Текст книги "Время. Ветер. Вода (СИ)"
Автор книги: Ида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Хочешь, я поговорю с ним?
– С ума сошел? Он тебя на месте прибьёт.
– Не прибьёт. Я же убегу, – попробовал пошутить Макс, но Вике было не до шуток.
– Я сама виновата. У нас есть уговор, а я его нарушила.
– Тогда как тебе помочь?
– Никак, – отрезала она. – У меня сейчас, можно сказать, вопрос жизни и смерти решается.
– Давай помогу.
– Денег дашь?
– Сколько?
– Много.
– Денег у меня нет.
– Ну и не лезь тогда со своей помощью, – почти выкрикнула Вика и побежала догонять Артёма.
========== Глава 14 ==========
– Слушай, – ко мне подошел Рома. – Может, вам в Логове пожить? В комнатах.
– Что за комнаты?
– Там вечно кто-нибудь остается, если, к примеру, с родителями поругался или пьяным домой не хочет идти. Условия, сама понимаешь, какие – проходной двор, но есть ещё пара комнат, они на ключ заперты и внутри, говорят, нормальные кровати есть. Их Седой за деньги или за отработку сдает, если кому пожить приспичит или парочке какой-нибудь.
– Кто такой Седой?
– Главный наш. Ему двадцать два. Он в Шиномонтаже работает. Мы вас к нему отведем.
– Я тут ничего не решаю, – сказала я. – Поговори с Артёмом.
– Мне кажется, он на нас злится.
– У него просто голова болит. Так бывает. Не обращайте внимания. У нас сегодня день сумасшедший был.
– Кстати, Седой наверняка про Лодочника что-нибудь знает. Он тут про всех всё знает. А если не знает, то за деньги может узнать.
– Это хорошо. Даже здорово. Я поговорю с Артёмом.
Выслушав от меня про Седого, комнаты и Лодочника, Артём задумчиво покивал. Вспыхнувший приступ раздражения сменился деланной беспечностью.
Я подумала, что он переживает из-за Вики и её разговора с Филом, не зря же тогда говорил про ревность, что не может не ревновать, потому что это у них семейное. Только почему он открыто не проявлял свою симпатию к ней, я понять никак не могла. Разве что пытался щадить чувства Макса, но из-за этой затянувшейся неопределенности всем было только хуже. Однако теперь его рука лежала у Вики на плече, и от этого казалось, что между ними уже всё решено.
– Предлагаешь снять номера?
– Просто передаю, что Рома сказал. Это как вы решите.
– Ну, а сама-то ты чего хочешь? – поинтересовался Артём насмешливо.
– Я хочу вернуться домой.
– А как же дачный дауншифтинг? Разве после звонка родственникам тебя не отпустило?
– Да, но в четверг обязательно нужно быть дома. Даже в среду. Потому что самолёт у родителей в пять утра.
– Сегодня только понедельник. До четверга ещё уйма времени. Расслабься.
– А что, если за это время вода не спадет? Как мне расслабиться?
– Тяжелый случай, – он кивнул Вике. – Человек не умеет расслабляться.
– Это всё от подавленных и нереализованных желаний идёт, – произнесла Вика тоном заправского психолога. – Ты слишком беспокоишься о чувствах других. Подумай о себе. Чего бы тебе на самом деле хотелось.
– Вот-вот, – подхватил Артём. – Чего бы тебе хотелось?
– Мне бы хотелось домой.
– Да что ты заладила, как Одиссей, «домой, домой», – Артём развернулся ко мне. – Сама хвасталась своей фантазией. Вот и представь, что ты на райском острове, где нет ни прошлого, ни будущего. Просто здесь и сейчас. Небытие и наслаждение. Наслаждение и небытиё. Что может быть лучше? Если попросишь, я буду твоей Калипсо.
Он шутил, однако Вика серьёзно насторожилась.
– Это из-за того, что ты слишком зависишь от мамы, – неожиданно заявила она. – Собираешься до пенсии её слушаться?
– Ты не понимаешь, – попыталась объяснить я. – Она просто сильно переживает за всё. Ей самой от этого плохо. А зачем я буду делать ей плохо, если люблю её?
– Помнишь, ты спрашивала, почему ты чудная? – Вика недобро прищурилась. – Ты слишком нежная, жертвенная и наивная. И пока не научишься быть жёстче, всё так и будет, как с этими выброшенными игрушками. И смешно, и стыдно.
Про игрушки я Вике не рассказывала. Посмотрела на Артёма, он потупился:
– Ладно, давайте сходим к этому Седому.
Мы остановились под вывеской «Марципан».
– Я за пиццей, – объявил Макс. – Мне нужно нормально поесть. Куплю и приду к вам.
– Только не вздумай никуда убегать, – Артём показал ему кулак.
И действительно, Макс выглядел неважно: губы с силой сжаты, подбородок выдвинут вперед, в глазах – тоска.
– Если что, мы потом в это Логово с ребятами пойдем, – Артём кивнул на Рому. – Про Лодочника узнаем.
– Понял, – Макс накинул капюшон, сунул руки в карманы и направился в сторону широкой улицы со светофорами.
В его обычно непринужденной и спортивной походке сквозила такая тяжесть, словно он был скован цепями и тащил за собой мешки с цементом. Мы проводили его взглядом.
– Пойду с ним, – сказала я. – Я не ем торты и кофе не люблю.
– Ты чего? – возможно, впервые на лице Артёма появилась искренняя растерянность.
– Вы меня сами только что поучали, что подавлять желания плохо. Так вот, я хочу пойти с Максом, – и, не дожидаясь, что они на это скажут, я побежала за ним.
Догнала и просто пошла следом, вглядываясь в трагическую спину и боясь нарушить горестное одиночество.
Вспомнился недавний разговор с тётей Катей, когда я сказала ей, что тону и боюсь не выдержать этой глубины. А она ответила, что нужно перестать сопротивляться, и что если любишь по-настоящему, то нужно думать не о себе.
Я должна была сказать ему нечто подобное. В тот момент мне это помогло. Ведь получалось, что если не можешь побороть эгоистическое стремление к взаимности, то вроде как и не любишь, а раз не любишь, то и страдать нечего.
Макс заметил меня на пешеходном переходе и обрадовался. Ничего такого не сказал, но я почувствовала.
– Давай ещё в аптеку зайдем? – попросила я. – Ногу натёрла. Болит.
– Хорошо.
– А ты от меня не сбежишь?
– Не знаю, – он улыбнулся.
– Можешь не сбегать? Пожалуйста. Я тут потеряюсь.
Он взял меня за руку и крепко сжал:
– Если побегу, держись крепче.
– Тогда моим ногам точно придёт конец.
Аптека попалась нам раньше, чем пиццерия. Я купила пластырь, влажные салфетки и жвачку. Макс бритвенный станок, пасту и две зубные щётки. Я посмотрела на него и тоже взяла пасту и щётки: себе и Вике. Пусть она и хотела меня обидеть, выставляя дурочкой, но её можно было понять.
А когда вышли на улицу, Макс вдруг поднял голову вверх и замер.
– Чувствуешь? – глубоко с упоением вдохнул воздух.
Я принюхалась. Пахло свежим, тёплым хлебом и приближающимся дождем.
– Идём, – и он повёл меня на запах.
Долго искать не пришлось. Это была маленькая, уютная булочная, каких в Москве не осталось. Даже горячая выпечка из гипермаркетов не пахла так вкусно.
На прилавке под стеклом лежали обсыпные булочки, рогалики, бублики, ватрушки. За ними несколько видов черного и белого хлеба, а в самом конце целый поднос с пирожками: круглыми, овальными, жареными и печеными. Макс остановился перед ними с лицом, каким он обычно смотрел на Вику. В ту минуту он совершенно точно позабыл о ней.
– Что вы хотите? – подошла к нам продавщица.
– А с чем у вас пирожки? – спросил он.
– Да с чем хочешь, – она тут же принялась показывать. – Вот эти длинные с картошкой, эти с грибами, с капустой, творогом, печенью, с мясом. А круглые – сладкие. С вишней, яблоками, курагой.
– Может, ну её пиццу эту? – спросил Макс с надеждой.
– Ты какие хочешь?
– Мама обалденные с капустой пекла. Самые лучшие. Но с картошкой я тоже люблю.
– А я с вишней хочу и с яблоками.
– Тёма с грибами любит. Давай всем возьмем.
Увлёкшись, мы с какой-то необычайной детской радостью набрали семь пакетов с разными пирожками и сложили их в один большой.
Но как только вышли на улицу, Макс, не тратя время на развязывание узелка, разодрал тонкую плёнку прозрачного пакетика и, задыхаясь от удовольствия, набросился на пирожки.
– У мамы были круче, но эти тоже ничего. Попробуй, – достал ещё один пирожок и дал мне.
Мы сели на металлическое ограждение перед магазином и стали есть.
Густая, насыщенная влага стояла повсюду, размывая, словно акварель, очертания магазинов, домов и деревьев. Было душно и в расстегнутой куртке даже жарко. Дело шло к маю.
– Слушай, Максим, – как заговорить про Вику я не знала. – А ты бы мог в меня влюбиться? Ну просто так. Чисто теоретически.
Макс перестал жевать и уставился на меня.
– Возможно. Я про это не думал.
– Потому что я чудная? Некрасивая? Маленькая?
– Вовсе нет, – справившись с удивлением, он проглотил кусок. – Просто не думал и всё.
– Из-за Вики?
– Ну, да, – обрадовался он подсказке. – Из-за неё.
– Ты её любишь?
– Давай дальше.
– Я хотела сказать тебе, что если ты её по-настоящему любишь, то должен желать ей счастья.
Он сосредоточенно нахмурился:
– О чем вообще речь?
– Я же вижу, как тебе плохо оттого, что она не с тобой. Перестань сопротивляться и просто плыви по течению. Тогда и тонуть не будешь.
– Перестать сопротивляться? – лицо его сделалось мрачным и упрямым. – С какой стати? Я без борьбы никогда не сдаюсь.
– Сам же говорил, что у тебя нет шансов…
– Я передумал. Шансы есть всегда. Как думаешь, сколько денег ей нужно?
– Но, Максим, это неправильно. Чувства же нельзя купить.
– Разве? Не слышала, что она сказала? – тон его сделался злым. – А раз такое дело, то я в игре.
– Где же ты возьмешь такие деньги?
– Есть у меня один хороший знакомый… И у него их много.
– Зачем же Артёму тебе помогать, если он сам в неё влюблён?
– Серьёзно? – Макс хохотнул. – Вот это новость. Он тебе сказал?
– Нет, но я же понимаю.
Макс наклонился надо мной.
– Поверь, во всём, что касается девок, Тёма бесчувственный гад. Я тебе уже как-то об этом говорил. Хочешь честно?
Я кивнула.
– Он мне сам деньги на Вику предложил, а я отказался. Просто верить не хотел. Понимаешь? Надеялся, что ошибается. А ведь он в первый же день сказал, какая она, и я с ним спорил до посинения. Но зато теперь у меня есть не просто шанс, а практически гарантийное письмо.
Говорил он с упрёком и горечью. Но мне вдруг отчего-то стало ужасно жалко Вику. Она так старалась, так верила в себя.
Макс словно прочел это на моём лице.
– Не говори ей. Я сам, – помолчал немного. – Ты спрашивала, люблю ли я её. Да, люблю. Про это можешь сказать.
И мы отправились через дорогу в Дикси за водой.
Магазин был совсем маленький – едва развернешься, чтобы не сбить товары с полок. И я сбила. Не только из-за магазина, но и потому что задумалась о том, что говорил Макс. Задела локтем коробку с зелеными яблоками, коробка не упала, но яблоки, которые наполняли её с горкой, покатились. Макс к этому моменту уже ушел за водой.
Я присела и только начала собирать яблоки, как тишина торгового зала вдруг наполнилась громкими, грубыми голосами и резким неприятным смехом. Подняла голову и увидела тех самых ужасных типов с бейсбольной битой и пистолетом. Вошли по наглому, как к себе домой, зачем-то пнули стоявшие у входа сложенные металлические корзинки, которые тут же с грохотом свалились, а когда проходили неподалёку от меня, Гашиш схватил мандарин и запросто кинул его в своего приятеля.
Позабыв про яблоки, со скоростью гепарда я, минуя молочно-колбасные и конфетно-чайные отделы, которые, как водится, нужно пройти, чтобы добраться до напитков, бросилась искать Макса.
Возле его ног стояла упаковка с Аква минерале, а в руках он крутил бутылку вина.
– Уходим, – выхватила вино из его рук и сунула на полку. – Здесь Гашиш.
– Кто?
– Тот, который тебя ударил возле кафе.
– Пучеглазый?
Однако моего ответа не потребовалось, потому что они уже вырулили из-за стойки. Макс резко развернулся к ним спиной, и быстрым шагом мы направились к выходу.
Наверное, именно наша поспешность и привлекла их внимание, потому что кто-то тут же крикнул в спину.
– А ну стоять!
– Кто это? – спросил второй.
– Пока не знаю, но мне уже не нравятся.
Мы ускорились.
– Постой-ка, я узнал его! Вот сученыш!
Тогда-то мы побежали. Промчались мимо кассы с молоденькой кассиршей, жавшегося неподалёку пожилого охранника и выскочили к шкафчикам для сумок.
Вот там я и налетела на третьего, татуированного парня, который тут же широко расставил руки.
– Опа! Попалась!?
От него сильно несло табаком и потом, и, едва я успела это почувствовать, как Макс ударил его в плечо, от неожиданности парень ослабил хватку, и через несколько секунд мы уже неслись через парковочную площадку, поперек которой стояла здоровая машина этих уродов.
Я держалась за руку Макса так крепко, как могла. И если до этого я думала, что моим ногам вот-вот придет конец, то сильно ошибалась – я их не чувствовала.
Ещё утром, когда мы бежали с Викой от дурочка Колюни, мне казалось, что быстрее бегать я просто физически не способна, но то ли Макс, подобно Гермесу, нёс меня каким-то волшебным образом, то ли я себя сильно недооценивала.
Мы влетели в первый попавшийся двор и чуть притормозили. Макс огляделся. Было темно и после фонарей на улице видно очень плохо. «Упыри», как называла их Вика, бежали за нами буквально попятам. Так, что я могла слышать их голоса.
Макс метнулся к ближайшему подъезду, широко распахнул дверь, но передумал и потащил меня под окна дома в сторону подвала. И только мы успели спуститься по лесенке вниз и притаиться в нише подвального колодца, как наши преследователи остановились возле подъезда.
– Внутрь забежали, – сказал Гашиш.
– Сколько здесь этажей? – откликнулся другой.
– Пять вроде.
– Зуб даю, на последнем сидят.
– Дайте замочить кого-нибудь, не, ну дайте, – подал голос третий.
– Тебе, Харя, всё мочить, – наспех ответил Гашиш. – Сначала пытать будем. Мне нужен второй говнюк. Я ему обещал язык отрезать. Ладно, ты здесь стой. Ловить будешь, если вдруг выскочат. Только не как в тот раз.
– Да нормально всё. Не мог же я битой в магазине махать. У меня условный ещё не кончился.
Хлопнула дверь подъезда. Чиркнула зажигалка. Потянуло сигаретным дымом. Макс осторожно высунулся и снова спрятался. Затем крепко обхватил мою голову и зашептал прямо в ухо:
– Идем сейчас. Под окнами. Тихо. Но главное – быстро.
Я хотела сказать, что не смогу и тихо, и быстро, но он закрыл мне рот ладонью, после чего подсадил.
Чтобы Харя не заметил, я выбралась из подвального отсека на четвереньках. Осторожно оглянулась. Он курил, пристально глядя на подъездную дверь. В одной руке – сигарета, в другой – бейсбольная бита.
Вжавшись в стену, на полусогнутых я пошла вперед, а через пару секунд Макс уже был рядом. Обогнал, взял за руку.
Мы незаметно прошли два следующих подъезда и только добрались до последнего, как на улицу со злобными матюками выскочил Гашиш. И, почти сразу заметив нас, заорал: “Веня, окружай! Харя, за мной!
Больше не прячась, мы помчались в конец дома. Свернули за угол и остолбенели. Перед нами простирался тот же пустырь, через который мы шли из санатория. Я узнала это место по темному силуэту водонапорной вышки.
Бежать по пустырю было равносильно самоубийству. Сходить за машиной и догнать нас на открытой местности у них заняло бы меньше времени, чем у нас добежать до его середины.
Поэтому вместо того, чтобы кинуться к пустырю, Макс, не раздумывая, подлетел к водосточной трубе дома, потряс, затем схватил меня в охапку и просто посадил на неё. К счастью, на высоте первого этажа вдоль стены проходила другая труба. Мне удалось уцепиться и, встав ногой на крепление водосточной трубы, выпрямиться. Слева на втором этаже был балкон, справа – окно.
– На балкон давай! – тяжело дыша, распорядился Макс.
– Не могу, – пролепетала я.
Я действительно больше не могла. Ноги подгибались, руки дрожали, толстая подошва ботинка соскакивала с крепления, и я готова была свалиться в любую секунду.
Тогда Макс, подпрыгнул, одной рукой уцепился за горизонтальную трубу, коленями обхватил водосточную и каким-то невероятным образом очутился прямо за мной. Жестяная труба опасно заскрипела, но он уже лез на балкон.
Вскоре, стоя с обратной стороны балкона, он наклонился и потащил меня за руку. На миг показалось, что я уже сорвалась и лечу вниз, но пальцы сами собой стиснули перила балкона и, перевалившись через них, я рухнула на холодную плитку.
Упала на живот и чуть не застонала от напряжения. Макс же присел на корточках рядом и, судя по виду, был готов лезть дальше. Едва мы успели немного перевести дух, как снизу послышались голоса.
– Куда делись?
– На пустыре надо искать. Давай, Веня, за машиной шуруй, а мы здесь пошарим.
– Ладно, Гаш, остынь, – откликнулся тот. – Нас вообще-то бабы ждут. Обидятся, потом одним шампанским не отделаешься.
– Точно. Поехали уже водку пьянствовать, – поддержал его Харя. – В другой раз поймаем.
– Ленивые вы, сволочи, – проворчал Гашиш. – Чёрт с вами. Но в следующий раз попадутся, точно убью.
Порывистый ветер, задувая в щель между полом и бортиком, приятно холодил разгоряченную кожу. И я бы пролежала так вечность, если бы до нас вдруг не донесся скрипучий старческий голос.
– Кто там?
Осторожно поднялась с живота на колени. Макс приложил палец к губам.
– Кто там? – повторил голос.
Балконная дверь была приоткрыта.
– Почему вы не отвечаете? Я же знаю, что вы там, – продолжала говорить нам женщина, но свет в окнах не горел, и за белым кружевным тюлем разглядеть, что происходит в комнате, было невозможно.
– Вы грабители? Не бойтесь, я не буду звонить в полицию. Идите сюда.
Она помолчала, мы с Максом переглянулись.
– Я всё равно слепая и ваши лица не увижу. Идите, идите. Только балкон за собой заприте. Третий день открыт, просквозил всю квартиру. Манька, сиделка моя, запропала куда-то. Боюсь, случилось чего. А Станислава Афанасьевна сама при смерти, с постели не встаёт. Так что закрыть его некому. У меня-то ноги никак не ходят. Вот уж второй год.
Не разгибаясь, я приподнялась и, осторожно поддев пальцем ограничитель, раскрыла балконную дверь. В нос тут же ударил едкий запах мочи и лекарств.
С левой стороны от меня высилась огромная деревянная стенка, за стеклом которой слабо мерцали бокалы, справа стоял письменный стол, всё пространство над которым было увешано рамками для фотографий. Под ногами я почувствовала мягкий ковер и сделала пару шагов.
– Вот и хорошо, – донеслось из дальнего угла. – Будьте любезны, принесите водички, пожалуйста.
– Здравствуйте, – сказала я. – Мы не грабители. От хулиганов пришлось спрятаться.
Мой охрипший голос звучал нервно.
– Так ты девочка?! – радостно воскликнула старушка. – Или же… Стой. Подойди-ка сюда. Дай руку.
Глаза немного привыкли к темноте, и я смогла разглядеть высокую кровать и белое пятно лежащего на ней человека. Приблизилась, и запах мочи усилился многократно.
Преодолевая брезгливость, протянула руку. Ей навстречу потянулась костлявая рука старушки. Схватила холодными, шершавыми пальцами и принялась ощупывать.
– Нет, ты не дух. Ты живая. Тёплая девочка. Нежная. Вода на кухне. Неси сюда весь графин. Кто знает, когда здесь ещё люди появятся.
– Вы что тут совсем одна? За вами никто не ухаживает?
– Конечно, одна. Маня-то не пришла моя. Звоню ей, дома нет её. Третий день уж. Хорошо у меня тут на столике всегда водичка припасена.
В комнату вошел Макс:
– Свет можно включить?
– А ты кто? – спохватилась старушка. – Голос какой-то знакомый. Ты чей?
– Я не местный, – ответил он и, не дожидаясь разрешения, зажег свет.
Мы оба зажмурились, а старушка даже не заметила.
Я пошла на кухню, там тоже стояла приличная вонь. Пахло чем-то протухшим. На плите обнаружился испорченный куриный бульон, а на подоконнике скисший, заплесневелый творог. Похоже, Мани не было больше трех дней. Я взяла графин, треснувшую чашку, потому что все чашки были с трещинами, и отнесла старушке.
– Помоги-ка мне сесть, – попросила она Макса.
И тот спокойно, не кривясь и не возражая, наклонился к ней, будто зная, что делать, старушка обхватила его шею руками, он разогнулся и приподнял её на подушки.
– Ох, хорошо как, – выдохнула она.
Я протянула чашку. Старушка поднесла её к пересохшим, покрытым трещинами губам и стала с жадностью пить. Она была похожа на скелет.
– Вам поесть нужно, – сказала я.
Старушка кивнула:
– Было бы неплохо, но кто ж меня кормить-то теперь будет?
Серые глаза Макса выражали неподдельную озабоченность.
– Иди приготовь что-нибудь, – велел он мне.
– Что?
– Кашу свари.
– Я не умею, – призналась я.
– Так я и думал, – буркнул он, и мы пошли вместе на кухню.
На подвесных полках нашлись банки с крупами. В холодильнике полный, не раскрытый пакет молока. Макс взял пачку геркулеса, насыпал в маленькую кастрюльку, залил молоком, включил газ.
– Надо бы её помыть, – сказал он.
Я понимала, что он прав, но совершенно не представляла, как можно помыть парализованную старушку.
– Ванну набери, а я отнесу.
– Может, так нельзя?
– Можно.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Матери помогал, когда она сиделкой работала.
И тогда мы с ним, как в тот наш первый день знакомства, молча, но довольно слаженно занялись приведением старушки в порядок.
Помыли, пересадили в кресло, а пока я меняла постель, Макс кормил.
Всё это время она не переставала с нами разговаривать. Сначала благодарила и говорила, что нам не обязательно этого делать, а потом начала рассказывать про себя. Что она бывшая учительница, что в двадцать лет приехала в посёлок, но тогда ещё это село было и школа сельская, и дети разновозрастные в одном классе учились, потому что учителей не хватало. Потом переключилась на реку и её разливы. Про то, что в советское время, когда поселок отстраивали, сделали здесь хорошую большую переправу, а когда она от времени разрушилась, на её месте построили невысокий мост, который теперь затапливает каждый год.
Потом, утомившись от разговора, старушка попросила уложить её в кровать, и уже пребывая в каком-то полусне-полубреду, внезапно начала говорить про духов. Что они приходят к ней каждую ночь, сидят у изголовья и зовут с собой. Но она не собирается никуда уходить, потому что река задолжала ей жизнь.
Якобы когда-то давно зимой она привела на реку одного дурного человека и разбила под ним лёд. Река приняла его, и той же ночью старушке приснилось, что за такую жертву ей причитается другая жизнь.
Мы послушали всё это немного, а потом пошли к её соседям и объяснили ситуацию. Соседка – неприятная женщина лет тридцати с обвисшим животом и бесформенной грудью, заявила нам, что в прислуги она не нанималась, и у неё самой пожилая мать. После чего вышла сама «пожилая мать», выглядевшая гораздо привлекательнее дочери, и отправила нас на третий этаж, где нам и удалось договориться с матерью-одиночкой, что она будет какое-то время ухаживать за старушкой, пока той не пришлют новую сиделку. За деньги разумеется, которые ей дал Макс, пообещав назавтра принести ещё.
А когда вернулись в квартиру, выключили везде свет и стали прощаться, старушка вдруг ни с того ни с сего сказала:
– Ничего, ничего, всё пройдет. Всё течет, всё меняется. Все движется, и ничто не остается на месте. И никто не был дважды в одной реке. Ибо через миг и река была не та, и сам он уже не тот… Всё пройдет, Котик, всё изменится, и ветер, и время, и вода… Всё успокоится.
– Что? – Макс оторопел.
Но старушка замолчала и отключилась.
– Ты слышала? – спросил он. – Или у меня галлюцинации?
– Слышала, – подтвердила я.
В немом потрясении мы вышли на улицу и, не торопясь, двинулись через пустырь к санаторию. Уже совсем стемнело.
Макс был потерян, он никак не мог поверить в то, что она это сказала.
Я объяснила, что есть вещи, которые люди всегда говорят и повторяют друг другу, поэтому в таком совпадении нет ничего особенного, но он всё шел и качал головой, а потом вдруг остановился и спросил, где пирожки. И только тогда я вспомнила, что они остались в шкафчике в Дикси, а в моём кармане ключ от него. Макс сказал, что очень жалко, особенно капустные и завтра он их обязательно заберет, потому что капустные самые вкусные на свете, а потом вдруг, не закончив говорить, заплакал. Натянул по самый нос капюшон, ушел вперед, чтобы я не видела, и всю дорогу до самой калитки утирался рукавом.
========== Глава 15 ==========
– У вас всё в порядке? – мама заглянула в комнату. – Может, свет зажечь?
– Лучше без него, – сказала я.
За окном сгустилась синяя вечерняя дымка.
Ольга Леонидовна кивнула в подтверждение моих слов.
– В темноте очень хорошо слушается. Вита прекрасный рассказчик.
Мама исчезла, а я прежде, чем продолжила, предупредила:
– Сейчас самое главное будет.
Мрак и холод леса за оградой мигом охладили растревоженные чувства. Нас обступили мокрые угрюмые деревья и неглубокая живая тишина. Словно повсюду внутри этой промозглой тьмы: между стволами, впереди и за спиной скрывается нечто очень опасное и, неотступно наблюдая за нами, ждет своего часа.
Я не боялась ни темноты, ни монстров, ни маньяков, но это нарастающее чувство тревоги невозможно было объяснить. Как если ты знаешь, что вот-вот случится плохое, и добровольно идешь ему навстречу.
Взяла Макса за руку, он понимающе сжал пальцы. Атмосфера тоскливого запустения давила и при свете дня, а теперь она не просто окружала, она будто проникала внутрь тебя, погружая в уныние и безысходность.
Перед Логовом горели костры. Высоко и жарко. На кончиках их языков плясали искры, дыма почти не было. В красно-жёлтых отблесках дрожало всё вокруг: и кирпичная стена корпуса, и деревья, и шустрые фигурки мальчишек, почти ещё совсем детей, кидающих в костры картонки и журналы. Пацаны постарше просто стояли, курили и пили пиво, глядя в огонь. Мы спросили, где найти Седого, и нас отправили во второй подъезд на третий этаж в тридцать третий номер.
Лестница в подъезде освещалась только отблесками костров, выхватывающих то тут, то там надписи на когда-то зеленых стенах. Шаги гулко разносились эхом.
Макс продолжал вести меня за руку, а я в основном смотрела под ноги, потому что ступеньки были неровные, со сколами и торчащей в некоторых местах арматурой. Сверху доносились громкие голоса и музыка. Из коридора на втором этаже на нас неожиданно выплыл обкуренный парень с пустым, отсутствующим взглядом, прошел между нами, разорвав сцепление рук, и исчез в темноте.
Третий этаж был наполнен гулом, смехом, девчачьими визгами и матом.
В большом холле под высокими окнами с уцелевшими стёклами сидела большая компания, у них громко играла музыка, несколько человек танцевали. По обоим коридорам хаотично перемещался народ, кто-то же просто сидел, подпирая стены.
Мимо нас пробежали гоняющиеся друг за дружкой девчонки. Воздух был занавешен плотной пеленой табачного дыма. Пахло плесенью и въевшимся запахом алкоголя. Дверей на бывших номерах почти нигде не было, в некоторых из них кто-то сидел с фонариками, свечками, экранами телефонов.
Седого мы нашли в комнате, где музыка играла громче всего. В ней оказалось неожиданно светло, а обстановка немного походила на жилую.
Под заколоченным досками окном стояли два тканевых дивана, между ними низенький столик с кучей вещей, а на полу был постелен красный квадратный коврик с вензелями.
Артём с Викой сидели на одном диване. Рядом с ними две девушки с любопытством разглядывали Вику. Закинув нога на ногу и активно жестикулируя, Артём что-то рассказывал.
На другом диване сидели трое довольно взрослого вида парней. Один из них – черноволосый, с клоком белых волос у виска, в спортивных штанах и рыжеватом полушубке, подавшись вперед, с интересом слушал.
Вика сияюще улыбалась и очаровательно хлопала ресницами. В руке у неё был белый пластиковый стакан.
В углу на горке из подушек полулежали два здоровых амбала лет семнадцати, заметив нас, один настороженно приподнялся.
– Привет! – Макс протянул ему руку.
И все, кто находился в комнате, сразу обернулись и замолчали. Артём встал. Я сразу почувствовала что-то не то. Викин взгляд тоже не обещал ничего хорошего.
Незнакомые люди смотрели с нескрываемым интересом, разве что попкорн не достали.
– Уже девять, – Артём подошел вплотную к Максу, его недовольство легко было угадать по играющим желвакам. – Где вы были три часа?
Макс скинул капюшон и ответил на вызывающий взгляд.
– Гуляли.
– Бегал?
– И это тоже.
– Где вы были?
– Мы вместе бегали, – вступилась я за него. – За нами Гашиш гонялся. Я залезла на балкон второго этажа. Представляешь? Там бабушка была старенькая, она несколько дней не ела, мы её помыли и покормили. А пирожки забыли.
По мере того, как я говорила, лицо Артёма менялась на глазах. Вначале он хмурился, потом пытался сдержать улыбку, но в конце расхохотался, и все в комнате засмеялись.
– Вы чего курили? Гашиш за ней гонялся, – закатился он. – Блин, Макс, ты чем ребенка накурил? Бабушку они мыли. Это что ещё за извращения?
– Откуда вас Гашиш знает? – вдруг заинтересовался парень с белой прядью.
– Конфликт утром вышел, – Макс обошел Артёма и сел на его место рядом с Викой. – Есть что выпить?
– Что за конфликт? – подозрительно прищурился парень, но бутылку из-под стола достал.
До Артёма наконец дошло, о ком речь.
– Те конченые отморозки на Патриоте?
Макс кивнул.
– Надеюсь, сюда они не заявятся? – забеспокоился парень. – Нам с Гашишем проблемы не нужны. Он на всю голову больной.
Услышав про Гашиша, все в комнате, как по команде, начали переговариваться.
– Мы смотались, – заверил Макс, беря из его рук пластиковый стаканчик. – Витя молодец, но если бы я был один, давно бы уже вернулся.
Артём понимающе кивнул:
– Вот, почему я не хочу собаку.
После чего внимательно посмотрел на меня.
– Поездка на дачи откладывается. Какой-то умник, – он обвел взглядом комнату, – колеса Пандоре проткнул. Так что ночевать здесь будем. Седой нам комнаты сдаст, а завтра заберет её к себе в сервис.
Вика встала и, сказав мне: «Пойдем покажу, где спать придется», повела в самый конец коридора.
Нельзя сказать, что я ожидала увидеть гостиничный номер, особенно после той грязи и разрухи, которые царили вокруг, но там оказалось относительно чисто. Во всяком случае стены не были исписаны и стояла застеленная леопардовым покрывалом двуспальная кровать. Вика с брезгливой гримасой потрогала её пальцем.
Я же с превеликим счастьем плюхнулась на матрас.
Она протянула стаканчик. Я заглянула внутрь. Жёлто-коричневая прозрачная жидкость, сильно пахнущая алкоголем.
– Не бойся. Это хороший виски. Артём покупал.
Я сделала глоток. Горло обожгло, в носу неприятно защипало.
– Лучше здесь спать, чем в лесу, – сказала я.
– Если бы вы не пришли, мы бы могли в Пандоре переночевать.
– Ты бы хотела, чтобы мы не пришли? Совсем?
Скрестив руки на груди и широко расставив ноги, она в упор смотрела на меня:
– Всё равно будешь ночевать с Максом. Ясно?
Вика была явно рассержена:
– Или у тебя какие-то другие планы? А? Признайся.
Я сделала ещё один глоток вонючей жидкости.
– Ты о чём?
– Нечего тут ягненком прикидываться. Больше тебе никто не поверит. Я всё про тебя поняла. У нас в детдоме так было: стоит расслабиться, и у тебя сразу что-нибудь упрут. Но со мной подобное не прокатит. Потому что моё – это моё.
