Текст книги "Демон-хранитель (СИ)"
Автор книги: Joanne X
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Подслеповатая монахиня прошла мимо так и не обнаружив сидящую в кустах Эмму. Она подняла личико и чуть высунув голову проводила женщину взглядом. Потом победоносно повернувшись ко мне, всем видом показала, что она была права. Я кивнул ей.
– Умница! – я чувствовал, знал, что она хочет услышать от меня слова ободрения.
Эмма улыбнулась мне и я увидел, что в её растущей душе снова установился мир, я оправдан, прощен, помилован и… любим?! На секунду я оторопел, вглядываясь в её чистые детские наивные, но несмотря на это, до ужаса хитрые глаза цвета изумруда. Девочка видела во мне родителя и я понимал её, потому что я – это всё то хорошее, что она знала в своей жизни. Я отдавал ей всё свое время, я всегда был рядом и в печали и в счастье, я с ней делил все моменты её жизни. Почему-то мне стало горько за неё, она точно заслуживала чего-то большего и лучшего, а не мрачного и злого черта Геральда.
Вот почему со мной нет ангела, когда он мне так нужен? Я снова почувствовал раздражение и волну возмущения, поднимающуюся из темных и даже мною не до конца изведанных недр внутри меня. Он бы объяснил, как мне надо поступать, а я вечно уступал Эмме. Но Джек окончательно терял свой ангельский образ и проваливался в алкогольное забытье, иногда не видя свою подопечную месяцами. Сейчас как раз был такой период – истекал год с момента, когда я в последний раз видел его, а Джека не было. Что это если не ангельский запой?! Я бы раньше похохотал над стариной ангелом, но сейчас мне не хотелось, только не после того, когда он поделился со мной причиной своего алкоголизма…
Может быть, стоило написать жалобу в небесную канцелярию на этого пьянчужку? Но я этого не сделал, ведь тогда Эмме дали бы нового ангела и мне пришлось бы делить внимание девочки с ним. А я этого не хотел. По сути, я был один у девочки и её хранитель и её искуситель. Моя сущность демона диктовала свои условия, но хранитель во мне подавлял естественную мою сторону, заставляя оберегать вверенную мне душу. Положа руку на сердце, не мог я причинить Эмме никакого вреда не потому, что к этому меня обязывал статус хранителя, а потому, что мне не хотелось причинять ей боль. Я не мог сам себе объяснить это чувство. Это было в новинку для меня, в диковинку, я бы сказал. Из раздумий меня вывел тонкий голосок девочки.
– Джер, ты ляпа, – захохотала Эмма и с визгом отпрянула от меня, заставив невольно улыбнуться.
Я дал ей фору и щелкнул пальцами, став для неё невидимым. Девочка недоуменно остановилась и оглянулась, хмуря лобик. Яркое солнце сделало её волосы ещё более сочными, а зеленые глаза подсветило, отразив их прозрачность. Мне хотелось запечатлеть этот момент. Я расхохотался и снова материализовался для неё. Девочка всплеснула руками и взвизгнула от восторга. Эмма любила такие фокусы, я знал, что ей понравится моё исчезновение-появление.
– Я тебя сейчас догоню, – нарочито угрожающе произнес я и состроил рожицу.
– Спорим, нет, – дерзко уверила меня девочка, показывая мне язык.
– Эмма, так делают только неприличные девочки, – произнес я строго.
Откуда я это знал? Я и сам не знал, чего должны не делать приличные девочки, просто, в моем представлении моя девочка Эмма никогда так делать не будет. Она густо покраснела.
– Не буду больше, Джер, – тихо произнесла она, потупившись.
– А вот теперь я точно тебя поймаю, – сказал я и, воспользовавшись временным замешательством Эммы, схватил её на руки и закружил вокруг себя.
Девочка в восторге визжала на всю округу и я видел мелькавшие каштановые всполохи её волос, чувствуя такой же восторг в душе и удовольствие от приятного покалывания в руках теперь распространившегося и на плечи. Я отметил про себя, что с удовольствием играл с ребенком, ловя себя на мысли, что это единственное человеческое существо, к которому я не испытывал отвращение. Моя девочка! Сделав еще круг, я высоко подбросил её к небу, отчего она крепко зажмурила глаза и громко выкрикнула мое имя. Я поймал ее и поставил на ножки, весьма вовремя, кстати. В укромном уголке сада появились три девочки – воспитанницы приюта, такие же как Эмма, правда, намного старше и крупнее моей девочки. Я почувствовал, как Эмма в страхе прижалась ко мне. Ей приходилось сталкиваться с их тяжелыми кулаками. Но они не знали, что я учу её обороняться, тот, чья сила неизмеримо больше всех кулаков на свете и чьи познания в боевых искусствах несоизмеримо больше, чем может вместить в себя весь Шаолинский монастырь во веки вечные.
Они смотрела на неё как на добычу, с которой можно легко поквитаться, ведь повод уже найден: Эмма была в их представлении странной, у неё была особенность быть одной, но не быть одинокой, она ни под кого не подстраивалась, всегда находя своё решение-выход из любого положения, у неё всегда имелась своя точка зрения на происходящее. Независимость и ум всегда раздражают, а особенно в жестоком мире детей-сирот. И здесь находились не менее жестокие меры по «усмирению» таких строптивых как Эмма.
– Эй ты, дебилка, – грубо начала самая старшая из них, обращаясь к моей девочке.
Эмма проигнорировала и с распахнутыми от ужаса глазами смотрела на меня.
– Ничего не бойся, – шепнул я. – Ты знаешь, что надо делать…
– Ты поможешь? – одними губами.
Сердце сжалось: от радости что ли? Мне как хранителю определенно нравилось, что она обращалась ко мне за помощью. А как демону? Демон довольно промурлыкал. Я кивнул на её беззвучный вопрос. Малолетние бандитки подходили к ней явно не для того, чтобы поговорить. Приблизившись, одна из них уже занесла кулак над головой Эммы. Но девчушка решила, что её больше никто, никогда и пальцем не тронет.
– У тебя твердая правая рука, девочка, – напутствовал я. – Используй хук справа.
Не успел я договорить как Эмма начала действовать: с отборным матом, от которого даже у меня, демона, завяли уши, откуда она могла знать ругательства я могу лишь предположить, что она слушала наши препирательства с ангелом, а я эпитетов для этого забулдыги обычно не жалел; и с тяжелым хуком справа она приложила взрослую девочку так, что та взвыла от боли и, покачнувшись, упала. Эмма почти рычала. Оставшиеся две девчонки не посмели даже приблизиться к зеленоглазой бестии.
И надо же в этот момент в этом месте возникнуть старой монахине, которая ранее неуспешно искала здесь Эмму. Её подслеповатые глаза, казалось, расширились до размеров столовых тарелок от возмущения от услышанного и разочарования от увиденного. Монахиня уперла руки в боки и глядела на происходящее взором, не предвещавшим окружающим ничего хорошего, а особенно Эмме, потому что всё выглядело сейчас так, что агрессором являлась она.
– Что. Здесь. Происходит, – чеканила слова пожилая женщина.
Зеленоглазая девочка молчала. Я видел, как она поджала губы, видел, что она считает себя правой и поэтому не собирается оправдываться, сцепила руки на груди в замок. Вот ведь упертая! Я смотрел на Эмму, Эмма смотрела на меня – перекрестие взоров. Надо бы по-хорошему, как хранителю, разозлиться на неё, но я был ею доволен и одобрительно улыбнулся. В её глазах плеснулась благодарность и обожание.
– Эмма, – монахиня вырвала нас из единения теплых взглядов. – Может расскажешь, что здесь происходит?
Она упорно молчала. Девочки, пришедшие учинить расправу над ней, тоже. Но я-то видел в их взглядах возникшее к ней, пока ещё смутное, но уважение – она их не выдала.
– Так… в молчанку значит вздумала играть, Эмма, – гневно взвизгнула монахиня, – сегодня ты останешься без ужина.
Я быстро пробежал глазами по побледневшему и мигом ставшим расстроенным лицу девочки. Сегодня на ужин был её любимый десерт – шоколадный пудинг. Эмма горько сглотнула, но ещё сильнее сжала пухлые губки, не растеряв уверенности в своей правоте. Я усмехнулся, у моей девочки – характер бойца.
– Ночью к вам, сестра Агата, придет мой злой демон Геральд и задушит вас, – злобно проворчала она.
Я всхлипнул от изумления и недоуменно уставился на вставшую в решительную позу Эмму. Злоба и озорство в больших глазах, обрамленных черными пушистыми ресницами. Она смотрела на меня и усмехалась, прямо как я сейчас, глядя на нее.
Монахиня перекрестилась и убежала, охая. Девочки тоже поспешили ретироваться. На залитой солнцем поляне сада остались только мы. Я не мог сердиться на неё, никогда не мог. Упертость и любовь к риску у меня и у самого были в крови. Разве я мог не передать этого своей подопечной? Но лицо я все-таки сделал суровым.
– Сердишься? – спросила Эмма, внимательно оглядывая мое лицо, пытаясь узнать мои настоящие эмоции.
Не так все просто, детка. Сначала я проучу тебя.
– Сержусь, – нарочито серьезно, строгим тоном, не терпящим возражений и злобно добавил, – Мне придется убить монахиню Агату.
Её брови взметнулись вверх, а в больших глазах скопились слезы, от чего изумруд в них заблестел ярче.
– Убить? – переспросила она, еле переводя дыхание от волнения.
– Да, она узнала нашу с тобой тайну… – всё также строго, но всё-таки смягчившись, не могу я видеть её слез, переворачивается всё внутри.
– Она никому не скажет… – прошептала девочка уже сто раз пожалевшая, что сказала про меня.
– А если…
– Ты же добрый, – прервала меня Эмма и обняла мои ноги, – Прости меня, Джер…
Я немного опешил. Вот как у неё так получалось всегда. Преподать урок хотел я, а получил его сам. Я вздохнул, ну конечно же ты прощена, моя девочка, но пока тебе этого знать не надо.
– Ну на этот раз хорошо, я не буду трогать Агату, но потом, если… – начал я свирепо.
– Я не буду больше, не буду, – поторопилась уверить меня зеленоглазая малявка.
– Эмма, с кем ты говоришь? – глаза монахини расширились от страха, став огромными, в том числе и из-за толстых линз на очках, она снова перекрестилась, дрожа, и взяв девочку за руку, увела прочь.
Я шел рядом, едва поспевая за Агатой. И откуда прыть взялась?! Всегда передвигалась как недобитая черепаха. Обескураженная Эмма то и дело оборачивалась и бросала на меня недоуменные взгляды. Я озадаченно пожимал плечами и следовал за ними. Почти всё время пока мы шли до здания школы, Агата неотрывно читала молитвы и крестилась. Мне было забавно от того, что взрослая, как мне казалось, умная женщина верила в такие пустяковые обрядовые вещи. Она довела девочку до кабинета настоятельницы и оставила в коридоре, громко хлопнув дверью.
Мы остались сидеть на твердых добротных из тяжелого дуба скамьях, покрытых лаком, казавшихся очень удобными. Мы молчали. Девочка совсем притихла и не решалась заговорить со мной, хотя изредка бросала на меня горящие взгляды и глазами как бы спрашивала «что сейчас будет». Изгнание беса сейчас будет. Чуткий слух демона уловил разговор двух женщин-монахинь за толстой дверью из сандала, наглухо, как им казалось, закрытой и не пропускавшей не единого звука. Но я слышал всё, и даже как муха бьется об стекло окна в кабинете настоятельницы. Сегодня, прямо сейчас. Мне стало смешно, меня как демона веселили такие обрядовые моменты в земной религии людей. Я думаю, вряд ли Шепфа мог передать им такую дребедень для каждодневного исполнения и поклонения ему. Я как демон редко встречал настоящую горячую веру человека – всё меньше святых, все больше порока.
– Нас с тобой разлучат? – наконец-то спросила Эмма и её глаза наполнились слезами.
– Ты боишься не наказания, а разлуки со мной? – переспросил я, мои брови взметнулись вверх от изумления, а в душе я почувствовал сильное смятение.
Я растерянно молчал, а девочка пытливо смотрела мне в глаза, но мне казалось, что в душу.
– Даже если и разлучат, я всё равно к тебе вернусь, – заверил её я, чуть задев вздернутый носик, приятное покалывание охватило и спину.
Эмма обняла меня и зарыдала. Я успокаивал её, перебирая между пальцев упругие кольца каштановых кудряшек. Когда вышла Агата с настоятельницей, девочка уже была полностью успокоенной и теперь с деланным ангельским личиком смотрела на женщин. Я еле сдерживался от хохота, видя, как она хлопала глазками, переводя взгляд то на одну женщину, то на другую.
– Вы уверены, сестра Агата? – с сомнением в голосе проговорила мать-настоятельница, внимательно разглядывая «смирную овечку» Эм.
– Да, она давно вызывает у меня подозрение: хохочет сама с собой, разговаривает, она практически не общается со сверстниками, сегодня ругалась как сапожник и приложила одну нашу воспитанницу да так профессионально, что я…
– Понятно, – прервала увлеченную тираду настоятельница, – Я распоряжусь приготовить всё необходимое, а вы идите в часовню.
Растерянный взгляд Эммы на меня. Я пожал плечами и ничего ей не сказал. Мне стало любопытно – возможно сегодня я буду изгнан. Мою девочку вели по узким темным коридорам, я следовал рядом и гнев закипал во мне каждую секунду. Мне не нравилось, что Эмма плакала и была очень сильно напугана. И я не знал, как ей помочь. Это вводило меня в ступор, в вязкую растерянность, в бездействие, которое я не любил. Я привык действовать, обычно для этого мне требовались доли секунды, чтобы сообразить, как можно победить соперника, просчитать на три шага вперед его тактику и на десять – свою. А здесь мне оставалось сдержанно смотреть и ожидать, я ничем не мог помочь Эмме.
Эмму поставили перед аналоем на колени. Из притвора вышел седой священник и внимательно посмотрел на маленькую девочку. Он удивленно перевел взгляд на настоятельницу и монахиню Агату. Настоятельница с сомнением чуть пожала плечами, а в лице Агаты читалась непоколебимая решительность. Мужчина поджал губы и снова взглянул на Эмму. Она молитвенно сложила руки и её изумрудные глазки наполнились слезами. Я изумленно смотрел на неё и улыбался, она всегда восхищала меня. Я понял, что она будет до последнего тянуть с обрядом, думая, что это может навредить мне или разлучить нас. Моя девочка! Я ощутил внутри себя нежность… и сглотнул от осознания того, что незыблемые, казалось, суровые и непробиваемые стены мира внутри меня теперь пошатнулись под напором детской непосредственной безусловной любви Эммы ко мне. И поэтому я был готов действовать, пока не знаю, как…
Священник начал обряд, а я напряженно ждал. Но он всё читал молитвы, а я видел, как растерянность и испуг во взгляде Эммы таяли, а на место им приходило ощущение абсурдности происходящего. Я видел, как её начинает трясти от беззвучного смеха. Я еле сдерживался, мне хотелось смеяться вместе с ней. Священник строго посмотрел на неё и девочка под его взглядом немного умерила свой пыл, но её улыбка предназначалась мне и спокойствие от осознания того, что я не исчезну – тоже для меня. Уже совсем расслабленные мы просто дожидались конца процедуры изгнания беса. После этого Эмму как примерную католичку причастили и она снова была предоставлена сама себе. Правда, настроения у неё всё равно не было.
Я проводил девочку на занятия, а сам остался ждать её возвращения в комнате. Вернулась она мрачная и грустная. Я еле дождался, когда наступит ночь, чтобы поговорить с ней, успокоить её. И вот остальные дети уснули, комната погрузилась в темноту, освещением служил только тусклый фонарь на улице.
– Ты из-за пудинга расстроена? – спросил её я, зорким взглядом демона вглядываясь в изумрудные печальные глаза девочки.
Она вздохнула, всхлипнула и кивнула головой в знак согласия со мной. Она, как всегда в таких случаях, вскарабкалась по мне и удобно устроилась у меня на коленях. Я крепко обнял её, по привычке чуть покачав.
– Самое главное, что тебя не изгнали, – сказала девочка и поглядела на меня, крепко обняв.
Я как всегда не знал, что сказать. А она испытующе смотрела на меня.
– Я теперь о тебе ещё больше буду заботиться, Джер, – произнесла она, и кольцо её маленьких ручек еще крепче сжалось вокруг меня.
Мне было приятно и я поцеловал её в макушку.
– Куда уж больше, обо мне никто так не заботился как ты, мелкая, – с хохотом ответил ей я.
– Что?! У тебя даже нет жены?! – вопросила детская непосредственность, ловко приподняв в удивлении левую бровь.
– Нет, – со смехом также отвечал ей я, – Нам не положено.
– А кто же тогда о тебе заботился до меня? – прошептала дитя с расширившимися от ужаса глазами.
Я вдруг почувствовал весь масштаб «бедствия», нарисованного в её живом детском воображении и, усмехнувшись, ответил:
– Сам о себе.
– Забудь об этом, Джер. Теперь я о тебе позабочусь, а когда вырасту, то женюсь на тебе, – успокоенная девочка тихо лежала в моих объятиях.
– Хорошо, Эмма, – произнес я, призывая все спокойствие к себе на помощь, чтобы в очередной раз не расхохотаться, зная насколько серьезна сейчас была малявка.
Она снова взглянула, но теперь умоляюще. Я понял, что ей нужно от меня и закатил глаза. За моей спиной прошелестели черные крылья, коронами к которым служили рога.
– Вау… – в который раз восхищенно прошептала она и руками потрогала рога и огладила перья, – И сказку, Джер…
– Тебе когда-нибудь надоест, Эм? – спросил я, зная, что все равно уступлю и в миллиардный раз повторю её любимую сказку.
– Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Джер, – горячо молила девчушка и я сдался.
– Жил-был на свете один демон… – начал было я.
– Геральд, – уточнила зеленоглазка.
– Геральд, – повторил я, усмехаясь.
– Так вот, он был очень злым и мрачным, он верно служил Сатане, они вместе сражались с ангелами и жарили людей на раскаленных сковородках…
– Меня тоже будут жарить на сковороде? – сжалась и задрожала в моих руках Эмма и с надеждой посмотрела на меня.
– Я не позволю… – ответил я посерьезнев и погладил девочку по голове.
Я почувствовал, как она расслабилась и замерла, ожидая продолжение рассказа.
– А потом Сатана… – начал было я.
– Ужасный Сатана, ненавижу его, – пылко прошептала она.
Я улыбнулся и продолжил.
– … Изгнал Геральда… – продолжил я.
– Моего самого лучшего Джера… – Эмма потянулась ко мне, чмокнула меня в щеку и снова обняла.
Я ничего не мог с собой поделать, впрочем, как всегда в её присутствии, и расплылся в довольной улыбке, хорошо, что здесь не было этого алкаша Джека, выслушивать его умильные речи о такой теплой привязанности между человеком и его хранителем было невыносимо. Как же хорошо, что этого старого дурака сейчас не было с нами.
Я услышал, как сонно сопит мелкая, её ручки ослабли и, повинуясь порыву, поцеловал её в лоб. В моих руках она казалась маленькой крохой, и я знал, что всегда буду у её правого? Левого? У какого плеча? Не важно, я буду всегда рядом, чтобы защитить мою девочку.
Комментарий к 3. Сказка демона
https://vk.com/wall-194439725_223 – эстетика, музыка для настроя)
========== 4. Забота демона ==========
4. Забота демона
– Может ты передумаешь, малявка, – не спросил, а утвердил я, оглядывая решительное лицо Эммы с появившимися на нем предательскими подростковыми прыщиками.
Она неуклюже взмахнула своими руками и шикнула на меня, по смешному скривив прелестное личико с заострившимся подбородком, обещавшее стать очень красивым в скором будущем. Моя девочка всеми силами старалась противостоять мне. В ней рождался бунт против человека, опекающего её, и я боялся, что она выйдет из-под контроля, тогда я окажусь… не нужным. Эта мысль страшила меня посильнее мыслей о битве между Ангелами и Демонами. На войне было понятно: кто тебе друг, а кто враг. Здесь же не было ни друзей, ни врагов. Сейчас в этой комнате была девочка – до безобразия упрямая и умная, не привыкшая сдаваться, воспитанная Демоном. Формирующаяся, начинавшая осознавать силу своего характера и женского обаяния. Мне оставалось надеяться, что она не растеряет свою детскую любовь ко мне, понимая, что она прислушивается к своему Демону, по крайней мере, пока.
– Эм, это опять плачевно закончится… – начал было я, начиная закипать, видя, как упрямая девчонка всё равно собирается, натягивая на себя шорты и майку.
Одевая носок, она снова остановилась и зло посмотрела на меня, натягивая второй.
– Это ты каркаешь, кличешь беду, вечно раздаешь мне советы, Демон, – слетело неосторожно с девичьих губ и неприятным тяжелым осадком осело в моей душе.
Я в бешенстве приподнял бровь, чувствуя, что закипаю, мне хотелось всыпать ей по заднице, вдолбить в её голову, что она не права, чтобы она снова, как в детстве, поняла, что ближе меня никого нет, и что я никогда не причиню ей вред. Её взгляд скользнул по моему сморщенному лбу и опустившимся вниз уголкам губ. Эмма чуть потупила взор, я видел, что ей стало стыдно за колкие слова, которые она произнесла в запале, и что она уже жалеет о них, но не отступится от своего, решив что-то раз и навсегда.
А решила она сегодня сбежать из монастыря и полакомиться яблоками в саду ближайшего к нам соседа. Девчонки часто сбегали туда – у того и правда были самые лучшие яблоки чем-то напоминавшие мне яблоки в райском саду. А еще у соседа был красавец сын. И я знал: Эмма затевает это из-за возможности хотя бы одним глазком посмотреть на того, о ком жужжит весь монастырь, в том числе, и все девочки её возраста. Вздохнув, я мотнул головой и уныло поплелся за ней, уже зная наперед, что Эмма сама себе найдет приключения на свою задницу, сама получит за свое любопытство, сама придет ко мне в раскаянии, причем оно каждый раз искреннее, и будет искать утешение в моих объятиях. И получит его… Я почти взвыл – порочный круг всегда замыкался на этом – я прощал Эмму, что бы она ни сделала. Возможно надо было быть тверже, но я проявлял свой характер везде, не касалось это только Эммы. Каждый раз кляня себя в этом и обещая проявить твердость, я оказывался обезоруженным перед зелеными омутами и нежными руками. Я относился к ней иначе, чем к кому бы то ни было за всё время своего существования.
Она вышла из комнаты, переделанной из кельи, очень тесной и маленькой, зато, имеющей свой душ, и спокойным шагом спустилась по массивным каменным ступеням во внутренний двор монастыря. Оглядевшись по сторонам, Эмма с видом святой Марии Магдалины прошла мимо наставниц, чуть кивнув головой в знак приветствия. Я попытался воздействовать на одну из особо бдительных воспитательниц и у меня получилось. Одна из сестер-монашек, имеющая в своих обязанностях присматривать за сиротами, подозрительно глянула на мою девочку.
– Эмма, куда ты идешь? – спросила та, с обеспокоенным лицом.
Эмма зло посмотрела на меня, а затем, очаровательно улыбнувшись, ответила елейным голоском уже обратившись к монахине:
– Сестра Бенедикта попросила сходить за маслом на кухню, сестра Валенсия.
– Какая ты умничка, Эммочка, – проговорила сестра Валенсия и потеряла всякий интерес к дальнейшему передвижению Эммы.
Девушка продолжила путь, торжествующе показав мне язык. Я был взбешен и не понимал, как они не видят её притворства, того, что она сейчас вот-вот ускользнет из монастыря в большой опасный мир. Мне оставалось только следовать за ней и, если что выручить… снова. Оглядевшись по сторонам, моя шилозадая юркнула в небольшое пространство между вековой стеной монастыря и кирпичным сараем, где кудахтали куры. В глубине была небольшая выбоина, через которую мелкая детвора иногда отлучалась из монастыря, для того чтобы поесть яблок и поглазеть на фермерского сыночка. Пока она пробиралась наружу, я её уже ждал вне стен монастыря, привалившись к стене, сложив руки на груди, приподняв бровь. Эмма вздрогнула, но взяв себя в руки, внимательно посмотрела на меня.
– Мог бы и не ходить со мной, – тихо проговорила она, но в глазах я отчетливо увидел страх, выбиралась она из стен обители в первый раз.
– Я – твой хранитель, – проговорил в ответ и мрачно воззрился на девчушку.
– Только поэтому? – снова спросила и снова взгляд в упор, выворачивающий чувства.
– Не только, – вырвалось, как движение мрачной души.
Эмма улыбнулась и вприпрыжку побежала по дорожке среди высокой травы, которую здесь никогда и не думали косить. Я шел следом, отмечая нескладность тонкой фигуры с длинными руками и ногами. Как лягушонок. Усмехнулся. Точное сравнение. Яркое и горячее полуденное солнце расслабило меня до нельзя, ремни на шее давили, хотелось скинуть плащ и тяжелые берцы. А впереди как ни в чем не бывало беззаботно прыгал мой лягушонок. Иногда кидая в мою сторону счастливые взгляды и немного осекаясь под моими тяжелыми.
Тропка привела нас к невысокому забору, за которым высились яблони. Наливные красные яблоки нависали, маня. Тонкий изысканный, кисловато-сладкий аромат, вызывающий усиленное желание сорвать и съесть яблоко, разливался по всей округе, смешиваясь с солнечным светом, создавая радужную мелодию, оседающую в легких невесомой взвесью. Я увидел, как моя неугомонная влезла на забор и спустилась с обратной стороны. Недовольно проворчав под нос ругательства на древнедемонском, я оказался на той стороне и увидел, как Эмма воровато оглядывалась вокруг. Её глаза разбегались по поляне с яблоками и только сейчас она поняла, что не взяла с собой никакой тары, чтобы набрать яблоки. Девушка растерянно посмотрела на меня, но, увидев мой красноречивый взгляд, выражающий мысль: «Ну я же говорил», громко хмыкнула и горделиво вскинула подбородок.
Она начала собирать яблоки в майку. Как она будет перелезать через забор в итоге, она, конечно же, не думала. Зато подумал я и беззлобно рассмеялся. Как вдруг строгий голос осек её действия, заставив выронить яблоки из рук и обратить на себя внимание. К Эмме шел молодой человек с обнаженным торсом, вытирающий руки о грязное полотенце. Я видел, как задрожала от страха моя девочка, и был готов в любой момент материализоваться, чтобы защитить её. Молодой человек подошел к Эмме почти вплотную и, оглядев её нахальным похотливым взглядом, сально усмехнулся.
– Из монастыря? – задал вопрос густым басом.
Эмма кивнула, громко сглотнув. Парень громко расхохотался.
– Не кормят вас там что ли, – слишком риторически, слишком нагло.
– Тут самые вкусные яблоки, – проговорила девушка, постепенно обретая в себе уверенность и, сверкнув изумрудными глазами, продолжила дальше, – Я могу взять пару?
Парень обошел Эмму вокруг, цокнул похотливо языком, взял с травы два яблока и проговорил, усмехаясь:
– Поцелуешь – отдам.
У меня начало сносить крышу, но я увидел, что Эм почувствовала мой гнев и приподняла вверх руку. Это был условный сигнал, чтобы я не вмешивался. Я стиснул зубы и громко задышал.
– Сначала яблоки, – слишком спокойно произнесла девушка.
Что задумала моя бестия? Парень хмыкнул, но яблоки отдал. Эмма, сунув их в карманы шорт, подавила хитрую улыбку. Парень торжествующе подошел к Эмме и склонился для поцелуя. Я увидел словно в замедленном кадре, как бойкая девчушка, неуловимо быстро подняв ногу, ударила сыну фермера между ног. Еще секунды и она уже перелазила через забор. Я даже не оглянулся на парня, слыша только несдержанные ругательства и хрипы боли. Эмма улепетывала со всех ног и я бежал за ней. Она остановилась только на полпути к монастырю и упала в траву, закрыв глаза, раскинув руки и шумно, через приоткрытый рот, дыша от интенсивного бега. Я присел рядом.
– Оно того стоило? – спросил я, рассматривая её лицо: подрагивающие густые черные ресницы и улыбающиеся губы, чуть вспотевший лоб с прыщиками.
Я по-доброму усмехнулся. Мой лягушонок дал отпор наглецу, проучив того раз и навсегда. Эмма словно почувствовала мои мысли и распахнула изумрудные глаза, внимательно смотря на меня. Она широко мне улыбнулась, что сейчас бывало редко. В её глазах плескалась благодарность напополам с любовью. Я опустил глаза и чуть мотнул головой, не намереваясь так быстро сдаваться. Девушка села и чуть виновато посмотрела на меня.
– Но было же весело и у нас есть яблоки, – произнесла Эмма и вынула из кармана ароматные фрукты, чуть потерла их о шорты, протянув мне одно.
Этот момент мне щемяще напомнил момент соблазнения Сатаной Евы. Изгнание из рая, нашего с Эммой, было неизбежно. Девушка взрослела, а я боялся потерять её внимание и любовь. Я посмотрел на протянутое мне яблоко, поднял взгляд в сверкнувшие зеленые омуты и тяжело вздохнул.
– Змей, – прошептал я, но яблоко взял.
Эмма рассмеялась и придвинулась ко мне, положив голову на плечо и обняв руку. Яблоки и вправду были вкусными. Над моей головой было жаркое солнце, а рядом моя довольная девочка.
Время полудня клонилось к исходу и мы быстрым шагом добрались до монастыря через тайный проход, и незаметно добрались до комнаты-кельи. Эмма ушла в душ, а я остался рассматривать содержимое её стола.
Девушка любила фотографировать и я подарил на её четырнадцатилетие фотоаппарат, который обменял у местного фотографа на редкую фотографию времен девятнадцатого века. С тех пор она фотографировала много и у неё не плохо получалось. Мне нравились её солнечные фото, пронизанные любовью к людям и к этому миру, бывшему к ней настолько жестоким, отобравшим у неё родителей и давшим ей меня, как своё самое худшее проклятие. Я положил фотографии на стол и увидел, что между столом и тумбой застрял альбом. Желая помочь и думая, что он просто запал и Эмма не заметила этого, я вытащил его и случайно приоткрыл. И остолбенел. Я видел, что девушка рисовала в нем часто, но я не знал, что моделью для неё был я. Я медленно присел и начал листать. Тут были зарисованы все мои эмоции: смех, злость, улыбка, гнев. Тут я нахмурился, а здесь задумался. Печальный, радостный. Руки, плечи, лоб, ремни на шее, ладони… Так красиво и старательно, с такой любовью…
Вдруг я услышал из душа громкий всхлип и истошный крик.
– Джер. – в панике позвала меня Эмма и зарыдала, – Джер, я умираю.
Я в растерянности вбежал в душевую и увидел дрожащую, рыдающую Эмму, прикрытую занавеской душа. Мой взгляд воззрился на стекающую в сток кровь. Меня как будто накрыло плотным туманом, кровь стучала в голове: откуда раны, как она могла их получить и где. Поток вопросов в голове, приближающий меня самого к панике. Я начал подходить к занавеске.
– Не подходи, – надрывно крикнула Эмма, еще сильнее начала дрожать и её огромные глаза с ужасом и стыдом воззрились на меня.
Я смотрел на неё и кровь, боясь пошевелиться.
–Эм, где ты могла получить рану, откуда кровь? – осторожно, успокаивающим голосом проговорил я, понимая, что никому от нашей обоюдной паники не будет хорошо, а мне надо было успокоить мою дрожащую от ужаса девочку.
Она покраснела и всхлипнула.
– Оттуда, – прошептала она и вновь зарыдала.
– Тшшш, – я снова потянулся к занавеске, – успокойся, дай мне взглянуть.
– Нет, – вскрикнула Эмма истошно, – не подходи.
И снова зарыдала. Я устало вздохнул и беспомощно развел руками.
– Я не смогу помочь тебе, Эм, если ты мне не дашь к себе приблизиться и помочь тебе, моя девочка, – начал я очень ласково и услышал, что девушка начала всхлипывать реже. – Откуда кровь?
