Текст книги "Демон-хранитель (СИ)"
Автор книги: Joanne X
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– А теперь достаём бумагу, ручку и напишем…
Из середины класса вновь послышался голос, басистый, немного ломающийся, очень наглый и самоуверенный, просто взывающий к тому, чтобы его грубо осадили:
– Эй, а если у меня нет бумаги?
Я проигнорировал выкрик и снова продолжил:
– Напишем сочинение…
– Эй, ты слышишь меня? Чё ты меня игноришь, ты, педик? – снова этот голос, будто выплевывающий слова, и он определенно нарывался.
– Сочинение на тему… – я как мог так и не обращал внимание на наглеца, потому что знал, что еще чуть-чуть и выдавлю ему глаза, а это не педагогично.
Он встал в полный рост ничуть не уступающий моему, и я увидел, что ко мне приближается здоровый детина – парень с бритой налысо головой с татуировками на руках и жующий жвачку. Он нагло вплотную подошел ко мне.
– Я тебе, придурок, вопрос задал, ты чё попутал, лучше ответь, – и он кулаком стукнул по столу, так что всё, что на нем было, подпрыгнуло, класс замер, ожидая зрелищ. Впрочем, ничего нового для человечества, которое всегда жило только только этим, а ну и ещё хлебом.
Я усмехнулся, глядя ему в глаза, и ответил:
– Столу не больно, он не живой, а твои слова меня не трогают, мне все равно, – потом добавил, своей энергией прощупав парня, видя, как желваки играют на его лице и прося Шепфу даровать мне спокойствие, потому что я мог убить его: – Ты ненавидишь весь мир, и я был таким же, но тебе не стоит злиться на меня. Я – тот, кто даст тебе знания, без которых тебе не выжить в этом мире. А теперь сядь и постарайся так больше не делать…
– А… – протянул он вопросительно, недоуменно глядя мне в глаза, сам удивляясь, как я мог так его осадить: и ему не обидно, и не хочется размахивать кулаками.
– Бумагу? Держи, – предугадал я его вопрос, и он, взяв протянутый для него мною лист, удалился на свое место.
Когда я оглядел класс, то неожиданно понял, что дети меня услышали, не знаю приняли ли, но определенно я не дал им слабины и одновременно дал почувствовать, что уважаю их. Девочка с задней парты очень внимательно смотрела на меня, и на её губах появилась легкая улыбка, а я продолжил:
– Мы напишем сочинение на тему: если бы я умер и оказался в небесной школе. У вас, – я взглянул на ручные часы, – полчаса земного времени.
В классе послышался смех и кто-то выкрикнул: «И там нет покоя». Я улыбнулся и пожал плечами, как бы отвечая: «Всякое может быть».
– А как это сочинение и ваш предмет связаны? – раздался вопрос от девушки на задней парте.
Я усмехнулся и подумал, что она определенно умеет задавать правильные вопросы.
– Никак, ты права… – я вопросительно глянул на неё, не зная, как обращаться.
– Ева, Ева Корнер, – ответила она, покраснев.
– Ева, – улыбнулся я, – очень приятно, но ваши сочинения нужны мне для того, чтобы понять, как вы умеете мыслить… Итак, приступайте.
Через полчаса прозвенел звонок и дети начали подтягиваться к выходу, попутно складывая передо мной листки с сочинениями. Ева чуть задержалась, и я почувствовал, что ей хочется задать мне вопрос, я в ожидании глядел на неё, собирая свой портфель.
– Почему вы выгнали Лео, а Джейсона оставили? – спросила она, собравшись духом, от природы немного застенчивая.
Я немного помолчал, формулируя мысль, затем проговорил:
– Лео оскорбил тебя, а это мною не поощряется и это я показал на его примере. А что сказал мне Джейсон – это не важно, мне все равно на то, что мне кто-то скажет про меня, – чуть остановившись и скользнув глазами по её задумчивому лицу, продолжил: – Это не важно в любом возрасте, Ева.
– Вот бы мне столько терпения, – тихо проговорила она.
– Терпение здесь не при чем, – ответил я, – просто некоторые люди вообще не думают, говоря какие-то слова или делая какие-то вещи. Не забывай об этом никогда, глупо обижаться на то, чего не существует, но ты будешь встречать таких людей снова и снова.
– А когда вы проверите сегодняшние работы? – спросила она и подбородком указала на кипу сданных учениками бумаг.
Я внимательно взглянул на неё и увидел неподдельный интерес, а еще жажду признания, жажду неравнодушного слова в её адрес, жажду понимания того, что она не пустое место, что она существует, что её видят.
– Ты хочешь, чтобы я сейчас посмотрел? – спросил, увидев, как её энергия смешалась, став пунцовой: не привыкла говорить о себе и стесняется, чтобы говорили другие. Мой внутренний хранитель возмутился тому, до какой степени можно унизить ребенка, чтобы он воспринимал себя пустым местом.
Девочка кивнула, а я перебрал листы сочинений и выудил из кипы подписанное скорым красивым чуть размашистым почерком и прочитал, коротко улыбнувшись. Ангел Фенцио бы не оценил, зато оценил я. Её мироощущение совпадало с моим, возможно наивно и не смело, но она описала упадок высшего мира и его нежелание помогать земле с проблемами, мира, который бы мог прекратить бедствия внизу, но сам увяз в жестокой борьбе за власть. Сам слог был легким, доступным.
– Как вам? –робко спросила она.
– Это отличная работа, она небольшая, но емкая и содержательная, – похвала стала ещё одним кирпичиком заполнившим пустоту в душе. – Таким ты видишь мир?
– Если бы всё это было действительно так, то я всеми правдами и неправдами хотела бы поговорить с богом, – попыталась она объяснить и, увидев одобрение в моих глазах, продолжила: – Я заглянула бы ему в глаза и спросила: стоит ли детская слеза всего того, что происходит в этом мире.
Слишком серьезно, слишком прочувствовано, слишком на своей шкуре, отразившись и на моем состоянии и ударившись о мою память и о мое состояние души, задавшись наконец-то сформулированным вопросом: «Почему эта девочка разбудила во мне чувства хранителя?». И тут же получившим ответ: «Потому что на ее месте могла быть Эмма». Я похолодел от макушки головы до пяток и выдавил из себя улыбку.
– Ты ведь пишешь? Рассказы, стихи, эссе? – спросил я, понимая, что так писать может только тот, кто упражняется постоянно. И читает она тоже беспрерывно, видимо, это природное. Я вспомнил, как приучал к этому упрямую Эмму, которая сейчас не может и дня прожить без книжки.
– Да, – произнесла она, – Вы хотите почитать? – радость, что заметили, что не прошли мимо и тут же всплеск энергии: она существует, она не пустое место.
– Конечно, со следующей недели у меня факультатив по истории, приходи, – предложил я и понял, что она туда прибежит быстрее всех.
Девочка утвердительно кивнула, чуть улыбнулась, собравшись, попрощалась и вышла из класса. Что-то в её образе было пугающе знакомым, я почувствовал энергию хранителя вырвавшуюся из меня и пытающуюся понять, что было не так с этим подростком. Внешне угловатая, чуть полная, с россыпью каштановых волос, в беспорядке лежащих на голове, и припухлым от переживаемого ею пубертатного периода лицом, на губе кровила ссадина. Внутри с сильной энергией борца, воина, не такой огненной, как у Эммы, но все же… Эмма! Меня озарило. Вот почему мой взгляд зацепила эта девчушка. Энергия одиночества и чудовищного чувства собственной неполноценности, неприкаянность и ненужность, а где-то глубоко страх, окутывающий всё внутреннее существо подростка. А еще я понял, что у неё не было ни ангела-хранителя, ни беса-искусителя. Шельма, помеченная, остро нуждающаяся в чьем-то участии, одновременно хотящая и не хотящая этого. Я задумавшись, сложил сочинения детей в портфель, и побрел в полной растерянности в другой класс на другой урок.
Первый рабочий день прошел спокойно. Уже вечерело и для того, чтобы как можно скорее войти в курс дела, а также с непривычки, мне пришлось задержаться крайне надолго. Я позвонил Эмме сказать, что уже возвращаюсь и вымотанный физически и душевно брел на школьную автостоянку. Я был голоден и мне хотелось её обнять. Однако моим планам не дано было так быстро сбыться: я услышал шум борьбы и ощутил боль. Что-что, а это было настолько знакомое чувство, что невольно я потрогал рубцы на шее. Я быстрым шагом отправился на шум и увидел, как Еву, девочку из класса, где я прошел «боевое» крещение сегодня, избивали другие дети. Заметив меня, они бросились врассыпную, и я увидел беспомощного подростка, истерзанного и рыдающего, отметив взглядом сильные кровоподтеки на внутренней стороне бедра, которые были видны из-за задравшейся юбки. Я подошел к девушке и помог ей подняться. Она дрожала и рыдала так, что сотрясалось всё вокруг – её энергия бурлила и выдавала такие клубы черноты, что даже я, привычный ко злу и ненависти, сейчас гнулся под её ударами.
– За мной, – коротко сказал я и повел девушку в класс, где всегда имелась аптечка первой помощи.
Охранника не было на месте и я, видя состояние девушки, мысленно поблагодарил вселенную. Меньше всего ей сейчас нужны были расспросы старого равнодушного ко всему мужчины, который если и спросит, то только для того, чтобы прикрыть самого себя в случае чего. Усадив девушку на стул, я вернулся к ней с аптечкой и намочив в перекиси какое-то полотенце, проговорил:
– Сейчас будет больно, – и обработал раны, слыша, как она шипит.
Я избегал смотреть ей в глаза, но меня мучил один вопрос, перед глазами стояли кровоподтеки на бедрах. Однако, решившись, взглянул на неё мрачно исподлобья и все-таки очень осторожно спросил:
– Тебя недавно изнасиловали?
Она ничего не ответила, но то, как она посмотрела на меня многое мне сказало. Меня просто разорвало внутри от боли и сочувствия – я услышал своего внутреннего хранителя также сильно, как чувствовал Эмму и я четко сформулировал задачу для себя – этот подросток остро нуждался в моей помощи.
– Ты хочешь об этом поговорить? – спросил я осторожно.
– Вам не все равно? – немного раздраженно ответила она вопросом на вопрос, очень знакомо для меня.
– Мне не все равно, – ответил я и убрал перекись в аптечку.
– Почему? – еще один вопрос, заданный шепотом и с невероятной надеждой, я знал, что если я правильно на него отвечу, то она начнет доверять мне.
– Потому что ты ребенок, которому нужна помощь, – ответил я и увидел, как из её глаз потекли слезы, пожал её плечо.
– Ты должна об этом сказать кому-то еще, кроме меня, – твердо проговорил я и увидел, что она отрицательно мотает головой. – Ева, это преступление и виновный должен понести наказание…
Она вновь отрицательно мотнула головой и её глаза снова наполнились слезами. Я тяжело вздохнул и почувствовал энергию обреченности и ненужности. Сев рядом, помолчал, собравшись с мыслями и проговорил:
– Тебе есть куда пойти? Дом?
Она кивнула. Я снова промолчал, прежде чем вновь осторожно спросить:
– Там безопасно?
Девушку непроизвольно передернуло: омерзение, пустота, одиночество. В голове забилась тревожным набатом мысль – неужели отец?! Тот, кто призван защитить и помочь познать этот мир, облечь его формулировками, правильно установленными приоритетами, кому безраздельно доверяешь… Мне это настолько претило и даже то, что я ощущал себя демоном, будучи урожденным ангелом, не спасало. Есть грехи, которые не смыть даже кровью, которые впитываются в землю и взывают к небу отмщением, то, что не могут игнорировать даже ожесточившиеся сердцем ангелы, то, что возносится к Шепфа напрямую.
– Поехали, – решительно произнес я, понимая, что ребенка надо было спасать любыми способами. – Где ты живешь?
Девочка обреченно встала и поплелась к выходу, я поддерживал её за плечи. Но я мог бы повернуться и заметить, что нас видел охранник, который взял себе на заметку: избитая девушка и взрослый, придерживающий её за плечи, чтобы сложить определенную картинку в своей голове, чтобы понять увиденное извращенным сердцем.
Я маякнул Эмме, что задерживаюсь, на что получил её короткое: «Ок» и улыбнулся. Мы сели в автомобиль и довольно-таки быстро доехали до того места, где жила девочка. Многоквартирный вонючий клоповник. Зайдя в подъезд, я разогнал своим грозным и мрачным видом парочку наркоманов. Девушка обреченно вздохнула и открыла ключом свою квартиру. Я заглянул туда и увидел пустые бутылки под ногами и троих пропойц настолько горьких, что внутренним взглядом демона увидел копошащихся возле их ног зеленых змиев – вечных спутников горько пьющих людей, подпитывающих их пристрастие еще сильнее и не отпускающих ни на минуту.
– Где отец? – коротко и хрипло спросил я.
Ева кивнула подбородком, указывая на сидящего за столом и лежащего торсом на нем крупного мужчину. Я подошел к нему и, взяв его за грудки, пытался привести в чувства. Он нечленораздельно промычал и с трудом сфокусировал взгляд на мне. Внутренним чутьем я увидел безобразные сцены избиения дочери. Ребенку, которому и в школе было не сладко, дома было еще хуже, потому что здесь издевался близкий человек и это никак не принималось детским сердцем, вводя хрупкие чувства и несозревшую душу в раздрай.
– О, – начал говорить пьяный отец, обращаясь к мертвецки никаким собутыльникам, – парни, у нас сейчас будет бухло, – потом еле сконцентрировал свой взгляд на моем лице, совершенно буднично произнес: – Хочешь, она тебе отсосет, за сотню?
В моих глазах потемнело, и я обернулся к бледной девушке.
– Ева, зайди в свою комнату и прикрой дверь, – приказал я ей и она послушно скрылась за дверьми.
Мои крылья в миг появились и раскрылись, маяча перед ним черным покрывалом, вызвав дикий ужас, мужчина начал дергаться, но из «объятий» демона не так просто вырваться. Глаза полыхнули ярким рубиновым пламенем так, что мужчина мгновенно протрезвел и с ужасом смотрел на меня, пока я говорил ему:
– Каждый раз, когда ты пригубишь стакан, я буду приходить к тебе. Каждый раз, когда тебя посетит шальная мысль притронуться к своей дочери хоть пальцем, я стану твоим личным демоном на всю оставшуюся жизнь и, поверь, в загробной я тоже тебя не оставлю. И если Ева пожалуется мне, что ты её бьешь или предлагаешь мужикам, или она не будет ходить в школу, я сделаю всё для того, чтобы тебя лишили родительских прав, и жить тебе будет не на что, пособия на несовершеннолетнего ты тоже лишишься, – произнес я вновь становясь человеком, видя, как он трясется. Почувствовав резкий запах мочи, с презрением оттолкнул его. Он не отрываясь смотрел на меня, трезвый как стеклышко. – Я приду завтра, и если я найду всё в таком же состоянии, тебе будет очень страшно, еще страшнее, чем сейчас и думаю, ты не обойдешься мочеиспусканием.
Я с презрением смотрел на него: этого опустившегося человека проняли только слова о том, что он может лишиться пособия на свою дочь, и ему не на что станет пить. Он кивнул и я с омерзением оттолкнул его от себя, тот плюхнулся на пол и заскулил. Я уже знал, что это не он изнасиловал подростка, покопавшись в его голове. Да, он был забулдыгой, избивавшим свою дочь порой до полусмерти, но он не насиловал её. Ева выглянула из комнаты и огромными глазами неотрывно смотрела то на меня, то на отца, который в хаотичном порядке ползал по полу и гремел бутылками, сгребая их в кучу.
Я выволок за шиворот двух пьянчуг, обитавших ранее на полу квартиры и оставил их освежиться на улице. Ева провожала меня. Я чувствовал её страх, и в то же время я увидел надежду, тонкий лучик, очень блеклый, где-то на дне души. Я потянулся к карману пиджака, достал записную книжку с ручкой и написал свой номер телефона. Подавая бумагу, сказал:
– Если тебе хоть что-то понадобится, тут ты всегда найдешь меня, в любое время, – немного погодя, вздохнув, продолжил: – Если всё-таки решишься рассказать о том, что с тобой случилось и кто это сделал, я помогу.
Я увидел, как болезненно дернулась девушка и из её сознания выплыл образ насильника. Я хотя бы знал, как он выглядит и думал уговорить девушку рассказать об этом в полиции. Но самое главное, что мне нужно было для того, чтобы помочь ей – чтобы в её жизни появилось что-то настолько светлое, чтобы оставшаяся тьма отошла на второй план. Попрощавшись, я взглядом проводил её, пока шёл до двери подъезда и уже на улице подождал, пока в окне её комнаты не появилась её любопытная головка. Махнув ей на прощание, нырнул в автомобиль, спеша попасть как можно скорее домой.
Я спешил домой к Эмме, в её тепло, в уют, созданный её руками, к полкам, заполняемым нами книгами, к семейным ужинам, к нашим горячим спорам по сюжетам к фильмам, к совместному утреннему душу, к поцелуям как бы невзначай, мимолетным, которые никогда не заканчивались на поцелуях…
Дом встретил меня спокойствием, легким бормотанием и тусклым светом телевизора. На диване под пледом, свернувшись калачиком, спала Эмма. Я улыбнулся и присел рядом, тихо обнажив её ступню из-под пледа, целуя пальцы, чуть покусывая. Эмма открыла глаза, хохотнув от легкой щекотки, мигом очутилась в моих объятиях, теперь зацеловывала моё лицо. Я опять улыбался как дурак и млел от ласки. Девушка оторвалась от меня, почувствовав моё напряжение, и вложила свою ладонь в мою, пальцы которой, я тут же переплел с её.
– Расскажи, – шепнула она, видя моё состояние.
– Я встретил человека, подростка, девочку, у которой нет хранителя, нет искусителя, она пустая, не защищенная вообще ни кем, и её жизнь ужасна, Эмма… – начал я, чувствуя её поддержку, чувствуя, как она сжала мои пальцы, с каждой секундой становящиеся горячее. Я взял себя в руки и ощутил, что прикосновение стало терпимым для неё. Вот ведь упрямая: никогда не разомкнет рук, даже если ей будет очень больно. – Я смотрел на неё, а видел тебя, я просто представил, что на её месте могла быть ты, а меня бы не было рядом…
– Но ты был всегда рядом, – произнесла она и как всегда разбила мой ужас одной фразой, и потом чуть спешно, волнуясь, произнесла, задрав рубашку пижамы: – Смотри.
И я увидел легкое еле заметное свечение, исходящее от живота Эммы.
– Что это такое? – спросила она, с любопытством глядя на меня.
– Наверное, это наше чудо, – ответил ей я, улыбаясь и притягивая к себе и целуя в макушку. Но легкая смутная тревога прочно засела в моем сердце.
Комментарий к 21. Учитель. Ева
https://ficbook.net/readfic/9602247 – кто такая Ева Корнер? все ответы в фф “Грехопадение”, в этой же главе описана её предыстория
https://vk.com/wall-194439725_680
https://vk.com/wall-194439725_686 – эстетика к главе
https://vk.com/wall-194439725_679 – Геральд и Эмма
========== 22. Учитель. Хрупкость ==========
Прошло три месяца после описываемых событий.
Я осмотрел класс мрачным взглядом, пряча в глазах готовые вот-вот вспыхнуть хитрые огоньки. Подростки недоуменно пытаются сообразить, что ответить на мой вопрос.
– Ну же, вы сами просили тему войны, – подтрунивал я над ними, оглядывая с интересом каждого приходящего ко мне на факультатив и терпящего меня со своими высокими требованиями для старшей школы. Все мои двадцать пять душ со всего потока подростков их возраста – дети, которых тянуло поразмыслить, которые ставили себе цели более высокие, чем просто закончить школу, получив аттестат.
Мой холодный взгляд скользнул по рядам и остановился на Еве, она что-то писала и, не отрывая взгляда от тетради, подняла руку, в задумчивости морща лоб, потом всё же посмотрела. Я чуть улыбнулся, своей энергией приободрив. Она смущенно улыбнулась и прошла за кафедру. Девушка начала говорить, а я уже подмечал изменения в ней: спина выпрямилась – значит, груз трудностей поубавился, плечи распрямлены – значит появилась уверенность, голосок звучит без срывов, речь ясная, единственная из классов на факультативе безусловно и бесконечно впитывающая в себя всё новые знания, всегда за книжкой, даже на переменах. Мне хотелось поделиться с ней ещё большим объемом знаний, хотелось научить её самому лучшему для любого мыслящего существа во всех вселенных вместе взятых – умению критично мыслить, впрочем, это ей было доступно, и она быстро поглощала знания. Я был частым гостем в её квартире, скорее для острастки её опустившегося отца, нежели для контроля девочки, что-что, а дисциплина у неё была железной, чего не хватало всегда Эмме. Хотя хватка у последней была посерьезнее – сказывались демонические корни.
Важным вопросом для меня являлось то, что мне не удалось уговорить Еву обратиться в полицию по поводу насилия совершенного над ней. Она упорно не соглашалась. Я видел, что ей необходимо было просто перелистнуть эту мрачную и ужасную страницу жизни, чтобы пойти дальше, чтобы жить и жить без страха. Я видел, что подтолкнул её к той границе, где заканчивается недоверие к себе и начинается принятие себя – да такой необычной, не такой как все остальные, но в этой особенности прекрасной, потому что другой такой нет на всем белом свете. Нет потому, что задумка Шепфа по каждому из нас уникальна. Даже самый мрачный и серый демон в этой вселенной на что-то и годен: даже он любим, даже он любит.
Девушка закончила свой рассказ и одноклассники чуть поаплодировав, отпустили её на свое место. Среди них она нашла единомышленников, но глубоко доверительно ни с кем не дружила, всё-таки сторонясь привязанностей и это удручало меня. Её лучшими друзьями стали взрослые люди: я и Эмма, которая в первую очередь с энтузиазмом сумасшедшей взялась заполнить её гардероб. Надо отдать моей девочке должное: вещи были подобраны со вкусом, правда, откуда в ней это не понятно. Хотя колготки в сеточку и короткая кожаная юбка полетели в мусорное ведро не без моей помощи, конечно, получив в ответ высунутый от досады язык Эммы и тягостный вздох Евы.
Осматривая свой гардероб, я отметил черные и серые тона преобладающие в нем, не считая гавайской рубашки, подаренной мне Эммой и погребенной где-то в шкафу. Без омерзительного содрогания я о ней не вспоминал, ну не любил я цветное.
Я стал доверенным лицом Евы. Её отец не стал возражать, видимо, в его подсознании навсегда запечатлелось моё настоящее мрачное обличье демона с раскрытыми чёрными крыльями, которое его пугало и будучи в сознании. Мною были оформлены все необходимые бумаги – так было проще контролировать происходящее в её жизни, а еще это позволило ей бывать у нас дома и проводить с нами много времени, наблюдая семейный уют и все больше раскрепощаясь, становясь тем ребенком, каким она и должна быть в своем возрасте: немного наивной, капельку дерзкой, чуть строптивой, местами вредной, но не ощущающей равнодушия со стороны самых близких.
Я чувствовал под этим внешним пластом вроде бы благополучия всё-таки ещё большое поле для моей работы – страх жил в её сердце, страх, который так просто не вытравишь, страх, что всё, что с ней сейчас происходит лишь сон, лишь короткая передышка перед чем-то тёмным и простым. И моей задачей я видел научить её, что испытывать страх – это нормально, это так… по-человечески, страх помогает нам выживать, но он не должен ложиться тенью на всю нашу жизнь, мы должны уметь его контролировать так же, как и боль.
Получив задание на дом, дети высыпали из класса, всё-таки немного облегченно – я мог утомить. Еву я задержал, решив устроить ей сюрприз и, широко улыбнувшись, вытащил из своей сумки книжку, которую она уж точно будет читать, исходя из её вкусов и предпочтений. Я протянул её Еве, она посмотрела на обложку, где значилось «Йон Колфер «Артемис Фаул» и засветилась от счастья. Я видел, что ей хотелось в порыве благодарности обнять меня, но она ограничилась сжатием ладони, всё-таки ещё боялась.
В эти выходные мы с Эммой уезжали для того, чтобы скрепить наши отношения узами брака и не могли взять её с собой. Она была немного грустной, но понимала и обрадовалась книге, сказав, что это скрасит её досуг в отсутствии нас, что я счел очень лестным для меня, как для существа, начавшего жизнь человека, бальзамом пролившись на ту часть души, что звалась хранителем. Мы попрощались.
Впоследствии вспоминая события и восстанавливая ход истории, я понимал, что был счастлив, что не замечал многих очевидных вещей или мог бы почувствовать своим внутренним чутьем, что должно произойти нечто плохое. Я был слишком наивен для человека и расслаблен для демона, а про хранителя и говорить нечего – был опьянен удачей с Евой, тем, что мне удалось спасти девочку. Но жестокосерднее Небес может быть только человек с черным сердцем.
***
– Я безумно волнуюсь, – шепотом говоришь мне ты и твои большие глаза мигом округляются, как и мои, когда выйдя из ванной комнаты, продефилировав передо мной в одном нижнем белье и подвязкой невесты на правой ножке, от волнения трогаешь мои предплечья, невольно царапнув меня своими ноготками, вызвав бурю страсти в крови; моя рубашка, которую я до этого держал в руках, летит на пол.
– Опять тошнота? – спрашиваю я, развернув тебя к себе спиной, нежно целуя в шею, вдыхая розоцитрусовый запах, купаясь в огненной энергии, ощущая, как ты поводишь бедрами, вжимаясь в меня, легким прикосновением задеваю напрягшуюся грудь, слышу, как стонешь.
– Сегодня нет, – хрипло лепечешь, срываясь на шепот от возбуждения, и твои руки обнимают мою шею, чуть задевая горячими кончиками пальцев давно застывшую в шраме, однако исцеленную ею же боль.
– Эм, – шепчу, скользя губами по спине, оставляя поцелуй на каждом позвонке, чуть пощекотав бок, услышав твой хриплый смешок и улыбнувшись в ответ.
Спускаюсь губами к округлым ягодицам, чуть покусывая их, ты взвизгиваешь, а мне безумно нравится твоя реакция. Пальцы скользят по вмиг намокшему белью и ты непроизвольно прогибаешься в крестце, следуя за их движениями, оглядываясь на меня, одаривая улыбкой, которая окончательно сводит меня с ума. Мои ладони скользят от бедер до ступней и твои трусики падают на пол, как и мои брюки. Нетерпеливо возвращаюсь тем же путем к твоей шее, крепко целуя в губы, вновь чертя влажную линию поцелуев, возвращаясь к шее, медленно ведя горячей ладонью по спине вниз, заставляя прогнуться, заставив нас обоих дрожать, прижимаюсь и, толкнувшись в податливое нежное тело, замираю, сжимая твои бедра чуть сильнее, чем следовало бы. Приподнимаешься на пальчиках изящных длинных ног, и обернувшись, чуть оседаешь, позволяя заполнить тебя целиком. Я снова тянусь за тобой следом и твой язычок лукаво скользит по моим губам, заставляя сплести наш поцелуй сильнее, распаляя нас, испытывающих и так настолько жгучее желание, что две силы, две энергии: мрачная и огненная столкнувшись, приласкались и начали жаркий танец. Твои бедра двигаются мне навстречу, вижу, что узкие ладони сжимают изящное витиеватое изножье нашего ложа, ты поворачиваешь ко мне свое личико, вижу россыпь бусинок-пота на твоем лбу, а твои губы шепчут, заставляя меня вынырнуть из сладкого плена желания и услышать твои слова:
– Люблю бесконечно.
– Я сильнее, – резкий толчок, ощущаю, как ты пульсируешь, сжимая меня внутри, сладкая судорога от макушки с непослушными кудрями до изящных щиколоток, так, что еще немного и ты упадешь, я подхватываю тебя за живот, прижимая к себе, зарываясь в волосы, замирая, дожидаясь пока твое дыхание успокоится.
Чуть подталкиваю тебя к постели, ты садишься на краешек и закусываешь нижнюю губу, мои ладони берут твое лицо в руки и нежно ласкают щеку, ты льнешь к ним, прикрывая глаза, а потом они распахиваются одаряя меня яркими изумрудами, мои пальцы заводят твои непослушные кудри за ушки, а твой лукавый язычок уже на головке, вызывая мои дрожь и сдержанный стон, продолжив путь по стволу вниз и вверх, захватывая постепенно всего меня в сладкий плен твоего ротика, доставляя удовольствие, сильнее распаляя меня. Ты отрываешься от меня и скользишь вверх по шелковому покрывалу, открываясь мне. Мои руки на твоих бедрах, притягивают тебя ко мне и я вновь в твоем медовом плену, плавясь и взрываясь на сотни маленьких атомов и вновь возрождаясь, двигаясь в унисон с тобой, чувствую как твои ноги обнимают мои бедра, как поцелуй становится глубже, переплетаясь языками, загораясь еще сильнее, крепче обнимая, почти ложась на тебя, твои бедра размашисто движутся мне навстречу, заставляя меня подбираться к границе своего пика, я вторю тебе и слышу твой стон, за которым следует мой, и я взрываюсь в тебе, наполняя тебя, ты целуешь мое лицо, я тянусь к шее, целуя, чуть медля и крепко обнимая тебя, откатываюсь на другую сторону кровати.
– Это ты так не хочешь жениться на мне? – спросила Эмма и, посмотрев на меня, рассмеялась.
Я тоже повернулся к ей, и провел пальцем по её щеке, в ответ рассмеявшись.
Она вдруг серьезно посмотрела на меня и спросила:
– Ты уверен, что я та с кем ты хочешь провести жизнь, – её глаза испытующе смотрели на меня.
– Мало того, Эм, я хочу провести с тобой вечность, – улыбнувшись, сказал я, но уже предельно серьезно, – Я всегда в своей жизни следовал каким-то общепринятым правилам и законам, приказы сильного авторитета были для меня законом, но с тобой я нарушил всё, я пошел против всех законов этой Вселенной, так позволь мне соблюсти их здесь.
Эмма кивнула, притягивая к себе и целуя мою ладонь.
– Нам нужен план как выбраться из постели, – предложил я после некоторого нашего молчания, видя, что Эмма повернулась ко мне и легка боком, изящно облокотившись, продолжил, – Мы идем в душ вместе, затем я уйду одеваться в другую комнату…
– Такое чувство, что это я в нашем безумии виновата, – немного обижено проговорила девушка, на что я расхохотался.
– На этот раз не ты, а подвязка невесты, – проговорил я и придвинувшись к ней поцеловал, она вздохнула.
– В душ, – прошептала девушка, очертив глазами линию моих губ.
– Да, – шепнул я в ответ, одаряя её однозначным взглядом.
Рассмеявшись, мы скрылись за дверями ванной комнаты.
***
Я-то какого ляда волнуюсь?! Вспотели ладошки. О, Шепфа! Ну прямо как мальчишка… Да еще подстегивало к большему трепету поведение Эммы, которая дергается словно на иголках в своем коротком белом платье, на каблуках, с волосами собранными в пучок с россыпью белых маленьких цветочков. Она беспокойно смотрела на людей, толпящихся возле дверей городского совета, а я то и дело трогал карман пиджака, который оттягивался коробочкой для колец. Брачующиеся заходили, когда объявляли их пары. А мне надоело дергаться и видеть, как нервничает моя девочка. Я взял её хрупкую ладонь в свои и ощутил холод, очень внимательно взглянул на неё, заметив бледность.
– Тебе плохо? – спросил я, обеспокоенно глядя в её глаза, согревая руки, даже слишком, на что она еще сильнее сжимает мою ладонь.
– Я волнуюсь, – ответил она, чуть размякая от моих прикосновений и я почувствовал, что тоже успокаиваюсь.
– Ничего не изменится, это просто штамп в бумагах, гражданский акт о том, что мы перед законом муж и жена, это никак не повлияет на наши отношения, – заверил я её, видя, что её щеки зарозовели.
– Кроме того, что ты теперь мой и по закону, – произнесла Эмма, сверкнув глазами.
Я рассмеялся и чуть наклонил голову вперед, затем поднял глаза исподлобья и они сверкнули горячими льдами. Было в ней это хищническое что-то, что цепляло и позволило привязаться настолько, что сейчас даже если она скажет мне уйти, я буду незримо в её жизни всегда: поддерживать и оберегать, даже если разлюбит, даже если полюбит другого. Она вгляделась в меня и чуть поморщилась, как будто от боли:
