Текст книги "Девятнадцать лет спустя... (ЛП)"

Автор книги: Knitchick

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 27

Гермиона посмотрела на мужчину, мысли о котором занимали ее разум больше месяца.

"Он действительно хочет меня. И хотел все это время… Черт, значит все оно было потрачено просто зря…"

Понимая, что хочет оказаться ближе, она шагнула к Люциусу. Не прерывая зрительного контакта, она потянулась, чтобы нежно прикоснуться к его щеке, чувствуя больше, чем его легкий вдох при этом прикосновении.

Она мягко обвела черты его лица пальцем, черты лица, наполнявшие ее мечты и фантазии. И теперь, вконец изумленная, она видела, как желание наполняет его глаза, и знала, что в ее собственных бушуют те же эмоции.

Она почувствовала, как тело словно бы качнулось к нему навстречу, и знала, что на этот раз не сможет остановиться. Гермиона медленно провела руками по его груди, желая ощутить под своими пальцами теплую кожу; нужно было убедиться, что это и впрямь Люциус. Это действительно он, живой и настоящий, а не просто фантазии, порожденные богатым воображением и вызванные физическим желанием.

От ее прикосновения его дыхание участилось и Люциус зашипел, когда ноготок Гермионы слегка задел его сосок. И она сама тут же ощутила, как волна ответного желания затопила трусики.

"Боги, я хочу этого мужчину. Хочу больше, чем кого-то другого в этой жизни… И не желаю тратить больше ни минуты на какие размышления…"

В ту минуту, когда ее губы коснулись Люциуса, он тут же обнял Гермиону в ответ, целуя ее так, будто хотел сожрать. Его ищущий язык жадно и быстро проник ей в рот. И она, конечно, не сдерживала его, отчаянно отвечая на эти обжигающие поцелуи. В объятиях Люциуса она просто потеряла чувство времени и места, понимая, что теперь больше не сможет отпустить его. Никогда…

Гермиона ощутила, как ее желание разгорается все сильней и сильней, ей ужасно хотелось почувствовать его кожу своей, ей нужно было почувствовать его всего… И она начала бороться с оставшимися пуговицами его льняной рубашки, чтобы добраться до тела. Наконец почти вырвала их с корнем, нетерпение придало недюжинную силу, а звук рвущегося материала заставил ее глухо, почти животно зарычать. Что вызвало у Люциуса легкую усмешку.

– Похоже, моя львица готова продолжить игру, – прошептал он ей на ухо, скользнув языком по раковинке, чем послал восхитительную дрожь по ее спине. – Может, нам стоит продолжить ее в более закрытом месте, если, конечно, у тебя нет склонности к эксгибиционизму… особенно, после сегодняшнего утра, – он усмехнулся еще раз, увидев, как Гермиона густо покраснела.

Она не могла поверить.

"Неужели он думает… что мне и впрямь нравится делать это публично?"

И, преисполнившись решимости исправить ситуацию, она посмотрела на него с негодованием, заметив, что он улыбается, глядя на нее сверху вниз. А потом поняла, что этим он тоже пытается снять напряжение, пока они не окажутся в более уединенном месте.

"Мда… похоже, и Люциусу тоже свойственна толика стеснительности…"

Внезапно она почувствовала себя безрассудно: улыбнулась ему в ответ, хулигански блеснув глазами.

– Люциус… – промурлыкала она и слегка провела ногтями по его груди, задевая соски и смакуя его вдохи.

– Похоже, ты обнаружила мою слабость, и я рад этому, потому что теперь и ты открыта для исполнения моих… тайных желаний.

Гермиона наклонилась и провела языком по его уже напрягшемуся соску, а затем нежно прикусила его зубами. Люциус втянул меж зубов воздух, и она ощутила, как тело его содрогается.

"Мерлин, кажется, возбуждая его, я возбуждаюсь и сама".

– Так что скажешь, если мы избавимся от всей этой тесной одежды, и ты позволишь мне исследовать каждый дюйм твоего восхитительного тела… прямо здесь, – она быстро превратила сорванную с него рубашку в большое одеяло и взглянула на него в невинном вопросе.

Люциусу понадобилось около десяти секунд потрясенного замешательства, чтобы осознать, что она просто дразнится. И когда Гермиона увидела у него в глазах голодный и хищный блеск, ей пришло в голову, что, возможно, ее поддразнивания смотрелись несколько перебором.

А потом взвизгнула, когда Люциус нагнулся, бесцеремонно перекинув ее через плечо, и направился обратно к вилле. Гермиона знала, что она отнюдь не Дюймовочка, но Люциус, должно быть, был сильней, чем выглядел, поскольку ни разу не дрогнул.

Удары Гермионы кулачками по его спине были так же безрезультатны, как и ее разочарованные протесты, которые следовало бы подавить, в итоге Люциус проигнорировал и то, и другое. Войдя на виллу, улыбкой он поприветствовал Поппи, махнув ей рукой и направился к лестнице. Ему не потребовалось много времени, чтобы сообразить, которая из комнат принадлежит Гермионе, и осторожно поставить ее на ноги рядом с кроватью.

– Черт, женщина, сколько ж ты весишь? – с усмешкой спросил он, уворачиваясь от ее кулачков. Наконец, схватив за оба запястья и удерживая их за спиной, он посерьезнел. – От тебя… захватывает дух, Гермиона.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, когда прошептал это.

И Гермиона ощутила, как под мощным сочетанием его слов и поцелуев, ее гнев с негодованием просто улетучиваются. А уже скоро он прокладывал огненную дорожку из поцелуев по линии ее челюсти к шее, и Гермиона ощутила, что с губ срывается тихий стон, когда он достиг чувствительной точки у основания горла, где пульс забился в бешеном ритме.

Ее стоны, должно быть, подействовали и на него, потому что, отпустив ее руки, он крепко прижал Гермиону к себе, тут же отыскивая рот. Она обвила его за шею и притянула к себе, жадно целуя в ответ. Все игры теперь были отложены из-за безотлагательности их желаний.

Она сняла резиночку с волос, чтобы провести по ним пальцами, наслаждаясь ощущением шелковистых локонов, скользящих сквозь ее пальцы. И Люциус застонал ей в рот, а Гермиона поняла, что ему это нравится так же, как и ей.

Люциус крепко прижал ее к своему телу, и Гермиона ощутила, как к ее животу настойчиво прижимается уже восставший член. Она вдруг внезапно захотела попробовать его на вкус.

Рону всегда нравилось, когда она занималась с ним оральным сексом, но, в связи с тем, что сам он отвечал взаимностью крайне редко, и Гермиона баловала его этими ласками нечасто и крайне неохотно. Дело в том, что она никогда не чувствовала потребности ласкать Рона ртом, как сейчас Люциуса, и отказывалась глубоко вникать, из-за чего же так случилось.

Теперь же она вырвалась из объятий Малфоя, стянула с себя майку, зашвырнув ее в угол, а вслед за ней и шорты. И тут же поняла, что глаза Люциуса благодарно раширились, увидев на ней лишь черный кружевной бюстгалтер и трусики того же цвета. Воспользовавшись тем, что временно он бездействует, таращась на нее, она быстро расправилась с его брюками и отбросила их куда-то в дальний угол, прежде чем Люциус разобрался, чего она вообще делает.

К своему удовольствию Гермиона обнаружила, что Люциус предпочитает вообще не носить нижнее белье, а вид его огромной эрекции заставил ее задохнуться от восторга и нетерпения. Она быстро упала перед ним на колени и обхватила рукой его член, радуясь, что тот дернулся в ответ на ее внимание. Люциус громко застонал, когда ее рука начала дюйм за дюймом поглаживать шелковистую поверхность члена, кружа языком вокруг набухшей головки.

– Гермиона… – умоляюще простонал он, пытаясь поднять ее на ноги, не желая, чтоб она чувствовала, что должна ласкать его именно так.

Люциусу, как и любому живому мужчине, нравилось, когда женщина ласкает его ртом, но Нарцисса категорически отказывалась это делать, заявляя, что так ведут себя только шлюшки. Нет, Люциус, вопреки распространенному мнению, никогда не изменял жене в традиционном понимании этого слова, но (будучи Пожирателем Смерти во внутреннем круге Волдеморта) участвовал в общепринятых "определенных" развлечениях, в которых должны были участвовать все. Правда, Малфой, как женатый Пожиратель, мог расчитывать на какой-то иммунитет, оставляя за собой право не изменять жене, а использовать женщин просто для орального удовольствия.

– Люциус, – Гермиона посмотрела на него полными желания глазами и промурлыкала: – Я хочу попробовать тебя тебя…

Мысль, что Гермиона готова сделать это добровольно… и желает этого, заставила его колени ослабнуть от желания. Люциусу (с его строгим чистокровным воспитанием) просто никогда не приходило в голову, что порядочные женщины согласятся делать это или же захотят делать это сами… Опустив глаза вниз, он увидел, как Гермиона чувственно проводит языком по всей длине члена, и дыхание у него перехватило.

"Мерлин, – мелькнуло у него в голове. – Она самое красивое существо, которое я видел в этой жизни".

Это была последняя связная мысль Малфоя, когда рот Гермионы сомкнулся над головкой его члена.

Гермиона (всегда думавшая, что все мужчины любят оральные ласки) поначалу даже удивилась сдержанности Люциуса, но перестала об этом думать, попробовав его на вкус. Дело в том, что Рону не делали обрезание, и она оказалась приятно удивлена, что Малфой обрезан. Теперь она окровенно наслаждалась видом его открытой лиловой головки, когда облизывала ее, посасывая край.

Люциус, вздохнув, сказал Гермионе, что ему очень нравится то, что она делает, поэтому та и продолжила еще активней ласкать его. И уже скоро почувствовала вкус предвосхищающего эякулят выделения, продолжая и продолжая ласкать член по всей длине, подключив к ласкам губы и язык.

Уже скоро Малфой больше не смог выносить всего этого, чувствуя, что должен срочно прикоснуться к ней. Прикоснуться прямо сейчас. Обхватив Гермиону под мышки, он поднял ее, прижав к своему телу и обхватил ее губы в каком-то обжигающем поцелуе, не сдерживая больше желания.

Когда язык яростно сцепился с ее языком, а тело прижалось к ее собственному, Гермиона ощутила, как внутренности ее буквально тают… Она почувствовала, как его руки пытаются снять с нее бюстгалтер, быстро расстегнула его и отбросила в сторону. А следом за ним и трусики.

Люциус опустил Гермиону на кровать, исследуя ее тело и делая с ним то, что и хотел сделать уже больше месяца. Он коснулся ее аппетитной груди, удивляясь тому, как эти полушария полностью заполняют его большие руки, и застонал, по очереди целуя соски.

Гермиона выгнулась от его ласк, чувствуя, как становится от них влажной, пока Люциус посасывал один один сосок за другим. Она всегда любила прелюдии, постоянно умоляя Рона уделить этому действию как можно больше времени, но у нее было больше двух месяцев прелюдии с Люциусом. И ей ужасно хотелось, чтобы он оказался внутри. Срочно… прямо сейчас, иначе она сойдет с ума.

– Пожалуйста, Люциус… – взмолилась Гермиона, выгнув бедра.

Он попытался помедлить, сдерживая свои потребности, что удовлетворить ее, и проводя рукой по ее животу, теплым складочкам и оказался поражен, почувствовав какая она влажная. Как мягко его пальцы скользят внутрь нее.

"Мерлин, она совсем мокрая…"

Большим пальцем Люциус поласкал ее клитор, и когда он это сделал, Гермиона чуть не слетела с кровати, удивив его силе своей реакции на прикосновения.

– Прошу тебя, теперь… – задыхаясь, выдохнула она, тяжело дыша.

Люциус вошел в нее одним быстрым толчком, наполняя ее и удерживая себя в том чудесном потоке ощущений, что захлестнули его. Гермиона была такой тугой, такой тесной, что жар ее просто обжигал его своей силой. Он никогда не чувствовал ничего подобного, и знал: если умрет сейчас, то умрет самым счастливым волшебником на всем белом свете…

А Гермиона думала, что теперь, когда он внутри, она просто взворвется от удовольствия. Она выгнулась, заставляя его двигаться; ей нужно было движение, чтобы снять то сумасшедшее возбуждение, что нарастало и нарастало в ней.

И Люциус начал двигаться, сначало медленно, а потом, когда натиск ощущений пересилил осторожность, все быстрей и сильней.

И упивался ощущением этого шелковистого влагалища, плотно сжимающегося вокруг его плоти, а ее крики и стоны почти сбивали его с толку. Она была такой дикой, такой необузданной в своей страсти, что поглотила его полностью, отдавая взамен всю себя…

Гермиона почувствовала, как он начал двигаться сильнее, и поняла, что он близок к оргазму, притянула к себе для поцелуя, который прервала, тяжело дыша, когда он прижал одну ее ногу к своему плечу и вошел еще глубже. Она потянулась и обхватила его великолепные мужские ягодицы, пытаясь втянуть Люциуса с еще большей силой.

– Гермиона… Боги, ты ощущаешься просто невероятно… – выдохнул он, безжалостно врезаясь в ее плотное и жаркое тепло.

И не выдержал, ощутив, как стенки влагалища начали конвульсивно сжиматься вокруг члена, а сама Гермиона закричала, ликуя и празднуя собственную разрядку:

– ЛЮЦИУС!..

Это было больше, чем он мог вынести, поэтому кончил и сам, врезаясь в нее из последних сил и вздрагивая, когда волны великолепнейшего оргазма прокатывались по нему одна за другой.

– Гермиона… Да, да, милая…Ох… – Люциус последний раз вздрогнул и рухнул на нее. Он был вспотевшим, с тяжко вздымающейся грудью, и прерывисто дышал.

После такого восхитительного оргазма Гермиона же ощущала себя совсем бескостной. Ей потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться, но, когда она смогла говорить, сказала:

– Это было… вау! – и одарила Люциуса сияющей улыбкой на полностью расслабленном и довольном лице.

Тот усмехнулся, мягко скатываясь с нее и внезапно чувствуя себя обделенным. Ему не хотелось прерывать это их безумно интимное слияние, хотелось продлить его подольше, но он понимал, что должен откатиться и дать Гермионе свободу.

– Дорогая, ты всегда так красноречива после занятий любовью? – Люциус улыбнулся ей, все еще не веря своему счастью.

Она ответила на улыбку, а потом перевернулась, положив голову ему на грудь, и провела пальцем по его блестящему торсу. Вздрогнув, Люциус отстранился, а улыбка Гермионы стала озорной. Она поняла, что грозный Люциус Малфой боится обычной щекотки.

– Итак… – Гермиона повернулась и села ему на живот, оседлав талию. – Значит, вы считаете, что я недостаточно болтлива после таких головокружительных оргазмов, мистер Малфой?

И начала щекотать его. Тот пытался избежать щекотки, безуспешно удерживая ее руки и отчаянно хохоча при этом.

– Гермиона… – хохотал он, уворачиваясь от нее. – Пожалуйста, остановись, прошу тебя! Умоляю…

Но Гермионе очень нравился звук его смеха, хотя через несколько минут она и перестала щекотать его, принявшись наблюдать. Она интуитивно почувствовала, что жизнь Малфоя не была наполнена смехом, и каким-то образом это сделало сей момент даже более интимным, чем вся их предшествующая близость. И осознание этого почему-то тронуло ее…

А когда Люциус взглянул на нее, и она поняла, что смех в его глазах сменился желанием, то ощутила, что все ее шевеления могут также повлиять и на другую часть его анатомии. Гермиона ощутила, как член его набухает, и внезапное желание щекотать его стало последним, о чем она думает.

– Знаешь, Люциус, – промурлыкала Гермиона, поглаживая член по всей длине, – нам просто нужно продолжить работу над улучшением моего посткоитального словарного запаса…

Она наклонилась и облизывая, поцеловала его нижнюю губу, пока та не открылась, и Малфой радостно не поприветствовал ее начинания. Гермиона ощутила, как сильные руки сжимают ей бедра и нежно сажают на член, вынуждая покачиваться на нем все сильней и сильней.

Схватив его руки, она положила их себе на грудь и наклонилась, чтобы вобрать губами чувствительную мочку его уха, а потом прошептала:

– Должна предупредить тебя, что я немного перфекционистка… – она уселась на члене удобней, чувствуя, как тот полностью заполняет ее, и с наслаждением сжимая его мышцами влагалища. – Так что может потребоваться немало попыток, пока ты удостоверишься в том, что мой словарный запас пополнен.

– Эта, думаю, в самый раз, – и закачалась на члене еще быстрее…

Глава 28

Теперь Гермиона могла чувствовать каждый дюйм восхитительного члена Люциуса, погруженного в нее, она медленно напрягала вагинальные мышцы, словно бы «выдаивая» его. И громкий стон Малфоя подсказывал, что это и впрямь работает.

Она наклонилась вперед и поцеловала его еще раз, немного под другим углом ударившись о член точкой G и вздрогнула, когда желание снова охватило ее… Наступала ее очередь контролировать темп, и на этот раз она собиралась продлить его возбуждение.

Она снова поцеловала его и крепко прижалась бедрами, усиливая трение о клитор и посылая еще более восхитительную дрожь по своему телу. И услышала громкий стон Люциуса, почувствовав, как его руки крепко сжимают ей бедра, заставляя ускориться. Она убрала его руки и подняла их над его головой, останавливая все движения ими, пока Люциус не открыл глаза и не взглянул на нее.

– Гермиона… что? – простонал Малфой, глядя на нее и не понимая, почему она прекратила свои божественные движения.

– Ты куда-то торопишься? – хрипло спросила Гермиона, облизывая его и целуя шею и губы. – Просто ляг… и расслабься, – прошептала она ему в рот.

Люциус издал еще один продолжительный стон, когда вагинальные мышцы Гермионы снова сжались вокруг члена.

"Слава всем богам за то, что я занимаюсь йогой и пилатесом", – подумала она с загадочной улыбкой; на них ее подсадила когда-то мать. И это оказался отменный способ сохранить гибкость и… укрепить все мышцы.

Гермиона томно поцеловала его, смакуя ощущение его языка, чувственно танцующего с ее собственным. И как только он прервал поцелуй, медленно приподнялась, пока почти полностью не оторвалась от члена, несколько раз поиграв мускулами вокруг толстой головки, прежде чем опуститься снова. И медленно повторила это несколько раз, сжимая мышцы все сильней и сильней каждый раз, когда скользила вниз по всей его длине.

Люциус громко застонал.

"Я, кажется, умираю… Эта женщина просто убивает меня, причем, убивает с удовольствием. Ведь то, что она делает с моим членом – это просто какое-то невероятное, фантастическое, возвышенное удовольствие. Она собирается медленно убить меня…" – Люциус не был уверен, будет ли он кричать от удовольствия или рычать от разочарования… Но пытки, которым она его подвергала, казались поистине блаженными.

Он задержал дыхание, когда она начала опускаться вниз в очередной раз, и из его горла вырвалось почти звериное рычание, когда мышцы ее влагалища неимоверно сжали его.

"О, сладчайшая Цирцея, у нее, пожалуй, самые крепкие мышцы, которые я когда-либо чувствовал, и она использует каждую из них, чтобы свести меня с ума!"

Люциус так сильно сжал простыни, что руки его даже свело судорогой, но каждый раз, когда он пытался контролировать темп или заставить ее двигаться быстрее, Гермиона вообще останавливалась. И он тотчас начинал страдать поэтому… и страдание было настолько сильным, что он боялся взорваться в ней, не пошевелив ни единым мускулом.

Гермиона знала, что пытает этим Люциуса, но мучила себя и сама. Медленный темп позволял ей усилить каждое ощущение, и это делало все происходящее намного более напряженным, хотя и понимала, что оргазм уже близок, и что ей нужно больше.

Полностью опустившись на его член, она начала сильней прижиматься к Люциусу, и на этот раз, когда его руки нашли ее бедра, она упивалась ощущением его настойчивости. Гермиона сжала внутренние мышцы бедер и жестко оседлала его, откинувшись назад и опираясь на жесткий живот Малфоя для поддержки.

Когда она увеличила темп, то почувствовала, как пальцы Люциуса потянулись вверх, потирая ее набухший клитор. И это и было все, что нужно, чтобы вызвать цунами, прокатившееся по ней и разбившее Гермиону на миллион осколков… Чудесных осколков.

Когда Люциус взглянул на эту жещину, насаженную сейчас на его член, он поразился ее виду. Ее прекраснейшая грудь была блестящей от пота, голова запрокинута, а волосы растрепаны в божественном беспорядке. Она вздрагивала, выкрикивая охвативший ее оргазм. Увидеть ее в сочетании с ощущением шелковистых стен, судорожно пульсирующих вокруг его плоти, и стало всем, что ему и требовалось, чтобы присоединиться к ней в этом изысканном расслаблении.

– Гермиона… – задыхаясь, выдохнул Люциус, когда она рухнула на него сверху. – Это было… ВАУ!

Та усмехнулась, продолжая прерывисто дышать: потребовалось еще несколько минут, прежде чем она смогла заговорить, наслаждаясь ощущением его рук, прижимающих и прижимающих ее к себе.

– Теперь понимаешь, что я имела в виду? – наконец произнесла она. – ВАУ – в значительной степени резюмирует наши ощущения.

Все еще вспотевший Люциус по-прежнему не хотел разрывать с Гермионой контакт. Ее тело было таким… родным, таким близким сейчас, когда лежало прямо на его собственном, что Люциус лениво провел по ее спине пальцем, улыбнувшись, когда она вздрогнула от его прикосновения.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким невероятно расслабленным и спокойным, невероятно довольным, да и вообще чувствовал ли он себя хоть когда-то подобным образом. Эта женщина вошла в его жизнь в вихре драмы и заставила его переоценить все, что, как он думал, он знал о себе или думал, что знает… Точней, все, как он думал, то, чего он хотел и в чем нуждался теперь.

Потому что все, чего он хочет или в чем нуждается теперь, – это она. Эта женщина…

"Только теперь мне нужно просто найти способ сказать ей об этом, не отпугивая ее. Вопрос в том, захочет ли она вообще видеть меня в своей жизни после всего, что произошло?"

Люциус не хотел ни о чем думать, поскольку сейчас он хотел просто наслаждаться каждой секундой с этой женщиной. Он понимал, что ей потребуется какое-то время, чтобы признать, что он и впрямь искренен. Что это не просто похотливый зуд, который ему вздумалось почесать. Что он действительно верит в то, что у них может быть что-то особенное, если она поверит ему и впустит в свою жизнь.

Гермионе же казалось, что она бы могла пролежать здесь, с Люциусом, в его объятиях, весь день. Все тело казалось ей сейчас каким-то бескостным и полностью расслабленным после двух оргазмов за последние часы. Она понимала, что, вероятно, ей стоит слезть и отодвинуться от Малфоя, потому что она в последние годы набрала вес, но он пока не жаловался, и она по-прежнему оставалась там же, где и была…

Нет, конечно, она всегда знала, что им хорошо будет в постели, но к тому, что это будет так невероятно, так чудесно, она, сказать по правде, не была готова… Она всегда думала, что у них с Роном довольно нормальная сексуальная жизнь, но то, что пережила она сейчас, разрушало все ее прежние представления о сексе вообще.

Будто планку только что подняли… до астрономического уровня, да так и забыли опустить. Причем, Гермионане была уверена, что кто-нибудь, кроме самого Люциуса, сможет снова достичь ее.

"Так что же теперь происходит? – подумала Гермиона, когда послевкусие чудесного секса начало уже исчезать. – Он приехал сюда ради развлечения? Или нечто большего? И, если нет, действительно ли я могу все испортить, спрашивая его?"

Гермиона мысленно простонала…

"Ну, почему? Почему я не могу просто наслаждаться происходящим, не анализируя его поведение до смерти? Может, Рон был прав, утверждая, что мы, женщины, слишком усложняем ситуацию, анализируя каждое утверждение, каждый взгляд и нюанся, чтобы определить намерение и значение, до смерти пересматривая самих себя и свои потенциальные отношения?"

Она вспомнила, о чем говорил ей Люциус, пытаясь понять, чего же он на самом деле хотел и ожидал нее.

Он говорил, что не может перестать думать о ней. Что хотел поговорить с ней уже больше месяца и даже пришел на ее слушания по разводу с Роном.

"Но означало ли это, что он хочет чего-то большего, чем просто секс? Или я снова придаю его словам какое-то особое значение?"

Гермиона почувствовала, что Люциус зашевелился под ней, выключила свой внутренний монолог и повернулась, чтобы увидеть гримасу на его лице.

– Гермиона, извини, но мне нужно встать.

Люциус быстро поцеловал ее и мягко скатил с себя, и, прежде чем она успела задуматься, в чем проблема, бросил на нее еще одну забавную гримаску и направился в туалет. Гермиона засмеялась, ощутив, что собственный мочевой пузырь тоже переполнен. И, накинув короткий халатик, направилась по коридору в главную ванную виллы.

Вернувшись, она заметила, что Люциус снова натянул штаны, а Поппи приготовила ужин на двоих на балконе. Она поблагодарила ее и не могла не заметить довольную улыбку эльфийки, когда та смотрела на них с Люциусом вместе.

Гермиона подумала, не надеется ли Поппи втайне, что когда-нибудь они сойдутся, но тут же выбросила эту нелепую мысль из головы. В конце концов Поппи была домашним эльфом четы Малфоев, а кроме того, она еще никогда не слышала об эльфах-своднях…

Они с Люциусом наслаждались легким ужином из крабового салата, свежеиспеченного хлеба, сыра, фруктов и прекрасного белого вина, за которыми последовали свежий кофе и пироги с грушами. Разговор их был абсолютно непринужденным и сосредотачивался в основном на экскурсиях Гермионы по острову, хотя во время кофе Люциус нашел время поговорить о своих все улучшающихся отношениях с Драко и его женой.

Слушая, как он рассказывает о Драко, она задалась вопросом, а знает ли он, что светится гордостью каждый раз, упоминая имя Драко. Она подумала, что это очень мило, зная, что он заслуживает этого после всего, что их семья пережила… да, она понимала, что в большей части Малфои были виноваты сами, но это не меняло фактов.

Поппи принесла им уже вторую бутылку вина, и за столом воцарилась уютная тишина, пока они любовались заходящим за горизонт солнцем. Гермиона вдруг обнаружила, что ее мысли снова где-то блуждают.

Да, Малфои решили последовать за Волдемортом и стать Пожирателями смерти, но эта семья сильно пострадала от его рук, и в этих страданиях что-то фундаментально изменилось в них. Именно эти изменения позволили Люциусу стать мужчиной, сидящим сейчас напротив нее, и позволило Драко простить отца, поведшего семью по ложному пути и причинившему ей боль.

И разве это не лучше, чем быть кем-то вроде Долорес Амбридж, не имевшей никаких связей с Волдемортом, но представлявшей из себя просто злого человека, и, вероятно, тем, кто и должен был остаться таким же, даже несмотря на испытания в Запретном лесу? Почему Амбридж была более приемлема для волшебного сообщества, чем Люциус, который был явно лучше, чем эта эта злющая, ненавидевшая всех тетка?

Гермиона знала, что может спорить по этому поводу до посинения, но такие ограниченные люди, как Уизли и Финниганы, никогда не согласятся с ней. Вопрос в том, имеет ли это значение для нее? Позволит ли она мнению других людей диктовать, с кем именно она будет проводить время?

Она смотрела на профиль Люциуса в лучах заходящего солнца и понимала, что это все не имеет никакого значения. Честно говоря, ей было все равно, что подумают о ней с Люциусом. Всю жизнь она следовала правилам и поступала правильно, делая то, что от нее ожидали, и поглядите, к чему это привело. Люциус стал ее неожиданным, полным вины, удовольствием, тем, что она делала только для себя, и она не собиралась позволять кому-то испортить все это.

Гермиона продолжала наблюдать за ним, и тут кое-что, о чем она раньше не думала, внезапно пришло ей в голову.

– Люциус, – тихо спросила она, не желая нарушать то мирное спокойствие, воцарившееся между ними сейчас. – Почему ты встречался с Дианой? Знаю, ты беспокоился обо мне, но откуда ты вообще ее знаешь? – расстерянные глаза Гермионы встретились с уклончивым взглядом Люциуса, и она почувствовала, как внутри все похолодело…

– Не отвечай, это все неважно, – она тут же осеклась, быстро вставая и направляясь обратно в спальню. Расслабленное настроение тут же испарилось, как по мановению палочки.

– Гермиона, подожди, – Люциус поймал ее запястье и притянул к себе лицом, когда она проходила мимо. – Я сказал тебе, что между нами ничего не происходит. Разве этого недостаточно? – серьезно спросил ее он, не ослабляя хватки, даже когда она изо-всех сил пыталась освободиться.

– Ты прав, Люциус, – тихо ответила она с очевидной обидой в голосе. – Это не мое дело, забудь, о чем я срашивала…

– Гермиона, я не собирался говорить тебе по понятным причинам, но вижу, что тебя это так и будет пожирать, если я не расскажу, – он поднялся и прижал ее к себе, несмотря на возросшее сопротивление. – Я встретился с Дианой после того, как узнал, что она собирается стать твоим адвокатом. Хотел сделать для тебя что-нибудь хорошее после всего, что ты для меня сделала. И поэтому договорился, что все ее гонорары по твоему делу будут оплачены. Я просто хотел, чтобы ты не песпокоилась о деньгах, разводясь с мужем, – Люциус посмотрел на Гермиону, оценивая ее реакцию, и почувствовал облегчение, когда она перестала сопротивляться и пристально взглянула на него. – В тот вечер ты видела нас в "Трех метлах", и мы с Дианой договорились, что расскажем тебе обо всем в Хэллоуин. Она понимала, что ты заслуживаешь знать правду.

Люциус посмотрел на нее с такой очевидной искренностью, что она почувствовала, как ее внутренности снова тают.

"Как, черт возьми, он это делает?" – задалась вопросом она, думая о том, что именно он сказал ей только что. Она понимала, что должна злиться на его самонадеяность, но по какой-то неизвестной причине все это казалось… каким-то милым…

– Спасибо, Люциус, спасибо тебе за все, – мягко прошептала Гермиона и протянула руку, чтобы обнять его за шею, не в силах оторвать от Малфоя пристального взгляда.

– Итак, – сказал Люциус. – Чем мы займемся теперь?

И его соблазняющая улыбка пояснила, чем именно он планировал заняться, и, не дав ей времени сказать ни слова, Люциус схватил ее на руки и понес обратно в спальню, чтоб показать, чего же он хочет…