Текст книги "Вопрос цены (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Твоё предложение?

– У нас готов десант для высадки на Юге. У нас полно баронетов, которые от неприкаянности и нереализованности ударяются в самые экзотичные увлечения: свободно владеют пушту и суахили, разбираются в тонкостях взаимоотношений среди африканских племён и свободно ориентируются в южноамериканских обычаях. У нас достаточно молодых лордов с авантюрной жилкой, со страстью к азарту и риску, голодных к свершениям и жаждущих успеха. Если мы не найдём достойного применения им и их склонностям и способностям, мы закончим тем, что они сами создадут мафию внутри Корпорации. Не лучше ли направить их запал на освоение «диких прерий»?

– А смысл? На ключевых постах в ключевых регионах Юга уже внедрены наши марионетки.

– Марионетки, ставленники и прочие слепые орудия – это пустая трата ресурсов. Нам нужны не марионетки, которых мы будем кормить и за которых сами же будем работать и думать, и при этом никогда не будем уверены, чего от них ждать в следующий момент. Нам нужны умные, сильные, способные и, главное, всецело преданные нам сторонники, с которыми мы сможем сотрудничать на равных.

– Юлиус, ты предлагаешь сбросить «десант» из мальчиков, свободно владеющих суахили, но безгранично далёких от менталитета суахили, в позапрошлый век. Будут жертвы, многие погибнут.

Прозвучал самый веский аргумент против, и настроение в помещении неуловимо изменилось.

– Это аморально! – лорд Лихуд, первейший эксперт по странам Южной Америки, с таким негодующим видом откинулся на спинку своего кресла, что оно отъехало от стола, – словно в знак того, что не желает иметь с такими беспринципными типами ничего общего. – Не понимаю, что здесь вообще можно обсуждать.

– Это вопрос не морали, а цены. Лорды никогда не согласятся отдать на растерзание дикарям свой главный актив – воспитанных ими лордов.

– Лорды будут против, – подытожил, надо полагать, общее мнение лорд Валлен.

– Разумеется, – с бесконечно терпеливой, снисходительной улыбкой, так знакомой Клаасу за годы наставничества, ответил Второй лорд. И тут же посерьёзнел: – Именно поэтому я вас всех сюда пригласил – лордов, которые – по крайней мере, я на это надеюсь – против не будут.

За столом снова повисло молчание – теперь уже гнетущее и тревожное: каждый из приглашённых понимал, что сейчас ему предстоит отвечать за себя, а не за «лордов». А в мозгу Клааса холодной склизкой змейкой шевельнулась догадка – его внезапно осенило, для чего Юлиус пригласил сюда его. Десантник-доброволец, пионер-конквистадор, личный воспитанник Второго лорда, безоговорочно верящий в его правоту, а потому готовый лично воевать за его дело. Клаас тут же прибил мерзкую гадину, не дав ей распрямиться в полную силу: если Юлиус прикажет – он поедет.

– Что от нас требуется? – спросил напрямик лорд Обри.

– Я хочу, чтобы вы провели всесторонний глубокий анализ ситуации на Юге: статус-кво, перспективы, опасности, подводные камни, шансы и риски. Собранные данные просьба предоставлять присутствующему здесь баронету Мартенсу. – Внимание лордов во второй раз обратилось к Клаасу. – Баронет Мартенс блестяще владеет аналитическим аппаратом, – Клаас вспыхнул, – и задачей его будет подготовка рефератов по соответствующим вопросам. Когда у нас наберётся достаточно неопровержимого материала, убедить Совет не составит труда.

Второй лорд выпрямился в кресле и сделал красивую торжественную паузу, на которые он был непревзойдённым мастером. Повисшую за столом тишину нарушил только шорох колёсиков по ковру – это лорд Лихуд спешно возвращался к столу.

– Друзья! – сказал Второй лорд, убедившись, что нужный эффект достигнут. – Вам предоставляется уникальный шанс разыграть самую знаменитую комбинацию лорда Кейма. И оставить такой же след в истории – уверен, сто лет спустя наши портреты будут висеть рядом с портретами лордов-основателей. Не говоря уже о том, что создание теневой Корпорации повлечёт за собой создание теневых постов вплоть до теневого Совета, первыми претендентами на места в котором будете вы – ведущие эксперты по соответствующим регионам.

Ответом Второму лорду было одиннадцать твёрдых «да» – лорды, получив наконец внятный ответ на вопрос «Зачем нам это надо?», вопросов больше не имели, у Клааса их не было изначально, а игра обещала быть слишком захватывающей, чтобы кто-либо из них смог от неё отказаться.

3.

Со дня тайной встречи на острове прошёл месяц. Подготовка к рассмотрению вопроса на Совете шла полным ходом, круглосуточно. Собранные заговорщиками аналитические данные непрерывным потоком стекались к Клаасу, которого к тому времени освободили от всех остальных служебных обязанностей, чтобы он мог полностью сосредоточиться на подготовке докладов для Второго лорда.

Близились летние каникулы, а с ними – и годовые экзамены для баронетов, которые для лордов-наставников – а они в команде Юлиуса преобладали – были не менее важны, чем для их подопечных. Они все нуждались в отдыхе, и Юлиус объявил трёхдневный перерыв – с тем, чтобы после, с новыми силами и на свежую голову, сделать финальный рывок. Клаас надеялся, что они проведут выходные вместе, но Юлиус накануне сообщил, что возникли непредвиденные дела в Марокко и ему придётся уехать.

Оставаться в опустевшем городе не хотелось, и Клаас, по недолгом размышлении, решил отправиться на остров Юлиуса.

Остров этот, помимо того, что подчёркивал особый статус и престиж Второго лорда и использовался для тайных деловых встреч, служил ему также излюбленным местом отдыха, а потому был соответственно обустроен. И в первую очередь это проявлялось в запрете на воздушное сообщение: на острове не было взлётно-посадочных площадок для аэромобилей и, тем более, для автолётов. Единственным путём сообщения острова с сушей было море. Ближайший городок находился на восточном побережье Греции в тридцати километрах от острова, и там же располагался небольшой частный аэропорт, куда обычно прибывали хозяин с гостями и откуда их на яхте Второго лорда доставляли на остров. Юлиус объяснял столь странную причуду нежеланием портить идиллический первозданный ландшафт острова бетонными аэроплощадками, – не говоря уже о том, что неизбежная в таком случае прогулка на яхте будет настраивать прибывающих на остров гостей на предстоящий отдых. Но Клааса не покидало ощущение, что это просто отговорки, а главной – и настоящей – причиной было желание полностью оградить остров от возможного нежелательного наблюдения и вторжения с воздуха.

Клаас приземлился в аэропорту и после короткого трансфера в порт пересел на яхту. В последний момент он запоздало подумал, что без Юлиуса или хотя бы его разрешения его вообще могут не пустить на остров, но капитан яхты, суровый немой грек, беззаветно преданный Юлиусу, лишь скупо ему кивнул и завёл мотор – наверняка подумал, что Юлиус прибудет позже. За последние семь лет они с Юлиусом сотни раз приезжали сюда, и нередко порознь: Клаас из дома, Юлиус – прямо из места своей актуальной командировки. Капитан привык. И даже если он, так и не дождавшись хозяина, что-то заподозрит и решит связаться с Юлиусом, никакой трагедии не случится: Клаас ему просто всё объяснит – он ведь проник сюда не с преступными замыслами, да и Юлиус ему доверяет. Десять минут спустя они пришвартовались у пристани. Клаас сошёл на берег, и яхта тут же отчалила.

Скан-система его распознала, привычно щёлкнул электронный замок, створки высоких чугунных ворот неслышно разъехались в стороны. Клаас ступил на высеченную в скале лестницу и по широким, выбеленным морской солью и отполированным морской водой до мраморной гладкости, каменным ступеням поднялся наверх. Навстречу ему никто не вышел. Клааса это не удивило – он ведь никого не предупредил о своём приезде, а Юлиус был прекрасным менеджером и заботился о персонале не только в Корпорации, охотно отправляя прислугу в бессрочный оплачиваемый отпуск, если дом пустовал. Впрочем, так даже лучше – Клаасу нужно было побыть одному.

Клаас прошёл в дом, размышляя, не отправиться ли прямиком на третий этаж, но по здравом раздумье решил отказаться: там находились личные покои Юлиуса, которые настраивали на вполне определённый лад. Лишнее это сейчас, ненужное. Клаас свернул с лестничной площадки в коридор на втором этаже, прошёл в самый конец и занял одну из гостевых спален. Бросив сумку с вещами у входа, он принял душ и с наслаждением растянулся поверх кровати. Юлиус не льстил ему и даже не преувеличивал, когда говорил о его способностях, – «аналитический аппарат» Клааса и в самом деле работал отменно: после знаменательной тайной встречи на острове у них с Юлиусом был разговор. Как только Совет примет предложение Юлиуса – что ожидалось уже через неделю, – Клааса ждёт назначение в Колумбию. Назначение это вызывало у него троякие чувства: опасность пугала, перспектива блестящей карьеры радовала, а возможность принести реальную пользу Юлиусу – и вовсе пьянила. Однако больше всего угнетала предстоящая разлука. Но Клаас отметал тревогу и уныние с решимостью истого лорда: он нужен Юлиусу, и неважно где – иногда быть рядом значит быть на разных концах земли.

От размышлений его отвлёк звук мотора. Клаас вскочил на ноги, выглянул в окно и замер на месте – к острову причаливала яхта Юлиуса. На палубе мелькнула знакомая статная властная фигура. Клаас отпрянул от окна, мысли его заметались. Юлиус решил остановиться здесь по пути в Марокко? Или же он прибыл сюда с той же целью, что и Клаас, – побыть в одиночестве и собраться с мыслями? В преддверии грядущего Совета, на который он собирался вынести вопрос о теневой Корпорации, он в этом явно нуждался – вот и выдумал этот «кризис в Марокко», чтобы не обижать его, Клааса, отказом от совместного отдыха. Да, неудобно получится, если Юлиус его здесь увидит. Меньше всего Клаас хотел испортить ему отдых. Единственный выход – не попадаться Юлиусу на глаза, – благо в огромной трёхэтажной вилле и на утопающем в зелени острове это будет несложно. Клаас уже было вернулся в кровать, но тут до его слуха донёсся какой-то подозрительный звук. Клаас застыл на месте и прислушался. С моря дул бриз, в комнату, вместе с криками чаек и шумом прибоя, ворвался звонкий заливистый хохот. Марк. Наверняка Марк – только он так по-бабски смеётся. В душе Клааса тут же взметнулась волна ревности. Глупо, конечно, ревновать Юлиуса к его подопечному. Но… Юлиус сам ведь заверил его, что «с Марком больше ничего не будет». Клаас метнулся к стене и, вжавшись в неё рядом с лёгкой занавеской, которую трепал ветер, осторожно выглянул в окно – и тут же отпрянул. С причала по каменной лестнице, вместе с Юлиусом, поднималась Руна, его секретарша. Клаас нахмурился.

Секретаршу Юлиуса Клаас не любил даже больше, чем его подопечного и старшего советника, вместе взятых. Достаточно того, что Юлиус ценил её наравне с Клаасом. Но сейчас профессиональную ревность затмила тревога: он попал в немилость? Юлиус ему больше не доверяет? Мало того что он скрыл от него факт очередной тайной встречи – это Клаас бы ещё понял: у Юлиуса, при его-то работе, хватало служебных тайн, столь конфиденциальных, что предназначались они для ушей только высших, а то и Верховных лордов, и на собрания, посвящённые им, секретари и прочий рядовой персонал, разумеется, не допускались, – так он ещё поручил её сопровождение секретарше. Конечно, Клаас как референт Второго лорда и будущий лорд стоял в корпоративной иерархии на порядок выше простых секретарей, и протоколы текущих повседневных встреч вела зачастую именно Руна. Но если это очередное рутинное совещание, то почему тогда Юлиус не сказал ему об этом? И зачем ему понадобилось созывать его на этом райском острове на ночь глядя, да ещё и в преддверии выходных? У Клааса вспотели ладони. Ему во что бы то ни стало надо разузнать, что это за встреча и какова её цель. А получив ответ на этот вопрос, он поймёт, почему не пригласили его. Решение созрело мгновенно – семь лет с Юлиусом даром не минули.

Угрызений совести он не чувствовал. Он был достойным воспитанником своего наставника. Раз Юлиус не просто скрыл от него факт этой встречи, но и сознательно обманул, он имеет полное право разобраться во всём самому.

Для начала – узнать полный состав приглашённых и где они собираются. Клаас быстрым стремительным шагом вышел из спальни, прошёл на лестничную площадку и нырнул в тёмную нишу напротив входа, где притаился за классической мраморной статуей обнажённого юноши. Лестница и большая часть холла отсюда хорошо просматривались, при этом он сам оставался в тени. Долго ждать не пришлось. По мраморным плитам звонко зацокали каблуки Руны, перемежаемые гулкими уверенными шагами Юлиуса.

Из холла послышался смех и звуки шутливой возни, а мгновение спустя на лестнице показались Юлиус с Руной. Юлиус – он был уверен, что они здесь одни, у него не было причин таиться – преградил Руне путь, обнял, прижал к перилам, потянулся губами к её губам. Руна, смеясь, увернулась, до Клааса донеслись её слова, в которых звучал укор:

– Ты так и не ответил насчёт Клааса…

Лицо Юлиуса недовольно поморщилось.

– Забудь ты о Клаасе. – Юлиус опять склонился над ней, и в этот раз она не сопротивлялась. – Он в этой игре – всего лишь пешка, разменная фигура. С Клаасом нет и не было ничего, а через месяц не будет и его.

Дальше Клаас слушать не стал – что хотел, он узнал. Он замер в своём укрытии – это было несложно, он весь словно окаменел, уподобившись статуе, за которой прятался, – дождался, пока Юлиус с Руной пройдут мимо. Когда их шаги затихли где-то наверху в личных покоях Юлиуса, Клаас спустился вниз, прошёл на кухню, захватил упаковку из шести бутылок минеральной воды – продукты брать не стал – есть не хотелось, и он был уверен, что захочется ещё не скоро, – и, вернувшись к себе в спальню, залёг там на три бесконечных дня. В понедельник вечером Юлиус с Руной отбыли обратно. Клаас выждал пару часов, после чего тоже вызвал трансфер. Теперь он знал, что ему делать.

***

Он был предан, унижен, раздавлен – но, несмотря ни на что, оставался лордом. Он лорд, пусть всего лишь in spe, а значит, у него есть достоинство. Он умеет принимать поражение – и не умеет сносить унижение. Больше всего на свете он хотел быть достойным наставника. И вот судьба предоставила ему шанс с ним сравняться.

Старший советник выслушал его очень внимательно.

– Вас не пригласили… – добавил под конец Клаас, – потому что вы никогда бы не согласились… отправить туда своих. Да и чужих, думаю, тоже.

– Если то, что вы рассказали, правда, то согласие Совета – лишь вопрос времени. Эта игра слишком заманчива и увлекательна, а ставки слишком высоки, чтобы Совет нашёл в себе силы сказать «нет». Лорд Коэн это прекрасно понимает. Дело не в морали, а в аргументации и подаче. Этот вопрос уже давно назрел и витает в воздухе, просто никто не решается его поднять. И того, кто всё же решится, поддержит большинство.

– Значит, ничего уже сделать нельзя?

– Что-то сделать можно всегда. Единственное, что нам остаётся, – разыграть ту же карту. Мы можем сформулировать равноценные антитезисы, чтобы меньшинство, которое потенциально может быть против, не было застигнуто врасплох и могло дать достойный и обоснованный отпор.

– Я могу как-то помочь?

– Только вы и можете. Мне понадобятся копии всех материалов по этому делу и особенно – текст финального доклада.

– Нет ничего проще, – улыбнулся Клаас. – Будет сделано.

– Тогда приступайте. У нас мало времени.

Клаас направился к выходу, но у самого порога остановился.

– Он равнодушен к нашей судьбе, потому что… – Клаас на миг запнулся, и взгляд его полыхнул смесью ревности с ненавистью, – он вообще к мальчикам равнодушен. У меня есть доказательства. Это тоже можно использовать в качестве козыря.

Старший советник Второго лорда подошёл к нему и положил ему руку на плечо.

– Баронет, никогда не используйте в качестве козыря то, что может быть использовано в качестве козыря против вас.

Клаас почувствовал, как лицо его окатило горячим.

– Он равнодушен к вам, – глухо сказал старший советник, отнимая руку, – потому что он равнодушен ко всем. Это условие игры, а он – идеальный игрок.

***

– Тьярк, надо поговорить.

Вошедший с ходу заговорил по-голландски, и его визави тут же весь превратился в слух. По негласной взаимной договорённости, переход на родной язык означал, что разговор будет очень серьёзным. Не то чтобы они опасались подслушивания – кабинет Третьего лорда, отвечавшего за технический прогресс мира, был надёжно защищён от подобного рода сюрпризов, – просто это было данью традиции: судьбы мира, так уж повелось в этом мире, обычно решаются на голландском.

***

На затерянном хуторе близ Алкмара, что в Голландии, собрались трое. Третий лорд и старший советник Второго взяли недельный отпуск, лорд Эверс передал бразды правления управляющим, но отдыхом на хуторе и не пахло.

– Три маленьких голландца опять спасают мир, – закатав рукава, пропел хозяин, и три лорда склонились над столом.

Графики, таблицы, сводные данные. Обзоры, статистика и выводы аналитиков. И ночи напролёт – мозговые штурмы.

***

Заседание Совета двенадцати затянулось за полночь – никто и не сомневался, что дебаты окажутся бурными и каждая из сторон будет стоять до конца, – но на затерянном хуторе близ Алкмара, что в Голландии, и не думали ложиться спать, не дождавшись результатов. Наконец в дверях возник долгожданный вестник, и к нему тут же устремились две пары глаз, пытаясь прочесть на измождённом и осунувшемся, но бесстрастном лице гостя ответ до того, как он его озвучит.

– Шесть «за», шесть «против», – лаконично, не теряя времени на приветствие, сообщил с порога Третий лорд.

– Значит, пат?

Третий лорд хмыкнул.

– Сошлись на предварительной резолюции, которая даёт простор для манёвров.

Третий лорд прошёл в комнату и, плюхнувшись в кресло у камина, с наслаждением вытянул ноги.

– Условия? – спросил лорд Эверс, разливая из графина по рюмкам еневер собственного производства, вернее, то, что от него осталось за время долгого и нервного ожидания.

– Во-первых, желторотые баронеты к участию не допускаются. В принципе. – Третий лорд залпом опорожнил свою стопку и протянул лорду Эверсу, тот тут же её пополнил. – Во-вторых, участвовать могут только лорды, у которых как минимум пять лет опыта работы в соответствующей области. В-третьих – и главных, – верховенство и нерушимость принципа добровольности: никаких «десантов» приказом сверху, участие каждого – исключительно личная добрая воля.

Старший советник Второго лорда покивал.

– Ну что ж, учитывая стартовые условия и общие настроения, это можно считать победой. Ему вторили три рюмки, слившиеся в хрустальном звоне.

Лорд Эверс подошёл к воспитаннику и преемнику и, обняв обоих за плечи, подмигнул:

– Три маленьких голландца опять спасли мир?

Старший советник Второго лорда улыбнулся.

– Был ещё один – не поверишь, тоже голландец, – который пожелал остаться неизвестным.

– Забавный оксюморон, – ухмыльнулся Третий лорд. – Лорд, пожелавший остаться неизвестным.

– У него были на то причины.

– Тогда ты сам сможешь отблагодарить его по заслугам, – подмигнул лорд Эверс. – Когда станешь Верховным лордом.

========== Часть 5. Эндшпиль. ==========

1.

Седрик без стука – дверь была нараспашку – вошёл в комнату Марка и застыл у порога. Марк сидел на полу, скрестив по-турецки ноги, и вдохновенно что-то чертил в альбоме. Марк был прекрасен всегда. Но когда он вот так отдавался сполна своей страсти, в его облике появлялось нечто божественное, и Седрик мог любоваться им бесконечно. Седрик неслышно, чтобы не отвлекать Марка, подошёл к нему и присел рядом. Марк был чертовски талантлив. Космические узоры, которые так легко и непринуждённо возникали из небытия из-под его руки, были не просто произведениями искусства – в них прослеживалась выверенная математическая логика, к которой Марк сознательно наверняка не стремился.

– А ведь ты, если вдуматься, – сказал Седрик, – тоже будешь инженером. Инженером моды.

– Не буду. – Марк резко захлопнул альбом и, сложив руки в замок на коленях, уставился в стену. – Не в этой жизни.

Опять?! Что на этот раз? Седрика поразил не столько смысл слов Марка, сколько его голос – так безжизненно, тускло, по-взрослому он прозвучал. Но ещё больше его испугало выражение лица друга, вернее, отсутствие на нём привычной ухмылки, с которой тот неизменно встречал все свои крупные беды и мелкие неприятности. У Седрика засосало под ложечкой – он вдруг с пугающей ясностью осознал, что что-то ушло безвозвратно: Марк повзрослел, и это потрясло его даже больше, чем внезапное осознание неотвратимо приближающегося конца наставничества. Потрясение тут же сменилось яростью – уже дважды Марка так грабили: сначала в один день отобрали детство, а теперь так же жестоко лишили его юности.

– В смысле? – только и смог он выдавить из себя.

– Марке нужен менеджер, – ответил Марк. – Кроме меня, некому.

– Но… почему?

– У меня генетическая предрасположенность. – Уголки губ Марка едва заметно дёрнулись, и у Седрика чуть-чуть отлегло от сердца. – И карма такая, видно.

– А если по существу? – нетерпеливо перебил Седрик, и едва не взвыл от досады: подгонять Марка – себе дороже: теперь он из чистой вредности вечность дурачиться будет. Но опасения не оправдались – видно, такой уж сегодня день: всё навыворот.

– А если по существу, – посерьёзнел Марк, – я единственный в нашем «подвале», у кого за спиной пять лет наставничества у отборных лордов и связи в высших корпоративных кругах. Как ни крути, а дела придётся вести с Корпорацией: баронеты – наша целевая аудитория.

– Но… почему бы не нанять?..

– Исключено, – отрезал Марк. – Человек без корпоративного опыта не сможет вести дела на равных с корпоративными монстрами, а менеджер с корпоративным прошлым, если и согласится на нас работать, то только для того, чтобы подложить нас под Корпорацию.

Седрик понимал каждое слово, но от него ускользал смысл сказанного: Марк, Маркиз – скучный занудный менеджер в костюме и галстуке, оценивающий будущую коллекцию исключительно категориями рентабельности?! Бред!

– К тому же, – продолжал Марк, – нам нужен особый менеджер, согласный заниматься деловыми вопросами и не вмешиваться в творческий процесс.

– Что же здесь особенного? Это и есть работа менеджера. Везде так.

– Так, да не так. В обычных фирмах окончательное решение за финансами и продажами: если они сочтут продукт нерентабельным, зарубят на корню, каким бы уникальным и замечательным он ни был. Когда речь заходит о деньгах, дизайнеры и R&D права голоса не имеют. У нас принципиально другая модель: принимать решения будем… будут дизайнеры. Задача менеджера – их внедрять, а не объяснять, почему это невозможно. У нас культ креатива, а не прибыли. И так и должно остаться.

– Прибыль тоже важна, – сказал Седрик и сам ужаснулся – повзрослел не только Марк.

– Важна, – кивнул Марк. – Это и будет моей задачей: осуществлять бредовые идеи с прибылью.

– Ты же жизни себе без дизайна не мыслил. – Седрик запоздало подумал, что эту расхожую фразу в случае с Марком следует понимать буквально, но Марк, похоже, даже не заметил двусмысленности. Или оставил её без внимания.

– Это дело слишком много значит для меня, – сказал он, – чтобы мои желания могли иметь какое-либо значение.

Седрик не нашёлся что на это ответить – столь сильными были восхищение и уважение, переполнявшие его сейчас. Марк потрясал его уже столько лет, но сегодня он превзошёл себя – пожертвовал, нет, заплатил за мечту мечтой. Никогда ещё Седрик так не гордился другом: Марк наконец стал свободным – принял решение не назло, не вопреки, а осознанно. И никогда ещё он так не завидовал ему: каждый баронет спит и видит себя вторым лордом Вальбергом, прогнувшим Корпорацию под себя. Седрик тоже. Вот только он – как и все остальные – не готов идти ради своей мечты ва-банк. И отсутствие этой решимости – та причина, по которой он никогда не станет таким, как лорд Вальберг. И как Марк.

– У тебя получится. – Седрик хлопнул Марка по плечу и встал на ноги. – Ты настоящий лорд.

– Спасибо, хоть не банкир, – ухмыльнулся Марк, поднимаясь вслед за ним. – Сам-то решил уже, куда пойдёшь?

– Нет пока. – Седрик поморщился – вопрос был больной.

– А давай к нам! – вдруг сказал Марк, и только непривычное напряжение в его глазах выдавало, как долго и тщательно он этот «экспромт» готовил. – Нам позарез нужен толковый технарь. Дизайнеров у нас хоть отбавляй, а вот с инженерами и конструкторами – совсем беда.

Седрик мысленно хмыкнул. Ну ещё бы! Марк мечтал создавать особую одежду – смесь высокой моды с высокими технологиями. Наряды эти требовали глубоких познаний в моделировании и программировании: в ткань, наравне с обычной нитью, вплетались тончайшие провода и чипы с набором специальных программ, позволявшие носителю одежды самому выбирать себе под случай и настроение видеопринты. Но с таким же успехом он мог мечтать о генной инженерии, позволявшей выращивать узоры прямо на коже: лучшие инженерные – как, впрочем, и любые другие – кадры были нарасхват в Корпорации – туда они и шли.

– Спасибо, но… я не могу. Я нужен Корп… лорду ван дер Мееру в Корпорации.

– Понимаю. – Уголки губ Марка чуть было дёрнулись, но тут же опустились. – Но разве ты не затем сюда шёл, чтобы осуществить свои собственные мечты?

Седрик промолчал. Всё это было так. И не так. Седрик только сейчас, глядя на Марка, понял, что у него, по сути, и мечты-то не было. Вернее, все его мечты вытеснила одна глобальная мечта о Корпорации. Седрик, сколько себя помнил, мечтал о Корпорации как таковой, а не о своей возможной – и тем более желанной – роли в ней. Для него, с его-то стартовыми условиями, неслыханной удачей было уже просто попасть сюда, и ради этого он был согласен на всё. Марк имел все основания наплевать на Корпорацию и на лорда Коэна – и та и другой сделали для этого достаточно. И точно так же Седрик подобного права не имел – по той же причине. Марк уже с лихвой заплатил за свободу требуемую цену. Седрик же был перед Корпорацией и лордом ван дер Меером в неоплатном долгу.

Корпорация даёт много, а взамен требует всё.

***

В ту ночь он не спал.

Вспоминал. Думал. Решал.

Преданность Корпорации, преданность долгу, преданность наставнику и первой безответной любви. Любовь прошла, а преданность осталась. Он хранил верность всем, кроме себя самого. Он так избегал быть собой, что стал образцовым лордом. И только на сороковом году жизни он впервые задумался о том, чего хочет сам. Впрочем, он всегда это знал, но сейчас – впервые – знание сменило вектор: он всегда ощущал глубинную потребность принадлежать чему-то большему, чем он сам. Корпорации, долгу, наставнику. Первой неразделённой любви. Сегодня он впервые захотел нечто большее создавать. И величие больше не определялось количественно. На смену масштабу и размеру пришла глубина. На сороковом году жизни, воспитав трёх, нет, четырёх лордов, он и сам наконец стал лордом.

Он никогда до конца в себя не верил. Его всегда, сколько он себя помнил, разрывали мания величия и комплекс неполноценности. Вся его юность прошла под знаком отчаяния: отчаянно хотелось к звёздам и отчаянно не верилось, что это возможно – не в принципе, а лично для него. Он и в Корпорацию подался, чтобы раз и навсегда получить ответ на этот раздиравший его вопрос. Сложнейшие испытания не помогли – теперь ему казалось, что он прошёл их каким-то непостижимым образом, в силу недосмотра или технического несовершенства системы. И чувствовал себя в глубине души «самозванцем» и «возомнившим». Любую победу, любой триумф омрачала загнанная в недра подсознания паника, что уж теперь-то «всё раскроется» и «все всё узнают»: что никакой он не лорд, и носит свой титул не по заслугам, а по недоразумению. Но, видно, если достаточно долго притворяться, то в конце концов убедишь других, а уже их вера в тебя переплавится в твою собственную уверенность в себе. Его мальчики так в него верили, что верой этой совершили чудо – заставили его самого поверить в себя.

Ему было чему поучиться у своих воспитанников, а это и есть главный критерий качества воспитания: хорошо воспитанный подопечный – это подопечный, у которого можно учиться самому.

Может, это и есть последняя, тайная, ступень инициации? Ещё лорд Кейм говорил, что, только воспитав мужчину, мужчина становится мужчиной. А он воспитал. Он мог гордиться собой и своими мальчиками. Наверное, не следовало бы их так называть, даже про себя, – они сполна доказали, что достойны называться мужчинами, да что там – лордами, – но он знал, что в этом слове нет даже тени превосходства и тем более пренебрежения старшего к младшим, будь то по возрасту или положению. Он просто не хотел преждевременно лишать своих мальчиков юности. Даже мысленно.

***

– Кстати, баронет. – Марк тут же повернул голову. Седрика всегда поражало, как лорд ван дер Меер одним тоном умел дать понять, к кому из них двоих он обращается. – Седрик что-то говорил мне о том, что вы ищете толкового менеджера.

В, казалось, навсегда потухших глазах Марка проблеснула надежда.

– Да мы уже на любого согласны. – Надежда тут же угасла – Марк достаточно прожил на свете, чтобы всё ещё продолжать верить в сказки.

– Вы меня разочаровываете, баронет. Не припоминаю, чтобы я когда-либо учил вас довольствоваться «любым».

– Это не ваша вина, мой лорд, – смиренно ответил Марк. – Это дурное влияние лорда Коэна.

Седрик прыснул. Лорд ван дер Меер бросил на него строгий взгляд, но оба баронета видели, чего стоила ему эта показная строгость.

– Уже поздно искать виноватых, – сказал лорд, сдерживая улыбку. – Получилось, что получилось. Тем более что получилось не так уж плохо. Да что там, просто отлично!

Смуглые скулы Марка матово вспыхнули.

– У меня есть для вас неплохая кандидатура, баронет, – деловито продолжал лорд.

– Я бы не прочь ознакомиться для начала с его резюме, – на ходу подстраиваясь под заданные лордом правила игры, сказал вмиг посерьёзневший Марк.

– О, у моего кандидата безупречный послужной список: лорд-по-заслугам, глава департамента искусственного интеллекта, старший советник Второго лорда – и даже доктор философии.

Марк с Седриком медленно, как в замедленной съёмке, повернули друг к другу головы и изумлённо переглянулись – в глазах обоих стоял немой взаимный вопрос: «Ты слышишь то же, что и я?!» Ответ был достаточно очевидным, чтобы его опровергнуть, и слишком невероятным, чтобы его подтвердить, а потому оба потрясённо молчали.

– Да, я понимаю, о чём вы сейчас думаете, – продолжал со своей фирменной невозмутимостью лорд. – Этот горе-менеджер погряз в бюрократии, ещё когда вы на пони катались, и без штата секретарей-референтов даже лампочку на кухне сменить не сможет, не говоря уже об управлении таким серьёзным и новаторским делом, как модная инженерия. Я понимаю ваши чувства, баронет. Более того, мой протеже их тоже разделяет. Но я могу вам поручиться, что с ним ещё не всё потеряно: в своё время он был блестящим инженером и подавал большие надежды, пока не свернул на судьбоносном перекрёстке не туда.