Текст книги "Демон-хранитель (СИ)"

Автор книги: Joanne X

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– У меня-то? Есть, много.

Я посмотрела на него и улыбнулась, снова спросив:

– Слушаются вас?

– Не-а, – ответил он и снова заразительно засмеялся.

– Почему? – спросила я снова, искренне удивляясь: у такого чудесного человека и такие непослушные дети.

– Слишком разные, слишком непокорные, много думающие о собственном благе, берущие от этого мира всё, не желающие ничего отдавать взамен, обращающиеся ко мне только в нужде, а я бы так хотел, чтобы они приходили ко мне с радостью, и постоянно просили меня, мне так хочется исполнять все их просьбы, если они разумны, а исполнение их чаяний необходимо им, – он произнес это с болью и скорбью, которая невольно скользила в его голосе.

Я более внимательно взглянула на старичка и мне стало жаль его. Работает здесь на небе, ведь не задарма, наверное, кормят или что они тут делают, чтобы насыщаться, да еще и дети непослушные. Мой порыв и я обняла его. Чувствую, что садовник немного остолбенел, но чуть похлопав по спине, отстранился.

– Полноте-ка, детка, тебе ли жалеть меня, я сейчас радовался, – сказал он не уточнив, а я не стала спрашивать.

Мы вновь замолчали, досаживая последнюю рассаду. Встав с земли, мы удовлетворенно смотрели на дело наших рук, снимая перчатки.

– Ты хорошо потрудилась, спасибо, мне самому уже тяжеловато заниматься садом, – произнес он чуть крехтя.

– Дети не помогают? – как-то само собой вырвалось у меня и я уже жалела об этом.

– Дети играют, – жестко произнес он, но увидев мой изумленный взгляд, смягчился, – а ты пришла сюда в скорби, мне не хотелось бы отпускать тебя в таком состоянии, чего бы ты хотела больше всего?

– Хотела, чтобы всё было как прежде, – неожиданно для себя произнесла я и закусила губу до крови, чтобы не расплакаться.

Садовник глубоко вздохнул. И в этот миг меня позвали, обернувшись на зов, я вновь повернулась к старичку, но уже не обнаружила его. Это было настолько странным, что казалось сейчас сном. О том, что он действительно был, свидетельствовали две пары перчаток и посаженная клумба. Я еще раз осмотрела всё великолепие сада и обнаружила, что мне намного легче и даже если мне предстоит небытие – да будет так!

Я, наскоро стерев землю со щеки, догнала сопровождающего и обреченно последовала за ним в огромную залу-кабинет Архангела. Тот всё еще копался в бумагах, выкладывая их в непонятную для меня стопку, что-то сразу отметая, к чему-то присматриваясь, что-то добавляя в тот же момент. Он мельком взглянул на меня.

– Астрея дала мне отсрочку в виду сложности и необычности дела, и оно истекает, богиня правосудия ждать не будет, – произнес он, и сделал жест рукой, под которым пачка бумаги исчезла, – а еще она любит греческие туники и венки на голове у молодых девушек.

Он внимательно присмотрелся ко мне и я, не успев возразить, обнаружила себя одетой как юная гречанка. Я немного с оторопью смотрела на него.

– Как это поможет разрешить моё дело, Архангел? – спросила я, борясь с раздражением, одежда была крайне неудобной, а венок в волосах колол кожу на голове, и я проворчав, добавила: – Надеюсь, меня отправят в небытие сразу же…

– Я не проиграл ни одного процесса, – вскинул бровь Гавриил, не оценив моего сарказма.

Архангел сделал жест рукой следовать за ним. Складки туники били по икрам, создавая неудобство, тем более поспевать за его размашистым шагом было крайне трудно. Пока мы шли, я поняла, что если Гавриил и вправду выиграет моё дело, то это означает только одно – я обречена и дальше влачить на земле свое жалкое существование. Я не видела себя без Геральда, не хотела без него, только не без него, тогда уже забвение.

Мы шли по какому-то одному чудесному дворцу с длинными переходами-садами. Пока, наконец, не дошли до огромных дверей, которые открылись перед нами, и я застыла на пороге. Это был зал правосудия. Яркое солнце било в огромные окна, судейский стол с традиционным молоточком, возвышающийся над столами для противоборствующих сторон и скамейки для посетителей. И мы с Гавриилом были тут одни, видимо пока. Пройдя за стол находящийся по правую сторону от судьи, он сел, и перед ним появилась вся кипа бумаг, исчезнувшая под его пристальным взглядом.

– Обвинителем будет Винчесто, молодой, но очень расторопный демон, быть ему адмироном в будущем, – поделился Гавриил, и уже продолжил более самоуверенно, – но не думаю, что он мог бы составить мне конкуренцию.

Я удивилась словоохотливости Архангела, списывая её всё же на волнение перед судом. Он предложил мне присесть на скамейку рядом с ним, что я и сделала.

Ждать пришлось недолго, в зал вошел тот демон, которого я видела у Сатаны, за ним проследовал сам Сатана, щека которого была заклеена пластырем. Он бросил на меня испепеляющий взгляд не суливший мне ничего хорошего, а Архангел шепнул мне на ухо, кивком головы, указывая на раненую щеку Сатаны:

– А это, кстати, одна из причин, почему я взялся за твое дело, Душа…

Я с изумлением взглянула на него, но он снова принял равнодушный вид, так словно бы ничего не говорил мне. Я немного усмехнулась и мой взгляд устремился ко входу в зал правосудия. Закованного в наручники, в зал под руки ввели моего демона-хранителя, он был бледен и отрешен от всего происходящего, как будто ему было все равно что с ним будет. Как я. Его посадили на скамью напротив, где уже разместились Сатана и Винчесто. Он недоуменно покрутил головой, как будто от чего-то отмахивался, потом поднял глаза. И наши взгляды встретились, чуть ударившись о непонимание и тут же восхитившись, возликовали. Большего удивления и радости я не видела. И ему ответила не менее. Порывом было подбежать, обнять, зацеловать, но меня цепко удержала рука Архангела. Геральд поднял наручники и показал, что скован ими и привязан. Меня сотрясли рыдания. Я видела, как тяжко он вздохнул. И я поняла, что мы в первые были по разные стороны. По разные стороны, но не отдельно. Я видела, как его теплый взгляд холодных глаз, которые ему подарили самые глубокие арктические льды, пробежался по мне, приласкав, разнеся сотни мурашек по телу. Ответив ему не менее страстно, я поняла, что мы будем биться до последнего, чтобы снова быть вместе. Лишь бы игра всемогущих была с нашей в унисон…

– Геральд жив, – прошептала я, глядя в равнодушные глаза Гавриила.

– Ты заплатишь за это цену, Душа, – проговорил он, и его глаза опасно блеснули холодным лезвием кинжала.

========== 14. Воскресший ==========

Когда я ощутил жгучую боль от того, что меня пронзила холодная сталь широкого лезвия меча, то глядел на Эмму. Я видел, как её холодеющий изумруд в ужасе потух, а по прекрасному лицу пробежала судорога боли. Дымка втянула в себя мою девочку, а я чувствовал неимоверную боль и с каждой секундой молясь об облегчении, получал еще большее страдание для тела. Но несмотря на физическую боль мне было невероятно легко, ибо я знал, что Сатана бессилен причинить Эмме вред, будучи на земле. С облегчением вздохнув, я рухнул на холодный каменный грубо отесанный пол дворца Сатаны, с одной единственной горькой мыслью, разрывающей сознание посильнее, чем обоюдоострый нож тело, что больше не увижу желанную. Глаза закрыты, дыхания нет, сознания нет. Мир провалился в ничто. Но было нечто иное, что заставило меня начать мыслить.

Сражавшийся на полях многочисленных битв, выполняющий задания Сатаны по устранению неугодных, никогда не гнавшийся за своей выгодой, признающий силу, плюющий на статусы, отвергавший предложения Сатаны о даровании мне титула генерала-аншефа полчищ демонов, придерживавшийся тонкой грани врожденного чувства справедливости, которое восхищало даже лживого короля ада. Я долго пытался понять, почему всё еще мыслю. Мои глаза не видели, я не обонял запахов, у меня не было рук и ног, чтобы ими подвигать. Что со мной? Это и есть небытие?! Тогда почему я существую! Значит, я до конца вечной бесконечности буду вспоминать глаза Эммы: радость и боль вперемежку, разрывающие меня, ввергающие мою душу в горе и дарующие бесконечное счастье.

Обретший способность мыслить, я постепенно понимал, что ко мне возвращается и способность видеть. Я узрел темноту, не просто её ощущал, я её видел. Она обволакивала меня со всех сторон и как будто выталкивала из себя. Когда я сделал робкую попытку противостоять этому, то понял: у меня есть руки и ноги. Уже не просто бесцельно плыл в неизвестном направлении, а прочно стоял на чем-то твердом. Вдалеке я видел точку мягкого света.

– Шепфа, что здесь происходит и где я? – прошептал, пытаясь рассыпающимся от происходящего сознанием понять, что же со мной и где я.

Вопрос повис в воздухе и вдруг маленькая, висящая во тьме яркая световая точка, став шириться, разорвалась на части, выпустив из себя килотонны осязаемого света и тысячу прекрасных созданий – белокрылых ангелов. Я неожиданно вскрикнул, но мой крик был немым. Никто его не услышал, даже я. Меня озарило, я понял, что нахожусь при зарождении этого мира. Я видел, как появлялись планеты, кружась в безумном танце вокруг собственной оси, загорались звезды, взрываясь и образуя новые вселенные. А прекрасные ангелы пели, и я даже знал, что. Колыбельную, которую я вспомнил, когда впервые взял человеческое дитя, Эмму, на свои руки и пропел хриплым голосом скорее по наитию, чем твердому пониманию её значения. Это послание Шепфа о любви. Вот, что я ощутил, когда укачивал хрупкое тело моей маленькой подопечной.

Я видел также двух ангелов, которые держались всегда вместе, рука об руку. Даже тогда, когда Денница, возгордившись, отдалился от света Шепфа и стал темным Сатаной, соблазнившем часть ангелов, в хаотичном порядке падавшие на землю, крылья которых, прорываясь сквозь жгучую атмосферу земли, начинали гореть и долетевшие до поверхности с ужасом обнаруживали, что их белоснежность закоптившись стала чернотой, такой же непроглядной, как гордыня Сатаны. Я видел, что этим двум ангелам пришлось разделиться. Хрупкая Ангел и мощный Демон. Мои отец и мать. Я не ведал откуда, но я точно знал, что это так.

Перенесшийся словно потоком ветра, я оказался в другом времени, в другом месте. В отчем доме, куда пригласил однажды Эмму, я знал здесь каждый кирпичик. Я обонял запах свежего хлеба и ощущал на устах вкус теплого парного молока. И еще я знал, что был самым счастливым во всей вселенной. Любимый обоими родителями: обласканный матерью, обнятый отцом. Я ощутил влагу на своих щеках, я, который зарыдал только раз, когда понял, сидя в грязном проулке после битвы с убийцей, что Эмма может уйти и оставить меня одного в том, что когда-то считал вполне сносным: в своем жалком существовании без неё.

Я видел, что однажды в наш теплый дом пришла беда, и мой отец, который никогда не был воином, был убит вместе с матерью. Я даже ощутил острый запах крови сейчас. Отец защищал мать, но убийц было слишком много. Я видел, как его темные крылья, обагрившиеся кровью, полукуполом застыли над ней. Я, будучи ребенком, до такой степени был ошеломлен и раздавлен горем, что даже не мог заплакать, только держал голову опущенной. Послышались тяжелые шаги и перед моим взором предстали крепкие мужские ноги в грубых ботинках. Подняв взгляд выше, я в первый раз увидел Сатану. Он был молод тогда, его глаз горел ярким рубином. Гордый, бесстрашный, жаждущий власти и поклонения как Творцу, оставаясь всего лишь сотворенным.

Он схватил мое детское лицо рукой в перчатках и прогоготал.

– Чертяка, лучшее взял от своих родителей: от Клауса – челюсть и волосы, от Лолит – её прекрасные глаза и губы, – произнес Сатана, больно вертя мой подбородок из стороны в сторону.

– Он – ангел, – проговорил кто-то из стоящих рядом, – у него крылья белые.

Обернувшись назад, я изумленно заметил позади себя белоснежные красиво сложенные крылья.

– Он – единственный, кто выжил из детей от союза ангела и демона, – подхватил кто-то ещё.

– Не единственный, есть еще Мальбонте, – доказывал ему первый, тогда я впервые услышал это имя.

– Это гнусное чудовище, а этот мальчишка – ангел, – возразил ему второй.

Но все умолкли когда услышали голос Сатаны.

– Я чувствую в нем силу, – хрипло произнес Сатана и приблизил прекрасное в своей грубости лицо к моему детскому и продолжил: – Сдается мне, я знаю, как помочь ему почувствовать в себе демона.

И на мою шею была накинута веревка, которая сдавила моё горло так, что я едва смог вздохнуть. Меня вытолкнули из отчего дома и привязали к адскому скакуну, грива и копыта которого горели жарким огнем, а из пасти валил дым, толкнули наземь. Мне не дали возможности подумать и оценить ситуацию, я был лишь напуган до самой глубины детской души. Повинуясь инстинкту, я вцепился в веревку пальцами и просунул их, освобождая место для дыхания, возможно, это было тем, что спасло мне жизнь, когда меня провезли по всему ущелью, где жила когда-то моя семья. Возможно, это была потеря памяти обо всем, что было со мной до встречи с королем ада. А возможно – темная злоба, которая поселилась с тех пор в моем сердце и уважение к силе, уважение к тому, кто убил моих родителей, тому, кто сделал рабом, надев ремни на шею, так, чтобы всегда знал, кто хозяин.

Память вернулась ко мне полностью и неожиданно. Кадры из жизни мелькали перед глазами, мне оставалось только следить за ними и смотреть на дела своих рук. Но я ни за что не попрошу прощения, ибо всё что делал в своей жизни, я делал, потому что осознавал. Замелькали картинки с Эммой, заставляя сердце биться чаще, особенно та, где она кружится в танце, слишком прекрасная, слишком неземная, моя земная. И это было толчком к пониманию того, что пора выбираться отсюда, пора возвращаться к той, кто заставляет двигаться вперед, ради которой сердце стучит чаще, ради которой хочется жить.

Я не знал в каком направлении двигаться, потерявшись в пространстве и времени. Растерянно глядел на обрывки воспоминаний и пытался сориентироваться, пока не увидел обрывок памяти, где Эмма подала мне руку, приглашая на танец, я ухватился за неё, с изумлением понимая, что рука её была живой, теплой, мягкой, такой, которую я хотел целовать. Она вытянула меня в реальность.

Я, закричав, очнулся всё на том же холодном каменном полу готического дворца Сатаны. Я не мог успокоить дыхание и сел. На меня в великом изумлении воззрились Сатана и демон Винчесто. Они молчали, молчал и я. И тут я почувствовал боль в правом боку, там, куда меня поразили. Сатана глазами приказал Винчесто и демон скоро подбежав ко мне помог подняться и сесть на стул. Он куда-то удалился. Я чуть отдышался и постарался игнорировать боль, скользнув глазами по лицу бывшего хозяина. Я усмехнулся, думаю, Эмма не плохо его разукрасила. Моя детка!

В глазах хозяина ада загорелся огонь ярости, я чувствовал, что он хочет убить меня, однако, несмотря на свое состояние и бешеную злость потоками энергии, вырывающуюся из него, произнес спокойно:

– Ты мне нужен, Геральд, но твою суку я убью.

Я усмехнулся и увидел Винчесто, который попросил поднять руку и начал обрабатывать рану.

– Ну что, Сатана, понимаешь теперь, что значит ходить с меткой на теле и знать, что ты кому то принадлежишь? – произнес я, проведя по шрамам на своей шее, и сплюнул себе под ноги. – Не трогай Эмму, она тебе не по зубам, ты убедился в этом сегодня сам.

Ненависть раскаленной лавой полоснула меня побольнее, чем сегодняшнее ранение. Даже проворные прохладные пальцы Винчесто замерли от гневной реакции Сатаны.

– Объясни мне, почему я всё еще жив, Сэт? – саркастично спросил я, глядя холодными голубыми глазами в его алые раскаленные.

– Ты только что воскрес, – ответствовал тот и сел на стул, стоящий напротив меня.

Он замолчал, поглядев на Винчесто. Тот без слов все понял и немного ускорившись, перевязал меня и с поклоном вышел.

– Хороший раб, – произнес я, неотрывно глядя на Сатану.

– Лучший, – отозвался тот, тоже не сводя с меня своего взора, тут же не удержавшись от ехидности, – такой, который не предаст…

– … Всё сделав для своего господина, – закончил я за него.

– Ты предал меня, Геральд, ты, тот, которого я приблизил к себе…

– Ты отринул меня, позволь тебе напомнить, это благодаря тебе я встретил Эмму…

– Это совершенно бесполезный спор, Демон, – раздраженно остановил он меня, громко вздохнул и устало потер глаза.

– Давай говорить конструктивно или я сейчас выйду отсюда и даже ты меня не остановишь, – проговорил я, начиная раздражаться, чувствуя волну гнева, чего давно не было со мной, я знал, что Эмма смягчила меня, залечив раны нанесенные мне моей вечностью.

– Мальбонте был убит, – произнес он немного растягивая слова.

– Его нет – да, к чему ты клонишь? – я не понимал, что он пытался сказать мне.

– Я знаю, что кто-то пытается возродить древнее зло и это тот, кто слишком хорошо знает иерархию небес и ада, слишком блестяще ведет шахматную партию, двигая фигуры на большой доске судеб, тот, кто слишком близок к Шепфа, – поделился догадками Сатана.

– Это может быть любой Серафим, Архангел, да кто угодно, Сэт, – произнес я, оглядывая его лицо с оторопью. – Возможно, это тебе на руку и ты бы вступил в игру в надежде выиграть?

– Ты слишком хорошо меня знаешь, Геральд, – красноглазый дьявол горько и с сожалением о былых временах, ухмыльнулся, – раньше я бы вступил в игру ничем не рискуя, теперь у меня сын, – он чуть помолчав, продолжил, если бы я его не знал, то подумал бы, что он волнуется: – Сейчас ситуация изменилась, и я должен выжить, чтобы мой сын жил.

Я с изумлением смотрел на Дьявола, который боялся впервые, возможно, за всю историю с момента своего создания и он тоже любил, любил и беспокоился за своего маленького сына. Я знал, что пожалею о том, что помогаю ему, но и другого выхода я тоже не видел, у меня не было пути обратно, как и у Эммы.

– Я знаю, что у этого кого-то есть половина души Мальбонте, – проговорил хозяин преисподней, – и я точно знаю, что если этот кто-то заполучит вторую, то с этим он получит неограниченную власть, а это значит прощай Шепфа, а про меня и говорить нечего, я подергаю лапками как отравленный таракан и тоже кану в лету.

– Отлично, как по мне так просто красота, – ответил я, не удержавшись, поглумился над бывшим другом.

– Нет, – он зло и одновременно устало усмехнулся, и продолжил медленно проговаривая слова, – ты не понял, если не будет Шепфа и меня, мир, как по щелчку, свернется, исчезнув, и твоя девка тоже, – на этих словах пришла его очередь усмехаться, – будет хаос, чего и жаждет Мальбонте и те, кто пытаются его возродить думают, что смогут им управлять. Какие же это глупцы, невозможно управлять самим хаосом, хаос сам собой управляет и останавливается только тогда, когда сам себе надоест, насытится жертвами, насладится разрушениями.

Горячность с какой произносил все это Сатана пугала меня, также как и страшила перспектива смерти мира, где была Эмма, та, без которой я себя уже не мыслю, к той, которой привязался, которую полюбил так сильно, как только может любить тот, который только-только узнал сколько созидательного несет в себе это чувство, тот, который считал себя злом, тот, который не помнил, что был любим, тот которого любят сейчас.

– Помоги я тебе, Сатана… – начал было я.

– И я отпущу тебя на все четыре стороны, – завершил за меня он.

Я не доверял ему, помнил, что Сатана всегда играет по своим правилам, а правила он менял по ходу пьесы. Вдруг со дна души мутным остатком поднялась ненависть к нему. Я помнил, кто убил моих родителей, знал, что он отомстит Эмме за нанесенную рану, которая будет вечно напоминать ему о том, что и его пометили и сделала это слабая Душа. Мне захотелось растерзать его, я свирепел с каждой секундой, пока не почувствовал нежное прикосновение к моему плечу, которое успокоило меня, как будто присутствие любимой было настоящим, но я знал, что это было той частью её души, которая всегда будет со мной.

– Ты кого-то подозреваешь конкретно, Сатана? – спросил я.

– Пока нет, но если этот кто-то доберется до второй части души Мальбонте, то нам всем конец и наша задача найти вторую половину быстрее моего злейшего визави, – проговорив это, хозяин преисподней замолчал.

– Ты хотя бы знаешь, что мы ищем? – снова мрачнея, раздраженно спросил я.

Тот вздохнул и внимательно смотрел на меня, изучая, словно бы пытаясь понять: можно ли мне доверять после всего произошедшего. Нельзя, Сатана, ты это прекрасно понимаешь. Для тебя я стал опасен, потому что не нахожусь ни по одну сторону баррикад, я верен себе и Эмме. Моя независимость страшит тебя посильнее нелояльности, потому что я буду выполнять свою часть сделки с тобой только до той степени, до которой она совпадает с моими интересами. Наконец, он нарушил внезапно возникшую паузу и продолжил бесцветным голосом словно бы смирился с положением дел:

– У меня был Маль.

– Что?! – произнес я, вскакивая с места и тут же чувствуя острую боль, садясь обратно, морщась и отплевываясь. – Сукин ты сын, и когда же ты собрался мне об этом сказать?! – он молчал, а я продолжил: – Ты просрал половину души самого, мать его, опасного демона и поэтому ты мне об этом не сказал?! Да из твоей говнотюрьмы может сбежать любой.

Меня разобрал смех и я, не сдерживаясь, гоготал во все горло, видя, как Сатану разрывает гнев, но что он мог сделать, если оказался в полной лаже.

– Поздравляю, Сатана, в твоей команде предатель, – произнес я уже серьезно, – и это может быть кто угодно.

– Знаю, но вычислить это невозможно, никому не доверяю, кроме Винчесто и… – он запнувшись продолжил, – тебя.

– Тебе нужно, чтобы я его вычислил и убил, – я внимательно глядел в его глаза.

– Да и мне нужен Маль или Бонт, как противовес, чтобы ни у кого и руки не чесались когда-нибудь угрожать мне.

– Хм, дай-ка подумать, – начал я насмешливо рассуждая, – Маля ты просрал, где находится Бонт ты и в душе не знаешь… Да ты в дерьме, Сатана.

– Заткнись, Джер, – произнес он моё имя на манер, как его произносила Эмма и мои челюсти заходили от гнева, Дьявол довольно улыбался, в словесной перепалке мы пока были на равных, но его взгляд вновь стал серьезным и он продолжил: – Маль уже у того, кто решил сыграть в бога, а где искать Бонта я не знаю.

– То есть, пошел-ка ты, Геральд, туда, не знаю сам куда, и принес бы мне на полусогнутых ножках и протянутых ручках то, чего и сам не знаю, – я был на тонкой грани раздражения и старался не сорваться в ярость.

– Винчесто изучил этот вопрос, он как раз дописывает трактат по нему, и мы знаем, что Мальбонте – существо, которое родилось от запретной связи столь древней, что книги не хранят эту историю, всё, что мы узнали о Мальбонте, мы узнали опытным путем, строя для него ловушки и однажды поймав, приведя его Шепфа, – Сатана замер, прислушиваюсь к шагам в коридоре.

Я обернулся и увидел юношу с белыми крыльями. Он немного неуверенно подошел к Сатане и протянул ему свиток. Тот недовольно посмотрел на него, но свиток взял с легким ворчанием, что-то типа того, что ангелы слишком зачастили в его обитель. Юноша поспешил удалиться.

– А где мой? – спросил я, разглядывая сосредоточенное и немного озадаченное лицо короля ада, вчитывающегося в текст, изложенный на бумаге.

– Ангел-то? –уточнил Сатана, не отрываясь от бумаг.

– Да.

– Воспользовался заварушкой и смылся, твой ангел оказался трусом, – ответил Сатана и положил бумагу на стол, а перед моим взором мелькнул знак Астреи – неужели Суд?!

– Суд? – неутерпев, просил я.

– Да и там не знают, что ты только что воскрес, – произнес Сатана, оглядывая мое лицо, угадывая эмоции.

– Ну что ж, тем хуже для них, – ответил я, морщась от периодически возникающей боли. – Меня хотят отправить в небытие? – я усмехнулся и продолжил: – Я только оттуда.

Сатана усмехнулся так как раньше, когда мы были бок о бок и на поле битвы, и на веселой пирушке, и произнес:

– Узнаю Геральда.

А про себя подумал: «Не обманешь, дьявол, своим очарованием, я слишком хорошо тебя знаю, даже чересчур». А тем временем в залу вошел Винчесто, и Сатана отдавал ему указания по поводу предстоящего судебного процесса. Меня же сопроводили в отдельную комнату, где помогли одеться. Когда я вернулся обратно, Сатана и Винчесто уже нетерпеливо ждали меня. Я видел, как демона потряхивало от волнения, возможно, для него такого рода процесс был первым в его вечности, однако Сатана был спокоен, он доверял своему рабу. Мы, выйдя из дворца Сатаны, взмыли в воздух, с каждым мгновением приближаясь к выходу из ада. Суд находился в высших сферах, выше, чем небеса и школа Ангелов и Демонов, там, где до Шепфа было рукой подать. Я здесь никогда не был, не признающий власть и презирающий чины, никогда бы и не дошел до столь высшей ступени, где присутствие бога так явственно.

Сложив крылья, мы вступили в почти святые обители, и я с раздражением осмотрел всё вокруг: белое, чистое, прилизанное, птички поют, цветы благоухают, ну, отлично же, но не для меня. Быстрым шагом мы приблизились к величественному зданию всем своим видом говорящим о высшей справедливости, которой надо повиноваться и поклоняться. Непосредственно перед входом в помещение нас встретила делегация из Кроули и Фенцио. Те изумленно смотрели на меня, как будто видели привидение, возможно так оно и было. Они переглянулись друг с другом и Кроули взяв себя в руки, заговорил первым:

– В связи с открывшимися обстоятельствами и зная, что обвиняемый склонен к побегу, предлагаю вновь одеть наручники.

Сатана посмотрел на меня, я вздохнул и произнес:

– Серьезно?! Мне кажется, они не помогут, если я захочу уйти.

Я увидел усмешку Фенцио, который прикрыл рукой рот, чтобы это было не так заметно. Кроули посмотрел на него убийственно спокойным взглядом.

– И всё же, Геральд, – Кроули настаивал.

– Хорошо, – милостиво согласился я и протянул руки.

Фенцио ловко достал из карманов своего балахона наручники с такими же рунами, как и те, что были на моем браслете совсем недавно, и подошел, быстро застегнув их на выставленных мною для него запястьях. Чуть помедлив, коллега быстро, тепло и искренне шепнул:

– Рад, что ты жив.

Я кивнул и краем губ слабо улыбнулся. Боль так некстати снова возникла, я побледнел и покачнулся. Двери толкнули и мы вошли в залитый светом зал правосудия, меня совершенно не интересовало происходящее, я думал над выходом из сложившейся ситуации, пока не почувствовал такой знакомый порыв огненно-розоцитрусовой энергии без которой я не мог жить. Чуть покрутив головой, думая, что это наваждение, я стал прислушиваться к себе, пока не поднял голову и не увидел Эмму. Моя девочка сидела напротив и я был ошеломлен, а в голове толкались вопросы: Почему она здесь? Она умерла? Её также хотят судить, как и меня? Боже, но как же я был рад! Я почувствовал её порыв ко мне, но Эмму резко осадил Архангел Гавриил, а я показал наручники из-за которых всё еще не находился рядом с ней, руны надежно делили обе противоборствующие на процессе стороны. И я только сейчас понял, что мы были по разные стороны с моей девочкой впервые в нашей жизни. Я не знал к чему это приведет, но постарался ободрить её хотя бы взглядом, вложив в него страсть, получив от неё не менее в ответ, и сам воспрянул духом. Я понимал, что ни одна сила не будет иметь решающего значения, пока мы что-то сами не сделаем и не намеревался идти на поводу у Сатаны и других власть предержащих. Мне была нужна Эмма.

Комментарий к 14. Воскресший

https://vk.com/club194439725?z=photo-194439725_457239239%2Falbum-194439725_00%2Frev

========== 15. Суд. Часть первая ==========

Вот ведь интересная штука эта справедливость. Вроде бы неосязаемое понятие, эфемерное. Пока не касается тебя самого, только тогда в полной мере ощущаешь всю её тяжесть на себе. И приходится отвечать за свои поступки. Вот только всегда ли справедливость равна честности по отношению к себе и к окружающим, и всегда ли справедливость ко всем одинакова?

Я сидел на скамье за длинным столом, по правую и левую руку с моим защитником Винчесто и Сатаной, как ну очень заинтересованным лицом. От них просто смердело болезненным беспокойством: демон старался выслужиться перед Сатаной, а Сатане нужен был я, полностью оправданный, склоненный на его сторону, снова выполняющий его указания. Он не учитывал только одного: я стал другим, не меняя своей демонической сути. Эмма всем своим существом показала мне, на что способна любовь, где нет условностей и запретов. Несмотря на то, что мы сейчас находились в зале суда, по разные стороны правосудия и разделенные судьбой, я понимал, что мы были близки как никогда, так же хорошо, как и моя девочка. Я не мог отвести своего многозначительного взгляда от неё: она смущалась под ним, изредка опуская глаза, улыбаясь и прикусывая нижнюю губу, притягивая меня. Её огненная энергия солнечного утра всплесками неслась ко мне, а я наслаждаясь, вдыхал ароматы открывающейся розы перед дождем и цитруса, горьковато-кислой нотой проскальзывающей ложкой дегтя в этой безупречности. Я видел помимо её радости также и печаль, она была не глупа и знала, что, возможно, взгляды – это то единственное, что нам осталось. Буйство её чувств и отчаянная попытка показать мне, что она пойдет до конца. Она знала, что я пойму.

– О, уймитесь уже оба, – вскрикнул Сатана недовольным тоном, глядя поочередно то на меня, то на нее, – ты здесь не один, Геральд, я тоже чувствую её энергию.

Я видел, как Гавриил усмехнулся и что-то прошептал на ухо Эмме, она коротко взглянув на меня, потупила свой взор, безупречный слух демона уловил смысл посыла архангела – вести себя правильно, чтобы не обрушить на себя гнев богини Астреи, чтобы иметь возможность видеть своего демона-хранителя, ибо суд может пройти и без нашего постоянного участия. Я еще раз более внимательно взглянул на архангела Гавриила: крепко сложенный, высокий, в старинном кожаном камзоле, не воин, скорее по необходимости, но не думаю, что не владеет орудием, скорее всего, наоборот, но это для него не главное. Я заметил, как он тщательно перечитывал бумаги, наверняка видевший их не один раз, значит очень старательный и внимательный к мелочам – я позволил себе усмехнуться одним кончиком губ и мельком взглянул на Сатану, который как раз и любил крыться в деталях. Я очень хотел, чтобы Архангел виртуозно владел словом, потому что всё, что мне нужно было от него, чтобы он максимально выгодно для Эммы оправдал её. А оправдать её равносильно приговору для меня. Это было тупиком, не содержащим выхода, потому что исчезнув в небытие, я не смогу защитить Эмму.

Судебный зал стали наполнять демоны и ангелы, среди незнакомых лиц я увидел старинного друга и коллегу Фенцио. Мне это было особо приятно, ведь присутствие на этом процессе не обязательно, а значит, он переживал за меня и сознательно откладывал свои дела, коих я знал, у него всегда было предостаточно, как и забот – маленький сын требовал много внимания.