Текст книги "Найти во всем этом смысл (СИ)"

Автор книги: Kachelofen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Вот я вхожу в аудиторию, весь такой в костюме от Hugo Boss, – и сразу же натыкаюсь взглядом на парня, отлично знакомого мне с прошлого августа. И в голове тут же всплывает, как он сидел у Джастина в кресле и таращился на меня, пока я дефилировал по лофту в одном полотенце. Дейв? Дуг? Дэн! Вот пиздец!

Пожилой мужчина, сидящий рядом с ним, представляется мне как декан Рейнолдс. А затем представляет своих коллег: Дэна – доктор Фуллер, завкафедрой естественных наук, и второго парня за столом – доктор Брукнер, завкафедрой английского языка. Да еб твою мать! Это же Бен, охранник из «Вавилона». Бля, моя жизнь – гребанная мыльная опера!

Я в таком ступоре, что даже пропускаю мимо ушей первый вопрос, и декану приходится его повторить. Тут я, наконец, включаю голову и природное обаяние. А сам тем временем все пытаюсь сообразить, как эти новые обстоятельства повлияют на мои шансы. Бен вроде милый парень. Надо срочно вспомнить, что там случилось после того, как мы трахнулись. Он давал мне свой номер? Не, вряд ли. И я вроде не слишком мерзко себя с ним вел. По крайней мере, в «Вавилоне» он всегда держится со мной приветливо. Так что, будем надеяться, он мне совать палки в колеса не станет.

Дэн Фуллер – другое дело. Знаю, Джастин практически полностью вычеркнул его из своей жизни. И если он бесится и винит во всем меня – мне крышка.

По ходу, так и есть.

– Мистер Кинни, – начинает он, листая мои рекомендации. – Вижу, что отзывы о вас с места работы весьма положительные, если не сказать блестящие.

Сдержанно улыбнувшись, киваю, и жду, когда он перейдет к делу.

– Вашим руководителем был мистер Тейлор?

– Да.

– Тот самый мистер Тейлор, у которого вы бывали в прошлом году?

И в ту же секунду я принимаю решение. Нельзя мне пытаться скрыть, что я бывал у Джастина. Дэн раздует это до невероятных размеров, и всем сразу покажется, что мне есть, что скрывать. В общем-то, так и есть, но, если повезет, реальное положение вещей не выплывет.

– Вам это прекрасно известно, – холодно отвечаю я.

Декан и Бен переводят изумленные взгляды с меня на Дэна.

– Вы лично знакомы с Джастином Тейлором, – продолжаю я, потому что одним загадочным замечанием дела не поправишь. Лучше уж поспешить и выложить все начистоту, пока он этого не сделал. – Мы пересекались с вами в прошлом году в его квартире. Мы с мистером Тейлором начали встречаться после того, как закончилась моя практика. Это не преступление и к моим рекомендациям отношения не имеет.

От души надеюсь, что он не помнит точную дату того визита, потому что в противном случае мне пиздец.

– В самом деле? – ухмыляется он. – То есть вы не думаете, что впечатления мистера Тейлора от вас были несколько не объективны?

– Нет, не думаю. Мистер Тейлор самый непредвзятый человек из всех, кого я знаю.

Включая тебя, мудозвон!

– Позволю себе не согласиться.

– Да ну? На каком же основании? Может, потому, что вы сами состояли в отношениях с мистером Тейлором, и тут затронуты ваши личные интересы?

Оставаться вежливым уже смысла нет. Этим его не проймешь. Остается только попытаться дискредитировать его.

– Дэн, это правда? – спрашивает декан.

– Это не имеет никакого отношения к делу, – кипятится он. – Мы говорим сейчас о рекомендациях мистера Кинни. И я подвергаю сомнению их объективность, в связи с тем фактом, что мистер Кинни и мужчина, их написавший, в настоящий момент состоят в отношениях.

– Ты должен был отказаться от участия в комиссии сразу же, как увидел мистера Кинни, – заявляет декан. – Если ты в прошлом состоял в отношениях с его партнером, это дело затрагивает твои личные интересы. А правила ты знаешь. Все, что случилось после практики, к рекомендациям отношения не имеет. И мне хочется думать, что люди умеют проявлять объективность, невзирая на личные чувства. Что твои сомнения искренни, а рекомендации мистера Кинни соответствуют действительности. Давайте будем считать, что так и есть. Итак, отзывы о мистере Кинни просто выдающиеся.

– Именно это меня и смущает, – злобно выплевывает Дэн. – Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Ну, если мы начнем отказывать кандидатам на основании того, что их рекомендации слишком хороши, далеко мы не уедем, – встревает в разговор чем-то очень довольный Бен. – К тому же, разве вы не видели оценки мистера Кинни за общий экзамен? Они тоже слишком хороши, чтобы быть правдой. Но им-то, думаю, мы можем доверять. Выходит, мистер Кинни просто обладает выдающимися талантами, – он улыбается мне, и я впиваюсь зубами в щеку, чтобы сохранить серьезный вид. – И было бы довольно странно по этой причине ему отказывать, не так ли? Мистер Кинни, почему бы вам не поведать нам о своих планах на будущее?

И все, до конца встречи вопрос о рекомендациях больше не поднимается. Я постепенно расслабляюсь. Декану я вроде понравился – по крайней мере, он все время улыбается. Бен сразу был на моей стороне, а Дэн больше не возникает. Наконец, Рейнолдс благодарит меня за визит, прощается и отпускает.

Выйдя из здания, я выкуриваю пару сигарет, чтобы успокоиться. Почему со мной вечно творится всякая хуйня? Потому что я идиот, вот почему! Я так усердно трудился, чтобы получить лучшие оценки, я, правда, приложил все усилия, чтобы заработать отличные рекомендации, и я же чуть все это не проебал, из-за того, что не смог удержать член в штанах. Если я не стану осторожнее, мой член бог знает, в какие неприятности меня заведет. С другой стороны, в случае с Беном он мне как раз помог. Этот парень явно ко мне проникся. А поскольку мы с ним едва знакомы, думаю, это он в память о хорошем трахе. Так что, может, это вовсе не ебля осложняет мне жизнь? Может, все дело в Джастине?

– Привет, Брайан!

Обернувшись, вижу, как ко мне идет Бен.

– Привет, Бен!

– Надеялся, что успею тебя поймать.

– Ну вот, поймал.

– Я просто хотел сказать, чтоб ты не волновался из-за Дэна. Ты наш лучший кандидат. И декан не станет тебе отказывать только потому, что у Дэна какие-то счеты с твоим бойфрендом. Ты очень хорош.

Я не забочусь о том, чтобы объяснить, что Джастин мне не бойфренд. Просто расплываюсь в улыбке. И он улыбается в ответ.

– Я имею в виду твои результаты, Брайан. Они очень хороши. Самые лучшие рекомендации, самые высокие отметки за общий экзамен. Мы бы страшно сглупили, если б тебя не взяли.

Он подмигивает, и я понимаю, что решение уже принято. Ффух, какое облегчение.

– Ну и выглядишь ты тоже прекрасно. Отличный костюм! Слушай, Брайан, не мог бы ты оказать мне услугу?

Я ухмыляюсь и вскидываю бровь. Так-то вот, все на свете есть сделка! А Джастин просто не понимает, о чем говорит.

– Не такую услугу! Я был бы очень благодарен, если бы на Либерти-авеню ты не упоминал, что я здесь работаю.

Не могу не рассмеяться. Днем он читает лекции в Питтсбургском Университете, а ночью работает вышибалой в «Вавилоне», и при этом стыдится дневной работы?

– Зачем ты вообще в «Вавилоне» работаешь? В Питтсе что, мало платят?

– Нет-нет, ничего такого. Просто я пишу книгу о гей-культуре, и провожу в «Вавилоне» нечто вроде исследования. Так что, чем меньше людей знает, кто я на самом деле, тем лучше. Иначе, боюсь, они станут по-другому себя со мной вести.

– Поверь мне, профессор, всем наплевать.

– Может, и так, но…

– Я – могила!

– Спасибо. Тебя кстати что-то давно не видно в «Вавилоне». И твоего друга тоже.

Ага, он все еще сохнет по Майклу!

– Просто взяли передышку. Скоро вернемся.

Он кивает и говорит, что ему пора возвращаться. А я решаю выкурить еще одну сигарету. Вообще-то, если подумать, а когда я в последний раз был в «Вавилоне»? Точно не помню. Похоже, лет сто назад… Джастин пока еще боится толпы. Так и чем я, выходит, все это время занимался? Работал нянькой – вот чем! Сидел дома с Джастином. Ходил в «Вуди» с Джастином. Обедал в кафе с «Джастином». Да мы же в пару превращаемся! Я уже даже перестал поправлять людей, когда они называют его моим бойфрендом. Вот пиздец!

Так не пойдет. Может, Майкл был прав, когда жаловался, что у меня теперь вечно на него времени не хватает? Нужно все это прекратить. Джастину теперь лучше, а я именно этого и добивался, верно?

Точно, пора остановиться.

Глава 18

POV только Джастина.

С самого начала, ну, может, почти с самого, я понял, что в Брайане есть скрытые глубины. Только он очень старательно их прячет. Как ни странно, понять это мне помогло то, как он обращается с Майклом. Большинству людей их отношения показались бы странными. Брайан страшно амбициозен. К тому же – красив, горяч, умен и очень начитан. У него есть драйв и уверенность в себе, чувство юмора и обаяние. А еще он может быть агрессивным и очень жестоким. Но как бы черство он порой ни вел себя с Майклом, как бы снисходительно к нему ни относился, под всем эти можно разглядеть глубокую привязанность и заботу. Нужно только знать, куда смотреть.

Майкл же – полная ему противоположность. Я признаю, что он довольно мил – в этаком стиле соседского паренька. Хотя меня лично он не привлекает. Они с Брайаном ходят в одну школу, но знает он куда меньше его. Вероятно, потому что он вовсе не так умен. В жизни он просто плывет по течению, делая лишь то, что ему говорят мать или Брайан. И, несмотря на то, что он умеет шутить, юмор его довольно примитивен. Зато у него легкий характер, и с людьми он приветлив – хоть и не со мной лично.

Я могу понять, почему Майкл боготворит Брайана – блядь, да я сам его почти боготворю. Он ведь в него влюблен и старается во всем за ним следовать. Но его собственнические замашки страшно меня раздражают. Клянусь, если он еще хоть раз этак самодовольно заявит мне: «Мы с Брайаном – лучшие друзья», я его тресну. Хоть и понимаю, что он тут не виноват. На самом деле, это Брайан его подстрекает. Стоит Майклу лишь повернуться в чью-то сторону и на пару минут оторвать обожающий взгляд от Брайана, как тот тут же принимается всеми силами возвращать его внимание. И мне тогда начинает казаться, что Майкл прав. Что Брайан держит его при себе на будущее, когда готов будет остепениться.

Что до меня – я вечно стараюсь всем угодить. Люблю, когда в моей жизни царят мир и гармония, и раньше всегда старался всеми силами такое положение вещей сохранить. Я вечно оказывал услуги людям, которые мне даже не нравились, – просто потому, что ко мне обратились, а мне неловко было отказывать. И никогда не упоминал о своей ориентации в общении с людьми, которых это могло смутить. До того, как я познакомился с Брайаном, я даже ни разу не целовал никого из своих бойфрендов при матери. Понятно, она не могла не догадываться, что у нас бывает «это», но в разговоре мы никогда об этом не упоминали. Да я даже ни с кем за руку на публике не держался. С другой стороны, я все же никогда не отрицал, что я гей. Когда меня пытались дразнить в школе, когда спрашивали о моей ориентации на работе, моей реакцией неизменно было:

– Ну да, я гей. Дальше что?

Я бы и отцу так же ответил, если бы он спросил. Но он никогда не спрашивал.

Но когда я вернулся домой из больницы, все изменилось. Прежде всего, Брайан изменился. Теперь он внимателен и заботлив – особенно, когда мы вне дома. Он от меня ни на шаг не отходит – если только в школу. И мы все время вместе. Поначалу это было вызвано необходимостью, я ведь даже из дома в одиночку выйти не решался. Но теперь мне уже лучше, и в этом больше нет нужды. Нам просто так нравится.

Я и сам изменился. Я не хочу больше никому угождать. Потому что в итоге выходит, что ты живешь так, как удобно другим, а не тебе самому. И только когда тебя задевает вдруг крышкой гроба, ты понимаешь, что запас времени у тебя не бесконечный. И тратя его на то, чтобы угодить всем вокруг, ты можешь просто не успеть сделать то, что важно тебе. Я начал меняться еще в тот день, когда умер отец, а я познакомился с Брайаном. И авария лишь придала этому процессу ускорение.

Взять, например, работу. Я понял, что не хочу больше работать в «Вэнгард» – и ушел. Оставил свою команду, оставил людей, которые ждали моего возвращения в надежде на перемены к лучшему. Раньше меня бы совесть заела за то, что я сам позвал их в «Вэнгард», а пару месяцев спустя безжалостно бросил. А теперь я считаю, пусть скажут спасибо за то, что я еще на несколько месяцев обеспечил их местом работы. Ну и потом, они ведь могут остаться, если захотят. А если не захотят – я за это не в ответе. Я не могу подстраивать свою жизнь под чужие нужды.

Мама уже, считай, махнула на меня рукой, сообразив, что слушаться ее я больше не буду и посвящать в свои дела тоже. Она всегда желала мне добра, о лучшей матери никто и мечтать не может. И все-таки ее мнение больше на мою жизнь не влияет. То же самое относится и к моим бывшим друзьям из ЦГЛ.

И, наконец, Брайан. До сих пор я ходил вокруг него на цыпочках, вечно сдерживался, ничего не требовал и позволял ему самому устанавливать границы, в которых ему комфортно. Но теперь – нет. Вернувшись из больницы, я в первый же день говорю ему, что скучал. А во второй прошу его ко мне переехать. И если я до сих пор не сказал ему, что люблю его, то по одной единственной причине, – хочу дать ему время привыкнуть. И Брайан воспринимает все это куда проще, чем я ожидал. Но, может быть, это потому, что он на все готов, чтобы я поскорее поправился.

Я знаю, он ведет себя так, по большей части, из чувства вины. Он все время со мной, потому что думает, что сломал меня и теперь обязан починить. Терпит мои нежности, потому что считает, что мне грустно, и это тоже его вина. Позволяет мне держать его за руку, потому что уверен, что он мне должен. И меня мучает то, что я этим пользуюсь. Но иногда мне кажется, что ему и самому это нравится, просто он не хочет этого признавать. Иногда я верю, что он и правда ко мне привязан, и заботится обо мне не только из чувства долга. Наверное, в глубине души я надеюсь, что он привыкнет и останется таким навсегда.

В тот вечер, когда мою руку впервые сводит судорогой при нем, я отчаянно пытаюсь это скрыть. Замираю на диване, стараясь не издать ни звука. Но карандаш вылетает из моих пальцев и со стуком падает на пол. И Брайан тут же поднимает глаза от тетрадок и смотрит, все ли у меня в порядке, – что в последнее время вошло у него в привычку. Я пытаюсь принять очень занятой вид, но мне и на секунду не удается обдурить Брайана. Он быстро поднимается из-за стола и направляется к дивану. Я как раз пытался его нарисовать, и уже одно то, что рисунок получался совсем не таким, каким я видел его в голове, и ничуть не похожим на то, что удавалось мне изобразить раньше, страшно меня расстроило. Я впервые после аварии всерьез пытался что-то нарисовать. Просто Брайан был таким красивым – сидел там, сосредоточенно таращился в учебники, хмурился и жевал кончик карандаша. И я не удержался. За что теперь и расплачиваюсь.

Я, как ребенок, прячу правую руку за спину. Смешно просто. Да что он мне сделает? Отругает за то, что у меня судорога? Но дело-то не в этом, верно? Просто я теперь почему-то чувствую себя уродливым, грязным что ли. Брайан увидит мою руку и содрогнется от отвращения. А потом он уйдет – как только сможет перешагнуть через чувство вины.

Брайан поднимает с пола карандаш и садится на диван рядом со мной. Потом опускает ладонь мне на предплечье и пытается вытянуть руку у меня из-за спины. Я упорно сопротивляюсь.

– Джастин, – говорит он.

И это единственное слово заставляет меня вздохнуть и сдаться. Кисть у меня скрючена, как клешня, кончики пальцев почти соприкасаются. Брайан держит мою руку, а мне хочется закрыть глаза, чтобы не увидеть выражения его лица. И в то же время я не могу на него не смотреть. Не хочу разглядеть отвращение в его взгляде, и все же мне нужно знать, есть ли оно. Мысли его прочитать невозможно, зато муки совести прямо на лбу написаны.

– Дать обезболивающее?

Качаю головой. Мне не так уж больно. Куда мучительнее осознавать, что собственное тело мне больше не подчиняется. Я зол и расстроен, и боюсь того, что подумает Брайан. Или того, что он сделает.

А он берет мою кисть в свои ладони и начинает осторожно ее массировать. Я по нескольку раз в день делаю упражнения, но раньше он никогда мне не помогал. Я, честно сказать, и не замечал, чтобы он обращал внимание. Но теперь очевидно, что он все это время пристально за мной наблюдал, потому что точно знает, как разминать руку. А затем он делает такое, чего я от него в жизни не ожидал. Он подносит мою руку к губам и целует тыльную сторону ладони, а потом по очереди всасывает в рот кончик каждого пальца. Это очень эротично. И потом, когда под воздействием массажа кисть все же раскрывается, он целует и внутреннюю сторону ладони тоже. Как же мне трудно сдержаться и не зацеловать его до смерти. Скрытые глубины… Я знал!

Итак, Брайан ведет себя, как идеальный бойфренд. И постепенно я начинаю понимать, что ему это нужно даже больше, чем мне. Теперь мне уже лучше, и я больше не нуждаюсь в помощи, однако он продолжает внимательно за мной наблюдать. И вот тогда я начинаю осознавать, что его просто с головой накрыло чувством вины. Дело не в том, что он постепенно принял наши отношения. Он не влюбился в меня без памяти и не решил внезапно остепениться. Да и как такое могло бы быть? Ему ведь восемнадцать.

Однако он не пытается увязать нашу новую жизнь со старыми привычками. Я пока еще не чувствую себя достаточно уверенно, чтобы пойти в «Вавилон». Мне страшно от одной мысли, что я окажусь в толпе, и все станут пихать меня локтями. Так что бываем мы только в «Вуди», и там встречаемся с его друзьями. И Брайан никогда больше не бросает меня, чтобы трахнуть кого-нибудь в туалете. Хотя, учитывая, как придирчиво он разглядывает каждого, входящего в бар, я понимаю, что долго такое поведение не продлится.

Ах да, не будем же забывать о Майкле! Он поначалу проявлял ко мне сочувствие, спрашивал о здоровье, хотя в лофт никогда больше не заглядывал. То ли потому, что теперь, когда я вернулся, ему стало там некомфортно, то ли это Брайан запретил ему приходить. Так или иначе, очень скоро его поведение меняется.

Пару раз я слышу, как Брайан говорит с ним по телефону. Я не подслушиваю, просто он даже голоса не понижает. Разговаривает, стоя у окна и глядя на улицу. Не знаю, что они там обсуждают, но Брайан, кажется, пытается успокоить Майкла и несколько раз с сожалением произносит: «Не могу». Когда он кладет трубку, я говорю ему, что не против, чтобы он пошел куда-нибудь с Майклом или один. Но он только буркает что-то и возвращается к учебникам.

Как-то вечером в «Вуди» Майкл при всех предлагает Брайану пойти в «Вавилон». Тот отвечает, что я еще не готов, и Майкл спрашивает, почему бы им не пойти без меня. На самом деле, я вовсе не против. Если честно, я всеми силами за, потому что то, что сейчас делает Брайан – как бы ни приятно мне это было – плохо для нас обоих. Рано или поздно он почувствует, что загнал себя в ловушку, и сорвется. Мне бы хотелось, чтобы он не был так строг к себе, чтобы мы могли найти какой-то разумный компромисс. Что-то, что устраивало бы нас обоих. Но, конечно, Брайан не терпит, когда ему указывают, что делать, и только сильнее упирается.

И с того вечера Майкл не унимается. Всякий раз, как мы встречаемся, он цепляется – только теперь не к Брайану, а ко мне. Когда я начну отпускать Брайана поразвлечься? Уверен ли я, что Брайану можно одному в туалет? А то, может, мне лучше пойти следом и проследить за ним? И все в том же духе – вроде как в шутку, но так, чтобы Брайан услышал. Я пытаюсь сохранять спокойствие, потому что понимаю, что с ним такое творится. Брайан должен был переехать к нему, а сам этого не сделал. Теперь они редко видятся, и ему это тяжело. В общем, я просто отвечаю ему, что Брайан волен делать все, что ему вздумается. А сам отчаянно боюсь, что уже один этот разговор заденет Брайановы чувства. Тот же всегда делает вид, что ничего не слышит. Только однажды он рявкнул Майклу: «Заткнись!» Притом так неожиданно и злобно, что мы все аж подпрыгнули. Я даже не понял, что его так разъярило. Майкл всего лишь обозвал меня надзирателем.

Наедине со мной Майкл становится окончательно несносным. Твердит, что Брайан возится со мной только из чувства вины. Что я эгоист, раз пользуюсь этим. Что я только притворяюсь, что со мной что-то не так, чтобы держать его при себе. И меня разрывает между желаниями ударить его и согласиться с его обвинениями. Я не притворяюсь, нет. И все же отдаю себе отчет, что в чем-то Майкл прав. Нынешнее поведение Брайана – не в его характере. И нам обоим с Майклом известно, что причиной этому – чувство вины. Я не закрываю на это глаза. Просто очень хочу насладиться тем, что имею, подольше.

Уже месяц я работаю в галерее, и с каждым днем мне все больше и больше там нравится. Надо было еще сто лет назад поменять работу! Однажды – у нас как раз проходит выставка импрессионистов – я вижу в одном из залов Филиппо. Он с удивлением смотрит на меня. После выписки из больницы я так и не собрался ему позвонить. Если честно, я о нем почти и не вспоминал. Что вообще-то странно, он ведь несколько недель был важной составляющей моей жизни. Теперь, разумеется, мне неловко, и я зову его вместе перекусить.

У нас, как всегда, завязывается оживленный разговор. С Филиппо интересно болтать, нам всегда было о чем поговорить. Я прямо завидую, как это ему удается вести такой активный образ жизни. По сравнению с ним, я просто лентяй. Потом он вдруг указывает подбородком на входную дверь, и я, обернувшись, вижу, как в кафе входят Майкл и Брайан. И тут же невольно расплываюсь в улыбке – так всегда происходит, стоит мне увидеть Брайана. На кислое выражение лица Майкла я стараюсь не обращать внимания. Мало ли, может, в школе проблемы.

Брайан шествует к нашему столику и опускается рядом со мной на диван, бедром втискивая меня в угол. А потом, не обращая внимания на Филиппо, обхватывает ладонями мою шею и принимается целовать меня так глубоко и яростно, что я уже жду, что он меня сейчас в туалет потащит. Если вообще не трахнет прямо тут, за столом. Но нет, ничего подобного. Он просто метит территорию, как собака, писающая на фонарь.

– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, слегка задыхаясь. – Я думал, ты в школе.

– Это очевидно, – фыркает он и встает. – Майкл забыл завтрак. Ну, можете продолжать свои упражнения. Счастливо оставаться.

И они с Майклом уходят. Я вижу, как в дверях Брайан приобнимает своего друга за плечи и целует в висок, а потом они вместе смеются. Слегка смущенный, я оборачиваюсь к Филиппо. Брайан был очень невежлив, не говоря уж о том, что повел себя, как мелкий засранец.

– Он очень молод, – задумчиво говорит Филиппо.

– Только с виду.

Не хочу я говорить о Брайане. Это некрасиво по отношению к нему и наверняка неприятно Филиппо, учитывая его чувства ко мне. Этот парень мне нравится. Я хотел бы и дальше с ним дружить, но знаю, что это нелегко, когда один из друзей влюблен в другого, а второй об этом знает. Хотя Брайану и Майклу как-то удается же. Может, если никогда об этом не упоминать, все получится? Попробовать-то можно. В общем, когда Филиппо приглашает меня как-нибудь зайти к нему посмотреть скульптуры, я соглашаюсь. Я не делаю ничего плохого. Можно мне, в конце концов, иметь друзей?

Проходит день или два, и становится ясно, что наш с Брайаном медовый месяц подошел к концу. В один из вечеров в «Вуди» он уходит в туалет и пропадает на целых двадцать минут. Я поначалу думаю, что у меня всего лишь разыгралась паранойя. Он ведь никого не клеил в моем присутствии с тех пор, как я вышел из больницы. Но время идет, и мне постепенно приходится признать, что ничем другим он столько времени там заниматься не может.

Вскоре Тэд и Эммет явно начинают нервничать. И оба разом принимаются трещать, чтобы как-то сгладить повисшее над столом неловкое молчание. Майкл же лишь самодовольно ухмыляется. Наверное, впервые в жизни он так счастлив, что Брайан отправился трахаться с кем-то другим. Обычно это ранит его так же, как и меня, если не больше.

Вернувшись, Брайан ведет себя, как ни в чем не бывало. И я поступаю так же. А что мне остается? Я знал, что это не продлится вечно. Я и раньше, конечно, не мог быть уверен, что он ни с кем не трахается, но мы ведь все время были вместе, и я ничего подобного не замечал. А в школе, наверное, не так уж много возможностей заняться сексом. Последние мои сомнения насчет того, чем он занимался в туалете, развеиваются сразу же, как мы приходим домой. Перед тем, как лечь со мной в постель, он идет в душ. Один.

Я твержу себе, что это было лишь вопросом времени. Брайан вовсе не собирался становиться моногамным, просто так получилось – ненадолго. Не мог же я и правда ожидать, что отныне он будет заниматься сексом только со мной? Ради бога, ему ведь восемнадцать! Сколько бы он продержался? Очень немногие из моих бывших способны были удержать член в штанах. Да я и сам порой готов был поддаться искушению. Останавливала меня только мысль, что я причиню боль своему партнеру. Правда, с Брайаном все совсем иначе. Мне и правда, кроме него, никто не нужен.

Итак, Брайан начинает двигаться вперед ударными темпами. Для начала увеличивает количество трахов за вечер. С ним теперь даже в бильярд играть невозможно, потому что он вечно отвлекается прямо посреди партии и исчезает куда-то. Не могу разобрать, что унизительнее, – видеть жалость в глазах Тэда и Эммета или удовлетворение в улыбке Майкла.

Проходит около недели, и вот Брайан заявляет, что хочет в «Вавилон». Меня от одной мысли о тамошней давке прошибает холодный пот, так что я только качаю головой. Я просто не могу туда пойти. Эммет говорит, что нам неплохо и в «Вуди», можно просто остаться тут. Но в разговор тут же встревает Майкл. «Мы так давно там не были, – бросает он, – что люди, наверно, думают, будто мы исчезли с лица земли. Или обзавелись мужьями».

И Брайана тут же сдувает с места. Майкла он утягивает за собой. А мне бросает только:

– Ты идешь?

Я качаю головой. Я еще не готов туда идти. Да и чего ради? Все равно Брайан весь вечер проторчит в задней комнате. А я не горю желанием за этим наблюдать.

– Вы идите, ребята, а я что-то устал. Пойду лучше домой.

– Ну конечно же, – странным тоном отзывается Брайан.

Словно подозревает, что на самом деле я пойду вовсе не туда. Это, вероятно, потому, что его мучает совесть. Он в такие моменты вечно переворачивает все с ног на голову и переводит стрелки. Хотя, конечно, предположить, что Брайана мучает совесть за трах на стороне, – просто нелепо.

Эммет предлагает проводить меня до дома, будто без сопровождения семнадцатилетнего мальчика я не справлюсь. Может быть, ему просто меня жаль. Так или иначе, я отказываюсь. Хочу просто побыть один.

Выйдя из «Вуди», мы прощаемся. Вернее, прощаются все, кроме Брайана. Тот же, едва кивнув мне, подхватывает Майкла и тянет его к «Вавилону». По дороге домой я пытаюсь разобраться, что же случилось. Если Брайан хотел снова вернуться к беспорядочному сексу, я бы с этим смирился. Я знал, что так будет, и решение принял давным-давно. Может быть, когда-нибудь он и сбавит обороты – возраст возьмет свое, в конце концов, – но явно не сейчас. И заставлять его от чего-то отказываться я не стану. Да у меня и не вышло бы.

На самом деле, меня даже не то, что он снимает парней, волнует. Он и раньше это делал, и я с этим мирился. Уверен, мы и сейчас могли бы что-нибудь придумать. Беспокоит меня то, что он как будто делает нарочно это мне напоказ. Как будто всякий раз хочет побольнее меня задеть. И я чувствую себя так, словно меня наказывают, а я не понимаю даже, в чем провинился. Кто знает, что там творится в его перекрученном мозгу? Может, ему кажется, что я каким-то образом его обхитрил, навязал свои правила, и он бесится от того, что чувствует себя обманутым. А, может, он считает, будто я загнал его в ловушку и заставляю делать то, чего он делать не хочет.

Мне нужно с ним поговорить. Вот только сначала как-то переварить все в себе, чтобы не наброситься с обвинениями. Однако, когда я, наконец, собираюсь с силами и завожу разговор, Брайан очень скоро заставляет меня пожалеть о том, что я вообще открыл рот. Каждое мое слово он воспринимает в штыки. Да что, на хуй, с ним происходит? Минуту назад он был воплощением заботы и даже – смею сказать – любви, а в следующую уже берется за старое. Вообще, если подумать, он всю последнюю неделю был какой-то замкнутый, даже с Майклом едва разговаривал.

– Что это ты пытаешься мне сказать? Что ты запрещаешь мне трахать других парней? – изумляется он, поднимая бровь.

– Нет, я просто предлагаю установить правила.

– Чего ради?

Пожимаю плечами. Что я могу на это ответить? Из уважения к приличиям? Из чувства такта? Все это означало бы, что мы должны друг с другом считаться, что, в свою очередь, означало бы, что у нас отношения. А он ведь отказывается признавать это вслух.

– Давай-ка проясним, – продолжает он, сверкая глазами. – И ты, и я вольны делать, что захотим. Я могу трахать, кого хочу, и ты тоже. Что, я уверен, тебе отлично известно. Если же ты считаешь, что я что-то должен тебе за койко-место и бесплатное питание, только скажи. И мы внесем это в условия сделки.

О Боже, опять мы к этому возвращаемся?

– Ты ничего мне не должен, – тихо, но твердо отвечаю я.

– Отлично. Значит нам обоим все ясно?

– Я просто хотел бы, чтобы ты был более тактичным.

Конечно, мне не совсем это от него нужно. Но не могу же я сказать: не заставляй меня думать, будто нарочно пытаешься сделать мне больно.

– И снова спрошу – чего ради?

Я смотрю на него и понимаю, что все это безнадежно. Он меня просто не слышит. Не понимает, как больно меня ранит, и не считает, что по какой-то причине должен этого избегать. Для него отношения – это не комфорт и безопасность, а клетка, ограничивающая мужскую свободу. И никакого желания залезать в эту клетку или приглашать туда кого-то другого, у него нет.

– Я просто не хочу этого видеть, вот и все.

Как же омерзительно жалко звучит мой голос! Мне так легко разговаривать с Брайаном, когда он готов идти на контакт. Вот так, как у нас было, когда меня только выписали из больницы. Но пытаться достучаться до него, когда он только насмешливо огрызается в ответ, просто невозможно.

– Ладно, я просто не буду больше проводить с вами вечера, – уверенно заключаю я и улыбаюсь ему, чтобы дать понять, что такое решение мне подходит.

Это правда. Проблема ведь не в том, что он трахается на стороне, а в том, как обращается лично со мной.

– Как удобно, – фыркает он.

– Я в чем-то провинился?