Текст книги "Я подарю тебе меч (СИ)"
Автор книги: Jess_L
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
– У вас есть короли, – возразила Лианна. – Короли-за-Стеной.
– Со времен Раймунда Рыжебородого не было такого вождя, кто смог бы объединить под своей властью весь вольный народ. Хотя я вполне могу стать следующим! Ты все еще уверена, что не хочешь за меня?
Лианна неожиданно для себя рассмеялась и покачала головой.
Вдруг лицо Тормунда исказилось, и он произнес что-то на незнакомом ей гортанном и грубом языке, звучащее, как ругательство. Она обернулась посмотреть, что его так поразило.
В просвете между двумя чардревами – улыбающимся и плачущим – стоял огромный серый зверь.
– Волк! – вскрикнула Лианна, нашаривая свой меч, но, поняв, что зверь был вдвое крупнее когда-либо виденных ею волков, поправилась: – Лютоволк.
– Тс-с-с, девочка, – Тормунд прижал палец к губам, – может, боги будут к нам милостивы, и она уйдет, откуда пришла, если не увидит в нас угрозы. Не хотелось бы обнажать сталь в святом месте.
– Она? – спросила Лианна еле слышно.
– Это лютоволчица. Беременная.
Зверь двинулся вперед, и Лианна разглядела тяжелый живот с набухшими сосцами. Лютоволчица держала в пасти что-то грязное и окровавленное. Не дойдя до костра несколько шагов, она положила свою ношу на землю и подняла большую лобастую голову. Лианна следила за ней, затаив дыхание, прижимая к себе Джона, и вспотевшими пальцами касалась кожаной рукояти меча. А потом встретила прозрачный взгляд янтарно-желтых глаз и на мгновение почувствовала во рту вкус теплой крови.
Очнулась она от того, что Тормунд легонько потряс ее за плечо. Лютоволчица исчезла, оставив им перепачканную тушку зайца с черными кончиками ушей.
– Любят тебя, видать, боги, Лианна Старк, – задумчиво протянул Тормунд, принимаясь свежевать подарок. – Как, говоришь, звали того короля оборотней, которого победил твой предок?..
Тушку проткнули заостренной веткой и подвесили на камнях над костром. Лианна укачивала Джона и смотрела, как потрескивают язычки пламени от капель стекающего в них жира. Жарящееся мясо вкусно пахло. И она гнала от себя непрошеную, пришедшую извне мысль о том, как приятно было бы съесть его сырым.
4.
Сон Лианны в эту ночь был беспокойным и странным. Она вновь была беременна. Ребенок толкался в ней, и болели полные молока груди. Она смотрела из своей комнаты в Башне Радости на пустую дорогу, ожидая того, кто уже не мог вернуться, а за окном, скрывая контуры предгорий, шел никогда не виданный в Дорне снег.
С бьющимся сердцем Лианна открыла глаза. В тишине раздавался ровный храп Тормунда. Между его носовыми руладами был слышен шелест крон, будто чардрева переговаривались вполголоса. Джон спал рядом с ней. Вечером он выпросил у нее пососать косточку с остатками мяса и теперь сжимал ее в кулачке, несколько редких снежинок таяли на его щеке. Она провела по ней пальцем, стирая влагу, придвинулась еще ближе, вдыхая его теплый запах, и незаметно уснула снова. На этот раз во сне она оказалась на своем родильном ложе, в окружении увядших зимних роз, разбросанных по окровавленным простыням. Брат протягивал ей запеленатый кулек, но, когда она взяла его на руки, вместо личика младенца увидела покрытую белой шерстью волчью морду, с которой на нее смотрели красные звериные глаза. Она проснулась от собственного крика.
Позавтракали они тем, что осталось от зайца, и быстро собрались в дорогу. Лютоволчица больше не появлялась. Тормунд был необычно молчалив и лишь задумчиво поглядывал на спутницу, отводя глаза каждый раз, когда ловил ответный взгляд. Лианна подумала было, что он жалеет о решении отвести ее к своим родичам, но они продолжали идти, не меняя направления.
Первым признаком приближающегося жилья стали козы. Четыре худых животных, грязных настолько, что определить их природную окраску было почти невозможно, объедали листья с нижних веток берез, до которых могли дотянуться. Пасла их чумазая девочка, одетая в рубаху из грубого холста и босая, несмотря на холодную грязь вперемешку со стаявшим снегом под ногами. Заслышав шаги, она спряталась за дерево, но, признав Тормунда, вышла из своего укрытия.
– Хар-р! Мунда! – окликнул ее Тормунд. – Мать твоя, наконец, приставила тебя к делу?
– Да, и ждет не дождется, когда сможет приставить тебя. Но пока от нашего старого козла больше пользы. Она ждала тебя с добычей, а ты опять заявился с новой бабой, – девочка смерила Лианну неодобрительным взглядом. Глаза у нее были светло-серыми, а давно немытые темно-каштановые волосы заплетены в две тощие косички и перевязаны обрывками веревки.
Тормунда ее дерзость вовсе не рассердила.
– Моя дочь! – заявил он с гордостью. – Вся в меня, за словом в карман не лезет.
Лианна хихикнула. Сердитая девчушка ей нравилась. Джон, привлеченный новым голосом, высунул голову из-под плаща:
– Мама, кто это?
Осуждение на лице Мунды сменилось ужасом:
– Ты что, уже?! Это что, мой брат?!
Тормунд расхохотался.
– Разве что напьется молока с наших коз, тогда станет твоим молочным братом. А ну, быстро беги, передай, чтобы встречали гостей. Не каждый день к нам заходят Старки из самого Винтерфелла.
– Если козы разбредутся, собирать ты будешь, – огрызнулась его дочь, но направилась в сторону, где в просветах между деревьями угадывался поселок. На ходу она несколько раз оглянулась, бросая на Лианну взгляды, больше заинтересованные, чем испуганные.
На опушке росло огромное чардрево, будто бы обнимавшее своими ветвями поселок: пять-шесть низких бревенчатых домов, наполовину ушедших в землю и крытых дерном, загон для скота и колодец. Жители поселка, взбудораженные Мундой, уже толпились около ограды из покосившихся жердей с надетыми на них звериными черепами и битыми горшками. Несколько седобородых мужчин, женщины с длинными косами, все в старых мехах и коже, и орава чумазых ребятишек. Впереди стояла высокая женщина с резкими, но все еще красивыми чертами лица, в шерстяном платье с вышивкой, за пояс которого был заткнут длинный нож, и накидке из беличьих шкурок на плечах, скрепленной янтарной застежкой. Женщина впилась взглядом в Лианну, но обратилась к Тормунду, и без особой нежности:
– Где Ридн? У нее единственной из всей вашей компании были мозги, я надеялась, что она убережет вас от глупостей.
Тормунд крякнул почти смущенно.
– Ридн убили вороны. И Болли, и Хрора тоже. Нарвались на патруль, не повезло. Меня не убили только потому, что она, – он показал на Лианну, – помогла мне сбежать. Это Лианна Старк из Винтерфелла.
Лианна неловко переступила с ноги на ногу: уже собравшись поклониться, она вспомнила, что вольный народ это не жалует.
Женщина сделала приглашающий жест рукой.
– Меня зовут Астрид, и я благодарна. Не то, чтобы от этого старого трепача было много пользы в хозяйстве, но живой мужчина лучше мертвого. Будь желанным гостем под моим кровом и отведай хлеб и соль у моего очага.
Дверь в дом была невысокой, с приподнятым порогом. Внутри был плотно утоптанный земляной пол, покрытый соломой, в центре был выложен камнями очаг, дым от которого уходил в отверстие на крыше. Света оттуда проникало куда больше, чем через маленькое окошко, затянутое рыбьей кожей. Вдоль стен стояли длинные скамьи, устланные волчьими и медвежьими шкурами, и большие деревянные лари, на вбитых крючьях было развешано оружие и одежда.
Огонь в очаге давал больше чада, чем жара, но засыпанные землей стены и крыша хранили тепло. Лианна была счастлива избавиться, наконец, от тяжелого плаща, камзола и кольчуги, за долгий путь натершей ей плечи даже сквозь толстую шерсть.
– Клади сюда, – хозяйка открыла один из сундуков. – Тут детвора не достанет.
Лианна заглянула в сундук и не смогла скрыть удивления, увидев лежащие вперемежку шкурки соболей и лисиц, тяжелые золотые браслеты и ожерелья с драгоценными камнями, и даже семигранный кристалл, потускневший от времени.
– Я ж говорю, добытчик он не плохой, – Астрид уложила сверху вещи Лианны и захлопнула резную крышку.
– Вы давно женаты?
– Женаты? – женщина рассмеялась. – Он сильный мужик и отважный воин, и дети от него получаются хорошие. А по хозяйству мне брат помогает. Да и не сомневаюсь, что у этого мешка бахвальства может в каждой деревне быть по жене. Своего я не упущу, а если его и на других хватает, то мне дела нет.
Лианна только захлопала глазами. Эти люди жили вразрез со всеми законами и обычаями Семи Королевств, воровство предпочитая честному промыслу и совокупляясь друг с другом без совершения таинства брака. Но они чтили закон гостеприимства и приняли ее в дом, как друга. Представив возмущенное лицо своей чопорной невестки, узнай она о таком, Лианна усмехнулась. Но это даже к лучшему. Никто здесь не будет интересоваться, замужем ли она, и дразнить Джона бастардом. Никому не придет в голову отправиться в Королевскую Гавань, чтобы доложить о ее местонахождении. А если появятся слишком ретивые поклонники, то у нее есть меч.
Для обеда Тормунд с немолодым прихрамывающим мужчиной, братом Астрид, поставили на козлы большую доску. Ели из старых потрескавшихся глиняных мисок ячменную кашу, сдобренную большими кусками дичи, а козью сыворотку хозяйка разлила в серебряные кубки, выуженные из глубины другого ларя. Лианну эта пестрота только позабавила, а плотная еда пришлась как нельзя кстати после скудных трапез в пути. Потом она уложила Джона, который слишком устал, чтобы включиться в возню других детей, и поинтересовалась у Астрид, где можно постирать одежду. Рубаха и штаны ее засалились и пропахли потом. Она и сама хотела бы выкупаться, но боялась, что лучшее, что могут ей предложить хозяева – корыто, из которого поят скот. Но оказалось, что рядом есть озеро, и Мунда взялась ее проводить.
Раздвинув ветви тесно обступивших берег деревьев, Лианна замерла от восторга. Безмятежная водная гладь, менявшая свой цвет от голубого до густо-синего, будто бы вобрала все краски этого неяркого края. Острые пики отраженного в ней леса стремились в темную глубину, а лучи уже нависшего над ними солнца рассыпали дорожку из солнечных зайчиков. На другом берегу Лианна заметила одинокую хижину, маленькую по сравнению с длинными домами поселка, но сложенную из камня и с трубой, из которой поднимался легкий дымок.
– Кто там живет? – спросила она Мунду. Девочка уже дергала ее за руку, показывая валуны, о которые можно было потереть белье.
– Матушка Гутрун, – девочка слегка напряглась.
– Она живет там одна? – Лианне трудно было в это поверить. Суровые условия жизни за Стеной, как она уже поняла, заставляли клан держаться вместе.
Мунда кивнула с угрюмым видом, показывая, что не хочет продолжать разговор. Вместо этого она стянула с себя рубашку и с разбега прыгнула в воду, подняв тучу брызг.
– Вода же холодная! – ахнула Лианна.
Девочка вынырнула, отфыркиваясь.
– Для вас, южан, может, и холодная, – сказала она презрительно. Такой вызов невозможно было проигнорировать, и Лианна, быстро раздевшись, подошла к воде.
Мелкие прозрачные волны лизнули ее пальцы. Вода в действительности была далеко не такой ледяной, как ей казалось сначала, и, сжав зубы, она в три шага зашла по самую грудь. Холод обжег ей кожу, но подарил ощущение свежести. Через мгновение она вместе с Мундой плескалась на мелководье.
– Эй ты, сука!
На берегу у самой воды стоял одичалый. Не очень высокий, с редкими, просвечивающими на солнце волосами и бородой, в кожаном доспехе и с каменным топором за поясом. В руках он держал лук. Лианна была уверена, что этого человека не было среди тех, что встречал ее в поселке. Она уже порядочно замерзла и собиралась выходить, но теперь шагнула назад, чтобы вода закрыла ее плечи. Мунда рядом с ней тоже подобралась.
– Они погибли из-за тебя! Косматый Болли был мне другом, и Рыжий Хрор тоже. Никто из них не вернулся домой, они зарезаны, как собаки, южанами. Из-за тебя! Я справлю им достойные поминки, принеся богам твою голову!
– Ты дурак, Ове, – Мунда шагнула вперед и встала перед Лианной. – Она не имеет отношения к их смерти. Наоборот, она спасла Тормунда.
– Это они с Тормундом так говорят, – одичалый ощерился. – Небось, вдвоем все и обстряпали. Ничего, с ним я тоже разберусь. Позже.
Он поднял лук и наложил стрелу. Лианна в панике пыталась найти выход. Ее меч остался вместе с одеждой на берегу, и Ове пристрелил бы ее быстрее, чем она добралась бы до него. Лианна бросила беглый взгляд на другой берег, но до него было далеко, а она уже замерзала и не смогла бы переплыть озеро. Ове натянул лук, целясь поверх головы Мунды.
– Пригнись! – шепнула девочка Лианне через плечо. – В меня он не посмеет стрелять.
Но Лианна не была в этом уверена. Ове хотел отомстить и Тормунду тоже, он вполне мог убить его дочь.
Уже почти не чувствуя ног от холода, Лианна рванулась вперед в отчаянной надежде уклониться от выстрела. Но в этот момент в подлеске мелькнула серая тень. Огромный зверь сбил Ове с ног, и стрела ушла в небо. Когда Лианна, дрожа с головы до ног, вышла из воды, лютоволчица терзала окровавленное горло одичалого. А потом подошла к Лианне и лизнула ее руку шершавым, как терка, языком. На коже остался розовый след.
– Варг! – испуганно прошептала Мунда.
– Оборотень, – сказала, покачав головой, Астрид, когда они вернулись в поселок, и рассказали о происшествии. Вернее, рассказывала Мунда, а Лианна, переодевшись в сухое, пыталась согреться. Но дрожала она не столько от холода. Она будто раздвоилась внутри: сидела с вольным народом на скамье длинного дома и одновременно на четырех лапах бежала к укрытию, где беззвучно звал мать родившийся ночью волчонок. Она затрясла головой, прогоняя видение, и заметила, что Тормунд внимательно ее рассматривает.
– Похоже на то. Но когда нас это пугало?
Астрид откашлялась.
– Ты наш гость, и я не гоню тебя, – сказала она Лианне. – Но оборотню лучше жить с себе подобными.
– В этом она права, – Тормунд почесал бороду. – Тут неподалеку живет знахарка, матушка Гутрун. Добрая старая женщина, и у нее такой же старый волк. Она сможет научить тебя всему, чему вам, оборотням, нужно знать. Завтра я тебя провожу к ней.
Астрид и ее брат выглядели напряженными. Проследив за их взглядами, Лианна поняла, почему. В дверном проеме, перекрывая последний свет заходящего солнца, стояла лютоволчица. В зубах она снова что-то несла, и на этот раз это была не добыча. Подойдя к скамье, на которой спал Джон, она положила рядом с ним новорожденного щенка, точь-в-точь как из сна Лианны: с белой шерстью и уже открытыми красными глазами. Не до конца проснувшись, ребенок потянулся и уткнулся лицом в мягкий мех.
Комментарий к Часть 3. Лютоволчица
Семейное положение Тормунда целиком на моей совести, как и версия рассказа про великана – не сомневаюсь, что у него было 100500 разных вариантов, и он не повторялся)
========== Часть 4. Манс ==========
1.
Спина горела как в огне. Манс потянулся к поводьям и обнаружил, что и правая рука его почти не слушается.
– Кто-нибудь, придержите лошадь, – хрипло попросил он, всовывая ногу в стремя и пытаясь подтянуться. Через мгновение он обнаружил себя валяющимся на земле, а лошадь – в нескольких шагах, и понял, что попытка сесть в седло не удалась.
– Надо сделать носилки, – сказал кто-то.
– Пошел на хрен, – Манс, превозмогая боль, сел почти прямо. Но, когда он снова попытался встать, крепкие руки удержали его на месте.
– Манс, из тебя хлещет сильнее, чем из лося, которого мы забили, – Манс было дернулся, но Эббен, даром, что был малого роста, обладал недюжинной силой. – Не геройствуй. Братья уже пошли за жердями. Сейчас положим тебя на твой плащ и потихоньку дотащим до Сумеречной Башни, там мейстер Маллин тебя заштопает.
Перед глазами уже плыли цветные пятна. Пришлось сдаться. Он снова лег – на бок, оберегая раненую спину.
– Чертов кот. Подрал… как барана…
– Сумеречные коты тоже жрать хотят, а мы у него лося увели, почитай, прямо из пасти. Ты его неплохо отделал, брат, не скоро снова охотиться вылезет.
– Шкуру бы с него снять… стервеца…
В нос лезла колючая травинка. Манс чихнул и отвернул голову, вперяясь взглядом в кружащие между переплетенными ветвями деревьев редкие летние снежинки. Знакомая с детства, успокаивающая картина. Снег за Стеной мог пойти в любой день лета, зимой его наметало выше человеческого роста. И лес был повсюду. Где-то здесь была когда-то родная деревня Манса – несколько хижин из камня и глины с земляным полом и крытыми дерном крышами, овечий загон, колодец и кривоватые грядки. В лесу была жизнь: звери, на которых охотились ради мяса и шкур, янтарь – древесные слезы, упавшие в землю давным-давно, возможно, даже перед Долгой Ночью, которые теперь выкапывали и меняли в замках Ночного Дозора на еду и одежду. Но не на оружие – вольный народ, по мнению ворон, не должен был иметь ни острых стальных мечей, ни кинжалов. За ними самые отчаянные перелезали через Стену: за мечами, стальными наконечниками стрел и копий, заодно прихватывая кухонную утварь, инструменты и хорошеньких женщин, которые вовсе не всегда этому противились. Что бы ни говорили южане-поклонщики, женщины любят героев. И Манс обязательно стал бы одним из них, первым среди всех покорителей Стены, если бы Дозор не разгромил его деревню, когда он был еще ребенком. После одного особенно смелого набега выследившие налетчиков вороны окружили деревню, и ночь скрыла их черные плащи. Дозорные вырезали всех жителей безо всякой жалости, пощадив лишь маленьких детей, которых забрали в свои замки и обрядили в черное. И теперь Манс сам был вороной, и мог подниматься на Стену хоть каждый день, только радости в этом не было. Правда, редко какая вылазка в Застенье обходилась без него – лучшего разведчика Сумеречной Башни. И свою толику счастья он урывал, где только мог. В скачке на быстрой лошади, в сражении с сильным противником, в любви красивой женщины (чтоб Иные побрали его обеты). В музыке, которую его пальцы способны извлекать из струн своей лютни.
Вспомнив о лютне, Манс поскреб по земле, пытаясь нащупать свой инструмент.
– Держи, – Эббен вложил гриф ему в ладонь. В отряде любили его песни. Они – неплохие люди, его братья. Кто-то добрый, кто-то жестокий, кто-то смелый, кто-то трусливый – такие же, как и вольный народ. Некоторые – как и он, Манс, сами из-за Стены, взятые в Дозор сироты. Другие – их большинство, из Семи Королевств – простые парни, сосланные на Стену кто за воровство или браконьерство, кто за убийство или шашни с дочкой лорда. В одинаковых черных плащах все похожи друг на друга. Да, конечно, есть и лорды. На Ночной Дозор давно смотрят, как на место ссылки преступников, почти повсюду, только не на Севере. У Старков всегда был обычай посылать в Дозор кого-то из членов семьи, младший брат нынешнего лорда Винтерфелла недавно стал Первым разведчиком. И сир Деннис Маллистер, командующий Сумеречной Башней, был помазанным рыцарем, участвовавшим в турнирах. Лорды смотрят на простых людей, как на отребье, и никакой черный плащ этого не скроет. Зато лорды умеют драться на мечах, так, как Манс никогда бы не выучился в лесу.
– Поднимайте. Осторожнее, – скомандовал Эббен, и Манс понял, что на время отключился. Двое братьев подняли его и переложили на носилки. Боль стала меньше, спина и рука онемели, хотелось спать.
– Седьмое пекло! – присвистнул кто-то. – Эббен! Смотри, сколько крови. Мы не довезем его до Башни.
– У нас нет выбора, – мрачно произнес Эббен. «Не спеши меня хоронить», – хотел было пошутить Манс, но губы и язык его не послушались.
– Тут, неподалеку, деревенька одичалых, – неуверенный голос принадлежал Роннелу, лучшему стрелку в их отряде. – Ну как деревенька – несколько землянок у озера. Там живет одна старуха, знахарка, лечит всякими корешками-травами. Меня как-то выходила, когда в разведке живот от дурной воды скрутило. Может, к ней лучше отнесем? Она подштопает, а там и в Башню спокойней ехать будет.
«Вороны, – со слабой усмешкой подумал Манс как бы со стороны, будто сам долгое время не был одним из них. – Зовут вольный народ одичалыми, за людей не считают, а как помощь нужна, так и податься больше некуда». Он не слышал, что ответил Эббен, но Манса накрыли еще одним плащом, а носилки подняли и закрепили между двумя лошадьми. От их ровного шага носилки плавно покачивало, и Манс наконец задремал.
Проснулся он от ревущего голоса, похожего на раскаты грома.
– Хар-р-р! Вороны! Аж целых четыре штуки! Давно мне хотелось себе плащ из вороньих перьев!
Манс открыл глаза. Обладателем громового рева оказался невысокий, но очень крепкого сложения мужчина с густой седеющей бородой. Его запястья обхватывали толстые золотые браслеты, покрытые рунами, а под меховой накидкой угадывалась кольчуга. За ним маячили еще люди, много людей. Если придется драться, силы явно не равны. Манс повернул голову и встретил немигающий сочащийся красным древесным соком взгляд лика, вырезанного на большом чардреве. Священное место. Повезло, здесь их не убьют.
Эббен тоже это понял.
– Мы пришли с миром, – сухо ответил он. – У нас раненый. Его к знахарке надо.
– Еще одна недобитая ворона? Вот такими я вас люблю, когда лежите смирно и не рыпаетесь. А если этот еще трепыхается, то надо добить его, а не лечить. А то выздоровеет и за спасибо снова придет нас убивать. Черный плащ – черная душа.
– Сердце под моим плащом такое же алое, как у тебя, – слова полузабытого уже языка, который в Семи Королевствах называли древним, сами пришли на память.
– Хар-р-р! – сплюнул бородач. – Ворона умеет говорить по-человечьи! Ты, небось, из этих грамотеев-поклонщиков, которые любят всякие древности и суют свой нос, куда их не просят?
– Я здесь родился. И здесь умру… сегодня, если ты не пустишь нас дальше.
– Из какой ты деревни? – бородач подошел ближе.
– Ее больше нет… и с тех пор прошло уже много зим.
– Вот как, – бородач печально покачал головой. – А матушка Гутрун, к которой тебя несли, померла две луны назад. Ее правнук у меня в отряде, хоронил старуху. Так что пустил бы я тебя к ней, хоть ты и ворона, да некуда уже.
После этих слов Мансу показалось, что утихнувшая было боль стала драть своими когтями спину и руку с новой силой.
– Ну что ж, – проговорил он с каким-то обреченным спокойствием, – хоть умру рядом с богами.
– Что он тебе сказал? – спросил Эббен. Никто из дозорных не понимал резкий и звучный язык Первых Людей.
– Знахарка умерла.
Братья отошли, тихо переговариваясь, видимо, решая, что делать дальше. Бородач наклонился:
– Эй, парень! Как, говоришь, тебя зовут?
– Манс.
– А я Тормунд. Прозывают меня Великаньей Смертью, Собеседником Богов, Медвежьим Мужем и еще сотней имен, которые я назвал бы тебе, если бы ты меня слушал, а не закатывал глаза.
– Прости, – даже шевелить губами Мансу было трудно, – как-нибудь в другой раз.
Тормунд хмыкнул.
– Хорошо сказано, парень. Что ж, придется тебе помочь, чтобы у нас был этот другой раз, хар-р-р? Была у матушки Гутрун ученица. Способная девчонка, теперь сама людей лечит. Могу тебя к ней отвести, залатает быстро – будешь как новенький. Но только тебя одного – без всех этих ворон. И если потом из-за тебя с ней какая беда случится, я тебя даже на верхушке этой вашей Стены достану и своими руками голову откручу, – и он поднес огромные кулачищи к самому носу Манса.
2.
Путь до домика знахарки Манс запомнил плохо. Кажется, он смог довольно убедительно объяснить Эббену и другим, что непосредственная опасность ему не грозит и поэтому сопровождать его не нужно. К тому же, если разведчики не вернутся вовремя, сир Деннис Маллистер вполне может решить, что все они погибли. Эббен согласился, но пообещал вернуться в самом скором времени с подкреплением и свежими лошадьми. На том они расстались.
Тормунд на руках перенес Манса к лодке. С каждым ударом весел боль, казалось, уплывала все дальше, а вместе с ней последние силы, оставляя лишь усталость и холод. Голос бородача, бубнившего что-то себе под нос в такт гребкам, становился все глуше. Хаотичные обрывки мыслей разбегались, не успев сложиться в нечто цельное. А потом и их не осталось. Тишина окутала его плотными сугробами, и Манс так и не понял, заснул он или потерял сознание.
Потом сквозь забытье прорвался женский голос, низкий и бархатистый. Манс открыл глаза. В темноте плавали пятна света, видимо, от плошек с горящим маслом, но разглядеть бледное лицо склонившейся над ним женщины он не смог. В руку что-то кольнуло, он дернулся, вскрикнув, и тут же к его носу прижали мокрую тряпку с резким горьковатым запахом. Одного вздоха было достаточно, чтобы он снова провалился в беспамятство.
В следующее свое пробуждение он с радостью обнаружил, что предметы вокруг уже не двигаются и не расплываются перед глазами. Он лежал на скамье, поверх которой была брошена медвежья шкура. Вторая шкура укрывала его сверху. Стена, к которой почти прикасалась его щека, была сложена из грубого камня, сплетенная из камыша ширма отгораживала спальное место от остальной комнаты. С бревенчатых балок свешивались связки ароматных трав. Он мельком подумал, нет ли среди них тех, которыми его усыпили. Потом попробовал приподняться и обнаружил, что его тело от плеч и до пояса стянуто повязками, удерживающими и его раненую руку.
– Тебе пока лучше поменьше двигаться, – голос ее был таким же, как Манс запомнил в полубреду: будто меховой кисточкой провели по коже. Не обратив внимания на ее совет, он приподнялся на локте, чтобы увидеть лицо говорившей с ним женщины, но между ним и источником голоса неожиданно оказалось препятствие. Огромный волк прыгнул прямо на скамью и уставился на него немигающим взглядом янтарно-желтых глаз.
Будь Манс здоров и будь у него под рукой копье, он бы не колебался ни мгновенья. А так оставалось лишь замереть с надеждой, что его лечили не для того, чтобы скормить дикому зверю.
Женщина сказала:
– Серая Звезда, не пугай его.
Волчица спрыгнула на пол и улеглась у поддерживавшего крышу резного столба, не теряя Манса из поля зрения.
– Красивое имя для волка, – он облизал враз пересохшие губы.
– Лютоволка, – поправила женщина. Теперь и он это видел – кроме размера, почти вдвое большего, чем у обычного волка, у Серой Звезды были длиннее лапы, круглее голова и тонкая морда больше выдавалась вперед. Порывшись в памяти, Манс не смог вспомнить, когда в последний раз встречал этих зверей даже за Стеной. – А меня вольный народ называет Молодой Волчицей.
Манс снова откинулся на шкуру. Значит, знахарка еще и оборотень. Немудрено, что Тормунд не хотел, чтобы поблизости оказался кто-то из его братьев. Большинство дозорных исповедовало веру в Семерых, и любой из них убил бы «чудовище» не задумываясь. Людям свойственно стремиться уничтожить то, что не понятно и вызывает страх.
Женщина подошла к нему, наклонилась, трогая лоб прохладной ладонью. Ее лицо было совсем близко, и он не отказал себе в удовольствии его рассмотреть. Молодая, не старше двадцати пяти лет, со строгими чертами удлиненного лица и темными волосами, свободно падающими на плечи. Штаны и рубаха, пестро расшитая на рукавах и по горлу, не скрывали изящество ее стана и колышущейся груди. Пахло от нее чуть горьковатой лесной свежестью.
– Жара нет, – сказала она. – Я сделала тебе припарку из лечебных трав. Попозже я проверю повязки, и если не будет воспаления, сможешь вернуться в Черный Замок.
– Я из Сумеречной Башни, – возразил он. Что-то в ее облике казалось ему странно знакомым, а говорила она на общем языке слишком правильно для уроженки Застенья. Но тут он встретился взглядом с ее большими лучистыми серыми глазами и снова залюбовался, отбросив прочие мысли.
– Меня зовут Манс, – представился он. Слова прозвучали малопонятным хрипом: от сухости драло горло.
– Хочешь пить? – спросила она. Он кивнул.
Молодая Волчица подошла к пологу и сказала кому-то, кого он не мог видеть:
– Джон, принеси воды.
– Я заштопала твою одежду, – произнесла женщина, вернувшись. – Правда, черных ниток у меня нет. Твой командир не будет возражать против заплаток из красного шелка? Мне он остался еще от матушки Гутрун. Она рассказывала, как нашла его когда-то на Стылом берегу, где потерпел крушение корабль из дальних стран.
Манс повернул голову – на другой скамье был разложен черный плащ и принадлежности для шитья, рядом стояли черные сапоги, к стене был прислонен меч в черных ножнах.
– Спасибо, – он знал, что в здешних краях шелковые нитки – драгоценность. – Меня ты тоже зашила красным шелком?
– Нет, – она качнула головой, – нитками, которые я делаю из овечьих кишок. Если все пойдет нормально, они сами рассосутся, и не придется беспокоить вашего мейстера.
– Не знаю, как тебя благодарить. – Спеть ей? Женщинам всегда нравились его песни. Манс вспомнил о лютне и поискал ее глазами. Может, ее забрал Эббен? – А кроме одежды и меча, со мной ничего не было?
Молодая Волчица поняла, о чем он говорил.
– Держи, – она положила инструмент рядом с ним. – Когда Тормунд тебя принес, мы едва смогли разжать твои пальцы и вынуть ее.
Манс погладил ребристый корпус, коснулся струн. Но имя встреченного в лесу бородача напомнило ему еще кое о чем.
– Он твой муж? – Не то, чтобы раньше он не крутил любовь с замужними женщинами. Но нехорошо было бы так отплатить Тормунду за свое спасение.
Она коротко ответила:
– Нет.
В распахнувшуюся входную дверь ворвалась струя холодного воздуха. Манс увидел сначала большое ведро, а потом мальчика, который его втащил.
– Тебе не обязательно было набирать его полным, – в голосе женщины прозвучало беспокойство.
– Мне помог Призрак, – ответил мальчик. Оставив в покое ведро, он набрал немного воды в деревянный кубок и поднес Мансу.
– Мой сын Джон, – сказала Молодая Волчица.
Сначала Мансу показалось, что ему лет восемь-девять, но, присмотревшись, он решил, что мальчик может быть старше. Те же темно-каштановые волосы и серые глаза, что и у матери, длинное печальное лицо. Знакомые черты. Совсем недавно он видел похожего на них мужчину, даже двух. Он мог ошибаться, конечно, но ничего не мешало проверить.
– Ты – брат Ночного Дозора? – спросил Джон, рассматривавший вещи Манса, пока тот пил, и особенно тяжелый двуручный меч с тщательно скрываемым интересом.
– Я ворона, да, – поправил его Манс с улыбкой: мальчик лишь подтверждал его догадки. Никто из рожденных за Стеной не называл дозорных иначе, чем уничижительной кличкой. – А ты и твоя мать похожи на Старков Винтерфелльских.
Он едва успел договорить. Лютоволк – не Серая Звезда, а абсолютно белый – запрыгнул на него, придавив к скамье своей немалой тяжестью, и у самого лица оказалась страшно оскаленная морда. Манс замер, опасаясь даже вздохнуть. Значит, оборотни оба, и мать, и сын.
