Текст книги "Время. Ветер. Вода (СИ)"
Автор книги: Ида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Выбравшись из кафе, Артём, невероятно довольный, подошел к нам.
– Ну ты даёшь! – я подалась ему навстречу. – Очень круто! У них были такие глупые лица.
– Троллить вот таких уродов – одно из самых прекрасных занятий на свете.
От него веяло азартом и радостью.
Моё восхищение готово было выплеснуться через край. В ту минуту Артём представлялся мне защитником всех несчастных и униженных.
Однако в прекрасных карих глазах Вики читалось осуждение.
– Вообще-то это было неприятно. Тебе просто повезло, что они тебя не поймали.
– Но не поймали же.
– Скажи честно, ты это сделал, чтобы мальчику помочь или перед нами выпендривался?
– Конечно, выпендривался, – не моргнув и глазом, признал он.
– Так вот на будущее, – она толкнула его пальцем. – Мне такое не нравится.
Артём сделал вид, будто покачнулся:
– На какое ещё будущее?
– На ближайшее.
– А как же Макс? – спохватилась я. – Вдруг они его догонят?
– Макса никто не догонит. Он лучший трейсер из всех, кого я знаю.
– Но так же можно серьёзно нарваться, – недоумевала Вика. – Неужели вас никогда за такое не били?
Мы целенаправленно шли к выходу из парка.
– Конечно, били. Последний раз в больнице две недели провалялся, – понять, серьёзно говорит он или нет, было сложно, но я догадалась.
– Плечо?
– Ага. Ключица и сотрясение. Со второго этажа летел.
– Как же так получилось?
Он рассмеялся.
– Не поверишь, я и сам не понял. Ещё секунду назад стоял, с ребятами разговаривал, а потом чувствую – лечу.
– Они тебя специально столкнули? – удивилась я.
– Не столкнули, а выбросили, – снова засмеялся. – Вся жизнь, Витя, сплошной экстрим… Каждый день, как по минному полю ходишь.
– Ты же сам в это влез, – сказала Вика. – Зачем тебе проблемы?
Артём резко посерьёзнел.
– Не проблемы, а адреналин. Только в нем, собственно, и есть хоть какой-то смысл.
– Что за смысл?
– Ты когда-нибудь думала, зачем живешь?
– Я тебе уже говорила, – не раздумывая, ответила Вика. – Хочу стать актрисой, уехать в Голливуд и прославиться на весь мир.
– И что это тебе даст?
Она посмотрела на него, как на умалишенного.
– Всё.
– Это ты сейчас так думаешь. Но потом, когда поймешь, что это совсем не то, чего ты ожидала, тебе будет девяносто и уже ничего не изменишь.
– А ты типа самый умный и знаешь, как будет в девяносто?
– Знаю, что тебе сильно повезет, если не помрешь раньше времени от передоза или пластических операций.
– Можно подумать, ты со своим адреналином долго проживешь? – не сдавалась Вика.
– Конечно, нет, но мои ожидания оправданы. Всё происходит здесь и сейчас, а твои желания никогда не исполнятся, даже если исполнятся.
– Адреналин – тот же наркотик, – вмешалась я. – С тем же успехом ты бы мог убеждать нас, что жить ради дозы – это и есть смысл.
– А с тобой, Витя, – он погрозил мне пальцем, – разговор отдельный. У тебя вообще везде тысячи смыслов. Только вот незадача – все сказочные.
– Но гонял ты их красиво, – признала я. – Как в кино.
Он хвастливо вскинул голову:
– Макс потом это видео на Ютуб кинет, вот тогда кино будет.
– Слушай, – тут меня вдруг что-то кольнуло. – Я недавно ролик видела, как двое ребят за машиной бегут. Смешной такой. «Ничего на свете лучше нету». Это случайно не вы были?
В тут же секунду Артём позабыл о препираниях с Викой и засиял.
– Что, понравился?
– Серьёзно вы?
– Забавная история вышла…
И он принялся увлеченно рассказывать, как они решили проучить одну чересчур капризную подругу.
Но я почти не слушала и всё оставшееся время, даже когда уже встретились с раскрасневшимся, но радостным Максом, думала о таких поразительных совпадениях. Похоже, Вика была права – вероятно, жизнь хотела мне этим что-то сказать.
========== Глава 7 ==========
Когда на деревьях нет листьев, из окна моей комнаты виден двор, детская площадка, площадка для мусорных контейнеров и пешеходная дорожка. Чуть поодаль высокий белый дом. Он стоит к нам торцом, и в ясные дни верхние окна и балконы сверкают так, будто солнце заперли внутри.
И на тонкие металлические бортики, огораживающие крышу, и на провода, тянущиеся к другим домам, прилетают голуби, в основном обыкновенные, серые, но иногда я вижу целую стаю прекрасных белых голубей, которые, прежде, чем опуститься, описывают над крышей круг за кругом.
Однако прохожие птиц не замечают. И, если бы я шла в это время из школы, я бы тоже не видела их.
Только один раз маленький мальчик лет пяти, чья мама очень торопилась и быстрым шагом направлялась в сторону метро, остановился, запрокинул голову и, увидев голубей, восторженно залюбовался. Женщина громко окликнула, но мальчик так и остался зачарованно стоять. Тогда она вернулась, грубо схватила его за руку и потащила за собой, даже не взглянув, чего он там увидел.
В школе я не была всю неделю. И чувствовала себя от этого гораздо лучше. Маме, правда, пришлось намекнуть на температуру, несколько раз покашлять в трубку, и она сама настояла, чтобы я «высидела» дома недельку, а то и две.
Эля писала и звонила, но общались мы с ней мало. Она пребывала в своей затянувшейся болезни, я – в мыслях о новых знакомых, потому что после похода в Парк Горького всё пошло развиваться очень быстро. Вика торопила события, и никто не возражал.
Раньше в тех местах, куда обычно ходят с друзьями, я никогда не была, но с появлением Вики всё изменилось. Она тащила меня за собой повсюду, и не могу сказать, что мне это не нравилось.
На следующий день мы пошли в кино, а через два в караоке-бар неподалёку от нашего дома. Это была идея Вики: уж очень ей хотелось блеснуть своими актерскими способностями.
Полумрак, неоновая подсветка, низкие мягкие диваны с подушками, покрытые стеклом столики, огромная плазменная панель, а под ней невысокая деревянная платформа – наподобие сцены.
Несмотря на будний день, свободное место мы нашли с трудом, потому что это было чуть ли не единственное развлекательное место в округе. И все мои одноклассники побывали там неоднократно, а неподалёку от нас я заметила тех самых ребят из соседней школы и девчонок из параллельного, на которых засмотрелась в магазине перед тем, как познакомиться с Викой.
Уровень музыкальных способностей у присутствующих сильно разнился. Но отчего-то яростнее всего рвались к микрофону именно те, у кого этих способностей вовсе не наблюдалось. Репертуар тоже удивлял разнообразием. От военных песен и шлягеров пятидесятых до Басты, Нойза и Монеточки. Один солидный мужчина очень душевно пел Элтона Джона, трое мальчишек вразнобой, но убедительно проорали «Звезду по имени солнце», девочки из параллельного класса долго и заунывно терзали Адель.
Наконец, Вика созрела. Я заметила, что она немного нервничает, но виду старалась не подавать и обещала произвести фурор.
И, как оказалось, пела она и в самом деле здорово. Голос у неё был красивый, глубокий и на низких нотах пробирал до мурашек. Достойно вытянув всю «Killing me softly», под аплодисменты с высоко задранной головой и гордо выставленной вперед грудью, она вернулась к нам.
– У тебя потрясающий голос, – признала я.
– Шикарно, – восхитился Макс.
– Во втором куплете налажала и последний припев задрала выше некуда. Слушать можно, но такое, – без тени иронии оценил Артём.
– Что? – Вика застыла, точно её ударили. – Тебе не понравилось?
– Посредственно, – он раскинул руки на спинке дивана и смотрел на неё, запрокинув голову. – Но ты не переживай, остальные здесь ещё хуже.
Пухлые губы Вики задрожали от обиды, как у ребенка. Она постояла, хлопая ресницами и не зная, что ответить, после чего плюхнулась на своё место и надулась.
– Зачем ты это говоришь? – вступилась я. – Вика отлично пела.
– Тот, кто собирается покорять Голливуд, обязан быть не просто лучшим в этом занюханном местечке. А безупречным, – переключился Артём на меня. – Она должна была «нежно убить их своим пением». Понимаешь? Чтобы они рыдали и сходили с ума, а не хлопали. Чтобы навек потеряли покой и сон, а они улыбались. Ты заметила? Ты же ботаничка, Витя, кому, как не тебе, знать, как важно быть лучшим.
Иногда он говорил так, словно кто-то назначил его нашим родителем.
– Я учусь не потому, что хочу быть лучшей. Мне просто это хорошо дается.
– Дается ей, – ехидно фыркнул он. – Небось, папа с ремнем над тобой стоит, чтобы давалось.
– Нет, конечно, – я представила папу с ремнем и рассмеялась. – Мне самой нравится учиться. Честно. Не знаю, почему никто не верит. Ведь все же люди рождаются для чего-то своего. Наверное, сбор и обработка информации – моё предназначение.
– Предназначение? – к выражению язвительной насмешки на лице Артёма примешалось показное умиление. – А что это?
– Ну, как? Это то, что отличает тебя от всех остальных. То, что делает тебя особенным. Единственным в своём роде, уникальным и неповторимым, как звезда на небе. То, для чего ты нужен этому миру. Только ты и никто другой. Не лучший, а особенный.
– Чем дальше, тем больше ты меня удивляешь! – он как-то весь собрался: спина выпрямилась, локти уперлись в поверхность стола, взгляд должен был пригвоздить меня к спинке дивана. – Неповторимых, как и незаменимых, нет. Есть только лучшие! И вся жизнь —бесконечная борьба за эти места, потому что если ты не лучший, то и смысла в тебе нет.
– А если я не умею петь, как Вика, и много чего ещё другого не умею – это значит, что во мне нет смысла?
– Значит, нет. Значит, ты лузерша и лохушка, – бросил он нахально, осекся и, снова откинувшись назад, выжидающе уставился.
Можно было, конечно, продолжать спорить и доказывать свою значимость и правоту, но мне вдруг стало смешно. Его задиристость не обижала. Напротив, внезапно охватило какое-то тёплое чувство. Чувство безоговорочной симпатии, притяжения и нежности. Сложно сказать, отчего это произошло, но точно не от слов. Я доверяла своим глазам намного больше, чем ушам. И он мне нравился всё сильнее и сильнее. Вот поэтому я и расхохоталась: оттого, что стало вдруг просто очень хорошо.
Артём тоже сразу засмеялся, с облегчением и радостью, как того и ждал. И чем больше смеялся, глядя на меня, тем смешнее становилось мне.
Наш глупый, беспричинный смех выглядел странно, и Макс с Викой непонимающе переводили взгляд то на него, то на меня. Как если бы прослушали суть шутки и ждали, что им объяснят.
Так и не дождавшись комментариев, Макс демонстративно развернулся к Вике и попросил спеть Лану. Но Вика всё ещё дулась и ответила, что больше при них вообще ничего петь не будет. Тогда Артём обнял её за плечи и примирительно сказал:
– Не обижаться нужно, а работать до посинения. Хочешь, я найду тебе преподавателя по вокалу?
– Правда? – она тут же оживилась. – Ты можешь?
– Его опекун музыкальный продюсер. А у того полно знакомых, – пояснил Макс. – Так споёшь Лану?
Вика ещё немного поотпиралась, но в конечном счёте милостиво согласилась при условии, что вначале Макс тоже что-нибудь споёт.
Она хоть и просила меня его «отвлечь», сама постоянно привлекала. И ей для этого не нужно было ничего особенного делать. Просто брала за руку, заглядывала в глаза, и сразу возникало чувство, будто принадлежишь ей целиком, от начала и до конца. Словно она знает про тебя всё-всё, даже самое плохое, но ни капли не осуждает. Было в ней нечто намного большее и глубокое, нежели просто красота. И как я могла от этого отвлечь?
Макс согласился петь. Они вдвоём согласились. И тут же устроили неожиданное представление. Артём попросил меня выбрать им песню, но я не знала какую, и тогда он сказал, что уже придумал сам, а когда заиграли первые аккорды, я сразу поняла, что это. «Ничего на свете лучше нету, чем друзьям бродить по белу свету. Тем, кто дружен, не страшны тревоги…».
Но они не просто пели, они – выступали.
Очень слаженно, задорно, заранее зная, кто какие слова поёт. Даже движения были отработаны. Артём изображал Трубадура, а Макс остальных музыкантов, они «ехали на повозке» и махали всем рукой. Голоса звучали чисто и уверенно.
Вика пребывала в полном восторге, я тоже. Да и все вокруг сильно развеселились.
От парней исходила такая неуемная, заводная энергетика, что хотелось немедленно вскочить и начать танцевать. Девчонки из параллельного класса радостно запрыгали на диване, женщины за соседним столиком хлопали в ладоши, мальчишки, кричавшие «Звезду по имени солнце» отстукивали ритм по столику.
Позже, когда они вернулись, и Артём стал допытываться, кто из них был лучше, выяснилось, что это их детская постановочная программа.
Он рассказал, что всё детство обучался дома и никогда не ходил школу, а Макс ходил, но только до третьего класса, потому что потом его мать устроилась на работу в загородный дом родителей Артёма, и детей стали учить вместе. Так вот, помимо учителей по основным предметам у них был специальный педагог по театральному мастерству и ещё один по вокалу. Потому что отец Артёма был успешным и довольно известным композитором, и в их доме постоянно собирались люди искусства. В связи с чем выступление детей являлось обязательной частью развлекательной программы.
– Так кто был лучше? Я или Макс? – Артём требовательно посмотрел на меня.
Недавний разговор я помнила, но пели они действительно одинаково хорошо.
– Я плохо разбираюсь в этом.
– Нет, скажи, – настаивал он.
– Оба.
Макс победно подмигнул.
– Чушь, – возмутился Артём. – У Котика даже образования музыкального нет. А у меня знаешь, сколько дипломов?
– Конечно, ты пел лучше, – Вика бросила на меня такой взгляд, будто я совсем глупая, и развернулась к Артёму. – Ладно, я тебя прощаю. Ты, наверное, знаешь, о чем говоришь.
– Если такая мелочь, как чужая болтовня, способна тебя задеть, – сказал он ей назидательно, – можешь сразу попрощаться со своими грандиозными планами.
– Ну, хорошо. Спою я эту вашу Лану, только предупреждаю, что слов не знаю и могу запинаться.
– Ничего, – заверил Макс. – Запинайся сколько угодно, только пой.
Всё то время пока Вика пела, я внимательно следила за выражением его лица и не могла не видеть, как шансов «отвлечь» у меня становится всё меньше и меньше, а когда она закончила, точка невозврата была уже пройдена.
После того, как я перестала ходить в школу, каждый день постоянно был чем-то наполнен. Больше я не брала в руки учебники и книги, не смотрела фильмы и сериалы, у меня была лишь толстая синяя тетрадь на пружине, в которую я стала записывать всё, что со мной происходило, свои мысли о Вике, соседях со второго этажа, о своих чувствах, ощущениях и планах. Не то, чтобы я вела дневник, скорее это был мой рассказ обо мне, как если бы я захотела взглянуть на себя со стороны.
Папа говорил, что в любом вопросе главное – выявить проблему, тогда решение найдется, само собой. А чтобы выявить проблему, необходимо исследовать вопрос и провести анализ.
В клуб мы отправились в пятницу. И хотя у Артёма была машина, поехали пешком, потому что они собирались пить до утра.
Всю дорогу в метро мы смеялись и дурачились.
Макс заметил девушку с зелеными волосами, в длинном черном пальто и босоножках на голую ногу. Выставленные на всеобщее обозрение пальцы ног украшали длиннющие красные ногти.
Увидев её, он ткнул Артёма, а когда тот посмотрел, оба громко закатились на весь вагон.
– Давай, ты подойдешь и спросишь, настоящие они или нет, – предложил Вике Артём.
– Скажешь, что хочешь себе такие же, – Макса накрыл очередной истерический приступ смеха.
– А слабо потрогать? – с вызовом бросила им Вика.
– Мне слабо, – признался Макс.
– А мне нет, – ответил Артём.
– Фу! Нет! Не вздумай, – на весь вагон закричала Вика. – Гадость же.
Девушка сидела с непроницаемым лицом, отлично понимая, что смеются над ней, но и бровью не повела. Очень странная девушка и жуткие, вампирские ногти на ногах.
– Ей, наверное, неприятно, что вы смеётесь, – тихо сказала я.
– Было бы неприятно, не делала бы такого, – отрезала Вика. – Она же понимает, что это ужасно.
– А может, не понимает, или у неё есть причины?
Вика наклонилась к моему уху:
– Лучше молчи, а то все подумают, что ты такая же.
До места добрались веселые и взбудораженные. Сияющие фонари вечерней Москвы, отражаясь в асфальте, блестели, а воздух, наполненный нашими духами и радостью, казался упоительно сладким. И, хотя ничего особенного не происходило, во мне бродило предвкушение чего-то волшебного.
Из-за возраста в клуб меня могли не пустить, но проверять никто не стал. Мы сдали одежду и в полумраке спустились по крутой едва освещенной голубоватыми огоньками лестнице.
Внизу музыка долбила так, что сердце тут же подхватило этот ритм. Странный, похожий на металлическую пластину пол ощутимо пружинил под ногами.
Вика, продираясь сквозь толпу, потащила Артёма за собой. Он обернулся, помахал нам и через секунду исчез в движущейся массе.
– Пойду за пивом, – прокричал Макс
– Ты что будешь?
– Колу.
– Что? – обхватил за плечи и подставил ухо.
– Колу.
– Да брось. Давай возьму что-нибудь бодрящее?
– Ладно, – решилась я. – Бери на свой вкус, а я тебе потом деньги отдам.
– Какое отдам? – чуть отстранившись, он выразительно посмотрел, затем снова прильнул к уху. – Всё включено в спонсорские расходы.
– Но это нехорошо. Артём и так за вход платил.
– Это хорошо. Он пока не промотает родительские деньги, всё равно не успокоится, – его дыхание защекотало шею, и я, рассмеявшись, невольно закрылась плечом, поэтому Макс больше ничего не сказал, просто ушел, а вернулся уже с пивом и большим стеклянным стаканом, наполненным прозрачной жидкостью, в которой на дне плавала какая-то зелень.
– Мохито, – крикнул он.
От Мохито пахло лимоном, мятой и ещё чем-то пряным, а на вкус он оказался терпким и свежим. Очень приятным.
Какое-то время мы просто стояли, глядя на танцующих, пили и кидали друг на друга странные, осторожные взгляды. Разговаривать было невозможно.
Потом вдруг Макс сунул мне в руки свой недопитый стакан и, сказав: «Пойду поищу их», моментально исчез на танцполе.
Но только я успела упрекнуть себя за излишнюю зажатость, как музыка резко оборвалась и свет выключился. От внезапной тишины уши заложило. Однако постепенно из этой немой пустоты послышался слабый, едва различимый звук. Он приближался и нарастал. Высокий, электронный, чуть вибрирующий… По мере увеличения громкости становясь всё объёмнее и будто бы накрывая собой всё вокруг. А потом в кромешной темноте мелькнул ослепительно белый огонек. Сначала один, за ним другой. Множество белых светящихся точек принялись вспыхивать то тут, то там по всему залу. Послышался восхищенный ропот и следом за ним точно также, словно из ниоткуда, глухой ритм. Сначала тихо-тихо, осторожно, точно слабое биение сердца, затем всё громче и громче, и уже вскоре мощная пульсация подчинила себе все огоньки. Они собрались вместе и рассыпались белыми звёздами по всему потолку. Электронная волна прокатилась по залу, и звёзды, покачнувшись, поплыли на ней. «Вечности нет,» – раздался тихий искаженный шепот.
Единственное, что в этот момент связывало меня с реальностью – леденящий пальцы холод стакана с Мохито. Белые огоньки закружились безумным, нескончаемым хороводом, и когда из них, рассекая пространство, вырвались ослепительные лучи, весь зал очнулся и пришел в движение.
Прерывистое и ритмичное биение усиливалось. Звук становился громче. Сердце колотилось как заведенное. Всё сильней и сильней. Свет моргал. Пол качался. Голова пошла кругом, ладони вспотели, и я почувствовала, что если сейчас же не сяду, то упаду в обморок.
Попыталась выбраться из плотного обступившего кольца, но совершенно не понимала, куда идти, меня оттесняли всё глубже, в самый эпицентр танцевального водоворота.
С трудом удерживая стаканы в руках, я едва не облила пивом человека. Он с неприязнью оттолкнул, и рослая черноволосая девица, на которую я налетела, зло пихнула в плечо. Ноги стали ватными. Какой-то здоровяк схватил меня за локоть и потащил. Пиво всё же разлилось, а из остатков Мохито выпала трубочка.
– Эй, ты чё? – услышала я за плечом знакомый голос. – А ну отвали.
– А что она у тебя пьяная по всему залу болтается? Забирай её отсюда.
Здоровяк грубо толкнул меня прямо на Артёма, и пиво выплеснулось ему на рубашку.
– Ты правда пьяная? – Артём подхватил меня, вырвал из рук пластиковый стакан и бросил прямо на пол, а стеклянный запросто сунул кому-то по дороге.
Затем быстро вывел в холл и усадил на диван. Сев напротив на корточки и пристально вглядываясь в лицо, он потрогал тыльной стороной руки мне щёки и положил пальцы под горло, там, где прощупывался пульс.
– Быстро принесите воды, – крикнул кому-то.
Сердце продолжало бешено стучать, кисти рук немели, к горлу подступила тошнота. Глаза закрывались. И я уже было совсем уплыла, как вдруг резкая обжигающая боль вырвала из ватного оцепенения.
Хотела возмутиться, но не смогла, тогда Артём так же хлёстко ударил меня по второй щеке и с силой потряс за плечи.
– Не вздумай отключаться. Сейчас охранник врача вызовет.
Лицо у него было красное, распаренное, влажные волосы прилипли ко лбу.
– На воздух её нужно, – откуда-то сверху послышался участливый женский голос. – Выведи на улицу.
Артём поднял меня под мышки и, обхватив со спины, почти понес по лестнице. Я хотела сказать, чтобы он не делал этого, потому что у него больное плечо, но казалось, стоит раскрыть рот, и сердце тут же выскочит наружу.
На улице он прислонил меня к холодной сырой стене и стал заливать в рот неизвестно откуда появившуюся воду, я попыталась взяться за бутылку, но она выскользнула из рук и, прокатившись по тротуару, выскочила на проезжую часть.
Он снова приложил пальцы к моему горлу, после чего неожиданно обнял и крепко прижал к себе.
– Черт! Нельзя же так пугать.
Если бы он так сделал там внизу, когда я теряла сознание, я бы точно его потеряла, не справившись с головокружительным ощущением близости, но от мягкой прохлады воздуха действительно стало лучше, и я вполне осознанно ещё теснее прижалась к нему. Как-то раз на юге у меня очень сильно обгорели ноги, весь день невыносимо жгли и облезали, а вечером мы с родителями пошли гулять в город и набрели на небольшой фонтан, куда приезжие кидали монетки, чтобы вернуться. Я попросила помочить в нем ноги и мама разрешила. Сев на бортик и опустив пышущие жаром икры в прохладную ласковую воду, я испытала такое непередаваемое облегчение, что готова была сидеть там вечно. Так же было и в этот момент возле клуба.
– Ты что-то пила или, может, нюхала? Что случилось? – он отодвинулся и стало очень холодно.
– Это из-за музыки. Из-за ритма.
Слова давались тяжело, но я была рада, что вообще могу их произносить.
– Ну ты даешь, – он укоризненно покачал головой. – Обожди пять минут, я за одеждой схожу.
И только тогда я заметила, что все руки у него от коротких рукавов рубашки до запястий покрыты мурашками.
– Ты иди к ребятам. Я проветрюсь ещё немного и вернусь.
– Жди, – приказал он и ушел.
Я присела на корточки и стала глубоко дышать.
Сердечный ритм восстановился, а голова немного прояснилась. Чувствовала я себя до безобразия глупо. Так опозориться нужно было ещё постараться.
Вернулся Артём в сопровождении Макса и Вики.
Вика сразу расшумелась на всю улицу: «Зачем ты пила на голодный желудок? Разве можно?».
Я хотела встать, но Макс, накинув мне на плечи джинсовку, опустился рядом:
– Прости. Хотел вернуться, но свет вырубили.
– Ты тут совсем ни при чем. Это с непривычки. Столько всего сразу. Не знаю, что случилось. Из-за ритма этого. Он был такой прерывистый и мощный.
– Господи, какой ты ещё впечатлительный ребенок, – Вика сочувственно погладила по голове.
– Идите обратно, – велел им Артём. – Сейчас посажу Витю на такси и вернусь.
– Пока, – Вика чмокнула воздух. – Поправляйся. Я тебе завтра позвоню.
Уехать домой в самом начале вечера было совсем унизительно.
Макс ободряюще похлопал меня по руке.
– Держись! В следующий раз зажжем.
Сказал так, что я поняла – следующего раза не будет. Артём достал телефон.
– Пожалуйста, умоляю, – я готова была расплакаться. – Не нужно такси.
– Я ступил. Мы не должны были тебя брать. Потом родители твои жаловаться придут, что мы тебя портим.
– Ты что? Не придут. Честное слово.
– А может, ну его, этот клуб? – он вдруг взял за руку и сердце снова застучало, как ненормальное. – Хочешь, поедем домой вместе? Можно к нам, а можно к тебе.
– Было бы здорово, – обрадовалась я, сжимая пальцы, чтобы удержать его руку. – А ребята не обидятся? Наверное, нужно им сказать. Или всем вместе поехать. В Скрабл поиграть. Макс говорил, что любит Скрабл.
– Что? – Артём часто заморгал, словно не мог понять смысл моих слов. – Скрабл? С Максом?
– Или можно ещё загадки разгадывать. Я много их знаю.
– Какие ещё загадки?
Наконец, я могла поговорить с ним без постоянного вмешательства Вики.
– Ну, например, родители требовали от маленькой дочери, чтобы она не смела открывать дверь чердака, не то увидит то, что нельзя видеть. Но однажды, когда их не было дома, девочка все же открыла эту дверь. Как ты думаешь, что она увидела?
Я говорила сбивчиво и торопливо, боясь, что он передумает и вернется в клуб. Артём неуверенно пожал плечом.
– Наверное, лестницу и остальные комнаты дома, потому что сама сидела на чердаке.
– Ты знал!
– Нет.
– Никто её так быстро не отгадывает.
– Похоже, я нахожусь с той же стороны чердака, что и эта девочка.
– Тогда вот тебе другая: парень что-то сказал девушке, и она умерла.
Артём забрал руку из моей и сунул в карман джинсов.
– Сказал, что она уродина. Что он ей изменяет или что не даст денег.
– Сейчас ты совсем не с той стороны смотришь.
– А я больше не знаю слов, от которых женщина может умереть. Ты когда-нибудь умирала от чьих-то слов?
– Наверное нет.
– Действительно, – он снисходительно усмехнулся. – Раз ты пишешь такие сказки, то ничего подобного у тебя не было.
– Дело не в этом. Я пишу их, потому что хочу верить, что многими людьми движут хорошие и светлые чувства. Ведь окружающее складывается из наших мыслей.
С наигранным изумлением он вскинул одну бровь:
– Типа, если ты будешь думать о том, что ходишь по облакам и рассыпаешь вокруг себя лепестки роз, то перестанешь замечать дерьмо?
– Не перестану, конечно, я же не глупая.
– Насчет этого не переживай, – тон его стал ироничным. – Мозги женщинам не идут, они делают их жалкими подобиями мужчин.
– А мужчинам не идут украшения, – я просто не могла удержаться. – Они делают их женственными.
– Я похож на бабу?
– Ну, так… – улыбка вылезла сама собой, и он уставился с вызовом.
– Хочешь проверить?
Смутившись, я сделала шаг назад. Разговор явно зашел в тупик. И я запаниковала:
– На самом деле всё просто. Те парень с девушкой были акробатами, и он держал в зубах её трапецию, а когда сказал что-то, то выпустил. Девушка упала и разбилась.
Не успела я договорить, как из клуба выскочила Вика и, громко стуча каблуками, подбежала к нам:
– Чего так долго?
Артём обнял её за шею:
– Поедешь к Вите в игрушки играть?
– Издеваешься? – она недоверчиво посмотрела.
– Вот и я думаю, что издевается.
А потом он вызвал такси и отправил меня домой. Было ясно, что это полный крах, и больше они меня никуда не позовут.
========== Глава 8 ==========
Говорят, весна как-то особенно действует на людей. Что с увеличением светового дня у человека происходит сбой биологического ритма, приводя к мощному выбросу гормонов, резкому увеличению притока кислорода в кровь, перепадам давления и учащенному сердцебиению. Кровь как бы закипает в наших сосудах, и это способствует неуравновешенности психического состояния.
Тётя Катя приехала около трех часов дня, открыла дверь своими ключами, вошла и обнаружила меня, крепко спящую на неразобранной родительской кровати. Вместе с ней в дом ворвались чужие запахи, свежий воздух и жизненная энергия.
Она прошлась по квартире, раскрыла везде окна и поставила чайник. Затем, дождавшись, пока я, пребывая ещё в полусонном состоянии, не выползу из душа, позвала к себе на кухню.
– У тебя всё хорошо?
– Вполне.
– Как в школе?
– Нормально.
– Как оценки?
– Как обычно.
Из-за сквозняков было очень холодно.
– Маме показалось, что в последнее время ты сама не своя.
– Ей показалось.
– Температуры точно нет?
– Нет.
– Давай поговорим, – тётя Катя кивнула на табуретку по другую сторону стола. – Тебе тут очень грустно одной?
– Бывает грустно, – не планируя задерживаться надолго, я присела на краешек. – Но это не страшно. Вы тоже одна живете, поэтому должны понимать, что быть одному и плохо, и хорошо одновременно.
– Понимаю. Но если вдруг что-то не то, если какие-то проблемы или просто тоскливо на душе, ты же можешь позвонить мне в любое время и поделиться.
– А вы звоните кому-нибудь, когда у вас тоскливо на душе?
– Ну… – тётя Катя задумалась. – Нет.
– Видите.
– Значит, всё-таки что-то такое есть? – она явно собиралась выпытать у меня всю правду, а я ещё не знала, готова ли к такому разговору.
– Ерунда. Обыкновенное обострение. Весна и подростковый возраст. И то, и другое быстро проходит.
Тётя Катя села рядом, убрала мне чёлку со лба и обняла за плечи.
– Ты права. Это проходит. Как и всё в жизни. Ничего не длится вечно. И какие бы ни были у тебя неприятности, они тоже пройдут. Рассосутся. Потом о них и не вспомнишь.
– А бывает так, что мечтаешь, чтобы что-то прошло, и в тоже время очень боишься, что это пройдет?
Тётя Катя насторожилась.
– Вита? Ты влюбилась?
– Возможно, – в горле встал ком. – Не знаю.
– Это же прекрасно! – воскликнула она. – Какое счастье влюбиться в шестнадцать лет. И ты ещё грустишь! Это самое прекрасное, что могло с тобой случиться.
– Раньше я тоже так думала. Мама говорит, что это такое чувство, будто летаешь, а я… Мне кажется, я тону. Всё погружаюсь и погружаюсь, аж уши закладывает. И такое давление изнутри, что от этой глубины можно взорваться. Ничего прекрасного в этом точно нет.
– Значит, молодой человек не отвечает тебе взаимностью?
– Это вообще другое! – я не должна была повышать голос, но так само получилось. – Это не про меня и не про взаимность. Это вообще не моя история. Но мне из-за неё очень плохо.
– То ли ты запуталась совсем, то ли я тебя не понимаю. Ты так сильно переживаешь чью-то чужую историю? И тонешь ты тоже не из-за себя?
– Из-за себя. Но это не тот случай, когда я могла бы на что-то рассчитывать. И говорить об этом больше не хочу.
– Как хочешь. Я не заставляю. Но по крайней мере выяснила, что не так, – тётя Катя встала, задумчиво отошла к плите и там, стоя ко мне спиной, замерла. – С моей стороны было бы глупо давать тебе какие-то советы, поскольку я и сама не сильно удачлива в этих вопросах. Однако чисто житейский совет дать могу – не сопротивляйся, а просто плыви по течению. Перестанешь барахтаться и тонуть не будешь. Я не знаю, как заставить полюбить того, кто тебя не любит, но если ты действительно любишь кого-то больше, чем ждешь для себя, то даже от мысли, что у него всё хорошо, может стать легче.
