Текст книги "Ревнитель веры (СИ)"

Автор книги: histrionis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Роннет усмехнулся.

– И что же ты делал для Эотаса, раз так уверенно говоришь об этом?

Этьен едва не задохнулся. Некоторое время он молчал, пытаясь справиться с эмоциями.

– На кой ляд ты пытаешься меня спровоцировать?

– Мне интересно, кто ты, – вкрадчиво произнес Роннет. – У меня не так много знакомых из церковного круга, готовых разговаривать со мной открыто.

– Ясно. Только вот если я начну рассказывать, то мне и всей ночи не хватит.

Роннет кивнул.

– Это ничего.

– Нет-нет, погоди. – Этьен потер пальцами висок. – Давай-ка я лучше… Да, давай я тебе лучше это покажу.

Он давно не использовал свои способности по назначению и не был уверен в том, сумеет ли показать Роннету именно то, что ему хотелось. Но затем Этьен, глубоко вдохнув, прикрыл глаза, и видения полились перед ними словно бы сами собой.

Он начал с Вайдвена: с возвышающейся светоносной фигуры на залитом кровью поле. С лилового флага в руках умирающего мальчишки-знаменосца на фоне заходящего солнца. С чувства удушливого отчаяния, которое появилось у Этьена во время той самой битвы.

Потом он показал ему Рено. И чувство духовного родства, которое связывало их те три недолгих дня. И последующее чувство утраты – как и связанную с ним картину убитого ради большего блага.

Затем были люди, которых ему вверил Лют, и бесконечные поиски приюта. После – беспрестанные склоки с людьми, ставящими себя выше Бога, на словах посвятившими себя служению ему же. И оскорбления, и непрекращающееся бегство из одного монастыря в другой, и усталые неловкие проповеди на омытых дождем помостах. И даже те долгие ночи, когда казалось, что Рассвет никогда не наступит.

Роннет внимал чужим воспоминаниям долго, настороженно втягивая носом воздух и прикрыв глаза. И когда все кончилось, Этьену вдруг показалось, что по щекам у Роннета стекает влага.

– Я… – начал Роннет, неуверенно протирая глаза рукавом. – Я так давно… Боги, я так давно ничего не видел. Совсем ничего…

– Прости, – спохватился Этьен, машинально дотронувшись пальцами до губ, – тебе было больно?

Роннет кратко всхлипнул, а затем улыбнулся Этьену как ни в чем не бывало.

– Нет, нет. Точно не физически. Я слеп не настолько давно, чтобы перестать скучать по возможности видеть. В этом дело.

Пламя свечи беспокойно плясало под дуновением ветра, что доносился из открытого окна. Заунывно трещали цикады. Видневшийся из окна маленький кусочек горизонта еще казался едва освещенным бледной алой полосой. Кровь у Этьена из носа, к счастью, не выступила.

– Это называется сайферство, да?

– Да.

Роннет почесал макушку.

– Я что-то о таком слышал. О демонстрации воспоминаний точно слышал. Вот только… Ты не подумай, я обидеть тебя не хочу, но не может так быть, чтобы эта твоя способность дала сбой?

– В смысле?

– Мне показалось, – сказал Роннет на тон тише, словно бы в неуверенности, – что я видел там и своих знакомых. Не думаю, что ты мог с ними пересечься – это было еще в Дирвуде, а ты, я полагаю…

На краткий миг внутри у Этьена все сжалось в тонкую струну.

– Ты знал Рено?

– Рено? Рено, Рено… Нет, прости, не думаю. А ты, значит, побывал все-таки в Дирвуде?

– Да, – выдохнул Этьен. – В год после войны. Там… Там много чего было. Расскажешь, что ты имел в виду?

Положив ладонь на стол, Роннет несколько секунд задумчиво постукивал пальцами по столешнице, а затем вздохнул и поднялся.

– Расскажу. Но нам придется выпить еще.

– До того, как осесть здесь, я жил в Дирвуде. В Эотаса нас учили верить с детства, но когда началась война с Редсерасом, то у меня не осталось возможности сохранять верность своей вере. Я не уверен, сожалею ли об этом сейчас. Если честно, сейчас я вообще о тех днях уже не думаю.

Я участвовал в нескольких битвах в составе армии эрла Унградра в качестве пехотинца. Я был на той бойне, которую ты мне показал: на которой Вайдвен зажег свое новое солнце. Я мало что оттуда помню, кроме того, что никогда не видел в своей жизни ничего подобного. Падшие с обеих сторон поднимались снова, чтобы задавить нас числом, а сверху на нас взирал светящийся человек со своим собственным солнцем над головой. Я помню, что посмотрел на него тогда лишь единожды. И эта оплошность стоила мне зрения.

После госпиталя я вернулся домой, потому как на службу уже не годился. Мне тогда казалось, что Эотас так покарал меня за мое отречение. Я страшно злился и на него, и на себя, и первое время совершенно не мог найти себе места. Затем все же решил, что, может, если я вновь начну верить в него, то он проявит милость и вернет мне способность видеть. Я знаю, что я не очень умен. Но иногда я продолжаю верить в то, что так оно и будет.

После окончания войны я понял, что оставаться дома мне нельзя. В деревне были еще люди, продолжавшие верить в Эотаса, и когда они сбежали, я был вместе с ними. Первое время мы блуждали где попало, ради пропитания не гнушаясь и воровством, а через несколько месяцев наткнулись на одного священника. Не помню, как его звали. Кажется, имя начиналось на «Л».

Он говорил, что поможет нам добраться до Редсераса, где мы уже будем в безопасности. Мы поверили ему, потому что верить нам было больше некому. Не думаю, что в жизни делал что-то глупее.

Священник передал нас какому-то своему знакомому, и очень быстро выяснилось, что отправят нас вовсе не в Редсерас, а прямиком в замок к эрлу. Никто из наших сопровождающих не говорил, что ждет нас в будущем, но ясно было, что намерения у них были нехорошие. Люди из моей группы поначалу думали, что на этом все для нас будет кончено. Но в итоге ситуация оказалась не такой страшной, как представлялась поначалу.

Во владении эрла в прошлом стояло много эотасианских церквей, причем к постройке большинства из них он приложил руку. В Эотаса эрл верил и сам, и человеком всегда был справедливым. Во время войны у него в силу своей веры были некоторые проблемы, насколько знаю, но поста он не лишился. Эрл отрекся от Эотаса, как и многие из нас, и тогда нам казалось, будто бы сделал он это совсем по-настоящему. Так или иначе, по прибытии в его замок впечатление это быстро у нас прошло.

После войны у эрла возникла необходимость заново отстраивать разрушенные города и деревни. Поддержки свыше ждать не стоило, поэтому эрлу приходилось выкручиваться – в том числе и за счет не самых честных способов. За наш счет, стало быть.

Эрл предложил нам работу взамен на помилование и обещал переправить за границу, когда появится такая возможность. До меня быстро дошло, почему наши сопровождающие ничего не знали о его планах – в конце концов, пройди об этом всем слушок куда не надо, не быть больше эрлу эрлом. Все держалось в строжайшей секретности, но у него были на эту секретность причины.

Условия на предложенной им работе были, конечно, не сахар, но всяко лучше, чем валяться где-нибудь с перерезанной глоткой. Толку от меня на стройке, конечно, было, как от козла молока, поэтому срок моего пребывания там был недолгим – не больше года, точно уже не помню. Эрл сдержал слово, поэтому в итоге нас и вправду отправили в Аэдир. А там уже пустили на все четыре стороны.

В Аэдире я не прижился – в конце концов, слепой полукалека мало куда годился, – поэтому обнищал я очень скоро. На последние гроши пришлось пытать удачи где-либо еще, и в итоге вот он я, здесь. Слепой травник, который не знает, могла ли его жизнь сложиться лучшим образом и стоит ли винить в этом своего бога. Честно говоря, я часто думаю о том, что, останься я у эрла, жилось бы мне куда лучше… Но что уж теперь поделать, правда?

Одинокое пламя свечки трепыхалось словно в испуге. Заухали ночные птицы, и тишина почему-то перестала казаться такой тревожной. Вторая бутылка настойки иссякла, но Этьен все равно как нельзя ясно ощущал внутри себя горечь. Ему хотелось бы думать, что связана она исключительно с закончившимися запасами спиртного. В какой-то момент Этьену даже показалось, что он искренне в это верит.

– Он умер, – выдохнул Этьен после длительный паузы. – Человек, который провожал вас к эрлу. Его звали Дарел. Какое-то время я думал, что он умер не зря.

– Я не могу судить, зря или не зря, – пожал плечами Роннет. – Что было, то было. Думается мне, были тогда на это причины.

– Мне тоже какое-то время думалось, что были. Но теперь… – Этьен прерывисто выдохнул и, опустив голову на стол, зарылся руками в волосы. – В тот год случилось столько бесполезных смертей, Роннет. Столько бесполезных смертей…

Роннет в неуверенности нащупал его предплечье и оставил на нем руку.

– Я понимаю… Должно быть, это тяжело. Но ведь никто не мог знать, что у эрла вам и вправду ничего не угрожает.

– Я не знаю, Боги. Я правда не знаю…

Этьен выпрямился, подхватил висевший на груди медальон и, вытянув его перед собой, долго всматривался в него. А спустя несколько долгих минут он вдруг рассмеялся.

– Когда-то я считал владельца этого медальона героем, – горько усмехнулся Этьен. – Но сейчас я понимаю, что ничего хорошего в том, что он сделал, не было с самого начала. Рено хотел быть героем… Но ему было совершенно плевать, что могло за этим геройством скрываться. Пожалуй, мне следовало осознать это гораздо раньше.

– Это тяжко, – вздохнул Роннет, убрав свою руку себе на колени. – Это и вправду…

– Нет. Совсем наоборот. Думаю, мне теперь станет легче. У Эотаса, знаешь… все-таки есть чувство юмора.

– Этого не отнять.

Они сидели в полумраке, слушая непрекращающуюся песню цикад и вторящие им птичьи вскрики. В молчании Этьен смотрел на свечу, неловко дергающуюся под порывами ветра. И почему-то в ней ему ясно виделась чужая усмешка.

– Этьен, можно тебя попросить?

– М?

– Ты покажешь мне еще что-нибудь… Ну, так, как делал до этого? Только что-нибудь более жизнеутверждающее, если можно.

– Конечно, друг. Я… постараюсь.

Выдохнув, он прикрыл глаза и дотронулся до виска пальцами. Но, как бы он ни старался, ему ещё долго не удавалось сосредоточиться.

Комментарий к Путь праведника. Часть 1

UPD: ЯРОСТНЫЙ ПЕРЕЗАЛИВ! концовка и монолог роннета не давали мне покоя, так как не передавали многого из изначального замысла. в этой версии они изменены, и теперь я себя чувствую гораздо спокойнее

нескромные попытки представить, как в Редсерасе происходила жизнь после войны. понимаю, что это, вероятно, вообще все так не работает, но в ответ на все упреки я могу только косо глянуть на те крохи информации, что обсидианы предоставили о Редсерасе и неодобрительно покачать головой

* – хэдканонище на то, что в Редсерасе через некоторое время после окончания войны установили какой-нибудь памятник в честь Вайдвена, куда люди могли совершать паломничество. ну потому что:

а) я могу себе позволить

б) почему нет

========== Путь праведника. Часть 2 ==========

«Ингмар!

Здравствуй. Извини, что давненько не списывались. В такой глуши, если честно, гонца искать – дело совершенно пропащее, потому как местные фермеры за имеющиеся при мне гроши на другой конец света нестись желанием особым не горят. Ну да ладно, я ж посыльного в конце концов нашел, так что ты особо не переживай.

(Рикерт, если получатель увидит, что печать на письме сломана, то он нихера тебе не заплатит, а мамаше твоей я еще и расскажу, чем ты по ночам занимаешься, ушлепок малолетний.)

Тем не менее, дела у меня идут неплохо. Ну, не так плохо, по крайней мере, как годом ранее – вздернуть меня пока что никто не грозится (впрочем, я не знаю, надолго ли это). Как и говорил, я все-таки собрал яйца в кулак и направляюсь прямиком в Приют. Думаю, на обратном пути к тебе загляну.

Я тут давеча думал о нашем последнем разговоре про сайферство… Нет, я вообще часто о нем думаю, но тут недавно случай был довольно примечательный, и я пуще прежнего задумался. Я по твоему наставлению способностями практически не пользуюсь, потому что понимаю, что для священника это не очень честно и т. д. и т. п. В последний раз из-за своей потрясающей честности я даже мог остаться без хлеба, но сейчас не об этом. Я просто в последнее время все чаще думаю, что все-таки не очень ты прав в том, что сайферство людям наносит только вред. Я помню, что в твоем понимании это все «искусственные чудеса», но ты подумай – это ведь все-таки чудеса. Разве плохо позволить слепому человеку на некоторое время снова прозреть? Разве плохо помочь отчаявшемуся почувствовать себя лучше? Разве плохо дать кому-то возможность верить в себя? Я знаю, что честные священники добиваются того же самого при помощи простого слова. Но разве способы действительно имеют такое большое значение?

Я не пытаюсь стать с помощью всего этого новым Вайдвеном, как полагают некоторые наши братья, и я не пытаюсь запятнать честь Церкви. Потому что пятнают ее вовсе не мнимые кудесники вроде меня. И я это и тебе, и всем остальным докажу. А если и не получится, то хуже моя репутация явно уже не станет.

Не пиши мне никуда, поговорим уже когда я приеду. Спасибо за твои молитвы, но помолись лучше о наших несчастных фермерах. И положи за меня цветов Анне на могилу, если не сложно.

Да пребудет с тобой Эотас.

P. S. Не удивляйся, если у монастыря скоро опять поприбавится послушников. Честное слово, я не специально.»

***

– И вот выбегает она, – начал Этьен, поднося кружку к губам, – прямо из поля выбегает, представляешь, да? Вся в пыли, в платьице порванном, на руках мозоли и в глазах тоска такая, что хоть убейся. Выбегает, значит, и говорит мне, мол: милсдарь, а вы не останетесь? Не останетесь, говорит, не поможете с отцом Райсом? А я на нее смотрю, и сердце так сжимается, ну так сжимается, что просто сил моих нет…

– И отправил ты ее, значит, к Ингмару, – вздохнула Руфь. – Ты же знаешь, чем это может кончиться.

– Нет, ну ты меня пойми. Что я мог с этим Райсом-то там сделать? Голову ему взорвать, что ли? Нет, ну правда, что я еще сделать-то мог?

– Да хватит тебе, милый ты мой. – Руфь откинула седую косу за спину и облокотилась на спинку стула. – Хватит себя жалеть, ну. Ты просто выбрал самый легкий путь, потому что приоритеты у тебя другие.

Этьен фыркнул и отпил из кружки.

– Ну тебя, Руфь, – надулся он. – Ничегошеньки ты не понимаешь. Такие вещи наспех не решаются. Я же это все во благо нашего же будущего делаю, а не потому что мне лень. Вот когда будет у меня церковь, когда я в Совет попаду, вот тогда…

– Прекрати мне голову морочить. Я третий год уже о церкви твоей сказки слушаю, а толку все никакого.

– Но-но-но! Ты думаешь, я зачем народ к Ингмару отправляю, а? Вот скоро у него монастырь битком набьется, людей девать будет некуда, вот тогда-то ничему ему не останется, кроме как расширяться. А так как более удачных вариантов относительно места приора у него нет, то все, вот она – моя церковь. А через пару лет Ингмар и сам преставится небось… Поняла, а? Так что ничего это не сказки, заруби себе на носу!

– Ну ты и махинатор, мальчик мой, – улыбнулась Руфь. – Смотри только, чтобы Ингмар об этом не прознал. А то такого же простодушного покровителя ты себе уже не сыщешь.

– Не переживай, у меня еще есть Вольфанг.

– А ты при нем еще раз пошути про Совет, и не будет у тебя больше Вольфанга.

Этьен, сощурившись, закинул ногу на ногу.

– Злюка ты, Руфь. Совершенно входить в положение не хочешь.

– Ага. Это я у тебя научилась.

Они рассмеялись почти синхронно. Затем Руфь, тяжело поднявшись, поцеловала его в лоб и молча вышла из комнаты.

Руфь и Этьен познакомились тремя годами ранее, когда он впервые решился покинуть монастырь Ингмара. Руфь не принадлежала к церковной общине, уже перешла возрастную черту в пятьдесят лет и, что самое страшное, не была эльфийкой, поэтому в качестве романтического интереса не рассматривалась ни в коем разе. Однако были у Руфь и положительные качества: во-первых, питейное заведение на одной из северо-восточных дорог, где своим постояльцам она иногда подавала специальный вирсонег со специями, рецепт которого не знали ни в одном другом уголке Редсераса. Во-вторых, Руфь была далеко не дурой, поэтому с ней Этьен не боялся говорить ни о чем.

По большей части Этьен любил странствовать лишь по той причине, что дорога так или иначе всегда приводила его к Руфь. Может, был в этом след некоторого божественного вмешательства; а, может, сильно еще в Этьене было пристрастие к выпивке. В чем на самом деле заключалась суть, он по прошествии лет так и не понял.

В этот раз, сделав небольшой крюк от деревни Райса, Этьен заехал к ней, как ни странно, попросту занять денег. С Руфь за три года знакомства у них выстроились более, чем хорошие отношения: за неимением детей она легко привязывалась к любому недотепе, чей вид вызывал жалость. По счастливому или не очень стечению обстоятельств, другого впечатления вид Этьена не вызывал, поэтому исход их с Руфь отношений был предрешен еще до знакомства.

– Этьен, – прошелестел у него над ухом голос. – Этьен, поднимайся, горе ты луковое!

Сначала ему показалось, будто бы находился он до сих пор у Вольфанга – так уж ясно ему привиделся голосок Вентры. Когда он все же продрал глаза, то искренне поразился, каким вообще образом мог перепутать нежнейший эльфийский голосочек с карканьем старухи.

Руфь нависла над ним, раскрасневшаяся и злющая, словно сеан-гула, вот-вот готовая его растерзать. Но Этьен не спешил пугаться. Во-первых, Руфь редко когда выглядела иначе. Во-вторых, возможно, кто-то просто напомнил ей об Этьеновых долгах.

– Эотас милостивый, я в следующий же раз все верну, – сонно пробурчал он, норовя перевернуться на другой бок. – Вот тебе слово священника…

Руфь Этьенов душевный порыв не оценила, грубо шлепнув его по щеке.

– Какая же ты бестолочь! Ну-ка вставай немедленно!

Она сдернула с него плащ, которым он накрывался, и для пущей убедительности снова дала пощечину.

– Боги, Руфь! – Этьен резко сел и уставился на нее взглядом донельзя недружелюбным. – Что не так? Что я опять сделал не так?

– Ищут, недотепа, – буркнула она, отойдя к двери. – На первом этаже типчики какие-то ошиваются, про тебя спрашивают. Даже доброго утра не пожелали, можешь себе представить? Экая невоспитанность!

Вся сонливость вышла из Этьена мгновенно. Он мигом поднялся, накинув на себя плащ и заправив в штаны свою тунику, затем начал оглядывать окружающую его кладовку в поисках сумки.

– Они не сказали, от кого пришли?

– Ничего не сказали, – пожала плечами Руфь, аккуратно выглядывая через щелку в двери. – Только то, что им тебя видеть надо. Что ты там такого еще учудил?

– Да ничего я не учудил, – буркнул Этьен. – Ну, разве что Райс…

– Ах ты ж олух! – взвилась Руфь, с шумом захлопнув дверь. – Пень стоеросовый! Я тебе когда еще говорила, чем все эти твои авантюры кончатся!

– Руфь, ну будет тебе! Я же из лучших побуждений!

– Тебя сейчас сечь поведут из лучших побуждений, башка твоя трухлявая!

– Да ладно, может, они поговорить просто хотят?

– Я тебе дам поговорить, балбес! Кто ж поговорить к людям ходит с цепами-то да с пистонами, а?

Этьен сполз вниз по стене.

– Боги правые…

Руфь, глядя на него сверху вниз, сделала несколько шумных вдохов и выдохов. Затем, экспрессивно взмахнув руками, отошла обратно к двери.

– Ладно, дурень ты несчастный, – сказала она чуть тише, – собирай манатки. Проведу тебя через черный ход.

– Спасибо, Руфь. Правда, спасибо.

Она шикнула на него, махнув в его сторону рукой. Этьен плавно поднялся, вновь осмотрев кладовку в поисках пожитков. Когда рука его потянулась к недопитой бутылке вирсонега, в дверь начали колотить.

– Хозяйка! – гаркнул некто басом. На секунду Этьену показалось, что голос он этот знает. – Вы там, хозяйка? У нас еще есть вопросы!

– Люди добрые, да погодите ж вы! – обеспокоенно прикрикнула на дверь Руфь, не переставая подгонять Этьена знаком руки. – Дайте вы бедной женщине прибраться, ну!

Этьен вздрогнул. Окон в кладовке не было, как и других дверей, поэтому единственный выход оказался заблокирован. Он отшатнулся на шаг назад и почувствовал, как в преддверии очередной встречи с плетью у него заныла спина.

– Вы там чей-то прячете? – крикнул уже другой голос. – Отец Этьен с вами? Открывайте!

– Руфь, – шепнул Этьен, подойдя ближе к двери, – Руфь, они же с меня шкуру спустят…

– Знаю я, оболтус, – шикнула она в ответ и затем заговорила громче, обращаясь к людям по ту сторону кладовки. – Да тише вы там! Всех постояльцев мне перебудите, дурни! Сейчас я открою!

Уговоры на людей не подействовали, потому как в следующий момент дверь начали выбивать. Этьен вздрогнул; Руфь, отойдя на шаг и не отпуская дверную ручку, нахмурилась пуще прежнего.

– Встань слева от двери и прижмись к стене, – шепнула она Этьену.

Он кивнул и отошел, куда она велела. Осознание дальнейшего плана действий пришло к нему почти сразу же.

– Не открывай сразу, – шикнул ей Этьен. – Дождись особо сильного толчка.

– Да знаю я, олух. Не впервой уже.

– Чего-чего?

– Потом расскажу.

Старая дверь кладовки нещадно трещала, с потолка на них сыпалась пыль. Этьен чувствовал, что сердце у него вот-вот скатится в пятки. Изо всех сил он перебирал в голове наиболее удачные варианты развития событий, пока вдруг не вспомнил, чего ему не хватало для осуществления самого удачного.

– Хозяйка, последнее предупреждение. Откройте!

– Руфь! – практически взвизгнул Этьен. – Руфь, я забыл! Табак!

– Да какой тебе табак, дурачина? Совсем что ли от ужаса ума лишился?

– Кинь мне мешочек, умоляю! Он на бочке чуть правее тебя.

Последующий удар едва не сорвал дверь с петель. Руфь, пискнув, отшатнулась еще на шаг. Затем, отклонившись правее, схватила с бочки мешочек и с меткостью, достойной лучших из лучников, швырнула его Этьену прямо в лицо.

– Спасибо!

– Ну-ка, навалились!

Руфь прижалась обратно к двери и глубоко вдохнула.

– Сейчас!

Дверь с треском распахнулась, и двое мужчин кубарем ввалились внутрь. Оттолкнувшись рукой от спины одного из ввалившихся, Этьен прыгнул в коридор и уткнулся в стену. Окно совсем рядом, подумал он. Перелом спины еще ближе, понял он секундой позже и рванулся к лестнице.

– Вот сволочь! Стоять!

Этьен сбежал вниз по лестнице, не чувствуя своих ног, и, когда ввалился в зал, мигом застыл на месте. Дверь была закрыта. Рядом с одним из столиков стояли еще двое людей, явно обескураженные его столь неожиданным появлением. Пока Этьен соображал, что делать дальше, те двое, что еще миг назад были наверху, едва не уперлись ему в спину. Осмотревшись снова, Этьен сглотнул. Один из мужчин у стола, тощий белобрысый парень в шлеме с наносником, улыбнулся.

– Четверо на одного – это свинство, – заметил Этьен.

– Смотря что понимать под свинством, – ухмыльнулся человек в шлеме. – Не беспокойтесь, отец Этьен. Мы вас не обидим.

– Смотря что понимать под обидой.

Один из тех, кто стоял на лестнице, сплюнул прямо на пол.

– Отец Райс предупреждал, что вы парень с норовом. Но не стоит ничего выкидывать, милсдарь. Это ни к чему.

Получится или нет, думал Этьен, осторожно отходя к стойке. Насылать видения – это одно. Сбивать с ног – совсем иное. Скейн знает, хватит ли у Этьена сейчас на это сил.

– Что вам от меня надо?

– У отца Райса с вами осталась пара незаконченных дел, – пожал плечами один из людей, покручивая в руке свой пистолет. – Несколько его людей сбежали. Он просил проводить вас к нему.

– Почему тогда вы ищите меня, а не тех людей?

– Потому что куда пошли они, мы не в курсе. А вот вы…

– Они у шли по собственной воле, и я не имею к этому совершенно никакого отношения, – выдохнул Этьен, спиной прижимаясь к стойке. – Нам нечего обсуждать с Райсом. Это не мои проблемы.

– Уж точно не вам судить, есть ли у вас с отцом Райсом общие темы. Пройдемте с нами, Этьен. Вам ничего не грозит.

– Совершенно ничего, – усмехнулся человек у лестницы.

Этьен сглотнул. Возможно, дверь эти гады не заперли, и тогда его попытки что-то предпринять имели бы успех. Но каковы шансы? Руфь всегда оставляет ключи где попало…

– Я… – Этьен глубоко вдохнул, но голос его все равно дрогнул. – Никуда я не пойду. Вы меня не тронете. Как священник я имею право на неприкосновенность.

– Эотас всемогущий, ну сколько же можно! Парни, вам не надоело?

– Надоело, – вновь сплюнул человек у лестницы. – Ух, как надоело.

– Этьен! – раздался голос сверху. – Черный ход – в кухне!

– Твой должник, Руфь!

– А ну-ка ни с места!

Да в Хель все это, подумалось Этьену. Либо все, либо ничего. Давно уже должен был смириться.

Он привычно дотронулся до виска пальцами и прикрыл глаза. Вспомнил о том, как делал то же самое пару лет назад. Едва не усмехнулся от того, как долго не применял эту свою способность, но все же сумел поймать знакомое чувство. И затем все-таки это сделал.

Когда Этьен открыл глаза, в голову его ударило ощущение, будто бы после похмелья. Двое мужчин с оружием, как он заметил, схватились за голову; оставшиеся на миг замерли в попытке понять произошедшее. Не так плохо, подумал Этьен и рванул в сторону кухни.

Задняя дверь, благо, была заперта изнутри на задвижку, поэтому открыть ее для Этьена труда не составило. Разумеется, это задержало его на краткий миг, но, казалось, разве будет от этого хуже? Казалось, не будет. Но только казалось.

Когда он выскочил на улицу, утреннее солнце на мгновение ослепило его, и Этьен замедлился. А в следующую же секунду услышал два звучных выстрела и почувствовал, что правую его руку и ногу распирает страшный жар. Когда посмотрел вниз, понял, что плечо прострелили. Как и лодыжку.

– Сука, – выдохнул он на бегу и, зажав плечо рукой и чуть прихрамывая, рванулся вперед.

Где-то перед домом должна быть коновязь, вспомнил Этьен, еле разбирая дорогу. Он не ошибся, и более того, прямо сейчас один из постояльцев забирался на свою лошадь с целью отчаливать. В здравом уме Этьен не стал бы промышлять конокрадством, но сейчас, к несчастью, в здравом уме он не был. Поэтому в следующее мгновение Этьен грубо оттолкнул ездока от коня, запрыгнул в седло, едва не свалившись, и спустя несколько секунд из следов его присутствия на постоялом дворе осталась лишь взметнувшаяся на дороге пыль.

Один из его преследователей, остановившись возле главного входа, выстрелил вдогонку Этьену несколько неловких раз.

– Как знал, что не нужно было оставлять коней, – гневно сплюнул он.

– Да хорош, – хлопнул его по плечу другой. – Далеко он все равно не ускачет. Попал же.

– И правда, попал.

Они усмехнулись друг другу и свободно вошли в здание через парадную дверь.

***

– Не смертельно, – говорил себе Этьен, сжимая в руках поводья. – Мало ли – пуля… Не смертельно…

Правый бок коня покрылся влагой, и онемевшая нога Этьена регулярно с него соскальзывала. Он не видел этого, но догадывался о том, что позади себя оставляет ощутимый кровавый след; впрочем, решиться ни на то, чтобы слезть с коня и перевязать раны, ни на то, чтобы поехать быстрее, Этьен не мог.

– Глупость какая, – вздохнул он и медленно опустил грудь на конскую гриву. – Всего-то пару конечностей… прострелили… Да разве ж от такого умирают?..

Этьен закашлялся, машинально отклонившись в сторону. Сквозь лодыжку пуля прошла навылет, чего нельзя было сказать о плече. Боль в нем все еще донимала его, и, прикрыв глаза, он вновь попытался наложить на плечо магию. Конь коротко заржал и тряхнул головой, почувствовав ментальный сигнал. Руки Этьена разжались; не переставая кашлять, он свалился с коня и коротко застонал, сильно приложившись о землю спиной.

Раскрыв через несколько мгновений глаза, Этьен взглянул на небо. Рваное сизое облако частично перекрыло солнце, и теперь вниз спадало всего несколько белесых лучей. Луг кругом утопал в золотистом свечении, блестящем на кончиках трав. Неплохо, подумал Этьен. Но в качестве извинений не пойдет.

– Если ты, – сквозь зубы выдохнул он, – и правда смерти моей желаешь, то тебе надо лучше стараться.

Этьен попытался подняться, но ощутил, что силы его покинули. Прикрыв глаза, он снова попытался наложить на себя магию – и последним звуком, который он услышал перед тем, как провалиться в сон, стало конское ржание.

Поле утопало в полумраке, освещенное лишь серебряным лунным светом, но кругом все равно было полным-полно ребятни. Этьен – вернее, один из Этьенов, – сидел перед детворой на пне, положив одну руку на согнутое колено; второй стоял невдалеке, незаметный и недвижный, молча глядя перед собой. Вначале Этьен не определился, какой из этих фигур хочет отдать свое сознание. Сон, впрочем, выбрал это за него.

– Как вы думаете, – улыбнулся Этьен, переводя взгляд от одного ребенка к другому, – почему никто никогда не сравнивает Его с лунным светом?

Переглянувшись между собой, дети молчали. Этьен усмехнулся.

– Ладно-ладно, спрошу попроще. Какой вообще у Эотаса свет?

– Яркий, – уверенно кивнул один из мальчишек.

– От него тепло становится, – промямлил другой.

– И он никогда не гаснет! – поддакнул третий. Две сидевшие по бокам девочки молчали.

– Хорошо, – прищурился Этьен. – А какой тогда свет у луны?

Дети молчали, раздумывая. На миг осознание перескочило от Этьена к его двойнику. Ощупав свой пистолет, он сделал шаг вперед. Вид на фигуру на пне ему открывался со спины. Не очень честно, подумалось ему, зато действенно.

– Ну, – задумчиво сказала одна из девочек, – он, наверное… Бледный?

– И совсем не греет, – отозвалась другая.

Этьен хрипло рассмеялся.

– Верно, верно. С луной Эотаса никто никогда не сравнивал, потому как ее свет – это уже удел Ондры. Мне это всегда казалось странным: у луны пусть и иной свет, но светом ведь он все равно является, разве нет? Во всех храмах мне говорили, что нет. Что я просто путаю понятия. Но я-то знаю, что никакой ошибки тут не было.

Он поднялся, раскинув руки в стороны и взглянув на небо. Шаги позади становились все более ощутимыми.

– Свет луны – это отражение света солнца. Его тень, как бы парадоксально ни звучало. Понимаете? Понимаете, говорю? Если нет, посмотрите вокруг – разве то, что сейчас происходит с Эотасом, это не его тень? Равнодушная, холодная, слепая тень, от которой не осталось ничего, кроме иллюзорного свечения. Мы поклоняемся долбанному лунному свету, не замечая, что от нашего Бога нет больше и следа. Какая наивность, какая святая наивность! Вы не видите? Вы правда не видите? Ну так смотрите же!

Сознание вернулось к Этьену, стоявшему позади. Он огляделся кругом: повсюду, насколько хватало глаз, простирались пустые безжизненные поля. Этьен не увидел в них ни единой души, не услышал ни единого звука – и когда взглянул вверх, то сумел разглядеть лишь бледный лик луны.

Направив пистолет на своего двойника, он ощутил, как его рука задрожала. Внутренний голос не переставая повторял ему, что сделать это необходимо. Но Этьен не мог. Он чувствовал, что в словах его альтер-эго все же есть доля правды. И все равно положил палец на курок.