Текст книги "Вопрос цены (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Третья, заключительная, книга трилогии «Корпорация» (рекомендуемый порядок чтения см. во вводной главе).

Жанр: социальная фантастика, роман воспитания, детектив отношений.

NB! У этой книги два эпилога и, соответственно, две концовки, которые, однако, не являются альтернативными и не противоречат друг другу. Однако после финального эпилога вся история предстаёт в совершенно другом свете, поэтому приступать к нему советую после небольшого перерыва – это позволит вам получить «две истории по цене одной».

========== Содержание и рекомендуемый порядок чтения ==========

ЧИТАТЕЛЯМ ФЕСТИВАЛЯ

Для меня участие в фесте – это не способ выколачивания отзывов, по принципу “Не хотите писать по-хорошему, будете по-плохому”, а дополнительная возможность вывести своё творчество в люди, где у него будет больше шансов, что его заметят те, для кого оно предназначено.

Все мы знаем цену этим “развёрнутым отзывам” из-под палки.

Поэтому предлагаю следующее.

Всё, что от вас требуется, – просто открыть эту работу и начать читать. И как только вы поймёте, что вам не нравится (неважно что и по какой причине), вы не хотите это читать и тем более комментировать, не насилуйте себя. Смело прекращайте чтение, копируйте вот это моё обращение и отправляйте его в качестве отзыва.

Я со своей стороны обещаю отметить ваш отзыв как хороший (честность – это хорошо!), чтобы у вас не возникло проблем с “налоговой”, а по окончании фестиваля удалю. И мы с вами разойдёмся без недовольства друг другом.

Это предложение действительно даже в том случае – особенно в том случае! – если вам вдруг (ну а вдруг?!) понравится.

Любое произведение имеет смысл оценивать только в том случае, если оно прочитано “с чувством, с толком, с расстановкой” – и полностью. От формальных отзывов-отписок после беглого просмотра первой главы ни пользы, ни проку, одно раздражение – и для комментаторов, и для автора.

Это макси. А вам ещё читать и комментировать две другие работы, а дедлайн поджимает, стресс-нервы-спешка. И если вы понимаете, что не успеете прочитать данную работу “с чувством, с толком и с расстановкой” в отведённые сроки, даже если она вас заинтересовала, тогда вы спокойно можете отложить её и прочитать и откомментировать позже, когда у вас будет на то время и желание. А пока, чтобы не вылететь из игры, просто копируйте вот это моё обращение и отправляйте его вместо отзыва.

Для меня важно, чтобы меня читали. Мне очень важны ваши отзывы. Но важнее всего для меня то, чтобы всё это было искренне и добровольно.

Спасибо!

+++

Рекомендуется читать в указанном ниже порядке. Но это непринципиально, так как каждая книга автономна, закончена и не является спойлером для других (зато проясняет во многом события, мотивы и мир в целом в последующих историях, если читать в предлагаемом порядке).

Трилогия «Корпорация»:

I. Книга первая. «Бизнес».

1. «Сага о власти» (основная история):

1.1. Власть красоты. Друг семьи.

1.2. Власть идеи. We Control the World!

1.3. Власть несбывшегося.

1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.

1.5. Власть крови. Стилисты.

P. S. Вместо эпилога.

II. Книга вторая. «Секс».

2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):

2.1. Забор и вишни.

2.2. Открой глаза и забудь об Англии.

2.3. Дудочник из Гамбурга.

III. Книга третья. «Игра».

3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):

3.1. Дебют.

3.2. Гамбит.

3.3. Миттельшпиль.

3.4. Комбинация.

3.5. Эндшпиль.

P. S. Рокировка (эпилог).

Краткое содержание

Трилогия «Корпорация».

Они те, кого на телевидении называют «голос за кадром». Они продюсеры политики и экономики. Они всегда за кулисами. Но под написанные ими «хиты» танцует вся Европа. Новости, которые ты смотришь по телевизору и читаешь в газетах, создаются здесь. Это то, чем занимаются они. Это то, чем можешь заниматься ты. Разумеется, при условии, что в твоих жилах течёт «голубая» кровь.

Книга I. «Бизнес». «Сага о власти».

Над всеми нами довлеет власть несбывшегося. Но эта власть примечательна тем, что пока ты жив, несбывшееся – не повод для сожалений, а двигатель мечты. Прошлое нельзя изменить, но можно изменить будущее.

Это сага о власти: власти красоты, идеи, свободы, крови и… несбывшегося.

Примечание: эта история начиналась как AУ по фэндому немецкого шоу-бизнеса, но очень скоро превратилась в самостоятельный ориджинал. Поклонников соответствующих исполнителей их присутствие в тексте обрадует, ненавистников опечалит, но для первых у автора плохая новость, а для вторых – хорошая: от реальных прототипов здесь только имена. Читатель с полным правом может считать героев первых трёх частей саги тёзками-однофамильцами соответствующих личностей, ничего общего с ними не имеющими.

Книга II. «Секс». «Межвременье. Дудочник из Гамбурга».

Три мира, три истории, три взгляда на одну ситуацию – и один «дудочник из Гамбурга», который всё это завертел и вокруг которого теперь всё вертится. Период действия – так называемое «Межвременье»: промежуток между ритуальным расставанием и окончательным воссоединением протагонистов «Саги о власти».

История первая. «Забор и вишни».

– И что, это действительно всё? – с глухим отчаянием спросил Бастиан.

– Смотря что понимать под «всем», – усмехнулся Дэвид. – Он всегда будет с тобой, но никогда больше – в тебе. Сад всё тот же, и вишенки на месте, но вокруг теперь забор, и вишни достаются другим.

– И как с этим жить?

Дэвид разлил по стаканам остатки виски.

– Если очень повезёт и тебя позовут третьим, можно громко кричать. Это помогает.

История вторая. «Открой глаза и забудь об Англии».

Юный баронет, могущественный лорд, коварный герцог, Итон и прочий гей-декаданс в современных аристократических декорациях.

История третья. «Дудочник из Гамбурга».

Сутенёр-дауншифтер, хаслер-интеллектуал и «дудочник из Гамбурга», который всё это завертел и вокруг которого теперь всё вертится.

Примечание: все сайд-стори можно читать в произвольном порядке и даже в отрыве от основной истории, так как каждая история автономна, закончена и не является спойлером для других. И всё же к «Дудочнику» я бы настоятельно советовала приступать после «Забора» и «Англии», а к самим сайд-стори – после «Саги о власти», так как это во многом проясняет события, мотивы и мир в целом: читающий сайд-стори в отрыве от «Саги» увидит в них одно, а в контексте – другое.

Книга III. «Игра». «Вопрос цены».

Цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.

========== Часть 1. Дебют. ==========

Это было образование, которое мужчины давали мужчинам, никак не соприкасаясь с миром женщин, что гарантировало сплочённость элиты, связанной общим опытом и целями.

Флоранс Тамань. «История гомосексуальности в Европе. 1919-1939».

1.

Седрик был младшим сыном. Этим всё сказано: расходный материал, «сырьё на расплод». По-хорошему, ему даже на глаза лорду показываться не следовало: только зря расстраиваться из-за чужого счастья, незаслуженного, к тому же, да тут уж взыграли семейная гордость и личное любопытство – интересно было хоть глазком взглянуть на будущую жертву братца. А если учесть, что братец с отцом только рады были бы, если бы он под ногами не путался, а ещё лучше – вообще испарился, то Седрик никак не мог отказаться от участия в ужине в честь лорда.

Лорд прибыл в полдень.

Был он очень хорош. Тридцать пять лет, как не преминула сообщить тётка. Идеальный возраст, цокала она языком: достаточно взрослый, чтобы крепко стоять на ногах, и достаточно молодой, чтобы солидное положение не стало его единственным преимуществом. Лорд привлёк бы внимание Седрика, даже если бы не был лордом. Высокий, худощавый, по-мужски статный и по-юношески подвижный, с непослушными песочными вихрами на голове и редкими бледными веснушками на носу, он пленял той особой притягательной красотой, которая всегда отличала людей незаурядных, какими бы внешне неброскими они ни были. Впрочем, не будь он лордом, он вряд ли выглядел бы так.

Лорды и лордессы все были хороши собой, как на подбор. Некоторые злые языки утверждали, что так оно и было: мол, внешняя красота – первый критерий, по которому лорды-по-заслугам выбирают себе воспитанников и преемников, а уж среди тех, кто вышел лицом и телом, проводится отбор умных и одарённых. В хвалёном прогрессивном двадцать втором веке, говорили злопыхатели, первичные инстинкты так же сильны, как и на заре человечества, и Корпорация этим умело пользуется. Им сложно было возразить – роскошный экстерьер был визитной карточкой Корпорации. И понятно почему: красивые и харизматичные умные властители мира всегда будут иметь гораздо больше влияния, чем просто умные. Но даже между собой злословы не были единодушны. Находились среди них и такие, кто утверждали, что всё намного проще и прозаичнее: пластическая хирургия творит чудеса, а лорды могут позволить себе её лучшие достижения. Ходили даже слухи, что Корпорация держит самые передовые разработки в этой отрасли медицины в строжайшем секрете – сугубо для личных нужд, так что «простые смертные» даже не догадываются, какие возможности предлагает она сегодня.

Седрик не верил ни тем, ни другим. Ему эти пересуды казались кощунством. Красота лордов была особого рода, какой не добиться искусственным путём, сколько прославленных визажистов, стилистов и пластиков ни старались бы. Эта красота шла от интеллекта, силы духа, уверенности в себе и осознания своего превосходства, заслуженного, к тому же. Так выглядел успех, и он же был тайным магическим ингредиентом. Уж в чём-чём, а в этом Седрик был уверен – у него был прекрасный пример перед глазами. Даже два – его отец и тётка, младшая сестра отца. Он видел их юношеские фотографии. Обычные подростки, ничем не примечательные – ни в ту ни в другую сторону: не уроды, но и кастинг в топ-модели тоже не прошли бы. И вот, четверть века спустя, тётка в свои сорок даст фору многим юным красоткам, а отец, старше её всего на пять лет, – подзаборный сорняк, который зачах, так и не распустившись в полную силу. Успех – лучшее удобрение и самое эффективное красотворное.

Мысли Седрика оседлали любимого конька и плавно покатили проторённой многолетними размышлениями колеёй.

Отец был единственным сыном в семье потомственного барона де Сен-Венана, и это решило судьбу – его и его сестры. Отец мечтал о карьере, тётка – о семье, но дед, заботясь о престиже и сохранности рода, решил иначе, и дети ослушаться не посмели. Отец продолжил род, а тётка – его славу.

Франция всегда очень рьяно защищала своё историческое наследие: сыры, вино, шампанское, архитектуру, язык, – а с недавних пор и самое ценное национальное достояние – генофонд. Опасаясь бума меритократии и вызванного им резкого падения рождаемости, французский парламент принял закон, согласно которому только один ребёнок в семье мог избрать путь лорда-по-заслугам, да и то при условии, что у него имеется ещё хотя бы один брат или сестра, которые согласны продолжить род. Поговаривали, что этот закон лоббировали представители самых старых и влиятельных французских семей, обеспокоенных пандемией карьеризма и бездетности среди собственных отпрысков.

Традиции в их кругу были очень сильны, но и с современными реалиями нельзя было не считаться. Полностью упразднить институт наследственности Корпорации до сих пор не удалось. Но она одержала другую, возможно, даже более важную победу – контроль над ключевыми постами и должностями в экономике, политике и науке, на которые назначались только несемейные и, главное, бездетные люди. Общественные роли уже полвека назад распределились так, как изначально задумывал лорд Кейм, легендарный основатель Корпорации: одни, наследники, поддерживали естественный порядок вещей – физическое воспроизведение и обеспечение жизнедеятельности человечества, а другие, меритократы, продвигали человечество вперёд. Одни рождали будущее, другие его создавали. Поэтому многие потомственные аристократы, не желая оставаться в арьергарде, играли на два фронта – заводили двоих детей, в идеале – мальчиков, будущее которых было определено и предрешено задолго до их рождения. Одного – как правило, старшего – ждали слава, успех и вершение судеб человечества. Уделом второго, младшего, было продолжение рода. «Сын на расплод», как метко прозвала их народная молва. Справедливости ради Седрик не забывал, что продолжатели рода, вместе с обязанностями перед семьёй, наследовали и всё отцовское состояние – лорды-по-заслугам, как то предписывал Статут Корпорации, должны были жить, как видно из самого титула, по заслугам, то есть исключительно на средства, заработанные собственным умом и способностями. Но, получив в распоряжение неограниченные возможности Корпорации, воспитанники и преемники лордов за рекордно короткие сроки делали карьеры и состояния и добивались богатства и положения, которые их наследным братьям даже не снились, – знания, информация и связи по-прежнему правили миром. Седрик с братом не были исключением.

Седрик не любил старшего брата. Брат был любимцем отца и – что гораздо важнее – баловнем тётки. В Корпорации, где красоту ценили наравне с умом, Амели де Сен-Венан пользовалась немалым влиянием – она была лордессой-по-заслугам и креативным директором модного дома «Бьёрн Хёдегард». «Бьёрн Хёдегард» одевал корпоративную элиту. Что в следующем сезоне будет украшать цветник Корпорации, определяла Амели де Сен-Венан. Однако за свою власть и влияние она, как и все остальные лорды-по-заслугам, платила безбрачием и бездетностью. Но от родительских инстинктов, в отличие от семьи, отказаться было намного сложнее, и все свои нерастраченные материнские чувства лордесса направила на старшего племянника. Отцу это было только на руку – уж Амели наверняка обеспечит их общему любимцу местечко под солнцем.

Амели не подвела. Хотя Париж уже давно потерял своё звание мировой столицы моды, сама мода настолько прочно укоренилась во французском национальном сознании, что любой причастный к ней автоматически становился во Франции видной персоной, а такие, как Амели де Сен-Венан, – и вовсе культовой фигурой. А если дом моды при этом ещё и находился в Гамбурге, имел вековую историю и входил в альянс с Корпорацией… В общем, тётка в родных краях – и особенно в семейном кругу – слыла небожительницей. И когда такая легендарная личность обращается к вам с просьбой о «небольшом одолжении», очень сложно устоять. Лорд Бетанкур и не устоял.

Но полгода назад Этьен лишился с таким трудом добытого наставника. Открыто о причине в доме не говорили, но Седрик и сам догадался – наставник брата стал импотентом. Насколько Седрик понял, Этьен предлагал ему договор молчания, лишь бы дотянуть оставшиеся три года наставничества, после которых он мог ходатайствовать о вступлении в Корпорацию, а оттуда к вожделенному званию лорда-по-заслугам рукой подать, но лорд Бетанкур, в силу своей чрезмерной щепетильности, отказался от исполнения обязанностей наставника. Седрик увидел в этом свой шанс и, едва ему исполнилось шестнадцать, подал тайком прошение о наставничестве, пройдя предварительно сложнейший психологический тест, разработанный специально для этих целей знаменитым психологом Тило Вальдорффом. С тех пор прошло полгода, но никакого ответа он не получил. Сначала Седрик воспринимал отсутствие известий спокойно – при том количестве соискателей, которые осаждали Корпорацию, смешно и глупо было бы надеяться на мгновенный ответ. Зато сегодня в поместье внезапно объявился новый кандидат в наставники братца, да не сам, а с тёткой. Ну, тут Седрику сразу всё стало ясно: опять тётя Амели приложила свою холёную цепкую ручку – позаботилась о нивелировании его заявки и замолвила словечко за своего любимчика.

Этьен всегда умел завоевать расположение других: родителей, учителей, друзей семьи и, разумеется, тётки. Белокурый зеленоглазый ангел, вежливый послушный мальчик с ямочками на щеках. Седрик неизменно вырывался из удушливых тётушкиных объятий и с малолетства возмущался, когда та принималась сюсюкать с ним как с недоразвитым кретином. То ли дело братец! Неудивительно, что тётка души в нём не чает, а Седрика на дух не выносит. Не ребёнок – волчонок. Её слова. Сказанные не ему, но о нём. Да у диких волчат слух хороший.

То, что в их семье именно младшая сестра удостоилась блестящей карьеры, наградило отца сильным комплексом неполноценности. Не имевший никакого значения во внешнем мире – глава старинного баронского рода, визитная карточка клана, – барон де Сен-Венан был таким же символом отжившей своё старой доброй аристократии, как и его «коллега» – английская королева: пустышка в ореоле былой славы, – и сполна отыгрывался на семье: мать ходила по дому бесплотной тенью, старший брат держался тихо, как доморобот последней модели. Ну а Седрик… Седрик, в отличие от старшего на два года Этьена, с пелёнок проявлял характер и не боялся настоять на своём. Стоит ли удивляться, что отец с тёткой так его невзлюбили. Он мог себе это позволить – терять ему было нечего: путь в лорды-по-заслугам ему был закрыт, а отцовское наследство – гарантировано. И то и другое – с рождения. Впрочем, был ещё и третий вариант – честолюбивую душу шестнадцатилетнего Седрика всё чаще будоражили шальные мысли о том, чтобы отказаться от наследства и, соответственно, от обязательств перед отцом и пробиваться в мире и жизни самостоятельно. Но эйфория быстро спадала: без наставника-лорда и поддержки Корпорации никакой мало-мальски серьёзной карьеры не сделаешь, а если при этом ещё и потерять отцовское наследство, то впереди его ждёт голодное и, что самое страшное, безвестное прозябание.

Седрик хоть и был сыном потомственного барона, но его кумирами с раннего детства были лорды-по-заслугам – с десяти лет стены его комнаты украшали постеры с изображениями самых выдающихся представителей этого гордого племени. До сегодняшнего дня. Сегодня прибыл новый наставник брата, и Седрик посрывал со стен все плакаты. Оставил только самое дорогое – самодельный медальон с портретом лорда Кейма. Медальон Седрик сделал сам, вручную, в тринадцать лет, под руководством знакомого ювелира и с тех пор никогда с ним не расставался. Медальон этот Седрик никому не показывал – не потому, что получилось кустарно. Заветное. Заповедное.

Седрик лежал на кровати в своей комнате на верхнем этаже замка. Седрика переполняли гнев и презрение к Корпорации и её лицемерию. Хорошо, что лорд Кейм предпочёл кремацию, иначе он сейчас в гробу перевернулся бы, если бы увидел, во что превратили дело его жизни.

На словах, конечно, всё выглядело очень красиво: каждому – по способностям, – а на деле… Даже если бы злословы оказались правы, у него всё ещё оставался шанс – Седрик на внешность пожаловаться не мог и ничем брату не уступал. Но сегодня он понял, что всё намного хуже. Корпорация, оплот прогресса и справедливости, прогнила насквозь, везде царит лицемерие и двуличие. Ни ум, ни характер, ни даже красота не играют больше никакой роли. Единственное, что имеет значение, – наличие заботливого дядюшки или сердобольной тётушки, способных замолвить за тебя словечко.

Разочарование Седрика было безграничным. Разрушены были не только его идеалы, а вся его жизнь. Вид голых стен пугал – пустыми и неприглядными были не они, а его будущее.

Но даже сейчас, в столь расстроенных чувствах, Седрик не мог – хоть искушение и было очень велико – отрицать тот весомый вклад, который сделала – и продолжала делать – Корпорация в прогресс человечества.

Многое изменилось за последние сто лет, и прежде всего – подход к образованию, что, в свою очередь, повлекло за собой кардинальные изменения во всех остальных жизненных сферах. В эпоху повальной глобализации больше всего ценилась индивидуальность. Будущее вступило в свои права под лозунгом «Новое – хорошо забытое старое». Те, кто могли себе это позволить – а семья Седрика, как и прочая старая и новая аристократия, могла, – предпочитали для своих детей общеобразовательным школам индивидуальное домашнее обучение, а университетам – прекрасно зарекомендовавший себя институт персонального наставничества. Личный пример, харизма, жизненный и профессиональный опыт наставника в придачу к сугубо профессиональным специализированным курсам давали молодым людям неизмеримо больше, чем устаревшее и обезличенное общее высшее образование без какой-либо практической ценности.

И было кое-что ещё, побуждавшее заботливых родителей во что бы то ни стало заполучить для своих детей лорда-наставника, – настоящее воспитание: манер, характера и личности в целом. Общество уже достигло того уровня развития, когда никто: ни религия, ни школа, ни сами родители – не имел достаточно власти и авторитета, чтобы удержать в узде раскрепощённых, не знающих и не желающих признавать никаких ограничений и запретов подростков. Никто, кроме лордов.

Древние табу и предрассудки, сопровождавшие человечество на протяжении тысячелетий, вот уже полвека, как канули в Лету. И секс, в том числе и однополый – по крайней мере, среди прогрессивного общества, – уже давно считался такой же базовой и обыденной частью человеческих отношений, как занятия спортом и совместные обеды с друзьями, – цивилизованное утоление естественных телесных потребностей, и обучали ему наравне с хорошими манерами и этикетом. Рассудительные трезвомыслящие родители были только за, чтобы ребёнок получил первый сексуальный опыт с взрослым проверенным и опытным человеком, чем неизвестно с кем в подворотне. И дело это они предпочитали поручать лордам-наставникам.

«Отрочество, – утверждал лорд Кейм, – время наставников и наставничества. Отцовский авторитет давно и безнадёжно утерян, и так же потеряны и растеряны сами подростки на пороге взрослой жизни. Предоставьте каждому мальчику сильное мужское плечо, крепкую мужскую руку и твёрдый мужской член – и проблемы переходного возраста решатся сами собой». И под этим лозунгом проходило воспитание будущей интеллектуальной элиты.

Горестные мысли были невыносимы, и заботливая психика, подстёгнутая последним тезисом лорда Кейма, услужливо сменила «пластинку» – переключилась на не менее сильный раздражитель. Мысли против воли вернулись к новому наставнику брата. Седрик прикрыл глаза, и перед его внутренним взором тут же возник мысленный «постер» – по-мужски волевое и по-мальчишески озорное лицо лорда ван дер Меера. Хор-р-р-ош, чёрт бы его побрал. Седрик судорожно вздохнул и запустил руку в брюки.

Хуже, чем разочароваться в своём кумире, было только безответно влюбиться. И, похоже, две самые большие подростковые беды настигли его одновременно.

***

Последней в столовую, шурша собственной креатурой из воздуха и шифона, вошла тётя Амели.

– Прошу вас, миледи. – Седрик вскочил на ноги и с нарочитым почтением подвинул ей стул, предвкушая реакцию. Расчёт оправдался. Тонкие ноздри тётки гневно затрепетали – ничто так не бесило высокопоставленных корпоративных дам, как этот старый, изживший себя женский «экслибрис», указывающий на имя её владельца. Леди рождаются в законном браке или становятся через законное замужество. Сама по себе, без отца или мужа, леди ничего не значит. То ли дело лордесса. Этот титул, женский эквивалент «лорда-по-заслугам», был создан специально для корпоративных self-made women, чтобы каждому сразу было ясно: его обладательница сама себя сделала и носит свой титул по заслугам. Лордессы им невероятно гордились – это был первый женский титул после эпохи матриархата, который был более красноречив, чем его мужской аналог: «лорда-по-заслугам» в обиходе обычно сокращали до «лорда», из-за чего его обладателя нельзя было отличить от потомственного лорда. Тогда как «лордесса», даже без официального суффикса «по-заслугам», сразу давала непосвящённым понять, с кем они имеют дело.

Тётка, холодно поблагодарив Седрика кивком, заняла своё место рядом с лордом.

Лорда взяли в оборот с момента приезда – каждая минута его пребывания в поместье была насыщена и заполнена до предела. Зато сейчас за столом царила оживлённая беседа. Тон задавал лорд – весь его облик излучал энергию, живость и мальчишескую любознательность. Лорд, казалось, всё замечал, ему до всего было дело. Лорд со знанием тонкостей обсуждал с мамой её розарий, с отцом – производство коньяка, а с тёткой – последние тенденции моды, не говоря уже о предшествовавшем ужину собеседовании Этьена. И только с Седриком он ограничился рукопожатием и парой формальных приветственных фраз, чем окончательно уверил его в его полнейшем ничтожестве. Смирившись, Седрик отключился от беседы и сосредоточился на ужине, с завидным аппетитом поглощая изысканные блюда – не столько от голода, сколько из желания насолить своим родственничкам. Затея удалась: глядя, как он деловито подчищает куском хлеба остатки благородного белого соуса на своей опустевшей тарелке, отец нахмурился, мать покраснела, тётка поджала губы. Этьен, благовоспитанно оставивший недоеденным треть нежнейшего говяжьего языка, судорожно сглотнул. И даже невозмутимый лорд едва заметно улыбнулся.

Заканчивался десерт, приближался хайлайт программы – дегустация в погребах замка коньяка, которым уже более пятисот лет славилось их поместье. Дегустирование Седрику, разумеется, не светило, но он в приглашении и не нуждался. Он родился и вырос в поместье и к своим шестнадцати годам на ощупь мог опознать здесь каждый булыжник и закоулок, которыми их фамильный, построенный ещё в средние века замок изобиловал. Так что когда подошло время дижестива, Седрик вежливо попрощался с гостем, пожелал всем спокойной ночи и, выскользнув через чёрный ход, незаметно пробрался в святая святых замка, где хранилось самое ценное фамильное достояние, служившее залогом семейного благополучия.

От былой славы у отца остались только баронский титул, родовое поместье и вековые виноградники. Обесценились титулы, обветшали замки, обнищала аристократия, но настоящий французский коньяк «Mis en bouteille au Château de Saint-Venant» со временем только возрастал в цене. Он-то и обеспечивал сохранность поместью и безбедную жизнь – его владельцам.

Все входы-выходы здесь Седрик знал как свои пять пальцев, а в самом коньячном погребе, – который он, ввиду его особой запретности, а значит, и особой притягательности, исследовал особо часто и тщательно, – ориентировался с закрытыми глазами.

В погребе, залитом мягким золотистым светом под стать своему содержимому, всё уже было готово к высокому визиту. Посреди «рая», в котором хранились самые старые коньячные спирты и который традиционно служил дегустационной залой, завершавшей обзорный маршрут по погребу, стояла огромная, накрытая белоснежной скатертью дубовая бочка. Бочку венчал серебряный поднос с прозрачными хрустальными бокалами-«тюльпанами». Рядом выстроились семь старинных, выдутых вручную бутылок затейливой сложной формы с коллекционным отборнейшим коньяком. Завершали «натюрморт» графин с простой водой для очистки вкусовых рецепторов и небольшое серебряное ведёрко для тех пресыщенных гурманов, которым дегустируемый напиток может прийтись не по вкусу. Седрик, бросив беглый взгляд на надписанные вручную этикетки, мысленно присвистнул: самому старому коньяку было сто лет, да и «молодёжь» не подкачала – пятьдесят, шестьдесят и четыре бутылки старше семидесяти лет.

Седрик быстро пересёк зал и прошмыгнул в узкий проход между старых коньячных бочек из лимузенского дуба, покрытых вековой пылью. Щеки коснулось что-то липкое и невесомое. Седрик брезгливо провёл рукой по лицу и снял ошмётки паутины – паукам здесь было раздолье: они поедали червей, которые точили деревянные бочки, а потому пользовались в погребе неприкосновенностью. Уняв вызванное незаконным проникновением волнение, Седрик тут же почувствовал привычный приступ тоски и безысходности, которые неизменно настигали его в этих подвалах. Седрик задыхался в фамильном поместье, в котором время, казалось, ещё столетие назад увязло и застыло в бочках со старым коньяком. Он хотел на волю, на свежий воздух, в большой мир – к славе, свершениям и любви. А сгниёт здесь в подвале, как и десятки поколений его предшественников – «мастеров погреба».

Но долго унывать ему не дали.

Со двора послышались весёлые оживлённые голоса, заскрежетал ключ в старинном замке, который в угоду аутентичности не меняли со средних веков, со скрипом отворилась старая дубовая дверь, и вошли посетители: отец с лордом во главе «процессии», тётка с Этьеном на шаг позади и неприкаянная мама в конце. Седрик, заняв самое выигрышное укрытие, из которого «рай» лучше всего просматривался, решил за ними не следовать: содержание подвального «тура» он уже знал наизусть, акустика в погребе, благодаря высоким каменным сводам, была отменной, да и не станут они шептаться, а самое интересное будет по завершении обхода – в дегустационном зале, где он и притаился.

– А здесь вы видите зарождение новой традиции, – раздался торжественный голос отца, и перед внутренним взором Седрика, как наяву, возникла стоящая особняком дюжина бочек в самой дальней части подвала. – Коньяк в этих бочках был произведён в год, когда Амели стала лордессой. Через пятьдесят, вернее, уже тридцать лет…

– Ничто так не выдаёт возраст лордессы, – иронично заметила тётка, – как коньячные бочки из погреба её родового замка.

– …через тридцать лет, – повторил отец, когда все отсмеялись, – этот коньяк разольют в бутылки эксклюзивной лимитированной партией, десятая часть которой будет отправлена в подарок наставнице Амели.

Седрик пожалел, что не видит сейчас лица лорда, – интересно, как он отреагирует на столь тонкое предложение взятки? Понимая, насколько недосягаем для него этот лорд, Седрик невольно выискивал в нём изъяны. И едва не взвыл от восторга, когда лорд с обезоруживающей улыбкой, которая чувствовалась даже на расстоянии, парировал:

– Прекрасная традиция! Отличный стимул для наставницы дожить до ста лет.

Из ответного смеха только тёткин звучал ненатужно.

Экскурсанты, сделав круг, вернулись в «рай». Отец одну за другой откупорил все семь бутылок и разлил коньяки по бокалам, предлагая гостям по очереди насладиться ароматом и вкусом каждого. Седрику казалось – а может, так оно и было, учитывая качество и возраст напитков, – что он чувствует, как распускаются их букеты: лёгкая ваниль сменяется нотками ириса, фиалки и абрикосов, за которыми следуют тона выдержки, столь сложные и неповторимые, что их и словами-то описать нельзя – так пахнет совершенство.

– Дегустация коньяка, – сказал лорд, медленно вращая свой бокал с коньячным «старейшиной» вокруг оси и любуясь огненно-коричневым цветом его содержимого, – подобна собеседованию соискателей. Достаточно одной капли, – лорд пригубил бокал и на миг прикрыл глаза, смакуя нектар, – чтобы понять суть того и другого.