Текст книги "Несчастные девочки попадают в Рай (СИ)"
Автор книги: Kerry
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Понимаешь, из любого навоза можно слепить конфетку. Но, это будет конфетка из навоза. Так что, Рыбину ничего не поможет.
Я принялась нервно теребить кулон на шее, и Семен это заметил.
– Помнишь, ты расстроилась, когда думала, что потеряла его? – спросил он. Я кивнула, не понимая, к чему он клонит. – Так вот, твое золото оставалось всегда при тебе и остается до сих пор. Правда, оно хромает на одну ногу и придумывает дурацкие стишки. Пашка – твое золото, Злата. Наша семья – наше богатство. Я не могу так просто отказаться от брата, только потому что у него поехала кукуха. Не могу.
Ох, Сема лихо перевел тему в нужное русло. Да и гневаться на человека, который вызволил тебя из лап жестокого братства – глупо. Несправедливо. И, поэтому, я выбрала молчать.
Впрочем, с человеком, который заставил тебя ожить, хоть на долю секунду, даже молчание превращается в нечто особенное. Оно увлекает своей новизной. Загадочностью. Неизвестностью.
– Что это? – спросил Сема, коснувшись красного островка на моей коже.
– Аллергия.
Я поникла. Всем своим видом я олицетворяла жалость и безысходность.
– А вот и нет, – улыбнулся Сема. Любимая родинка увеличилась в размере. – Это карта. Нет, это точно она. Просто не каждый сможет ее расшифровать.
Его пальцы блуждали по моей руке, отчего хотелось хихикать, но я держалась.
– Вот это «Остров надежд», – продолжал он, изучая воспаленные блямбы. Его холодный палец завис на самом большом пятне на предплечье. – А это «Обитель дурных мыслей». Вот «Земля запрещенных мармеладок и апельсинок», «Логово чертей», где скопились все страхи, «Место для слюнявых собак» и… «Рай». Хочешь, я отвезу тебя туда, Злата?
Глава#19
Окрыленная странным чувством, я вприпрыжку бежала к дому Нины, улыбалась солнцу и подмигивала жующим коровам. Мне хотелось обнять воздух, погладить бархатистое небо, навязать облако на палочку и откусить кусочек белоснежной ваты. Все прежние разногласия с Павленко перестали иметь какое-либо значение. Я жаждала встречи с ней. Мне нужна была моя вредная Нина. Язык чесался рассказать ей обо всем, что произошло.
– Шарик, привет!
Забыв про манеры, я с ноги распахнула дверь сарая. Как и предполагалось, подруга была здесь. Напуганная внезапным гостем, она в страхе затолкала в рот окурок и, обернувшись, похлопала густыми ресницами.
– Ты чего? – обалдела я, заметив, как позеленело ее лицо.
– Тьфу! – выплюнув сигарету в ладонь, она громко выругалась. – Цветкова, ты совсем ошалела? Зачем так пугать? Я из-за тебя язык припалила!
Приложив ладонь к губам, я тихонько хихикнула.
– А кто знал, что ты опять за старое взялась?
Демонстративно скорчившись, Нинка полезла в ботинок, достала новую папиросу, подожгла и медленно выпустила густую струю дыма.
– У меня стресс. Так, я справляюсь с долбанным стрессом.
– И что же заставило тебя понервничать? – протянула я, усаживаясь на мешок с комбикормом. – Поделишься?
Нинка недовольно фыркнула.
– Да так. Отец ругает за оценки. Мамаша гневается и заставляет носить юбки. Шарик сгрыз моего новогоднего гнома. А эта жара, она просто выматывает… Но, все это меркнет по сравнению с тем, что моя лучшая подруга решила свести счеты с жизнью, а потом, отказалась от меня, когда я захотела ей помочь! Где справедливость?!
Отдышавшись, Нина деловито сделала очередную затяжку.
– Так что осуждать меня не нужно. Я – несчастная баба, взвалившая на свои плечи слишком много обязанностей. Родители требуют от меня не возможного, а подруга – душевнобольная слабачка. Вечно ее на своем горбу таскать приходиться. И за что мне это все?
Я помедлила с ответом и, закинув ногу на ногу, принялась жамкать подол платья.
– Да уж, нелегко тебе. Не церемониться с тобой жизнь. Не жалеет. Да и подруга твоя – настоящее проклятье. Кстати, как звать ее? – я в упор взглянула на нее.
– Неважно, – отмахнулась она. – Не хочу об ее имя язык поганить. Он и без того от нее пострадал.
– Даже так? – нахмурилась я. – Что даже говорить о ней не хочешь? Никогда-никогда?
– Не горю желанием.
– А как же годы дружбы?
– Всего лишь десять лет.
– А данная клятва?
– Личное заблуждение.
– Но ты клялась на мизинчике!
– Потому что средний был сломан!
– Ах так? – задохнувшись, подскочила я. – Вот и славно! Значит, у меня теперь тоже нет подруги! Немного жаль, но она сама сделала свой выбор, потому что была вредная, как редиска! Впрочем, кому нужна такая колотовка?
Нина насупилась. Из ее раздувающихся ноздрей повалил дым.
– Ой, и это мне говорит Апчишка – сопливая мартышка? Больно нужно мне с тобой таскаться!
Апчишка – так она называла меня, когда жутко злилась.
– Прекрасно! Тогда я ухожу!
– Давай-давай, не болей! Проваливай!
Показав язык этой забияке, я пошагала к выходу.
Вы только на нее посмотрите!
Хлопнув дверью, я остановилась и заглянула в небольшую щель.
– Что еще? – буркнула Нина, явно пожалев о своих словах.
Мои глаза сузились. Взгляд стал хитрым.
– Ну так если мы больше не подруги, – напевала я ехидным голоском. – Значит, сейчас же, тетя Зина узнает, что ее дочь – вонючая пепельница!
– Что? – закашлялась Нинка и откинула окурок в сторону. – Стерва! А ну иди сюда!
Заверещав, я метнулась прочь от ее дома. Глаза слезились от ветра, адреналина и смеха. Резвая Нина догоняла меня, но, я не намеревалась сдаваться. Напротив, изо всех сил я перебирала ногами, надеясь на усталость подруги.
– Я все-равно догоню тебя, бестия лохматая! – слышалось за спиной.
Добежав до конца улицы, я свернула на лесную тропу. Мое лицо собрало десяток паутин. Я вдоволь наглоталась мошкары и пыли. Грудь разрывалась от нехватки воздуха, горло саднило. И, кажется, был не долог тот момент, когда кровь хлынет из моего носа. А когда я выбежала на желтеющий луг, то ноги предательски запутались в платье. Я упала лицом в сухую траву, перевернулась на спину и громко расхохоталась.
– Чего ржешь, дубина? – рядом со мной повалилась Нинка. – Нет, ты и вправду больная. Когда так бегать научилась?
Сердце стучало в висках. Солнце, похожее на один яркий одуванчик, светило прямо в глаза. Я не переставала смеяться, словно боясь, что собравшийся во мне смех разорвет легкие.
– Ну хватит, Златка! – молила Нина. – Курила я, а ржешь – ты, это как-то нелогично. Сейчас тебе жука в трусы затолкаю, если не престанешь дурачиться. Где тут у нас навозник?
Я закрыла рот руками. Нинка ни капли не лукавила, когда пригрозила насекомым. У меня не было выбора, как перестать хохотать. К тому же мышцы живота стали побаливать.
– А помнишь, я тебя, словно «тачку», за ноги по этому лугу таскала? – спросила я, наблюдая за облаками.
– Когда ты мной землю вспахивала? Конечно, помню. Особенно помнятся мои руки, угодившие в коровью кучу, – пробормотала подруга. – А ты помнишь, как мы Пашку на речку взяли? Якобы на льду покататься?
– О, господи! Помню! – я снова рассмеялась, но теперь Нинка поддержала меня заливистым смехом.
Это был отвратительный день. Теперь вспоминая тот поход, я улыбаюсь, но тогда забавного было мало. Пашке было пять. Карапуз напросился с нами на речку, а точнее, дедушка приказал взять его с собой. После нескольких часов катаний, мы решили вернуться домой – через дворы, чтобы сократить путь. Перекидывая мальца через высокий забор, я и предположить не могла, что тот зацепиться дубленкой. Вот смеху было. Особенно сильно хохотала Нина, провоцируя Пашку на аналогичную реакцию. Встав под ним, я призывала его опереться мне на плечи и соскочить с деревянного копья, но лишь почувствовала, как по моей шапке покатились дымящиеся струи. Он обмочился! Прямо на меня! Да еще имел совесть хохотать! Мне было одиннадцать, но даже тогда меня пробило на отборные ругательства. Я ушла, оставив обоссанное чучело пугать ворон. Дедушка вернулся за ним, чуть позже. Мне тогда сильно досталось. Что ж, только сейчас я понимаю почему была поругана.
– А когда мы домашнее вино нашли в трехлитровой банке? – продолжала Нина. – Целый погреб с банками!
– Ага. И с натянутыми на них резиновыми перчатками. Целы погреб рук!
– Да уж, – усмехнулась она. – Вино мы испробовали, а вот надеть обратно перчатку уже не смогли.
– А дедушка нашел нас только под утро.
– В бане.
– На полу.
– И с красными от вина губами.
– А потом ходили с красными от ремня жопами…
Теплые воспоминания сменились грустью. Как же быстро летит это время. Стоит тебе лишь на мгновение забыться, как уже пора прятать куклы на пыльные чердак, переставать верить в эльфов, снимать подорожник с колен, прощаться с детством, вставать в оборонительную позу и быть готовой встретиться лицом к лицу с реальностью. С реальностью, которая не церемониться.
– Интересно, Федор видит нас сейчас? – спросила Нина, с грустью смотря на небо.
В горле собрался комок горечи. Пазухи носы заныли от боли.
– Эй, дед Федор, вы слышите нас? – разоралась подруга. – Если я узнаю, кто сделал это преступление, то откручу ему голову! В огороде закопаю! На куски порву! Можете на меня надеяться! Я не подведу! – она закашлялась. – Как там в Раю, дед Федя? Мошкара не кусает? Рыба клюет?
Мне стало совестно. Больно. Казалось, все внутренности обмотало колючей проволокой. Эту боль нельзя сравнить с обычной. Она ни на что не похожа.
Даже моя подруга была готова расквитаться с убийцей дедушки, а я продолжала бесстыдно молчать, позволяя ему свободно расхаживать по улицам и творить самосуд. Я развязала ему руки и, с каждым днем, я все больше ненавижу себя за это.
– Златка, – тихо позвала Нина и приподнялась на локти. – Почему ты до сих пор молчишь о том дне? Прошло достаточно времени, ты можешь мне открыться и…
– Нет, – обрубила я. – Не могу. Я ничего не помню.
– Вообще ничего?
– А какой мне смысл молчать? – выдавила я, всеми силами сдерживая слезы.
Поджав губы, Нинка снова упала на траву. Она сомневалась. Не понимала меня. Я вижу это. Чувствую. Но как я могу рассказать ей, если на эту тему наложен жесткий запрет? Никак.
Молчание – стало для меня самым суровым наказанием.
– Эх, как целоваться хочется, – с загадочной улыбкой на лице, сказала Нина. Это был отличный повод сменить тему. Расслабиться. Подумать о хорошем. – Цветкова, тебя целовали когда-нибудь? Хотя, я и так знаю, что – нет.
Ее заявление тонкой иголочкой кольнуло между ребер.
– Не совсем так, – воодушевилась я. – Вчера меня поцеловали. А точнее, я поцеловала.
Подруга подскочила на колени и нависла надо мной, округлив свои огромные глаза.
– Брешешь!
– А вот и нет, – по-хитрому улыбнулась я.
– С кем?! Кто этот загадочный слюнявчик? Соколов?! Нет, это точно Соколов! Он? Он?!
Мои щеки залились румянцем. Поджав губы, я коротко кивнула.
Раскрыв рот, Нина, как следует, набрала воздуха в легкие.
– Дьявол меня побери! Вот это вы лихо! Ну и как, понравилось?
– Да, – смущалась я, – кажется.
– Фантики…
Странно, но подруга выглядела радостнее меня. Я ожидала любой ее реакции, но эта, меня приятно удивила. Он хлопала густыми ресницами так часто, будто хотела взлететь. Всего лишь один малюсенький поцелуй осчастливил несколько человек. Чудеса.
– И когда это вы с Сашком успели помириться? М? А когда он тебя целовал у Рыбина разрешения не спрашивал?
Я поперхнулась.
– Причем здесь Саша? – слишком эмоционально возмутилась я. – Я говорила про Сему.
Улыбка спала с лица Нина. Она содрогнулась, словно получила удар под дых и перестала моргать.
– Сема? – одними губами повторила она. Казалось, девочка пыталась убедить саму себя, что не ослышалась. – Что ж, здорово…
Я вскинула бровями.
– Что-то не так?
– Нет, нет. Все нормально.
– Ненормально, Нина. Я же вижу, что ненормально.
– Нет, – девочка в неверия затрясла головой и приподнялась на ноги. – Прости, Златка, но я пойду. Мне идти нужно. Я совсем забыла, что должна была помочь в огороде. Моим родителям нужна помощь.
– Но ты никогда не помогаешь родителям! Нина!
Проигнорировав мой протест, девочка ринулась в бегство. Я смотрела ей вслед, пока та не скрылась из виду. Я обидела ее, а точнее – мое признание. Какая же из меня подруга, раз мне в голову не пришло, что Семен до сих пор ей небезразличен?
Упав на траву, я вернулась к привычной картине. Только теперь небо не казалось мне светлым и безмятежным. Напротив, надо мной сгущались тучи, словно сам дедушка Федор негодовал, что воспитал такую эгоистку.
Что теперь мне делать? Я чувствовала себя камушком, который втиснулся в чужой ботинок и мешает ходьбе. Я мешала друзьям. Я была лишней в этом дуете, но нагло встала между ними. Так? Или я просто девчонка, которая пытается жить дальше, мечтающая о счастье, как когда-то мечтала о сказке на ночь? Так?
Мне было пятнадцать, и я окончательно запуталась.
Происходило что-то неладное. Я походила на разорванную в клочья куклу, которая зашивала себя самостоятельно. Каждый шов получался кривым, но я не сдавалась. Надеялась и верила, что вот-вот все закончиться, меня поставят в стеклянный сосуд и больше ничего не будет мне угрожать. Я буду неприкосновенной тканью, набитой мягким синтепоном. Но, никто не поспешил уберечь меня. Напротив, все только и норовят пройтись по мне ногами или оторвать кусочек. С каждым днем, я покрываюсь безобразной штопкой и похожу на уродливое чучело, которым пугают детей да птиц.
Только через несколько часов, я решила вернуться обратно. Было грустно. Так тоскливо, что хотелось хныкать. Вышагивая по лесной тропинке, я выковыривала из косы мелкие травинки и тихо подвывала себе под нос грустную мелодию. Но, притормозила, когда услышала громкий язвительный смех, он словно едкая отрава пролился по моим венам и заставил содрогнутся. Эти «Улюлю» означали только одно – братство «V» двигалось мне на встречу.
Не теряя ни секунды, я стряхнула с себя все остатки травы и нырнула в кусты сирени. Запутавшись в ветках, я молила почерневшие листья продержаться на палочках еще несколько минут, не опадать и не выдавать моего убежища. Но если те вошли в мое положение, то сердце предательски колотилось в груди, будто нарочно пыталось привлечь всеобщее внимание. Ох, я пошла бы на то, чтобы оно и вовсе остановилось лишь не попасться на глаза этим отморозкам. Зубы застучали. В коленях поселилась дрожь.
– Сокол, где твой нож? – послышался голос Рыбина, и я замерла. – Если я встречу белку, то хочу вспороть ей брюхо. Выдерну толстую кишку и накормлю ею Трофимова. Этот «ходячий труп» не принес обещанный червонец. Надо бы наказать наглеца.
– Нож всегда при мне, – с гордостью ответил Саша. – А не проще вспороть брюхо самому Трофимову? Уверен, он не пожалеет денег, чтобы сохранить свои внутренности.
– Подождем еще. А вот если гнида соскочит – покромсаем на куски.
Мне поплохело. Стало жутко и страшно. Лучше бы я гордо прошла мимо них, чем сейчас, попадусь в таком унизительном положении. Рыбин и Саша говорили страшные вещи, а остальные ребята подбадривали их похвальными возгласами да омерзительным смехом.
– Я так зол, что готов перерезать пол деревни, – без стеснения признался Рыбин. – Они меня все раздражают. Все до единого.
– Телку тебе надо, Рыба, – усмехнулся Саша. – Твои нервишки давно шалят. Ты становишься опасным. Даже безумным.
– Да не в этом дело, Сокол. Просто я с детства коллекционирую лишь ненависть и презрение к окружающим. Но, теперь я создал свою семью. Меня окружают нормальные парни, а тот, кто отличается от нас, пусть лучше не попадается нам на глаза. Буду давить, как блох.
Они приближались. Звук бьющихся цепей был похож отпевающую речь. Мне нужно было пережить долю секунды, когда несколько ботинок прошагают мимо кустов и у меня появиться шанс на побег. Это всего лишь короткое мгновение без воздуха в легких и пульса в руке.
– Кстати, о блохах, – на этих словах Саша притормозил, а я попрощалась с белым светом. Мне были видные его штаны и болтающийся на ремне нож. Перед глазами заплясали полуобморочные искорки. Саша неспеша нагнулся и подобрал с земли резинку для волос. Мою резинку. Пальцы коснулись косы – ничего. Наверное, я обронила ее, когда избавлялась от травы. – Откуда она здесь?
– А что это? – с недоверием поинтересовался Рыбин. – Браслет?
– Это заколка Цветковой, – пояснил Саша, и в воздухе повисла гробовая тишина. Даже на расстоянии я слышала, как тяжело задышал Соколов. Он словно вынюхивал меня.
– Выкинь ты эту гадость! Заразишься! – рявкнул Рыбин.
– Дело не в этом. Она была здесь, – холодный тон Саши сделал соответствующим воздух. – Или, она еще где-то здесь.
Страх взял надо мною вверх. Я нашла уйму причин чтобы рвануть прочь отсюда и ни одной, чтобы продолжить прятаться. Но, сейчас трепетала даже душа, что уж там говорить о теле – я не могла сдвинуться с места. Я буквально пустила корни, намертво приковав себя к сырой земле.
– Ну и что? Хрен с ней! – негодовал Рыбин, нервно тряся коленом. – Хотя, если я увижу ее раньше белки, то ей явно повезет. Белке, в смысле.
Я сглотнула, представив внутренности своего живота. Дьявольский смех заполонил пространство, отчего мой подбородок затрясся.
– А если серьезно, Сокол, что мы все за это Цветковой гоняемся? Долго ты еще собираешься ее кошмарить?
Мои глаза расширились.
Что?! Я всегда считала, что докапываться до меня – инициатива исключительно Рыбина. Я всегда знала, что он – ограниченный парень, лишенных каких-либо аргументов и, лишь поэтому, запугивает и применяет силу. Но то, что я сейчас услышала перевернуло мое сознание. Все это время Саша был провокатором этих угроз и издевок, так получается?
– Понимаешь, Рыба, – сев на корточки, Соколов поджег спичку, поднес руку к пламени и стал наблюдать за плавящейся резинкой, – я мог простить ей многое. Будь сукой, Злата, ладно. Будь даже лицемерной сукой. А вот суку, которая лицемерно пускает слезы и пытается копать под невинных людей я простить не могу.
Проклятье, да о чем он говорит? Это речь одержимого человека, не иначе! Лицемерие? Он это серьезно?
Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать возражение. Мое негодование могло слишком дорого стоить. Но, кажется, Соколова понимали все кроме меня.
– Если ты так ее недолюбливаешь, зачем тогда спасаешь? – с недоверием спросил Рыбин. – Тогда, на станции, ты явно побеспокоился о ее кишках. В чем логика?
Саша задумался. Ну, или просто сделал вид.
– А логика в том, Рыба, что если бы ее размазало по рельсам, то мне бы стало невероятно скучно. Все очевидно и просто. Кого бы тогда мы кошмарили?
Вася громко хохотнул.
– И это я безумец?! Да ты просто отбитый ублюдок! – звучало как похвала. – Впрочем, я тоже их терпеть не могу. Особенно мелкого.
По спине скатилась капля холодного пота.
Тем временем, Рыбин продолжал:
– Все его вечно жалеют. Хромой, убогий… сиротинушка. Тьфу, противно! Вот у батькиного брата – Николы, сынишка растет – Ванька, с ним не церемонятся. С детства к жизни приучают. Так он мужиком вырастет. А этот что? Размазня!
Пальцы впились в землю. Кожа под ногтями заныла от боли.
Гори в Аду мерзкое подобие на человека!
– Ну вот, я снова завелся! – рычал Вася. – Лагута иди сюда!
– Может, не надо? – послышался жалобные писк.
– Надо, еще как надо. Я очень зол. Одними сушняками ты не отделаешься.
– А почему сразу я?
– Потому что ты задаешь слишком много вопросов, – Удар. Еще один. Кряхтение. И, последующая порция ударов и шлепков. Рыбин избивал Колю.
Я не уставала вздрагивать, а братство «V» не уставало давиться злорадным смехом. Особенно мне запомнился Сашин смех. Хладнокровный. Жуткий. Пронизывающий до самых костей.
– Красава, боец. Вольно, – после этих слов на землю повалилось хрупкое тело. Я видела Колю, из носа которого шла кровь, а он видел меня. Он смотрел на меня в упор и блаженно улыбался. Его глаза блестели, но не от слез – это было счастье. Невероятное счастье, что он смог услужить своему предводителю.
Время остановилось. Я мысленно молила душевнобольного мальчишку не выдавать меня. Но, кажется, я его не интересовала. Он продолжал улыбаться. Его зубы покрылись кровавой пленкой. В глазах поселилась пустота.
Жуткое зрелище.
Мне смутно помнилось, как братство покинуло пустырь. Казалось, прошла целая вечность прежде чем они решили уйти. Но даже после этого мне не полегчало. Сердце продолжало содрогаться тревогой. Лихорадило.
Что, черт возьми, с ними происходит? Как понимать то, что я сейчас услышала?
Группа Вк: https://vk.com/club167796669
Глава#20
Саша, пожалуйста, будь аккуратен! – кричу я, глядя как Соколов старший крепит канат к домику на дереве. Парень решил, что обычной лестницы из досок нам будет недостаточно и, теперь, как прирожденный скалолаз, он покоряет вершину старого дуба и периодически кряхтит.
– Мне не пять лет, Злата, – отвечает он. – Я знаю, что делаю. Лучше скажи, ровно или нет?.. Злата?
– Отлично, – просыпаюсь я и покрываюсь стыдливым румянцем. Саша так увлекательно крутил морской узел, что я просто не могла не любоваться его сильными руками, глазами, губами…
– Готово! – заявляет он и убирает со лба капельки пота.
– Здорово, ты большой молодец.
– Это тебе не байки про «шубу с носом» травить, – он достает из кармана свой складной ножик и втыкает его в дерево. – Важно уметь работать руками, а не только языком трепать.
Я улыбаюсь. Мне нравиться улавливать ревностные нотки в его голосе. А еще мне нравиться Саша, так сильно, что сводит дыхание. Пока он говорит, фанатичное сердце временно прекращает ход. Когда он смотрит на меня, весь мир становиться незначительным, остаются только глаза. Его ледяные глаза. Словно под гипнозом, я готова расписаться на дьявольском договоре и подарить ему свою душу. Что угодно, стоит только попросить.
– Спускаюсь! – кричит он и запрыгивает на канат. Мгновение и морской узел превращается в легкий шелковый бантик и соскальзывает со штыря. Саша летит вниз и падает на спину.
Упал он, а больно мне.
– Вот черт, – парень морщиться от боли.
Я подбегаю к нему и падаю на колени.
– Ты в порядке?
Саша пытается расслабить мышцы лица, но даже сквозь это равнодушие, я вижу – ему больно. Неловко.
– Гребанные доски прогнили, – бухтит он. – Мой морской узел – самая прочная вещь на свете. Все дело в чертовых досках. Определенно.
Я киваю на каждое его слово. Мне не важно, что послужило его падению. Главное, что с ним все в порядке.
– А я просила тебя, будь аккуратнее, – шепчу я, – но ты никогда меня не слушаешь.
Саша смотрит на меня стальным взглядом, а я попадаю в две бездонные ловушки. Эти глаза не греют мое сердце, напротив, они образуют на нем крохотные льдинки, но мне это нравиться. Нравиться это пронизывающее тело чувство, нравиться эти острые мурашки и нравиться колючка, которая образуется в горле.
Ты красивая, – говорит он, и я готова потерять сознание. Мое дыхание учащается. Я по-дурацки дую на выбившиеся пряди, которые щекочут мой нос. Волнуюсь. Краснею. Лыблюсь.
– Ты ударился головой, – хихикаю я, и убираю с лица волосы. – Ерунду говоришь. Я – обычная, как и все.
Саша резко вцепляется в мое запястье и привлекает к себе. Непослушные волосы проказливо располагаются на его лбу и щеках. Теперь между нашими губами ничтожное пространство. И, кажется, в этом мире нет ничего, что может заставить меня отпрянуть от него. Ничего.
– Запомни, ты не как все, – хрипит он. – Не смей так думать, Злата. Это не так, ясно?
Сердце сладко замирает от его грубого комплимента. Саша душит мое хрупкое запястье и не думает его щадить. Меня поглощает ощущение чего-то жестокого, опасного, но в то же время невероятно притягательного. Я предвкушаю вкус и сахарных губ и, как завороженная пчелка, тянусь к этому медовому лакомству. Секунда, и больше ничего не сможет…
– Салют! – кричит Сема, отчего я отпрыгиваю на метр от Саши.
– Ох, – невольно вырывается из моей груди.
Соколов злиться – бьет кулаком о землю, запрокидывает голову, закрывает глаза и тяжело выдыхает. А вот его братец, напротив, в прекраснейшем расположении духа.
– Вы не поверите! Я сейчас поспорил с Ниной, что смогу дотронуться до оголенного провода! И что вы думаете? Я жив! Я не умер! Я человек-ток. Энергия. Разряд. Молния. Черт возьми, я даже сознание не потерял. Ладонь обжег, но сознание не потерял. Мальчик Нина не верил в мой успех. Он напугался, как девчонка! Помогите! Помогите, его поджарило! А-ха! Но я жив! Цел и невредим! Красив и непобедим! Просто зашибись! Идеально, черт! – он переводит дыхание и ждет нашей похвалы, ждет восторженных возгласов.
– Вообще-то, мы разговаривали, – недовольно заявляет Саша, приподнимаясь на локти. – Нельзя так просто брать и врываться, обрызгивая нас слюнями.
Сема недоверчиво вскидывает бровями.
– Разговаривали? Но ваши губы даже не шевелились!
– Потому что нормальные люди делают паузу между словами, идиот. Не всем дано тарахтеть, как балалайка бесструнная.
Семен отмахивается.
– Тоже мне, собеседник нашелся. Ты просто мне завидуешь! Из тебя даже под пытками словечка не вытянуть! Златка, вот скажи, с кем интереснее трепаться, со мной или с этим мудилой?
Из-за бьющегося в ушах сердца, я слышу только предлоги и не различаю слова. Мне неинтересен их спор, я думаю лишь о поцелуе с Сашей. О несостоявшемся поцелуе, но зато таком невозможно-возможном.
– Злата? Злат? Ты меня слышишь? – зовет Сема.
Я открываю рот, но не произношу ни звука – меня буквально парализовало. Поворачиваюсь к Саше и ловлю его озадаченный взгляд.
– Злата? Эй, – он трясет меня за плечо. – Ты чего, Зося?
Зося?!
Я услышала треск платья под ухом, потому что неугомонный Пашка с озверением тянул ткань на рукаве, дабы добиться моего внимания.
– Зося, глухая ты тетеря, я с кем разговариваю?
Позволив воспоминаниям увлечь себя, я попросту выпала из этой жизни. Я даже не почувствовала, как мне в ноги легла Каштанка. Ее жесткая шерсть, как множество иголочек, впивалась в мои щиколотки, но даже это не помешало мне погрузиться в трепетный момент прошлого. А вот мой доставучий братец помешал, и не мудрено, ведь он и мертвого поднимет, если пожелает.
– Что случилось?
– Ничего особенного, – довольно ответил братец. – Хочу тебе один секрет рассказать.
Я недоверчиво посмотрела на братца и вдобавок нахмурила брови.
– Что еще за секрет? Иль снова ерунду выдумал?
– А вот и нет. Ерундой тут и не пахнет, – на этих словах он наклонился к моему уху и принялся стучать своим растрепанным сандаликом по крыльцу, а потом и нашептывать: – Я скажу тебе на ушко про зеленую лягушку. Никому не говори, потому что это ты.
Не успела я моргнуть, как по-поросячьи заверещав, он поскакал в сарай и захлопнул за собою дверь. Идиот решил, что я понесусь за ним вдогонку, только вот сильно ошибся. У меня не было настроения носиться по двору, как угорелой, а тем более реагировать на его бредятину, от которой порядком тошнило. И кто его учит этим дурацким стишкам?
– Зося, ты чего? – с грустью спросил Пашка, выйдя из сарая. – Я – обзываюсь, ты – догоняешь, такой был расклад?
Я громко фыркнула и стала нервно гладить Каштанку.
– Какой в этом смысл? Ты обзываешься, убегаешь, а я ловлю тебя через секунду и даю подзатыльника – ничего нового.
– А мне нравилась эта игра, – опечаленно вздохнул Павел и сел позади меня. Краем глаза я видела, как он собирает катышки, собравшиеся между пальцев его ног. Ну и пусть. Это дело куда увлекательнее, чем придумывать дебильные дразнилки и нагружать здоровую ногу.
Через мгновение на улице послышались веселые смешки, перетекающие в злорадное ржание. Братство «V» вышагивало по дороге, не стесняясь в выражениях. Словно вандалы они ломали детские постройки из камней, харкали себе под ноги и запрыгивали на соседские заборы.
Маты. Ор. Вой. Почему никто не поругает их?
Я напряглась, когда толпа ублюдков поравнялась с моим домом, но не тронулась с места. Все-таки это мой дом, и они не посмеют нагло расхаживать по моему двору. Тем более, здесь находиться Каштанка, которая способна прогнать их одним намеком на оскал. Тем более, здесь находиться Клавдия, что в разы опаснее. В общем, сегодня я решила ни от кого не бегать. Устала.
– Смотри, смотри, – Пробежало среди парней. Как и предполагалось, золотистая голова медленно повернулась в мою сторону.
Заметив меня, Рыбин расплылся в лукавой улыбке. В ответ я наградила его презрительным взглядом. Меня смутила его веселость, ведь я была вне досягаемости. Он не мог навредить мне, но был крайне доволен, словно знал, что все-равно своего добьется. Что ж, мои подозрения тут же оправдались.
Позабыв про совесть и резко расстегнув ширинку, Рыбин принялся бесцеремонно мочиться на мою калитку, вдобавок насвистывая веселую мелодию себе под нос. Я раскрыла рот от ужаса, задохнулась и почувствовала жар в ушах и затылке. Нахохлившаяся Каштанка начала издавать что-то похожее на рычание, разбавляя его раздражительным воем.
– Ты отморозок, Рыба!
– Красава!
– Вот это фонтан!
– Лей, лей, не жалей!
Среди захлебывающихся смешков, прорезался Пашкин писк:
– Фигасе, а что это Рыбин трясет балд…?
Осознав, что мерзкую картину наблюдаю не только я, но и мой младший брат, я схватила мальца за грудки и поволокла в дом. Заперев дверь, я сползла по ней на грязный пол. Снаружи еще слышались звуки глумления и непристойные высказывания. Мне захотелось стереть его поступок из своей памяти, иначе был риск навсегда лишиться сна.
Мне было пятнадцать, и я испытала настоящий шок.
– На вверх! – мой приказ моментально долетел до Паши. – Бегом!
Приложив руку ко лбу, я попыталась успокоиться.
Боже, я этого не видела…
– Почему орем? – из комнаты вывалилось грузное тело Клавдии. Она ела бутерброд с вареньем одновременно пожевывая височные волосы, но смущало ее вовсе не это. – Что ты тут развалилась, шельма?
Я посмотрела на нее исподлобья, не в состоянии объяснить ситуацию.
– Что там?
Подбежав к окну, Клавдия заглянула за занавеску.
– Ах ты, вертихвостка поганая. Ишь, что за забором собрала. Мало тебе, что Соколовы мучались, так ты теперь всю деревню охмурила, пигалица? Учти, если эти охламоны потопчут мою клумбу, то я тебя вместо тюльпана в земле укапаю. Тьфу! И как мне угораздило связаться с такой легкой девицей?
Не в силах больше слушать этот бред, я поднялась в свою комнату.
– Ни слова! – подходя к окну, наказала я Пашке, которой уже раскрыл рот. – Даже не думай! – я не намеревалась опускаться до подземного уровня и объясняться с подростком.
Братство «V», как стая акул кружило возле моего дома. Скорее всего они ждали Соколова старшего и, не упустили возможности поиздеваться надо мной. Рыбин сверлил меня глазами, не двигаясь, пока остальные висели на заборе и кидались мелкими камнями. Они походили на обезумевших шимпанзе, которых накачали наркотическими веществами – это пугало.
– Ты не спрячешься от нас! – горланили они. – Мы всегда где-то рядом!
Их угрозы действовали мне на нервы. Особенно раздражал мои уши истошный лай Каштанки, которая защищала нашу скромную территорию.
