Текст книги "Вопрос цены (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Спасибо. – Ответ прозвучал совсем скупо, но даже он выдавал, как у Марка дрожал голос.

Лорд всё понял без слов – на то он и был лордом, – просто обнял его и прижал к себе.

– Так что мне ответить моему кандидату? – спросил он, отстраняясь.

– Передайте ему, что у нас был сумасшедший конкурс – сто человек на место, – но ваша рекомендация решила дело.

– Я передам. Он будет счастлив это услышать.

– Правда, я даже думать боюсь, чем он за это будет с вами расплачиваться. Особенно учитывая размер зарплаты, которую мы можем ему предложить.

– О, на этот счёт не волнуйтесь, – беспечно отмахнулся лорд. – Мой кандидат привык жить по заслугам – на то, что заработает собственным умом и трудом. Это будет для него отличным стимулом увеличить доход, а значит, отдавать себя делу без остатка.

– Ну, тогда вопрос решён, – просиял Марк. – Будем счастливы видеть вашего протеже в нашем «подвале» в понедельник утром.

Седрик не верил своему счастью. Если раньше, выбирая карьеру, он тем самым выбирал между Марком и лордом, то сейчас подобная дилемма перед ним больше не стояла – он мог выбрать обоих. Эйфория тут же поутихла: выбирая их, он тем самым выбирал их мечту и отказывался от Корпорации, а значит, и от своей мечты. Но ведь и Марк, и даже лорд от неё отказались… Не за тем ли он шёл в Корпорацию – за чувством общности и принадлежности, за родными по духу людьми, с которыми можно вершить великие дела? Таких людей он нашёл. А что касается дел… Мечта Марка, конечно, была очень дерзкой, но у Седрика и тени сомнения не было, что её ждёт оглушительный успех: баронеты, несмотря на то, что бредили корпоративной карьерой, были бунтарями по возрасту и по духу – в рок, революцию и Корпорацию идут лучшие, – и одеваться в марку, известную своей скандальной позицией по отношению к Корпорации – одно название чего стоит – «Баронет Мирабо», – будут уже из одной юношеской тяги к эпатажу и протесту. Лорды-наставники, если им хватит ума – а Седрик был уверен, что хватит, – не посмеют запретить своим подопечным столь естественный и невинный бунт. Конкуренция Марку с компанией тоже не грозит – такие сумасшедшие проекты, обречённые на провал по всем законам логики и здравого смысла, выстреливают исключительно благодаря личности и харизме своих основателей, а их украсть и скопировать невозможно. Лет через десять, с идеями Марка и опытом лорда, им высшие лорды завидовать будут.

– А ещё одной вакансии у вас не найдётся? – пересохшими губами спросил Седрик. – У меня тоже есть на примете один кандидат – на должность видеоинженера. Правда, он только в начале карьеры и даже лордом ещё не стал, не говоря уже о столь внушительном послужном списке, как у протеже лорда ван дер Меера, но я готов поручиться…

Марка опередил лорд.

– Чему я, к сожалению, так и не смог научить вас, – сказал он Седрику, – так это всегда идти своим путём. Впрочем, нельзя научить тому, чего не умеешь сам. В этом нам обоим не помешало бы поучиться у Марка. – Лорд с гордостью обнял Марка за плечи, Седрик впервые увидел Маркиза смущённым – ему очень шло. – Он всегда знал, чего хочет, и готов был идти за своей мечтой, чего бы это ему ни стоило. – Но тут же, вспомнив «цену вопроса» для Марка, смутился: – Простите, баронет, я сморозил жуткую бестактность.

– Ничуть, – скупо ответил Марк. – Оно того стоило.

– Марк слишком хорош для Корпорации, – продолжал лорд. – А вы, баронет, слишком хороши для «подвала». Перефразируя моего наставника, в вашем возрасте надо не в подвале сидеть, а мир познавать. И он, разумеется, прав. Не познав мир, корпорации в подвале не построишь.

Слова лорда Марка задели. От лорда это не укрылось.

– Вы, баронет, другое, – сказал он ему. – Вы всегда были вне системы и правил. А Седрик мечтал о Корпорации всю свою жизнь, и я не прощу ни себе, ни вам, – ни ему, – если он предаст мечту из чувства долга или, хуже того, за компанию.

– А если мечта больше не актуальна? – Марк, почуяв шанс заполучить второго ключевого сотрудника, тут же в него вцепился. – Вы же сами…

Но лорда не так-то просто было сбить с толку.

– Я – другое, – сказал он. – Если бы я не дошёл до корпоративной вершины, я бы никогда не смог от неё отказаться. – Лорд задумчиво уставился в окно во всю стену, из которого открывалась захватывающая панорама: под ним был весь Гамбург, а значит, и мир. – Большие восхождения дают многое, и прежде всего – перспективу. Есть цели, которые видны только с вершины – на полпути к ней и тем более у подножия их разглядеть невозможно.

На это Марку возразить было нечего. Лорд повернулся к Седрику.

– Я уже говорил о вас с Третьим лордом. Он будет счастлив видеть вас в своём департаменте. Вас ждёт блестящая карьера в космостроении, баронет.

И Седрик почувствовал небывалое облегчение, какое испытывают люди под властью фатума. Это Марку не нужны ни отцовское наследство, ни корпоративная карьера – он и без них лорд: не по рождению и не по заслугам, а по призванию. А ему, как и его наставнику, это звание надо заслужить.

– Никогда не предавайте свои мечты, баронет, – подытожил лорд. – Они ваши лучшие наставники и самые верные маяки на пути – только осуществив их, вы поймёте, куда вам дальше. И никогда не бросайте игру, не сыграв хотя бы раз до конца.

Седрик, закусив губу, кивнул.

– А насчёт инженера не беспокойтесь, – повернулся к Марку лорд. – На то я и менеджер, чтобы решать кадровые вопросы.

Потрясение Марка уже давно исчерпало свой лимит, так что он с предвкушением баловня судьбы просто молча ждал, чем она порадует его ещё.

– Хендрик, – озвучил сюрприз судьбы её глашатай.

Седрик потрясённо молчал, пытаясь переварить сказанное, – иммунитет к сюрпризам, в отличие от Марка, у него ещё не выработался. Назначение лорда старшим советником и вызванный им переезд в Гамбург изменили только их местожительство, но не стиль и уклад жизни – лорд по-прежнему не признавал никаких слуг. Седрик, которому, собственно, и «принадлежал» Хендрик, поначалу пытался «ангажировать» его хотя бы для «представительских функций»: встреч и проводов гостей и приготовления для них кофе, но даже эту немудрёную работу у него то и дело норовил «экспроприировать» лорд. А после того как к ним зачастил Марк, Хендрик и вовсе остался не у дел. Марка, выросшего и жившего в окружении целого штата прислуги, которая шпионила за ним сначала в пользу отца, а потом – наставника, Хендрик раздражал – в каждом слуге ему виделся соглядатай и доносчик, – и идиосинкразия лорда ван дер Меера на обслугу оказалась ему весьма на руку – по крайней мере здесь, в его доме, Марк мог расслабиться и перевести дыхание. Открыто свою неприязнь Марк не выказывал – сказывалось воспитание, но Хендрик был отличным слугой – всё понимал без слов и исчезал из виду, едва на пороге возникал высокий стройный силуэт Марка. Ну а поскольку Седрик с Марком были практически неразлучны, то Хендрик очень скоро превратился в «домашний призрак» – все о нём знали, но никто не видел. В итоге, лорд, понимая, что ничто так не развращает слуг – и баронетов, – как праздность, быстро нашёл выход из положения – предложил Хендрику на выбор десяток практических курсов, и тот, повинуясь хозяйской воле, остановился на программировании и моделировании. Все эти годы Седрик казался себе капризным ребёнком, клянчившим собаку, а когда ему её наконец купили, тут же потерявшим к ней всякий интерес, и чувствовал вину перед лордом, который из-за его глупой прихоти получил в нагрузку ещё одного подопечного. И только сейчас, когда Хендрик вдруг так нежданно оказался полезным лорду с Марком, Седрик выдохнул свободно – а ведь пригодилось его необдуманное «приобретение»!

– Я смотрел результаты его тестов в наставничество, – продолжал лорд. – С интеллектом и честолюбием у него всё в порядке – по этим показателям он даст фору многим баронетам, да и университетские оценки говорят за себя.

Седрик хмыкнул: да уж, в изобретательности и амбициях Хендрику не откажешь: человек, готовый пойти в слуги, лишь бы научиться быть хозяином, – выдающаяся личность по определению.

– Почему тогда его не взяли в наставничество? – спросил Марк.

– Он завалил идейную часть – его личные убеждения не совпадают с философией Корпорации. Но для вас, баронет, это, надеюсь, не критично?

– Напротив, – ухмыльнулся Марк. – Это решающий аргумент «за».

***

– Даан, ты хорошо подумал? Глупо всё бросать в полушаге от кресла Верховного лорда. Тем более сейчас, – в голосе старого лорда прорезалась едва уловимая насмешка, – когда перед Корпорацией открываются такие заманчивые перспективы.

Он знал, что этот разговор будет самым сложным. Но голос его был твёрд и уверен, как и он сам.

– Хеннинг, я всегда мечтал создать корпорацию «в гараже». А ты всегда учил меня осуществлять свои мечты.

Ко второму разговору у него уже появился некоторый иммунитет.

– Как же это некстати, Даан. Нам сейчас как никогда нужны такие люди, как ты.

– Я оставляю достойную смену.

Третий лорд улыбнулся.

– Это единственное, что тебя извиняет.

А третий оказался и вовсе простым.

– Ты знаешь, Юлиус. Ничего личного. Таковы правила игры.

2.

Подходил к завершению пятый, последний, год наставничества.

Все друзья во главе с Марком ждали полного совершеннолетия с радостным нетерпением и предвкушением – впереди была вожделенная свобода и неограниченные возможности, а значит, вся жизнь. Седрик не понимал друзей – неужели они ничего не чувствовали к своим наставникам? С Марком всё было понятно. Но остальные… Особых жалоб на лордов Седрик ни от кого не слышал. Но и особой привязанности, видно, тоже не было. Впрочем, как раз с ними-то всё было в порядке. Проблема была у Седрика. Чем ближе становился его двадцать первый день рождения, тем сильнее сжималось сердце от предчувствия чего-то фатально-непоправимого – Седрик уже давно жизни не мыслил себе без лорда ван дер Меера. Грядущая свобода Седрика не радовала. Грядущая свобода означала невосполнимое одиночество, восполнить которое не мог даже Марк. Впрочем, дело было не в одиночестве – Седрик к нему привык за шестнадцать лет жизни до встречи с лордом. Правда состояла в том, что Седрик любил лорда ван дер Меера. Влюбился в первый же день наставничества и полюбил к последнему.

Разумеется, отношения наставников и воспитанников с окончанием наставничества не прекращались: дружба, сотрудничество, деловое партнёрство со временем будут только расти и укрепляться. Но того, самого главного, из чего всё это выросло, больше не будет никогда.

С окончанием наставничества обнулялась не только личная жизнь, но и личная история баронета: воспитанник – это холст, который грунтует наставник. Но живописать на этом холсте должен сам баронет. В знак символического отлучения от наставника баронетам возвращали их собственное имя. У подопечного нет своего имени – поступая в наставничество, он принимает имя наставника: сам по себе баронет в это время никто, и если что-то и значит, то только потому, что лорд-наставник в нём это что-то разглядел. Что-то, что при ближайшем рассмотрении вполне может оказаться обманкой, миражом, пустышкой. Поэтому давать ему титул с собственным именем – преждевременная трата ресурсов. Если баронет не доходит до конца наставничества, титул он теряет, и этот же титул потом присваивается следующему воспитаннику лорда – если тот пожелает такого завести, конечно, – и из анналов Корпорации такой баронет-неудачник бесследно исчезает навсегда. Но если наставничество оказалось успешным, баронету оставляют его титул и возвращают его собственное имя. Обретение своего имени – это ещё и первый самостоятельный шаг на пути к титулу лорда. Седрик за эти пять лет так уже привык к тому, что он третий баронет ван дер Меер. Седрик испробовал будущее имя на вкус. Баронет-по-заслугам де Сен-Венан. Звучало напыщенно, пусто и пресно, как и было. Все знали, кто такой лорд ван дер Меер, и отблески его славы и репутации неизменно осеняли самого Седрика. Теперь же названием картины его жизни будет только то, что он сам в неё вложит.

Традиция предписывала, чтобы последний оммаж совершался там же, где и первый, символически замыкая круг.

Седрик с лордом на рассвете прибыли в Кеймтон-Хаус – пешком, как и пять лет назад. Они уже давно были с Марком триедины, без каких-либо тайн и секретов друг от друга. И всё же, третий, последний, оммаж – слишком интимное действо, чтобы совершать его в присутствии посторонних, даже если этот «посторонний» – твоё альтер эго.

Сегодня всё выглядело так же, как пять лет назад: светило солнце, щебетали птицы, манил неизведанным новый день. И всё же кое-что изменилось: разрослись и ещё больше переплелись ветвями древа жизни лордов Кейма и Йоста, пополнилась новыми дубками их «свита», а виски лорда ван дер Меера тронула первая седина. Но главное – изменился Седрик.

Седрик с наставником остановились у Дуба.

В третьем, последнем, оммаже наставник признаёт подопечного равным себе, а потому и оммаж начинает он.

Лорд подошёл к Седрику, который теперь стоял в полный рост.

Седрик стоял неподвижно. Бесстрастное лицо, гордо вскинутый подбородок, устремлённый в даль взгляд. Настоящий лорд, который носит свой титул по заслугам. Такого не зазорно признать равным. И лорд ван дер Меер, признавая его равным, протянул ему руку. Седрик её пожал, хотя хотелось поцеловать. Пять лет он послушно следовал за наставником. Его наставник с честью выполнил свой долг и довёл его до перекрёстка. Дальше каждый пойдёт своим путём. Как равные – но не на равных: наставник всегда будет на шаг впереди.

– Достойной вам дороги! Великого пути!

Оммаж запечатал прощальный поцелуй в губы – отныне у них будут отношения равных: плечо к плечу, броня к броне, со стуком сердец в унисон. Но равенство это Седрика не радовало.

Ритуал завершился, а вместе с ним закончилось и то, что между ними было. Хотелось плакать. Но лорд ван дер Меер справился со своей задачей на совесть – глаза его воспитанника даже не увлажнились.

Домой, в Четвуд-Парк, возвращались отдельно – это тоже было данью традиции, символом того, что отныне баронет должен сам выбирать и прокладывать свой путь и самостоятельно по нему идти. Выход из Кеймтон-Хауса был только один, поэтому первым ушёл лорд. Седрик же свернул в дубовую рощу, давшую вечный приют и посмертную жизнь самым великим лордам, – идеальное место, чтобы проститься с прошлым и встретиться с новым собой. Разошлись молча, скупо обнявшись: Седрику казалось, что любое слово, которое слетит сейчас с его губ, унесёт с собой и частицу последнего поцелуя лорда, который он отчаянно хотел запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь без него; лорд, непривычно задумчивый, тоже не проронил ни слова – всё, что он имел сказать своему подопечному, он сказал за время наставничества.

Священная роща встретила его сакральной тишиной и безмятежным покоем, которые время от времени нарушали только короткие глухие шлепки – это падали первые жёлуди. Глядя на них, Седрик и сам казался себе таким же «падшим» жёлудем, слабым и недозрелым, – слишком рано он отделился от дуба. Было что-то странное и неправильное в этом скороспелом равенстве. К своим двадцати годам Седрик сравнялся с наставником разве что ростом. Во всём остальном ему до него ещё расти и расти. Седрик наклонился и поднял один из желудей – он сейчас, как никогда, нуждался в товарище по несчастью. И тут же выбросил: слабые, с гнилью и червоточиной, ему не ровня. Седрик подошёл к ближайшему дубу. Обнял прохладный шершавый ствол. Провёл рукой по коре, прижался щекой. Прикрыл глаза. Постоял. Подошёл к другому. По очереди почтил всех своих великих предшественников, которые с честью и достоинством прошли этот путь до него – до конца: вот кто отныне его единственная поддержка – и тысячи таких же достойных и сильных живых. Им было не в пример тяжелее: каждый, кто прошёл этим путём до него, проторил и тем самым облегчил его для будущих путников. И теперь его черёд вернуть долг и оставить на дороге след для тех, кто ступит на неё после.

Великие напитали его силой. На душе по-прежнему было пусто. Но впереди замаячил просвет.

Седрик вышел из рощи – и застыл на месте, не доходя до Дуба.

Под Дубом сидел лорд.

– Я не сказал вам главного, баронет, – сказал он, поднимаясь ему навстречу. – Возможно всё. А не только то, что разрешено.

Седрик, потрясённый, молчал, теряясь в догадках, к чему ведёт лорд.

– А теперь, – продолжал лорд, – когда вы это знаете, я хочу вас спросить: что вы выбираете – зная, что возможно всё и вы ограничены лишь собственным выбором – и его ценой?

Седрик не верил своим ушам – каким-то шестым чувством он вдруг понял, о каком выборе говорит сейчас лорд. Это не могло быть правдой. Во всём этом наверняка крылся какой-то крупный подвох.

Седрик, пытаясь справиться с замешательством, прикрыл глаза.

В памяти неожиданно всплыл приезд лорда в их поместье пять лет назад, дегустация коньяка в погребе замка и проведённая там лордом ван дер Меером параллель между коньяком и воспитанником лорда, которую тётя Амели удачно развила, сравнив наставников с коньячными бочками. Но есть и разница – несмотря на тесный симбиоз, коньяк и бочка всё же разные сущности с разным предназначением, и то, что происходит между ними, процесс химический. Наставничество же – процесс алхимический: от длительного пребывания в контакте с наставником-«бочкой» молодой «коньяк»-воспитанник сам превращается в «бочку».

В коньячном бондарстве всё чётко продумано – от выбора дуба до сборки бочек, – чтобы за долгие годы выдержки коньяк мог взять лучшее от бочки.

Во время обжига бочки обруч, расположенный в её основании, от нагревания постепенно стягивается, и отдельные клёпки сближаются между собой, пока окончательно не сомкнутся и не станут единым целым. Когда сборка закончена, готовую бочку отправляют на испытания. Её проверяют на прочность и испытывают кипящей водой, чтобы выявить возможную течь.

И прежде чем Седрик из «коньяка» превратится в «бочку», в которой будут выдерживать следующие поколения «коньяка», ему тоже предстоит пройти испытание. Наставничество закончилось, но его ждал выпускной экзамен, последнее испытание, от которого будет зависеть всё. Несомненным было одно – лорд испытывал его на верность. Но кому? Себе? Лорду? Или Корпорации? Так что же выбрать: верность делу или себе и… лорду? И разве возможно отделить лорда, а теперь уже – и его самого – от Корпорации?

А что ему, собственно, терять? Единственное, в чём он по-настоящему преуспел к своим двадцати годам, было умение не терять себя. Всю свою жизнь, включая последние пять лет наставничества под началом лорда, Седрик оставался верным себе, и это всегда непостижимым образом оказывалось правильным ответом на любые вопросы, которые перед ним ставила жизнь. Но, учитывая особенность этого экзамена, лорд, вполне возможно, впервые ожидает от него самопожертвования и отречения от собственных желаний в пользу интересов и идеалов Корпорации. Возможно, сейчас его испытывает даже не лорд ван дер Меер, а сам лорд Кейм. Возможно, сейчас он, Седрик, принимает непосредственное участие в тайном ритуале инициации.

Голова Седрика шла кругом, сердце бешено колотилось, – он опять чувствовал себя неофитом, как в ту памятную ночь пять лет назад, когда лорд ван дер Меер постучался к нему со своим экстравагантным предложением. Тогда Седрик ответил вопреки правилам, и ответ этот, вопреки правилам, оказался правильным. Вернее, верным. Но верным было и то, что у каждого верного решения была своя цена, и за каждое решение, в том числе и правильное, он платил соответствующую плату. Седрика внезапно обуяла злость. Он ответит так, как посчитает нужным, и если этот ответ на самый важный вопрос окажется неправильным… Что ж, тогда ответственность за этот провал будет не только на нём. В конце концов, это и было главной задачей лорда – подготовить его к этому моменту и правильному ответу. Впрочем – злость тут же улетучилась, сменилась горечью, – кого он обманывает: ему не в чем упрекнуть своего наставника, лорд ван дер Меер со своей целью справился с блеском, просто он оказался бездарным учеником.

– Разумеется, если я вам за эти пять лет осточертел… – голос лорда впервые за пять лет дрогнул. Лорд умолк и смотрел выжидающе – как всегда, непроницаемое выражение лица, спокойный и бесстрастный взгляд, ни подсказки или хотя бы намёка на правильный или желаемый вариант ответа – ни дать ни взять лорд Кейм с парадного портрета. Надо было отвечать: в подобных вопросах задержка с ответом или его отсутствие – тоже ответ, возможно, самый красноречивый. И ответ этот, как чувствовал Седрик, был очень прост и лежал на поверхности, как и ответы на все прочие вопросы-подвохи лорда. До Седрика внезапно дошло, что все те несколько секунд длиною в вечность, что он метался в поисках верного ответа, он думал о себе. И это решило дело. Правильный ответ тот, который пойдёт на пользу лорду, а не ему самому.

– Вы… – запнулся Седрик, – никогда не сможете войти в Совет двенадцати. Если… останетесь со мной.

Уход лорда с должности старшего советника Второго лорда был достаточно эксцентричным поступком, но всё же понятным, а значит – приемлемым: он в любой момент мог вернуться в Корпорацию без ущерба для дальнейшей карьеры. Что же касалось того, что лорд собирался сделать сейчас, Седрик знал: понимания и прощения ему не будет.

Лорд ван дер Меер подавал большие надежды и уже сейчас, в свои неполные сорок лет, считался одним из главных претендентов в Верховные лорды. Вряд ли он не понимал, что своим выбором ставит крест на дальнейшей карьере. Но Седрик, для успокоения совести, просто обязан был ему об этом напомнить.

– Это вопрос цены, баронет, – пожал плечами лорд ван дер Меер. – И мне она по карману. Этот выбор закрывает мне путь в Совет, но на прочей карьере никак не скажется. Выше мне не дадут подняться, но и столкнуть меня вниз им тоже не удастся. В отличие от вас… Вы это понимаете?

Седрик понимал. Лорд ван дер Меер выполнил свой долг и имел полное право «уйти на покой». Седрик же только стоял в самом начале пути. По окончании наставничества баронетам давались пять лет, чтобы заложить основу будущей карьеры. По прошествии этого срока, на основании рекомендаций наставника и двенадцати независимых лордов из выбранной сферы деятельности, а также достигнутых за время работы профессиональных успехов, они получали титул лорда-по-заслугам. В период наставничества с отношениями было просто – воспитанник хранил верность наставнику. После окончания наставничества и до получения титула лорда-по-заслугам баронеты навёрстывали упущенное – с кем и как душа и тело желали. С получением титула лорда-по-заслугам привольная разгульная жизнь заканчивалась, и наступала пора возвращать долги: теперь уже новоиспечённый лорд должен был сам становиться наставником молодёжи, если не хотел лишиться титула, карьеры и положения. Но Седрик сейчас не хотел об этом думать. Впереди у них с лордом ван дер Меером целых пятнадцать лет – счастливой и свободной жизни на равных. Достаточно, чтобы решить, какую цену заплатить: любовь или карьеру. Впрочем, ответ Седрик знал уже сейчас, но решил придержать его при себе: не зря старшие лорды не дают права голоса тем, кто ещё «не остыл», а потому склонен больше слушаться сердца, чем гласа рассудка.

– Я выбираю вас, – просто сказал он, тихо добавив: – Если вы согласны принять этот выбор.

– С одним условием, – ответил лорд. – Мы вернёмся к этому вопросу самое позднее через пятнадцать лет.

– Оставляете себе пути к отступлению? – ухмыльнулся Седрик, но душу его переполнила благодарность – лорд тоже думал о нём даже в ущерб себе.

– Нет, – отзеркалил ухмылку лорд. – Оставляю вам шанс пересдать экзамен. Что-то я упустил в вашем воспитании, раз вы так бездарно провалили первый же тест на пути к креслу Верховного лорда.

– Яблоко от яблони… – пожал плечами Седрик. Лорд впервые за пять лет отвесил ему подзатыльник. Седрик рефлекторно пихнул его локтем под бок – и обомлел, не в силах понять, как его угораздило осмелиться на подобное панибратство. Седрик усилием воли поднял глаза на наставника – любая «цена», учил лорд, включает в себя «налог» – способность выдержать любой взгляд, вызванный твоим выбором, – и готовые сорваться с языка слова извинения застыли на губах. Седрик получил ответ на свой вопрос – лорд сейчас действительно походил на его брата. По духу, не по крови. В день их знакомства лорд выглядел молодо, сейчас же он был молодым – в глазах его светилось мальчишеское озорство, и даже на носу вдруг засияли незаметные раньше веснушки. Оба рассмеялись, переглянулись и, не сговариваясь, бросились наперегонки домой – на ежедневную пробежку свобода выбора не распространялась.

Вслед им одобрительно шумел ветвями лорд Йост, а может, даже лорд Кейм – этих двоих уже больше ста лет нельзя было отделить друг от друга.

***

Потом был растянувшийся на весь день лениво-праздничный завтрак-обед-ужин, который они готовили и поглощали втроём, под полные дерзких планов разговоры о будущем.

А потом была ночь.

И роскошный «десерт», который для них приготовил лорд.

– Вам теперь можно то, – просто сказал он, – что раньше было позволено только мне. Если вы хотите, конечно.

Седрик с Марком переглянулись.

– Хотим?! Да мы эти пять лет только об этом и мечтали! – слова сорвались с языка Седрика раньше, чем он успел их обдумать, но лорда они, кажется, нисколько не покоробили.

– Я бы очень удивился, если бы это оказалось не так. Это значило бы, что я где-то крупно просчитался: с выбором воспитанников или с их воспитанием.

Седрик с Марком стали мужчинами, и этой ночью лорд ван дер Меер позволил им быть мужчинами.

Седрик проснулся на рассвете – лорд был прав: теперь эта привычка была частью его натуры. Но сегодня, вместо привычных пяти, часы показывали без минуты четыре. Рядом, зарывшись лицом в подушку и сплетясь пальцами рук с лордом, тихо посапывал Марк – в их «семье» он всегда просыпался последним, да и то только после того, как его разбудят, – обычно эту сопряжённую с риском для жизни обязанность брал на себя лорд. Сейчас же лорд с глупой счастливой улыбкой – «Интересно, я сейчас так же выгляжу?» – тоже спал сном младенца, вернее, – если вспомнить события минувшей ночи, – потрудившегося на славу мужчины. Седрик неслышно выбрался из-под одеяла – пусть лорд… нет, теперь уже Даан, выспится – всю ночь – тело Седрика отозвалось истомой – не спал, а он тем временем завершит одно оставшееся дело – как раз к совместной пробежке успеет.

Седрик оделся, вышел из дома и направился к протекавшей рядом с поместьем реке.

«Тяга к шалостям – свойство мальчика, – говорил ему лорд. – Способность к бунту – признак мужчины». Остановившись у кромки воды, Седрик расстегнул ворот рубашки и снял с груди медальон с портретом лорда Кейма, с которым не расставался, даже когда мылся. Замахнувшись что было силы – регулярные тренировки не прошли даром, – Седрик забросил медальон на середину реки. И дело было вовсе не в невидимом укоризненном взгляде кумира, который Седрик чувствовал даже сквозь ткань рубашки. Просто с этого дня в его сердце будет место только для двух мужчин, ставших с ним одним целым, и третьему там не место.

3.

(первый эпилог)

Лорд ван дер Меер продал Четвуд-Парк, мотивируя это тем, что содержать такое большое поместье ему теперь не по силам. Но Седрик подозревал, что истинной причиной послужили не финансовые, а этические затруднения: новый образ жизни лорда больше не соответствовал тем суровым требованиям, которые выдвигались к моральному облику «соседа лорда Кейма».

На «семейном» совете баронеты предложили съехаться: они уже жизни не мыслили друг без друга, к тому же, все трое только начинали карьеру, и это существенно сэкономило бы затраты на жильё. Но лорд, конечно, об этом и слышать не хотел – взрослый человек должен жить отдельно! Однако баронеты так вдохновились этой идеей, что быстро нашли компромисс. От наставников им полагались стартовые квартиры. Оба остановились на таунхаусах. Подыскав скромный триплекс-новостройку из строённых двухэтажных домов, с общим обширным участком и отдельными двориком, садиком и входом у каждого, они предложили лорду выкупить третий. Лорду нечем было крыть – видно, не особо хотелось, – и он с радостью вступил в долю. Внутренние ограждения между владениями снесли, превратив палисадники в большой общий сад, а задние дворики – в просторную террасу с бассейном вдоль всего здания. Марк с головой ушёл в дизайн интерьеров, впрочем, Седрик с лордом тоже не отставали. Только сейчас баронеты в полной мере оценили житейскую мудрость наставника: учитывая те несовместимые требования, которые каждый из них выдвигал к жилищу своей мечты, в общем доме они бы или рассорились ещё на стадии выбора цвета краски для стен, или, скрепя сердце, сошлись бы на варианте, в котором неудобно и неуютно было бы каждому. Лорд видел свой дом непременно спартанским – голландским, поправлял с издёвкой Седрик, – напичканным последними изобретениями его бывшего отдела, для Марка дом был филиалом космополитического богемно-гламурного клуба, открытого для гостей в режиме нон-стоп, а Седрик истосковался по элегантной и сдержанной французской классике вне моды и времени. Как ни странно, по вечерам чаще всего собирались в суровой футуристической кухне лорда: то ли потому, что дом лорда стоял посередине; то ли потому, что у лорда была монополия на легендарные рецепты его легендарной прабабки; то ли потому, что лорд был душой и сердцем этой странной «голландской семьи» и умел создать в доме уют, не прибегая к дизайнерским ухищрениям.

И только одно в каждом доме было одинаковым – огромная трёхспальная кровать, сделанная по спецзаказу.

Лорд ван дер Меер, хоть и не был наставником Марка де-юре, являлся им де-факто и настаивал на том, что Марку от него тоже полагается стартовая квартира. Марк же считал, что лорд и без того сделал для него больше, чем все остальные, вместе взятые, и принимать подарок наотрез отказывался. Лорд ван дер Меер был хорошим наставником – воспитал в своём подопечном достаточно сильный характер, чтобы спор зашёл в тупик. Наконец лорд, будучи старше, а посему – мудрее и хитрее, предложил компромисс: купить вместо квартиры ателье. И Маркиз дрогнул. Под покровительством Марка в его бытность воспитанником Второго лорда «подвал» приобрёл культовый статус среди богемно-гламурной корпоративной тусовки и отчаянно нуждался в инвестициях. Количество клиентов увеличилось достаточно, чтобы производству и продажам в одном помещении стало тесно, но их пока явно не хватало, чтобы снять дополнительное помещение для производственных нужд, – аренда бутика на бульваре Лорда Кейма съедала почти весь доход, который он приносил. Переехать в более дешёвый район означало нивелировать эксклюзивность марки, на которую с самого начала делалась ставка, – и тем самым убить в зародыше саму марку. Принимать какую-либо помощь от Корпорации – как и от любого другого ориентированного на прибыль инвестора – Марк с партнёрами наотрез отказывались, опасаясь финансовой кабалы и потери контроля над фирмой. Лорд ван дер Меер тоже не раз предлагал вложить в развитие бизнеса вырученные от продажи Четвуд-Парка средства – или хотя бы часть, – но Марк с компанией были непреклонны: никаких финансовых вливаний со стороны, только полная самоокупаемость, гарантирующая полную свободу самовыражения.