Текст книги "Несчастные девочки попадают в Рай (СИ)"

Автор книги: Kerry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Папа, там Соколовы! – смеясь, пояснил Рыбин, и Жанна Анатольевна охнула. – Уже минуту не выныривают! Доставай, может, кто живой еще остался!

Его слова были подобны дьявольской рапсодии. Мне стало дурно, как никогда.

– Опять ты? – прорычала Жанна, тряся меня за плечи. – Это ты их довела, змея! Сколько можно над парнями издеваться? Все это на твоей совести! Тебе других парней мало? Что бы я тебя рядом с ними больше не видела!

Пока меня несправедливо обливали грязью, на берег уже вытащили братьев Соколовых. На секунду став героем, Рыбин развязал парням руки.

– Я выиграл? – откашлявшись, спросил Сема. – Если нет, то я требую пересдачи экзамена.

– Что ты несешь, дурень? – озверевшая от ужаса мать припала к

Семену. Она начала судорожно гладить его по лицу. – Как вы только додумались до такого?

– Остынь, мама. Я в порядке. А где второй твой отпрыск?

Тем временем, Соколов старший уже поднялся на ноги и, как ни в чем небывало, стряхивал воду со своих волос.

– Тут я, Ихтиандр. Целый и невредимый. Кстати, ты проиграл.

Сема нервно убрал руки матери.

– Это еще почему?

– Тебя первым достали. Я дольше продержался в воде.

Глаза Жанны Анатольевны поползли на лоб.

– Что ты несешь, сынок?! Как вы могли?! Вы вообще обо мне не думаете! Ради чего такие жертвы?!

– Это они из-за Цветковой прыгнули! – быстро объяснил Рыбин.

– Она тут не причем, – резко заступился Саша, но едва ли я была ему за это благодарна. – Мы прыгнули по другой причине.

– А кто причем? – не унималась мать. – Я скоро сыновей лишусь из-за этой пигалицы!

– Да уж, – вздохнул отец Рыбина, выжимая рукава своей формы, – все проблемы из-за баб. Вот поэтому, я развелся.

Земля уходила из-под ног. Необоснованное чувство вины тяжелым грузом свалилось на плечи. Обида. И злость. Она постепенно начинала преобладать над всеми остальными чувствами.

– Вы хотели услышать мое решение? – резко обратилась я к Соколовым. – Вы же этого ждали?

Саша и Сема подняли на меня свои головы и наивно навострили уши.

– Так вот, идите к черту! Оба! Вот такой мой выбор!

Прорвавшись сквозь толпу ребят, я побежала домой и тогда дала волю слезам. Последним слезам. Я зареклась, что оставлю братьев в покое. Мне надоело мучиться. Мне надоело мучить их. Я решила отключить чувства и эмоции, отключить ядовитые мысли и жить свободно.

Мне было пятнадцать, и это было самым осознанным решением за всю мою жизнь.

– «Все зашло слишком далеко. Теперь все наладиться», – ошибочно предполагала я тогда, ведь, станет только хуже. Намного хуже. Настолько, что их отчаянный прыжок покажется мелкой шалостью.

Группа ВК: https://vk.com/club167796669

Глава#10

В тот же вечер наш дом посетила Жанна Анатольевна. Я украдкой подслушивала их с дедушкой разговор, все больше поражаясь несправедливости обвинений самой неприятной из Соколовых. Ее ядом, которым она так яро плевалась, были забрызганы все стены и полы.

– Прости, Федор, но это переходит всякие рамки! С этим нужно что-то делать! Такое поведение необходимо пресекать!

Ох, ну конечно, теперь расстреляйте меня!

– Что ты предлагаешь, Жанна? Посадить внучку в чулан и не выпускать, пока твои парни не позабудут о ее существовании? Так ты хочешь? Пойми, это дети. Им свойственно совершать глупости.

– Глупости?! Они едва не погибли!

– Но в этом нет ее вины, – дедушка был сильно напряжен, но говорил спокойно. – Моя внучка не заставляла их сигать с плотины, правильно?

Правильно.

– Злата пудрит им мозги. Они соперничают во всем в надежде добиться ее расположения. Во всем, Федор, а она упивается их вниманием.

Я-то упиваюсь? Да они оглушили меня своим одновременным признанием!

– Ты только что назвала пятнадцатилетнюю девчонку интриганкой? Ты слышишь себя? Она еще в куклы тайком играет, а ты говоришь – любовь. У тебя хорошие парни, Жанна, но в данном случае, все претензии к ним. Пора бы объяснить сыновьям, что шантажом – взаимности не добиться.

Вот-вот.

– Зря ты так. Просто мои мальчишки искренне влюблены, а твоя внучка, по всей видимости, бесчестна. Разве можно испытывать чувства сразу к двоим? Нет! Это провокация! Будь она справедлива, давно бы сделала выбор в пользу одного из них.

«Разве можно испытывать чувства к двоим одновременно?» – я задавалась этим вопросом до следующего утра. Может, Жанна была права? Ничего настоящего я не испытываю ни к одному из них, иначе бы сделала выбор. И, теперь в наказание я лишилась обоих. Что ж, наверное, это к лучшему.

Утром я, как всегда, занималась уборкой – елозила тряпкой по полу, вдыхала тяжелый запах сырых досок, и морщилась от нескончаемого скрипа.

– Буду поздно, – предупредил дедушка, подложив под ножку стола маленькую деревяшку, чтобы тот не шатался. – Но, если ты приготовишь пирог с жимолостью, постараюсь вернуться раньше, – он болтал непринужденно, словно неприятного разговора с Жанной и не было вовсе.

– Я готова приготовить целого оленя из теста, лишь бы ты никуда не уходил.

Федор тихо посмеялся.

– Перестань. Куском хлеба сыт не будешь. Тем более, сегодня праздник. Вот бы фазана встретить или того лучше – жирного кабанчика. Объедимся на славу.

Встав из-за стола, дедушка отряхнул штанины, отчего на пол попадали хлебные крошки. Проклятье, хоть кто-нибудь в этом доме ценит чужой труд?

Дедушка уловил мое расстройство, только вот о причине моей грусти не догадывался.

– Не дуй губы, Златка, а то у тебя не рот, а куриная задница. Я должен ходить в лес, иначе все деньги уйдут на продукты, а мне вас еще к учебе готовить.

Я лениво подошла к печи, возле которой собралась гора мелкого мусора – фантики, скорлупа, очистки.

– Хорошо, – устало выдохнула я, волоча по полу разлохмаченным веником. – Только пообещай, что завтра проведешь весь день дома. Со мной и Пашей. Мы уже тысячу лет не собирались вместе. Я хочу горячий чай под березой и истории про армию до самой ночи.

– Обещаю, – от улыбки, седина на его щеках зашевелилась. – Завтра будет особенным и никаких удочек. Даже псину твою вычешу. А ты погуляй сегодня. И, не расстраивайся по пустякам.

По пустякам? Это он про свои частые исчезновения, про заново испачканный пол или про братьев Соколовых?

***

На этот праздник «Жители двора» я собиралась неохотно. Дедушка и Паша, как всегда, решили провести его в лесу, а мне попросту не хотелось оставаться дома одной. Душа протестовала. Мне больше не хотелось чувствовать себя подбитой чайкой, поэтому, гордо задрав подбородок, я вышагивала по обсыпанной людьми площади.

Совсем неудивительно, что Соколовы уже были здесь. И не только они.

Саша, который так увлеченно демонстрировал свой охотничий нож Наде Кукушкиной, заметив меня, помрачнел. Еще бы, ведь, я так цинично отказалась от него. Его взгляд снова стал холодным, как в первый день нашей встречи, и исчез даже малейший намек на улыбку. Едва ли его поведения можно было назвать мужским. Впрочем, я не рассчитывала на непринужденное общение, но его демонстративная неприязнь задевала меня за живое. Делала больно.

Солнце спряталось за облаками. Опустился туман. И даже веселая музыка не смогла избавить от мрака, которым заполнилось мое сердце. Стоя возле подноса с абрикосовым компотом, я осознала, насколько некомфортно себя чувствую. Казалось, здесь мне никто не рад.

– Привет, – чуть слышно прозвучало за спиной.

Обернувшись, я увидела Семена. В отличие от Саши, он не был суровым, наоборот, был весьма воодушевленным.

– Привет, – ответила я и принялась нервно теребить косу. – Гуляешь?

– Не совсем. Я пришел из-за тебя. Нам нужно поговорить.

– Нам не о чем разговаривать, – резко обрубила я, предчувствуя суть разговора. – Я уже все сказала. Ваши склоки стали невыносимыми. Я устала. Будет лучше, если мы перестанем общаться. Совсем.

Улыбка на лице Семена стала шире, но глаза погрустнели.

– Да ладно тебе, Златка. Все наладиться. Все живы и здоровы. В чем проблема?

– Серьезно? – не выдержала я. – А если бы вы не остались живы? Что если бы кто-нибудь погиб? Из-за ваших выходок, теперь меня считают последней гадиной!

– Я так не считаю.

Мои глаза сузились.

– Да? Ох, спасибо тебе, Сема! Мне стало намного легче!

– Ну, перестань, – не унимался парень. – Разве это стоит нашей… Дружбы?

Я поперхнулась воздухом.

– Дружбы?

Несколько людей обратили на нас внимание и одарили меня негодующим взглядом, мол: «Опять она за свое!» Я мысленно пожелала им ослепнуть.

Плечи поникли. Я выдохнула.

– В этом-то и дело, Сема. Нет никакой дружбы.

Нет, и никогда не было.

– Ты чего? – его рука потянулась ко мне, но я ее откинула. – Ты ведешь себя, как ребенок, Злата.

– Хватит! Я все решила, – на этих словах я пошагала в сторону дамбы.

Прийти сюда – было ошибкой. Большой ошибкой. Мне стало только хуже.

Сема не стал меня останавливать. Впрочем, я не хотела этого. Но вот зачем я повернула на дамбу, ведь, мой дом находился в другой стороне? Ай, плевать! Главное, выглядеть уверенно и не оборачиваться.

Так странно…Еще вчера мы создавали веселую мелодию, конвульсивно тряся железной баночкой с грушевыми леденцами, жевали углевидную картошку, с замиранием сердца глядели в диаскоп, перепрыгивали через овраги крепко держась за руки, а теперь всего этого нет и больше никогда не будет. Детишки выросли. Игры стали взрослыми.

– Оп, Цветкова! Куда идешь? – голос Рыбина заставил меня остановиться. Он и Колька Лагута шагали мне навстречу. Ребята были в приподнятом настроении. Слишком приподнятом, а о причине этой веселости мне оставалось только догадываться. Впрочем, догадаться было несложно.

– Не твое дело, Вася, – рявкнула я. – Дай пройти.

– Зачем хамишь? – наигранно обиделся он, перегородив мне путь. Парень демонстративно размахивал четками в руке, чем сильно раздражал. – Нам тоже скучно на празднике. Только лохам там весело. Может, пойдем на дамбу? Вместе.

Это «вместе» звучало подозрительно.

– Нет уж. Лучше я побуду в одиночестве, чем пойду с тобой. Сама не понимаю, почему вообще с тобой разговариваю.

Он вскинул золотистыми бровями.

– Ты ошибочно нашла крайнего, Цветкова. Только глянь, – положив свои руки мне на плечи, он развернул меня к площади. – Соколовы веселятся, им плевать, что теперь говорят о тебе за спиной. Настолько ли правдивы они в своих чувствах? Ведь, теперь, все камни полетели в тебя. Но, видимо, наших героев это мало беспокоит. Ты сама все видишь.

Закусив губу, я наблюдала за Сашей, который кружил Надю в танце. Ее пронзительный визг раздражал уши, а его довольное лицо показалось мне отвратительным. Что касается Семена, то он ртом ловил ягоды, тем самым веселя Павленко Нину. Даже лучшей подруге не было до меня никакого дела.

– Я знаю, что такое презрение, – шептал мне на ухо Рыбин. – Я всегда был вроде местной отрыжки. Так зачем думать об одиночестве, когда есть те, кто тебя всегда поймут?

Логика, которая и до этого момента хромала, теперь попросту отключилась.

Обида и злость взяли вверх над здравым смыслом.

– Коля, ты с нами? – вырвалось у меня на выдохе, и рыжая шевелюра парня конвульсивно затряслась.

Перед тем как покинуть площадь, я убедилась, что меня и моих новых «Соколовых» заметили. Меня переполняла злость, но, когда глаза Саши почернели мне немного полегчало. Пусть Соколовы знают, что я не из тех, кто опускает руки и тихо хныкает в подушку. Если я, даже через силу, начну водиться с Васей, то отплачу им той же монетой. И плевать, что эта монета достанется мне крайне нелегко.

На дамбе не было ни души. Из-за густого тумана, река практически скрылась из виду. Расположившись на берегу, Рыбин достал из кармана бутылек с коричневой жидкостью. Действительно, я же не думала, что мы будем пускать кораблики по течению?

– Ты взял закуску? – спросил Вася Колю.

– Только воду, – заикался парень, походя на тронутого. – Мама запретила мне прикасаться к компоту.

Лицо Рыбина скривилось.

– Так и знал. От тебя вообще никакой пользы нет. Что ж, обойдемся без закуски.

Я накрыла платьем колени и обняла их.

– Что это?

– Самогонка, – пояснил Вася, наполняя содержимым жестяную банку. – Отмечать, так отмечать. Ты с нами?

Я помедлила с ответом. По правде говоря, я боялась алкоголя. В нашей семье его практически не наблюдалось, только по праздникам, и мне никогда не нравилось его влияние на дедушку. Он становился перевозбужденным и очень странным. А еще моя аллергия… Кто знает, как на меня подействует эта жидкость? Я выпила лишь однажды. Это была малина с водкой. Тем самым дедушка сбивал мне температуру, но я не помню, чтобы это сопровождалось побочной реакцией. Черт, я вообще не помню, что со мной было потом.

– Давай, Злата, – уговаривал Рыбин. – Совсем немного. Так, дабы расслабиться. Никто и не заметит, что мы выпивали.

Мне нелегко далось это решение, но я согласилась. Впрочем, отказаться от Соколовых было куда сложнее. Да и немного расслабиться мне бы не помешало.

– За нас! – произнес Рыбин, быстро выпил и пустил жестянку по кругу.

Вторым дегустатором был Коля Лагута. Вцепившись губами в банку, он жадно глотал самогонку. Казалось, его угостили райским напитком. Дико. Да и вообще, Коля походил на мальчугана с явными отклонениями. Он всегда смеялся над шутками, которые были направленными против него самого, и это никак не относилось к самоиронии. Коля шатался с Васей в качестве ручного пса, но едва ли он знал об этом. Беспрекословно выполняя просьбы Рыбина, порой он шел на отчаянные поступки. Лагута мог задушить собственных родителей, будь это приказом Васи. Одним словом – шестерка. Причем совершенно безвольная.

– Ну и как? – поинтересовался Рыбин, похлопывая бедолагу по плечу. – Понравилось?

Лицо Коли стало бледным.

– Ага, – по его острой бороде скатывались ручейки алкоголя. Мерзкое зрелище. – Я уже пьяный. Круто.

Следующим подопытным была я. Сделав хороший глоток, я обожгла рот и кишечник. Меня затошнило. Ну и гадость!

– Воды, – прохрипела я, справляясь с удушьем.

– Терпи, солдат, – посмеивался Рыбин. – Новобранцы не запивают. Эдакое посвящение.

Я мало что знала о посвящениях и послушно согласилась с жестокими правилами. Кажется, раз восемь. И даже когда Рыбин предложил затянуться чем-то дурно-пахнущим, то я согласилась. И верно, ведь уже не могла мыслить рационально и вообще что-либо говорить.

Сначала стало невероятно тепло. Следом весело. А потом, все что ранее огорчало и беспокоило, перестало иметь какое-либо значение. Долгожданное расслабление наступило моментально. Тогда я еще не знала, что цена этого спокойствия будет слишком высокой.

Моя эйфория длилась примерно несколько минут, а потом…Потом все было, как в тумане…

***

– Что это с ней? – голос Коли был слегка встревоженным. – Может, хватит?

– Ты что не видишь? Ей нравиться, – ответил Вася и послышался звук разливающейся выпивки. – Ее никто не заставляет. Если захочет – откажется. Правда, Златка?

В это же мгновение моих губ коснулось острое железо и порезало их, а следом обожгло язык. Кто-то держал мой затылок, пока отвратительная жидкость проливалась мимо рта и попадала на одежду. Удалось проглотить только меньшую часть. Впрочем, я не старалась.

– Откажется? – невнятно буркнул Коля. – Да она глаза с трудом открывает!

Рука на моем затылке сжалась. Сильно. Мышцы шеи пронзила боль.

– Ты будешь мне указывать, ублюдок?! – не трудно было представить лицо Рыбина, потому что его голос преобразовался в хищное рычание. – Еще одно слово и твоя рожа превратиться в наглядную коллекцию синяков!

Вероятно, Лагута заткнулся, потому что дальше я уже ничего не слышала. Провалилась во тьму. Снова. Выпала из жизни. Снова. Кажется, на час, а может даже на два. Еще никогда мой сон не был настолько крепким. Мне хотелось спать больше, чем жить.

***

Очнулась я позже, на сырой траве. Голова разрывалась от боли, а слабость в теле походила на парализацию. Распахнув опухшие веки, я увидела Колю. Или это был не он – я не понимала. Я знала только одно – мне жутко хотелось пить. Сухие губы слиплись намертво, словно по ним прошлись иголкой с капроновой ниткой.

– А если кто увидит? – с опаской спросил Коля. Его несвежее дыхание касалось моей шеи. Мерзость.

– Кто? – пренебрежительно фыркнул Рыбин. Он был где-то рядом, но я его не видела. – Все давно спят. Не ссы.

– Хорошо. Я, ведь, только посмотрю…

А потом, кроме холода, которым обдало мои колени, я больше ничего не чувствовала. Я вообще не была уверена в реальности происходящего.

***

Мне снился Саша, который смотрел на меня жалобным, разочарованным взглядом. Его теплая рука гладила мои волосы, а губы содрогались. Он был расстроен – видимо картина, которая предстала перед его глазами, была крайне жалкой.

Мой сон прервал Рыбин. А точнее его жуткий смех. И могла бы я узнать, что именно его веселило, но перед моими глазами стояла черная пелена.

– Ну вот, Цветкова, сказка кончилась, – шипел он. – Пора жить реальностью.

Мне было настолько плохо, что я не придавала значения ни одному его слову. И если бы сейчас Сема поспорил со мной на то, что я не смогу даже промычать, то он бы выиграл. Даже вздохнуть было сложно. Легкие болели, потому что были полны ядовитого дыма.

– Посмотрим, что теперь Соколовы скажут…

***

Позже я согнулась над рекой. Меня рвало. Долго рвало. Кажется, желчью, но от этого легче не стало. Мне хотелось спать. Только спать и все. Года так три.

Кто-то отнес меня на траву. А точнее, бросил. Боль в затылке спровоцировала последующую амнезию и очередную кому.

Сон продолжился. Саша. Саша. Саша. Он долго смотрел на меня и молчал. От его молчания становилось жутко, а от потухшего взгляда невероятно грустно.

Черт, почему же так грустно? Прибывая в полудреме, я боролась с сильнейшим желанием расплакаться. Слезы так и просились наружу.

***

– Вы что, гады, тут делаете?! – дедушка был рассержен. Сильно. Даже во сне мне стало страшно. – Порешаю, ироды!

– Ничего мы не делали! Она сама напилась! Только попробуй меня тронуть, Федор, отец узнает, мало не покажется!

– Ах, ты, сученышь! Убью, сволочь!

Голоса перемешались. Мне не нравился этот сон. А еще этот звук выстрела, был настолько реалистичным, что вялое сердце, наконец, сжалось и усилило темп. Лишь на долю секунды, потому что меня снова прибрала тьма.

«Если ты проболтаешься кому-нибудь, я убью тебя и твоего сопливого братца. Мне ничего не будет.»

***

Я проснулась от яркого света. Утро было ранним, но достаточно светлым. Над рекой опустился гутой туман, а мое тело знобило от холода и от чего-то еще. Такое состояние было для меня в новинку. Голова норовила расколоться на части.

С трудом приподнявшись, я увидела мирно спящее на траве тело и попыталась восстановить события вчерашнего вечера.

Рыбин. Колька. Травка. Алкоголь. И…

Саша. Я помню его глаза. Он пришел за мной. Вернулся, несмотря на обиду. Я молилась, чтобы это оказался он.

Сил не хватало, но все же я приподнялась. Голова кружилась, как и весь мир. На шатающихся ногах, я все ближе приближалась к телу. Шаг, еще один, и у моих ног лежит совсем не Саша.

– Дедушка? – хрипло проговорила я и упала на колени.

Федор, не моргая, смотрел перед собой, в его глаза отражалось облачное небо. Его губы были слегка приоткрыты, словно ему не хватало воздуха, а лицо стало неестественно бледным. Грустным. И только легкий ветерок колыхал его седые волосы.

– Дед? – чуть громче простонала я. – Дедушка…

Зажмурившись, я попыталась хоть немного восстановить память, но все тщетно – перед глазами заплясали искорки. Я не могла даже предположить, как Федор оказался рядом и почему решил прилечь.

– Ты слышишь меня? – моя рука коснулась его щеки, ледяной щеки, отчего я вздрогнула. Стало не по себе.

Утреннее пение птиц казалось мне ужасающим чириканьем. Все внутренности сжались от холода и страха. Мысли отказывались складываться в единую цепочку. Губы немели.

– Дедушка, прости меня, пожалуйста, – по моему холодному носу скатилась горячая слеза. – Пошли домой. Там Пашка нас ждет.

Но Федор не отреагировал на мою просьбу. Никак. Он продолжал с особой грустью разглядывать небо, не обращая внимания на мою слезную мольбу.

– Дед, вставай! – надломлено прокричала я, схватив его за плечи. – Ну, хватит! Я все поняла! Я очень виновата перед тобой! Вставай, слышишь?!

Мои пальцы стали влажными. Это была кровь. Мокрый отрезок рубашки прилип к груди старика. Бездыханной груди. В этот момент, ко мне начало приходить нежеланное осознание.

– Дедушка, ты спишь? – наивно спрашивала я, мечтая услышать ответ. Но, мой милый старичок молчал.

Струны души начали рваться одна за другой. Зубы заскрипели. Я не желала принимать правду. Нет. Нет. Нет.

– Нет, – тихо вырвалось из груди. – Нет, нет, нет.

Я уткнулась носом в окаменевшее тело, моля о том, чтобы все оказалось жестоким кошмаром. Дедушка пах бергамотом и жженой листвой. И еще чем-то новым. Я не знала, как пахнет смерть, но, кажется, это была она.

– Деда! – детский крик пугает пролетающих мимо птиц. – Меня пчела укусила!

– Не может быть! Дай глянуть, – дедушка берет мою ладонь в руки. – Мое ж ты солнышко. Больно?

– Угу, – хнычу я, надеясь на сострадание.

Дедушка тихонько дует на покрасневшую кожу.

– Заживет, – утверждает он. – Любая рана заживает. Даже самая глубокая. Главное, быть сильной и не плакать.

Мои дрожащие губы выпячиваются вперед.

– Но мне больно!

– И боль пройдет, Злата. Даже самая сильная. Со временем все проходит…

Мокрый нос Каштанки уткнулся мне в подмышку, а потом и звонкий крик ударил по ушам.

– Зося, где вы были?!

Паша.

Он стоял босой на траве, в одной пижаме и едва сдерживал слезы.

– Я всю ночь один был! Не стыдно вам?! Это Каштанка вас нашла! Я больше никогда не буду с вами разговаривать, понятно?!

Я медленно подняла глаза на брата. Что говорить в такие моменты? Как вести себя? Боже, происходит ли это на самом деле?

Мне было пятнадцать, и я думала только о своих чувствах.

– Уходи! – взревела я, чувствуя боль в скулах. – Убирайся отсюда!

Мальчишка вздрогнул. Его лицо стало бледным, губы затряслись, а из глаз хлынули слезы.

– А деда? Что с дедой? – повторял он, не желая уходить.

– Пошел вон!

Я рвала сырую траву, судорожно вытирая ею руки. Железный запах крови попадал в нос, как нашатырный спирт, он приводил меня в чувства. А точнее, возвращал в реальность. К тому же кровотечение из носа не заставило себя долго ждать. Теперь все было в крови.

– Уходите! Уходите отсюда!

Неугомонная Каштанка получила по морде и, обидевшись, спряталась за спину братца. Пронзительный крик Паши заполонил всю округу. Такой горький, что хотелось закрыть уши. Навсегда оглохнуть.

Кошмар стал реальностью.

Я кричала, уткнувшись в окровавленную рубашку. Вспыхнувший перед глазами черный цвет заполнился яркой крапинкой. Воздух подхватил детский вой. А я продолжала кричать, потому что знала, что дедушка больше не улыбнется. Не коснется меня и не издаст ни звука. Я не переставала кричать, даже захлебываясь собственными слезами. Даже когда стало настолько плохо, что захотелось вырвать сердце из груди. Я кричала, пока мой собственный вопль не заглушил меня. Это был конец.

Самое страшное повторилось…