Текст книги "Несчастные девочки попадают в Рай (СИ)"
Автор книги: Kerry
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Чего тебе? – однозначный вопрос, к которому невозможно привыкнуть.
– Прогуляемся? – растерявшись, выпалила я, но на этом не остановилась. – Там, в лесу, есть одно место… Красивое. Очень красивое. О нем никто не знает. А я знаю. И Нина знает. Больше никто. Даже домик на дереве построен. Если аккуратно, то можно и вдвоем там посидеть. Одна я боюсь, а с тобой не страшно. А еще рядом пруд. Лягушки в нем огромные. Можно камни покидать или просто…половить. Пойдем?
Фуух, мне срочно нужен ластик, который сотрет все, что я сейчас сказала или же память Соколову.
Саша внимательно прошелся по мне взглядом. Так ничего не ответив, он захлопнул перед моим лицом дверь.
Боже, а чего я ждала? Дружеских объятий? «Соколов ведь не дурак, он покажет Златке «фак»», – прозвучала в голове Пашкина дразнилка. Кто бы мог подумать, что нелепый набор слов будет так близок к правде?
Отчаявшись, я медленно поползла к воротам, изо всех сил сдерживая новую порцию слез.
– Стой! – послышалось за спиной.
Обернувшись, я увидела Сашу. Парень лихо поравнялся со мной.
– Я сапоги надевал. Не босым же лягушек ловить? – улыбнулся он.
Мое сердце улыбнулось ему в ответ.
Глава#8
Мы с Сашей прошли половину дороги, не проронив ни слова. Мне не нужны были слова, я просто изредка касалась пальцами его руки, спотыкалась на ямах, вдыхала запах жженой травы и по-дурацки улыбалась. И все-таки, как мало нужно, чтобы почувствовать себя невероятно счастливой. Мысль о том, что придется изощряться над лягушками никогда не вызывала у меня большей радости. И неспроста, ведь рядом был Саша.
– Я не хотел причинить тебе боль, – внезапно вымолвил он, глядя себе под ноги. – Я не должен был размахивать руками. Прости.
Боже, что? Я с трудом верила в происходящее.
– Ерунда. Я ничего не почувствовала, – врала, краснела и буквально ощущала два трепещущихся крыла за спиной. – Меня Пашка порой сильнее бьет.
Саша тихо хохотнул.
– А я думал, что мы с Сэмом единственные, кто прибегает к насилию. Паша не похож на маньяка.
– Это глист на многое способен, только не на гуманность.
Сашка задумался. Глубину его голубых глаз разбавил оранжево-розовый закат, отчего моя душа аналогично разукрасилась. Сама природа делала его краше, – каждый лучик заходящего солнца попадал на его руки, волосы, лицо – будто хвасталась, гордилась своим творением.
Неожиданно между нами проскочило лохматое существо.
– Каштанка! Ты почему не дома? – наигранно возмутилась я, зная, что верная собака преследует меня повсюду. – Беги домой, глупышка.
Проигнорировав неубедительный приказ, Каштанка запрыгнула на Сашу.
– А я думал, что ты не любишь посторонних? – сказал он, тормоша собаке макушку. – Хорошая девочка. Красавица.
Покладистость Каштанки подметил не только Саша, я тоже была удивлена такой ее покорности. Эти ребята явно нашли общий язык. Что ж, я полностью доверяю выбору своей собаки. Сейчас, определенно.
Перепрыгнув небольшой овраг, мы прошли на «тайное» место.
– Это и есть твой домик? – разочарованно спросил Саша, глядя на хрупкое сооружение из гнилых досок. Я давно не приходила сюда, ни разу после зимы, поэтому, знать о состоянии домика не могла. Теперь, деревянная каморка походила на разваленное, гигантское гнездо.
Подходя к дереву, я опечалено вздохнула.
– Очень жаль, что домик разрушился. Его построили дети цыган, дабы укрываться от дождя. Мы с Ниной любили его. Иногда представляли, что это портал в другое измерение. Залезали внутрь, закрывали глаза и надеялись, что домик перенесет нас в лучший из миров.
– В лучший из миров? – смеясь, удивился Саша. – Это как?
– Это место принято называть Раем.
– Вы хотели умереть?
Я пожала плечами.
– Ради того, чтобы туда попасть, я была готова пойти и на это.
– А сейчас? – хмурясь, спросил он. – Сейчас ты тоже готова умереть?
Моя рука скользнула по бугристой поверхности дерева.
– Даже не знаю. Если бы мне было с чем сравнить, то я дала бы точный ответ.
Саша задержал на мне пустой взгляд, а потом полез в карман и вынул оттуда нож. На секунду мне показалось, что парень решил «помочь» сделать мне выбор, а точнее, отправить на тот свет.
– Необязательно умирать, чтобы оказаться в Раю, Злата. Нужно наслаждаться жизнью. Любить каждый день и не думать о плохом. На самом деле, мы не осознаем, насколько мы счастливы. Мы не ценим то, что имеем, – после этих слов, Саша подошел к дубу. – Счастье, оно в мелочах. Оно в воздухе.
Не жалея дерева, парень выцарапал кривую букву «С».
– Решил написать свое имя? – поинтересовалась я, распахнув от любопытства глаза.
– Это месяц, – пояснил он, а потом нацарапал что-то похожее на «Z». – А это молния.
Мои заполоненные мотыльками мозги отказывались верить названные им обозначения. Я расшифровала его каракули по-своему. Так, как хотелось мне.
– Что это значит? – спросила я, мечтая услышать романтичный ответ.
Скулы на лице парня напряглись. Несложные символы что-то значили для него. Ну, или мне просто хотелось так думать.
– Добро и зло, – предположительно ответил он. – Спокойствие и тревогу. Любовь и ненависть. Рай и Ад.
Я поджала губы, изобразив восторг. По правде говоря, его рисунок был слишком прост, и нужно быть поистине глубоким человеком, чтобы вложить в него красивый смысл. По мне так, это лишь детские ребусы. Ну, или скрытое признание в любви, где «С» – это Саша, а «Z» – Злата. Будь в моей руке карандаш, заключила бы это буквы в одно большое сердце.
– Если бы было только два пути, и ты мог выбирать, куда направиться – какой бы из миров ты выбрал? – спросила я.
– Ад, – уверенно ответил он. – В Раю слишком скучно.
Да уж. Кто-кто, а Саша никак не ассоциируется с арфами и белоснежными мантиями, хотя на гитаре он играет чудесно.
– Почему-то, твой ответ меня не удивил, – усмехнулась я, присев на колени.
Пальцы нырнули в жесткую шерсть собаки. Каштанка нарочно маячила под ногами, требуя нашего внимания.
Присев рядом, Саша положил руку на Каштанку и слегка коснулся моих пальцев. Я не убрала руку.
– А ты? – его лицо стало серьезным. – Если бы существовало только два пути, какой бы ты выбрала? Плохой или хороший?
Сердце сжалось в крохотную точку.
Что-то мне подсказывало, что Саша спрашивал не про миры, а про людей. А точнее, про себя и Сему.
Сделав вид, что не поняла намека, я демонстративно зевнула.
– Хороший, конечно. Любой бы выбрал хороший.
Поджав губы, Саша воткнул нож в землю.
– Твой ответ меня не удивил, – невесело хохотнул он. – Легче всего выбрать хороший путь, и только поэтому, я всегда выбираю худшее звено. Сильное звено.
Странно, а я всегда считала, что сила в доброте…
– Никогда не перейду на сторону зла, – уверенно заявила я, не придавая этому разговору особого значения.
Только вот Саша был максимально серьезен.
– Восприятие добра и зла у каждого свое, Злата, и складывается оно в результате жизненного опыта. Самый пушистый с виду добряк, может оказаться весьма скверной личностью. И так происходит практически со всем.
Саша говорил загадками, как будто сам имел печальный опыт.
– Тебя кто-то обидел? – аккуратно поинтересовалась я, вспомнив, как остро он реагировал на вопрос о родителях. – Дело в твоем отце? В нем?
Невероятная злость вспыхнула в его остывших глазах. Порой казалось, что у Саши не бывает умеренного состояния, есть только могильное спокойствие или же чудовищная ярость.
– Я не хочу об этом говорить, – резко обрубил он и нахмурился. – Где там твои лягушки?
***
На небе начали появляться крохотные звездочки. Стемнело. Я совершенно позабыла о наказах дедушки и инфантильно наслаждалась нашим с Сашей времяпровождением. В высоких резиновых сапогах, он слонялся по неглубокому пруду и объяснял мне секреты охоты. Я мало что учла из его увлекательной лекции, но лягушку он так и не поймал.
– Ах, вот вы где? – обрадовался Сема, выпрыгивая из кустов. – Я еле вас нашел!
Вот так, за считанные секунды, тайное место перестало быть тайным.
Увидев Сему, Саша сжал кулаки и пошагал к нему навстречу.
О, нет! Только не это!
– Нельзя, Бобик! Нельзя! Фу! – выставив руки вперед, издевался Сема. Глупая Каштанка сложила уши, решив, что эти нарекания адресовались ей. – На место, Бобик! На место, тупорылая ты псина!
Еще больше разозлившись, Саша ринулся вперед, и даже я не смогла его остановить. Он видел цель, а остальное перестало существовать.
– Зря ты пришел! – угрожающе произнес он.
– Спорим, не поймаешь? – выкобенивался Сема, бегая от Саши по всему пустырю. – Учти, братец, в этот раз я не позволю бить себя, чтобы ты самоутвердился. Я буду драться, как бешеный тигр. Хия! Хия!
– Только не говори, что ты поддался, обезьяна! Я сильнее, и мы оба это знаем! – Они водили хороводы вокруг дуба, отчего бестолковая Каштанка разыгралась. Но боюсь, все это мало походило на забавную игру. Ребята снова соперничали.
– Еще как поддался. Я знаю один запрещенный прием, от которого ты взвоешь, как девчонка, – продолжал Сема, словно нарочно тряся красной тряпкой перед лицом Саши. – Если бы я захотел, то уделал бы тебя по щелчку пальца.
– А ты продемонстрируй! Что ж ты убегаешь, смельчак? Я жуть как хочу на это посмотреть!
– Тебя жалею, дурень! Опозоришься, ведь!
– Ох, какие жертвы! Ни к чему это все! Сюда иди!
Моя голова не поспевала за их перебежками.
– Прекратите! Что за детский сад? Хватит! – просила я.
– Ну, ты сам напросился! – остановившись, Сема встал в оборонительную позу и принялся размахивать кулаками. – Приготовься потерять голову и достоинство, Бобик. В дело вступает мастер – феерия! – после этих слов, он сделал подобие «вертушки» и, не удержавшись на ногах, грохнулся на землю.
Усмехнувшись, Саша скрестил руки на груди.
– О, да. Твое падение действительно выглядело феерично.
– А вот и сам прием, – выпалил Сема и бросил в брата камень. Небольшой валун попал Саше в плечо и со звуком упал на землю. На равнодушном лице парня не промелькнуло ни одной эмоции. Черт, да он даже не поморщился.
– Это все? – поинтересовался он, глядя на Семена сверху вниз.
Опечалено выдохнув, мастер Кунг-фу почесал затылок.
– Да, получается. Кто знал, что ты такой бесчувственный?
– Ты не мог знать, потому что… тупой.
Я закатила глаза, устав наблюдать за этим цирком. И в любой другой ситуации это был отличный повод для смеха, но не сейчас. Наоборот, я чувствовала себя максимально некомфортно.
– Я ухожу, – предупредила я, обиженно задрав подбородок. – Каштанка, за мной.
– Нет! Не уходи, Злата! – воскликнул Сема, и поднялся на ноги. – Прости! Мы часто так прикалываемся. Это всего лишь шутка. Правда, Санек?
Глаза Саши сузились.
– Каждый день, – натянуто улыбнувшись, пробурчал он.
Я остановилась. Признаться честно, мне не хотелось уходить.
– Тупые у вас приколы. Дебильные.
Соколовы виновато опустили головы. Мне это понравилось. Понравилось быть значимой и услышанной. Кто бы мог подумать, что им будет важно мое мнение?
Не успела я продолжить, как со всего размаху, Сема кулаком зарядил брату в живот. А вот теперь Саша скривился.
– Какого хрена? – загнувшись, прохрипел он. – Ты вообще озверел?
Выставив губу, Сема вскинул подбородком.
– Просто хотел убедиться, что ты не робот, – его невозмутимый ответ ошарашил меня. – Что ж, ты чувствуешь боль. Это радует.
– Кретин.
– Обзываешься? – нахмурился Сема. – Не очень-то по-мужски.
– А бить исподтишка, по – мужски?
– Я – Семен Соколов, бесчестный парень, а значит, пойду по головам, чтобы выжить.
Саша пренебрежительно скривился.
– Ты что, повторил фразу с туалетного плаката?
– Да, но я полностью подписываюсь под этими словами.
– Нет, ты точно кретин.
Их перепалка никогда бы не прекратилась, если бы я не услышала Пашкин голос. Проклятье, наверное, они с дедушкой возвращались из леса. Я могла бы опередить их и вернуться домой раньше, но обрадованная Каштанка сразу же выдала нас. Лаем. Самым что ни наесть пронзительным лаем.
– Дед, смотри, Каштанка здесь! – кричал Пашка, тормоша предательницу за уши. А потом, малец поднял голову и увидел нас.
О, нет.
Когда братец набрал полную грудь воздуха, мне захотелось закрыть уши руками.
– Зося! – эхом раздалось по округе. – Дед, Златка тоже здесь! С женихами жамкается!
– С женихами? – Теперь показался дедушка. На его плече угрожающе колыхалось ружье, а взгляд стал хмурым. – Не рано ли, жамкаться?
Мои щеки вспыхнули от стыда. И, немного от страха.
– Не слушай его, дедушка. Я показывала ребятам домик на дереве. Мы уже собирались уходить.
Удивившись, Сема задрал голову к небу. «Домик? Какой еще домик?», – вот что читалось на его лице. Благо, парень промолчал.
– Ага-ага, – не унимался Паша. – Вся деревня знает, что вы шашни крутите! Тили-тили тесто, женихи, невеста. Тесто засохло, а невеста сдохла!
В это же мгновение, плечи мальца напряглись от грубого подзатыльника.
– А мальчишкам-болтунам, сраной палкой по бокам, – добавил дедушка.
И когда же Пашка научиться держать язык за зубами? На его голове не осталось живых мест!
Федор внимательно прошелся по нам взглядом, а потом устало выдохнул.
– Ну, что же, пойдемте домой. Чаем вас угощу, да про праздник расскажете.
Мы с ребятами переглянулись. Сомневаюсь, что дедушку обрадует действительная история, ведь, наши танцы превратились в «бойцовские». Впрочем, правды он никогда не узнает…
***
С чаем было покончено. Раскрыв рты, мы слушали дедушку. Он поведал нам увлекательную историю о мозолях на пальцах и о горах картошки, которую ему приходилось чистить в армии. И пусть я слышала об этом миллион раз, все равно продолжала наигранно восхищаться.
– Да уж, Федор, вы просто картофельный герой, – смеясь, подметил Сема.
– А то. Вы еще про прыжок с парашюта не слыхали. Ох, никто не мог повторить такие воздушные трюки, какие выделывал я.
– Ой, а знали бы вы, какие Сема приемы выделывает, – подначивал Саша. – Такому в армии точно не учат.
Я поддержала его язвительным смешком:
– М-да, кидаться камнями в противника – дело не хитрое.
Устав от нашей болтовни, Каштанка полезла в будку, а воспользовавшись нашим отвлеченным разговором Пашка, шатался за воротами. Время было позднее, и малыш давно должен быть в постели… Ну, да ладно. Праздник все-таки.
– Что ж, пора сворачиваться, – сонно потянувшись, сказал дедушка. – Завтра рано вставать, а мне еще снасти на форель готовить.
Дедушка был прав. Я сама едва держалась на ногах и мечтала о мягкой кровати. По правде говоря, я всегда о ней мечтала, потому что мой матрас не имел ничего общего с комфортной периной.
– Обронил! Обронил! – взволнованный крик Пашка заставил нас обернуться. Я впервые видела брата таким перепуганным.
– Мозги? – усмехнулся Федор. – Так это мы давно знаем.
– Нет! Кулон мамин обронил! В колодец!
Моя рука машинально коснулась шеи. Голой шеи. Голова закружилась от ужаса. Как я потеряла его? Когда? Наверное, это было между переглядами с Сашей и дурачествами с Семеном.
– Я его в траве нашел, – жалобно пищал Паша. – Хотел поиграться и вернуть, но он, зараза, выскользнул. Теперь фиг достанешь.
– Что ты наделал? – одними губами прошептала я, чувствуя подступающий ком в горле. – Что ты…
От защиты, не умный Паша перешел в нападение.
– Говорю же, я не хотел! Что не понятного? Выронил, и все!
Я так сильно дорожила этой вещью, что не могла поверить в происходящее. Это злая шутка. Паша не мог так поступить. Не мог. Отчасти, я сама была в этом виновата, но…
Позабыв обо всем, я схватила мальца и принялась трясти его за плечи.
– Что ты наделал? – мой голос надломился. – Что ты наделал, Пашка?!
Его большие глаза наполнились слезами, а губы затряслись.
– Ну что ты заладила, Зося? Я ведь не нарочно!
Я открыла рот и посмотрела на дедушку, в надежде, что он заступиться. Но, заступился он не за меня.
– Хорошо, что признался, – сказал дед. – Чтобы ты не натворил, никогда не лги. Никогда.
Это был удар под дых. Чтобы не расплакаться прилюдно, я убежала в дом и закрылась в своей комнате. Вот тогда я по-настоящему дала волю слезам.
Мне было четырнадцать, и я не умела прощать.
Я проклинала Пашу ужасными словами. Такими, о которых вслух-то говорить совестно. Плевать. Он заслужил это. Он как будто целенаправленно разрушал все, что осталось после родителей. Так сказать, стирал все воспоминания, дабы не расстраивать меня и не расстраиваться самому. Брат не понимал всю ценность сохранившихся вещей, так как совершенно не помнил родителей. Не знал их. Благо, что он не мог утопить в колодце Каштанку, иначе я бы лишилась самого дорогого воспоминания.
Чудесное утро сменилось скверным днем, а прекрасный вечер превратился в слезливую, бессонную ночь – это ли закон равновесия? Едва ли возможно устоять на такой шаткой платформе прибывая в стабильности. Едва ли.
Уткнувшись лицом в подушку, я кляла Пашку, – злость так и душила меня – а отлеплялась только для того, чтобы набрать воздуха в легкие.
– Эй, – послышалось за окном. – Златка, спишь?
Мои распухшие от слез глаза распахнулись.
– Сема? – подскочив с кровати, я на цыпочках подбежала к окну. – Что ты тут делаешь?
– Принес кое-что, – прошептал он. – А ты думала, что я дверью ошибся?
Одной рукой парень держался за раму, а другой ковырялся в кармане.
– Держи, – он протянул мне утопленный кулон. – Кажется, это твое.
Я лишилась дара речи, но когда холодное золото коснулось ладони, обрела его вновь:
– Как ты…?
– Это не я, – резко обрубил он.
Задрав голову к ночному небо, Семка невесело улыбнулся.
– Это Сашка, – словно нехотя объяснил он. – Сам он постеснялся отдать. Сыкло – что с него взять? Но, он был крайне рад, что колодец не слишком глубокий.
Невольно губы задрожали.
Саша?! Неужели, он пошел на это?
– Спасибо, – я задохнулась от счастья. Тяжелая обида скатилась с моих плеч и разбилась о дощатый пол. – Передай ему, что я очень рада. Поверить не могу, что кулон нашелся. Спасибо. Большое спасибо.
На лице Семы появилась улыбка. Грустная улыбка. Надо сказать, что искренние, человеческие эмоции больше украшали его, хотя казалось, что украшать там больше нечего.
– Пожалуйста, – тихо ответил он и принялся неторопливо спускаться. На прощание, наши взгляды встретились, лишь на секунду, но мне хватило этого времени, чтобы уловить горькую нотку.
– Спокойной ночи, Злата.
– И тебе спокойной, Сема.
Крепко зажав в руке цепочку, я прижала кулак к сердцу. Боже, сколько же слез было пролито зря. Она моя, и больше никто не посмеет ее взять. Никто.
Я смотрела в ночное небо и благодарила высшие силы, за то, что были справедливы ко мне. Вот оно, равновесие.
Входная дверь Соколовых закрылась. Со звуком. А на крыльце остались блестеть мокрые следы от обуви. И тут мне стало все ясно – в колодце ковырялся не Саша. Это был Сема. Именно он и никто другой. Но, почему тогда солгал? Ради брата? Очевидно, да.
Это был самый бескорыстный поступок, о котором я только знала.
Боже, Сема действительно бесчестный, только вот по честности… Ай, просто это очень сложный феномен, для того чтобы быть легко объясняемым.
Что-то екнуло в моем сердце. Хрустнуло и разделило его на две части. Прежде мне доводилось чувствовать подобное, но вот, странное ощущение повторилось. С двойной силой. Однако, оно не доставляло мне радости, наоборот, заставило напрячься.
Мне было четырнадцать, и тогда, я впервые испытала сильные чувства…к двоим.
Глава#9
Ох, это было незабываемое лето.
Из вечно пререкающихся ребят, мы превратились в дружную четверку. И пусть мои чувства было трудно назвать дружескими, я пыталась. Честно.
Мальчишки Соколовы были теми еще заводилами. Благодаря ребятам, наши серые будни превратились в нечто невероятное яркое и радужное. Никогда бы не подумала, что обугленная картошка может быть такой вкусной, а «Квадрат» – поистине увлекательная игра. А что говорить о тарзанке? Падать с импровизированного аттракциона не в воду, а в пушистую траву смогла даже я. И было все равно, что потом, мелкие порезы и ссадины на коже жутко чесались. Ну, а про игру в карты на желания я вообще молчу. Свой проигрыш и первое задание я помню до сих пор. Мне нужно было поцеловать Пашку, Нинку, Каштанку, а потом и Соколовых. Не по-настоящему, лишь в щечку, но какие прекрасные были эти секунды.
– Давай, Саня, твоя очередь, – призывала Нина, чувствуя себя главным знатоком в игре «Сифа». – На счет «три», мы разбегаемся. Не запыхайся.
– Вы и минуты не продержитесь, черепахи, – отвечал он.
Я убегала от Соколова старшего так, будто от этого зависела моя жизнь. Адреналин. Скорость. Визг застывает в горле, а тело радует тебя неожиданными способностями. Потрясающе.
Руки постоянно смердели «Американской вонючкой», потому что когда ты воруешь чужую малину, ты не срываешь аккуратно по ягодке, а ломаешь целые ветви и, свесив язык на плечо, с гордостью убегаешь, словно провернул кражу века. Десяток домов пострадало от нашего вандализма. Впрочем, я не жалею.
Но самым трогательным поступком было то, что мальчишки восстановили домик на дереве. Нина долго ворчала на меня, потому что секретное место стало общим достоянием, но в итоге сдалась. Такого домика на дереве дети цыган даже вообразить не могли – он походил на гигантский скворечник, только новый, с окошками и крепким полом.
Да, Соколовы редко разделяли наши девчачьи игры, но было кое-что, что нравилось нам всем – походы. Мы блуждали по лесу целыми днями, выискивая различные пещеры и норы зверей.
Вооружаясь ножом и рогаткой, Сашка мечтал встретить кабана или фазана. Признаться честно, меня смущала его тяга к убийству, и я всегда закрывала глаза, когда тот вспарывал змей, а потом цинично жарил их на костре. Я так и не решилась попробовать сей деликатес, а вот ребята жевали его с удовольствием. Так, будто никогда не ели мяса.
– Чистый белок, – приговаривал Сема, с трудом проглатывая карябающий горло кусок. – Вкуснятина.
– Только соли не хватает, – морщилась Нина.
– Ага, как и волос на твоей голове.
– Ага, как и мозгов в твоей голове.
Мы сдружились. По-настоящему. Несмотря на то, что были совершенно разными. Нас связывало что-то невидимое и очень крепкое. И вообще, все эти совместимости по датам рождения, знаком зодиака, половому признаку – полнейшая бутафория. Главное, в чем друзья должны быть действительно совместимы, так это взгляды. Ведь, если твой товарищ в упор не видит очертание гиппопотама на облаке или не считает с гордостью синяки после обстрела ранетками, то к чему вся эта дружба?
Пашка же не чаял души в Семене и гордо носил придуманное им прозвище – Матрос. Впрочем, новое звание и дырявая тельняшка очень гармонировали. Семка действительно уделял мальцу больше времени, нежели мы, и это было весьма трогательно.
Соколов младший мог сутками «топить» Пашку в бочке, развивая его дыхательную способность. Минута с хвостиком – таков был рекорд братца.
– Я воды наглотался, – откашлявшись, жаловался Паша.
– Плохо, – констатировал Сема. – Теперь, у тебя в желудке головастики заведутся.
– Фигасе! Во мне будет аквариум?
– Ненадолго. До первого заседания.
– Что еще за заседание?
– Ну, знаешь, мы часто выделяем продукты жизнедеятельности во внешнюю среду. Короче, после сытного обеда, твой аквариум попадет в другой аквариум и…Черт! Матрос, давай закроем эту тему, хорошо?
Все было просто прелестно, кроме того, что Саша и Семен постоянно соперничали. Практически во всем. Кулачный бой? Не вопрос! Пройтись босыми ногами по раскаленным углям? Ради бога! Проклятье, да они даже мылись на скорость! По-детски и глупо. Но, кто я такая, чтобы осуждать их? Ведь, отчасти, провокатором этих стычек была именно я. Ох, не легкая это доля, скажу я вам.
– Злата никогда не встанет на твой плот, – уверенно заявлял Сема, пиная сооружение из досок, который сделал Саша. – Он развалиться при первом спуске по течению. Трухло.
– Да? Думаешь держаться за твой дырявый баллон безопаснее?
– В сто раз.
– Ну, пусть тогда Злата сама решает, с кем поплывет.
– Злата?
А потом началась школа. Я, Нина и Сема учились вместе, а вот Саша был на класс старше. Теперь, я ждала перемены, как никогда прежде, потому что на эти несколько минут мы снова становились одной командой. Но, главной проблемой стала моя новая классная руководительница – Жанна Анатольевна, а по совместительству мама Соколовых. Эта женщина не возлюбила меня с самого начала, а когда узнала, что ее сыновья не по делу враждуют, то сразу же клеймила меня «коварной интриганкой».
– Что ж, Цветкова, сейчас посмотрим, как хорошо ты знаешь биографию Булгакова, – ядовито протягивала учитель, держа меня возле доски, в надежде высмеять. Снова. – Говори, что знаешь.
Как следует, набрав воздуха в легкие, я начинала тараторить:
– Булгаков Афанасий Михайлович, родился 1891 году, написал такие романы, как «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита» и…
– Стоп, стоп, стоп, – стуча карандашом по столу, перебивала меня Жанна. – Афанасий Михайлович? Афанасий?! – она нарочно делала акцент на моих ошибках и целенаправленно игнорировала успехи.
Каждый раз, когда мне устраивали унизительный допрос, мой «добродушный» класс закатывался злорадным смехом, а особенно захлебывался желчью Вася Рыбин. Несмотря на братьев Соколовых, он все же умудрялся задевать меня при любом удобном случае. И могла бы я пожаловаться ребятам, но, боюсь, добром бы это не закончилось, а проблем в школе у меня хватало и без этого.
На школьной комиссии, мной заинтересовался целый консилиум докторов, но никто так и не смог назвать действительную причину моей аллергии. Я продолжала чихать от меловой, цветочной, да и вообще обычной, пыли. А на осеннем субботнике, когда меня заставили отмывать парты от непристойных надписей, обычная «Суржа» вызвала такую сыпь, что последующие две недели мне пришлось ходить в перчатках. Более того, писать в них диктанты и играть в волейбол.
– Ой, смотрите, заразная идет, – тыча в меня пальцем, кричал Рыбин. – Я слышал, что если до нее дотронуться, то кожа волдырями покроется.
– Ублюдок, – плевалась Нина. – Не слушай его, Златка. Он уже не знает, как до тебя докопаться.
Я привыкла к подобным насмешкам, поэтому практически не обращала на них внимания. Практически. Злые колкости еще по несколько часов прокручивались в моей голове: «Заразная», «Больная», «Чесотка», «Чумка» и еще куча инфекционных прозвищ, от которых приходилось отмахиваться, как от надоедливых мух.
Неизменным остались только наши взаимоотношения с дедушкой, он все так же ходил на охоту, сутками пропадал на рыбалке, да на огороде. Порой мне казалось, что он ищет любой повод, чтобы мы с Пашкой ему не докучали. А когда наступила зима, рыбалка на льду стала единственным возможным увлечением дедушки.
– Опять уходишь? – разочарованно спрашивала я, глядя, как дедушка натягивал валенки.
– Да, внучка. Не сидится мне дома. Ты живность накорми. И Пашку не забудь. Вечером буду.
На «День всех влюбленных», во время школьной дискотеки, со слезами на глазах, я наблюдала за девчонками, которые хвастались полученными открытками. Мои же руки пустовали.
– Желаю тебе красивую прическу и большую грудь, – по слогам читала Нина, держа в руках клочок бумаги в форме сердца. – С любовью, Сема. Вот придурок! Нужно пожелать ему мозгов и скорейшего исчезновения!
Обида душила меня. Только потом я узнаю, что все адресованные мне открытки украл Рыбин. Как сказал Колька Лагута, он сжег их, а потом еще долго изображал танец изгоняющих демонов. Жаль, что главный демон сам себя изгнать не мог. Не-на-ви-жу.
Впрочем, когда я вернулась домой, то все расстройство, как рукой сняло.
– Смотри, Златка, это тебя Саша передал, – брат протянул мне деревяшку, на которой было выжжено сердце, а внутри маленькие месяц и гроза.
Тогда я убедилась наверняка, что эти «знаки» олицетворение чего-то светлого.
– А вот это Семка подложил, – неожиданно добавил Паша. – Что это?
По правде говоря, я сама не понимала. Это был марлевый мешочек, перевязанный цветными нитками, и только когда я поднесла его к носу, то все поняла. Клубок пах сухими цветами и ягодами.
Я могла бы расценить эти презенты, как скромное признание в чувствах, только вот уже давно знала о них. Как же мне хотелось быть честной перед ребятами, перед собой и только один из подарков положить под подушку, но я прятала оба. Эгоистично, знаю, но…
Порой мне казалось, что от переизбытка сладкого компота чувств моя душа начинала бродить. Я не могла сделать выбор и портилась изнутри. Я увядала.
Весной, меня ждало новое потрясение. Я все чаще стала замечать Сашу в окружении старшеклассниц, а точнее, Надя Кукушкина, в народе Кукушка, не давала Соколову прохода. «Сокол + Кукушка» – этой гадостью были исписаны все школьные стены. Этот пернатый союз выводил меня из себя. Я догадывалась, что к этим каракулям Саша не имел никакого отношения, но точно знала, чьей помадой они были нарисованы. Надя – это еще один фактор, который вызывал у меня аллергию и невероятную ненависть.
– Цветкова, ты ведь соседка Соколовых? – лепетала она, заталкивая мне в карман разрисованную цветными карандашами записку. – Передай это Саше. Он поймет от кого.
Однако, Саша ничего не понимал, потому что мерзкие бумажки были разорваны в клочья и утоплены в луже. В эти моменты я оправдывала поступки Рыбина, так как сама не могла подавить растушую в груди агрессию.
К счастью или же к горю, планам Нади не суждено было свершиться. Прошел целый год, наступило лето, а единственной геометрической фигурой, которую я изучила вдоль и поперек, был «любовный треугольник». Саша и Сема перестали стесняться своих чувств, и открыто заявляли об этом.
Что ж, с этого все и пошло…
Дамба. Злорадные крики. Связанные руки. Парализованная страхом я и, Соколовы, идущие на самоубийство.
– Она – моя, понял? – со злостью в голосе бросил Сема, сделал широкий шаг и полетел вниз.
Сердце кольнуло, а когда следом прыгнул Сашка, легкие отказались принимать воздух.
Капли от всплеска, как тысячи мелких осколков вонзились в мое лицо.
– Ого! Прыгнули! – возрадовался Рыбин, и вся толпа ринулась к реке. – Ай, да Соколовы. Ай, да красавцы!
Забежав в реку по колено, я остановилась, вспомнив, что не умела плавать, а нырять и подавно.
– Ну что же вы стоите, как пени?! Вытаскивайте их! – рыдала я, но никто не думал помогать. – Да что с вами такое?!
– Не ссы, Златка! – отмахнулся Вася. – Связали их не туго! Выплывут!
Прикрыв рот ладонью, я судорожно мотала головой, в надежде увидеть их выныривающие из воды лица, но все без толку. Минуты шли, а поверхность реки оставалась гладкой.
– Померли, что ли? – удивленно предположил Рыбин, и тогда мои ноги подкосились.
Подбородок коснулся воды, перед глазами потемнело, а по губам скатилась горячая струя крови.
– Что тут происходит? – раздался голос участкового. Он и еще мать Соколовых бежали к реке, постоянно спотыкаясь о камни. Колька Лагута привел их. Болтун, конечно, но сейчас это было верным решением.
