Текст книги "Найти во всем этом смысл (СИ)"
Автор книги: Kachelofen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
– Отлично. Джастин теперь мой босс.
Тэд давится выпивкой, а Эммет, похлопав его по спине, недоверчиво спрашивает:
– Малютка Джастин? Тот самый?
Усмехнувшись, киваю.
– О боже мой! – восклицает он.
– И что ты сделал? – спрашивает Майкл.
– Да ничего. Мы просто работали.
Тэд вроде слегка приходит в себя.
– В смысле? Он ничего не сказал? И оставил тебя свои интерном?
– Ага. Да он жить без меня не может!
– Он что, ненормальный? Ты хоть понимаешь, в какие неприятности он может попасть?
Пожимаю плечами, чувствуя, как внутренне завожусь. Почему всех так волнует один жалкий трах? Ну ладно, несколько трахов.
– По крайней мере, ты получишь великолепные рекомендации, – говорит Майкл. Он вроде как не слишком за меня рад. – Он не станет писать про тебя плохого, как бы ты там ни выступил, правда же?
– Я всегда выступаю на отлично, Майки!
Майкл смеется, а Эммет лишь закатывает глаза. Только Тэд мрачно замечает.
– Бедный парень! Трахаться ему теперь с тобой во всех смыслах.
– Ну, знаешь, в четверг и пятницу он что-то не жаловался.
Пора, пожалуй, начать программу вечерних развлечений. Начинаю рассматривать парней, что пялятся на меня с другого конца зала, и вдруг замечаю, что за столом стало подозрительно тихо. Все вылупили на меня глаза.
– Ну что еще?
– Так ты у Джастина в пятницу был? – обиженно вопрошает Майкл. – Ты трахался с ним дважды?
Блядь! Прокололся. Теперь они в жизни с меня не слезут.
– Вообще-то примерно дюжину раз, – бросаю я, поднимаюсь и иду к парню у бара, что давно уже всем своим видом предлагает мне вместе с ним прогуляться в туалет.
Блядь, как же я так проговорился? Может, Джастин не так уж не прав, боясь, что все всплывет. Парни-то ладно, но раз я с ними прокололся, могу и с другими. Пора включить голову. Но сначала включу-ка я кое-что другое, что понравится тому парню из бара.
***
На следующее утро Синтия утаскивает меня в угол и сообщает, что Брайан гей. Да ну? А я-то не заметил.
– Синтия, в голубых кругах считается дурным тоном открывать ориентацию человека без его согласия.
– Ну, в общем, мне Сара разболтала, и я подумала, что, может, тебе стоит ему сказать.
– Что сказать, что он гей? Полагаю, он в курсе.
– Сказать, что Сара знает. И хотя я велела ей держать рот на замке, не думаю, что она послушается.
– А ей-то какое дело?
– Она на него запала. Да и кто бы не запал?
Приподняв брови, смотрю на нее со значением.
– Ну для меня он чересчур молод, – разводит она руками. – Как и для тебя, смею добавить.
– Спасибо, Синтия.
Так и знал, что ничего не выйдет.
– Ты знал?
– Что Брайан гей? С первой минуты, как его увидел.
Вообще это правда. Впервые я увидел его выходящим из «Вавилона», что, надо признать, было довольно информативно.
Сижу в кабинете, раздумывая, понял бы я, что Брайан гей, если бы встретил его при других обстоятельствах. Может и да. Но почему-то мне кажется, что если бы он захотел это скрыть, никто бы его не раскусил. Это странно, ничто в Брайане не указывает на то, что он гей, однако, когда он идет по Либерти Авеню, все в нем буквально кричит – крутой жеребец.
Слышу, как он здоровается с Синтией, весь воплощенное очарование. Неудивительно, что все тут на него западают. А затем он входит и выдает формальное:
– Доброе утро, мистер Тейлор.
В чем дело? Вчера он едва не хохотал надо мной, а сегодня – просто образец профессионализма.
– Закрой дверь.
Поколебавшись пару секунд, он так и делает, а затем садится. Смотрит на меня, стараясь не выдать любопытства и уперев язык в щеку. Боже, он хоть понимает, как сексуально это выглядит? Как очаровательно? Глаза его блестят, а брови вопросительно приподнимаются. У меня сейчас брюки лопнут.
– Ты сказал этой девушке, интерну Синтии, что ты гей?
Все его радостное возбуждение тут же гаснет.
– Да.
– О сдержанности никогда не слышал?
– Она вешалась на меня, я сказал, что она не в моем вкусе. Тогда она спросила, не гей ли я. Считает, видно, что это единственная причина, почему она может не нравиться. Ну и я ответил – да. Я не знал, что сдержанность означает притворяться не тем, кто ты есть.
– Никто не просит тебя притворяться. Просто не выставляться.
Боже, я говорю, как мой отец. Тот вечно твердил, что «эти люди» выставляют напоказ «свой образ жизни».
Брайан тут же ощетинивается.
– Я вроде никого не трахал в коридоре у кулера. Просто честно ответил на вопрос.
Вздыхаю.
– Брайан, в бизнесе есть свои правила. И если хочешь преуспеть, приходится им следовать. Я не самый талантливый рекламщик в компании. Не лучше других. Но я руководитель проектов. А все потому, что со мной приятно иметь дело. Я нравлюсь коллегам и, что еще важнее, нравлюсь клиентам. Они просят руководство поставить на проект именно меня. Так я и добился своего положения. И не последнюю роль в этом сыграло то, что я не высовывался.
– То есть никто не знает, что ты гей?
– Да все знают. Просто это не обсуждается. Я об этом не говорю и другие тоже.
– Угу, кроме как у тебя за спиной. Ты себя обманываешь, если думаешь, что они тебя не ненавидят. Все натуралы ненавидят нас. Просто одни делают это открыто, а другие – у нас за спиной.
– Так и есть. В том и проблема. А теперь ты дал им оружие против себя. И они будут тщательнее за нами наблюдать. И вскоре поймут, что мы трахаемся. Раз ты гей, ты будешь трахаться со мной ради карьеры, а я буду трахаться с тобой, потому что все педики любят юных мальчиков, – вот что они подумают.
– Вау! – Он, кажется, ошарашен. – А ты не такая уж милашка, как кажешься с виду.
Не знаю, злиться мне или радоваться. Это же просто выражение. Вовсе не означает, что он считает меня привлекательным. К тому же звучит довольно снисходительно.
– Я кое-что в жизни повидал вообще-то.
– Да ну? – и вот он снова ухмыляется.
Боже, как мне нравится его ухмылка! Я вроде как просил его перестать нести двусмысленности, а сам от них таю. Господи, у меня совсем крыша поехала. Если кто-то из нас проколется, это точно буду я. Потому что не могу взять себя в руки. Он входит, и я думаю только о том, как ему идет костюм, каким взрослым и опытным он в нем выглядит. И как сильно мне хочется вытряхнуть его из этого костюма и трахнуться на моем столе.
Опускаю взгляд, чтобы он не смог прочитать мои мысли.
– Я не прошу тебя лгать. Просто не говорить об этом. И в присутствии других сотрудников вести себя со мной со всей возможной осторожностью.
– Да, сэр, – ухмыляется он – и вот, снова упирает язык в щеку.
Как мне хочется плюнуть на все и просто поцеловать его…
Вздыхаю:
– Ладно, Брайан, открой дверь.
– Да, мистер Тейлор.
В следующие несколько дней моя паранойя ничуть не утихает. И дело вовсе не в Брайане – он-то как раз сменил линию поведения и вместо игривости и флирта демонстрирует собранность и профессионализм. Для своего возраста он удивительно умеет владеть собой. Ни перед кем не заискивает, но всегда готов помочь. Никогда не задает неуместных вопросов и выполняет распоряжения без лишних напоминаний. Когда мы вместе идем по зданию, он всегда держится рядом, но никогда не чересчур близко или подозрительно далеко. А разговаривает со мной в присутствии посторонних учтиво, но без подобострастия. И он всегда называет меня мистер Тейлор, ни разу еще не сбился. Он предугадывает мои просьбы, подает мне папки и макеты раньше, чем я успеваю попросить, но это не выглядит так, будто он выслуживается.
И все равно я чувствую, что коллеги за нами наблюдают. Все будто бы только и ждут чуть более интимного взгляда, жеста, улыбки, даже прикосновения, чтобы увериться, что мы с ним точно не просто интерн и его руководитель. А раз уж они этого ждут, так увидят и то, чего нет.
Стоит нам остаться наедине, как он мгновенно меняется. Это даже сформулировать трудно, просто он мгновенно включается в игру. Не отпускает сомнительных комментариев, но наполняет эротическим подтекстом самые невинные вещи. Произносит «акт», «совокупность» или «раскладка» так, что я вспыхиваю и взгляд поднять не могу. Глаза его сияют озорством, но, что хуже всего, он отлично делает вид, что ничего такого не сказал. Временами он нарочно что-нибудь роняет, а потом поднимает, демонстрируя мне свою задницу. Просто смешно! Вот только в этот момент смотреть смешно скорее на меня, чем на него.
Не могу ни на чем сосредоточиться, когда он в кабинете, и когда его нет, не могу тоже. Смотрю на его пальцы и чувствую их на мне – во мне. А когда он говорит, мне порой приходится отворачиваться, чтобы не пялиться на его рот, вспоминая, что он способен им сотворить. Что он им уже творил. Со мной. Если же я случайно брошу взгляд на его промежность, стояк мне обеспечен. Даже звук его голоса омывает меня, как теплый бриз. Мы словно целыми днями занимаемся предварительными ласками. Не удивительно, что я предпочитаю вовсе не вставать из-за стола, чтобы не демонстрировать доказательство своей одержимости.
В пятницу Боб и Брэд снова являются в мой кабинет – показать, что они там надумали по поводу газировки Poole. Макеты не так уж плохи. На фотографиях – модели в купальниках расслабляются у бассейна, попивая странного цвета напитки. Для каждого вкуса – свое цветовое решение.
Мне слегка неловко просить Брайана показать, что придумал он. Нельзя ожидать от интерна, что тот сам разработает рекламную кампанию, проведя всего пару часов в художественном отделе. Так что, в общем, я не удивлюсь, если он ничего не сделал. Но он же сам сказал, что плохую работу можно и нужно осудить, так что будет только справедливо, если я поступлю с ним по его же собственным принципам. Пусть докажет, что может лучше. И поймет, что не так-то это легко.
К нашему с Бобом и Брэдом удивлению он выставляет на стол три бутылки и три макета. Он поменял этикетки на бутылках, теперь на них красуется крутой парень в плавках, а надпись гласит «Poolboy».
Макеты не менее колоритны. «Enjoy poolboy?» Боба и Брэда сейчас удар хватит. Щеки у обоих пылают, глаз они поднять не могут, ни на меня, ни на него. Приходится прикусить губу, чтобы не засмеяться.
Откашлявшись, Брэд выдает:
– Не думаю, что это будет хорошо продаваться.
– Это потому, что вы делаете ставку не на тот сегмент рынка. Эта кампания разработана для гейской аудитории, которая еще практически не охвачена, меж тем может принести огромный доход. Но вот на это, – Брайан кивает на их макеты, – их не купишь. Рынок и так переполнен самой разнообразной газировкой. Смена целевой аудитории – единственный шанс это продать.
Брэд и Боб обескуражено глазеют на него, а затем оборачиваются ко мне:
– Джастин?
Пора прекращать этот фарс. Но сделать это нужно правильно.
– Он прав, ребята. Рынок буквально захлебывается дешевой газировкой – пардон за каламбур. Идея Брайана не только оригинальна, но и жизнеспособна.
– То есть, ты хочешь, чтобы мы работали вот с этим? – хмурится Боб, кивая на макеты Брайана.
Вздыхаю:
– Нет. Мы возьмем ваши. Доведите все до ума к среде.
Слава богу, что они не бросают на Брайана злорадные взгляды, потому что он и так вот-вот взорвется. Хватает бутылки и макеты и демонстративно швыряет их в мусорку. Брэд и Боб, собрав свои разработки, выходят, и Брайан тут же бросается ко мне.
– Ты просто гребанный трус!
– Брайан, – начинаю я, но он разворачивается и вылетает из кабинета.
Не забыв со всей силы хлопнуть дверью. До чего же мне хочется шваркнуться лбом об стол!
Минутой позже в кабинет заглядывает Синтия, спрашивая, какого дьявола только что произошло.
– Мистер Кинни закатил истерику.
– Почему?
Выуживаю из мусорки макеты с бутылками и показываю ей.
– О боже!
– Вот именно. Нужно ли объяснять, что мы не можем это использовать?
Она продолжает разглядывать макеты.
– Этот мальчик далеко пойдет.
Не могу с ней не согласиться. Если это не просто счастливая случайность, если у него в запасе еще есть подобные идеи, если он окончит университет и решит посвятить себя рекламе, то очень скоро достигнет невероятных высот. Самым мудрым было бы предложить ему должность в компании уже сейчас.
– И все же ты не должен позволять ему так себя вести. Он всего лишь интерн. Нужно его приструнить.
Фыркаю. Ага, я мог бы предложить несколько способов приструнения, и каждый из них предполагал бы, что для начала мы разденемся. Думаю, Синтия не совсем это имеет в виду.
– Я подумаю, – отвечаю.
Брайан возвращается через двадцать минут, и я за это время успел уже переговорить с Фионой. Она рассказала, что могла уделить Брайану время только в среду, после работы, и они вдвоем допоздна трудились над макетами. Она в восторге и от него, и от его идеи. Я благодарю ее, а она только смеется и просит убедиться, что ей оплатят сверхурочную работу.
Брайан стремительно входит в кабинет и молча садится на свое место. От него пахнет сигаретами. Вот, значит, где он был.
– Клейтон Пул – гомофоб. Он делает щедрые пожертвования антигейским организациям и никогда в жизни не примет кампанию, рассчитанную на гей-аудиторию.
Брайан поднимает глаза, но я не могу понять, смягчили его мои объяснения или нет.
– Но есть и хорошая сторона, – пытаюсь подбодрить его я. – Твоя кампания принесла бы ему до хрена денег. Тебя бы это, правда, обрадовало? Пусть обходится средненькой рекламой. Твоя идея невероятна. Можешь гордиться!
Он смотрит в окно, потом снова на меня, кажется, слегка успокоившись.
– Ты очень талантлив, Брайан. Но если будешь и дальше так себя вести, тебе дадут пинок под зад. Я понятно выражаюсь?
– Да, сэр, – произносит он саркастически.
– А теперь можешь идти домой. До понедельника.
До конца рабочего дня еще час, но мне хочется отпустить его, чтобы он мог успокоиться и прийти в себя. Пусть его выходные начнутся пораньше, пусть расслабится и забудет о работе. Мне же трудно будет просто выключить мысли о ней, потому что его талант поразил меня в самое сердце. Такой редкий дар – и у такого юного парня. Кроме того – и, кажется, это основная проблема – я не могу забыть того, что он сказал. Он назвал меня трусом. С тех пор, как умер отец, я только об этом и думаю. Я, правда, трус? С недавнего времени столько аспектов моей жизни стали казаться мне нечестными. Неужели мне правда хочется до конца жизни потом жалеть, что я не осмеливался говорить то, что думаю? Как в ситуации с отцом…
После работы я встречаюсь с друзьями в баре возле университета. Они обсуждают организацию ежегодного благотворительного карнавала в Центре Геев и Лесбиянок, но я вставляю лишь пару-тройку замечаний. И когда меня просят прийти в Центр в субботу, я качаю головой. В следующие два дня я буду рисовать, вот что мне сейчас нужно!
– Это же благотворительность, Джастин! – укоряет Дэн.
Поднимаюсь и надеваю куртку.
– Я и так вам бесплатно постер рисую, Дэн. И не хочу еще и весь гребанный уикенд проторчать в ЦГЛ.
По дороге домой пытаюсь понять, когда в моей жизни все так запуталось. Ничто больше не кажется правильным. Все, что я привык считать стабильным и надежным, теперь только раздражает. Я с девятнадцати лет ходил в ЦГЛ. Они мне часто помогали и даже устраивали мои выставки. С большинством своих друзей я познакомился там. А теперь я вдруг начинаю задумываться, правильно ли то, что они проповедуют, – не лезть на рожон. Мы что, правда, надеемся, что если будем милыми и незаметными, натуралы нас полюбят или, по крайней мере, не станут притеснять? Разве мы не должны отстаивать свои права, а не выпрашивать их?
Как же я сейчас жалею, что вечно старался не выставлять напоказ свою личную жизнь. Когда отец доставал меня вопросами, не пора ли мне остепениться, надо было прямо сказать ему, что я гей. И теперь я до конца жизни буду жалеть, что этого не сделал. Даже если бы он отрекся от меня – а с огромной долей вероятности так бы оно и было – я бы, по крайней мере, точно знал его реакцию, а не гадал годами, что бы он мне ответил.
А отношения, на которые я тратил время все эти годы? Сначала был Итан. Он попросил меня не афишировать того, что мы вместе, чтобы с ним заключила контракт студия звукозаписи. Не очень-то, видно ему это помогло, раз до сих пор никто в мире и не слышал о скрипаче по имени Итан Голд. И он же потом еще и изменил мне при первой возможности. А все парни, с которыми я встречался после него, были ничуть не лучше. Могу я хоть раз побыть честным с собой и признать, что все они были невероятно скучными. Я встречался с ними только потому, что они обещали мне достать луну с неба, были милыми и вроде как «удобоваримыми». А парни, которые мне по-настоящему нравились, «удобоваримыми» уж точно не были, вот я и старался держаться от них подальше. А единственный раз, когда этого не сделал, оказался в таком дерьме, что и подумать страшно. И все равно не жалею ни об одном проведенном с Брайаном мгновении.
Поднимаюсь по лестнице и сталкиваюсь с бритоголовой девушкой, что живет этажом ниже.
– Хорошо, что ты пришел, – говорит она. – Там с твоим бойфрендом не все в порядке.
Смотрю на нее в изумлении, но она уже убегает вниз по лестнице. Что еще за бойфренд? Я больше года ни с кем не встречаюсь. А потом что-то в голове у меня щелкает, и я бегу вверх по ступенькам. На полу у дверей лофта кто-то сидит, привалившись к стене и прижимая к лицу окровавленный платок.
Брайан.
Глава 5
Во вторник прихожу на работу, твердо решив проявить себя с лучшей стороны. Вчерашнее мое поведение можно списать на то, что я офигел, увидев Джастина. А вообще-то я – очень целеустремленный человек. Я знаю, чего хочу, и знаю, как это получить. Мой школьный учитель всегда говорит, что я уже одним своим упорством могу многого добиться, и, по-моему, он прав. Хочу покончить с этой жизнью, а для этого нужно попасть в университет. А чтобы туда попасть, нужно получить грант. А для гранта необходимы хорошие отметки и рекомендации.
Я к этому иду уже несколько лет. Хорошие оценки с неба не падают. Да, учеба мне дается легко, но все равно приходится вкалывать, вкалывать годами, – что только доказывает, насколько я целеустремленный. И на финишной прямой я не споткнусь. Не могу я все проебать. Джастин там или не Джастин.
Прошлой ночью я вдруг понял, как легко мы можем проколоться. Нельзя этого допустить. Ни в коем случае! Так что во вторник я прихожу на работу, уверенный, что все сделаю правильно. Я весь – воплощенный профессионализм и сосредоточенность. Но, конечно, первое же, что делает Джастин, – это просит меня закрыть дверь. Я-то думал, открытая дверь – правило номер один, разве нет? Если верить ему, стоит нам закрыть дверь, как весь офис тут же решит, что мы там трахаемся.
А потом он принимается втирать мне, что не нужно «выставляться». Черт, может придерживаться этих сраных правил будет сложнее, чем я думал.
Но Джастин снова меня удивляет. Оказывается, глубоко внутри он ко всему этому относится не лучше меня. И отлично понимает, с чем имеет дело. Старается просто соблюдать правила игры. А сам я разве не той же линии поведения решил придерживаться? Как по мне, так это не ложь, когда тебя заставляют лгать. С этим я могу справиться.
Задания мне дают самые простые. Я тут что-то вроде личного помощника, но Джастин старается привлечь меня и к работе над контрактами. Не подхожу к нему слишком близко, разговариваю вежливо и называю его «мистер Тейлор». Это довольно забавно, ему, кажется, никогда не надоедает меня слушать. А когда мне приходит охота похулиганить, я называю его «сэр» – но только когда мы одни. Потому что, когда я произношу это своим особым тоном, он вспыхивает – каждый гребанный раз.
Но вообще, конечно, он проявляет чудеса самообладания. Всякий раз, как мы остаемся одни, я не могу удержаться и поддразниваю его. Только я проделываю все так тонко, что он и не понимает толком, флиртую я или нет. Двусмысленные замечания, взгляды чуть дольше обыкновенного… Я нарочно сбрасываю папки и макеты с низкого кофейного столика, а потом демонстративно нагибаюсь, чтобы поднять их. Однажды я даже перегнулся через стол, чтобы дотянуться до папки, и Джастин буквально к стулу прилип.
Я не пытаюсь соблазнить его. Просто дразню, это ведь весело. Ну и немного мщу за то, как он распсиховался из-за всего. И все равно не могу раскусить, что он чувствует. Смущение, вожделение или раздражение? Или все вместе?
Во вторник вечером, пока Джон вопит в бывшей комнате Клэр, а Джек орет на его мать за то, что она все еще здесь, а не дома с мужем, я разрабатываю концепцию для рекламы газировки. Сосредоточиться трудно, но, по-моему, я придумал классную идею. Уж точно лучше, чем то, что могут насочинять эти два уебка с работы.
Фиона из художественного отдела очень мне помогает. Находит у себя в архиве пару фоток, что мне подходят. Конечно, для настоящей кампании пришлось бы делать оригинальную фотосъемку, но пока сойдет. Еще Фиона учит меня кое-каким полезным приемам и позволяет самому сделать один из макетов. Когда мы заканчиваем, она даже подвозит меня домой, – а Джастин ни разу не предложил.
С волнением жду пятничного совещания. Как и ожидалось, Боб и Брэд насочиняли тонну скучной фигни, которая уж точно не способна повысить продажи. Но Джастину, кажется, наплевать. Он спрашивает, что могу показать я, и я раскладываю на столе свои работы. Брэд и Боб, конечно же, страшно возмущены, но Джастин явно впечатлен. Он признает, что моя концепция – классная. Это я и сам знаю, но все равно приятно слышать.
А потом он говорит, что они не станут ее использовать. Какого хуя нет-то? Она на порядок лучше того, что могут предложить эти мудозвоны! Он это знает, и они это знают. Я думал, наша цель повысить продажи, а не погладить по головкам тупых коллег!
А, все ясно, у него смелости не хватает. Ведь моя концепция рассчитана на гейскую аудиторию, а он не желает привлекать внимание к своей ориентации. Вот же трус!
Только выкурив вторую сигарету, я понимаю, что натворил. Закатил истерику и сбежал. Поступил бы я так же, заруби мою идею кто-то другой, а не Джастин? Может, личные отношения и в самом деле мешают рабочим? Если бы на его месте сидел парень, с которым я бы до понедельника и знаком не был, я бы так же отреагировал? Может, все дело в том, что это сделал именно Джастин? Тогда еще хуже. Блядь!
Как бы там ни было, возвращаюсь в офис я все еще злой до чертиков. Джастин объясняет мне, что заказчик – гомофоб, и я слегка успокаиваюсь – но только до тех пор, пока он не отсылает меня домой, как нашкодившего ребенка. Мудак! Знаю, нужно взять себя в руки. Почему вообще я так завелся? Оно того не стоит.
Дебби меня уже ждет, хоть я и пришел на час раньше. Мы отправляемся в банк обналичить чек. Она смотрит на бумагу, потом на меня.
– Боже, Брайан, это большие деньги!
Угу, именно поэтому я ее о помощи и попросил. Чтобы предки не узнали, сколько я зарабатываю. Не хочу я оплачивать отцовские попойки.
Потом мы обедаем у Дебби, и я провожаю их до автобуса. Майкл расстраивается, что в этом году я не еду в Нью-Йорк вместе с ними. Но я убеждаю его, что ему там будет, чем заняться. Он даже не заметит, что меня нет. Боже, Майки, это же Нью-Йорк, возьми себя в руки!
Иду домой переодеться и свалить, пока кто-нибудь не заявился и не поймал меня. По пути в «Вуди» вдруг понимаю, что ни разу там не был без Майкла. Он всегда рядом, хотя бы в начале вечера, даже если к концу я оказываюсь где-нибудь совсем в другом месте. Пытаюсь вычислить, во сколько, самое позднее, мне можно заявиться домой, чтобы не огрести по шее. Нужно либо успеть до того, как Джек вернется, либо прийти сильно позже, чтобы он успел уже задрыхнуть на диване или завалиться в постель.
Но в «Вавилон» мне сегодня почему-то не хочется. Хочу напиться, а в «Вуди» мне точно нальют. Все еще злюсь на Джастина. Я понимаю, что он хотел сказать. И все равно злюсь. На кого-то. Или на что-то. Не могу сформулировать. Мне так хреново, что даже минет в туалете не слишком помогает. Так что я просто пью. По счастью, куча парней жаждет за меня заплатить.
Домой возвращаюсь пьяный в дрова. Если б я ночевал сегодня у Майкла, я бы еще сильнее набрался. Потому что в таком случае, во-первых, я был бы уверен, что он доставит меня домой в целости и сохранности, а, во-вторых, не нужно было бы беспокоиться, что предки заметят, сколько я выпил. Довольно забавно слушать, как мои родители распинаются о вреде пьянства!
Еще из-за двери слышу, как орет Джек. Вот блядь! Он уже дома, но еще не отрубился. Раздумываю, не подождать ли снаружи, пока он не угомонится. Слов разобрать не могу, но слышу, как он рычит. Так что скоро и кулаки подключатся. Иногда достаточно бывает просто его отвлечь – и он забывает, что собирался поколотить мать. Может, ему просто не нравится делать это при свидетелях. Правда, бывает, вмешательство просто переключает его на другую цель.
Вхожу в кухню, и у меня едва сердечный приступ не приключается, когда я вдруг обнаруживаю, что мать сидит за столом и смотрит на меня стеклянными глазами. Значит, орет он на Клэр. Я думал, она еще во вторник вернулась к Тому. Я ее уже пару дней не видел.
– Какого хуя происходит? – спрашиваю, как будто бы сам не знаю.
– Не ругайся, Брайан, – вот и все, что отвечает мама.
Протискиваюсь мимо нее и иду в гостиную. Клэр, съежившись, стоит перед отцом, а тот орет на нее, обзывая потаскухой и всеми остальными ругательствами, что ему в голову приходят. Клэр, кажется, в ужасе. А он вдруг, размахнувшись, бьет ее раскрытой ладонью по щеке.
– Папа! – ору я.
Я даже подумать ни о чем не успеваю. Вернее, только о том, что она беременна. Как будто бить не беременную можно. Он снова замахивается, а я пытаюсь перехватить его руку. И тогда он локтем бьет меня в лицо. Мне, в общем, повезло, потому что он даже размахнуться как следует не успел. И все равно меня оглушает, а по лицу начинает струиться что-то теплое. Блядь!
Джек разворачивается и с трудом пытается сфокусировать взгляд на мне. Он пьян в нулину. Голова кружится, но мне удается отшатнуться от удара. Мне не больно – наверно, из-за того, что я пьян – но потом он надвигается на меня, заносит руку, и вот тогда я бью его кулаком. Я даже не успеваю ни о чем подумать. Обычно я просто прикрываю руками голову от ударов и пытаюсь удрать, но сейчас срабатывает какой-то инстинкт, как в школе, когда на меня наезжают.
Я не очень-то умею драться, так что попадаю ему в подбородок по чистой случайности. Он отшатывается и пыльным мешком обрушивается на пол, приземляясь на задницу.
– Брайан! Что ты натворил! – вопит мать, появляясь в дверях.
Оу, вот теперь она заинтересовалась. Где же она пропадала, когда ее муж колотил ее ребенка?
Джек сидит на полу, слишком бухой и растерянный, чтобы попытаться встать. Могу точно предсказать, чем все закончится. Еще пара минут – и он свалится и захрапит. Точно уже не поднимется и не погонится за мной или за кем-нибудь еще. Клэр смотрит на меня огромными испуганными глазами и трет красный отпечаток его ладони на щеке. На другой я вдруг замечаю еще один синяк, уже поблекший. А потом она произносит одними губами:
– Беги!
Мама бросается к Джеку, который уже удобно устроился на полу. Она же безрезультатно пытается заставить его подняться.
– Что ты за сын! Ударил родного отца! Помоги мне поднять его.
Но я лучше последую совету сестры и свалю отсюда. Слышу, как мать меня окликает, разворачиваюсь, подцепляю по дороге кухонное полотенце с батареи, вываливаюсь за дверь и бросаюсь бежать.
На углу я замедляюсь. Бежать, зажимая полотенцем лицо, довольно трудно. Останавливаюсь и разглядываю ткань. Даже в тусклом свете фонарей видно, что полотенце все в крови, и кровь все еще льется, так что я сильнее зажимаю нос.
И вдруг понимаю, что идти мне некуда. Я по привычке свернул к Майки, но они же в Нью-Йорке. А кроме Майкла школьных друзей у меня нет. У Тэда собственная квартира, но я никогда там не был. А Эммет живет с Годивой, которую я видел только издали. К тому же я не хочу, чтобы Эммет или Тэд видели меня в таком виде. Лучше уж на скамейке в парке переночевать.
И вдруг передо мной вырастает Джастин. Не буквально, конечно, – в воображении. Он из тех, кто сначала поможет, а потом станет задавать вопросы. А к этому времени я уже что-нибудь придумаю. Он рассердится, конечно, но я надавлю на жалость, прикинусь бедненьким маленьким мальчиком. Не зря же он так психовал из-за моего возраста! Скажу, что в баре подрался.
Теперь, когда у меня есть цель, я бегу быстрее. Проношусь мимо дома Майки и переулками огибаю Либерти-авеню. Тут никогда не бывает по-настоящему пустынно, но встречные парни слишком заняты, чтобы обращать на меня внимание. Вот и прекрасно, не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что со мной.
Звоню в домофон, но Джастин не открывает. Какая-то почти лысая вся проколотая лесбиянка открывает дверь и смотрит на меня.
– С тобой все нормально?
Поговорим о тупых вопросах!
– Ты к тому парню с верхнего этажа, да? Я как-то утром тебя видела.
Она впускает меня в подъезд. Поднимаясь по лестнице, я слегка напрягаюсь. Что, если ей захочется присмотреть за мной, пока Джастин не вернется? Но когда мы проходим выше, она желает мне не хворать и исчезает в собственной квартире.
Стучу в дверь – просто на случай, если домофон не работает. Но никто не отвечает. Без сил опускаюсь на пол. Полотенце все в крови, и вот теперь мне уже больно. Сильно больно, в носу пульсирует, и во рту тоже.
Закрываю глаза и пытаюсь отключиться.
***
Не знаю, кого я ожидал увидеть. Может, Тьерри. Хоть мы с ним и расстались давным-давно, он продолжает иногда ко мне наведываться. Он из тех бывших, от кого не так-то легко отделаться.
Но стоит мне увидеть Брайана, сидящего на полу, в крови, как я вдруг понимаю, что где-то подсознательно знал, что это он. Опускаюсь перед ним на колени и отвожу от лица полотенце, чтобы понять, насколько все серьезно. Он, ворча, меня отпихивает. Пахнет от него выпивкой и сигаретами. В баре что ли подрался?
– Встать можешь?
– Могу, конечно.
К тому времени, как я справляюсь с замком и открываю дверь, он уже на ногах, только слегка покачивается. Мне хочется шагнуть к нему, помочь, поддержать, но я боюсь, вдруг под одеждой прячутся более серьезные раны. К тому же, сам он, кажется, не горит желанием, чтобы я его трогал. Так что я просто иду в ванную, надеясь, что он пойдет следом. С удивлением слышу, как он запирает дверь. За ним что, кто-то гонится?
– Брайан, может, в полицию позвонить?
– Отъебись!
– Ты знаешь человека, который тебя избил?
Он фыркает, что, вероятно, означает «да». Смирившись с тем, что никакой информации из него не вытянуть, захожу в ванную. Он входит следом, и я осторожно усаживаю его на крышку унитаза. Боже, сколько крови! И на куртке, и на штанах, и на футболке – даже на ботинках. Он все еще прижимает к лицу полотенце, я осторожно отвожу его и вижу, что кровотечение прекратилось. Видимо, ему только нос разбили.
