Текст книги "Демон-хранитель (СИ)"

Автор книги: Joanne X

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Ты не заберешь у меня то, что принадлежит мне, – твердо произнес я хриплым голосом.

– Дитя не принадлежит тебе, он должен был родиться, этого было не избежать, даже когда я подослал к тебе самого смертельного убийцу, ты справился и с этим. Я, дряхлый днями, Шепфа, Создатель Мира, и забыл о силе любви, – он сам горько усмехнулся. – Я вынужден забрать его, он будет спать все время, пробуждаясь на беседы со мной, его не коснется ничего нечистое, он будет жить в высокой башне за семью печатями и заклинаниями, – затем он посмотрел на Гавриила и, обратившись уже в нему, произнес: – Ты ведь упустил Маля, сын, ведь его дух не удержать, поэтому так жаждешь получить и Бонта, – старик усмехнулся, увидев, что своими словами попал прямо в цель, затем взглянул на Сатану, – ну, а твои намерения более приземленнее – ещё больше власти. М-да, заигрались, мальчики…

В углу рыдала Эмма, прижимая к себе тело ребенка, шепча:

– Нет, Геральд, не отдавай им его, пожалуйста, не отдавай…

– Это не зависит от него, Душа, – со скорбью произнес Шепфа. – Я вынужден сделать это, чтобы в дальнейшем он не навредил никому, но я обещаю тебе, что всё будет по-прежнему, вы будете и прежде жить с Геральдом на земле, я возьму даже вашу память о ребенке и развею её по ветру, вам не будет больно, у вас будут еще дети, но, лишенный своей ангельской сути, хранитель никогда не зачнет такой силы ангела.

– Нет, пожалуйста, не надо, – шептала она, рыдая над маленьким тельцем Бонта.

– Отец, не так быстро, – услышали мы голос Гавриила. – Душа заключила со мной сделку…

– Какую сделку? – похолодел я, повернувшись к Эмме.

– Чтобы ты жил… – прошептала она, и её энергия вырвавшись к моей соединились и снова закрутились.

– Да, ты не ушел в небытие благодаря ей, – усмехнулся надменно Гавриил, – так вот, теперь моя часть сделки, – я оставляю вам память о ребенке.

Я беспомощно посмотрел на Шепфа, тот пожал плечами и болезненно поморщился:

– Даже мне не под силу расторгнуть контракт, договор дороже денег.

Я взглянул на Эмму и мое сердце опустилось куда-то в пятки: как мать сможет жить зная, что где-то есть её дитя на свете, что оно где-то живет, но без неё. Но тут я услышал аплодисменты Сатаны и его сухой голос:

– Все такие молодцы, дайте-ка и мне вставить свои пять копеек в ваш теплый междусобойчик, помнится у нас тоже с тобой сделка, Геральд?

Я грязно выругался на древнедемонском, на что Сатана загоготал.

– И что же хочет от меня хозяин ада? – произнес я, сжимая челюсти и опаляя того холодом взгляда.

– Вернуть тебя в ад.

Эмма ахнула и мы с ней растерянно переглянулись. Раздался голос Шепфа:

– Геральд более не принадлежит тебе…

– Но сделка есть сделка, – злобно проговорил он.

– Я возвращаю тебя на Небеса, Геральд, но ты свободен от его власти. Даже будучи демоном, метка на лице Сатаны всегда ему будет об этом напоминать, – свой вердикт вынес Шепфа, я увидел, как передернулся Сатана и со жгучей ненавистью посмотрел на несчастное лицо Эммы.

– Это слишком жестоко, – выкрикнула моя девочка, собрав последние силы. – Небеса призваны творить добро, но ваши одежды и крылья перестали быть белыми, они стали серыми, вы научились прикрываться незыблемыми постулатами и делать неприглядные вещи. Наша любовь, родившая чистого ангела, – ваша зависть, – она рассмеялась. – Боги завидуют. Какие же вы жалкие, – её тело сотрясли рыдания.

Я дернулся к ней, но незримая сила Шепфа удерживала меня на месте.

– Вы не дадите нам обняться? Не дадите проститься? – с горькой усмешкой проговорил я, смотря прямо в глаза дряхлого днями.

– А зачем? – произнес тот и улыбнулся. Но это не было издевательской улыбкой, это отблеск обещания, затаенная надежда.

Я растерялся от равнодушия слов и от теплоты взгляда. Комнату начало заливать теплыми ярким светом. Я прошептал Эмме одними губами, что люблю её, она выкрикнула мне это, рыдая так, что моё сердце готово было разорваться на мелкие кусочки. Никто в этой комнате не заметил, что напоследок старуха щелкнула пальцами, а Шепфа улыбнулся.

Комментарий к 23. Рождение

анонс – https://vk.com/wall-194439725_750

эстетика – https://vk.com/wall-194439725_754

========== 24. Ну, Голливуд, так Голливуд (от лица Эммы) ==========

Я очнулась внезапно. Так просыпаются после кошмаров: немного с облегчением, что всё закончено, и легкой тревогой, что возможно, ты еще во сне. Какой ужасный сон! Я провела рукой по животу и… похолодела. В окна бил ненавязчивый свет фонарей, а заря даже не думала зачинаться. Вскочив, включила свет и огляделась. Всё как обычно, все предметы на своих местах, но я не беременна и… Подбежав к гардеробу, открыла нервным судорожным движением дверцу шкафа. Там, где должны были быть его рубашки, костюмы и брюки, их не было. Там висели мои вещи. Это – плохой сон и, возможно, я проснусь и Джер будет рядом и ребенок… Но в голове отпечатались слова кошмара – всё будет как прежде, память не отнимут, Геральда и дитя заберут. В той реальности, в которой проснулась я, так и случилось.

Э, нет! На глаза набежали слезы. Так, рано паниковать. Я спустилась вниз и, зацепившись за последнюю ступеньку, больно шмякнулась об пол, тут же похолодев всем телом. «Боль позволяет нам чувствовать себя живыми…», – на ум пришли слова демона-хранителя. Я даже вспомнила, как он наклонился к моей коленке и обрабатывал мне рану, пока я тихо скулила, и смотрел на меня с теплотой своими невозможно холодными глазами. Только ему одному удавалось успокоить меня в любой, даже самой патовой ситуации. Боль и я не проснулась, значит я не сплю! И вдруг я застыла. Я не сплю… Я кинулась к комоду и стала перерывать документы, с каждым разом всё отчаяннее раскидывая бумаги по комнате. Нет никаких упоминаний о Геральде, как будто его никогда и не существовало. Но что-то должно быть. Фотографии! Альбомы были тут же, но ни на одной из фотографий не было и намека на демона, я везде была одна, так, как будто это и было на самом деле.

Мои руки обессиленно опустились на колени и, кинув взгляд на свои ладони – привычка демона, передавшаяся и мне, – я увидела ярко-голубой сапфир. Кольцо! Я нарочито медленно поднесла к нему палец и очертила его поверхность, оглаживая каждую грань. Я вспомнила, как в ярком заливающем нашу спальню свете, оно уже было начало исчезать на моем пальце, но щелчок пальцев повитухи и оно вновь появилось. Вот оно точно не могло мне привидеться. И оно на мне. Я его вижу точно так же, как когда-то видела своих мужа и мальчика. И ребенок был… есть… И я, уткнувшись лицом в колени, завыла так, что мне кажется все волки страны слышали меня, просидев почти до утра.

Однако я заставила себя подняться и, выпив крепкий кофе, всё-таки кое-как собраться и мало-мальски успокоится. Может что-то случилось и Джер был вынужден меня оставить и они с малышом сейчас где-то… Где? – твердила упрямая логика. Но надежда есть надежда. Листая телефонную книгу в своем мобильнике, я поняла, что никогда на свете не было такого, Геральда Нильсена. Была только Эмма Нильсен, незамужняя девушка, сирота, выросшая в приюте святой Катарины, учащаяся в художественном колледже и работающая в кафе «У Кэтрин». Меня снова сотрясли рыдания. Ведь логика подсказывала мне, что всё, о чем говорилось высшими существами этого мира в моменты после рождения моего сына, всё сбылось. Нас троих разлучили, и мы больше никогда не увидимся. Они стёрли все материальные следы присутствия демона в моей жизни, но оставили память. Я горько усмехнулась – как же это по-ангельски сделать благость грязными руками.

Утро наступало очень медленно, еле дождавшись условленного часа я нырнула в автомобиль и довольно-таки быстро добралась до места работы. Кэтрин поприветствовала меня, снимая стулья со столешниц и ставя их на пол, сдержанно зевая.

– Ты чего так рано? – удивленно спросила она, смотря на меня.

А я смотрела на хозяйку, внимательно следя за её выражением лица, огладив себя по животу, но лицо Кэтрин не выражало никаких эмоций. В её памяти я никогда не была замужем и никогда не была беременна. Я горько сглотнула и в отчаянии прикусила губу, потому что еще чуть-чуть и расплакалась бы.

– Не спалось, – растерянно пробормотала и принялась помогать хозяйке.

– Кофе пока не остыл, если хочешь, – проговорила женщина и тут же добавила: – Я сейчас вернусь.

– Угу, – коротко проговорила я, продолжая расставлять стулья возле столов и пытаясь не сойти с ума.

Кольцо мне блеснуло холодным светом, и я поняла, что это единственное, что не дает мне свихнуться, моя путеводная звезда, нить Ариадны. Когда кафе открылось и появились первые посетители, мне стало вдвойне не по себе. Словила себя на мысли, что ничего не изменилось в этом мире, кроме того, что сейчас он умер для меня.

Я механически выполняла свою работу и по задумчивой рассеянности положила деньги, предназначенные для оплаты заказа, себе в кармашек передника, считая, что это мои чаевые. Моё действие заметил клиент и громко на всё помещение завопил:

– Эй, хозяйка, тебя твои работники обворовывают.

Кэтрин вышла из-за стойки и быстрым шагом подошла к нам, оборачиваясь на остальных клиентов, которые, казалось, даже дышать перестали, глазами буквально уткнувшись в наши фигуры.

– Что случилось? – проговорила она, стараясь сохранять спокойствие, но её взгляд был гневен и смотрела она на меня.

– Твоя прислуга тебя обворовывает, – зло проговорил клиент, потянувшись к моему переднику, – посмотри её карманы.

Кэтрин выжидающе смотрела на меня. Я сглотнула и вынула все деньги, проговорив, попыталась оправдаться:

– Кэтрин, это получилось на автомате, я не хотела…

– Ага, не хотела она, ну, конечно, – не унимался взвинченный клиент, – а кольцо откуда такое, хозяйка, ты только глянь: откуда у твоих официантов такие кольца?

Я спрятала руку за спину и Кэтрин вновь одарила меня гневным взглядом.

– Это кольцо подарил я, – услышала я мужской голос за спиной, обернувшись, с изумлением увидела Дэвида Тарино, режиссера, который с недавних пор стал частым посетителем кафе.

– Хах, – хохотнул мигом развеселившийся клиент, – не своровала так насосала, – и уже обратившись ко мне, гоготнув, проговорил: – Что ж ты с такими талантами-то и еще не в Голливуде.

Раздалась громкая оплеуха и зал замер. Клиент ошарашенно смотрел на известного режиссера, отвесившего ему пощечину, а я замерла, пытаясь угадать мотивы его поступка.

– Уйди немедленно, – прошипела Кэтрин, глядя прямо мне в глаза. – Ты уволена, а клиент всегда прав.

Я задохнулась от несправедливости и того, что мне, безупречному работнику, ни разу не давшему усомниться в себе, не поверили. Я ушла в подсобку и переоделась. Но выйдя на улицу и глотнув грязный воздух мегаполиса, вся моя уверенность мигом испарилась. Я растерянно оглянулась по сторонам и уже хотела было сделать шаг сама не знаю куда, как меня придержали за локоть. Это был Дэвид Тарино, а я даже забыла его поблагодарить за заступничество.

– Спасибо, – выдавила я и виновато посмотрела на него: – У Вас будут неприятности?

– Бумажный Франклин решает многие вопросы, – проговорил он мне, улыбаясь, а я отметила его бархатный голос с немного каркающими нотами наверху. Это могло бы пугать, если бы не легкая шепелявость, что придавало все его образу некий шарм, шлейфом вокруг развевающий некую загадочность.

– Оу, – только и смогла произнести я немного безучастно, – и Вы все проблемы так решаете?

Дэвид внимательно посмотрел на меня, и я увидела в его глазах неподдельный интерес, не тот, как тогда, когда он звал меня сниматься в его фильме. Более человеческий что ли?

– У Вас что-то случилось? – спросил он, оглядывая меня.

Наверное, я и вправду выглядела не как обычно.Горящий безумный взгляд, дерганные рваные движения и растерянность.

– Вы сочтете меня сумасшедшей, – прошептала я, испуганно глядя ему в глаза.

– А вы попробуйте рассказать, – проговорил он и заложил обе ладони в карманы брюк.

И мы двинулись по шумному проспекту, ища место поспокойнее, остановившись возле небольшой кафешки. Я не знала кому мне можно доверять, понимая, что самое большее, что Тарино может мне сделать это посмеявшись удалиться, никогда обо мне более не вспомнив. И присев за свободный столик, я выпалила ему всё, что знала сама.

– А это кольцо у Вас откуда? – спросил Дэвид вопреки логике и здравому смыслу, оставшись рядом и пытающийся понять меня.

– Это его подарок на помолвку, – тихо проговорила я, понимая, какой эффект на него произвели эти слова. Отстранившись от ситуации и посмотрев на неё глазами Тарино, я бы бежала от меня как можно дальше, ведь я несла бред.

– У меня есть очень хороший знакомый – психоаналитик, он мне помог в свое время…

– Психоаналитик?! – возмущенно вскричала: – Я что похожа на сумасшедшую, – и тут же осеклась. Да, я была похожа на полоумную с моими бреднями про демона в прагматичном мире.

– Психоаналитик помогает с Вашими проблемами, а они связаны с нашими внутренними демонами, как вы выражаетесь, – произнес он, отпивая сладкий раф из кружки. – Хотите знать от чего мне помог специалист?

Знать не хотелось, но из вежливости я утвердительно кивнула головой. Его глаза загорелись и я поняла, что мне предстоит один из тех душных разговоров со случайными знакомцами, которые я не любила.

– Моей страстью всегда были женские ступни, – произнес он, и я, скрестив ноги в голенях, спрятала их под стул. Он задорно улыбнулся: – У вас прелестные маленькие стопы, мне же всегда нравились просто огромные и дошло до того, что я на роль стал брать обладательниц таких ступней независимо от их таланта, перессорившись во всеми сценаристами и продюсерами.

Я удивленно приподняла бровь, а он продолжил:

– Психоаналитик помог мне, теперь я спокойно отношусь к этой части женского тела.

Я скользнула задумчивым взглядом по его лицу, он едва ли понимал о чем я говорю. Тяжело вздохнув, я пообещала завтра приехать к его специалисту. Мы расстались, и вместо возвращения я съездила в ратушу, где мы когда-то сочетались браком. Я знала, что я ничего там не найду. Регистраторша подозрительно на меня взглянула, но сдалась под моим умоляющим взором. Как я и думала, и там была временная дыра. Бесцельно петляя по городу, я доехала до того самого небоскреба, где когда-то получила кольцо с камнем цвета глаз демона. Мне удалось пробраться на крышу, где я и пробыла почти до самого вечера. А возвратившись домой, я вдруг ужаснулась. А что если я сошла с ума, что если это и вправду мои образы, рожденные воспаленным рассудком? Как это понять, если мозг болен? Наскоро приняв душ, не поужинав, чувствуя безмерную усталость, я, зарывшись в подушки и одеяло, уснула.

Вязкая реальность, как будто переступаешь по дну, пытаясь выбраться. Но это сон. Туман, оседающий на лицо, но одновременно, проносящийся мимо. Как ухватить что-то, за что можно зацепиться?Всё изменяется, нет ничего постоянного. Как сейчас в моей жизни…

– Эмма, – слабый мужской и такой знакомый голос, а в голове мысль: разве может галлюцинация быть настолько любимой. Еще раз и уже ближе, а я ликую: – Эм…

– Джер? – немного с опаской, боясь, что сон развеется и от этой мысли ужасаюсь и цепляюсь за реальность сна, как за ватное одеяло, слышу его облегченный вздох где-то рядом.

Вдруг как будто кто-то выдергивает со дна на поверхность, и меня заливает яркий свет: желтая трава, валуны, разбросанные в беспорядке перед каменным домом и его темная фигура в плаще, который нещадно бьет свежий горный ветер, трепля из стороны в сторону. Я слышу пение птиц, хотя в тот раз их не было, местность как будто умылась, смывая с себя сто вековой сон. А под моими ногами трава зеленеет.

– Джер, – шепчу я, на что он вздрагивает и оборачивается, я всё еще не верю. – Тебя нет в реальности – ты мой сон, – произношу я,а из глаз катятся слезы.

Геральд преодолевает расстояние между нами широкими торопливыми шагам, ихочет коснуться меня, но его рука проваливается, не задев, он чертыхается. Я тянусь и ухватываю пустоту.

– Это сон, Эм, – с печалью проговаривает он, его глаза горят, вижу тоску, – мы должны следовать его законам.

Я качаю головой, соглашаясь, и тут же проговорив, чувствую, как слезы подступают к горлу:

– Наш сын…

Геральдтяжело вздыхает и говорит глухим голосом:

– Он под полной защитой Шепфа и мне разрешат его навещать… иногда…

Мое горло сдавливает душный комок, который не дает вздохнуть, и я рыдаю, стоя близко с ним, не имевшая возможности обнять его и разделить с ним нашегоре. Он стоит рядом, и я вижу, как желваки играют на его щеках.

– Я его никогда не увижу… – проговариваю я себе свой же приговор, словно усваивая его, но не принимая душой, – моего мальчика, того, кого мы ждали все девять месяцев. Ты ведь знаешь, каково быть сиротой, и я знаю, а его существование будет сродни сиротству, Геральд, – я опять погружаюсь в пучину слез.

– Посмотри на меня, – говорит Джер требовательно. – Смотри на меня, Эмма, – я вздернула подбородок и взгляд его голубых глаз с темным ободком радужки окутывает меня нежностью, – кричи.

– Что? – недоумеваю, изумленно глядя.

– Кричи, излей боль, это сон, но только мы вдвоем понимаем, что теперь это наша реальность, которую мы будем делить, пока я не найду возможность вернуться к тебе.

– Ты обещаешь? – надежда в голосе, пока слабая, вперемежку с болью.

– Да, я всегда буду возвращаться к тебе, – твердость и уверенность в голосе.

Мой крик огласил окрестности, птицы взмыли в воздух. Боль плеснулась, не задерживаясь во мне, потоком, думаю не без помощи Геральда. Легче не становится, но что-то во мне исправляется, чуть-чуть. Гляжу на него чуть светлее.

– Ты скоро проснешься, – говорит мне любимый. – Я прошу быть очень осторожной, Сатана не может тебя убить, но он очень зол, а вот навредить тебе вполне возможно, я прошу тебя, моя девочка, – только он так может обласкать голосом.

Меня встряхивает и выбрасывает на поверхность. Утро, спальня, слезы на щеках. Сон дороже реальности.

Я, вздохнув, всё же ощутила в себе желание жить, по крайней мере, я не сошла с ума, не может быть галлюцинация настолько любимой – эти слова как маяк теперь. Слова и кольцо.

Позавтракав уже более с аппетитом, я всё-таки позвонила Дэвиду и он согласился сопроводить меня к своему психоаналитику, по пути болтая о чем-то своем киношном, рассказывая о новом проекте, зазывая прийти посмотреть на процесс, я рассеянно кивнула, всё равно делать было нечего и работы у меня не было может удастся устроиться каким-нибудь помощником помощника. Через довольно-таки продолжительное время мы всё-таки добрались до специалиста, который когда-то помог Тарино разобраться с женскими ступнями, отделив его личные привязанности от профессиональной деятельности.

Психоаналитик показался мне хорошим человеком, хотя что-то в его облике настораживало, но возможно я просто не общалась так часто с докторами, чтобы судить всех по одному. Коротко переговорив с Тарино, который прежде чем выйти, одобрительно мне улыбнулся, он уставился на меня немигающим взором, под которым я немного съежилась, еще раз поймав себя на мысли, что мне крайне неуютно в его присутствии. Я уже было поднялась со стула, как слова доктора буквально придавили меня обратно, и специалист неторопливо стал подходить ко мне, при этом вкрадчиво и с затаенной злобой начал говорить:

– Что, Эмма, как тебе, нравится быть одной, как и предписано тебе по судьбе?

Я вздрогнула и более внимательно вгляделась в лицо психоаналитика, почти нависшего надо мной. Его глаза полыхнули красным огнеми на лице проявился бурый шрам, «подаренный» мною на вечную память хозяину преисподней.

– Сатана? – переспрашиваю я, хотя понимаю, что это лишнее.

– Ты думала, что я оставлю тебя в покое? – «психоаналитик» менялся в лице, то становясь прежним, то преображаясь в Сатану.

– Убьешь меня? – шутливо проговорила я.

– Чтобы ты прямиком попала в руки своего хранителя? – зло хохоча, проговорил мужчина.

– Ты же хочешь меня убить, причинить мне дикую боль, свернуть шею, видеть, как я хриплю, как мои руки пытаются отнять твои, и наконец я замираю, испустив дух, а ты удовлетворенно вздыхаешь… – подначивала я короля ада, чуть пристав со стула и приблизила к его лицу свое.

Он плотоядно улыбнулся и облизнул губы, произнося:

– Это мое самое заветное желание, после желания придушить Лилит, – я видела, как он обернувшись к столу, взял ножницы и в моей голове пронеслась мысль, что уже сегодня я буду в объятиях Геральда.

Я видела, что он занес их над моей головой, мне никогда так не хотелось умереть как сейчас, я просто жаждала этого. И поэтому даже глаза закрывать не стала. Его рука нанесла точный удар… по своей же ноге. Я недоумевающе смотрела на улыбку, появившуюся по его лицу и кровь, растекающуюся от раны на ноге, заливающую серый ковролин. Видя замешательство и непонимание в моих глазах, Сатана закричал истошным голосом:

– Аааа, что вы делаете? Охрана, охрана…

Он бросился к столу, нажимая на кнопку вызова охранников и холодно улыбнулся, глядя на меня:

– Я прослежу, чтобы ты жила как можно дольше, помучившись здесь от осознания, что где-то там живут твои любимые демон и сын, а потом покончила жизнь самоубийством, чтобы ты никогда не попала на небеса и никогда не увидела Геральда… во веки вечные, слышишь меня, Эмма, это тебе от меня незаживающая печать на сердце.

Я растерянно смотрела на него, вжимаясь в спинку кресла, с глазами полными слез. Когда в комнату вбежали охранники, Сатана стал изображать бурную деятельность. Меня скрутили, а «психоаналитик» начал что-то выговаривать возникшему в кабинете Тарино, диким взглядом смотревшему на меня.

– Он – Сатана, – в отчаянии вскричала я. – Не верьте ему, он сам себе ножницы всадил в ногу, это не я, – пробовала оправдаться я, с надеждой глядя на Дэвида, начиная сопротивляться.

– Вот о чем я тебе и говорил, – торжествующе завопил «специалист».

После этих слов у меня перед глазами всё размазалось, поняла, что мне вкололи что-то сильнодействующее и я отключилась.

***

– Эмма Нильсен, взгляните на эту картинку, – предложил мне мой лечащий врач.

Я без всякой охоты воззрилась на рисунок, уже выучив, что здесь можно говорить, а что нет, врачи думали, что перед ними больной человек и порой разговаривали, как с ребенком. Пусть, я здесь была уже год и мне надо было выбраться отсюда, однако психиатрическая система такова, что попав сюда один раз, ты можешь остаться навсегда. «Психоаналитик» постарался и в красках рассказал о демоне, что якобы я ему рассказывала. Я упорно молчала при всех заводимых со мною разговорах на эту тему. А еще я перестала видеть сны, засыпая вечером, впадала в темноту, а по утру просто выныривала оттуда, проснувшись. Возможно, это было из-за прописанного мне лекарства, за принятием которого тщательно следили. Но терапия и прием лекарств не прошли даром, и, в конце концов, я поверила, что всё, что «якобы» было со мной – просто плод моей больной фантазии. Что я придумала себе некий образ хранителя, чтобы мне не было больно и одиноко, будучи сиротой. И я в это поверила, ведь больше ничего не подпитывало мою уверенность в своей правоте.

«Допрос» психиатров, длившийся бесконечно долго, наконец-то закончился и вердикт врачей был единогласен: «Пациент излечился и может быть выписан». Через некоторое время я, получив личные вещи в закрытом бумажном пакете, которые были при мне в тот злополучный день, и с легкой сумкой, стояла возле ворот и растерянно смотрела на кадиллак молочного цвета на дверцу которого театрально оперся бедрами Дэвид, на глазах которого были солнцезащитные очки-авиаторы. Дэвид – единственный кто навещал меня и довольно-таки часто, а больше у меня никого и не было, в той реальности, которую для меня соткали высшие существа.

– Дэв, – изумленно бросила я, подходя ближе к автомобилю, и жадно оглядывая его, – это же… это же Cadillac Coupede Ville 1966 года выпуска из «Давеча в Голливуде»…

– И тебе здравствуйте, – разочарованно проговорил Дэвид, с укором глядя на меня.

– Ох, прости, – произнесла я и чмокнула его в щёку, услышав тяжелый вздох, – привет.

– Садись, – несколько печально произнес Дэвид, легонько за плечи подтолкнув меня к дверце машины и открывая передо мной двери.

– Мы куда-то торопимся? – удивленно спросила я, утонув в сидении и бросая бумажный пакет в бардачок.

– На съемки, дорогая Эмма, – просияв, проговорил Тарино.

– У тебя новый фильм? – спросила я, оглядывая его лицо, он был весь в своем великолепии, когда говорил с азартом о своей работе, которая, по сути, была для него всей жизнью.

– Да, и как ты говоришь про меня, «мать его, чертов гений» начинает сегодня пробы…

Я кивнула и мы поехали в один из павильонов «Тодд Пикчерс», с которым и будет сотрудничать в этот раз Тарино. Процесс встретил нас суетой, какие-то люди носились из одного помещения в другое, что-то предлагая Тарино, принесли его любимый сладкий раф, от которого у меня всегда сводило зубы.

– Дэвид, мы готовы, – крикнул ему молодой парень, стоявший возле операторской стойки, внимательно всматривавшийся в меня, – кто это с тобой?

– Эмма, познакомьтесь – Эрик. Эрик – это Эмма, – представил нас Дэвид, рассеянно, глядя в это время на стоявшую перед камерой актрису.

– Я думал, она тоже на пробы, – ответил он.

Мы с Дэвом переглянулись и расхохотались.

– Это очень дорогой для меня человечек, и я не отдам его на растерзание киноиндустрии, – произнес Тарино, окончательно смутив меня, Стив кивнул и отвернулся к камере.

– Я могу работать помощником помощника, – пошутила я, видя, как мужчины улыбнулись.

Тарино скомандовал и всё закрутилось. К камере приходили и уходили известные актрисы. Но раз за разом Дэвид просматривал всё новых кандидаток на роль главной героини в картине и его взгляд мрачнел. Рабочий день клонился к завершению, а Дэв с Эриком о чем-то спорили и мне стало смертельно скучно. Я прошла к месту, где «кривлялись» актрисы и села на пуфик, чуть сгорбившись, задумавшись о дальнейшем. Я не сразу расслышала разговор двух мужчин между собой.

– С твоими запросами ты, Дэв, никогда не найдешь актрису на эту роль, – психанул Эрик, решив прекратить бесполезный спор, и подошел к камере, мельком глянув в объектив, да так там и зависнув, в восхищении разглядывая меня в объектив, потом всё-таки выдавивший из себя: – Дэв, подойди сюда.

– Да ну тебя, – сердитые нотки в голосе режиссера.

– Подойди, – мольба в голосе Эрика.

Дэвид удивленно посмотрел на него, тот так никогда не говорил, и подошел к камере. Эрик открыл обзор на объектив и показал ему меня. Пришла очередь повиснуть и ему.

– Эмма, – ошарашенно позвал Тарино, выглянув из-за камеры, – улыбнись нам, детка, и помаши рукой.

Я была удивлена, но выполнила, все что меня просили. Оба мужчины одновременно, не сговариваясь, посмотрели друг на друга и расхохотались.

– А я у тебя с самого начала уточнил… – начал было Эрик.

– Я даже и не подумал, а сейчас я вижу, – Дэвид подошел ко мне с бумагой: – Прочитай это на камеру.

Я сделала, что меня просили и растерянно посмотрела на мужчин. Дэв счастливо улыбался и взъерошил волосы.

– Придется взять пару-тройку уроков актерского мастерства … – неуверенно произнес Эрик снова глядя в объектив и любуясь картинкой.

– Это не важно, я нашел свою Гримершу.

– Что вы задумали? – спросила я, подходя к ним.

– Ты в кино, Эмма, – проговорил Дэвид и положил на мои плечи ладони, заглядывая в глаза.

– Я – проблемная, Дэв, ты готов? – грустно улыбнулась я.

– Она еще и скромная, – расхохотался Эрик.

– Я готов, – произнес Тарино, заглядывая мне в глаза так, что я в первые в жизни пожалела, что не могу ответить ему взаимностью.

Я выходила из павильона с чувством, что моя жизнь с сегодняшнего дня изменится, мы быстро домчали до моего дома и, взяв пакет из бардачка, сославшись на сильную усталость и без обид развернув режиссера домой, я очутилась в своем месте. Было непривычно видеть затихший дом. Было чисто, видимо об этом побеспокоился Дэв. Пройдя в спальню, я повертела в руках бумажный пакет, чуть прикрыла глаза и положила его на кровать так как будто в нем была бомба, быстро проскользнув в душ, подставив саму себя под горячие упругие струи воды, смывая с себя усталость и годовую память о времени, проведенном в психиатрической лечебнице. Я всё медлила и не выходила, пока кожа на моих пальцах противно не сморщилась. Я боялась выходя из душа, садясь на кровать и беря в руки пакет. Глубоко вздохнув, я его открыла и высыпала его содержимое. Среди прочих вещей там лежало кольцо, сверкая невозможно холодным голубым цветом глаз демона. Я закрыла глаза и мои ресницы затрепетали, я силилась не заплакать. Я надела кольцо на палец, чуть помедлив перед этим, любуясь его гранями. Меня так долго убеждали и я почти поверила, что его нет и никогда не было, что Геральд – плод моего больного воображения… Почти… А сейчас целый год терапии и приема препаратов летел в тартарары. Я легла под одеяло чуть дрожа: на мне было кольцо и я больше недели не принимала лекарства.

– Нет, нет, – шепчу, понимая, что начинаю проваливаться в сон, в тот сон, в ту реальность, там, где он, находиться одновременно боюсь и желаю этого всею собою.

Меня в этот раз не выдернуло, а я как бы «вплыла» в скалистую местность и вновь поразилась яркости своей «галлюцинации». Место ожило вместе со мной, но было пустынно. Мое сердце сдавило от того, что я не увидела того, когда жаждала увидеть. Значит меня вылечили от его мыслеобраза, значит, он все-таки плод моего воспаленного воображения? Я продолжила свой путь к дому и поднявшись по ступенькам заглянула в дверь. Покосившаяся прежде под моими руками, скрипнув, встала на место, я оглянулась на облупившиеся ступеньки, которые на моих глазах становились новыми. Я прошла в дом, который наполнялся с каждым моим шагом: уютом, вещами, мебелью, книгами, посудой. Я присела за стол в темной кухне и по моим щекам потекли слезы.

– Я стерла твой образ, моя любимая галлюцинация, – шепнула я тьме и вздрогнула, оттого что тьма двинулась и с другой стороны стола присел он.

Я задрожала и моё тело сотрясли эти горькие и одновременно радостные рыдания. Я снова начала сходить с ума. Его глаза, те, которые так любезно и на мою погибель ему подарили самые голубые арктические льды на земле, смотрели так тепло и нежно, что я почувствовала, что всё летит к чертям: терапия и прием лекарств. Я вытянула руки, скользя ими по деревянной поверхности грубо оттесанного стола.

– Моя девочка, – прошептал он и его ладони легли поверх моих проваливаясь.

Без права прикасаться, любя всем сердцем.

– Ты есть, ты всё-таки существуешь… – проговаривала я, обретя голос, понимая, что жизнь без него была иллюзией, болезнью, сумасшествием.