Текст книги "Ревнитель веры (СИ)"

Автор книги: histrionis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Но тут другой Этьен обернулся.

– А, – с холодной усмешкой сказал он, – так Эотас хочет, чтобы я умер? Хороший же божок вышел, ничего не скажешь! Ты тоже думаешь, что я не прав? Где же Он тогда был, когда ты умирал?

Этьен вздрогнул, но пистолета не опустил. Дети за спиной у его двойника глядели на них во все глаза; некоторых из них он узнал.

– Давай, стреляй в меня, раз ты так слепо Ему привержен, – рассмеялся двойник, вновь раскинув руки. – Давай, говорю. Стреляй!

И Этьен выстрелил. В сердце, без промаха, как Он ему и приказывал. Но тут же почувствовал, как его собственная грудь словно разорвалась.

– Видишь, – улыбнулся двойник, даже не шелохнувшись, – как оно бывает. Против себя все-таки не попрешь, а?

Этьен согнулся, выронив из рук пистолет, и упал на колени, зажав ладонями кровоточащую рану. Переступив через пень, двойник подошел к Этьену, равнодушно поднял с земли оружие.

– Если ты, – вздохнул он, пробежавшись пальцем по дулу пистолета, – и правда смерти моей желаешь… то тебе надо лучше стараться.

Улыбнувшись, двойник направил оружие на Этьена – прямо на голову. Но затем резко перевел дуло пистолета ему на плечо. И выстрелил.

***

– …ну, лицо розовое все, чуть не пунцовое, ляжки оголенные обе едва не целиком, но самое интересное…

– То, чё у нее меж ног торчало?

– Да нет, Боже. Самое интересное, говорю, что сидит вот она в углу такая несчастная, промежность подолом прикрыть пытается, а платье у нее порвано, представь, прям вдоль шва, и вот стягивает она его себе на причинное место, и тут у нее из-под платья выскальзывает…

– Си-и-и-иська! – жалостливо взревел голос чуть поодаль. – Эотас милостивый, как же давно я ее не видел!

Кто-то разочарованно вздохнул.

– Да не сиська, нет. Если б сиська вывалилась, я бы от счастья зарыдал, пожалуй.

– Ну, а чё ж тогда вывалилось?

– Эх. Бомба.

– Господа, будьте любезны…

В нос Этьену ударил запах луковой похлебки. Есть ему сегодня еще не приходилось, поэтому живот тут же скрутило. Впрочем, думать о том, перепадет ли ему сегодня миска супа, было рановато.

Пусть он и очнулся, но размыкать глаза еще не торопился – разведывал обстановку. Судя по голосам, человек внутри было четверо, считая женщину; к тому же, надо было учитывать кого-то, кто тяжело дышал прямо у Этьена над ухом. По примерным прикидкам ситуация в любом случае складывалась не самая удачная.

Этьен, сдерживающийся уже несколько минут кряду, коротко простонал, повернув голову набок, в сторону чавкающих за столом людей, и наконец раскрыл глаза. Окружала его скромно обставленная маленькая комнатка, освещенная скупым пробивающимся сквозь окно солнечным светом. Лежал он на широкой кровати, устланной овечьими шкурами, а напротив него на табуретке сидел знакомый наемник, уныло протирающий дуло пистолета. Через расположившийся напротив проход, не имеющий двери, был виден обеденный стол, за которым сидело трое других наемников. Один из них, отвлекшись от похлебки, обернулся себе за спину и довольно уставился на Этьена.

– Эк, гляньте, кто очухался.

Наемники, все, как один, глядели на него с выражением жалостливого презрения. Этьен поморщился. Хотел было почесать себе больное плечо, как вдруг обнаружил, что руки у него связаны.

– Уф, – прокряхтел Этьен, уставившись в потолок. – У меня только два вопроса.

Черноволосый наемник, сидевший рядом с ним, усмехнулся.

– Ну, валяй.

– Первый: воды можно?

– Можно, – кивнул один из тех, что сидел за столом. Голос Этьену показался знакомым. – Хозяйка, налей ему чего.

– А второй вопрос? – подключился другой наемник.

– Второй вопрос такой, – продолжил Этьен, прокашлявшись. – Вот вы правда думаете, что какие-то хлипкие веревочки помешают мне вам кровь из ушей пустить?

Несколько секунд наемники глядели на него совершенно бесстрастно. Затем звучно расхохотались.

– Вот-те на, – усмехнулся черноволосый рядом с Этьеном, повертев в руках пистолет. – А еще ведь настоятелем себя величает!

– Ничего удивительного, – улыбнулся белобрысый наемник, вернувшись к своей похлебке. – Мало ли, как какой-то рэкетир себя называет. Я и не таких видал.

– Нет, ну с ним же по-хорошему, – посетовал третий, единственный из всей компании, кто носил плащ, и запустил ложку с похлебкой в рот, – а он – кровь из ушей… Хмфр… Экая бестактность…

Названная хозяйкой рослая женщина, вернувшись из другого конца комнаты с чаркой воды в руке, замерла перед наемниками в неуверенности.

– Милсдари, воды-то ему надыть еще?

Рыжий наемник в плаще одобрительно махнул ей рукой, не отрываясь от супа. Женщина, пожав плечами, подошла к Этьену и, приподняв ему голову, принялась потихоньку его поить. Сидевший рядом наемник вздохнул, подкручивая правой рукой свои черные усы.

– Если б не мы, тебе бы так и помирать на том лугу, дурень, – выдохнул он, не спуская с Этьена темных глаз. – Мы ж тебя до сюда на себе и тащили, хозяйку вот нашли, чтобы тебя подлатала. Мог бы и поблагодарнее балакать-то.

– Если б не вы, – огрызнулся Этьен, оттолкнув плечом женщину, – то не лежал бы я здесь связанный с двумя пулевыми ранениями. О благодарности он мне тут заговорил, тьфу ты! Какое ты вообще право имеешь мне что-то про благодарность нести?!

Наемник тихонько рассмеялся себе в усы. Хозяйка, расплескав оставшуюся воду себе на передник, недовольно что-то пробурчала и, кинув на Этьена косой взгляд, перешла в другую комнату. Этьен отвернулся к стене.

Плечо и нога у него болели, но не так сильно, как он запомнил; видимо, давала о себе знать какая-то целебная мазь. В центре груди у него что-то неприятно сжалось от отвращения. Может, не стоило такого выдавать при хозяйке дома…

Наемники доедали похлебку в тишине; тот, что сидел возле кровати, вновь занялся своим пистолетом. Этьен размышлял.

Минувший сон занимал его сейчас гораздо сильнее, нежели треклятые наемники. Некоторые священники иногда, по большей части втихую, тоже рассказывали ему о своих снах или мыслях с подобным мотивом. Этьен считал подобное явным знаком кризиса веры. Ему всегда думалось, что он-то подобного избежать сумеет – мол, с Эотасом у него все точки над и уже расставлены, никаких поводов для беспокойства больше нет и вряд ли когда-нибудь появятся. Но сейчас дело обстояло иначе, и ни в чем уверен Этьен больше не был.

С самого начала он воспринимал Эотаса одним-единственным образом. Он был для Этьена не богом, перед которым необходимо благоговеть и падать на колени; Он был тем, кто указывает путь. Путеводной звездой, проще говоря, но не более. Этьен помнил свою ошибку касательно Вайдвена и, более того, она и до сих пор перманентно появлялась у него перед глазами. Он знал, к чему может привести такое безумное поклонение. Но за минувшие пять лет, кажется, Этьен разучился подобное в себе контролировать.

О Нем ведь говорили все без умолку – как же тут не начать слушать? Этьен и сам был (и немного даже оставался) одним из тех, кто говорит – и как же тут не начать в эти слова верить? Редсерас любил Эотаса, Редсерас воспевал его, почитал и не представлял без него себя как единого целого. И Этьен, разумеется, не смог противиться зову своей Родины.

Он мнил себя самостоятельным, отличным от всего этого обожания. Он думал, что и сам может указывать путь, что обладает правом выбирать самому, какой видеть свою веру. Но сейчас, лежа в постели со связанными руками, Этьен сомневался, что все эти прошлые его представления не были обыкновенной иллюзией.

Неудивительно, что беды Редсераса так громко отдавались у Этьена в душе. И нет совершенно ничего необычного в том, что он начал подыскивать обидчика, в котором можно было найти причину этих бед.

Раньше таким обидчиком в глазах Этьена был Дирвуд. Теперь же стал сам Эотас. И Этьен искренне не понимал, куда ему деваться от этого осознания.

Пожалуй, сердце сегодня у него болело гораздо сильнее, чем пулевые ранения.

– Ладно, – зевнул наемник в плаще, отставив в сторону миску. – Благодарствуем за обед, милсдарыня. Хозяин когда вернется?

Женщина, высунув голову из погребка, взглянула в сторону окна.

– Ближе к закату.

– Значит, часок-другой, – хмыкнул наемник, вставая из-за стола. – В самый раз. А телега у вас в хозяйстве имеется?

– А то ж, – крикнула хозяйка из погребка. – Но с этим к мужу.

– Заметано.

Когда наемник приблизился к Этьену, тот продолжал тихо лежать, глядя в стену. Услышав, что к нему подошли, он не обернулся.

– Уф-ф, – пропыхтел наемник в плаще, почесав макушку. – Эйк, хмф… Думаешь, достаточно будет просто руки ему связать?

– Не уверен, – пожал плечами черноволосый наемник. – Да и че ты меня спрашиваешь? Я как будто знаю, как с этими сай… суй… суйер…

– Сайферами, ну. Ладно, так… – Он обернулся за спину. – Малкольм, Алек, идеи есть?

Продолжавшие сидеть за столом наемники – белобрысый тощий парень со шлемом в руках и рослый смуглый брюнет, – единодушно вздохнули.

– Я с такими не работал, – хмыкнул белобрысый. – Без понятия. А вот Алек…

– Ну да, но… Там ведь и ситуация была другая, чего уж. Хотя я не думаю, что с завязанными-то руками он дел наворотить сумеет. В конце концов…

– В конце концов его кто-нибудь в случае чего по башке стукнуть сможет, я полагаю, – усмехнулся Эйк, поигрывая в руке пистолетом.

Наемник в плаще улыбнулся. Затем придвинул стоявшую у стенки табуретку ближе к кровати и уселся, скрестив на груди руки.

– Думаю, если Этьен станет вести себя по-божески, рукоприкладства можно будет и избежать. Ну, милсдарь? Какие мысли?

Некоторое время Этьен молчал. Затем, переведя глаза на потолок, шумно вздохнул.

– У Райса по деревне люди ходят в порванном тряпье, – процедил он, – но при этом отец не скупится заплатить четырем обалдуям, чтобы те приволокли к нему проходившего мимо настоятеля. И вы все еще думаете, что люди от него ушли из-за чьего-то там вмешательства?

– Как ты верно заметил, платят нам совсем не за философские размышления, – хмыкнул наемник. – Хотя, если ты не пообещаешь быть паинькой, подумать о том, не стоит ли тебя связать еще и по ногам, нам все же придется.

Этьен выдохнул. Обеими руками он ощупал свою грудь и, обнаружив свой медальон на привычном месте, внимательно в него вгляделся. Поразмыслив несколько мгновений, Этьен закусил губу.

– Скейн с вами, – вздохнул он наконец. – Я не собираюсь пускать никому кровь. У меня и сил на это нет, если вам от этого станет спокойнее.

Наемник в плаще, отклонившись назад, удовлетворенно цокнул языком. Кто-то позади усмехнулся.

– Да я в курсе, – улыбнулся наемник. – Просто интересно было, как долго ты еще будешь выпендриваться.

Одной рукой он вытянул кинжал из сапога, другой подхватил Этьена под спину и потянул на себя, вынуждая того сесть. Этьен хмуро взглянул наемнику в лицо: черты у того были грубые, глаза – серые, чуть раскосые. Лицо его было обрамлено густой рыжей бородой, а лоб скрывали свисающие как попало кудрявые патлы.

– Ну, здравствуй, что ли, – усмехнулся наемник, разрезая ему путы на руках. – Давно не виделись.

Этьен замер, чуть приоткрыв рот. Несколько секунд он в онемении пялился на собеседника, затем нервно сглотнул.

– Г… Габино?..

– Ага, – рассмеялся наемник, обнажив пару недостающих зубов. – Я уж думал, не признаешь.

Спрятав нож, Габино протянул ему руку. Спустя несколько секунд Этьен вытянул в ответ и свою.

– Рад, что ты жив, – улыбнулся Габино, крепко сжав его руку. Крепче, чем следовало.

– Я… Я тоже.

Хозяин дома все никак не возвращался, поэтому в конце концов двое наемников, Малкольм и Алек, отправились за ним в поле. Эйк по поручению хозяйки принялся латать что-то в погребе; Этьен все же извинился перед женщиной, поэтому та соизволила налить ему остатки похлебки. В итоге они с Габино сидели за столом друг напротив друга, и Этьен увлеченно уплетал суп, слушая ворчание хозяйки и вопросительные возгласы Эйка из погреба.

– Надо же, – добродушно улыбнулся Габино, облокотившись о стол. – Впервые вижу, чтобы ты с таким аппетитом похлебку уплетал. Раньше все время думал, что ты без гримасы отвращения на роже можешь есть только каких-нибудь омаров.

Этьен не отвечал, увлеченно разглядывая дно миски. Габино, отвернувшись, вздохнул.

– Я-то думал, ты тогда погиб. У кого из взвода ни спрашивал, все отвечали то же. А ты вон что…

– Слушай, – начал Этьен, нервно кашлянув, – а вы с хозяйкой дома знакомы, что ли? Как-то это все слишком любезно с ее стороны…

Некоторое время Габино смотрел на него с хитрой улыбкой, а затем как ни в чем не бывало пожал плечами.

– Да, вроде того. Эйк из этих краев, говорит, как-то летом у ее кузена работал. Многовато сегодня неожиданных встреч, скажи?

– Д… да уж.

Этьен отставил пустую миску в сторону и уперся взглядом в пол, неуверенно почесывая больное плечо. Наложенная на него свежая повязка уже успела немного пропитаться кровью.

– Габино, послушай…

– М?

– Райс… – Почувствовав хриплость в своем голосе, Этьен прокашлялся. – Как Райс тебя… Нанял на это дело?

– О, ну. Тут не так далеко земли барона Трейса, я последний год работал у него, а у них с Райсом какие-то общие связи, семейные вроде, не знаю. Ну, Райс клич дал в нашу контору, а я как раз неподалеку ошивался, и дела нормального у меня давно не было, ну и вот… Ой, погоди, ты рану-то не чеши, а то она ж опять кровить начнет, ну.

Этьен послушно сложил руки на коленях.

– Ясно. Давно работаешь наемником?

– Уф, ну, знаешь… Да я вот как-то после войны этим заниматься и начал, думаю. Плюс-минус год или около того. Но вообще я не наемник, Этьен. Я инквизитор.

Этьен кратко вздрогнул.

– Ух ты. – Наконец взглянув Габино в лицо, он сдавленно улыбнулся. – Это… Неплохой скачок в карьере. После рядового-то.

– Ха-ха, да. Тоже так считаю.

В погребе что-то с грохотом разбилось; Эйк принялся ругаться с двойным усердием. Как и хозяйка. Габино, косо на нее поглядывая, то и дело добродушно усмехался.

– Ух, какая женщина, – улыбнулся он, не глядя на Этьена. – Прям как я люблю, чесслово. Жаль только…

– Габино…

– Ну чего?

– Что вы с Райсом собираетесь со мной делать?

Габино цокнул языком, все так же не сводя взгляда с хозяйки. В его серых глазах на секунду мелькнуло совсем недоброе выражение.

– Интересно ты спросил, конечно: вы с Райсом… Райс тебя допросить хочет, только и всего. Ну, может, в колодках пару дней подержит, но он мужик отходчивый, я-то знаю. А вот что до меня… Хе, не знаю, Этьен. Еще не придумал.

Этьен кивнул.

– Знаешь, я думаю… Думаю, тебе стоило целиться мне вовсе не в плечо.

– Ну, так не я ведь стрелял. Но поверь, за мной бы дело не заржавело.

Хозяйка, засучив рукава и ни на миг не переставая на Эйка разоряться, по всей видимости уже собиралась лезть в погреб сама. Габино поднялся. Он махнул ей рукой в просьбе остановиться, а затем взглянул на Этьена.

– Я и правда рад, что ты жив, приятель. Но все-таки для тебя было бы лучше на том поле и вправду подохнуть.

В следующий момент Габино крикнул что-то хозяйке, но Этьен больше не воспринимал его слов. Сердце у него отчаянно билось, но в голове не было ни одной мысли. Может, оно и к лучшему.

Просто деревенский дурак, думал Этьен, искоса поглядывая на Габино. Он ведь никогда не был кем-то большим, нежели обыкновенным деревенским дураком – когда же все успело так измениться?..

У Габино не было гордой осанки, соответствующей элитным служителям Церкви, и держался он с простыми людьми слишком развязно – казалось, то и дело начнет рассказывать им о перипетиях своего инквизиторского ремесла. Но нет. Габино говорил ровно столько, сколько нужно, порой пусть и доходя до грани, но никогда ее не переступая. И хотя сам он на инквизитора не походил от слова совсем, взгляд все же его выдавал.

Этьен видел мало людей с такими глазами, а потому и не мог толком объяснить застывшего в них выражения. Такой взгляд был у Дарела, у Ингмара, быть может, у Вайдвена; они всегда смотрели на человека неотрывно, словно пытаясь разгадать в нем что-то скрытое, и выражение их глаз никогда не соответствовало эмоциям на лице. Быть может, у Этьена и самого взгляд был именно таким.

Быть может, у него с Габино со временем все-таки появилось что-то общее.

Малкольм и Алек вместе с хозяином дома вернулись примерно через пару часов. К тому времени Габино успел разобраться с проблемами в погребе, и сейчас они с Эйком беззаботно поигрывали за столом в карты, пока хозяйка, увлеченная стряпней, то и дело косо на них поглядывала. Этьен вновь переполз на кровать и некоторое время увлеченно ковырялся в ране на ноге, перманентно тяжело вздыхая.

Телега у хозяина все же была, но в ходе длительного разговора выяснилось, что принадлежала она вовсе не ему, а деревенскому старосте. Малкольм и Алек, впрочем, к тому моменту успели переговорить и со старостой. В ходе небольшой перепалки, в которой без угроз, конечно, не обошлось, все пришли ко мнению, что, как бы то ни было, но нужды Церкви все же важнее нужд крохотной деревеньки, а потому телега немедленно отошла в пользование инквизиторов.

В сущности, если бы не ранение Этьена, без телеги и всей связанной с ней волокитой вполне можно было бы обойтись, в чем Габино не преминул упрекнуть Эйка. Тот, впрочем, на все замечания в свой адрес реагировал одной только усмешкой, перманентно пренебрежительно поглядывая на Этьена. Этьен, в свою очередь, особого внимания на это не обращал. Его раны вновь начали ныть, а от ментальных усилий, направленных на подавление боли, перед глазами у него периодически мутнело.

В итоге хозяин пусть и со скрипом, но все же соизволил поделиться с командой некоторым провиантом, поэтому трогаться в путь решили немедленно. Ситуацию, правда, несколько осложнял Этьен: идти сам он не мог, поэтому Габино как самому крупному члену команды пришлось тащить того на себе.

Солнце уже начинало клониться на бок к тому моменту, когда они вышли из дома. На скрипучую старинную телегу навалили несколько овечьих шкур и скромных сумок с продовольствием; запрягли ее лошадью, на которой Этьен давеча пытался сбежать. Через несколько минут практически все уже были готовы к отбытию. Этьен, впрочем, в число таковых не входил.

Когда Габино попытался поднять его с кровати, тот свалился на пол. Стоило ему только опереться на больную ногу, как повязка на ней тут же начала пропитываться кровью. Сам он, осунувшийся и бледный, как перина, пребывал едва не в полусонном бреду; изо рта у него доносились только бессильные хрипы и несвязные извинения в адрес Габино. Тот, кажется, особого внимания на это не обращал, и когда ему все же надоели попытки поставить Этьена на ноги, он просто закинул его себе на плечо. Этьен, впрочем, отреагировать на это более-менее внятно уже не мог.

Он погружался в сон. Очертания предметов вокруг него расплывались, приобретали формы из другого места и времени. И острая боль в животе от впившихся в него деталей чужого нагрудника, и слабое свечение солнца, отражающееся от окон дома, и запах пропитывающей повязки крови – все уносило его в прошлое. Но более всего прочего – голос Габино:

– Тоже мне, настоятель. Перегаром ты пасешь не хуже любого пропойцы.

Деревенский дурак, подумал Этьен перед тем, как отключиться. Все тот же деревенский дурак.

***

– О-о-о, – раздался из-за спины голос, – надо же, жив еще! Я-то думал, ты как раз из тех, кого в первой же стычке выкашивают. Ну, это надо отпраздновать. Каши хошь?

Этьен не отвечал. Подобрав колени к груди, он сидел у самого края лагеря с того самого момента, как они встали на привал. Солнце давно уже село, а потому неудивительно, что как следует лица Этьена Габино разглядеть не сумел.

Из-за последовавшего далее молчания он, впрочем, не растерялся, толкнув Этьена в плечо свободной рукой и как ни в чем не бывало усевшись рядом.

– У нас в деревне, где я жил, таверны не было, – начал Габино, запуская в рот ложку каши, – поэтому на всякие гулянки ездить приходилось в соседнюю. Вот на какой-то ярмарке мы с местными так, значит, надрались, что в конце концов с кулаками друг на друга полезли – уж не припомню, из-за чего. Один парень мне тогда так шибко морду надрал, что я пару недель еле разгибаться мог. Ну, мы с ним вот на днях как раз в лагере пересеклись, я на него гляжу, думаю, мол, такого и об лед не расшибешь, свидимся, значит, еще. А сейчас в его взвод зашел, ну, поспрашивать, где он там, а его, как оказалось, и в живых нет уже… Странная штука, да?

Габино тяжело выдохнул. Молчание длилось еще несколько мгновений, пока Этьен наконец не поднял голову.

– Слушай, Габино, – равнодушно сказал он, – неужели у тебя в лагере нет других знакомых дебилов-крестьян помимо того мертвого парня, раз ты так уперто ко мне клеишься?

Рука Габино с поднятой ложкой замерла в воздухе. Пару секунд он неотрывно глядел на Этьена, но его взгляд не казался суровым. Только лишь любопытным.

– Ого, – выдохнул он через мгновение, отставив миску с кашей в сторону, – а ты парень с норовом, я погляжу. Умер кто-то?

– Ты понимаешь, что своей настырностью ты только раздражаешь?

– Боже, приятель. Ну возьми да и набей мне морду, раз так бешу. У нас, знаешь ли, дебилов-крестьян вопросы только так и решаются.

Сплюнув в сторону, Этьен отвернулся. В свете доходивших досюда факелов Габино сумел разглядеть у него на шее крупный порез.

– Ух, – выдохнул он, кивнув Этьену на шею, – выглядит опасно. Тебе ее обработали?

– Да. А теперь оставь меня в покое.

– Хм-м… Нет, знаешь, пока не пойму, что с тобой не то, я и с места не сдвинусь.

– Все со мной так. Я просто не… Не в настроении для разговоров.

Габино вздохнул.

– Все-таки, сталбыть, кто-то умер.

– Да боги ж правые! – Этьен едва не подпрыгнул. Голос у него дрожал. – Да, умер. Множество людей умерло – плевать, с какой стороны. Это, я так понимаю, для подобных тебе проблемой не является. А я не такой. Все? Удовлетворен? Я могу посидеть в одиночестве?

Габино задумчиво хмыкнул, не спуская с него глаз. Этьен, отвернувшись, прерывисто выдохнул. Молчание длилось несколько мгновений, но никто из них с места не двигался.

– Вот в чем дело, – вздохнул наконец Габино. – Понимаю. Хорошо понимаю, на самом деле, так что ты в этом не один и зря меня за кретина последнего считаешь. На войне сложно. Но одному на ней прозябать еще хуже. Уж поверь.

Он поднялся, хорошенько потянувшись. Меч, висевший у него на поясе, звонко брякнул.

– А вообще, знаешь, мы с парнями из отряда иногда устраиваем что-то вроде ристалища во время длительных стоянок. Приходи, м? А то чего доброго войдешь в число тех, кто обычно помирает если не в первой, то во второй стычке.

Махнув рукой, Габино уверенно направился обратно к центру лагеря. А Этьен, бросив взгляд на место, где тот сидел, увидал там оставленную почти полную миску каши.

***

Он очнулся в повозке, не помня ни сна, ни того, как здесь очутился. Кругом стояла тьма; единственный источник света теплился в фонаре, стоявшем на козлах. Этьен поежился; после сна царивший вокруг холод ощущался еще явственнее. В голову сразу же полезли неприятные воспоминания о точно таких же пробуждениях.

Встряхнувшись, он осмотрелся. Габино устроился в противоположном углу, откинув назад голову и грозно похрапывая; Алек и Малкольм беззвучно спали в другом конце повозки. Только сидевший на козлах Эйк бодрствовал, периодически потряхивая вожжами и напевая себе под нос какую-то заунывную мелодию.

Этьен вновь поежился. Затем, глубоко вдохнув, ползком перебрался поближе к козлам. Спать сейчас он был не в настроении, а ночь тянулась долго.

– Тебя Эйк звать, да? – неуверенно спросил Этьен полушепотом.

Замолкнув и чуть повернув в его сторону голову, Эйк глянул на него все с тем же пренебрежением.

– Угу.

– Ага. Приятно знать. Куда едем?

– Куда было сказано.

– А куда было сказано?

Вздохнув, Эйк вновь обернулся. Взгляд его не поменялся.

– Растряси Габино и его вопросами задалбывай, раз те делать нечего.

– Ну нет уж, – усмехнулся Этьен. – Я сегодня помирать еще не планирую. Он же в настоящую банши превращается, если его посреди ночи тормошить.

Эйк мельком улыбнулся.

– Да, есть в нем такое, – сказал он чуть более дружелюбно. – Мы его в дозоре никогда не оставляем. Потому как чуть что, так ярости в нем на семерых хватает.

– Хе, верю. Вы давно знакомы?

– М-м-м… Чуть меньше года, думаю. А ты его откуда знаешь?

Этьен замолк на мгновение.

– Так он не рассказал?

– Ни слова, – пожал плечами Эйк. – Сколько ни спрашивали. У нас уже было мысля пошла, что ты у него навроде неудавшегося контракта. Больная тема, короче.

– Нет, нет. – Этьен отвернулся, мимолетно улыбнувшись. – Мы что-то вроде… Старых приятелей. Может, даже друзей. Не знаю, что он про это теперь думает.

– Ну, – усмехнулся Эйк, – сейчас понимаю. Мало кто будет гордиться подобной дружбой.

– Да… Да, пожалуй.

Лошадь, казалось, засыпала на ходу, поэтому Эйку приходилось неустанно встряхивать поводья. Ночь стояла спокойная и беззвездная. Из звуков кругом был слышен лишь шелест трав, потревоженных мимолетным порывом ветра, ну и, конечно, храп Габино.

Хоть лицо его и было еле различимо в скупом свете фонаря, Этьен все равно пытался хорошенько его рассмотреть. Пытался углядеть на нем новые шрамы, наверное. Он вглядывался в него долго, но то ли неверный свет обманывал его, то ли все и вправду осталось по-прежнему.

– Как он вообще поживает? – со вздохом спросил Этьен.

– Габино-то? О, ну… Да нормально вроде. Жалование ему давеча повысили, он тут новым нагрудником щеголял. Он вообще мужик беззаботный, как мне думается. Не уверен, что что-то его прям тревожит.

– Вот как. – Этьен выдохнул. – Приятно знать. Спасибо.

Эйк вновь мельком обернулся, и Этьена тут же что-то кольнуло в грудь. Вина или что-то похожее. Он посмотрел на Эйка, но в глазах у того этого выражения не было. Отвернувшись, Эйк кашлянул.

– А ты вообще, ну… Правда настоятель, че ли?

– Хочешь – не верь, но да. Я потом как-нибудь подробнее расскажу. Долгая история.

– Ох. – Эйк поежился. – Ты это… Особо не серчай за ногу, лады? Мы в святых отцов стрелять не приучены. Просто, ну… Рефлекс, или как его…

– Я понял, – улыбнулся Этьен. – Не бери в голову.

– Ага.

– Эйк, Скейн бы тебя!

Прежде чем Этьен сумел что-либо осознать, чужая рука схватила его за шкирку и отбросила в угол повозки. Он не ударился, так как в углу лежали сумки, но сам факт произошедшего доставлял мало радости.

Габино подскочил к Эйку быстро и тут же саданул его по шее, да так, что тот едва не вылетел с козел.

– Что я тебе сказал по поводу разговоров с ним, бестолочь усатая? – практически прокричал Габино. – А? Что я тебе сказал?

– Боже, мужик… Не было там ничего такого…

– Да чхать мне, че там было, а чего не было! Ты у нас себя, значит, выше приказов ставишь? Давно жалование не урезали?

От ругани проснулись Алек с Малкольмом. Судя по выражению их лиц было очевидно, что они об этом тут же пожалели.

– Че вы орете? – промямлил Малкольм.

Габино, сплюнув куда-то в сторону, выпрямился. Вид у него и впрямь был как у готового к атаке чудища.

– Спать, – рявкнул он себе под ноги. – С тобой, Эйк, мы еще об этом поговорим, никуда не денешься. Что до тебя…

Габино развернулся и спустя несколько мгновений уже нависал над Этьеном. Пару секунд он молча прожигал его взглядом; затем, размахнувшись, хорошенько вмазал ему по скуле. Затем навис еще ближе.

– Вот же гадюка, – прошипел он Этьену в самое лицо, – с тобой по-хорошему, а ты вон значит как? Парней моих решил херней этой своей облапошить? Думал, я совсем кретин?

Этьен не поворачивался.

– Еще раз подобное увижу – по частям тебя к Райсу доставим. – Снова сплюнув, Габино выпрямился. – А вам еще раз говорю: никаких с ним разговоров. Никаких. Даже смотреть в его сторону не советую. Теперь – спать.

Затем он как ни в чем не бывало уселся в свой угол, скрестив на груди руки и хмуро глядя прямо перед собой. Этьен молчал. Эйк вздохнул.

– Да мне-то че, – сплюнул он себе под ноги, – скажешь тоже – жалование урежут! Мне-то, в отличие от некоторых, копить не на что…

– Замолчи.

Сон не шел, сколько бы Этьен ни заставлял себя уснуть. Болело у него практически все тело, но он не спешил эту боль подавлять. Он и сам точно не мог сказать, почему.

Может, думал он, так и должны кончать люди вроде него. Может, в этом нет ничего необычного: в конце концов, мало кто в нынешнее время смел надеяться на светлое будущее. В такой-то стране. Может, Эотас на самом деле просто ненавидит Редсерас, и все это как раз и входило в его план. А, может, и у богов бывают проблемы, сдавливающие им метафизические глотки.

Этьен не то чтобы не расстраивался из-за своей предстоящей гибели, но ни на что другое он в последнее время и не рассчитывал. Все происходящее было закономерным, и Этьен не видел в этом ничего удивительного. В конце концов, дураком в этой ситуации был именно он. Опрометчиво было полагать, что Этьен окружен каким-то невидимым божественным куполом, оберегающим его от всевозможного дерьма. Вывод шел только один: ему следовало быть умнее. С самого начала.

Может, в следующей жизни ему повезет больше.

Может.

Очнулся он от того, что кто-то заваливал его себе на плечо. От удивления Этьен не успел даже пискнуть. Впрочем, когда он обернулся и увидал рыжую макушку Габино, издавать какие-либо звуки ему резко расхотелось.

– Привал, – холодно бросил Габино. – Лошадь жрать будет. Мы тоже.

Вокруг рассветало – белесый туман окутывал луга слой за слоем, а нависающее над ними серое небо не позволяло видеть хоть что-то, кроме собственного носа. Стояла влажность, неприятно сочетающаяся с царившим в округе холодом. Из звуков слышалось только тихое стрекотание сверчков да конское похрапывание.

Этьена Габино скинул прямо на влажную от росы траву, тут же отвернувшись к остальным. Этьен, распластавшись на спине, сумел лишь прерывисто выдохнуть.

– Так, значит, – зевнул Габино, – Алек, иди поищи какой-нибудь водоем. Малкольм, разводи костер… И глаз с этого рэкетира не спускай. А ты, Эйк… Пойдем-ка переговорим.

Этьен вдохнул поглубже.

– Я не… не рэкетир.

Габино его, впрочем, не услышал. Как и кто-либо еще. Полежав без движения еще несколько мгновений, он со стоном сел, оперевшись на здоровую руку и взглянув себе на ноги. Повязка на правой лодыжке покраснела едва не полностью, ткань присохла к коже из-за густого слоя засохшей крови. Этьен застонал.

– Можно мне бинтов? И воды… Ну, кто-нибудь?

Малкольм, подбиравший в перелеске неподалеку ветки, его не услышал; Габино и Эйк, отчаянно пререкавшиеся у повозки, даже не обратили на него внимания. Сначала Этьен устало вздохнул. Затем ощутил, как внутренности ему начинает скручивать что-то помимо голода.

Этьен не дал себе времени на размышления. В нем уже давно копилась неясная бессильная ненависть ко всему вокруг и к себе самому в частности, и до сегодняшнего дня выплеснуть ее у него не было ни сил, ни возможности.