Текст книги "Время. Ветер. Вода (СИ)"
Автор книги: Ида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Ну уж нет, – его взгляд выражал упрямую настойчивость. – Сдаваться я не намерен.
– Ты же сам хотел на дачи. Я больше не тороплюсь. Помоемся, поедим, выпьешь кофе.
– Знаешь же, чем соблазнять, но нет.
– Тогда я уйду одна. Мне не хочется больше драться или кого-то связывать. Это дико и глупо.
Вика обернулась. Ткнула локтем Макса. Он взглянул на нас и, не вставая, развернулся. Вика тоже. Просто повернулись и продолжили так сидеть, глядя в нашу сторону.
Со стороны реки послышался шумный всплеск, должно быть, какая-то птица опустилась на воду, но в тумане этого было не различить.
– Хорошо, – Артём поднял голову и посмотрел долго и задумчиво. В голубых глазах клубился туман с реки. – Только вначале с Максом поговорю.
– Лучше бы вам помириться.
– Как думаешь, белый флаг нужен?
Он поднялся, и Макс, словно услышав нас, тоже встал.
Они встретились неподалёку от лодки, потому что Артём шёл увереннее и быстрее, с явным желанием поскорее отделаться от неприятного разговора. Макс же, не зная, что у нас на уме, подходил осторожно. Вика с любопытством наблюдала.
До меня доносились только их голоса. Слова уносил ветер. Макс стоял весь напряженный, с чуть склоненной головой, засунув руки в карманы. Он в основном слушал, лишь изредка отвечая короткими фразами. Артём же говорил много, с негодованием и злостью, яростно жестикулируя здоровой рукой перед его лицом.
В один момент Макс не выдержал и раздраженно отбил ладонь, тогда Артём пренебрежительно шлёпнул его по лицу. Лёгкая, но унизительная пощечина. Такое вряд ли можно стерпеть.
Макс кинулся на него и сразу же повалил.
Я вскочила и побежала к ним, но прежде, чем подоспела, Макс успел уже пару раз ударить. Вика зааплодировала.
– Макс, не надо, у него плечо, – я схватила его за капюшон и попыталась оттащить.
– Не вмешивайся, – прохрипел он, отталкивая. – Ты тут не при чем.
Замахнулся снова, но я успела перехватить его руку.
– Не нужно, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, – заладила, как заведенная. Казалось и других слов-то не осталось. – Умоляю, пожалуйста! У него плечо. Нам не нужна лодка. Пусть Вика забирает.
Макс резко оттолкнул меня локтем, чтобы не попала под следующий удар, и я, запнувшись об Артема, повалилась вперед, рухнув коленками ему на живот. Он вскрикнул и согнулся, а я закрыла его собой.
Тогда Макс схватил меня за ногу и потащил. Я пыталась уцепиться за травянистые кочки, но он был сильный и резкий.
– Убери от неё руки! – Артём проворно вскочил. – У тебя опять помутнение.
Макс провез меня на животе метра два, кинул и угрожающе выпрямился.
– Наоборот. Прояснение. Я вспомнил. Не собирался, но вспомнил. Вика помогла. Подсказала.
– Что же ты вспомнил?
– Зачем сбежал из детского дома.
– Дай-ка угадаю… из-за г-горелой манной каши? Или мыло, может, в душе часто ронял? Или к-колыбельные там совсем другие?
– Я сказал зачем, а не почему, – сквозь зубы процедил Макс.
– Зачем же?
Я приподнялась. Макс стоял красный, весь распаленный. Влажные волосы сосульками прилипли ко лбу, тяжелый подбородок выдвинулся вперед, ноздри раздувались.
– Чтобы убить тебя.
Артём наигранно и цинично хохотнул. Никакого удивления.
– Такой ты забавный. И ж-жалкий. Сейчас, когда мы на равных, самое время в-вспомнить об этом.
– На равных? – Макс негодующе раскинул руки. – Мы когда-нибудь были на равных? У тебя самые модные шмотки и коллекционные модели. У меня: твои старые игрушки и ношеные вещи. Твои наушники и пижама, которая сразу была мне мала.
– Хочешь уб-бить меня из-за с-старых игрушек?
– Я же был там. Если бы не ты, ничего бы не произошло. Ты спровоцировал отца и спрятался за мою мать.
– Это н-неправда.
– Я всё видел и слышал!
– Если ты всё в-видел, что же ты с-стоял, Котик? Тупо смотрел, как у отца крыша с-съезжает, и ничего не сделал? – Артём двинулся вперед. – Должен б-был, но не с-сделал. Вот п-поэтому ты забыл. П-понятное дело. Я тебя в-вытащил из леса, забрал из д-детдома, помог остаться у нас, оплачивал всё: от шмоток до репетиторов. А теперь ты решил вспомнить, что хотел уб-бить меня? Из-за какой-то наглой к-курицы, которая тебя даже не любит? Какая же ты д-дешевка, Котик, – он коротко рассмеялся, и, тут же схватившись за виски, опустился на корточки.
Вика продолжала смотреть, сидя на лодке, она всё слышала, но не подходила.
На лицо Макса падал рассеянный утренний свет, и было заметно, что глаза его слезятся не от ветра.
– Ты это делал, чтобы загладить свою вину.
– Я не п-просил твою м-мать з-защищать меня, – заикаться Артём стал сильнее, но говорил довольно поспешно.
– Ты всеми пользуешься, а потом говоришь: «Я не просил». Нарочно привязываешь к себе людей, делаешь их зависимыми, чтобы потом унижать или прятаться за их спинами.
– Это т-тебе т-твоя актриса наболтала?
– Взять хотя бы Виту…
– Вот с-сейчас з-заткнись, – Артем предупредительно наставил на него палец. – Лучше п-продолжай убивать меня.
Макс развернулся ко мне:
– Я тебя предупреждал. Но ты не послушала.
– Витя, з-закрой уши! – скомандовал Артём, подхватывая с земли камень.
Лицо его потемнело.
– Ты этого не заслуживаешь, – продолжал Макс.
– Ты о чём? – удивилась я.
– Короче, разводит он тебя и больше ничего. Игра такая.
Артём метнул в Макса камень, но тот успел увернуться.
– Разводит? Меня? Ты имеешь в виду…
– Да, я имею в виду секс, – оборвал Макс жёстко. – Он всех подло разводит и использует. Не ценит ни чувства, ни жизни людей.
– Это правда? – я посмотрела на Артёма.
– Нет, к-конечно. Я ценю ж-жизни людей.
– Я о другом.
На его напряженном лице появилась глупая, неестественная, натянутая улыбка.
– Тоже мне п-преступление. Котик, вероятно, считает, что зажимать д-девчонок силой по т-тёмным углам гораздо г-гуманнее и честнее. Слушай, Макс, неужели тебе самому не стыдно за всё, что п-происходит?
– Ты спрятался за моей матерью!
Артём недоуменно затряс головой, будто прогоняя сон.
– Почему ты т-только сейчас заговорил об этом? Почему молчал?
– Я забыл, – упрямо произнес Макс. – Если бы я об этом вспомнил, то вспомнил бы и остальное.
– Остальное? Что хочешь уб-бить меня? – Артём театрально рассмеялся. – Я п-понял. Если бы ты об этом вспомнил, тебе бы пришлось что-то с этим делать, а ты не хотел. Тебя всё устраивало. Тебе нравилось со мной. И тебе нравилось быть в-воображаемым. Ты не мог убить меня, потому что иначе тебя самого бы не стало. Я прав?
Макс молча утер ладонью глаза.
– Но с каких пор моя старая пижама стала тебя н-напрягать? Ты же сам её просил, потому что на ней был Халк. С каких п-пор ты вообще стал об этом думать? Ты, которого я так уважал за отсутствие зависти и корысти! Меня же эти мрази с б-битой собирались убить! Реально. К-ключицу, вон, опять сломали. Ты этого хотел? Нет, серьёзно, Котик, ты хотел меня уб-бить, – он сделал паузу, чтобы отдышаться, – а умер сам. В моих глазах умер. Теб-бя больше нет. Я в тебя б-больше не верю. Ты не существуешь!
Артём развернулся и направился вдоль реки, но, сделав пару шагов, оглянулся:
– Как я мог с-спрятаться за ней, если любил больше матери, дебил?! Она с-сама закрыла меня!
Его голос разлетелся по реке и утонул в тумане.
За спиной послышался протяжный скрипучий звук. Лодочник вышел на крыльцо, с силой захлопнул дверь и, не обращая на нас внимания, принялся возиться, навешивая на дверь большой ржавый замок.
– Ой, Макс, – вдруг, как ни в чем не бывало, обозначилась Вика. – Я совсем забыла про сумку. Она у них в машине осталась. Там ключи от квартиры и вещи. Сбегай, пожалуйста.
Но Макс стоял в немом оцепенении, ушедший глубоко в себя, как это у него случалось перед приступом бега.
– Макс! – Вика встала. – Слышишь, чего говорю? Сумку принеси срочно.
Я достала ключ от Пандоры и протянула ей.
– Машина ближе к лесу.
Вика, посмотрев на меня, словно впервые увидела, подошла.
– Ладно, сама схожу. Попробуй только сунься в лодку, – показала кулак.
– Она мне не нужна.
– Ты, Вита, лохушка по жизни. И ничего у тебя с Артёмом не выйдет. Он тебя использует, как и всех. Вырвет сердце и приколет ржавыми булавками в свой коллекционный альбом.
Она побежала в сторону дороги и на какое-то время исчезла, растворившись в сизо-белой дымке, а потом появилась вновь наверху возле дороги.
Справившись с замком, Лодочник постоял на крыльце, вглядываясь в туман, затем спустился.
Лицо у него было грузное, щетинистое, круглые водянистые глаза, густые чёрные брови и крупный перебитый нос. Примерно так я и представляла себе чокнутого отшельника. Такой точно мог приносить в жертву реке котят. В рыбацких сапогах и старом синем ватнике, должно быть, он производил эффектное впечатление на клиентов Варвары.
За спиной у него болтался походный рюкзак. Посмотрел на меня и неожиданно его мрачное, осунувшееся лицо расползлось в приятной улыбке.
– Михаил, – протянул мясистую ладонь.
– Вита, – я легонько коснулась его руки.
– Грести умеешь?
– Нет.
– Ну, ничего, как-нибудь доплывем, правда? – хитро подмигнул.
– Это не я поплыву.
– А кто? – чёрные брови сошлись на переносице, и он покосился в сторону Макса.
– Другая девушка.
– Да? – он огляделся. – Где она?
В стелящемся густом белом облаке просматривалась только удрученно бредущая вдоль берега тёмная фигура Артёма.
– Сейчас придет.
– Пусть поторапливается, – Лодочник нахмурился и направился к лодке. – Ждать я не собираюсь.
Он перевернул лодку, кинул в неё весла и спустил на воду.
Ни слова не говоря, Макс побежал к насыпи за Викой.
В тот момент я могла беспрепятственно уплыть. Воспользуйся я этой возможностью, никто уже не посмел бы обвинить меня в странности или назвать лохушкой.
Однако приближаться к ставшей яблоком раздора лодке не хотелось, словно, ступи я в неё, и уже больше никогда не отмоюсь от грязи, в которой перепачкалась.
Ветер продувал всё ещё мокрый свитер и пробирал до костей. Верхние, подсохшие пряди волос пушились при каждом его резком порыве. На сердце скопилась невыносимая тяжесть. Насчет мамы я больше не переживала. Завтра днём я позвоню ей сама. Она услышит мой голос, и я всё объясню. Она уже не будет так волноваться, она поймет. Она всегда меня понимала. Почти всегда. Но оставаться на несколько дней в обществе Артёма, не хотелось. В отличие от Вики у меня не было к нему претензий, и всё же, чтобы осмыслить, что же я на самом деле думаю и чувствую, требовалось время.
На вершине насыпи появились два бегущих по облакам тумана силуэта. Перед самым спуском Макс вдруг остановился, обнял Вику и попытался поцеловать, однако та очень торопилась, оттолкнула его и кинулась вниз, утонув в облаке.
За её спиной пронеслась машина. Посигналила. Догонять Вику Макс не стал, и она вскоре уже была на берегу. Пробежала, запыхавшись, мимо меня, отправила воздушный поцелуй и, наступив ногой в воду, забралась в лодку. Лодочник придержал её за локоть. После чего, знакомясь, пожал, как и мне, руку и взялся за вёсла. Вика весело помахала. Сумев добиться своего, она была счастлива.
Тогда я совсем на неё не злилась. Мне было очень грустно, что она оказалась такой, и что всё так обернулось.
Течение и ветер постепенно относили лодку вправо, в сторону переезда. Туман по-прежнему стоял плотный, и места, где находился мост, всё ещё видно не было.
Я поискала глазами Артёма, он стоял далеко, но, судя по застывшей позе, тоже наблюдал за лодкой.
На том берегу шумел лес. Отдельно стоящие деревья гнулись, грозя переломиться. По реке плыли коряги, куски досок, целлофан и пластик. Ласковое весеннее солнце играло на ребристой глади воды дрожащими бликами. Птицы продолжали голосить. В одном месте лодку с силой подхватило течение и развернуло боком, но постепенно она выровняла курс и довольно скоро и благополучно пристала к противоположному берегу.
Сожаление об упущенной возможности предательски всколыхнулось с новой силой. Я отошла от воды и отправилась к Пандоре. Мои испытания ещё не закончились. Вика говорила, что в жизни нет ничего случайного. Всё для чего-то. Значит, меня ждало нечто особенное, предназначенное специально для меня. Но то, что последовало дальше, не могло привидеться мне и в самом страшном сне.
Я нашла Макса на обочине. Грязный с ног до головы, он полулежал возле кучи коряг, опершись на один локоть, другой крепко прижимал к себе. Лицо заметно блестело от пота, он с силой кусал губы, а дышал коротко и часто, с глухим внутренним стоном.
После того, как Вика оттолкнула его, я и не вспоминала о нем, даже не задумывалась, почему он не спустился вниз.
– Что случилось? – я кинулась к нему.
Под судорожно прижатой рукой расползлось тёмное пятно. Слишком тёмное, чтобы принять его за воду. Макс был бледен, а глаза полны страха.
– Позови Тёму, – прохрипел он, зажмуриваясь. – Я сейчас сдохну. Реально сдохну.
Только тогда я увидела чуть позади него длинную корягу сосны, в одном месте сучья её были переломаны, а ствол потемнел.
Заглянула ему за плечо и обнаружила торчащую из спины у самого бока толстую обломанную ветку, а вокруг сплошную кровь: поясница, джинсы, земля – всё было залито ей.
– Позови Тёму, – повторил он, и я, уже больше не думая ни о чём, сломя голову бросилась к реке.
Долго объяснять ничего не потребовалось, видимо, на моем лице был написан такой ужас, что после невнятных «напоролся на сук» и «лужа крови», Артём рванул наверх со скоростью, которой мог бы позавидовать сам Флэш.
Он и потом до самого моста делал всё очень быстро, нервно, почти не разговаривая. Весь привычный задиристый пафос слетел, и я впервые увидела его испуганным, но не растерянным.
В одну секунду он позабыл о том, что произошло между ними у реки, и всё то время, пока мы обматывали Макса повязкой из наших разодранных футболок и с огромным трудом укладывали на заднее сидение Пандоры, только и повторял «тихо, Котик, тихо».
Решение о том, что Макса нужно срочно перевезти на другой берег, где буквально в километре от моста находился приют с медикаментами, Артём принял немедленно, не раздумывая, лишь отдавая мне короткие указания и нетерпеливо раздражаясь от своего заикания.
Я села сзади вместе с Максом, положив его голову к себе на колени и, гладя по щеке, нарочно громко, чтобы не терял сознание, подпевала Лане о том, что буду любить его сильнее всех других женщин до скончания веков.
Артём то и дело поглядывал на меня, молча спрашивая «как он?» и я, не переставая петь, моргала в ответ, что «нормально». Хотя сложно было назвать нормальным то и дело закатывающиеся глаза и невольные стоны, но по крайней мере он пытался улыбнуться и поправить меня, когда я сбивалась со слов.
Мы успели прослушать две с половиной песни. Мост оказался совсем близко. Подъехали к самой кромке воды и остановились. Артём снял ботинки, закатал джинсы и вошел в реку. Поначалу вода едва доходила ему до колен, но потом поднялась до пояса и только ближе к середине дороги снова опустилась до икр.
На него и до этого смотреть было жутко холодно, потому что, оставшись без футболки, ему пришлось надеть мою куртку прямо на голое тело, а теперь и подавно. Постояв немного и подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, растирая на ходу заледеневшие ступни, он быстро вернулся обратно.
– Поможешь? Вброд?
– Конечно.
– Но лучше не разувайся. Ноги моментально сводит.
– Давай, я сам попробую, – с трудом проговорил Макс.
Руки и лоб его были ледяные.
– Ещё чего. Сейчас мы тебе сёрф устроим, – стараясь придать голосу бодрости, пообещал Артём и, достав из багажника какую-то железную штуку, побежал обратно, на дорогу.
Я приоткрыла дверь, вода стояла у самого порожка, норовя вот-вот залиться в салон.
Лес неуютно шумел. За какие-то сутки все деревья вокруг покрылись зеленым кружевом молоденькой листвы. По воде шла частая рябь, где-то на той стороне громко раскричались потревоженные птицы.
Минут через пять Артём притащил на спине большой фанерный щит с надписью: «Разведение огня запрещено», бросил на воду и я, опустив ноги, помогла Максу переместиться на него. Он очень сильно ослаб, но боль как будто отступила, поскольку стонать он стал меньше.
Весь салон был залит кровью. Её запах, казалось, стоял над рекой.
Артём велел Максу лечь ровно, чтобы щит не перевернулся, затем примотал его веревкой и потянул одной рукой за собой, а я, удерживая равновесие и курс, подталкивала сзади.
Вода набралась в ботинки и неприятно хлюпала. В первый момент идти было не так уж и трудно. Мне даже показалось, что переправа займет меньше обещанных Артёмом пятнадцати минут.
Макс сказал, что чувствует себя, как арабский шейх, которого рабы несут на носилках сквозь рукоплещущую толпу, однако с каждым словом бормотание его становились неразборчивее, а вскоре он и вовсе шутить перестал. Взгляд затуманился, а фанерная поверхность сильно побурела.
– Помнишь, как меня арбузные осы искусали? Вся морда опухла, р-разговаривать не мог, а ты специально смешил, зная, что у меня щёки не растягиваются, – быстро заговорил Артём, лишь бы он не закрывал глаза и оставался в сознании. – А помнишь, мы обрились и м-меня на неделю в комнате заперли, а твоя мама обрадовалась, что можно за стрижку не платить? Ты ко мне тогда ещё в окно лазил, и мои н-никак не могли понять, с кем я разговариваю, а когда я сказал, что с Карлсоном, сразу же меня выпустили. А как ты на моих репетициях всё в-время кричал: «Браво, маэстро, браво!». И потом на одном из концертов по п-приколу вскочил и давай орать и хлопать. А как я пьяный улетел в Турцию, п-помнишь? Ты потом меня оттуда три дня вывезти не мог. А как из-за тех с-страшных девок прикинулись геями и после сматывались по Арбату от нациков?
Ледяная вода обжигала точечными покалываниями уже на уровне бедра, а до середины дороги, где начинался подъем, оставалось не меньше двадцати метров.
– Всё будет хорошо. С тобой ничего не может случиться. С тобой никогда ничего не случается. Забыл? Ты же воображаемый. А это значит, неуязвимый.
– Ты сказал, что больше в меня не веришь, – еле слышно проговорил Макс.
Артём приостановился. Щит колыхался.
– Это я со злости сказал. Не думая.
– Думая-думая. Если бы не думал, то ничего бы со мной не случилось. Ты был прав. Никакой я не воображаемый. Потому что очень больно…
– Всё будет хорошо, – Артём успокаивающе погладил его по голове. – Ветер унесет, вода заберет, время полечит. Всё п-пройдет.
Сам он весь дрожал от нервов даже больше, чем от холода, а нарастающую панику в глазах невозможно было скрыть под напускной бравадой.
Пальцы рук начали неметь, а ног я уже совсем не чувствовала, они передвигались всё медленнее и неохотнее.
– Ничего уже не пройдет. Прости. Просто прости, – Макс замолчал, судорожно отдышавшись и собираясь с силами.
Радостное утреннее солнце заиграло нежным золотом на его лице: голове, бровях, чуть проступившей на щеках щетине.
– Не обязательно сейчас. Потом. Ты поймешь.
Артём выпустил свой край щита и, схватив его за пальцы, потряс руку:
– Я не п-прятался за ней. Клянусь! Но знаю, что в-виноват. И н-ненавижу себя за это. Если бы это хоть что-то изменило, я бы и сам с радостью сдох. Но изменить ничего нельзя. Даже слова. Пожалуйста, Макс, хочешь, я отрежу себе язык? Честно. Если т-тебя это наконец успокоит. Это будет к-круто, да?
– Однозначно, – Макс едва заметно улыбнулся. – Весь мировой раздор, наконец, прекратится. Но тебе нельзя. Девчонки не простят.
– А хочешь, с-собаку заведем? – вдруг просиял от своей идеи Артём. – Вот прямо сейчас д-доберемся до приюта и заберем того скандалиста, которого ты себе п-присмотрел.
– Собаку хочу, – Макс кивнул, закрыл глаза и тут же отключился.
Лицо его неестественно побледнело, кровь отхлынула от губ, нога с надписью «Беги» распрямилась, и щит сильно закачался.
Артём хлёстко ударил его по щеке, но это не помогло, и он в отчаянии стал трясти Макса за плечи.
Пока шли, тянули щит, и они разговаривали, я почти не прислушивалась к собственным ощущениям, но стоило притормозить, как ледяной холод воды сковал, парализуя каждое движение.
– Давай, шевелись, – неожиданно закричал на меня Артём и сам, подхватив свою сторону, принялся тянуть изо-всех сил.
Дело пошло быстрее, но по мере того, как мы спускались, уровень воды начал увеличиваться. И когда она поднялась чуть выше пояса, Артём вдруг вскрикнул «Чёрт!», чуть наклонился вбок и, выпустив плот, исчез в воде.
Я видела, как он барахтается, но никак не могла сообразить, что происходит. Почему не встает. Аккуратно отодвинула щит, нашарила в воде ткань джинсовки и потянула. Грудь, плечо, спину обожгло холодом. Но Артём продолжал беспомощно извиваться под водой, не пытаясь даже схватиться за меня.
Одной рукой я никак не могла вытащить его, а щит понемногу сносило, и я уже еле удерживала его.
Ниже по течению вода весело искрилась на солнце. Туман почти рассеялся, и широко разлившуюся речку было видно далеко, почти до самого изгиба возле пригорка, с которого мы пускали фейерверки.
Если бы я умела останавливать время, как Хиро Накамура в «Героях», я бы сначала спокойно отпустила плот и вытащила из воды Артёма, а потом, когда он уже смог бы нормально дышать и стоять, выровняла щит по центру и, может быть, смогла дотолкать его до берега сама. Но я не умела останавливать время. Его вообще у меня не было ни на принятие решения, ни на раздумья.
Я стремительно нырнула с головой в воду, обхватила Артёма обеими руками и, резко потянув на себя, подняла на поверхность. Он судорожно вцепился здоровой рукой в мою спину так, что я сама чуть не упала, и, шумно отплёвываясь, кое-как поднялся.
В следующую же секунду, резко выбросив назад руку, я приготовилась ухватить край щита, но плохо сгибающиеся пальцы поймали лишь воздух. Обернулась.
Макс, точно курортный отдыхающий, подставив бледное лицо солнцу, мерно покачивался на волнах в нескольких шагах от нас.
– Лови его, – на выдохе прохрипел Артём, отталкивая меня и с трудом удерживая равновесие.
Нагоняя приличную волну, я ринулась к щиту, чем ускорила его движение. Бросилась в воду, попыталась плыть. Ещё секунду назад он был так предательски близко, и вот уже, словно дразня, медленно закручивался вокруг своей оси в паре метров от нас.
– Слева палка. Быстрее! – сквозь зубы прорычал Артём, взмахнул рукой и снова исчез под водой.
По привычке послушно я схватила палку, длинную корявую ветку, и, удерживая обеими руками навесу, попробовала подцепить её сучком веревку, которой был привязан Макс. Однако руки дрожали, ветка тоже, я то и дело оборачивалась назад, надеясь, что Артём вот-вот поднимется, до тех пор, пока не поняла, что дольше ждать невозможно.
Откинула палку и бросилась к нему, вытащила, обхватив за грудь, и потянула за собой к берегу. В этот раз он сильно наглотался воды и постоянно кашлял, выплевывая её из себя большими порциями, грудная клетка ходила ходуном, он хрипел и, обессилев, норовил выскользнуть из рук.
Когда же вода опустилась мне ниже колен, нести его стало невозможно. Весил он прилично. Я могла просто усадить его, но он всё ещё был дезориентирован и трясся, как под электрическими разрядами.
Плот с Максом сместился чуть ниже, но плыл ровно, не шатаясь, держа курс по центру реки.
Подняв Артёма на ноги и обхватив спереди за пояс, я уперлась ему головой в грудь, выжидая момент, когда он перестанет падать и придет в себя. Наконец, он немного отошел:
– Где Макс?
– На реке.
С усилием, сквозь мокрые, слипшиеся ресницы он вглядывался в оставленную позади дорогу.
– Я не в-вижу.
– Можешь идти?
Он сделал шаг назад, наступил на ногу, покачался на ней.
– Никогда ещё так н-ноги не сводило. Ты поймала щит?
– Нет.
Пошатываясь, он побежал к берегу, то и дело оглядываясь на реку, вскоре увидел плот и, в ужасе схватившись за голову, рухнул на колени. Так и сидел, пока я не подошла.
– Я не могла спасать вас обоих, – едва удерживаясь, чтобы не разрыдаться проговорила я. – Что мне было делать?
Но он ничего не отвечал, он был так потрясен и раздавлен, что просто раскачивался из стороны в сторону.
– Артём, – я села перед ним на корточки. – Макс жив. Вон он. Ты оставайся здесь, а я побегу до приюта и вызову спасателей. Они прилетят на вертолете и спасут его.
Оторвав от лица руку, Артём несколько секунд не мигая смотрел на меня, затем резко вскочил.
– Ты умница! – чмокнул в лоб, и мы, оставляя за собой тёмные мокрые следы, помчались вверх по нагретой солнцем асфальтовой дороге к приюту.
========== Глава 21 ==========
Со спасателями разговаривал Артём, он вообще со всеми разговаривал и всем всё объяснял.
Я же, как только переступила порог приюта, впала в странное, тупое, обессиленное оцепенение. Меня что-то спрашивали, но что именно я отвечала – не помню.
Несколько работниц приюта после того, как мы, насквозь мокрые и закоченевшие, ввалились к ним, засуетились, принесли странную, но сухую одежду, одеяла, тапочки и, в ожидании приезда спасателей, стали поить нас чаем, но всё это, казалось, происходило не со мной.
Я будто видела себя со стороны. Жалкую, осунувшуюся и дрожащую, с безразличным, отстраненным взглядом, в котором стояли разноцветные световые пятна: бурое пятно на щите, золото волос, полная ужаса синева глаз, чёрный шарик пирсинга.
Постепенно отогреваясь, тело начало болеть, и только оно подсказывало, что это происходит со мной, и я существую. Что всё случившееся не сон и не иллюзия.
Спасатели, бравшие с собой на реку Артёма, вернулись довольно быстро, объявив, что при первом осмотре «потерпевший не обнаружен». Но не мог же Макс просто исчезнуть вместе с плотом. Это же всего лишь река, а не водопад, и течение в ней не было стремительным.
Из-за этого Артём начал психовать и вдрызг разругался с главным из спасателей, который вместо того, чтобы прочесывать реку, стал ждать одобрения на запрошенный вертолёт. Он записал наши имена, телефоны, поспрашивал про Макса и, пообещав связаться, если будет какая-нибудь информация, велел ехать домой.
Артём заупрямился, позвонил своей Карине и, унизительно извиняясь, просил помочь ускорить поиски. Карина обещала попробовать, взяв с него слово, что он успокоится, поедет домой и купит новый мобильник.
Но прежде, чем мы уехали, вышел конфликт с врачами. Они сразу начали разговаривать с нами в насмешливо-высокомерном тоне. Молодой здоровый блондин и женщина лет сорока как только вошли и увидели нас, тут же, не выяснив толком, что случилось, принялись иронизировать, типа: «Ну, как водичка?» и «Топиться в такое время года вредно для здоровья». А когда слушали лёгкие, женщина попросила Артёма поднять руки, и, глупо хихикнув, сказала: «Ну, всё. Рука отмерзла. Придется ампутировать».
Им, вероятно, казалось, что они большие шутники и здорово подбадривают нас, но после её идиотского вопроса, стоит ли мне проверить голову на наличие вшей, Артём посоветовал им катиться куда подальше.
Парень пригрозил ему «купировать психомоторное возбуждение», на что Артём ответил, чтобы купировал свою напарницу, и та, оскорбившись, начала зло требовать везти меня в больницу, потому что якобы я находилась в шоковом состоянии.
Но я ответила, что никуда не поеду, так как тороплюсь встречать родителей. Только тогда они отвязались.
В такси Артём сел сзади со мной и стал утешать, но мне утешений не требовалось, потому что все чувства заморозились. Мне было всё равно. Даже если бы повезли в больницу. Однако это требовалось ему самому: сосредоточиться на мне, говорить обо мне, опекать, лишь бы не думать о Максе. Он хвалил меня и благодарил, что спасла, но не уловить сожаления о том, что я сделала такой выбор, было невозможно.
Мы вошли в подъезд. Прощаться не стали, он просто сказал: «Я позвоню» и побежал к себе.
В квартире стояла привычная тишина. Ничего не изменилось.
Время в ней текло совсем иначе. За четыре дня моего отсутствия жизни четверых людей безжалостно встряхнуло, перекрутило и вывернуло наизнанку, а здесь царили безмятежность и уют.
Дома было хорошо. Спокойно. Безопасно и предсказуемо. Дома я могла снова стать собой и позабыть о неприятном приключении, словно ничего не произошло.
Я ни в чем не была виновата и не сделала ничего дурного. Случившееся на реке – нелепый несчастный случай. «Можно всю жизнь ходить под куполом по канату, – говорила Вика. – И подавиться рыбной костью». Мокрая дорога, рассветный туман, неизвестно кем наваленная куча коряг, строптивая, опаздывающая на лодку Вика. Машина, водитель которой наверняка даже не заметил, что задел Макса. Кто мог предположить, что всё так обернется? Точно также, как невозможно было предположить, что у Артёма сведет ногу, и что я выпущу плот.
Первым делом я залезла в душ. Под тёплую, ласковую, расслабляющую воду.
Наверное, Артём был прав, когда твердил, что не хочет собаку. Стоит привязаться к кому-то, полюбить, и ты обречен. Больше себе не принадлежишь. Мысли твои тут же наполняются неясными волнениями, ожиданиями и надеждами. Горечью разочарований и ужасом потерь.
Ты становишься податливым, зависимым и беззащитным. Тебя так просто ранить, а может даже и убить. И как не силься, сколько не пытайся удержать, плот всё равно выскальзывает из твоих пальцев, и ветер уносит его в неизвестном направлении.
Я так старалась быть хорошей, понимающей подругой. Мне нравилась Вика. В какой-то мере я восхищалась ею и, как выяснилось, очень сильно привязалась к ней. Она ужасно поступила со всеми, но мне хотелось её вернуть. Услышать её голос, смех, увидеть блестящие глаза, обнять и почувствовать запах духов. Простить я бы её никогда не смогла, но осознавать, что мы расстались навсегда, было невыносимо.
Так же, как невыносимо думать о Максе. Которого до того злополучного вечера в санатории я считала идеальным человеком. И я просто отказывалась верить, что он мог погибнуть, потому что таких людей на свете единицы. Он, не колеблясь, спас тонущего мальчика, не задумываясь, кинулся помогать слепой старушке, он вернул мою коробку с игрушками. И, если бы не Вика, никогда не позабыл бы об оставленных в шкафчике магазина капустных пирожках. Он бы никогда не предал Артёма. Ему нравилось быть воображаемым. Но его жизнь была в моих руках, и я принесла её в жертву своим чувствам.
Однако с Артёмом всё обстояло ещё хуже и сложнее. Он был жив, здоров, и между нами не произошло никакой ссоры. Вот только эта рана терзала сильнее всего. Он сделал всё, чтобы привязать меня к себе, влюбить, не оставляя и малейшего шанса на спасение.
Ему, которому официантки пишут свои телефоны на счетах, за которым стоит очередь из актрис типа Вики, вдруг понадобилось зачем-то играть со мной: чудачкой и маменькиной дочкой, лохушкой, сочиняющей глупые романтические сказки, падающей в обморок в клубах и спящей в обнимку со старым осликом.
