Текст книги "Он и его кот (СИ)"
Автор книги: Kaoru13th
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)
– А я-то на что?
– А ты для того, чтоб мне было ради кого всё делать, – сказал Хэмсворт, – Ну и для того, чтобы посуду мыть. А то уж больно я не люблю это.
– Она была где-то здесь, я видел… – выбираясь по приставной лестнице на чердак, бормотал Крис.
– Я больше скажу: я сам её сюда убирал! – подал голос снизу Том.
– А! Вон она, – поднимаясь на самый верх и направляясь по залежам вещей вглубь чердака, сообщил Хэмсворт.
Том поднялся следом за ним, оставаясь стоять на лестнице и следя за его перемещениями.
– Хватай, и идём вниз, – сказал он.
– Да я тут его вытащу, – он присел на корточки у коробки, открывая её.
– Окей, – согласился Том, предпочтя, в таком случае, тоже подняться и выйти побродить по чердаку.
– Угораздило же… – копаясь в коробке в поисках пары шнурков, проговорил оцелот.
– Да не говори… – отозвался Томас, осматривая стоящий под маленьким окошком, впускавшим в пыльную комнатку под крышей солнечный свет, старый комод, – Как его только сюда подняли? Без нормальной лестницы-то… – он полез в ящики, рассматривая одряхлевшие вещицы, распиханные по ним – моток лески, покрытые ржавчиной рыболовные крючки, связку непонятных ключей, баллоны от краски, фоторамки…
Крис, тем временем, найдя шнурки и прикрыв коробку, уселся на сложенные в углу доски, закрытые клеёнчатым полотном, и принялся вытаскивать из своего кроссовка разорвавшийся шнурок, чтобы заменить его новым. Зашнуровав его, как полагается, он принялся делать тоже самое со вторым.
– Глянь, – подсел к нему Том, демонстрируя стопку чёрно-белых фотографий с девушками.
– Забавно, – отвлёкшись от своего занятия, согласился Крис, вытянув пару карточек из его рук и разглядывая, – В комоде валялись?
– Ага. Шикарные дамы. Вот эта особенно. Это просто так девушки или…
– Не знаю. Просто, наверное. Для вдохновения, – он вернул карточки Тому.
Том отвёл фото подальше от лица.
– Вдохновляет, – кивнул он, – Ладно, – он сбил фотографии в ровную стопку, – Шнуруйся. Ехать надо. Пойду, положу обратно…
Запихнув фотографии в ящик комода, Томас оглянулся на Криса. Тот, освещённый ярким солнечным лучом, пытался разобраться, как именно следует зашнуровать второй кроссовок, чтобы он выглядел, как и первый, но это ему никак не удавалось. Отчаявшись дождаться итога этого действа, Хиддлстон вернулся к своему самцу, вновь садясь.
– Давай помогу, – он протянул руки к его кроссовку, и Крис, как обычно случалось в случаях, где следовало проявить скрупулезность, позволил это сделать.
– Когда-нибудь… – опираясь ладонями на доски, произнёс Крис, – Ты скажешь так кому-нибудь очень похожему на меня.
– Что ты такое болтаешь? – вытягивая шнурок сквозь люверсы, пробубнил Том, – Кому это я буду такое говорить, кроме тебя… – и, закончив свою фразу, понял, что альфа имел в виду.
Том остановился, но в следующую секунду вновь принялся шнуровать обувь.
– Конечно, Крис, – завязывая бант и затягивая его, проговорил Том, – Разумеется, скажу.
====== 35. Так скоро? ======
Обхватив Криса за шею рукой и зажимая ему рот, Том тихо произнёс:
– Ни слова.
Он опустил руку в карман, вытащил оттуда предмет, в простонародье зовущийся тестом на беременность, и продемонстрировал его Хэмсворту. Тот уставился в полоски, хлопая глазами, после чего покосился на Тома, требуя пояснений.
– Положительный, – сжалился тот.
Кот слегка нахмурился. В ответ на это лисица выцепила из всё того же широкого кармана ворох остальных тестов, сваливая их на полку у зеркала, и соизволила убрать ладонь с губ партнёра.
– Мы будем стараться, Ваша мама посоветовала нам доктора, – сообщил Томас, – Но мы пока слишком маленькие и слабые, чтобы кому-то про нас рассказывать. И да. Нас там вроде как двое.
– И мама знает? – удивился Крис.
– Нет, конечно. Она только советом помогла, но о результатах я никому не говорил.
– Всё ясно, – произнёс Крис, боясь спугнуть своими восторженными мыслями, рвущимися в мозг, всю трепетную прелесть происходящего, – Никому.
– Мы поняли друг друга, – улыбнулся Том, – Другого и не ждал. А этот мусор я выброшу, – и, собрав тесты в кучу, он утащил их к помойному ведру.
Котята оказались особо задорно-буйными и, если бы не особенности лисицыной беременности, длящейся немногим более четырёх месяцев, вместо положенных человеческих девяти, он бы непременно взвыл от переполнявшей его задорности и развесёлого буйства.
Весь первый месяц Том продолжал работать на плантациях наравне с Крисом, не позволяя тому даже намекать на поблажки, на которые тот непременно обрёк бы его, расскажи они о положении Хиддлстона во всеуслышание. Со второго месяца Томас по собственной воле сократил полноценную работу до уровня помощи. К третьему – он перестал работать вовсе, захаживая к Крису лишь ради того, чтобы покормить его или встретить после рабочего дня. С наступлением четвёртого – не выбирался дальше крыльца дома, хухлясь по диванам и кроватям с неизменным стаканом воды в руках. Лестница – и та начинала казаться Тому к этому времени непреодолимым препятствием.
Крис, которому в силу причин и нелепого, но стойкого предубеждения насчёт сглаза, выказывать свою радость в полной мере было нельзя, молча взирал на свою полненькую лисицу и глотал слюнки вожделения. Он же, дурак, и не надеялся так скоро увидать эту так желаемую им картину воочию. И вдруг – спустя совсем немного времени после смены норы, сука решилась на повторный эксперимент с вынашиванием котят.
И, казалось, Том больше не видел в этом чего-то настолько страшного и нежеланного для себя. Он не говорил об этом, но то, как он вёл себя, как иногда задумчиво замирал, кутаясь в одеяло, сидя по вечерам на веранде, пока Крис готовил ужин, без слов говорило, что он спокойно, без спешки примеряет на себя новую роль, которая, о чудо, на сей раз ему действительно нравится. Ну или, по крайней мере, не так претит, как раньше.
Крис, помня об обещании, не говорил ни слова. Конечно, он и сам помнил о том, что случилось в первый раз, однако желание рассказать о своём без пяти минут отцовстве его всё же так и подмывало кому-нибудь проболтаться. В конце концов, вымотавшись до предела, Крис не удержался и написал обо всём брату, искренне надеясь, что Томас ничего об этом не узнает. И, слава богу, после этого сдерживать себя и впрямь стало легче.
От тех изменений, которые произошли в рамках ночных приключений в спальне, Крис готов был с остервенением драть обои и запоем орать кошаком по соседским крышам.
Томас не каждую ночь позволял приблизиться к себе, но уж когда позволял...!
Его сучий запах, и без того неистово манящий самца, истончился, растёкся по всему телу, давая место новому, непривычно-сладкому, пока едва уловимому аромату молока, подкрепляемого неповторимой трогательной нежностью, словно и сука-то не сука, а только маленький хрупкий лисёнок, которого положено греть, обнимая лапами, вылизывать, умывая от посторонних запахов, и с трепетом охранять от всего мира. За этот запах Крис готов был убить. Ему хотелось тереться об ноги лисицы, лизать ему ладони, подчиняться ему, быть для него самым лучшим, самым сильным. Единственным существом, в котором тот нуждался. И Том с благодарностью принимал это, позволяя, когда это было возможно, наслаждаться собой, тихо радуясь своему локальному могуществу, не выползающему обычно за дверь спальни.
Крису было даже немного жаль, что скоро всё это должно было окончиться развязкой – срок подходил, стоило глянуть на Тома и сомнений в этом не возникало. Оцелоту нравилось ощущать себя необходимым, ему нравился слегка неуклюжий лис, нравился его невероятный в представлениях прошлого внешний вид, таящий, как предрекал знакомый омежий врач, целую пару котяток.
Хэмсворт всё смотрел на Тома, пока тот, допустим, читал, сидя на кровати, или когда тот выбирался на крыльцо, чтобы погреться на солнце, и улыбался про себя. Такой длиннющий, такой тонкий, остроносый, изящный и поджарый лис, поддерживающий длинными аристократичными пальцами совершенно не вписывающийся в привычный образ большущий живот, обтянутый вполне привычной для Томаса футболкой. Разве такое возможно?
Скорее нет, чем да. Ведь он по-прежнему так до конца и не решил, хочет ли этого сам. Или всё это только потому, что это способно сделать счастливым Криса? И что они только делать будут, когда малыши появятся на свет?.. Не как это должно быть в живописных планах на будущее, а как – на самом деле?
Крис думал обо всём этом и чувствовал, как шестерёнки его мыслей отзываются скрежетом, будто обсыпанные песком.
Всё-таки Том, если всё кончится добром, будет рядом. Он не сможет так просто исчезнуть из жизни альфы, будь он хоть трижды лисица. Если он полюбит котят – всё точно будет прекрасно. Если он будет к ним равнодушен – ну и чёрт с ним, оцелот найдёт в себе силы пережить это и позаботиться о них сам. И, если лис отважился на такой шаг, даже если и не был уверен, значит, Крис для него значит куда больше, чем заслуживает. Так или иначе, Том будет рядом. Ну или Хэмсворту придётся во что б это ни стало доказать, что именно он должен стать продолжением его жизни.
Да и вообще – с чего ему уходить? Даже когда они подрастут. Мало ли, чего творят другие лисицы? У них своя жизнь. А этот абсолютно точно чертовски влюблён. Неправильно. И в кота. В неправильного. Стало быть, и продолжение у них будет самое что ни на есть неправильное.
Сложно было до поры до времени о чём-то судить... И только господа котята должны были расставить всё по своим местам.
====== 36. По фен-шую. ======
Вернувшись вечером с работы, Крис нашёл Тома, сидящим на лестнице на второй этаж. Но не сразу, а только когда зажёг свет.
– Том, – кинувшись к нему, обеспокоенно произнёс он, – Ты в порядке? Что-то случилось? Ты чего здесь сидишь?
– Нормально всё, – с трудом выдохнув, но пытаясь улыбаться, ответил тот.
– Помочь?
– Помоги, если хочешь, – позволил Том, поднимаясь со ступеней, поддерживаемый Хэмсвортом.
– Напугал меня… – пробормотал Крис, помогая лису добраться до дивана кухне.
– А я тот ещё Фредди Крюгер, – подтвердил Томас, усаживаясь на тёплую шероховатую поверхность дивана.
– Комик неудавшийся, – без особого осуждения отозвался Крис, – Любимый.
– Любимый неудавшийся комик? О-отлично. А есть другие? Менее любимые комики?
– Ты, любимый, хоть обедал сегодня? – игнорируя его болтовню, а заодно демонстрируя, что именно он имел в виду, назвав Томаса «любимым», поинтересовался кот.
– Разумеется, – отчитался Том, – И сразу предваряя твой следующий вопрос: спасибо, я не голоден, ужинать не буду.
– Как скажешь, – не стал спорить Крис.
Том остался сидеть на диване, отчего-то тихо сопя носом, а Крис, оставив его в покое, ставил чайник. Когда он обернулся к дивану, тот уже был пуст – Томаса он заметил в конце коридора. Том стоял вдалеке, положив руку на ручку приоткрытой двери, и не двигался. Хэмсворт хотел, было, его окликнуть и спросить, что он там нашёл, но, подумав, промолчал и полез в холодильник. Он долго не мог решить, чего ему хочется, и просто глядел на полки, и прервался лишь когда мимо его носа протянулась лисья лапища, уверенно сграбастав пакет с молоком.
Хэмсворт закрыл холодильник, так ничего и не выбрав.
– Тоже что-то ничего не хочется, – проговорил он пространно, пока Том, отойдя на пару шагов, не потрудившись достать стакан, пил молоко прямо из пакета.
Хотя это, быть может, от того, что тётя притащила ему пару часов назад целую корзинку сладких лепёшек?
– Чем занимался тут без меня?
– Дрейфовал, – глотая молоко, сообщил Том, – Как планктон в прибрежных водах.
И вдруг, меняя интонацию и, что важнее, тему, лис сморозил внезапную лихость:
– Слушай, кот, а ты меня по-прежнему любишь? Или так, из привычки? Или из надобности.
Крис вспыхнул, поражённый его словами и, морщась, ответил:
– Я? Тебя люблю?? – он чуть не задохнулся от возмущения, говоря это, – Я терпеть тебя не могу, да всё не отважусь признаться. Вообще…Слушать не хочу тебя. Фу. Чушь какую-то спросил, ей богу! Люблю… Держи карман шире…
Том усмехнулся, прикрыв лицо ладонью.
– Когда я перестану на такое улыбаться – можешь смело паковать вещички.
– Твои, что ли? – спросил оцелот.
– Можно и мои, – согласился Том.
– Твои вещи – ты и пакуй, – пожал плечами Крис.
– Как тебе не стыдно, будешь суку в положении заставлять чемоданы самой таскать? – покачал головой Хиддлстон.
– Если сука не уймётся, – многообещающим тоном начал Крис, – Я её саму упакую и утащу куда-нибудь.
– В тебе проснулся талант убийцы-маньяка.
– Он и не засыпал. Я хоть сейчас. Мне только топорик достать.
– Да ты и руками удушишь, – оценивающе осмотрел самца лис, – Вон какой большой у меня. Разъелся. Совсем толстый стал кошак, – и, отставляя молоко, Том потянулся к Крису, несмотря на содержание всего предыдущего разговора, ощущая всем телом невероятный прилив нежности.
– Я не… Я – холёный кошак, – гордо вскинув голову, заявил Крис, цапая так беспомощно потянувшегося к нему лисёнка.
– Пузико, смотрю, холёное отрастил. На меня насмотрелся?
– Это для баланса с бородой, – веско оправдался Крис.
– По твоей логике, мне тоже нужна борода. Для баланса. И, знаешь, я её отпущу, – задумчиво проговорил он, – А то совсем… Не по фен-шую.
– Тебе не обязательно, – улыбнулся Хэмсворт.
– Тем более, – не логично, не феншуйно, но уверенно сказал Том.
И опустил взгляд вниз. Туда, где обрадованный объятиями альфа, осторожно дотрагивался рукой до несбалансированно огромного в силу объективных причин живота. Всё ещё упиваясь возгоревшейся нежностью, Томас глядел на это робкое касание и тихо млел от беспричинного, как ему казалось, удовольствия. Настолько оно показалось ему естественным и приятным, что кота захотелось немедленно показательно ободрить и приласкать, и Том, прикладывая свою руку поверх оцелотовой, прижал её к своей непосильной ноше покрепче. Естественно, сразу после этого, глянув оцелоту в глаза. Тот смутился, как малолетний идиот, тычась Хиддлстону в шею, и погладил притягательное место смелее.
– У них днём была дискотека, – сообщил Том, – Теперь, слава всем богам, время отдыха. Или просто разомлели от того, что папа гладит.
– Так-то и знают, что папа…
– Они – не знают. Я знаю, – пояснил Том, – Вот и им передаётся. А, может, ты громко пахнешь. Может, учуяли чего. Кто их разберёт… От молока привкус ужасный во рту… Что они туда добавляют только, – недовольно окончил Том.
Крис, слегка удивившись, взглянул на молочный пакет. Что там, кроме молока, быть-то должно?..
– Хочешь чего-нибудь другого? – спросил он, возвращаясь мыслями к лисицыному раздражению от привкуса.
– Хочу. Хочу картошки печёной кусочек, как ты делаешь.
– Я сделаю сейчас, – заверил Крис.
– Спасибо, – поблагодарил от души Том.
– Я приведу… Я позову того доктора, – бормотал Крис.
– Ещё не сейчас, – судорожно вздыхая, сказал Том, – Скоро, но не сейчас. Я знаю, я… – и он резко нахмурил брови, прижимая к ним костяшку пальца.
– Том, надо позвать, – с неимоверной тревогой в голосе взмолился Крис.
– Мы сами… разберёмся… – слегка расслабляясь, прошептал лис.
– Если ты настаиваешь… Но я не знаю, я не умею, как правильно…
– Ты-то тут причём, – сквозь боль, усмехнулся Том, – Тебя я вообще выгоню, как начнётся.
– И что, сам?! Один?
– Да… – тяжко выдохнул Том, – Сам…
– Нет уж, ты меня извини, но…
– Ма-ать моя…! – выпалил Томас, перебивая Криса.
– Всё! – не выдержал Крис, заколебавшись выпрашивать у Тома на то разрешение – лис вот уже час оставался непоколебим, хоть особо и не настаивал, а только неуверенно отказывался.
Откуда было ему знать, как лучше? У него это в первый раз в жизни. Может, думает, что обойдётся и так – а вдруг не обойдётся? Кто потом крайний будет?
– Да что «всё»…
– Я иду за врачом! – вскакивая, решил Крис.
– Да хоть за Папой Римским… – сдался Том.
Крис выскочил за дверь спальни.
– Эй! Не вздумай звонить в Ватикан! – почти весело крикнул омега вдогонку Крису.
Хэмсворт пил чай. Валерьянку он себе позволить ну никак не мог – вконец одурел бы. Поэтому он пил чай мелкими глоточками и тянул время.
Что ж. Теперь или случится чудо, или… Или не случится чуда.
Крис пил чай и то представлял, как безмятежно дрыхнут на постели два маленьких рыжих котёнка и как, оголяя кончики зубов, тихо в полумраке спальни улыбается Том, лёжа позади них. То ему мерещилось бледное лисицыно лицо, его усталые глаза и припухлые обкусанные губы, звонкое мяукающее вскрикивание и яркий свет лампы на столе. То, ни с того ни с сего, примешивались духи прошлого. И Крис отчётливо, как наяву, видел две взрытые в земле могилки. Мотал головой, заглатывал чай и отгонял видение в тёмные углы кухни, словно мёл мусор щёткой.
Он сидел за полукруглым столом. В кухне стояла напряжённая тишина, за окном, затянутым сеткой, возились насекомые. Чай закончился. Крис поставил чайник. Вернулся за стол. Посидел немного и ушёл на диван, откинулся на спинку. Чайник согрелся и вскипел. Тяжело поднявшись, Хэмсворт заварил себе ещё чаю. Поставил его на стол, едва не обжегшись плеснувшим с краев кипятком.
Он вытер руку полотенцем от капель чая и, прикинув что-то в голове, направился к двери. Он вышел на темнеющую улицу. Было-то всего около часа ночи.
Крис обошёл дом и взглянул на окно спальни. Оно горело ровным желтоватым светом и одна из штор, задёрнутая до половины, колыхалась от порывов несильного ночного ветра.
За углом дома скрипнула дверь. Крис сорвался с места, возвращаясь к веранде. Доктор, тот самый, омежий, почти войдя внутрь, высунулся снова. Крис, подходя ближе, впился в него глазами, прекрасно улавливая выражение его лица своим кошачьим взглядом, несмотря на темноту.
– Идёмте, – сдержано улыбаясь, проговорил омежий доктор.
Крис поднялся на веранду и вернулся в дом. От доктора густо пахло Томом и, если бы Крис не знал, по какой причине, то непременно бы заподозрил его в самых ужасных грехах. И пришиб бы его на месте. Если бы не знал.
Подходя к лестнице, Крис успел заметить на столе свою нетронутую чашку с чаем. Он много что успел заметить, пока шёл к спальне. Гвоздь, когда-то вылезший из ступеньки на волю (об который Том зацепился носком), а после заколоченный сердитым Крисом сильнее надобности. Глянцевый завиток на поручне, стёртый ладонями. Квадрат люка на чердак на пололке. Полоска света на совершенно плоском сером ковре, втоптанном в половицы. Весь путь – пара десятков шагов – показался ему в этот раз нестерпимо длинным.
Доктор не входил. Ждал Криса. Перед дверью он остановил его, ещё дольше оттягивая итог пути.
– Входите тихонько, – сообщил доктор, – Он спит. Тяжело пришлось. Он очень устал.
Крис медленно кивнул, не смотря в лицо говорящему, и, приоткрывая дверь, проскользнул в спальню, на цыпочках подбираясь к кровати.
Он остановился, зажимая рот рукой, чтобы ненароком чего не ляпнуть.
Угадал он только с одним – горела лампа.
На этом сходства с его размышлениями заканчивались.
Том не был слишком бледен, как это возникало в представлении Хэмсворта, он лишь спокойно спал, свернувшись в клубок и скрывая свою наготу тонкой простынкой.
А рядом с его грудью возились они. Мяукать они ещё не умели. Но уже возились и копошились, и очень по-деловому. Вылитая сука за работой… Том сквозь сон сердито вздохнул и, протянув руку, подтянул одного из них к себе, пряча под своей ладонью.
Крис опустился на корточки, внимательно рассматривая выводок.
До чего хорошенькие получились! Крис сидел, вцепившись в край кровати пальцами, глядел на них и не мог наглядеться. Рыжие они? Или не рыжие? Сероглазые? Или в австралийскую родню? Ничего не видно в полумраке! Завтра при свете ясно будет…
Эх! Жаль, не четырнадцать! – пронеслось у Криса в голове, и он почувствовал, как улыбка сама собой появляется у него на лице.
И вдруг – нечто выкопалось из-под Томовой простынки, выползая к собратьям… Не котёнок. А… щенок!? Вот так номер! Значит, не двое, а трое, и не только котят, но и щенят! Вот тебе и омега. И себя не забыл увековечить. Чудеса, да и только.
Случились, наконец. Осчастливили своим свершением горемыку оцелота.
Крис бы мог ещё очень долго так сидеть у постели, наблюдая копошение своих чад, но те, утомившись, в конце концов, забились обратно под суку. И Том, так и не просыпаясь, потянул на себя край простыни, укрывая их и согревая своим телом.
Хэмсворт взглянул на них четверых напоследок и щёлкнул выключателем лампы.
Спокойной ночи, сучка. Спокойной ночи, котята. Спокойной ночи, щенок.
====== 37. Дотошная бабуля. ======
Со следующего же утра началась ужаснейшая суета – мама Криса, прознав о рождении наследников от омежьего врача, который понятия не имел, что информация является закрытой, явилась на порог гостевого домика и застала сонного Тома за питьём кофе в халате. Хиддлстон мгновенно схлопотал лёгкий выговор за кофе во время вскармливания, но, вместо раздражения, одарил новоиспечённую бабушку поднятой в непонимании бровью и ушёл наверх. Крису он сказал только то, что его маман ждёт внизу, но когда тот спустился в кухню и попытался узнать, что это она такое с утра пораньше сказала его сучке, женщина мгновенно обвинила его в том, что нечего его защищать и вообще – он сам виноват. Ничего не понимая, Крис с усмешкой поинтересовался, кто и в чём именно виноват, но гостья лишь тяжко вздохнула. А после спросила насчёт выводка.
Крис был не в восторге от надобности демонстрировать потомство – почему-то ему казалось, что те обязательно подхватят какую-нибудь заразу от кого бы то ни было. Тому же это было глубоко безразлично, он просто сидел на кровати и читал журнал, попивая кофе, пока комочки, появившиеся ночью, ползали рядом с ним по кровати.
Победила бабушкина настойчивость. Оставшись в гостях у детей, женщина дождалась ухода Криса, засучила рукава и приготовила потрясающе вкусный завтрак, призвав на помощь все свои кулинарные способности, после чего наведалась к читающему Хиддлстону и, внезапно явив собой эталон вежливости, сообщила ему о непременной надобности позавтракать. Том удивился, но перечить не стал, оставляя выводок на бабулю и не усматривая в этом ничего предосудительного. Завтрак и впрямь был чрезвычайно вкусным, поэтому Том, поумерив свой горделивый пыл, рассыпался было в благодарностях, но живенько собрал их обратно, стоило разговору повернуть в русло ухода за выводком и, что особенно его смутило, кормления. Уж что-то, а этот процесс он не собирался демонстрировать никому на свете, даже Крису, и разговаривать об этом совершенно не рвался.
Сдержанная перепалка завершилась твёрдым отказом Тома кормить выводок вообще в принципе, если эта тема ещё когда-нибудь станет подниматься. Это повергло бабулю в сущий ужас – помилуйте, да он так и совсем их уморит! Может статься, что и другие раздражители так запросто лишат малышей положенного корма?! Однако, потерпев временное поражение, дама удалилась-таки на кухню, предаваться философствованию на тему совести лисицы и тихо фыркать, покачивая головой. Она-то мечтала совсем о другой подруге жизни для своего Криса – покладистой и… и девушке. А Том, к тому же твёрдо замысливший отпустить бородку, напрочь опровергал все надежды и мечтания. До кошмара норовистый! И как только Крис таким увлёкся? Да ладно бы просто увлёкся. Так ведь пропал, что и себя забыл…
И теперь этот песец крашеный им, Крисом, командует. То ему одно не так, то – другое. Голову на отсечение можно дать – они только по его навету в Мельбурне родителей Криса не навестили. А то как же? Разве Крис мог так поступить? Чтоб котёнок в отчий дом не наведался? Сам-то по себе сразу бы явился, с самолёта. А ведь побыли в городе, ни словечка, ни весточки никакой не дали – и сразу в глушь.
Хоть к Крису с уважением относится, щенок рыжий. И на том спасибо. Любит или нет – того не разберёшь, уж больно хитрый, одно слово – лис. Но перечить, вроде, не перечит. Котят двух вывел, настоящих, тфу-тфу, оцелотов, почти без рыжины вышли. И щенок теперь во внуках завёлся. Жаль, конечно, не три котёнка. Но ничего, щенок, кажется, дельный… Да вот только сучка. И что они из сучки, оба мужика, воспитают?
Бабушке даже грустно стало от таких мыслей, чуть не до слёз. Забрать, что ли, у них сучку-то? Пусть, может, у бабули поживёт, пока малышка совсем?.. Да разве ж Крис позволит?..
Не позволит. Ещё и дня не прошло, а уже влюбился в дочку по уши. Ни за что не отдаст.
Крис вернулся раньше обычного. Крис был абсолютно сумасшедший и дикий. Крис мурчал, подражая котятам, заигрывал с Томом, как в первую неделю знакомства – и всё это украдкой, за спиной бабули, доводящей до ума ужин и только после этого планировавшей скромно отчалить ночевать в более просторный дом тётки.
Том еле удерживался от смеха, смотря на то, как Крис незаметно таскает куски из-под руки кухарничающей женщины, вызывая её полное недоумение. А Хэмсворт-сын никак не мог успокоиться, мимоходом подкармливая и своего милого Тома – милого от того, что, вопреки боязни Криса насчёт зараз, лис завернул весь выводок в одеяло и притащил его в кухню, паркуя у себя на коленях и периодически проверяя, сладко ли им спится в свёртке. До времени, когда дети примут человеческий облик, было ещё долго, поэтому пока им троим с лихвой хватало коленей Тома, укрытых одеялом.
Расквитавшись с готовкой ужина, мама Криса соблаговолила покинуть домик, после чего оцелот проводил её до жилища тётки и, возвратившись обратно к лисице, смог, наконец, спокойно насладиться компанией своего собственного семейства.
– Я чувствую себя… – пробормотал Том, поправляя одеяло, – Идиотом.
Оцелот, перестав радостно подёргивать хвостом, заглянул ему снизу в лицо, пытаясь выведать причину такого экспрессивного вывода.
– Одно дело… – усмехнулся Хиддлстон, замолкнув, – Я прекрасно знал, как это случается. Но чтобы самому… Это не поддаётся логике.
– Что не так? – слегка приобнимая и поглаживая ладонью его плечо, спросил Крис.
– Это пахнет мной, – он кивнул на свёрток, – А я не воспринимаю их, как… своих детей.
– Это пройдёт, – целуя Тома в висок, заверил Крис, – Так часто бывает.
– Серьёзно? – щурясь, приподнял голову Том, – Откуда ты знаешь?
– Были знакомые омеги… Нет! Ты не подумай чего! – всполошился Хэмсворт.
– И? Чему же эти знакомые омеги тебя научили? – спросил Том.
– Тому, что пока детёныши не станут походить на человечков, их трудно воспринимать таковыми. У вас вот, лис, долго период щенячества длится?
– Как у лис не знаю, – принялся припоминать Томас, – А у нас в семье – не дольше месяца.
– У нас и того короче, – улыбнулся Крис.
– Знаю… Ты рассказывал, – проговорил Том, – Подержишь? – спросил он, делая попытку приподнять одеяло.
– К… конечно, – садясь поудобнее, согласился Крис, принимая тройняшек в свои крепкие руки.
Том поднялся, подходя к плите и, сняв крышку с кастрюли, принялся ловить в ней цветную капусту вилкой, пробуя её на вкус, очень быстро втягиваясь в процесс ужина и не спеша накладывать в тарелку.
– Мама тебя весь день терроризировала? – сочувственно поинтересовался Хэмсворт.
– Твоя мама – чудо, – не согласился Том.
Оцелот скромно улыбнулся, сам не зная почему.
– Если что, ты говори мне, – произнёс он, – Если станет перегибать палку со своими наставлениями…
– Меня они не напрягают, – покачал Хиддлстон головой, – Мы взрослые люди, сами сможем разобраться, если что.
– Хорошо, – удовлетворившись таким ответом, сказал Крис.
Том жевал капусту и вспоминал, как сегодня ночью, ближе к рассвету проснулся, насилу осознавая произошедшее, а после, к своему великому удивлению, заметил заснувшего на краю кровати Криса. С его плеча свисало полотенце, не исключено, что тот просто зашёл по пути из ванной, да так и уснул, убаюканный приятными запахами.
Томас осторожно разбудил его, почесав по затылку, и предложил лечь рядом. Крис шептал что-то про сон на диване и про то, что не хочет мешать, но Хиддлстон тихо повторил просьбу и добавил – пожалуйста. Хэмсворту было, что уж греха таить, страшно лезть в кровать, в которой под боком Тома посапывали пушистые комочки, но, не смея отказать щедрой на отпрысков сучке, оцелот всё-таки улёгся на край кровати, а, чуть позже, немного осмелев, пододвинулся ближе.
И после, до самого рассвета, они тихонько разговаривали. О том, что на улице поднимается ветер, о том, что горит свет в кухне, о том, что персики в этом году очень сладкие. О том, что будет дальше, о том, что им не верится – и как назло сразу обоим, о том, что даже близко не представляют, что это такое – когда три сразу.
– Ты бы в тарелку наложил, – посоветовал Крис.
– Что? – очнулся Том.
– Капусту, что.
Из под крисовой руки раздалось тихое «мяу».
– Кончилась тихая жизнь, – втыкая вилку в капустный куст и, вытирая руку полотенцем, сказал Том, подходя к свёртку и собираясь узнать, кто именно первым отважился подать голос.
====== 38. Размышления и решения. ======
Том сидел на крыльце дома, кутаясь в толстовку.
Полусонный оцелот, отчасти проснувшись, пообещал присмотреть за котятами. Том коротко поцеловал его, сказал «спасибо» и спустился вниз. Ненадолго.
Лис сидел на ступеньках. Позади него спал тёмный дом. Перед глазами, в темноте, покачивались деревья, дорожка, ведущая к калитке, лежала смирно, вычерченная квадратами плит, вдали, путаясь в ветках фруктовых деревьев, плыла молчаливая луна, освещая обрамляющие её облака.
Том думал о том, что он нечаянно стал нужен. Нашёл своё место. Так ли это было на самом деле – уже не важно. Несмотря на всякие домыслы, не беря в расчет небольшие жизненные неурядицы, не всегда красивые обороты речи, несмотря на писк подрастающих котят и щенка по ночам, на ревнивое рычание кота во время последней поездки в Мельбурн (лис даже и не думал его дразнить – просто улыбнулся парню, спросившему дорогу), несмотря на упрёки матери оцелота, на гору неотвеченных сообщений и на многое-многое другое. Несмотря даже на то, что любимая футбольная команда опять слила важный матч. Несмотря на всё это, лис чувствовал, что он нашёл своё место. Свою нору. Всё равно где и при каких обстоятельствах. Важно только с кем.
Хиддлстон поднял голову. На втором этаже, на широкой кровати, на которой вот уже второй день Том собирался сменить бельё, спал его кот.
И почему всё так сложилось? С другим бы ведь никогда. И ничего подобного бы не было.
А что было бы, не встреть он его тогда на чьём-то дне рождения? Если бы он не уловил его запаха, если бы встречался с кем-то и не обратил внимания, если бы попросту остался дома.
До сих пор был бы один. А, может быть, и, что очень вероятно, так и оставался один до своей лисьей старости. Разумеется, заполнял бы кем-нибудь свою жизнь, как привык делать до этого, но под вряд ли бы смог продлить его дольше положенных нескольких месяцев.
