. – Но прежде я должен убедиться, – лорд посерьёзнел, – что оно обусловлено чистым желанием – и ничем больше.

Седрик не знал, что, вернее, как на это ответить, – памятка воспитанника содержала только вопрос. Ответ на него предстояло найти самостоятельно. Седрик решил действовать по наитию. Рука сама потянулась к руке наставника. Седрик взял в руку сухую и горячую ладонь лорда и молча положил её себе в низ живота.

– Нужны ещё какие-нибудь доказательства, мой лорд? – Сгорая не столько от стыда, сколько от осознания собственной смелости и дерзости, Седрик всё же заставил себя не отвести взгляд.

– Этого достаточно, – ответил лорд, и в голосе его прорезалась заметная хрипотца.

На этом запас куража Седрика исчерпался. Дальнейшее «командование» взял на себя лорд. В «наступление» в ту ночь он так и не пошёл – лорд не спешил брать крепость, которая сама сдала ему ключи. Вместо этого он ограничился «рекогносцировкой». Впрочем, даже эти первые осторожные вылазки на секретные территории друг друга и робкое несмелое постижение первых азов тактики и стратегии ведения «настоящего рыцарского поединка» принесли Седрику вожделенный «трофей». От ответной «сатисфакции», благородно предложенной Седриком, лорд отказался: «Не спешите, баронет. В рыцарском турнире главное – участие, а не победа. Но я, безусловно, буду счастлив, когда вы созреете вручить мне главный приз».

Ждать лорду пришлось недолго. Он оказался настолько чутким наставником и превосходным спарринг-партнёром, что уже к концу первой недели интенсивных «тренировок» Седрик настолько поднаторел в «учениях», что преисполнился решимости – и желания – закрепить полученные знания «в бою».

– Мне остаётся только надеяться, баронет, – сказал лорд, прежде чем ринуться в «атаку», – что в остальных областях обучения вы проявите не меньшие пыл и рвение.

«Турнир» состоялся в воскресенье. А в понедельник утром после завтрака лорд пригласил Седрика к себе в кабинет.

– Введение закончилось, – сказал он. – С этого дня начинается наставничество. Первый год общеобразовательный, – продолжал лорд, – а посему полностью отводится культурным, философским и этическим вопросам. Каждую неделю вы должны будете прочитать пять книг.

– Всего пять? – Седрик насмешливо выгнул бровь. – А если я захочу больше?

Если лорд и заметил подколку, то виду не подал.

– Больше можно, меньше нет. Один день – одна книга. Вот задание на эту неделю.

Лорд подал Седрику набросанный от руки список – он был убеждён, что письмо стимулирует мыслительный процесс, а потому всевозможным электронным записным устройствам предпочитал старомодные перо и бумагу. Седрик взял протянутый лист и, бегло пробежав глазами перечень рекомендованных книг, заметил:

– Три из них я уже читал.

Соблазн утаить эту информацию и тем самым выиграть три внеплановых свободных дня был велик, но желание блеснуть перед наставником своей начитанностью оказалось сильнее.

– Очень хорошо, баронет. – Слова лорда подкрепило выражение его лица. – Я бы крайне удивился, если бы это было не так, – они входят в обязательную школьную программу. Это был тест на честность. И поскольку вы его с блеском прошли, в качестве поощрения я дам вам почитать один весьма занимательный роман для взрослых. Разумеется, только после того, как вы прочтёте обязательный минимум.

Лорд забрал у Седрика тестовый список, взамен вручив настоящий.

– Две из этих книг, – сказал он, – будут на одном из трёх иностранных языков.

Седрик похолодел.

– Я знаю только два – английский и испанский.

– Не беда, – отмахнулся лорд. – Третий выучите в процессе. Чтение книг в оригинале – лучший способ овладеть новым языком.

Седрик вспомнил, как тётка с придыханием говорила, что «лорд ван дер Меер – настоящий полиглот, свободно владеет пятью языками, не считая родного голландского, разумеется».

– Мы, голландцы, по натуре своей пионеры. – Лорда-космополита пробило на ура-патриотизм. – Мы отвоевали большую часть своей страны у моря, мы открыли сначала на кораблях, а потом – в домах на колёсах мир. Мы первыми легализовали гей-браки, марихуану и эвтаназию, и – если помните новейшую историю – именно Голландия первая узаконила институт гомосексуального наставничества, хоть идея и зародилась в Германии. Мы всегда были в авангарде мирового прогресса и остаёмся его оплотом по сей день.

А ещё говорят, что французы – самые большие снобы в мире, подумал Седрик, но вслух, конечно, ничего не сказал.

– Мы, голландцы, – входил в раж лорд, – маленькая нация. Но в составе руководства любой мало-мальски значимой организации обязательно найдётся хотя бы один наш представитель. В мире столько именитых и знаменитых голландцев, что нашу национальную фамильную приставку «ван» и её производные считают признаком принадлежности к аристократии, подобно вашей французской «де» или немецкой «фон». Хотя на самом деле она просто указывает на местность, из которой происходит носитель имени, и в той или иной форме встречается в фамилии почти каждого второго из нас.

О приставке Седрик уже знал – тётка просветила, – но в контексте сказанного отметил про себя с ухмылкой, что голландцы настолько демократы, что у них даже фамильные приставки доступны всем.

– А всё потому, – подытожил лорд, – что мы владеем языками. Кто владеет языками, тот владеет миром. Язык – ключ к менталитету и психологии, а значит, к реальной власти. À propos власть. – Лорд, измерив за время своего монолога шагами вдоль и поперёк кабинет, внезапно остановился и виртуозно развернулся на каблуках. – Советую немецкий, если намерены сделать серьёзную карьеру. Не забывайте, что штаб-квартира Корпорации находится в Германии, а половина Совета лордов – немцы.

– Но ведь официальный язык Корпорации – всемирный английский, – запротестовал Седрик: он как истый француз не испытывал особого энтузиазма при мысли о «свином языке» соседей – в их семье, как и во всей Франции, немцев не любили, хотя даже девяностолетняя прабабка Матильда не могла толком объяснить, в чём крылась причина этой неприязни.

– Всемирный английский – для плебса, – фыркнул лорд. – Как говорят сами немцы, если хотите с нами разговаривать, учите английский. Если хотите иметь с нами дело, учите немецкий.

– Но лорд Кейм был англичанином, – предпринял последнюю попытку Седрик. И тут же об этом пожалел.

– Во-о-о-т! – оживился лорд. – Даже лорд Кейм… – лорд ван дер Меер сделал выразительную паузу и назидательно посмотрел на Седрика, – в знак уважения к стране, которую избрал своей второй родиной, счёл своим долгом овладеть в совершенстве её языком.

И пока Седрик не нашёлся, что на это ответить, лорд поспешил закрепить завоёванное преимущество.

– У нас с моим наставником, – оседлал он любимого конька, – была прекрасная традиция – пять дней в неделю мы общались исключительно на каком-нибудь иностранном языке. Понедельник отводился под английский, вторник – французский, среда – немецкий, четверг – испанский, а пятница – итальянский.

– А наставник ваш, я так понимаю, тоже был голландцем?

– Именно. Ваши дедуктивные способности, баронет, меня радуют.

– К тому же, – вкрадчиво озвучил свой последний аргумент лорд ван дер Меер, – знание немецкого позволит вам смотреть фильмы, которыми так славится эта нация, в оригинале без субтитров, благодаря чему вы сможете полностью сосредоточиться на разворачивающемся на экране действе.

На это Седрику возразить было нечего, и лорд счёл тему исчерпанной.

– В общих чертах распорядок вашего дня будет выглядеть так, – перешёл он к следующему пункту программы наставничества. – Подъём в пять утра. Занятия спортом: бег, плавание, упражнения на развитие силы и выносливости – что когда, увидите в подробном расписании, составленном вашим персональным тренером. По выходным вместо спорта – простая часовая прогулка. Потом – утренние процедуры и первый завтрак. После завтрака я принимаюсь за дела, а вы приступаете к чтению. Потом второй завтрак и продолжение чтения. Файв-о-клок. Чтение. Лёгкий совместный ужин и ежевечерняя часовая прогулка с обсуждением прочитанной вами книги и философско-этических вопросов, поднятых в ней. Завершит день наше с вами совместное приятное времяпрепровождение.

– Вы имеете в виду секс, мой лорд?

– Да. Но если по итогам беседы я пойму, что книгу вы не прочитали или ничего из неё не поняли, секса не будет. У вас, я имею в виду. Я-то эти книги давно прочёл и лишать себя простых жизненных радостей из-за вашей неуспеваемости не намерен.

– Да, мой лорд.

– На выходных – занятия музыкой, живописью, танцами, сочинительством, в общем, любым видом искусства, к которому у вас лежит душа и имеются склонности и способности, а также посещения музеев, выставок, театров, концертов и прочих культурных мероприятий.

– А каникулы, мой лорд?

– Совпадают с университетскими. Но для вас это мало что меняет, ибо три вещи на время вашего наставничества – а если наставничество окажется успешным, то и на всю оставшуюся жизнь – будут ежедневны и неизменны: подъём на рассвете, физическая активность и чтение, с той лишь разницей, что на каникулах вы вольны сами выбирать себе занятия и книги по вкусу.

– …и секс?

– Необязательно. Последнее – в зависимости от…

Седрик потупил взгляд и прикусил ухмылку.

– …ваших успехов.

– Теперь понятно, из-за чего наставник моего брата стал импотентом. – Седрик уже заметил, что остроумная дерзость наставнику нравится. Не то чтобы он сам говорил ему об этом, но смешинки в его глазах говорили сами за себя.