Текст книги "Ревнитель веры (СИ)"

Автор книги: histrionis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Эй, ты! – вспылил где-то позади Рено. – Ты хоть понимаешь, что я тебя слышу?!

– Правда что ль, орланова задница? Давай-ка ты лучше продолжишь тихонько в сторонке стоять, пока взрослые дяди разговаривают, ладненько?

– Погоди-погоди, – неосознанно прыснул Этьен, не отрывая от Дарела взгляда, – а если я откажусь?

– Ну, сам посуди – ситуация не на твоей стороне. Ты ослаб после прошлого трюка, еще раз так же мощно у тебя это все не получится. А я, знаешь ли, и без меча много чего могу.

Дарел говорил и смотрел холодно, даже несколько равнодушно, будто бы все происходившее было для него чем-то совершенно естественным. Этьен, однако, знал, что Дарел был сейчас страшно раздражен, а потому – опасен. Но слова его были правдой.

Этьен неспешно поднялся, все так же глядя на Дарела, выпрямился, неприятно сощурившись. Расстояния между ними оставалось едва ли пол ярда. Взгляд Этьена был всецело сфокусирован на человеке перед ним. Того, что происходило позади Дарела, он не видел.

– Ты, значит, решил угрожать? Мне?

– Да, тебе. – Дарел язвительно улыбнулся. – А что такое? Или ты не обыкновенный беспомощный трюкач, которого я перед собой вижу, а кто-то покруче?

– Пока мы на одной стороне, именно таким я в твоих глазах оставаться и буду. Но только пока мы на одной стороне.

– Сторону сейчас выбираешь ты. И лучше уж постарайся выбрать ее правильно.

Этьен несдержанно расхохотался, отведя взгляд вправо. Раздражение в воздухе скапливалось над ними все плотнее. Нельзя было теперь сказать точно, от кого оно исходило.

– Сторона, значит, боги мои… Да когда ж ты уже пойм…

Он резко умолк. Потому что его парализовало. Страхом.

Страхом сильным и горьким, знакомым Этьену и прочувствованным им за былое время с лихвой. Страхом, которого он повидал за месяцы похода с Вайдвеном столько, что от одной только памяти о нем волосы вставали дыбом. Страхом, с которым Этьен надеялся не столкнуться больше никогда в своей жизни.

Страхом перед приближавшейся смертью.

Он услышал, как Дарел сделал неестественно резкий и шумный вдох. Этьен быстро обернулся в его сторону, но тут же об этом пожалел. Потому что смотрел на него больше не Дарел. Смотрел на него человек, чья душа в этот самый миг расставалась с телом.

Дарел громко и коротко простонал. Из груди его показался вдруг кончик меча, с которого густыми багряными каплями медленно стекала на землю кровь. Неожиданно он схватился обеими руками за тунику Этьена, упал на колени, утянув его за собой. Безвольно опустил голову ему на плечо.

– Я же… как знал…

Этьена едва не начинало трясти. Он неслушающимися руками объял голову Дарела; взгляд его оказался направлен прямо перед собой. Туда, где стоял сейчас перепачканный кровью Рено.

Страх Дарела, плавно стихавший, сменился вдруг ощущением, отдаленно напоминавшим горечь. А потом все и вовсе пропало.

– Как… – Этьен почувствовал, как тело его сотряс рвотный позыв. Дышать резко стало нечем. – Да как же это…

Рефлекторно он схватился руками за волосы обмякшего уже Дарела, прижал его голову ближе к своей груди. Меж лопаток Дарела, все так же ярко блистая на солнце, торчал меч.

Взгляд Этьена не сходил с Рено. И Рено посмотрел на него в ответ. Щеки у него были мокрыми от бежавших по ним слез, но в глазах не было больше ничего человеческого. И Этьен вдруг почувствовал, как едкий страх появился в воздухе вновь. Теперь уже – их общий.

========== XII. Омовение ==========

Рено шевельнулся первым. Он хотел было вытянуть перед собой руку, но тут словно бы что-то сбило его одним резким движением с ног. Рено тяжко упал на колени, уперся обеими руками в землю. На тыльных сторонах его ладоней отразилась на солнце не успевшая застыть еще кровь. От ее вида Рено и стошнило. И сразу после, прерываясь на приступы кашля, он вдруг закричал.

Прийти в чувство Этьен смог только после того, как услышал чужой голос. Он сильно вздрогнул, осознал наконец полностью, что сейчас произошло. Где-то в затылке у него тут же начала пульсировать навязчивая, тупая, словно от хлесткого удара, чужая боль. И Этьену вдруг стало противно, противно настолько, что он едва-едва сдержал очередной рвотный позыв.

– Я… – Рено подавил всхлип, но даже так собственный голос показался ему чужим. – Я правда убил его?..

– Да, – ответил Этьен, спрятав глаза за перепачканным кровью предплечьем. – Правда.

Рено замолк на какой-то миг, а затем задался истошным плачем. Этьен слушал его вопли долго, дрожащей окровавленной ладонью поглаживая безвольно повисшую у него на руках голову Дарела. Где-то в самой глубине сердца он сейчас был даже благодарен богам за все случившееся. Потому что впервые Этьен мог находиться к кому-то так близко и не чувствовать при этом ничего.

Впрочем, позволить этому моменту длиться и дальше было нельзя. Как бы тяжело Этьену ни было это признавать.

В конце концов он аккуратно отнял от своей груди труп, мягко уложил его животом на землю. Поднялся, с усилием вытянул из него меч. Перевернул труп на спину; встав на колени, бережно вложил меч ему в руки, предварительно протерев его от крови собственным плащом. Ладони у Дарела до сих пор оставались теплыми.

Пока плач за его спиной стихал, Этьен посидел какое-то время возле трупа, внимательно всматриваясь в выражение его лица. Он часто делал так еще на службе у Вайдвена, когда ситуация ему это позволяла. Пытался, кажется, высмотреть в чертах умерших что-то общее. Хотел понять, имеет ли смерть свое собственное лицо.

Очень скоро он, впрочем, решил, что смерть многолика, поэтому занятие свое счел бессмысленным и в конце концов бросил. В этот момент, однако, Этьен понял, что ошибался. Потому что смерть в, казалось, первозданном своем облике смотрела прямо на него сейчас через чуть прикрытые глазницы Дарела, застывшее выражение которых могло значить только одно. Насмешку.

Этьен улыбнулся. А затем одним легким движением закрыл чужие глаза. Он встал, сорвал с себя перепачканный плащ и, зажав его в руках, направился к лежавшему на боку недалеко от ствола Рено. Его ладони и лицо, которое он ими прикрывал, были густо измазаны кровью. Про чуть порванную у ворота рубаху нечего было и говорить. Этьен небрежно набросил на него плащ и отвернулся.

– Утрись. Не могу с тобой разговаривать, пока ты выглядишь так.

Даже спустя минуту сзади не послышалось никаких звуков. Шок у Рено, кажется, просто так проходить не собирался.

Этьен раздраженно выдохнул и обернулся. Едва не очутившись в близлежащей луже рвоты, сел напротив Рено на колени, усадил его возле древесного ствола. С усилием отнял чужие руки от лица. Не глядя в него, начал протирать Рено ладони собственным плащом, предварительно обдав его водой из бурдюка.

– Ты меня сейчас совсем не воспринимаешь, да? – со вздохом спросил Этьен, все так же не поднимая глаз. Ответа не последовало. – Ладно. Так, наверное, даже лучше.

Он замолчал, продолжая стирать кровь с рук Рено. Закончив, потянулся обернутой плащом ладонью к его лицу. Увидев его выражение, смог только вздохнуть.

– Мне еще в первую нашу встречу начало казаться, что я прекрасно понял, кто ты такой. Не было в тебе никакой загадки, никаких намеков на скрытое содержимое ни в мыслях, ни в чувствах. По крайней мере, в тех, что оставались на поверхности. Ты же все время только об Эотасе этом своем и думал, так ревниво его все время защищал, говорил о том, что поможешь мне к нему прийти… И я этим обманулся. Никогда, если честно, не думал, что могу в человеке вот так нелепо ошибиться. Я, наверное, все-таки невероятный идиот. Мне так стыдно за то, что я смог это признать только сейчас.

Когда Этьен попытался оттереть темное пятно с чужой щеки, он вдруг понял, что это и не пятно вовсе. И тут же вспомнил тот миг на рассвете прошлого дня. Вспомнил и то, что было вчерашней ночью. И впервые за много месяцев почувствовал, что сейчас расплачется.

Он резко откинул в сторону плащ, встал, тут же прикрыв глаза тыльной стороной ладони. Собственные его руки все так же оставались в крови. Но это мало что меняло.

– Ты прав, – горько усмехнулся Этьен. – Ты совершенно прав. Мне правда не жалко никого. Никого, кроме себя.

И тут он всхлипнул. Громко и протяжно, так, как не позволял себе очень многие месяцы. Плечи его содрогнулись; свою руку он прижал еще ближе к глазам, чтобы не дать выплеснуться оттуда ни единой капле. А затем пообещал, что никогда больше такого себе не позволит. Ни при каких обстоятельствах. И только после этого сделал краткое волевое усилие, чтобы Рено наконец очнулся.

Проснулся он очень неспешно. Вначале протер глаза руками, все еще хранившими на себе неприметные следы крови, затем, потянувшись, зевнул. Увидев Этьена, настороженно ему улыбнулся.

– Мне тут…

Вдруг он перестал улыбаться, быстро оглядел Этьена с ног до головы.

– Ты весь… в крови…

Этьен, наигранно разведя руками, сделал шаг в сторону, представив Рено вид на лежавшего рядом с малинником Дарела. Свет, дробившийся меж листьями раскинувшегося над полянкой бука, мягко скользил по трупу, отражаясь от покрывавшей его крови и практически чистого лезвия меча. Один из таких солнечных отблесков застыл на какой-то момент у Рено в глазах.

– Так значит, это не сон…

Он опустил голову, пододвинув колени ближе к груди. Затем, издав какой-то нечленораздельный звук, зарылся руками себе в волосы. Этьен, глядя на него сверху вниз, смог лишь сплюнуть. Он знал, что последует далее. Но смотреть на это не собирался.

– Слушай, – выдохнул Этьен, усевшись на одно колено. Взяв Рено за подбородок, он приподнял его лицо, пристально всмотревшись ему в глаза. – Если ты еще раз зарыдаешь, я за себя не ручаюсь.

Рено медленно опустил руки. Попытался отвести от Этьена взгляд, но не смог. Глаза его не выражали ничего, кроме чистейшего ужаса. Но ужаса вовсе не перед будущим, не перед возможной карой и уж точно не перед прозвучавшей только что угрозой. Его взгляд говорил о страхе, который человек может испытывать только лишь перед самим собой. И Этьен прекрасно знал этот взгляд. Потому что слишком часто и сам выглядел точно так же.

Вздохнув, Этьен отпустил его лицо из своей ладони и поднялся, скрестив на груди руки.

– Ты некоторое время назад меня упрекал в том, что я не даю тебе шанса выговориться, не так ли? Ну так радуйся: настал твой счастливый час. Потому что теперь я хочу услышать абсолютно все, что находится сейчас в твоей дурной башке.

Рено молчал. Спустя мгновение он поднял перед собой ладони, внимательно в них всмотрелся. И совершенно спокойно вздохнул.

– Ты бы позволил ему увести меня?

– Нет.

На краткий миг уголок губ у Рено дернулся в некотором подобии улыбки.

– Странно. Но это мало что меняет. Ты все еще был слаб, а он, как никак, вдвое больше тебя. Ты бы не смог сопротивляться.

– Это всего лишь глупые отговорки. Во-первых, я не такой слабак, как ты думаешь. Во-вторых, я бы смог с ним договориться. Я знал, как.

– А ты уверен, что говоришь сейчас это не только потому, что все уже кончилось?

Раздраженно цокнув языком, Этьен взмахнул вдруг руками, неосознанно сделав шаг в сторону.

– Боги, может, ты уже перестанешь нести эту чушь?! Магранова задница, ты же убил его! Ты, человек, столько раз твердивший мне об искуплении, делавший вид, что ценит Эотаса больше всего на свете, заколол Дарела, словно какого-то зверя! Ладно, я прекрасно понял, что ты врал все время, но неужели…

– Я не врал, – уверенно сказал Рено, сведя вместе брови. – Я тебе никогда не врал.

– Да ты даже сейчас врешь.

Рено тяжело выдохнул и отвернулся.

– Это не так. Да, я не договаривал тебе многое, но лишь потому, что ничего из этого ты знать не хотел. Помнишь, что ты сказал мне позапрошлой ночью? Ты сам выстроил себе образ и сам не хотел знать что-либо, что могло тебя в нем разочаровать… Сейчас эти слова верны как никогда. И это совсем не моя вина. А теперь позволь мне договорить то, что я хотел сказать.

Этьен равнодушно махнул рукой вновь, даже на него не взглянув.

– Валяй.

Рено помолчал какое-то время, собираясь с мыслями.

– Я верил и до сих пор искренне верю в Эотаса и его постулаты. Я ценил и до сих пор ценю искупление как ничто другое. Но именно это и стало причиной того, что недавно произошло. Нет, прошу, не перебивай меня: я и так понимаю, что ты скажешь. Я знаю, что слова мои звучат как дешевая отговорка, но все же… Поверь мне. Пожалуйста. Пойми: я знаю, что запятнал себя, что я и правда ненавистен сейчас Эотасу и вряд ли смогу добиться его прощения, и я покорно принимаю это. Но сейчас все это не важно. По той простой причине, что так было всегда.

Этьен сплюнул.

– Объяснись.

– Понимаешь… Я всю свою жизнь только и делал, что грешил. Раньше для меня это было не важно; мне казалось, что все так, как и должно быть. Но однажды я сделал то, что даже для меня стало перебором. И с тех пор вина начала давить на меня с такой силой, что я едва-едва удерживался от того, чтобы не покончить со всем. Но потом в деревню вдруг пришел ты, и я наконец понял, что даже для меня есть еще шанс на искупление. И даже когда выяснилось, что ты не тот, за кого я тебя принял, я все равно решил, что ты сможешь помочь мне к искуплению выйти. И я до сих пор смею на это надеяться.

Этьен вдруг обессиленно зарычал, быстро подошел к Рено и, согнувшись над ним, грубо схватил его за плечи.

– Колесо тебя задави, я не понимаю! Ты ведь тогда еще говорил, что вместе мы сможем прийти к искуплению. Но как, как, Хель, ты собираешься сделать это теперь? И как сможешь помочь в том же самом мне?

– Я все еще знаю, как. – Рено через силу улыбнулся, но глаза его до сих пор были преисполнены тоской. – Понимаешь ли… Возможность спасти своих новых друзей видится мне единственным шансом искупить всю свою вину. И скажи… Разве я мог тогда просто смотреть, как ты позволяешь Дарелу отнять у меня этот шанс? Разве я мог… Просто стоять и смотреть?..

Глаза Рено наполнились в один миг влагой. Он закрыл руками лицо и, согнувшись, вдруг задрожал.

– Я не мог… Конечно, не мог. Но я даже не знал… Не знал, как тяжело это будет. Даже для такого, как я…

Внутри Этьена что-то дрогнуло. Он опустился вновь на одно колено и крепко обнял Рено, прижав его к своей перемазанной свежей кровью груди. Рено все так же не переставал дрожать, и пусть он и не издал ни звука, но на колено Этьену все равно закапали вдруг его горячие слезы. И почему-то сейчас Этьен не чувствовал больше отвращения. Ни к Рено, ни к произошедшему, ни ко всему остальному миру.

Когда Рено успокоился, они молча сели рядом друг с другом, глядя себе под ноги. Бук над их головами спокойно шумел листвой; лес вокруг неспешно разговаривал с ними птичьими голосами. Солнце светило все так же ярко, роняя неаккуратные капли своего света на лежавший на полянке труп. Ни Этьен, ни Рено не решались перевести на него взгляд. Но им это было и не нужно.

– И все же, – сказал через некоторое время Рено, до сих пор разглядывая свои руки, – могу ли я… Могу я все равно рассчитывать на твою помощь?

Этьен вздохнул, потирая затылок окровавленной ладонью.

– Я даже не знаю, от чего вообще мы будем их спасать. У эрла вряд ли есть причины их убивать. Ты правда что ли думаешь, что он стал бы впутывать своих людей в такую мороку только ради показательной казни какой-то горстки людишек?

Рено мотнул головой.

– У него так же нет причин и сопереживать им. В конце концов… именно его владениям во время войны досталось больше всего.

– Имеет смысл, – хмыкнул Этьен. – Но… Я даже не знаю. Это все так… Так глупо. Ни у тебя, ни у меня нет повода думать, что эотасианцам вообще нужна наша помощь. Ты… Ты ведь сам создал нам причину ввязываться во все это. Ты сам создал себе сейчас повод для искупления. Ты хоть понимаешь…

Он умолк, потому что Рено вновь закрыл глаза рукой, и вновь плечи его дрогнули. В один миг Этьен почувствовал, что собственная его грудь сейчас разорвется.

«Насколько же я отвратителен, – билась у него в мозгу одна-единственная чужая мысль. – Насколько же я…»

– Хватит, – резко остановил его Этьен. – Хватит. Ты, конечно, имбецил, каких свет не видывал, но Дарел тоже хорош.

Рено медленно убрал от лица руку, неуверенно всмотрелся Этьену в глаза. Во взгляде у него словно бы появилось нечто новое. И это “нечто” Этьену решительно не понравилось.

– Что?

Этьен со вздохом поднялся, скрестив на груди руки.

– Да ничего. Он стоял тут и врал мне прямо в глаза. Второй, сука, раз за знакомство!

Взгляд Рено наполнился недоумением. Эмоции его также быстро начали соответствовать этому выражению. К счастью для Этьена.

– О чем ты?..

– О психической сопротивляемости его парней, – сощурился Этьен. – Он понятия не имел, о чем говорил. Просто пытался меня запугать. Я это почувствовал.

– Значит ли это, что ты…

– Да. Я тебе помогу. – Этьен несдержанно усмехнулся. – Не лишать же причину, по которой умер этот дурак, хоть какого-то смысла.

Рено вглядывался ему в глаза долго и очень недоверчиво. А затем вдруг невольно улыбнулся, отведя в сторону взгляд.

– Знаешь… А ведь ты – хороший человек. Думаю, Эотас все-таки любил тебя.

– Не неси ерунды, – выдохнул Этьен. – Ему никогда не было до меня дела.

– Но ты будешь рад, если однажды это изменится?

– Конечно.

Отвернувшись, Рено вновь улыбнулся. Этьен, недовольно что-то пробурчав, протянул руку, предлагая помочь ему встать. И на этот раз Рено ее не отверг.

========== XIII. Отголоски ==========

Расставаться с трупом им пришлось в полном молчании. Причин для этого сыскалось сразу несколько: во-первых, велик был шанс того, что отряд эрла уже послал вдогонку за Дарелом одного из разведчиков, который мог в этот самый момент выискивать их посреди зарослей. Во-вторых, что в Этьене, что в Рено пребывало слишком много чувств относительно этого самого трупа. Хоть одно неверно брошенное слово, касающееся этих чувств пусть даже и отдаленно, могло напрочь разрушить ту хрупкую атмосферу взаимопонимания и спокойствия, что установилась меж ними всего несколько мгновений назад. Поэтому оба они быстро поняли, что говорить что бы то ни было на этой полянке больше нельзя.

Некоторое время они стояли над трупом Дарела, не в силах двинуться с места, словно завороженные. Мертвое лицо теперь отчего-то выровнялось и казалось спокойным, как и должно; глядя на его выражение, сложно было поверить, что умер этот человек в ходе убийства. Единственной деталью, выдававшей наблюдателю картину свершенного, было лишь расплывшееся под трупом и на его одежде темно-карминовое, едва поблескивающее на солнце кровавое пятно. При этом меч, лежавший у трупа на груди в кровавом обрамлении, приобретал пугающий, несколько даже мистический вид.

«Ему так мучительно сложно смотреть на все это, – подумалось вдруг Этьену, когда он перевел взгляд на Рено. – Все-таки хотя бы в этом мы не похожи.»

Рено опустился возле трупа первым и, колеблясь, дотронулся рукой до лезвия меча. Когда он беззвучно зашептал над телом молитву, лицо его вдруг неприятно исказилось, вынудив его отвернуться в противоположную Этьену сторону. Было во всем этом жесте что-то настолько горькое и бессильное, несвойственное ничему из того, что пытался выказать Рено чуть ранее, что в какой-то момент Этьен даже улыбнулся.

Когда Рено, вставая, подобрал с груди трупа меч, оба все так же не произнесли ни звука. Лишь чуть позже Этьен, хмыкнув, отцепил от пояса Дарела подвес, передав его Рено. Спустя мгновение следом он забрал и воткнутую за пояс курительную трубку вместе с небольшим кожаным мешочком табака. Этьен еще раньше подметил, что трубочка у Дарела была совершенно чудная. Мундштук ее, сделанный из дорогого темного дерева, изгибался, подобно лебединой шейке, отчего трубка, изящная и легкая, увенчанная вдоль чаши затейливой резьбой, приобретала вид настоящей драгоценности. И навевала старые воспоминания. Глядя на то, как Рено прилаживает подвес к служившей ему поясом веревке, у Этьена не осталось сомнений относительно того, было ли происходящее правильным.

Закончив обкрадывать Дарела, Этьен легко накрыл его собственным плащом. Закапывать труп не представлялось им возможным. Невысказанные слова замерли в воздухе, подобно зловонию, но ни у одного не нашлось сил, чтобы все же произнести то, что должно. Поэтому спустя несколько долгих мгновений они просто ушли прочь, провожаемые одиноким криком сороки, и ни разу не обернулись.

Слишком далеко от тракта уйти они не смогли, поэтому очень скоро впереди, за горсткой тоненьких березок, показалась толстая, желтая от песка полоса дороги. Выходить на нее они не стали; вместо этого отошли назад, так, чтобы направление идущего слева от них тракта им указывала только блестящая над лесистым низовьем золотая линия.

Идти по лесу оказалось сложнее. Протоптанных тропок здесь практически не было, поэтому дорогу приходилось прокладывать самим. То и дело они застревали меж ветвями сплетавшихся друг с другом молодых деревцев и кустарничков, цеплявшихся за одежду; с трудом преодолевали редкие канавки и поваленные грозой стволы. Сброшенная листва скользила у них под ногами, скрывая под собой извилистые корни близрастущих буков и ясеней, кленов и лип. Шуму от их шелестящих шагов было много, но Этьен не спешил волноваться: большую часть каких-либо звуков заглушала дребезжащая птичья перекличка.

Они шли в меру быстро, не упуская из глаз тонкой ленты дороги над ними, но в воздухе все равно витало беспокойство. То и дело Этьену приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Рено все еще идет за ним: шум его шагов оставался неслышим чаще, чем хотелось бы. В конце концов Этьен не выдержал и с усилием отломал для него толстую суковатую ветку, дабы Рено шел быстрее. Но даже это не слишком хорошо поправило ситуацию.

– Боги, – напряженно выдохнул Этьен, в очередной раз обернувшись. – Что еще мне, Хель тебя побери, сделать, чтобы ты перестал плестись со скоростью умирающей улитки?

– Извини. Я просто задумался.

– Это, бесспорно, замечательно, но ты можешь сделать так, чтобы мыслительный процесс не мешал тебе переставлять ноги?

– Прости. – Наконец нагнав его, Рено остановился и, опершись обеими руками о свою палку, отвел взгляд. – Я просто… Я еще не очень хорошо понимаю, куда мы идем.

– Разве не очевидно, что к эотасианцам?

– Да, но… Мы ведь так и не придумали, что делать дальше.

Вздохнув, Этьен развернулся в его сторону полностью и скрестил на груди руки. Затем, коротко осмотревшись, направился к одному из наиболее толстых древесных стволов.

– Давай тогда думать.

Они уселись под сенью листвы старого ясеня, расположившись на выпирающих из-под земли корнях. Разжигать костер было рискованно и неудобно, так как на долгий привал времени у них не было. Из-за отсутствия плаща расположить оставшуюся у Этьена в суме еду оказалось негде, поэтому есть им пришлось прямо на ходу. Однако даже столь торопливый привал вызывал у Рено негодование.

– Мы отстаем, – взволнованно сказал он, теребя в руках кусок вяленого мяса. – Нам нельзя еще больше задерживаться. Мы не сможем их догнать.

– Во-первых, будь уж так добр и говори тише. Во-вторых, нас всего двое, а их – целая толпа. В любом случае мы движемся быстрее. Да и ближе к вечеру, думаю, они тоже будут вынуждены все-таки устроить привал.

Рено мимолетно пожал плечами, опершись свободной рукой на свою палку и принявшись без интереса разжевывать кусок мяса. Ссутулившийся, он хмуро глядел в одну и ту же точку меж корней, увлекшись своими мыслями до такой степени, что шевелить челюстями и то едва мог. При взгляде на него в голове у Этьена все время всплывал один и тот же образ.

– Знаешь, – задумчиво начал он, откинувшись на лежавший под его спиной корень, – все-таки ты очень сильно мне кое-кого напоминаешь.

– Кого это? – Рено поднял голову, и в светлых глазах у него на какой-то миг отразился солнечный отблеск.

– Ну, был у меня один знакомый. Однажды ненароком поднял в одной маленькой стране восстание и пошел войной на соседнюю. Ничего серьезного.

– Как глупо. – Скупо улыбнувшись, Рено вновь опустил взгляд. – Сравнивать меня с таким человеком…

– Да, прошу простить, дурацкое сравнение. В конце концов, оружия Вайдвен никогда не носил.

Оба они косо взглянули на скупо поблескивающий в редких солнечных лучах меч, отставленный к самому стволу ясеня. Рено резко скривился.

– Я… Я взял его, потому что…

– Нет-нет, – оборвал его Этьен взмахом руки, – не объясняй. Я не хочу знать.

Водрузилась тягостная тишина. Быстро расправившись со старым сухарем, Этьен выудил из-за пояса свою новую трубку, набил ее и раскурил с помощью огнива. Сделать первую тяжку долго не решался, а затянувшись, едва не распластался по земле, еле подавив спазматический кашель. Рено, взглянув на него, сумел лишь вымученно вздохнуть.

Курил он долго, к каждой новой затяжке подходя с таким усердием и осторожностью, каким бы позавидовал любой знающий свое дело ремесленник. Табак оказался ядреным и крепким и досадливо жег Этьену горло, но курить ему все же нравилось. Он еще не до конца понимал, где сможет раздобыть в будущем деньги на новое курево, но сознавал, что бросать это дело уже не будет.

В размытых дымных очертаниях образ Рено и правда походил сейчас в глазах Этьена на одно сплошное старое воспоминание. Все-таки слишком хорошо он помнил это сумрачное выражение, которое застыло теперь на лице Рено, подобно шраму. Раньше Этьен мог лишь смутно представлять, с чем оно могло быть связано. Теперь же он знал это наверняка.

Лес тихо шумел в такт его безрадостным мыслям, неустанно напоминая о необходимости торопиться. Беспокойно тенькали в кроне над головой сойки, словно пытаясь прогнать вторженцев из-под своего дома. Каждый новый порыв ветра шуршал ветвями деревьев вокруг, клоня их в сторону незримо бегущей где-то дальше дороги. Яркое еще солнце, чей свет вновь дробился на земле юркими точками, отразился в какой-то момент на макушке Рено, позолотив его голову блистающим рыжеватым сиянием. И Этьена вдруг осенило – так внезапно, что он едва не выронил из рук трубку.

– Слушай… Я, кажется, придумал!

***

– Погоди… А где Берас?

После перекуса у ясеня они смогли идти заметно быстрее, и теперь Этьену – о чудо! – даже не приходилось оборачиваться и рыскать глазами вокруг в пределах по меньшей мере десяти ярдов, дабы понять, откуда доносился вопрос. Сейчас они шли рядом, усердно пробираясь по пологому, отходившему от дороги склону, и никаких проблем со скоростью передвижения больше не возникало. Этьен терялся в догадках, какого бога ему следует за это благодарить.

– Не знаю, – простодушно пожал плечами Этьен, не сбавляя шага. – Сидит себе где-нибудь на Границе и в носу ковыряется.

Рено, пусть и показался на какой-то миг смущенным, глаз от него не отвел.

– Я о собаке.

– А. Ну, если собачьи души тоже Туда попадают, думаю, от настоящего Бераса он сейчас недалеко.

– Не понимаю. – Рено едва сдержался, чтобы не остановиться. – Почему… Как же мы это допустили…

– Не строй из себя дурака, – поморщился Этьен. – Думаешь, мы благодаря одной только милости твоего ненаглядного Эотаса сумели смыться? Нет. Чтобы чего-то достичь, необходимо чем-то жертвовать. Тебе следовало бы радоваться тому, что все обошлось лишь смертью собаки.

Какое-то время они шли молча. Этьен чувствовал, что Рено трудно было смириться с потерей их мохнатого друга, но позволить себе предаваться унынию по этому поводу он не мог. В конце концов, совершенный Рено поступок был много страшнее, и ни единое его размышление не могло обойтись без пережевывания той ужасной ситуации. Поэтому горечью от него разило так крепко и живо, что в какой-то момент Этьен даже пожалел о том, что они шли сейчас так близко друг к другу.

– Знаешь, – выдохнул спустя некоторое время Рено, растянув губы в вымученной улыбке, – я вот все никак в толк не возьму, почему ты так не уважаешь богов.

– Пф. Поверь, у меня для этого есть достаточно причин.

– Я могу тебя понять, но все же это грешно. Как бы то ни было, каждый человек должен испытывать почтение к тем, благодаря кому ему дозволено быть здесь и сейчас.

– Быть здесь и сейчас, значит? – Этьен зло усмехнулся. – Какая глупость. Я бы, знаешь, охотнее согласился быть где угодно, лишь бы не здесь и сейчас.

Рено потупился, взглядом уткнувшись себе под ноги. Некоторое время в воздухе витало тягостное молчание, прерываемое едва ощутимым шелестом леса.

– Но разве ты не рад тому, что мы познакомились? Разве не рад, что тебе был дан шанс совершить хороший поступок? Разве не благодарен Эотасу за то, что выбранный им тебе путь ведет тебя к искуплению?

– Ага. А еще я, видимо, должен быть благодарен Эотасу за то, что из-за него моя семья разорилась, вся моя страна обратилась в прах, а сам я испытал такое, чего не пожелаю даже последнему мудаку.

– Все мы так или иначе страдали. – Рено заглянул ему в глаза. – Но ведь нужно уметь видеть и хорошее. В конце концов, разве не все сводится к лучшему?

Свежий ветер подул им в лицо; по спине Этьена пробежали приятные мурашки. Лес был прохладен и тих, что не могло не дарить его душе хоть какое-то умиротворение. Рено улыбался ему и, казалось, делал это совершенно искренне. Учитывая, что практически весь он до сих пор был заляпан чужой кровью, выглядело это довольно иронично.

– Уже проповеди, значит, читать начал, – мягко усмехнулся Этьен, отведя от лица клонившуюся к нему ветвь. – Берегись: еще немного с Лютом потаскаешься, и того гляди заделаешься священником.

– О, это было бы так замечательно. – Рено мечтательно взглянул на пробивающееся меж крон небо. – Если бы Эотас мне позволил стать жрецом вновь, это и правда было бы замечательно.

– Ну-ну. Думаю, тебе бы пошло. Если б ты, конечно, не стал ради своего бога поджигать церкви.

Они тихонько усмехнулись друг другу. Ветер мягко трепал их по волосам, подобно ласковой отцовской руке. И было в этом что-то чарующее.

– А что там с твоей семьей?

– А что с ней?

– Ну, ты упомянул, что из-за Эотаса…

– А… Ну, поверишь или нет, но я когда-то был сыном одного ушлого чиновника. Жил весь в роскоши, спал на шелковых простынях, ел всякую дрянь привозную… У меня даже конь свой был! И… Девушка. Красивая, ученая, всегда была в модных аэдирских тряпках, задави ее Колесо. Хорошо было, на самом деле. Я тогда думал, что так и всю жизнь проведу. В охотах, приемах, беседах со светскими дамами. А потом власть узурпировал Вайдвен, и папенька мой мигом оказался на улице без копейки в кармане. Может, это неправильно, Вайдвена в таком винить – в конце концов, из-за таких, как мой папенька, народ бедствовал. Но тогда я этого всего, конечно, не понимал – когда на улице остался. Думал, жизнь кончена, на дурость уже едва не пошел. А оно видишь, как в итоге обернулось… Даже не знаю, радоваться теперь или плакать.