Текст книги "But you remember? (СИ)"

Автор книги: Heilende

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Нелюбовью это называют.

Она лишила его любви, он лишил её в ответ.

Глаза в глаза и всепожирающая тишина. Горьковатое дыхание, пахнущее алкоголем и сигаретами. Гарри хмурится только сильнее, быстро высвобождая руки, и переплетает их пальцы.

– Прости меня, я не хотел сделать тебе больно, – шепчет Гарри и притягивает её к себе ближе, обнимая за плечи, и утыкается лицом в её волосы. Запах улицы, снега и еле уловимого горьковатого дыма в них.

– Мне не больно. Больше не больно.

Получается сухо и грубо. Упираясь руками в его грудь, она резко отталкивает мужчину и, развернувшись, бежит наверх. На втором этаже громко хлопает дверь и звучит щелчок замка. Гарри несколько минут просто стоит на месте и только потом бежит следом, дверь в спальню была заперта. Он чувствует отпечаток магии. Тревога в сердце разрастается как плесень, облепляя организм и въедаясь в его клетки.

– Открой дверь, Гермиона! Открой!

Тишина.

– Чёрт подери, открой дверь!

Он кричал, ударяя в дверь кулаками, использовал заклинание, позабыв, что за дверью куда искуснее волшебница, знающая о скрывающих и защитных чарах куда больше его. Крики перешли в мольбу.

Его уже никто не слушал. А магия хранившая дверь медленно иссякала.

В Комнате уже никого не было.

***

– Не думаешь же, ты, что стоит действовать? – молодой человек заглядывал в свой камин, разговаривая с невидимым человеком.

– Ещё нет, необходимо пока действовать в разных местах, чтобы сбить их столку, – говорит его собеседник, переставляя что-то тяжёлое судя по его вздоху, – как твои дела продвигаются?

– Пока тишина, не хочу спугнуть, – юноша улыбается чему-то своему в голове, но тут его прерывает стук в дверь, – мне пора.

Огонь в камине превращается в обычное состояние, а хозяин комнаты подходит к двери. Брови удивлённо уползают со своего привычного места, обнаружив на пороге ту которую ожидаешь меньше всего и которой думал совершенно недавно.

– Гермиона? – чуть картавит он, отступая в сторону и пропуская продрогшую девушку в комнату, – ты почему в таком виде? Что-то случилось?!

– Прости, что так поздно. Я очень замёрзла, Лео, пожалуйста, не угостишь чаем?

– Эм, да-да, конечно, проходи! – юноша начинает суетиться, с тревогой оглядывая внешний потрепанный и продрогший вид гостьи.

Лео тут же достал плед и от своей нервозности как-то неуклюже накинул ей на плечи, пытаясь укутать, девушка лишь улыбнулась, поблагодарив, и уже самостоятельно укуталась в плед села на диван, зарываясь в него по самые уши, подгибая под себя ноги. Скрючилась в комок, прячась от всего окружающего, и прикрыла глаза вдыхая запах дома. Лео снимал небольшую однокомнатную квартиру почти в центре Лондона. Комната типичного одинокого парня, благо без несусветного беспорядка. Ремонт здесь был сделан очень давно, но всё достаточно аккуратно и просто. Стол, кровать, камин и один диван. У кровати на выдвинутом из-под стола стуле, лежал его излюбленный фотоаппарат. На самом столе хаотично были разложены множество фотографии, пастель аккуратно заправлена и покоила на себе открытый чемодан.

Прислушиваясь к суматохе на кухне, девушка уложила голову на спинку дивана, уткнувшись в него лбом, стала смотреть на коричневую старую обивку. Лео вынес большую кружку с чаем, и встал у дивана, осматривая свою гостью. Гермиона уснула. Юноша тихо опустил кружку и склонился к ней, чтобы взять на руки и уложить на свою постель. Она тихо промычала сквозь сон, хмуря лоб, но не проснулась. Уложив девушку на подушки, он накрыл её одеялом и, убирая со стула фотоаппарат, сел туда уставился на неё. Сколько времени он так просидел, просто сидел и смотрел на её лицо? Лицо той, что так долго пришлось искать. Той, что ты ждёшь, подбирая удобный момент. Но, что такого могло произойти, что она вырвалась из надзора Поттера?

Может быть, он узнает чуть позже. Отключив в комнате свет, юноша ушёл в кухню, прикрыв за собой дверь.

***

В большой комнате сидя на ледяном полу, касаясь коленками гладкой поверхности, опустив голову, сидела девушка.

– Что я делаю не так? – шепчет она, поднимая взгляд, встречается с его глазами.

– Не могу ответить на твой вопрос, – он ухмыляется и зарывается пальцами в её тёмные волосы, слегка оттягивая голову назад, – но мне нравится то, что ты делаешь.

Сидя почти раздетым перед ней, а она лишь в нижнем белье со спущенными лямками лифа. Дрожит, словно загнанный зверь озирается по сторонам, сжимая его ткань брюк. Ей стыдно. До безумства. Другая рука мужчины медленно скользит от ключицы вниз к груди, касаясь нежной кожи, оставляя после себя, невидимые кровавые дорожи, что пылали огнём. Невыносимо для неё. Слишком болезненные слова он ей говорил. Слишком резко. Но только правду.

– Ты даже не возбуждён, – говорит она, судорожно вдыхая и перехватывая его ладонь, что так по-хозяйски сейчас обследовала её грудь.

– Ты пришла сюда за наслаждением, или говорить? – он прожигает её насквозь своим недовольством и раздражением.

– Вообще-то, хотела сделать тебе приятное, – она встаёт и толкает его в плечи, заставляя, отстранится, затем тянется за его галстуком, – не против?

Он хмурится и отворачивает голову, явно не давая своего согласия на то, чтобы ему связывали глаза и творили с его телом непонятно что. Девушка лишь улыбается и говорит почти неслышно: «Тебе легче будет представить что-то своё».

Его это заманило. Сейчас впервые позволяя себе послушаться другого человека. Всё погружается во тьму и спина касается холодных простыней. Представить то, что на его взгляд, ему приятно. То, что может вызвать приятные ощущения, обхватывает тело возбуждением. К тому же ловкие пальцы партнёрши уже знали его слабые места. Будучи женатым и касаясь своей супруги исключительно в целях зачать наследника, выворачивали его наизнанку. Он потерял интерес ко всему. Ко всем. Проводя ночи со стыдом и позором, что не всегда получалось удовлетворить жену, он свёл к минимуму их близость. Он имел её, только когда на него накатывало. Накатывало со жгучей, сдавливающей болью воспоминание. Причиняя боль как себе, так и жене. По-другому он не умел и не хотел. Затупляя себя страданием других людей. Просто утолить редкостное желание. Примитивное и физическое.

Плавное движение бёдер сверху и столь требующее его внимание тело, изводило, вызывая в нём стойкое желание. То чего он не чувствовал так давно. Лаская пальцами её между ног, он не видел образа той настоящей, реальной в этом времени девушки, он представлял то, что поистине ему приносило наслаждение.

Даже спустя такое время.

Наплевав на боль в колене, он переворачивается, скидывая девушку с себя, и нависает над ней, сверху срывая с себя галстук. Одним быстрым движением он тянет её под себя, жаля пальцами поясницу и впиваясь ногтями под кожу, одним рывком входить в неё срывая с губ крик.

– Оближи, – рычит и, отправляет два пальца ей в рот, те самые пальцы, которыми ласкал её, одновременно с этим делая глубокий толчок, входя в неё полностью.

И она слушается.

Облизывает, лаская языком подушечки. Стон срывается с его губ. Ей приятно, что он не остался в повязке. Что он хочет её. Что он ласкает и наслаждается.

Глупая.

Знала бы она, чей образ он сейчас вбивал в неё с каждым глубоким толчком, иногда замедляясь, чтобы удобнее подхватить её и поменять положение.

***

Разглядывая кремовые тоненькие шторки на окнах крошечной кухни, девушка сделала очередной глоток горячего какао и облизала верхнюю губу, абсолютно не замечая взгляда чужих глаз на своих губах.

– Я же услышу историю, по которой ты оказалась у меня на пороге? – Лео сглотнул и быстро отвёл взгляд, утыкаясь в свою кружку.

После того как Гермиона проснулась, Лео поспешил ей приготовить завтрак, мялся и краснел, как школьник пока бегал по комнате, спрашивая её о самочувствии и протягивая ей свой свитер вместо толстовки и майки. Гостья приняла свитер с благодарностью и ушла в душ. Головная боль отдавалась в висках пульсацией, к тому же насморк и лёгкий озноб давали прекрасно понять, что она заболевала. Но это состояние она решила игнорировать. Приняв душ и натянув сверху свитер юноши, что был ей, наверное, на размера два-три точно больше, она села на кухне за стол, грея ладони об горячую кружку какао, что так заботливо уже ожидала её.

– Поругалась с хозяином дома, и он меня выгнал, – Гермиона ухмыльнулась, встретившись с удивлённым взглядом юноши, – шучу, просто поругалась с Гарри. У меня характер очень скверный, иногда я делаю вещи, которых не хочу делать.

– Он сделал что-то плохое? – Лео нахмурился и пододвинул к девушке тарелку с бутербродами.

– Не то чтобы, – взгляд Гермионы заскользил по столу и остановился на блёклом клочке газеты, что торчала из-под стола на соседнем стуле, – ты читаешь Пророк?

Она тянется за газетой и вопросительно смотрит на парня, тот согласно кивает, откусывая приличный кусок собственноручно приготовленного бутерброда.

– Я хоть и не суюсь, лишний раз в ваше магическое пространство, но меня интересуют все новости, что происходят у вас, – он дожёвывает и одной рукой помогает развернуть газету на вторую страничку, – нападения в Лондоне гораздо чаще происходят.

Гермиона пробежалась взглядом, по жирным чёрным буквам, вещающим об очередном нападении на маглов, пожирателей. На этот раз они напали на один из крупных торговых центров в центре Лондона, пострадали сотни простых людей. Министерству в этот раз пришлось хорошо постараться, чтобы восстановить разрушения частично и подкорректировать воспоминания людей. Пока взгляд бегал от буквы к букве, девушка особенно сильно сжала бумажные углы.

– Поймали только двоих, насколько я понял, их достаточно много, их предводитель набирает людей по всему магическому миру. Действуют они пок…– Лео заткнулся, встретившись с пустым взглядом гостьи, что сейчас смотрела сквозь него.

– Никаких зацепок? – тембр голоса абсолютно бесцветен. В голове девушки тут же всплыли мутные образы пожирателя, что пытал её многие дни. Слишком мутный и нереальный, словно она знала его, но тот человек не являлся настоящим. Словно те дни выдернули из её головы, а лицо – безликое. Как когда ты смотришь в водную гладь, и по ней разбегаются волны.

Гермиона хотела избавиться от газеты и просто швырнуть её куда-нибудь, но сдержала порыв и стала складывать её в то же состояние, в котором взяла, но замерла с поднесённой рукой над маленькой статьёй, что была ещё из прошлого номера. Медленно отстраняя ладонь, она смотрит на буквы, вычитывая обрывки фраз «Напали на маглов…» «Кладбище…» «Разгромлено несколько могил…» «Могилы Грейнджер…» и фотография двух авроров в маске ведущие пойманного пожирателя, начальника отдела Мракоборцев и Драко Малфоя, что стоял рядом с начальником аврорского отдела и статья расхваливала Малфоя за его помощь в поимке преступника.

Слишком много его.

Часто.

Она отшвыривает газету в сторону, тем самым напугав юношу, и подскакивает с места, на ходу стягивая с себя свитер. Лео подпрыгнул на стуле, но ловко поймал летящую газету почти у самого пола, а потом смотрит на уже обнажённую спину и быстро отворачивается к окну.

– Что… такое?

– Он даже не рассказал мне об этом! – шипела она, гневно надевая топ, и уже потянувшись за толстовкой, – они разрушили могилы моих родителей, а он промолчал и не сказал ни слова!

Гермиона резко разворачивается, чуть ли не крича. Её забила дрожь и душила истерика.

– Может, Гарри просто не хотел тебя беспокоить? – Лео, вбежал в комнату останавливая девушку, – куда ты собралась?

Получилось как-то резко, странно, даже грубо. Юноша будто бы сам понял, как прозвучали его слова со стороны и открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не получилось. Слишком неловко стало. Повисла тишина. Тягучая и липкая, будто они разом провалились в грязь, и сейчас она стекала по их телам, шлёпаясь об паркет и растекаясь чёрной жижей.

– Пусти, – Гермиона хмурится и пытается выдернуть руку из крепких пальцев.

– Я, – он сжимает их только сильнее и тянется за её второй рукой, она быстро отступается, тем самым потянув парня за собой, – прости, я не хотел так грубо.

– Лео, отпусти меня немедленно! – голос становится тверже, а взгляд колет вбивая свои иглы в его глазные яблоки.

Она упирается спиной в стенку, и две её руки в западне, в тисках, которые начинали причинять ей боль. Глаза юноши замерли на её лице, она не может понять, что это за эмоции в его глазах, и её это пугало. Заставляло замереть и почти не дышать.

Внезапно комнату озарило зелёное пламя, заставляя двоих людей выйти из оцепенения и взглянуть на камин, откуда тут же возник Гарри. Злой и мрачный. Пальцы Лео тут же разжались, и он отступил в сторону, отводя взгляд, Гермиона непонимающе смотрит то на одного, то на другого.

– Спасибо, Лео, – дрожащим голосом обращается Поттер, но по этим вибрациям можно было понять, в каком гневе сейчас находился мужчина, – какого чёрта ты уходишь из дома?! Какого блядского рода я должен оббегать полгорода, чтобы найти тебя?! Какого чёрта, Гермиона!

Он срывается на крик и стремительно приближается к девушке буквально вбивая её в стену.

– Тебя никто не просил меня искать, – неживая, хрупкая и безвольная, сжатая в этих тисках. Позвоночник неприятно закололо от резкого столкновения со стеной, а кожа на руках обещала выставить напоказ новые синяки.

– Что происходит с тобой? – рычит он ей в лицо, отчего она отворачивает голову, – стоило ему приехать, как ты сама не своя! Это всё из-за него, да?!

Лео чувствует себя здесь определённо лишним, но и смотреть на беспомощную девушку и яростного мужчину, что нависал над ней словно великан, было выше его сил, он попытался вставить хоть слово, но его заткнул прожигающий и дикий взгляд зелёных глаз.

– Это ты изменился, стоило ему вернуться. Это ты словно одержимый держишь меня на коротком поводке, это ты не выпускаешь меня из дома, это ты не даёшь мне даже глотка воздуха сделать, это ты душишь меня! Покопайся в себе, Гарри! – голос девушки на удивление слишком спокоен, каждое обращение «ты» было сказано с нажимом, – как бы я ни хотела оказаться рядом с ним, он не примет меня.

И Гермиона расплывается в ухмылке, её руки тут же безвольно опустились вдоль туловища, а стена отступила, назад давая ей вздохнуть. Гарри сделал два шага назад, выпуская её из своих рук.

– Что? – шепчет он, опуская руки.

– Ты же это хотел услышать от меня? Так вот слушай, – девушка обнимает себя за руки, словно замёрзла, – твоя беда в том, что ты не доверяешь мне. Хотя я доверилась тебе полностью, доверила тебе свою душу, мозги, тело, даже внутренности. А ты не доверил мне ничего, кроме своего тела. Я не просила этого всего, Гарри, не просила… а ты даже не соизволил мне рассказать о том что могилы моих родителей были разгромлены…ты зачем-то утаил это от меня.

– Я… – пытается он выдавить из себя оправдание.

– Нет, – она качает головой, обрывая его, – каким бы ни было моё состояние, они мои родители. Это часть меня, это то, что принадлежит мне и больше никому. Ты бы мог мне это рассказать, ты не доверяешь ни мне, ни моему состоянию. Ты так же, как и они, считаешь меня ненормальной, неуравновешенной. Только вот, – она делает к нему несколько шагов и замирает, поднимая голову, чтобы заглянуть в его лицо, – я отлично отвечаю за своё состояние и поведение, если я что-то делаю, значит, я этого хочу. Сейчас, в данную секунду. Некоторые моменты в жизни, меняют людей, а вы все, желаете, чтобы я была прежней.

– Гермиона…

– А я не буду прежней.

***

Стук каблуков по скользким и холодным извилистым коридорам отдавались эхом, разрушая свистящую тишину в нишах тюрьмы. Подделать одну из бумажек, оказалось очень даже просто поставить подпись своего начальника, его же руками, и никто даже не спросит. Исправлять память охранникам Азкабана не было никакого смысла. След её магии был бы сразу обнаружен. Она ведь просто навестит его, посмотрит в глаза и уйдёт. Ничего более.

Большего и знать не нужно.

Вот он девятый этаж. Узкий коридор и клетки, клетки, клетки. Вдоль всего длинного коридора стальные прутья. Тело пробирает озноб, она сильнее кутается в шарф и плотнее застёгивает тёплую мантию, пряча руки в рукава и сцепляя пальцы, в попытке согреться. Влажный пол вызывал лишь одну сплошную мерзость, один Мерлин знает, какая грязь покрывает его. Мерзкий запах стали, вони от испражнений вперемежку с противным запахом каши, что давали заключённым, неприятно вбивался в ноздри заставляя прятаться в ткани шарфа и сдерживать рвотные позывы. Сюда охранники редко поднимались, обычно заключённые этого этажа погибали от охлаждения или доживали до поцелуя Дементора. Но конкретный преступник, что интересовал Гермиону, пока что был жив и покоился почти в самом конце коридора. Ему осталась неделя, возможно, меньше.

Ступая мимо чёрных ниш, она особа не оглядывалась. Смотрела перед собой, чтобы не наступить в какую-нибудь из грязных луж, что покрылись ледяной корочкой, слыша лишь хрипы, шуршания и всхлипы позади себя. Тихие голоса ещё живых преступников либо пребывавшие в беспамятстве, некоторые пытались дотянуться до неё своими скрюченными сухими пальцами. В такие моменты она брезгливо одёргивала подол мантии, даже не глядя на них, шла вперёд. Ещё две ниши и она останавливается, поворачивается лицом к прутьям и опускает взгляд на серую фигуру в полосатой пижаме, что лежала в углу спиной к ней. Взгляд брезгливо скользит по нему, по тряпке грязной, что служила ему подстилкой, по чёрному неровному полу и останавливается на металлическом подносе. Круглая глубокая тарелка, а в ней серая масса, а в середине непозволительно маленький кусочек чёрного хлеба.

– Кто здесь? – звучит глухо голос мужчины, когда что-то металлическое лязгнуло позади него.

Он быстро разворачивается и вжимается в стену, стараясь слиться с ней, напугано озирается по сторонам и тормозит свой затравленный взгляд чёрных глаз на фигуре, что стояла у его клетки. Ему пришлось какое-то время вглядываться, чтобы узнать девушку. Как же, её лицо было знакомо всему волшебному миру. А её история во всей красе представлена на обозрение с утаением некоторых моментов. Жалкой, несчастной подруге Гарри Поттера досталась худшая учесть. Побывать в плену, быть испытуемой и лишиться там же своих родителей. Это приносило неимоверное наслаждение для всех ненавистников грязной крови. Её крови. Ей подобных.

Уродов.

– Это что, – шепчет он, отстраняясь от стены, и чуть горбится, чтобы ещё лучше разглядеть гостью, – сама подстилка святого Поттера ко мне пожаловала?

Она не вызывала в нём страха. Никакого беспокойства. Только насмешки и ехидное злорадство. Как и всем его подобным.

– Подойдите поближе, рассмотрите, – Гермиона ухмыляется, вытаскивая руку из кармана, и манит его указательным пальцем подойти к ней ближе.

И он приближается, скалится, оголяя свои неровные почерневшие зубы. Это был мужчина лет пятидесяти, чёрные как смоль, волосы свисали как сосульки, прилипшие друг к другу, местами проступала седина и небольшой прорех лысины на макушке. Он был одного роста с Гермионой, но сейчас казался гораздо ниже, потому что горбился.

– Что же ты тут забыла, пришла позлорадствовать? Только вот не ты меня поймала, – он уже в паре метров от клетки.

Ближе.

– Какого, это было? – спрашивает она, опуская руку, а мужчина вопросительно клонит голову на правую сторону, – разрушать могилы моих родителей?

– Оо, – он сцепляет пальцы на ржавых прутьях и приближается лицо, отчего девушка инстинктивно чуть отстраняется, так как вонь и уродство было невыносимым, – чудесно. Это же поганые маглы, бесполезные и никчёмные. А ещё они породили такую как ты.

– Скажите, у вас есть семья?

– Ты беседы пришла со мной вести, Грязнокровка? – рычит он, ошмётки слюны разлетаются по сторонам, – я бы ещё достал их разложенные скелеты и доставил тебе на порог дома, если бы мы знали, где ты прячешь свою задницу! А мы узнаем! Нас достаточно! Скоро вы все пожалеете, что родились на свет! Ублюдки! И даже твой святой Поттер тебе не поможет!

Всё происходит слишком, очень быстро. Она прокручивала это в своей голове сотню, миллионы раз. Брезгливость отступила на задний план после его последних слов.

Последних.

Больше его рваный рот не скажет ни слова и не издаст никаких звуков.

Вложив всю молчаливую ярость в руки, она хватает его за грудки, сжимая влажную ткань формы и притягивая сильнее к клеткам, заталкивая в его рот что-то почти по самое основание языка заставляя закашляться, следом пропихивает кусок того самого чёрствого куска хлеба царапая его слизистую, резко отстраняется отрывая его скрюченные пальцы от своей руки.

Мужчина заваливается на пол жмётся к стене, кашляя и выплёвывая куски сухаря. Морщится и сжимает горло словно его что-то душило.

– Что…что ты сделала?! – кричит он, в страхе озираясь на девушку.

Гермиона брезгливо вытерла пальцы об подол мантии, всё равно она от неё избавится, как только выйдет отсюда, потому что она уже пропитана грязью и вонью этого гиблого места. И затем подняла взгляд на забившегося в угол мужчину. Ещё с минуту смотрит на его потуги что-то выплюнуть и говорит всё так же спокойным голосом:

– Не старайтесь, таблетка уже внутри и растворяется она в считанные секунды.

Узник замирает и сглатывает, его выступающий кадык подёргивается, а на лбу проступила испарина.

– Мерзкая сука, что ты мне дала?!

– Что-то нечто приятное, – её губы расползаются в улыбке и голова чуть склоняется, – приятное для меня.

И она уходит. Оставляя позади себя истошный крик и удары об клетку. Преступник кричал ей вслед проклятиями, унизительные, но совершенно не задевающие её. Не теперь. Она смирилась. Ступая на первые ступеньки, она замирает, вслушиваясь в приступы паники мужчины, вслушивается в нотки его истеричного голоса, вслушивается в лязг прутьев, вслушивается и закрывает глаза. На место приятного томительного удовлетворения, приходит обречённость. Она теряла себя. Окончательно. Но что-то держало её ещё в этом мире. Сколько раз она пыталась? Нескончаемое количество раз, изводя Гарри до истерик. А теперь за столько лет её всколыхнуло воспоминание о родителях. Жгучее. Невыносимое чувство прожигало в ней новую дыру.

Уродка.

***

– Папа.

Драко открывает резко глаза почти подскакивая в постели, отчего морщится и вытирает ладонью лицо, будто от невидимой влаги. Лёгкая тяжесть сбоку на постели даёт понять, что он здесь не один, и голос сына ему не почудился. Так, и есть, мужчина перевёл взгляд на ребёнка, что сидел подле него, сгребая в руках одеяло, и напугано смотрел на родителя, боясь, что его прогонят.

– Скорпиус?

Драко прекрасно понимал, что это за чувство в его сыне засело так глубоко, сейчас мальчик напоминал его в детстве. Только Драко никогда так не рисковал и не беспокоил своих родителей. Ведь Малфои ничего не боятся, даже будучи маленькими беззащитными детьми. Мужчина осторожно касается головы мальчика, проводя ладонью по волосам, и сын поддаётся навстречу, плавно перебравшись в его руки, и ложится рядом.

– Приснилось что-то? – спрашивает Драко, укладывая сына ближе к себе, и накрывает одеялом.

– Я по маме скучаю, – шепчет он, виновато пряча взгляд, и сжимает маленькими пальчиками ладонь отца, что покоилась под его головой, – папа, а маме там не грустно?

– Если ты грустишь, то и она будет грустить, если ты счастлив то и она счастлива, – шепчет Драко, утыкаясь в светлую макушку, вдыхая родной запах.

– Я иногда, чуть-чуть грущу, не сильно, – бормочет Скорпиус, утыкаясь взглядом в стену, – когда скучаю по ней, Папа?

– Что, сынок?

– Я очень люблю тебя.

Врезаются слова подобно тёплым лучам, грея и завораживая. Драко шепчет взаимные слова, которые не произносил никому и никогда, кроме него, единственного и дорогого человека. Это было не стыдно, это было нужно. Необходимо. Он старался, как мог, не знал как, но старался ради сына, старался воспитывать его правильно. Но постоянное чувство страха его не покидало, справлялся он благодаря словам Нарциссы: «Нельзя уберечь от всей боли этого мира, но ты можешь дать ему больше чем вся боль – отцовскую любовь. Она будет маяком, там, где невыносимо». Только в такие минуты он понимал, что делает всё правильно.

Малфой закрывает глаза и утыкается в макушку, что пахла мылом. Вот так, иногда позволяя себе такие слабости, позволяя уносить свои мысли далеко, внедряясь даже в те воспоминания, о которых было просто невыносимо вспоминать. Нежелательно, но и они постепенно угасали в нём. И это почти радовало. Со временем проходит всё, не бесследно, но проходит, оставляя после себя затянувшиеся шрамы.

***

– Ты была в Азкабане?

Раздаётся голос с порога спальни. Гермиона вернулась на два часа раньше от магловского психотерапевта. К магическим лекарям она не обращалась более, чтобы избежать лишней шумихи вокруг своей персоны. Гарри пришлось около трёх лет прятать её и скрывать приступы. Сейчас, каждые три месяца она посещала Александру Фокинс, миловидная пухленькая женщина, работающая исключительно со сложными случаями.

Александра всегда вела одну и ту же анкету, после чего давала своеобразное «домашнее задание» и отпускала пациентку выписав новую бутылочку успокоительных. И каждый раз, данные анкеты немного менялись. Только девушка не знала в лучшую ли сторону. Но судя по тому, что ей была назначена внеплановая беседа на конец декабря, результаты, доктора, видимо, не совсем радовали.

Придя после приёма, домой, Гермиона ещё какое-то время промаялась, обхаживая пустующие комнаты. Не зная собственно зачем, она просто бесцельно бродила по ним, оглядывая и касаясь пальцами стен, словно вслушиваясь в тишину дома. Живоглот, несколько раз настырно лез ей под ноги, требуя к себе внимания, в конце концов, она подобрала своего любимца и ушла в спальню. Разглядывая потолок, и размеренно поглаживая кота по голове, она стала проваливаться в сон. Гарри она сегодня не ждала как минимум он должен был быть на дежурстве ещё сутки. Поэтому его голос у порога застал её врасплох. Разлепляя глаза и щурясь, она подняла взгляд на фигуру у двери, приподнимаясь на локтях.

– Ты слишком рано вернулся.

Гарри был одет в форму аврора, плотная одежда была насквозь мокрой, тёмный плащ местами был истерзан, с его подола сиротливо скатывались капли воды. Где он только мог найти воду? На шее и скуле красовались кровавые следы, на виске гематома, нижняя губа разбита. Подошва высоких ботинок, были забиты грязью, и образовали на чистом полу уродливые лужи. Сам мужчина выглядел абсолютно спокойным, его размеренное дыхание и давящий взгляд говорил о том, что он довольно давно здесь стоит просто не решался зайти и спросить её. Боялся ответа.

– Была очередная облава пожирателями, пришлось немедленно выступать, – заговорил он спокойно и рефлекторно сжал руку в кулак, отчего ткань перчаток затрещала, – зачем ты ходила к этому узнику?

– Хотела поговорить, – Гермиона проснулась окончательно и поднялась с постели, неуверенно замерла на месте, думая, подходить к нему или нет.

– О чём тебе с ним говорить? – сух и груб, – о том, как он убивал людей? Или каким образом он разрушал могилы твоих родителей?

– Да, об этом. Обо всём, – отвечает она, сделав несколько шагов к нему, потянувшись к его рукам, касаясь мокрых перчаток, стала их стягивать, – твои раны, почему ты их не обработал?

Тонкие пальцы приблизились к его лицу и коснулись влажной кожи, пачкаясь в крови, она почувствовала под ними открытую вспоротую рану, от такого касания Гарри неожиданно отстранился, отворачивая лицо.

– Не успел, – ответил он тихо и вернул взгляд к лицу девушки, – он погиб.

Карие глаза девушки были прикованы к её пальцам, что повисли в воздухе у его лица. Она смотрела на кровь, словно изучая её, словно проникая внутрь и ища там что-то. Когда секундное помутнение прошло, девушка вновь посмотрела на него.

– Кто?

– Тот к кому ты приходила.

Гарри мог поклясться, что увидел тень ухмылки, но настолько слабой и почти неуловимой во мраке комнаты. Лишь свет с коридора освещал её наполовину, но его отвлекли нежные касания к его шее. Гермиона осторожно коснулась его, задевая ворот плаща, чтобы снять, наконец. Тяжёлая материя с шорохом падает на пол, металлические пуговицы бьются с характерным звуком.

– Очень жаль, – шепчет она.

– Жаль?

– Александра говорит, все люди заслуживают прощения, – она бросает перчатки где-то рядом, и расстёгивает молнию куртки также стягивая её с его тела, задевая ладонями крепкие мышцы, сквозь влажную футболку, чувствуя их, чувствуя его мощь. Куртка отправилась к плащу, накрывая его собой.

– А ты теперь прислушиваешься к Александре? – говорит он, спокойно наблюдая за действиями девушки сверху вниз, не мешая процессу, сейчас она казалась такой беззащитной, маленькой, хрупкой.

Казалась.

– Я ведь должна, она мой психолог, – пальцы скользят к пряжке ремня, лязг метала, и свобода на поясе заставляют мужчину, напрячь мышцы живота.

– Скажи, как ты это сделала? – голос дрогнул, и всё тело напряглось, когда она скользнула ладонями к нему под футболку, обжигая тёплой кожей его влажную и холодную.

– Сделала, что? – она отрывает взгляд от его живота и глядит в зелёные глаза.

– Как ты убила его?

– Я не убивала его, Гарри, – она пожимает плечами, будто бы они сейчас обсуждают не смерть человека, а абсолютно неважную тему дня, погоду например. Пальцы ловко скользят вниз к паху, сжимая плотную ткань, заставляя мужчину напрячься всем телом и вздрогнуть.

– Гермиона, – говорит он, отстраняя её ладонь.

– Я не делала ничего, – губы девушки легко улыбаются, – клянусь.

Гарри хмурится и скользит взглядом по её лицу, ища там хоть нотку лжи, но она слишком спокойна. Слишком таинственна в этом дурацком свете, слишком мрачна. Он отказывался верить в то, что его Гермиона могла кого-то убить. Ранить – да, проучить – да, но не убить. Только это была, прошлая Гермиона, ненастоящая.

– Я очень скучала, – она тянется к его лицу, еле-еле касаясь губами его подбородка и обнимая за талию, прильнула к нему словно кошка, буквально обжигая своим открытым желанием.

И она добилась желаемого результата.

Мужчина подхватил её на руки, и в пару шагов преодолел расстояние до кровати, повалил на мягкую постель, нависая сверху и впиваясь в её губы глубоким, грубым поцелуем. И она отвечает, ластится, выгибается, прижимается плотнее, впуская к себе раздвигая шире ноги. Плевать что его лицо в крови, плевать на раны, на грязь. Белоснежная простыня сморщилась под тяжестью их тел. Лихорадочно, словно одержимый он заскользил ладонями по телу Гермионы буквально срывая мешающую одежду. Горячее дыхание и влажные поцелуи возбуждали настолько сильно и резко, как будто спичку подожгли. Она сама помогла ему расстегнуть молнию на джинсах, впуская в себя и впитывая всю его страсть, изгибаясь в пояснице дугой.