Текст книги "Время. Ветер. Вода (СИ)"
Автор книги: Ида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Она отлично знала, что я не верю про детский дом, но всё равно говорила это.
– От тебя, Вита, я такого не ожидала.
– Можешь объяснить, что я сделала?
То ли от усталости, то ли от выпитого мысли предательски расползались.
– Это ты должна объяснить, что и как делала за моей спиной, но когда ты убежала за Максом, у нас такое началось… Я же не дура. И не слепая.
– Но ты же мне сама сказала «отвлекать» его. Не понимаю, что тебе не нравится.
– Почему Артём из-за этого так взбесился? Что ты ему наобещала? Что у вас происходит?
Мне стало смешно, и я ещё немного отпила из её стакана.
– Вик, ну вот ты сама подумай, что у нас может происходить? Это же я. Я! Драные джинсы, голубь, обморок. Игрушки. Посмотри на меня. Сама говорила, что вы надо мной смеялись. Надо мной все смеются. В меня даже Макс влюбиться не может. Просто не думает об этом. Никто, глядя на меня, не думает об этом. Какое Артёму может быть до меня дело? Где вообще он, а где я? О чем ты говоришь?
– Но почему тогда я вижу то, что вижу? – она взяла у меня из рук стакан и сделала большой глоток.
– Потому что у него маски. И он их постоянно меняет. Разве ты не заметила? Это игра такая. Он со всеми играет. И с тобой, и со мной. И злится, когда что-то происходит не по его.
– Да, он очень властный, – задумчиво сказала Вика. – Почти как Фил. Только Фил постоянно орет и требует, чтобы все вокруг занимались им. А Артём вот сейчас, когда мы из-за вас ругались, сказал: «Не нравится? Я никого не держу». Но он держит, Вит, я не понимаю, как это у него получается, но он держит.
Уж это она могла не объяснять. Я взяла её за руку и усадила рядом.
– Вик, просто одолжи у него деньги. Он точно даст. Бросишь Фила, снимешь квартиру. Или вообще попросись к ним пожить. Без всякого такого. Они согласятся. А потом что-нибудь придумаешь.
– Без всякого такого… Ты такая смешная. Без такого тебе даже плюшевого медвежонка никто не подарит, – Вика смягчилась. – Мне совсем немного осталось, и если никто не будет мешать, то всё получится. Знаешь… Кажется, я его люблю. По-настоящему. Как ты считаешь, такое может быть?
Внезапно стало душно, словно весь воздух в комнате закончился.
– Я в этом не разбираюсь, но, думаю, любовь должна быть прекрасной, а не когда тонешь.
Вика тяжело вздохнула:
– Извини, но иногда я понимаю твоих одноклассников. Ты порой такую чушь несешь, как будто с неба свалилась. Прекрасным бывает закат или рассвет, а любовь – это боль и страсть. Люди постоянно умирают из-за неё. И мне сегодня было больно. Очень больно. Из-за тебя, между прочим.
– Прости. Мне тоже из-за тебя больно. Уже давно. А я хочу, чтобы было прекрасно.
Вика вдруг обняла меня. Глаза её светились теплом.
– И почему я к тебе так привязалась?
Убрала мне за ухо прядь.
– Девочки всегда должны поддерживать друг друга.
А потом в дверь постучали, и в комнату вошла одна из тех девушек, что, открыв рот, смотрели на Вику.
– Пойдемте к нам. Там все танцуют, – она потрясла большим пакетом. – У нас есть чипсы и грецкие орехи. Тётя из Крыма привозит.
Вика подошла к ней, зачерпнула горсть орехов из пакета и повернулась ко мне:
– Ну что, идем повеселимся? Там ещё виски полно, – она наклонилась и прошептала на ухо. – Я им сказала, что я актриса и сейчас снимаюсь в новом фильме с Хабенским. Обещала рассказать подробности.
Выпрямилась и довольно улыбнулась своей выдумке.
– Ты же не останешься здесь одна.
Насчет Пандоры всем всё было ясно.
Некий таинственный, никому не известный хулиган, незаметно пробрался на территорию санатория и с профессиональной ловкостью вспорол ей ножичком все четыре колёса, при этом не тронув больше ничего, даже зеркала не сняв. После чего злоумышленник скрылся в неизвестном направлении.
По этому поводу Седой страшно негодовал: «Как же так! Беспредел. Поспрашивал своих – никто не в курсе. Знал бы, собственными руками голову оторвал». И всё в таком духе. Однако удивительным образом, благодаря какому-то чудесному стечению обстоятельств, он как раз работал в шиномонтаже, том, что неподалёку от теплиц, и за определенное вознаграждение готов был помочь.
Размер вознаграждения, помимо стоимости новых колес, Макса сильно возмутил, и он собирался поторговаться, но Артём в своей привычной манере у всех на глазах достал деньги и сразу отсчитал Седому полную сумму: за колеса и комнаты.
На радостях Седой разоткровенничался и начал дружелюбно предлагать нам какой-то местный напиток под названием «Глюковка», что на деле было просто смесью водки и клюквенного морса, и жаловаться, что «его» санаторий собираются продать. Очень долго про это ныл, пока Артём не заверил, что сам лично купит «Лучезарный» и разрешит им там жить, чем произвел на всех огромное впечатление. Ещё большее, чем Вика Хабенским.
Пробовать «Глюковку» никто не стал, но зато виски, который мы привезли с собой, шел на «ура». Все много пили и курили. Даже Вика. Я тоже пила, потому что в тот момент это была какая-то другая я.
Стало жарко и душно, мы поскидывали куртки и громко смеялись.
Всё это время Макс гипнотизировал Вику. Сидел на подлокотнике дивана рядом с приятелями Седого и пожирал её глазами, а она, видя это, красовалась ещё больше. Каждое движение её глаз, губ, рук, каждый вздох и подрагивание ресниц, каждое потягивание и перекладывание ноги на ногу – всё это было предназначено именно для него.
Очевидно, она рассчитывала на приступ ревности со стороны Артёма, но тот не выказывал ни малейшего признака беспокойства, хотя, естественно, так же, как и все, не мог не замечать её неприкрытого флирта.
После разговора с Максом я понимала причину, но Вика нет, и мне снова стало её жалко. Это было как надеть ту волшебную шапку Берилюны и увидеть скрытое. Стоило повернуть алмаз, и всё Викино неотразимое колдовское очарование вдруг превращалось в беспомощность, страх и боль. В отчаянные попытки растопить то, что безнадежно застыло.
Макса тоже стоило пожалеть, ведь он не был виноват, что так сильно в неё влюбился и не мог с этим ничего поделать. Его слёзы на пустыре рассказали о нем больше, чем за всё то время, сколько я его знала.
Неожиданно он резко встал и объявил, что им с Артёмом нужно сходить к Пандоре. Артём удивился, но не возражал.
А как только они ушли, ко мне подсел пухлый розовощекий мальчишка лет четырнадцати в натянутой по самые глаза шапке.
– Значит, вы ищите Лодочника?
– Откуда ты знаешь?
– Все говорят про это.
– И что? Седой сказал, как его найти?
– Неа. Он только обещал узнать, а я уже знаю.
– Расскажи, пожалуйста.
– Пятьсот рублей.
– У меня осталось только двадцать.
– Попроси у своих.
– Я скажу им, когда вернутся.
– Окееей, – протянул мальчишка и чересчур нагло смерил меня взглядом. – Надумаешь, подходи. Я тут до двенадцати буду. Если что я – Плюш.
Вика слышала наш разговор, но виду не подала.
Не дождавшись возвращения ребят, она потащила меня в холл, где в темноте, подсвечивающейся желто-оранжевыми всполохами костров, местные парни и девчонки танцевали под странную, ритмичную, но мрачную музыку.
Несмотря на усталость, я впервые за последние несколько недель ни о чем не думала и не волновалась. Просто вошла за Викой в круг танцующих и поддалась музыке.
Артём как-то говорил, что музыка похожа на любовь. Когда она звучит, ты погружаешься в неё здесь и сейчас, ты живешь, ловишь каждый момент, отдаешь ей себя и берешь сам всё, что захочешь. Тебе не может прийти в голову, что она когда-нибудь закончится, потому что всё то время, пока ты её слышишь, тебя переполняет огромный, бесконечный смысл.
В этот момент я чувствовала себя именно так. Вика же танцевала, как и в тот раз на свадьбе, только ещё более раскрепощенно и вызывающе. Многие смотрели на неё, и ей нравилось их восхищение.
Я глядела в её тёмные блестящие глаза, в которых время от времени вспыхивали искорки костров, а она в мои. От её волос всё ещё пахло Гуччи, а от губ клубничным блеском. Плавно покачиваясь, она положила прямые руки мне на плечи, и прижалась всем телом. Это было похоже на сон. Я зажмурилась и поплыла по волнам. А потом почувствовала прохладу её пальцев у себя на подбородке и горячее дыхание. И только успела открыть глаза, как она приблизилась и поцеловала меня. Медленно и до головокружения нежно.
Всё, что происходило дальше, до тех пор, пока я не убежала из этого холла, было подернуто сумеречной дымкой нереальности и сна. Даже голоса, звучавшие над самым ухом, шли из какой-то призрачной глубины.
Толчок был такой сильный, что, отлетев от меня, Вика впечаталась в чью-то спину и чуть не упала. Она ещё и сама не успела сообразить, что происходит, как Артём, крепко ухватив меня за локоть, грубо заорал на неё:
– Осточертели уже твои шалавские замашки!
Его окрик рассыпался миллиардом звонких осколков.
Затем он развернулся ко мне и продолжил в том же тоне:
– А ты чего, как дура стоишь? Тебе самой нормально?
Вика, потрясенно хлопая ресницами, с полным непониманием уставилась на него. Я тоже опешила.
Окружающие покосились на нас, но быстро потеряли интерес.
– Ты чего? – поправляя волосы, проговорила Вика на выдохе. – Ты меня к Вите ревнуешь?
Выражение, которое у него в этот миг сделалось, было оскорбительнее слов:
– Размечталась.
Он ещё раз смерил её презрительным взглядом и, разве что не плюнув, исчез среди танцующих.
И тогда я заметила Макса, он стоял совсем близко от нас посреди ритмично колышущейся массы, засунув руки в карманы, и просто смотрел. На его лице не отражалось никаких эмоций. А после того, как Вика, не приняв моих утешений, истерично вырвалась и, расталкивая людей, бросилась к лестнице, пошел за ней.
Артём сидел на широком разбитом подоконнике самого дальнего окна и курил. Одну ногу он подтянул к себе и облокотился на колено, другая стояла на полу.
Мне потребовалась пара минут, чтобы решиться подойти. Во всей его позе: в напряженных ссутуленных плечах, склоненной голове, чёлке, свесившейся на пол-лица, в нервно сжимающих сигарету пальцах читалось мучительное смятение. Будто некая неведомая, демоническая сила заставила его сделать это. И теперь, выполнив уговор, он был морально сломлен и опустошен.
Я остановилась с краю, в тени, чтобы не очень прямо и не сильно близко, чтобы ненароком не попасть в ту самую зону, откуда кролик уже не способен спастись от удава.
– Ты напился?
– Возможно.
– Поэтому повел себя так отвратительно?
– Я всегда себя т-так веду.
– Не нужно было унижать Вику.
– Я подобрал самый б-безобидный эпитет. Весь вечер она старалась оп-правдать его и, наконец, заслужила.
И хотя лицо его по-прежнему украшала маска холодного, пренебрежительного высокомерия, заикание то и дело проскакивало. Он был расстроен. Это слышалось в голосе, но не в словах.
– Почему ты так разозлился? Что такого ужасного произошло?
– Ужасного? Ничего, – он развернулся ко мне, и та зона от которой я пыталась спастись, обступила со всех сторон. – П-пока. Пока не произошло. Просто представь себе человека, который идет по шоссе с завязанными глазами. Ты бы смогла равнодушно с-смотреть на это?
Он уперся в меня тёмным взглядом. Очень серьёзным, внимательным и ожидающим.
– Когда-то давно я тоже был таким же наивным простаком. Таким идиотом был, с-страшно вспомнить. Как подумаю, аж слёзы наворачиваются. И тебя поэтому жалко.
– Не нужно меня жалеть. Я справляюсь.
– Нет, не справляешься. Я же вижу. Послушай, – он сполз на край подоконника. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что, поддавшись её влиянию, повторяя за ней, ты сможешь стать такой же и произвести на него впечатление. Что он откликнется и оценит. Но он тебя не оценит. Его тёмная сторона всегда будет тянуться к темному. А светлая уже давно занята и покоится на кладбище, больше там ни для кого места нет.
– Артём… – начала я, но он оборвал.
– Я ещё не всё сказал, – его внутренний нерв снова натянулся, глаза заблестели. – Ты опять себе всё п-придумала. Как обычно. Как всегда. На самом деле этого нет.
– Чего нет?
– Ничего нет. Только чистый белый потолок над твоей кроватью. И Макса тоже нет. Он выдуманный, Витя, воображаемый. Понимаешь? От этого чувство, что он почти ты. Но он не ты!
– Тебе нужно поспать. Вы слишком много пили.
– Думаешь, ты меня знаешь? – он затушил сигарету о подоконник, взял меня за руки и притянул к себе так, что обе его коленки оказались с двух сторон от меня. – Думаешь, так всё легко? Обними. Не бойся. Просто обними.
Завел мои руки себе за спину, а свои поднял в стороны. Мы дышали в унисон. За его плечом в окне россыпью взметались искры.
– Чувствуешь? – его голос отдался прерывистой вибрацией в моей груди. Он приблизился к волосам, к шее и замер. – Я живой. Настоящий. Поэтому несовершенный и неидеальный. Я не Каро и не хочу быть деревом, но ты пошла бы меня искать, если что?
Стриженный висок коснулся щеки.
– Не отвечай. Мне просто хочется, чтобы меня кто-то искал. Но всем плевать. Если я вдруг больше не вернусь, они будут только рады. Нет никого, кто бы стал волноваться настолько, что я был бы готов переплыть реку. Ни у кого из-за меня не случится разрыв сердца.
– Может, потому что ты со всеми ведешь себя так, как с Викой? Может, потому что у тебя всё время маски и игра? Потому что ты не бываешь откровенным и настоящим?
Его руки опустились, он уткнулся лбом мне в плечо и замер.
– Артём, – я аккуратно отодвинула его и облокотила о стекло. – Ты напился и засыпаешь. Иди ложись, а я найду Вику, и завтра вы помиритесь.
Он же с глупой улыбкой уцепился за рукав моего свитера, вытягивая его на себя, будто это какая-то игра, баловство. Как тогда во время потопа в ванной.
– Думаешь, если ботаничка, то самая умная и всё знаешь?
Я осторожно расцепила его пальцы.
– Эй, – окликнул он. – Мы не закончили.
– Тебе завтра будет стыдно за то, что ты говоришь.
– Стыдно? А что это? Мне никогда не бывает стыдно.
– Вот посиди и подумай.
Он наигранно и громко расхохотался.
– Ты так смешно меня воспитываешь.
На втором этаже, как и прежде, стояла тёмная, тревожная тишина. Я была почти уверена, что Вика побежала на улицу, но, дойдя до первого этажа, в глубине чёрного коридора услышала отдаленные жалобные крики. Невнятный, сдавленный голос, но я не сомневалась, что он принадлежит Вике.
Пробежала пару зияющих проёмов комнат, в пустых окнах которых прыгали рыжие отсветы и, наконец, увидела их.
Макс с силой прижал Вику к стене и с настойчивым напором целовал. Одна его рука гуляла под её свитером, пальцы второй запутались в волосах. Вика безуспешно сопротивлялась.
Я закричала, но от этого он вцепился в неё ещё сильнее, давая волю накопившимся за всё это время чувствам.
Жаркое, исступленное безумие. Огненные всполохи, Викин визг, тяжелое дыхание Макса, лихорадочно-возбужденная возня, разносящаяся звучным эхом по коридорам.
Не переставая твердить «хватит, хватит», я повисла на его руке. Он дёрнул плечом, пытаясь скинуть меня, и на миг Вике удалось немного освободиться, но в следующее же мгновение, резко оттолкнув меня второй рукой, он поймал её за горло, и, придавив к стене, накинулся с новым порывом.
Артём появился неслышно. Вошел и остановился в дверях, с ехидным любопытством наблюдая за происходящим.
– Убери его! – крикнула я.
– Кажется, ты их отвлекаешь, – сказал он. – Мне бы не понравилось, если бы ко мне в спальню кто-то вломился.
– Это уже совсем не смешно! Артём!
– Знаешь, Витя, ревность – губительное, разрушающее чувство, а зависть ещё хуже. Скажи честно, ты ей завидуешь?
– Пожалуйста, убери его, – взмолилась я.
– Эй, Котик, фу! – небрежно крикнул он, точно отдавая команду собаке. – Оставь её. Плюнь эту гадость.
Услышав голос Артёма, Вика принялась извиваться с удвоенной силой, пытаясь оторвать Макса от своих губ и что-то произнести, но от этих усилий её стоны стали отчаяннее и жалостливее.
– Так, ладно, всё, – Артём потянул Макса за капюшон. – Заканчивай.
Ворот толстовки поднялся и удушающе впился Максу в горло, но он словно не чувствовал.
– Я сказал хватит! – крикнул Артём ему в ухо.
Вика взвизгнула от боли. Её руки беспомощно задёргались.
Тогда Артём размахнулся и влепил Максу крепкий, увесистый подзатыльник, такой звенящий и ощутимый, что Макс моментально выпустил Вику и разъяренно развернулся.
Таким взбешенным я его ещё не видела.
Оказавшись лицом к лицу с Артёмом, он тут же мощным, агрессивным толчком пихнул его в грудь. Артём отлетел к противоположной стене:
– Ого! Ты чё, Котик? Оборзел?
Упрямо выставив вперед подбородок и тяжело дыша, Макс ответил пустым, затуманенным взглядом. Темные влажные пряди прилипли ко лбу, кожа блестела от пота.
Сложно было поверить, что это тот же самый человек, который ещё несколько часов назад кормил старушку кашей.
Вика громко разрыдалась. Съехала по стене вниз, закрылась ладонями и закатилась в голос. Всклокоченные волосы рассыпались, пряча её от нас.
Я кинулась к ней, но в ту же секунду Макс очнулся. Опередив меня, подлетел к Вике и, рухнув рядом с ней на грязный, усыпанный кирпичной крошкой и стеклом пол, зашептал в занавешенное волосами лицо:
– Прости. Пожалуйста, прости. Это случайно, извини. Я не хотел. Не знаю, как так получилось. Вика, умоляю, – в его голосе слышался испуг. – Давай, хочешь, ударь меня? Или просто скажи, что мне сделать, чтобы ты простила?
Обоих колотила нервная дрожь.
– Сама виновата, – цинично бросил Артём, глядя на них сверху вниз. – Головой думать надо!
– Да пошёл ты, урод! – горько захлёбываясь слезами, вдруг выкрикнула ему в ответ Вика. – Что ты о себе возомнил? Кто ты вообще такой? Мажор. Папенькин сынок. У тебя ни планов, ни целей, ни амбиций. Ты ничего из себя не представляешь. Промотаешь все деньги и никому не будешь нужен.
Её обида на Артёма оказалась намного сильнее, чем злость на Макса.
– Ты тоже за мои деньги переживаешь? – с насмешкой откликнулся Артём. – Так я и знал.
Вика утерлась полой кофты, встала и обошла Макса.
– Давай не будем ссориться из-за такой ерунды? Ты просто устал. И я устала. Завтра проснемся и всё будет хорошо, – она была красная и опухшая, но по-прежнему очень привлекательная. – Идем спать?
В ответ Артём схватил её за протянутую руку и довольно тихо, но вполне различимо сказал:
– Я ошибался. Ты хорошая актриса. У моих родителей было много знакомых актрис. Ты способная, но мне это совершенно не интересно. Скучно. Понимаешь?
– Ты на меня за что-то обижаешься? За поцелуй? – Вика положила руки ему на плечи и даже приподнялась на мыски, чтобы заглянуть в глаза. – Не обижайся. Это ведь была шутка. Просто игра. Ты же сам говорил, что любишь игры.
– Я люблю сложные игры или новые. А твоя до боли простая и предсказуемая.
Он снял её руки и, повернувшись спиной, сказал всё ещё сидящему на полу Максу:
– Ну что, Котик, остыл? Или пойдешь в машину Лану слушать?
Макс потупился.
– Сволочь! – Вика пихнула Артёма в спину, но он не обернулся.
– Идем, – я попробовала её увести, но она со злостью толкнула и меня.
– Со мной так нельзя, как ты не понимаешь? – голос Вики снова стал жалобным, как у ребенка. Она всхлипнула. – Я же правда полюбила тебя. Почти полюбила. Я не играла и не притворялась. Клянусь. Почему ты мне не веришь?
– Я не просил меня любить, – зло сказал Артём. – А то, что ты сама себе придумала, – не мои проблемы.
Стоя посреди комнаты, Вика опять разрыдалась. Несчастная и жалкая. Я погладила её по спине, по голове, попыталась обнять, но неожиданно она набросилась на меня:
– Отвали от меня, маленькая змея. Подлая предательница. Это всё из-за тебя. Это ты про меня гадостей наговорила.
– Вик, успокойся. Я ничего не говорила.
– Тупая малолетка. Ни себе ни людям. Лодку она захотела. Разбежалась, – весь её накопившийся гнев обрушился на меня. – Я сама найду этого человека, и он меня увезет. Потому что мне надо, мне очень надо. Теперь ещё больше надо. Вы не понимаете. Мне теперь очень нужна лодка.
Она снова зарыдала.
– Интересно, как ты за неё расплачиваться будешь? – губы Артёма язвительно скривились.
– Прекрати, – рявкнул на него Макс, затем, поднявшись, подошел к Вике и обнял. Она не сопротивлялась.
– Всё, всё, перестань, – сказал он успокаивающим голосом. – Найдем тебе лодку. Я обещаю.
Артём с напускной небрежностью засунул руки в карманы и заносчиво вскинул подбородок:
– Видишь, какой Макс хороший парень: ты его посылаешь, а он для тебя на всё готов. Но этого никто не ценит, да, Котик? Никому ты без денег не нужен. Какой от тебя прок, если ты даже за лодку заплатить не сможешь?
– Заканчивай уже, – Макс угрожающе посмотрел исподлобья. – Хватит уже твоего дерьма.
– Погоди, не лезь. Я только начал. Сейчас я за тебя договорюсь. Слышь, Вик, а сколько Максу нужно денег, чтоб ты его полюбила? Одной же лодкой наверняка не обойдется?
– Заткнись, – прошипел Макс.
– Не, ну, а что? Я же не отказываюсь стать спонсором этого романтического проекта, но мне нужно понимать долгосрочность вложений. И рентабельность, – не вынимая рук из карманов, он сделал широкий, дразнящий шаг к ним. – Вот это я, понимаю, игра. Новая и увлекательная. Будете моими Симсами. А потом вам и питомца заведем.
– Думаешь, если деньги есть, то имеешь право вести себя, как сволочь и безнаказанно опускать людей? – на Викиных щеках играл гневный румянец, в глазах заблестела ненависть.
– Да, – запросто ответил Артём. – Если бы не я, ночевала бы ты сегодня на улице.
– Ну и пошел к черту. Больше я не намерена унижаться и одалживаться.
– Как же ты будешь жить, если перестанешь унижаться и одалживаться?
– Ты сейчас довыступаешься, – предупредил Макс.
– Уже передумал? – Артём наигранно вскинул брови. – А когда я тебе это предложил, обрадовался, как ребенок.
Резким движением Макс схватил его за отворот куртки и, упершись локтем в подбородок, со всей силы припечатал к стене.
– Осторожней. У меня плечо, – нагло провоцируя, Артём улыбался.
– Перестаньте! – влезла между ними я. – Не нужно ругаться здесь. Приедете домой, там разберетесь.
Оба опустили глаза и посмотрели на меня так, словно я сквозняк, залетевший в окно. Потом Артём вызывающе сказал:
– Если найдем лодку, то первой на ней поедет Витя.
Макс оттянул его подальше от меня.
– Я тебе не Симс, ясно?
– Конечно. Ты просто воображаемый чел, – внезапно отбив снизу его руки, Артем перешел в наступление: толкнул в одно плечо, потом в другое, в грудь и снова в плечо. Макс попятился. – Чел, который приходит и уходит тогда, когда этого захочу я. И делает то, что решу я, а не какая-то доморощенная актриска.
– Дай ключи от машины, – потребовал Макс. – Возьму вещи.
– Ты уже один раз ушел в Москву. Недалеко, правда.
– Дай ключи!
– Сейчас я тебе дам ключи, а вы заберете все деньги и смотаетесь.
– Что? – Макс потрясенно застыл. – Кажется, это не у меня паранойя. Вика правильно сказала. Без денег ты никто. Всем, что у тебя есть, ты обязан родителям. Сам знаешь, что это правда, вот и лезешь к другим в жизнь, потому что своя у тебя пустая и бессмысленная.
С огромным усилием Артём преодолел начавшееся было заикание:
– М-мы с тобой два сапога одной пары. Без меня тебя не существует.
– Хочешь игру? – Макс недобро прищурился. – Будет тебе игра. Вика, идём.
– Куда? – она немного успокоилась и с некоторой опаской посмотрела на Макса.
– Ты просила лодку. Мы идем за ней.
– Правда? – обрадовалась она. – Ты сможешь найти Лодочника?
– Обещаю, первая домой поедешь ты!
========== Глава 16 ==========
Привалившись спинами к холодной шершавой стене, вытянув ноги и запрокинув головы, мы погрузились в вечность. В тёмную, спокойную, заполненную огненным светом и прохладой ночного весеннего ветра вечность.
Ничто не происходило и ничего не менялось. Не было ни забвения сна, ни ясности бодрствования. Вечность была пропитана нашим опустошенным молчанием и усталостью. В ней на стенах плясали серые тени настоящего, прошлого и будущего. В ней не было места эмоциям и страстям, в ней, пребывая в движении, ничего не имело значения. Ни гулкое биение чужого сердца, ни тяжелый вздох, ни ноющая боль в натертой ноге. В вечности не существовало ни добра, ни зла, ни правых, ни неправых, ни ошибок, ни раскаяния, ни любви, ни ненависти.
Я поняла, зачем Артём это сделал, но Макс не понял. И Вика тоже. А когда люди не понимают причин, получается жестоко. Оставалось надеяться, что,
немного придя в себя, Макс оценит результат случившегося: Вика возненавидела Артёма. Однако не начни он унижать Макса при ней, наверняка ссоры удалось бы избежать.
Это был серьёзный промах, и Артём сам знал об этом.
А потом маятник времени снова запустился, и мы пошли их искать. Но не обнаружили ни в комнатах, ни среди тусующихся компаний, ни возле Пандоры. Они ушли по-настоящему, и где собирались спать – неизвестно.
Мы же остались ночевать в Пандоре, возвращаться в комнаты не имело смысла. Я уснула на разложенных сидениях моментально, стоило только пригреться, дыша под натянутым на голову пледом, а проснулась ещё до рассвета. Потрогала соседнее кресло, оно было прохладное. Тёмным, недвижным силуэтом, закинув руки за голову, Артём полулежал на капоте.
Я хотела встать и поговорить с ним, успокоить немного и сказать, что, возможно, им обоим небольшая встряска пойдет на пользу, но вылезать из-под пледа было очень холодно, а мышцы во всём теле ныли так, что малейшее движение доставляло страшную боль. Решила, что поговорю утром и снова провалилась в сон.
Мне снился Дубенко, я бежала от него по лесу и, оборачиваясь, кидала горстями в лицо эмэндэмки, а он ловил их ртом или отбивал бейсбольной битой. Во сне я его не боялась, просто дразнила, потому что знала, что он никогда не догонит, ведь на моей ноге была выбита татуировка «Беги». Я выскочила из леса к переливающейся на солнце реке и увидела лодку. В ней сидела Вика. Я запрыгнула с разбега к ней, и мы поплыли по ровной, блестящей глади вперед, в неизведанную солнечную даль. Далеко-далеко, куда-то на край света.
Я не должна была оглядываться и смотреть назад. Но что-то очень сильно тянуло, так сильно, что сияющий горизонт сгустился в близорукую тёмную дымку. Изо всех сил я старалась вглядеться в неё, но кроме тумана больше ничего не различала.
Наконец, не выдержала и посмотрела на оставленный берег.
Там в чёрном капюшоне и чёрной блестящей маске стоял Артём. Его лица видно не было, но я знала, что это он. Просто стоял и смотрел вслед удаляющейся лодке. Я перевела взгляд на Вику, и она, разозлившись оттого, что я нарушила запрет, толкнула меня. Я упала в реку, вода обступила со всех сторон. Медленно погружаясь, я стала тонуть.
В этот момент Артём разбудил меня. Потряс за коленку и сказал, что Седой приехал забрать машину. Ещё плохо соображая, я сгребла свои вещи и на время, пока они грузили Пандору на эвакуатор Седого, перебралась на груду бетонных плит неподалёку.
В голове со страшной скоростью восстанавливались события вчерашнего дня, которые с трудом получалось отделить ото сна. Но по тому, как болело всё тело, не оставалось сомнений в том, что это происходило на самом деле.
Вспомнился дальнобойщик, Гашиш, лапающий Вику Колюня, теплицы с анютиными глазками и слепая старушка. Однако самым неприятным, горьким послевкусием этих воспоминаний стала ночная ссора с Викой и Максом.
Теперь среди этого лёгкого весеннего утра, оглушительного щебета птиц и упоения оживающей после зимы природы всё, что случилось, казалось каким-то мелким, незначительным и нелепым. Будь они сейчас здесь, мы бы обязательно помирились. Все бы помирились. Но их не было.
Кроме того, я так и не понимала, каким образом попаду домой до родительского возвращения. А то, что это нужно было сделать любой ценой, сомнений не вызывало. До четверга оставалось ещё два дня, план с Лодочником казался призрачным и несерьёзным, а всё, что мы знали о разливе, исходило от странных, ненадежных людей, встретившихся нам на пути, и достоверность слов каждого из них, вызывала большие сомнения.
Я достала влажные салфетки. Протерла ими лицо, подмышки, грудь. Почистила зубы, прополоскав рот остатками воды из Викиной бутылки, и почувствовала себя значительно лучше. Спутавшимся волосам определенно требовалась расческа, но её отсутствие вполне можно было пережить, потому что когда застреваешь бог знает где, бегаешь по лесам, спишь в машине и не можешь вернуться домой, становится не до красоты. Я просто ещё сильнее взбила их руками и решила, что на время вынужденного бомжевания примерю на себя образ Хелены Бонем Картер, и тогда вообще не нужно будет беспокоиться насчет причёски.
Когда Седой наконец увез Пандору на погрузчике, Артём с деловым видом подошел ко мне:
– Пора выдвигаться, а то они нас обгонят.
Выглядел он, несмотря на свои ночные терзания, намного свежее и бодрее меня. Чёлка забрана наверх, глаза полны решимости, рукава куртки по-деловому засучены.
– Куда выдвигаться?
– Ты не помнишь? Мы должны найти Лодочника первыми.
– Серьёзно? Собираешься ответить на этот детский вызов?
– Теперь это вопрос принципа, – он подал руку и поднял меня с плит. – И потом, ты ведь хочешь попасть домой?
– Куда же мы пойдем?
– Сначала в парикмахерскую, там работает знакомая сестры Лодочника, мне сейчас Седой сказал, а дальше сориентируемся по обстоятельствам.
Быстрым шагом Артём направился к тропинке, ведущей к пустырю. Я побежала за ним.
– Ко мне вчера мальчик подходил, сказал, что знает, как его найти. Но из-за всех этих ссор, я совсем забыла. Пятьсот рублей просил. А у меня осталось только двадцать.
– Кстати, ты случайно не знаешь, сколько у Вики денег с собой?
– Нет, а что?
– У Макса по моим прикидкам должно быть около трех тысяч. Если он, конечно, не утопил их, когда за мальчиком нырял. На какую сумму вы вчера поели?
– Ой, – я сразу же вспомнила о пирожках, а потом о старушке и той женщине, которой мы заплатили за то, чтобы она ухаживала за ней. – У него ничего не осталось.
– Как это? Здесь, в этом забытом богом месте, вы потратили на пиццу три тысячи? – Артём непонимающе захлопал глазами. – Сколько же нужно было съесть?
– С каких пор ты стал считать деньги?
– А с тех, что я должен точно знать, сколько у них сейчас есть на руках, и чем меньше у них, тем меньше будет у нас.
– Я не понимаю.
– Мне не нужна фора. Мы должны быть на равных, только тогда соревнование будет иметь смысл. А играю я, если нет других условий, по-честному. Значит, у них остались только Викины деньги, и это отвратительно. Уверен, у неё не больше тысячи. А её тратить нельзя, потому что придется платить Лодочнику. Это ужасно! У нас вообще нет денег. Я же умру без кофе или опять начну злиться и кидаться на всех. Ты же не хочешь, чтобы я на тебя кидался?
Вроде бы сокрушаясь, он вместе с тем радостно сиял, и я отчего-то ни капли не сомневалась, что с лодкой получится всё хорошо, и что я успею вовремя домой, и что мы непременно найдем Макса с Викой и помиримся с ними.
