Текст книги "Ревнитель веры (СИ)"

Автор книги: histrionis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

В конце концов Рено то ли всхлипнул, то ли вздохнул и неловко отсел в сторону. Мельник остался недвижно лежать рядом с ним, устремив невидящий взгляд к потолку.

– Его звали Аскольд, – глухо сказал Рено, глядя в пол. – Он не был плохим человеком. Да, он ненавидел эотасианцев всех до единого, но разве можно его в том винить? На войну ушли оба его сына. И ни один не вернулся.

Этьен неопределенно хмыкнул, глядя на разбросанные по близстоящему столу письма.

– Он вряд ли мог знать о том, что к его мельнице сегодня утром пришли именно эотасианцы. Но все равно первым делом схватился за свою мотыгу.

Словно пощечина, в голову ему влетел раскат чужой злости. Рено едва не подпрыгнул.

– Да как ты, – проскрежетал он, – да как ты смеешь после всего этого обвинять мельника в чем-то? Это ведь ты убил его!

Этьен инстинктивно схватился за ткань туники у себя на груди и сжал ее так, что побелели костяшки пальцев. Но выражение его лица ни капли не изменилось.

– Ты бредишь, Рено, – улыбнулся он, повернувшись к стене. – Прекрати.

Рено коротко зарычал, злостно топнув по полу ногой. Но потом вдруг посмотрел на мельника, и неприязнь в его взгляде мгновенно сменилась скорбью.

– Да… – Отвернувшись, он опустил голову. – Прости. Ты прав. Я виноват не меньше. Я ведь не помешал тебе.

Этьен, лихо развернувшись в его сторону, рукой задел стоявшую на столе пустую бутылку, и она тут же упала, с грохотом расколовшись на части.

– Ты, идиот! Не все в этом мире измеряется чьей бы то ни было, сука, виной!

– Да? – Рено огрызнулся. – Вот это новости! Почему ж тогда этому бедолаге ты только что от лица Бераса пытался внушить прямо противоположное?

Этьен свел вместе брови. На скулах у него заходили желваки.

– Потому что в его случае чувство вины было единственным рычагом давления, – сказал он медленно. – Но ты – не он, а потому должен быть умнее. Конечно, сколько угодно можешь мне вешать на уши лапшу о том, что он был замечательным человеком, любящим папашей и вообще достойнейшим среди всех существующих мельников. Но мотыгу в его руках это из моей памяти все равно не сотрет.

Рено мгновенно вскочил, подошел к Этьену практически вплотную, прерывисто дыша. Он злился. Этьена вдруг прострелило осознанием. Если ухватиться сейчас за эту злость, словно за рукоять меча, если усилить ее, направить в нужное русло, Рено мог бы… Ну конечно. Так было бы честнее.

– Ты, – перебил его мысли Рено, едва не задыхаясь от захлестнувших его эмоций, – да ты просто… бесчувственная скотина!

Секунду Этьен смотрел на него в полнейшем изумлении, а затем, отвернувшись, безудержно рассмеялся. Но смеялся недолго.

– Ты злишься, конечно. Ты имеешь на это право. – Этьен отступил на шаг в сторону, сжав руки в кулаки, но взгляда от Рено не отвел. – Ты можешь обозвать меня убийцей, лжецом, ничтожеством, в конце концов, – я приму все, что взбредет в твою дурную голову. Но не смей называть меня бесчувственным. Не смей.

Клинок чужой злости, направленный Этьену в глотку, в один лишь миг взорвался сотней невидимых частиц и растаял в смрадном воздухе комнаты. Рено смотрел на него долго и беззвучно, раскрыв в исступлении рот. На дрожащих его губах горели десятки вопросов, но сил высказать их вслух в нем больше не было.

“Не понимаю.”

Этьен, хмыкнув, отвел взгляд.

“Но так, наверное, и должно быть.”

Рено медленно и глубоко вдохнул. Затем, отвернувшись, подошел к бездыханно лежавшему на полу мельнику.

– Надо… Надо похоронить его, – кивнул он на старика.

Этьен сплюнул куда-то между валяющимися на полу осколками бутылки.

– Конечно.

К полудню цепь облаков начала все же рассасываться и со временем превратилась в хаотичное рваное полотно, сквозь которое лениво просачивались бледные солнечные лучи.

Они копали долго, не чувствуя ни усталости, ни хода времени. Шелудивый пес, удерживаемый цепью, лаял на них не переставая, но они не слышали его голоса. Мягкая, поросшая бурьяном, крапивой и васильками земля за мельницей поддавалась найденным в доме лопатам легко. Но им все равно пришлось потратить бесчисленное количество времени перед тем, как у них получилось выкопать достаточно глубокую яму.

Рено молился перед могилой мельника долго, опустившись на колени и прикрыв глаза. Этьен, стоя рядом с ним, беспрерывно гадал о том, какого именно бога спутник его просил сейчас сберечь душу несчастного старика. Конечно, учитывая, сколько в Рено сейчас было скорби, Этьен мог узнать это после одного лишь краткого усилия. Но желания читать чужие мысли в нем не было. Потому что очень быстро ответ стал для него очевиден.

Черный пес, прилегший у крыльца, наблюдал за ними с бессильным рыком. Рено, подобрав с порога свою сумку, тревожно теребил ее ремешок.

– Он… Он ведь умрет здесь, – прошептал он, не спуская глаз с дворняги. – Если мы вот так просто уйдем.

Этьен недвижно молчал. Рено, сделав шаг навстречу собаке, нерешительно сглотнул.

– Я понимаю, что у нас для него нет еды. И что с нами он, наверное, умрет гораздо быстрее. Но ведь…

Жестом остановив его, Этьен подошел к псу вплотную, присел с ним рядом. Дворняга, глядя на него с сочащейся ненавистью, продолжала глухо рычать. Этьен, не меняясь в лице, протянул к собаке руку в намерении отстегнуть от нее цепь, но в следующее же мгновение почувствовал в своей кисти жгучую боль. Пес, не прекращая смотреть на него антрацитовыми глазами, впился зубами в его ладонь. Этьен не попытался отдернуть руки. По предплечью у него потекла кровь. Спутник его не двигался.

– Хороший мальчик, – криво улыбнулся Этьен. – Имя у тебя есть?

Рено, тряхнув головой, отвернулся.

– Я… Ох, боги. Я не помню.

Этьен закрыл глаза. В один миг выражение неприязни пропало из собачьего взгляда. Мягко разжав челюсти, в нерешительности пес лизнул ему руку.

– Пусть будет Берас, – усмехнулся Этьен, утирая кровь о ткань туники. – Ну, Берас! Добро пожаловать в компанию.

Рено ничего не ответил. И молча снял наконец с собаки цепь.

Комментарий к III. Сострадание

time has come https://sun9-3.userapi.com/c858524/v858524970/67544/2skRMB1S5YA.jpg

========== IV. Вопрос, которого не было ==========

Когда Берас все-таки сумел признать в них двоих своих новых хозяев, то в один миг превратился вдруг в самого послушного пса, которого только Этьену приходилось видеть. Все время зверь бежал с ними рядом, начиная увлеченно вилять хвостом при любом к нему обращении, и, кажется, даже и не намеревался от их компании куда-то убегать. Приятным был и тот факт, что для поддержания собачьей любвеобильности Этьену даже не приходилось тратить никаких собственных усилий. Пес очень живо отзывался на любые признаки проявляемого к нему внимания – возможно, из-за недостатка оного в прошлом, – а потому очень быстро к Этьену с Рено привязался. И потому, даже несмотря на то, что весь вид огромной собаки вызывал в нем неприятные воспоминания о псах Вайдвена, Берас Этьену нравился. Вероятно, в будущем он мог еще как-нибудь им пригодиться.

Впрочем, сейчас об этом говорить было рано, да и спустя некоторое время совместного с собакой пути Этьена успела откровенно утомить вся идущая от Бераса привязанность. Поэтому очень скоро собачью любовь Этьен целиком и полностью перенаправил на Рено. И тот, кажется, пребывал от этого в немыслимом восторге.

После того, как они отошли от мельницы на достаточное расстояние, Рено поспешил горячо перед Этьеном извиниться, от чего того тот же час захлестнул стыд. Этьен искренне не мог понять, как у Рено получалось делать это так легко и непринужденно. После всего того, что за столь короткое время успел натворить Этьен, лучшее, что следовало с ним сделать – это плюнуть ему в рожу и уйти, не оборачиваясь. Но Рено, кажется, имел на этот счет совсем другие мысли. И все они явно были за гранью понимания Этьена.

Он никогда не умел извиняться. Само это слово – “прости” – всегда навевало ему мысли о чем-то низменном, холопском, несвойственном самой его сути. Поэтому извинениями Этьен пренебрегал так часто, как только было возможно. Пусть за последние полтора года поводов для просьб о прощении у него набралось действительно много.

Может, именно из-за этого неумения переступать через себя Эотас так его не любил? Этьен хмыкнул. Даже если Дитя Света живо до сих пор, вряд ли он когда-нибудь это узнает.

– …так ведь?

Этьен резко остановился. Рено, опустившийся на корточки и увлеченно трепавший Бераса за ушами, смотрел на него во все глаза.

– Что?

– Ты совсем меня не слушал? – вздохнул Рено.

– Нет. Увлекся своими мыслями. Что ты там говорил?

На краткий миг улыбнувшись собаке, Рено поднялся и вновь взглянул на Этьена. В глазах его замерла неуверенность.

– Я просто… Не знаю. – В какой-то миг он мельком коснулся своего медальона, а затем опять улыбнулся. – Наверное, я просто размышлял вслух. Извини, что отвлек. Вряд ли тебе интересно.

– А ты выскажи свои размышления еще раз, и я дам тебе знать, интересно мне или нет.

Рено молчал какое-то время, отведя глаза, и вскоре вздохнул.

– Если честно… Ах, не знаю. Не сочти мои слова грубостью, но мне кажется, что ты вновь меня обманул.

Этьен нахмурился.

– Это как же?

– У меня есть ощущение, что ты все еще пытаешься создать себе какой-то образ, – задумчиво произнес Рено, развернувшись и сделав шаг вперед по дороге. – Образ более плохого человека, чем ты есть на самом деле.

Этьен, ступив следом за ним, злостно усмехнулся.

– Да ладно, я пару часов назад оставил на твоей роже синяк и, как ты выразился, “убил человека”, а ты тут пытаешься мне сказать, что я не такой уж и мудак?

– Произошедшее говорит о твоей несдержанности и, может, неосмотрительности, – пожал плечами Рено, – но вовсе не о том, что ты жесток.

– А случай прошлым вечером?

– Возможно, ты действительно наговорил тогда лишнего, но я так же не могу счесть эту ситуацию проявлением твоего темного нутра. В конце концов, это была лишь провокация. На которую я очень легко, к несчастью, повелся.

Задумавшись на какой-то миг, Этьен опустил голову.

– Ты опять фантазируешь.

– Вовсе нет. – Рено вдруг остановился и, обернувшись, улыбнулся ему. – Все-таки прошлым утром ты защищал имя Эотаса, причем делал это явно искренне. Кажется, ты действительно считаешь себя плохим человеком, но разве есть в этом смысл? Разве не лучше будет, если ты станешь пытаться поступать по совести, нежели и дальше будешь стараться создать себе образ негодяя?

Этьен очень долго разглядывал его лицо, словно бы не веря сказанному. Глаза Рено, однако, говорили о совершенной искренности. Этьен не знал, что и думать.

– Ты… – Он отвернулся, стараясь скрыть свое изумление. – Для деревенщины ты говоришь очень складно.

– У меня есть свои секреты. Но, прошу, не увиливай от темы.

– Анализируешь ты тоже неплохо, – выдохнул Этьен. – Не знаю, что тебе на твои слова ответить.

– Не нужно ничего на них отвечать. Мне будет достаточно, если ты просто примешь их во внимание. – Рено, обернувшись обратно к дороге, пошел вперед. – Хотя, если ты в качестве извинений за все произошедшее все-таки расскажешь мне о том, чего не договорил вчера вечером, я был бы тебе благодарен.

Этьен вздрогнул. Быстро прикрыв глаза, вместо ответа он сделал краткое волевое усилие. Рено, словно бы тут же забыв о своей просьбе, шел дальше. Через несколько секунд он подозвал к себе отбежавшего в сторону Бераса и принялся на ходу его поглаживать. Этьен, простояв некоторое время с закрытыми глазами, в конце концов выдохнул и сделал шаг вперед.

Солнце, спустя время высунувшее из-за облаков свои остроконечные лучи, палило безжалостно. Воздух кругом стоял разряженный и сухой – удивительное явление после накинувшегося на равнины ночью холода. Этьен, скинув с себя плащ, плелся, еле переставляя ноги, и едва не терял сознание. Удушливая дирвудская жара сказывалась на нем отвратительно – что сейчас, что год назад.

Бескрайние холмы далеко на горизонте сменились кромкой высоких лесов. Все так же дорогу с обеих сторон венчала буйная, вздымающаяся далеко кверху растительная смесь из осоки, крапивы и чертополоха. У самого тракта, более узкого и заросшего, чем на пути до этого, пробивались из-под земли крохотные лютики.

Рено шел впереди, весело поддразнивая Бераса зажатым в руке куском вяленого мяса. Старый пес недовольно тявкал на него, вытянув шею и клацая воздух зубами. Рено то и дело подносил лакомство как можно ближе к собачьей пасти, и как только Берас был готов выхватить из его пальцев кусок, он рывком отдергивал руку и заливался смехом.

– Этьен, – искристо посмеиваясь, обернулся Рено, – хей, Этьен! Ты только погляди…

Воздух вокруг неожиданно схлопнулся.

– …только погляди на этих кретинов. – Габино сплюнул, нервно поглаживая свою рыжую бороду. – Задница Магран, эй, парень! Да, да, к тебе обращаюсь! За ногами следи, мать твою так, ты ж того и гляди навернешься!

Рекрут, недовольно на него зыркнув, выпрямился и, чуть подогнув колени, встал в стойку. Но выдержать следующего удара все равно не смог, с грохотом бухнувшись на землю. Габино, презрительно цокнув языком, махнул в его сторону рукой.

– Бестолочь зеленая, – вздохнул он. – От материнской сиськи день назад оторвался, какая ему война…

– Скажи об этом Вайдвену, – усмехнулся сидевший рядом Этьен, неловко сжимая в руках меч.

– Сам скажи, – расхохотался Габино.

Этьен, в очередной раз со скрежетом проведя по лезвию меча оселком, неопределенно хмыкнул.

– Что?..

Рено остановился, опустив от неожиданности руку с куском мяса. Берас тут же впился в лакомство зубами. Этьен встряхнул головой, неловко схватившись за лоб.

– Да у меня… – Он вымученно улыбнулся, почувствовав, как плечи у него начинают дрожать. – У меня дежавю…

Резко втянув носом воздух, Этьен упал вниз.

– …мне нужно… Мне нужно, сука, с ним поговорить!

Взгляд у стражника в шлеме с наносником был холодным и словно бы насмешливым. Он явно принял Этьена за идиота. Вечер стоял жаркий настолько, что на лбу выступал пот.

– Его милость заняты, – усмехнувшись, отрезал стражник. – Проваливай.

Дыхание у Этьена вмиг стало учащенным; взгляд его заметался по округе, резко остановившись на пологе шатра, что закрывал проход внутрь. Изнутри не доносилось ни звука.

– Но ведь, – проскрежетал Этьен, едва не задыхаясь от злобы, – он не принимает у себя никого. Нихера он не занят!

Стражник, нахмурившись, ударил по земле своим копьем.

– Ты кто такой? Эрл? Командир роты? Может, на крайняк переговорщик дирвудский? – прищурившись, спросил он. – А-а-а, нет? Ну так и вали отсюдова, паскудыш, пока я ентим самым копьем тебе по заднице не надавал!

Этьен, сжав в кулаки руки, едва не захлебнулся воздухом. Ладно. Пусть будет так. Если этот идиот не хочет по-хорошему, придется внушить ему… А что именно внушить?..

Позади, сопровождаемые бряцаньем латных доспехов, послышались вдруг уверенные шаги.

– Этьен, сволочь! – рявкнула Анаис, вмиг оказавшись рядом и грубо схватив Этьена за руку. – Я разыскиваю тебя по всему лагерю, а ты, несчастный богохульник, у шатра его величества ошиваешься?! А ну-ка пошли отсюда, я твою дурную башку мигом поправлю-то! Томмен, прости ради всего святого, впредь глаз с него не буду спускать!

Стражник, понимающе кивнув, сдержанно усмехнулся. Сплюнув, Этьен грубо выдернул свое предплечье из лап Анаис.

– Тебя совершенно не касается то, что я после ужина делаю, командор! – выплюнул он прямо в лицо покрасневшей до кончиков ушей женщины. – Хоть на минуту займись уже наконец своими собственными делами!

Воздух вокруг был пронизан злобой так глубоко, что у Этьена едва не кружилась голова. В исступлении Анаис безвольно раскрыла рот. Рука ее мгновенно взмыла вверх, и только она собралась уже было замахнуться для пощечины, как вдруг из глубин шатра до них донесся ослепляющий свет.

Вайдвен, придерживая рукой полог, медленно вышел наружу. Корона на его голове искрилась сдержанным, холодным мерцанием. Командор Анаис и стражник мигом опустились на одно колено, низко опустив головы. Один лишь Этьен не сдвинулся с места.

– Прошу вас, – устало проговорил божественный король, – не нужно выяснять отношения прямо под моим носом. В конце концов, я все слышу.

Анаис грубо дернула Этьена за рукав, заставив того опуститься рядом.

– Ваше величество, – пролепетала командор, не поднимая глаз, – простите…

– Я все понимаю. – Вайдвен легким мановением руки остановил ее. – Люди, в конце концов, не могут сосуществовать без мелких размолвок. Но, пожалуйста, не позволяйте им заставить вас забыть о том, ради чего мы все здесь находимся.

“Недурно сказано, твоя милость, – с досадой подумал Этьен, в упор глядя на короля. – Только вот ты прекрасно знаешь, что одного напоминания об этом мне недостаточно.”

Вайдвен, кажется, улыбнулся. Его искристые лучи вскользь дотронулись до Этьена: не ощутимым касанием, но одним лишь отголоском. Король жестом приказал стражнику в шлеме с наносником подняться, и тот мгновенно вскочил на ноги, вытянувшись, словно струна.

– Томмен, – спокойно, но настойчиво сказал Вайдвен, – пожалуйста, впредь не допускай такого. Мне тоже нужно иногда отдыхать.

Стражник рывком приложил руку к сердцу. Король, откинув в сторону полог, исчез в глубине шатра, спрятав внутри весь свой свет. Командор Анаис, все же не сдержавшись, с размаху саданула Этьена по затылку тяжелой латной перчаткой.

Этьен, резко выпрямившись, глухо закашлялся. Горло саднило так, что каждый вдох давался с трудом; на губах, отдавая металлическим привкусом, ощущалась влага.

– Боги, да у тебя опять из носа течет…

Кашлянув в последний раз, Этьен неловко утер губы тыльной стороной ладони. На руке тут же заблестела густая, отливающая на солнце черным кровь. Сил что-либо сказать в нем не было, поэтому Этьен, так и не стерев с лица всю липкую дрянь, лишь указал пальцем себе на рот.

– Ох… – Рено, мигом завозившись у себя в сумке, вместо бурдюка вытащил наружу небольшой кувшинчик, взятый из дома мельника. – Оно получше… ну, успокоит. На вот…

Этьен, трясущимися руками сдернув с кувшинчика перекрывающую его ткань, жадно припал к нему губами. Молоко, плескавшееся внутри, мгновенно подернулось алым.

– Это ведь ненормально, – проконстатировал Рено, беспокойно поглаживая шерстку сидевшего рядом Бераса.

– А ты невероятно догадлив, – прохрипел Этьен, отставив кувшин в сторону и вновь утерев рот рукой. Рено в ответ лишь вздохнул.

Двумя дрожащими пальцами Этьен, прикрыв глаза, дотронулся до своего виска. И тут же, наклонившись вперед, коротко застонал. Берас, почувствовав колебания воздуха, предупреждающе тявкнул.

– Чувствуешь?.. Ну, что-нибудь новое… чувствуешь?

Рено на миг прищурился, но затем, будто бы с недоверием, дотронулся до своего лба.

– Как будто бы… Ох. Как будто думать стало полегче.

Этьен вымученно усмехнулся.

– В этом все дело, – проговорил он, с трудом выпрямившись. – Я же сайфер, в конце-то концов.

Солнце жгло окружающие их заросли травы все так же безжалостно, но Этьен чувствовал себя заметно лучше.

– У тебя было столько идиотских вопросов. Вопросов, на которые я бы не смог… и не захотел отвечать.

Где-то рядом безудержно трещали сверчки. Берас, припав к земле, взволнованно вылизывал Этьену испачканную в крови ладонь.

– Я наивно полагал, что смогу сдерживать твои мысли до тех пор, пока не буду готов… Снова встретиться со всей той чушью, что тебя так интересует. Но в итоге, разумеется, переоценил свои способности.

– Так это что же, – недоверчиво поморщился Рено, – я теперь могу у тебя спросить все, что взбредет мне в голову?

Отвернувшись, Этьен обреченно кивнул. Кровь на его лице в свете солнечных лучей отливала ониксом. Рено улыбнулся. Без тени насмешки.

– Тогда вот тебе мой первый вопрос, – сказал он, прищурившись. – Я нашел в зарослях землянику. Будешь?

Солнце по какому-то нелепому стечению обстоятельств вновь выглядывало у Рено из-за спины.

– Я не настолько глуп, чтобы отвечать отрицательно, – с улыбкой отмахнулся от него Этьен.

========== V. Право на свет ==========

Здесь, среди бескрайних, поросших травой равнин, нетронутых человеком, деревьев росло куда больше. Тут и там тянулись кверху ольхи, трепыхаясь оплетенными золотой листвой ветвями; дрожали от малейшего мановения ветра тощие березки, прячась под сенью высоких тополей.

Пробравшись сквозь заросли и набрав полные руки ягод, Рено с Этьеном уселись в центре маленькой, оплетенной со всех сторон молодыми древесными стволами полянке, устланной рыжей листвой. Солнце нерешительно пробивалось сквозь кроны над их головами, опадая на землю искристой золотой рябью; ветер со временем поутих, и единственным напоминанием о нем осталось шелестящее перешептывание листьев.

Они ели землянику, разбросанную по устланному на землю плащу, и запивали ее взятым из дома мельника молоком. Этьен чувствовал себя в разы лучше: голова больше не болела, дышать можно было без всякого труда. Поэтому воспринимать вопросы, с которыми сразу же накинулся на него Рено, было теперь куда проще.

Спрашивал он, разумеется, о войне. О тех моментах похода Вайдвена, которые Этьену удалось застать лично; о редсерасской солдатне, о ее нравах и мотивации; о том, действительно ли имела место быть в их походе та жестокость, о которой так увлеченно трещал теперь весь Дирвуд. И еще Рено спрашивал о Вайдвене. Очень, очень много. И Этьен, конечно, рассказывал. Потому что ему было, о чем рассказать.

– Это, наверное, совсем уж глупый вопрос, – сказал Рено, нерешительно вертя в руках очередную ягоду земляники, – но Вайдвен… Он что, правда светился? Прям всегда-всегда?

Этьен, поглаживая шерсть Бераса, лежавшего у него под боком, усмехнулся.

– Официальная версия: да, вообще всегда, без исключений, – улыбнулся он. – Неофициальная: нет. Светилась у него, во-первых, только голова. Ну, эдакая корона на голове. Во-вторых, светиться все время ему, наверное, было попросту физически сложно. Поэтому иногда – не поверишь! – его можно было застать не светящимся. Только никому не рассказывай.

Рено театрально прикрыл рот рукой.

– Вот это, конечно, мистика! Неужто он и на людях так появлялся?

Этьен замешкался.

– Перед широкой публикой – нет.

Какое-то время молчали, увлеченно уплетая оставшиеся в их распоряжении ягоды. В конце концов на губах у Рено застыл вопрос, но он не решился высказать его вслух. Этьен, впрочем, все равно ему ответил.

– Вайдвен лишь дважды давал мне аудиенции, – сказал он, уставившись невидящим взглядом на лежавший перед ним опустевший плащ. – И если в первую нашу встречу его сияние меня едва не ослепило, то во время второй света в нем не было вовсе.

Этьен не знал, сколько ушло времени и нервов на то, чтобы Вайдвен все-таки соизволил дать ему вторую личную аудиенцию. К тому моменту они уже оставили позади Белый Переход и эту отвратительную историю с Холодным Утром. Дирвуд теперь не казался бесконечно далекой прихотью главнокомандующего: он простирался под их ногами, глядел на них лицами, переполненными страхом и отвращением, задувал под их латами промозглым ветром. Из сплетен и смутных приказов Дирвуд превратился в серую, тошнотворную действительность. И Этьен эту действительность ненавидел.

Впрочем, возможности вдоволь поразмышлять над тем, как же плоха его нынешняя реальность, у него не было. Потому что мысли его занимала, во-первых, Анаис со своими “исключительными мерами по прививанию рядовым имбецилам чувства такта”. А, во-вторых, способы эти исключительные меры обойти.

– Ты не представляешь, как сильно она на меня наезжала после первой моей попытки поговорить с его светлейшеством, – вздохнул Этьен, отпивая оставшееся молоко из кувшина. – Анаис буквально не давала мне проходу. Никто из тех, кто ходил под ее началом, не мог, впрочем, похвастаться сладкой жизнью, но всех остальных солдат из ее подразделения она хотя бы не считала угрозой своему статусу. Поэтому… ух, пламя! Ты прям-таки не представляешь, на какие ухищрения мне приходилось идти, чтобы от нее отмазаться.

На то, чтобы наизусть вызубрить распорядок дня своего командора, Этьену понадобилось бессчетное количество дней, десяток скандалов и больше трех внеочередных дежурств по кухне. Дабы выучить лица, имена и предпочтения всех личных телохранителей Вайдвена, нервов пришлось затратить куда больше: в ход пошли унизительные дежурства в качестве обслуги вышестоящих капитанов и многочисленные угрозы физической расправы в его адрес. Причем со стороны не одной лишь Анаис.

Габино часто говорил, что все эти этьеновы попытки достучаться до самого верха – дело совершенно безнадежное и столь же сумасшедшее. Это раньше, когда Вайдвену не приходилось ежеминутно следить за тем, чтобы его наступление шло по плану, он мог позволить себе опуститься до разговоров со всякой чернью. Сейчас же минимумом, которого мог достичь своим сумасбродством Этьен, был позорный столб. Максимумом – показательная казнь за неподчинение принятым дисциплинарным порядкам и отказ следовать приказам вышестоящих.

Этьену не было до всего этого дела. Пока на горизонте теплилась хоть малейшая вероятность встречи с Вайдвеном, последствия его не интересовали.

– Я долго и упорно надеялся, что смогу достичь чего-то, не ударяясь при этом в откровенное сумасшествие, – вздохнул Этьен, напряженно растягивая ткань туники на груди. – Но со временем я понял, что этим детским лепетом не добьюсь вообще ничего. Я мог воровать для телохранителей Вайдвена выпивку, насылать на них иллюзии, которые делали мне в итоге только хуже, мог часами унижаться перед ними, но все равно в итоге не получал ничего, кроме все нарастающего бешенства командора. А потом случилась Долина Милосердия, и в конце концов вопрос встал передо мной ребром: я либо иду на нечто гораздо более радикальное, либо все-таки дезертирую.

Рено, убрав в сумку опустевший кувшин из-под молока, нервно сглотнул.

– И что же в итоге?

Опустив взгляд, Этьен сдержанно улыбнулся.

– Я решил совместить.

***

Палатка Анаис оказалась гораздо более маленькой, чем Этьен себе представлял. Внутри не было ничего, кроме койки да раскладного стула со скинутой на него кольчугой. И еще – свечей. Не меньше десятка свечей, искристых и режущих привыкшие ко тьме глаза, расставленных всюду, куда падал взгляд. Глядя на них Этьен мог лишь гадать, где командор сумела раздобыть их в таком количестве.

Связанные руки у него дрожали, пусть он и четко знал, почему и ради чего сейчас находился здесь. Веревки, стягивающие Этьену кисти, натирали при малейшем движении, но он все равно уперто пытался размять пальцы. Слишком уж сильно они затекали. И слишком уж сильно он нервничал.

Анаис ворвалась в палатку так же внезапно, как и ушла из нее. Разгоряченная, красная, словно бы после пьянки, она выглядела так, будто бы могла разорвать Этьена на мелкие клочки в любой момент, при этом даже не запыхавшись.

– Пошли, – процедила она, грубо схватив его за локоть, и решительно шагнула по направлению к выходу. – Пошли. Быстро.

– Вот так просто? Без всяких прелюдий?

Взгляда Анаис оказалось достаточно, чтобы заставить его замолчать.

Час стоял поздний, но лагерь непрестанно гудел, не являя ни единого намека на предстоящий ему сон. Всюду, насколько хватало глаз, беспокойно горели огни; из всех уголков доносились встревоженные голоса. Еще бы – такое событие.

К удивлению Этьена, Анаис не стала вести его через бушующий центр лагеря, а пошла в обход, по самому краю. На своего пленника она не смотрела, но руку его с каждым новым шагом сжимала все яростнее.

– Так и знала, – шипела командор себе под нос, перманентно сплевывая. – Так ведь, Маграново пламя, я и знала! С первого же взгляда все ясно было, а я носилась тут с ним, как дура последняя. Тьфу ты! Да чтоб хоть раз еще я стала брать к себе плешивых наемников!

– Потише, командор, – усмехнулся Этьен. – Ты такими темпами от ярости сознание потеряешь.

Анаис, не сбавлявшая до этого момента шага, резко остановилась, обернувшись. Мгновенно она выпустила его локоть и со всей дури, не моргая, вмазала ему кулаком в челюсть. Латные перчатки все так же были у нее на руках. Распластавшись на земле и сплюнув выбитый зуб, Этьен мгновенно осознал, по какой именно причине она повела его по границе лагеря.

– Ты, жалкое… мерзопакостное отродье! – Анаис нестерпимо хотелось кричать, но она все-таки сдерживалась. – Еще одно слово из твоего поганого рта, и я лично прикончу тебя прям здесь, не дождавшись решения его величества!

Она не стала ждать, пока он поднимется сам. Вместо этого командор рывком вздернула Этьена на ноги и, вцепившись ему в руку, поволокла дальше. Больше он с ней не заговаривал.

Вайдвен, пребывая в тяжком раздумье, откликнулся на их присутствие далеко не сразу. Этого времени, впрочем, хватило на то, чтобы ярость внутри Анаис окончательно поутихла.

– Ваша милость…

Корона его величества мерцала тускло, едва различимо в свете окружающих Вайдвена свечей.

– Спасибо, что не стала привлекать к нему внимание, Анаис, – спокойно проговорил божественный король. – Ты можешь подождать снаружи.

Командор, замешкавшись, не сдвинулась с места.

– Но ведь…

– Я настаиваю, – невозмутимо повторил Вайдвен. – И, раз уж на то пошло, развяжи ему, пожалуйста, руки.

Взгляд Анаис, устремленный в пол, казалось, подернулся возмущением. Но она все равно послушно выполнила приказ, спустя минуту пропав за пологом шатра. Этьен, разминая руки, не без удовольствия проводил ее взглядом. Затем перевел глаза на окружающее его пространство.

Раньше, чтобы занять свои мысли хоть чем-то более приятным, чем Анаис, Этьен очень часто фантазировал о том, как же все-таки выглядит изнутри шатер Вайдвена. Сложившийся в итоге образ представлял из себя нагромождение дорогих тряпок, свисающих отовсюду, огромный балдахин над кроватью, выполненной из красного дерева, и с десяток – нет, несколько десятков свечей, которые его милость шутки ради все время пытался зажигать собственной головой.

А еще Этьен всегда представлял себе Вайдвена в этом шатре беспрестанно пьющим. Потому что, если говорить откровенно, он не понимал, как могли приходить все эти идиотские идеи его светлости на трезвую голову.

К величайшему сожалению, ни одна из фантазий Этьена в итоге не оправдалась. Что уж говорить – даже балдахина у Вайдвена над кроватью не нашлось. От палатки Анаис шатер его величества отличался лишь находившимся внутри наспех сколоченным столом, на котором распластались хаотично раскиданные карты и гусиные перья. В остальном внутреннее убранство оказалось скудным и крайне сдержанным, и со стороны можно было подумать, будто бы это не солдат сейчас зашел в шатер к королю, а совсем наоборот.

Вайдвен, положив голову на согнутую в локте руку, покоившуюся на одном из подлокотников его стула, недвижно смотрел в сторону своей кровати. После ухода Анаис свет на его лбу, нерешительно померцав еще несколько мгновений, затух окончательно, оставшись едва уловимым отблеском в глазах. Без сияния божественной короны шатер мигом окутал полумрак, и Этьен еще явственнее ощутил, как же все-таки ему неудобно здесь находиться.