Текст книги "Девятнадцать лет спустя... (ЛП)"

Автор книги: Knitchick

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Гермиона тяжело опустилась в кресло, отчаянно надеясь, что тепло камина каким-то образом проникнет в ее холодные конечности. В комнате было темно, но она не потрудилась включить свет, так как темнота, казалось, соответствовала ее настроению. Она была измотана не только физически, но и морально. Гермиона не спала прошлой ночью и все еще пыталась переварить события вчерашнего и сегодняшнего дня. То, что она думала, должно было произойти, и то, что произошло на самом деле, было очень, очень разным.

В прошлый вторник Гермиона послала сову директору Дженкинсу, сообщив ему, что приедет в субботу днем, чтобы провести с детьми целый день. Роуз и Хьюго были очень рады видеть ее, и втроем они провели прекрасный день, посещая все ее старые любимые места вокруг Хогвартса. Гермиона даже почувствовала, что слегка расслабляется, слушая, как Роуз и Хьюго спорят о своих любимых и нелюбимых учителях и их уроках.

Особенно Хьюго, который унаследовал ненасытный аппетит Рона и взволнованно говорил о предстоящем на следующей неделе Хэллоуине.

"К счастью, не его манеры за столом", – думала Гермиона, улыбаясь сыну.

После чудесного совместного ужина в Большом зале Гермиона отвела детей в астрономическую башню, чтобы наедине сообщить им о предстоящем разводе. Излишне говорить, что они восприняли это не очень хорошо. Роуз, выкрикнув несколько очень обидных обвинений в адрес Гермионы, выбежала из комнаты в слезах, а Хьюго, все еще очень похожий на маменькиного сынка, просто забрался к ней на колени и выплакал свое смущение.

После того, как она ушла, противоречивые мысли продолжали крутиться в ее голове. Что же ей теперь делать? Могла ли она действительно пройти через это, зная, как это влияет на ее детей?

В глубине души она понимала, что окончание брака было правильным решением для нее, но, очевидно, не для детей. Теперь, когда Хьюго был в Хогвартсе, дети бывали дома только на две недели на Рождество, одну неделю на Пасху и два месяца летом, конечно, она и Рон могли бы достичь какого-то соглашения на это время.

С этими свежими мыслями этим утром она аппарировала в их дом, чтобы обсудить все это с Роном. Не раздумывая, она вошла в него без предупреждения и обнаружила Рона, уютно устроившегося на диване с очень молодой и очень худой блондинкой. Она не знала, кто был более удивлен, Рон, блондинка, которую он представил как Мэнди, или же она сама.

Быстро извинившись, она подождала на качелях заднего крыльца, пока Рон одевался. Он не извинился за присутствие Мэнди и не ответил, когда она спросила, как давно они видятся. Гермиона понимала, что ей должно быть больно от его неверности и лжи, но кроме легкого укола, она поняла, что на самом деле ей все равно. Ее сердце жаждало кого-то другого, и как только развод будет окончательным, она собиралась заполучить именно того, кого и хотела.

Сосредоточившись на причине своего визита, она рассказала Рону о своей печальной поездке в Хогвартс и о реакции Роуз и Хьюго на новость об их предстоящем разводе. Гермиона молчала, пока Рон обдумывал ее слова, и она знала, что они тоже беспокоили его. Он попросил ее дать ему день или два, чтобы все обдумать и поговорить с адвокатом.

Они договорились встретиться через несколько дней, чтобы все обсудить и при необходимости внести поправки в свое соглашение. Уходя, Гермиона удивлялась тому, что им с Роном потребовался развод, чтобы по-настоящему вежливо поговорить друг с другом. Она знала, что это, вероятно, не продлится долго, но это была приятная перемена.

Она провела вторую половину дня, обсуждая свои варианты с адвокатом, и была почти уверена, что они пришли к компромиссу, который будет работать для всех. После того, как ее адвокат ушел, чтобы составить новое соглашение, Гермиона наполнила ванну и уже собиралась войти, когда получила сову из Хогвартса, сообщающую ей, что Роуз подралась с каким-то студентом.

Гермиона немедленно послала сову Рону, быстро оделась и аппарировала в Хогсмид, чтобы суметь взлететь с "Трех метел" прямо в кабинет директора. Оказавшись там, она обнаружила упрямую Роуз, сидящую рядом с другим студентом, который был покрыт большими фиолетовыми фурункулами.

Им пришлось подождать несколько минут, пока приедут Рон и родители мальчика; все это время Роуз просто смотрела на Гермиону, отказываясь говорить. Гермиона знала, что Роуз ведет себя обиженно и сердится из-за вчерашних новостей, хотя и понимала, это не означало, что она потворствует поведению Роуз.

После того как прибыли остальные три родителя, выяснилось, что мальчик, Томас Хилт, издевался над Роуз в библиотеке, как это, очевидно, было в его обычае, и вместо того, чтобы игнорировать, как привыкла она, Роуз заколдовала его. К несчастью для нее, нашлись свидетели, и так как Томас даже не вынул из-под мантии палочку, ее дочка оказалась единственной, кто был виноват.

После долгих споров, в основном жарких, было решено, что Роуз получит недельное наказание под руководством мистера Филча, теперь еще более раздражительного, чем когда Рон и Гермиона учились в Хогвартсе. Она также потеряет возможность посещать Хогсмид в следующие выходные.

Когда собрание закончилось, Рон решил, что настало время поговорить с Роуз. И стало очевидно, что Гермиона тоже намерена остаться для обсуждения. В эту минуту Рон бросил на нее очень многозначительный взгляд, показывая, что она должна уйти. Гермиона поцеловала Роуз в макушку, несмотря на очевидную попытку дочери уклониться от этого, и неохотно вернулась в "Три метлы".

Там она решила выпить на тот случай, если Рон придет сюда, а не отправится прямо домой. Она искренне надеялась, что он заглянет и расскажет, как все прошло с Роуз, хотя и признавалась себе, что он больше не обязан это делать.

Гермиона была расстроена поведением Роуз; она никогда не вела себя так раньше, и Гермиона надеялась, что это был единичный случай. Она всегда считала, что ей повезло, что у них с Роуз близкие отношения, несмотря на ее постоянную карьеру. Теперь она задавалась вопросом, а не изменится ли это.

Гермиона заказала бокал вина и заняла кабинку в глубине зала, подальше от основной суеты бара. Он был довольно полон для воскресного вечера, что удивило ее, и, потягивая вино, она оглядела других посетителей.

Внезапно сердце остановилось; через несколько столиков, частично скрытый большим растением в горшке, сидел человек, который почти весь последний месяц занимал ее мысли… Люциус Малфой… и был не один.

Первой реакцией Гермионы было броситься к его столу и спросить, кто эта худая брюнетка, поскольку с того места, где она сидела, был виден только ее затылок.

Как он посмел снова начать встречаться с кем-то, он должен был носить траур по Нарциссе, должен был укреплять свои отношения с сыном и, черт возьми… должен был тосковать по ней. Мысли Гермионы понеслись вскачь.

"Так вот почему он не выходил на связь и не пытался увидеться со мной в последние полтора месяца", – с горечью подумала она, чувствуя, как боль и ревность сжигают ее изнутри.

Гермиона исподтишка наблюдала, как Люциус смеется над чем-то, сказанным брюнеткой, и осознание того, что Люциус никогда так не смеялся с ней, врезалось в ее солнечное сплетение, как тонна кирпичей. Его смех был совершенно безудержным взрывом веселья, и она закрыла глаза, когда звук словно бы завибрировал в ней.

Может быть, она слишком остро реагирует, может быть, он просто невинно выпивает с кем-то и обсуждает свой бизнес или… или… члена семьи, с которым встречается… или… может быть, может быть… Гермиона исчерпала все возможные объяснения, когда снова посмотрела на Люциуса, и ее глаза увидели то, что мозг отказывался принять.

Люциус потянулся вперед, чтобы нежно провести пальцем по щеке женщины, и Гермиона почувствовала, как внутренности скрутило, когда она изо всех сил старалась не закричать от несправедливости этого.

Она ждала, потому что они оба все еще были связаны с другими людьми, она отказала себе в том, что, по ее убеждению, было бы самой сексуальной привязанностью в ее жизни, она отказывала себе… да и ему… но он, очевидно, не чувствовал того же самого.

"Как будто мне нужно еще одно доказательство того, что ему нравятся худые женщины, неудивительно, что он не интересуется мной…" – ее уверенность в себе потерпела еще один удар, и она презрительно осмотрела свою пополневшую фигуру.

Гермиона почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам, и поняла, что должна уйти отсюда, подальше от того, что Люциус сидит с другой женщиной, подальше от боли, которую причинял их вид вместе, и от того, что это делает с ее мечтами о будущем.

Она тихонько оставила деньги на столе, втайне разочаровавшись в себе, и направилась к двери. Проходя мимо их столика, она услышала, как Люциус тихо сказал:

– …Знай, что нам придется перестать прятаться и выйти наружу… – остальные его слова были прерваны, когда ослепленная слезами Гермиона бросилась к двери, совершенно не заботясь о том, с кем она сталкивается.

"Итак… – с горечью думала она, – очевидно, это продолжается какое-то время…"

Гермиона знала, что не имеет права злиться, обижаться или ревновать, но ничего не могла с собой поделать.

Она выбралась наружу и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем аппарировать домой и рухнуть в кресло у камина. К счастью, Поппи зажгла его перед сном, хотя по воскресеньям у Поппи был выходной, и Гермиона была ей очень благодарна.

Это было четыре часа назад, и она все еще не могла избавиться от холода, который переполнял ее.

"Почему, когда я узнаю, что мой муж после шестнадцати лет брака завел интрижку, это почти не затрагивает меня, но когда я вижу человека, с которым у меня тоже нет никаких привязанностей, и я действительно знаю его меньше двух месяцев, это полностью разрушает меня?"

Гермиона чувствовала себя полной идиоткой.

Люциус никогда не давал ей никаких обещаний, черт возьми, они даже почти не говорили о том, что произошло между ними, и вот она здесь, будучи типичной вожделеющей женщиной. Черт, она даже представляла себе, как невероятно он будет выглядеть в смокинге.

Гермиона вздохнула. Она казалась самой себе такой дурой!

Глава 22

Гермиона посмотрела на конверт, который только что получила от Драко и Пэнси Малфой. Это было приглашение на небольшой званый обед в честь Хэллоуина, проводимый в поместье Малфоев. Поначалу Гермиона сказала, что придет, но теперь она знала, что не сможет, поэтому она собиралась послать свои сожаления и добавить записку, вместо этого приглашая их сюда в самое ближайшее время.

Приняв это решение, она вернулась к исправленному предложению, которое только что получила от Дианы, и изложила изменения, которые они обсуждали ранее. Она подписала его и отослала обратно, так как Диана должна была передать его адвокату Рона, а затем подать его в суд сегодня до пяти вечера. Ее бракоразводное заседание было назначено на Хэллоуин, всего через два дня.

Гермиона налила себе еще одну чашку восхитительного кофе, приготовленного Поппи, и уставилась в хмурое утреннее небо. Всю прошлую неделю она хандрила, бесцельно блуждая по дому, но и понимала, что наконец-то пришло время стряхнуть с себя всю эту летаргию.

Ну и что, раз Люциус не хочет ее, это ведь не конец света, верно? Очевидно, он скорбит после смерти Нарциссы, так что она (Гермиона), вроде как должна быть счастлива за него, правда же?

"Очевидно, у всех, кроме меня, есть свои дела…" – с отвращением подумала она, – вспомнив, что даже у Гарри на Хэллоуин свидание с Ларой.

Очевидно, за годы совместной работы между Гарри и Ларой возникло сильное влечение, но ни один из них не признавался в нем. Теперь, когда Гарри был свободен, он сообщил Гермионе, что намерен ухаживать за этой красивой и доброй женщиной.

Гермиона действительно была счастлива за Гарри, но изо всех сил старалась преодолеть маленькую, мелочную частичку себя, ревнующую приятеля из-за того, что он получил то, что хотел.

"Мда… Мне, пока что, не особо везет с этим…"

Слушание о разводе Гарри состоялось вчера, и не было особо приятным, но, к счастью, было коротким. Гарри и Джинни так и не смогли прийти к соглашению ранее, поэтому прошение о разводе было подано без этого. Единственная причина, по которой это дело было назначено так быстро, заключалась в том, что он все-таки был Гарри Поттером, а это имя все еще имело в волшебном мире некий статус знаменитости.

На самом деле, Гермиона отправилась в суд, чтобы предложить Гарри моральную поддержку, а также в качестве свидетеля защиты (если таковой понадобится) для него же, но в конечном итоге была допрошена судом за свою предполагаемую роль в "гибели брака Поттеров", а Джинни даже ссылалась на давний роман между Гарри и Гермионой как источник их супружеских разногласий.

"Ах, ты ж… мелкая стерва," – подумала Гермиона, желая дать Джинни пощечину за то, насколько сильно ее обвинения ранили Гарри.

Однако после того как Гермиона дала показания под Веритасерумом, иск Джинни был отклонен, как бред, каковым он и был, и заработал ей неудовольствие судьи за вопиющую попытку дискредитировать двух награжденных героев войны.

То, что судья сделал выговор ее дочери, должно быть, оказалось слишком много для Молли, потому что она немедленно вскочила и начала защищать Джинни. Она упрямо предположила, что Гермиона, должно быть, сделала что-то, чтобы противодействовать сыворотке правды, поскольку она лично видела, что много раз Гарри и Гермиона были "неуместно ласковы".

Гермионе захотелось подойти и дать по физиономии еще и этой назойливой сучке.

Наконец судья решил, что с него хватит, и недвусмысленно заявил Молли и Джинни, что, если в зале суда последует еще одно ложное обвинение или эмоциональная вспышка, он оставит Гарри все, что у него уже есть, а Джинни не получит ровным счетом ничего. К счастью, это чуток успокоило женщин Уизли, и после этого заседание пошло гораздо быстрее.

Обсудив некоторые незначительные вопросы и какие-то личные претензии, финансы по которым были разделены поровну, судья перешел к вопросу об опеке над детьми.

Он отдал Гарри полную опеку над Джеймсом и Альбусом, предоставив Джинни привилегии посещения три дня на Рождество, один день на Пасху и две недели летом.

Судья, однако, полагая, что девочки должны воспитываться своими матерями, и колеблясь тем фактом, что Джинни не работала, а Гарри работал, присудил им обоим совместную опеку над Лили. Она должна будет оставаться с Джинни на неделе, а Гарри будет забирать ее каждые выходные, пока она не поступит в Хогвартс. Когда это время придет, то будет действовать тот же порядок опеки, что и у мальчиков.

Судья приступил непосредственно к распределению имущества. Гарри сохранит за собой дом на площади Гриммо, дом в Годриковой впадине и летний домик Поттеров на Французской Ривьере, а Джинни получит Стоунбилл-коттедж.

Стоунбилл-коттедж был небольшим коттеджем с двумя спальнями, расположенным в полумиле от Норы, который Гарри купил четыре года назад, чтобы сбежать, если вдруг Уизли станет в его жизни слишком много. Гарри и Гермиона много раз пользовались им.

Джинни никогда там не была, но предположила, что он был таким же большим, как их летний дом во Франции, который составлял две тысячи квадратных метров. В результате Джинни, казалось, была довольна решением, но ее радость быстро угасла при следующих словах судьи.

Гарри сохранит единоличное владение всеми счетами, хранящимися под фамилией Блэк, а Джинни получит половину денег на счете Поттеров, который на момент подачи прошения составлял примерно 5000 галлеонов.

Судья также обязал Гарри выплачивать Джинни ежемесячную сумму в размере 200 галлеонов на содержание Лили, оговорив, что Гарри также будет отвечать еще и за ремонт, а также содержание коттеджа Стоунбилл. Гермиона была удивлена этому, но 200 галлеонов было более чем достаточно для Джинни с Лили, чтобы безбедно жить до тех пор, пока Джинни не сойдет с ума от этого.

Гермиона посмотрела на Джинни, чтобы оценить ее реакцию, и сразу стало очевидно, что та пребывает в ярости. Джинни знала, что еще несколько месяцев назад на их совместном счете были миллионы галлеонов, и было очевидно: она чувствует, что Гарри обманул ее, лишив законной доли.

Совершенно забыв о предыдущих предостережениях судьи в приступе ярости, Джинни вскочила со своего места и начала кричать на Гарри. Она обвинила его в том, что он пытался обманом лишить ее денег, на которые она имела право как его жена в течение семнадцати лет, забрав большую часть денег, которые были на их счету.

Затем, все так же сердито вздохнув, она снова обратила свое внимание на судью и властно потребовала, чтобы он присудил ей половину всех денег Гарри, а не только жалкую сумму, оставшуюся на счетах.

Молли, видя, как лицо судьи постепенно приобретает ярко-красный оттенок, глядя на рассвирепевшую Джинни, попыталась заставить ее замолчать и сесть обратно; но той потребовалось время, чтобы услышать магически усиленный голос судьи, оторваться от своей гневной обличительной речи и заметить мать.

Наконец ее осенило, и ужас от того, что она только что сделала, нахлынул на Джинни, когда она снова посмотрела на разъяренного судью. Тот махнул палочкой на лежащие перед ним бумаги, собрал их и холодно-спокойным голосом, который противоречил его все еще красному лицу, вынес свое окончательное решение.

Гарри доставались все его деньги, а Джинни должна была раз в неделю посещать Лили под присмотром до тех пор, пока не будет доказано, что ее характер не представляет опасности для детей. То же самое относилось и к мальчикам, когда они будут дома на каникулах. Через шесть месяцев, основываясь на выводах судебного исполнителя, они будут готовы пересмотреть постановление о посещении.

Не обращая внимания на крики, вызванные его решением, судья собрал свои вещи и вышел из зала суда. От этого решения Гарри даже потерял дар речи, и хотя и Гермионе было немного жаль, что Джинни потеряет свою дочь, все же она втайне верила, что Джинни заслужила все, что получила. Судья все-таки предупреждал ее. Может быть, теперь Джинни научится обуздывать свой горячий нрав.

Гермиона схватила все еще ошеломленного Гарри и вытащила его из зала суда, прежде чем обезумевшие Уизли не перехватили его, и им все равно пришлось прибегнуть к насилию, чтобы пробиться через толпу репортеров, требовавших интервью. После того, как они забрали Лили, которая наслаждалась игрой во взрывающиеся плюй-камни с назначенной судом няней, они аппарировали обратно в дом Гермионы, где их с восхитительным обедом ждала верная Поппи.

Затем Гарри провел остаток дня, утешая Лили, которая, к счастью, вскоре провалилась в изнеможенный сон прежде, чем Гарри сдался и решил отвести ее к Джинни. Гермиона осталась с Лили, а Гарри, после ее долгих уговоров, ушел менять все защитные заклинания в своих владениях.

Гермиона перечитала записку, которую только что написала Драко и Пэнси, надеясь, что они не подумают, будто она отвергает их предложение дружбы, а не просто приглашение на ужин. Она придумала себе срочную деловую поездку, но, зная, что это неубедительное оправдание, добавила приглашение обоим на завтрак в следующее воскресенье.

Гермиона чувствовала себя виноватой, учитывая, что ранее она уже обещала Драко, что поприсутствует на этом ужине, но не было абсолютно никакой возможности провести вечер в такой близости от Люциуса и его спутницы. На самом деле, она планировала, что в ночь Хэллоуина между ней и Люциусом будет целая страна.

Гермиона решила, что независимо от результата завтрашнего слушания она уедет во Францию. В конце концов, она заслужила отпуск, а сейчас ей нужно было какое-то время побыть одной, чтобы собраться с мыслями и вернуться к нормальной жизни.

Гарри предложил ей воспользоваться его домом во Франции, если Гермиона захочет и наконец-то примет его предложение. Песчаные пляжи, богатая еда и отличное вино – вот что ей было нужно.

Работа не была проблемой, поскольку у нее накопилось более девяноста шести дней неиспользованного отпуска, и все дела пребывали в долгоиграющем состоянии. Она собиралась уехать всего на неделю, но Амелия сказала ей, чтобы она не торопилась.

"Может быть, я встречу великолепного француза, чтобы на время хоть как-то отвлечься от мыслей о Люциусе…" – с надеждой думала она, но втайне сомневалась в этом. Казалось, ничто не могло отвлечь ее от мыслей о Люциусе.

Внутренне она понимала, что он встречается с какой-то другой женщиной, но подсознание напрочь отказывалось признавать этот факт, и потому ее сны каждую ночь превращались в некую эротическую игровую площадку, где они с Люциусом играли, а она обычно просыпалась вся в поту и дрожала от неудовлетворенного вожделения.

"Да, – решила она, – чем дальше я буду от Люциуса, тем лучше!"