Текст книги "Кольцо миров (СИ)"

Автор книги: Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Йеннифэр поправила влажные локоны, убрав их за уши, и покачала головой.

– И я, Цири. И я, – она заставила себя слабо улыбнуться и прикрепила к прическе на затылке Цири растрепавшуюся прядку ее пепельных волос. – Давай поищем зонты и сапоги покрепче. Это точно пригодится.

Поначалу Джарлакс испытал глубочайшее удовольствие от того количества денег, которое забрал в банке. Возможностью он, разумеется, воспользовался настолько, насколько мог – в конце концов, такие шансы выпадали лишь раз в жизни.

«Чтобы получить столько, не сделав ничего? Да у меня сегодня праздник!»

Он был уверен, что в безумной голове Мелькора – а что она была именно таковой, дроу уже не сомневался – родился какой-то план. Но за всю долгую жизнь Джарлакс убедился в одной непреложной истине: никто, желающий тебя убить или подставить, не вручает законным образом столько золота. Скорее уж наоборот.

«Да даже если ему пришло в голову разорить этот банк – это было бы весело. А если бросит нас здесь – мне будто велика беда».

В итоге золота он набрал столько, что едва мог идти под весом всех мешочков с монетами, которые рассовал под одеждой, и именно эту проблему дроу решил первой, потратившись на волшебную сумку, которая сделала бы и самую большую гору золота невесомой, как перышко.

«Так-то лучше».

Джарлаксу не мешал даже дождь. Под его противными мелкими струями, насвистывая под нос веселую песенку, он с головой окунулся в цветастый водоворот бесконечного базара, хаос улиц, переполненных магазинами всех мастей, и позволил воле случая вести себя.

На базаре и дождя особенно не было. Все закрывали козырьки магазинов и плотно стоящие друг к другу палатки с растянутыми тентами. В полумраке-полусвете, расцвеченном всеми красками, толкались, торговались, воровали, приценивались и кричали на бесчисленных языках всех миров и планов. Джарлакс видел кожаные вещи любых мастей, дешевые браслеты из меди, дорогое оружие, торговые ряды с едой, которая щекотала нос ароматом мяса и специй, протискивался сквозь плотную толпу и заговаривал с продавцами. Он уже предвкушал азарт, который позволит выцепить что-нибудь уникальное из всей этой сумятицы.

«Эх, Энтрери и Киммуриэль. Вы бы свихнулись от гвалта, воплей и безумия этого места, хитрые засранцы».

Но в итоге азарт в Джарлаксе поугас, не разгоревшись. Самыми ценными приобретениями стали всего две вещи. Меч, черная булатная сталь которого была так хороша, что пела в воздухе, а клинок рассыпал искры кислоты. И серьга в ухо в виде свернувшейся кольцом птицы с разноцветными глазами. Серьга стоила баснословных денег, зато ничего подобного Джарлакс никогда не видел, потому что амулет мог на любом плане провести безопасным путем.

А потом его одолела неестественная и подозрительная меланхолия. Денег оставалось в избытке, но проблуждав по рынку, Джарлакс понял, что почти ни одна вещь не стоит своих денег, за исключением тех, что он уже купил. Все казалось каким-то мелким и топорно сделанным, да и…

«Да и сколько раз я без остатка терял все свои шмотки, оружие и вещи? Все, кроме шляпы и повязки».

За прилавком справа от него что-то ожесточенно объясняла продавцу амулетов совсем молодая человеческая девушка, от силы лет двадцати. Она убеждала, что ей, как искателю приключений, обязательно нужно что-то сильное. И разумеется, сразу от всего.

«Эх, девочка. Знала бы ты, что тебя ждет. Иногда нищая, но очень бурная жизнь, которую ты рискуешь не прожить, а если прожить – много раз теряя все, от имущества до здоровья и тех, кому можешь доверять. И хорошо, если отделаешься одним имуществом, скопленным трудом за долгие годы».

– Бери защиту от огня, холода и магической энергии, – бросил он, проходя мимо. – Точно не прогадаешь.

Джарлакс сам не знал, что толкнуло его ляпнуть это, тем более что девчонка была ему безразлична, и к тому же молода и глупа. Она резко обернулась через плечо, но Джарлакс уже исчез в толпе.

«Старею что ли? Аж помогать молодой дурнине стал. Глядишь, еще начну учить и жаловаться на их авантюрность. Кошмар кошмаров!»

Он хмыкнул собственным мыслям, представив себя в виде чинного старца с ногами в тазу с горячей водой. Непременно провонявшим мазью от боли в суставах, да еще и с пледом на коленях.

«Ну, нет уж!»

Таким Джарлакс становиться не собирался. Ни в коем случае.

И все бы было ничего, если бы за мыслью, которую чаще всего произносили с юношеской бравадой, не маячило знание старого, побитого жизнью наемника. Джарлакс знал, что к таким, кто не становился стариком, греющим ноги у камина, смерть чаще всего приходила внезапная. И очень редко – легкая и не в бою за чужое золото и цели.

Майрона и Мелькора уже как несколько часов назад затянул в себя безумный, сверкающий зеркалами, драгоценностями, яркими тканями и металлами оружия вихрь местных лавок.

В том, насколько мирно они занимались столь глупым делом, как покупки, Майрону виделось что-то чудовищно непривычное и дикое настолько, что и помыслить было жутко. Он никогда не мог себе представить Мелькора, хватающего с блеском в глазах сразу несколько местных дублетов из шелка или кожи. Не мог себе представить, чтобы он тянул его к лавке с обвалянными в меду высушенными фруктами, рвался на полпути к чему-то за свежими персиками и ел их на ходу, ухитряясь при этом говорить. Не мог представить, чтобы Мелькор с восторгом трогал теплый хлеб и украшения, рассыпанные по прилавкам, как кусочки диковинной разноцветной мозаики.

Мелькор на этом базаре трогал вообще все – с неприличным, полудетским, искренним любопытством. Везде совал нос, обо всем незнакомом расспрашивал, и покупал даже то, что ему просто приглянулось. Никакой практической ценности в изящных светлячках-шариках из цветного стекла с причудливыми округлыми разводами не было, но Мелькору они понравились на ощупь, и потому он взял их. Покупок было столько, что за ними с лязгом следовал модрон-носильщик. Майрон каждый раз косился на него, но модрон не задавал вопросов и ничего не комментировал. Он получил деньги, выдав сдачу с точностью до медяка, нес все их покупки и застывал на месте по команде, неестественно шевеля гигантским жабьим ртом и моргая круглыми синими глазками с железными полусферами в клепках вместо век. Моргал он с металлическим треском.

Все это было сущей дикостью, которая никогда и никак не могла существовать в Арде. Но здесь диким оказался весь мир вокруг. Почти ни один продавец не ухмыльнулся, когда они брались за руки. Никто не оборачивался. Не слал в спину проклятия (ну, разве что когда Мелькор перепробовал все конфеты с одного прилавка и ничего не купил, потому что ему не понравилось).

Здесь все относились к ним, как к чему-то… нормальному?

Мелькора, без конца разговаривающего, с горящими глазами, любопытного, желающего всего и сразу, Майрон и вовсе не узнавал. Добиться от него ответа, что он задумал, в конце концов, Майрону тоже не удалось, потому что Мелькор отшучивался, огрызался, переводил разговор, а когда не удалось ни одного, ни другого – попросту отмалчивался.

«Точно задумал что-то, что мне не понравится».

И все-таки в сумасшедшем базаре были свои прелести. В мрачного вида лавке музыкальных инструментов «мастера Анк’керра» Мелькору приглянулась прекрасная обсидианово-черная лютня с прожилками золотого дерева. По мнению Майрона, инструмент был единственным заслуживающим внимания среди всего остального.

Мастер оказался одним из тех странных безносых существ с зеленоватой кожей ящериц и длинной заплетенной бородкой. Он переспросил их несколько раз, действительно ли они желают купить «зачарованный Плетением Тени ужасный инструмент».

Только услышав о Теневом Плетении и ужасе, Мелькор схватил лютню без торга и раздумий, а потом без устали говорил Майрону, сколько можно натворить с помощью музыки, если раньше магия подчинялась одному его голосу.

К лютне, к их общему удивлению, прилагался список мелодий и заклинаний. Оказалось, что при наигрывании определенных аккордов и пропевании некоторых слов, можно было заставить всех в округе дико смеяться до изнеможения и боли, или оглушить жутким криком до того, что из ушей польется кровь. Или, что привело Мелькора в абсолютный восторг, заставить вырасти из пола гигантские щупальца, которые будут хватать и жалить всех, кто попытается через них пролезть.

Майрон отвел душу в лавках оружейников и бронников. Работа, которую делали местные мастера, была удивительна. Спустя час Майрон со стыдом и отвращением осознал, что никак не может понять, каким образом оружейники усиливают чарами свое оружие так, что от разнообразия эффектов начинало рябить в глазах. Были клинки, которые отравляют без масел для лезвия. Были те, которые замораживают и жгут огнем. Были те, которые ослабляли живых и те, что были особенно опасны только для нежити и, как выразился кузнец, «тварей из Бездны и Девяти Кругов». Были те, которые позволяли владельцу пользоваться бесчисленным списком заклинаний: один меч обладал волшебными искрами, второй огненными шарами, третий усиливал удар втрое, а то и вчетверо.

В итоге Майрону приглянулась прошитая металлическими пластинами удивительно легкая кожаная куртка. Изнанка залихватских широких отворотов ниже середины груди была вышита неброской смесью кирпично-коричневых красок, а в месте запаха тело защищала кольчуга. Мастер позволил проверить куртку – самая едкая кислота скатывалась по ней не хуже воды. Вторым, что легло Майрону в руки, были две роскошные сабли. Сталь была такой, что работа могла бы если не сравняться, то походить на его собственную. Металл отливал холодным зеркальным блеском, мерцая ореолом красноватых искр по клинку и вязью зачарованных рун на местном языке. Дубовую колоду он рассек с одного удара первой сабли. Со второго удара дерево вспыхнуло огнем.

Мелькору приглянулся вычурный узкий клинок с непривычной для любого мастера Арды округлой гардой, защищающей руку. Мастер сказал им, что меч звался скьявоной, но это слово Майрон слышал впервые.

Навершие меча усыпали туманно-серые бриллианты. Дымчатое лезвие почти не блестело, переливаясь черно-золотыми струящимися изгибами. Оружейник пояснил им, что клинок был зачарован на высасывание чужих сил, а потому требовал обращения серьезного и уважительного, иначе мог быть опасен даже для владельца.

А следующим изобретением Сигила, оставившим неизгладимый след на впечатлениях и Майрона, и Мелькора, оказались… кружева.

Им было привычно, что ночные одежды и мужчин, и женщин Арды, больше всего походили на длинные свободные сорочки в пол – как правило, неброские, приятные к телу и легкие. Но не в Сигиле! До этого места Майрон и не предполагал, будто кому-то может прийти в голову спать в одних штанах, в нелепых штуковинах, которые натягивались на все тело, а женщинам – в тонюсеньких кусочках кружев, которые скорее подчеркивали наготу, чем прикрывали ее.

Но верхом этого стало то, что эльдар почти наверняка сочли бы безвкусным и опасным. На взгляд Майрона, это являлось подлинным торжеством машин над руками мастеров. Кружево, набитое поверх плотного шелка на ночных одеждах, которые им приглянулись, было сделано механически, и Майрон с удовольствием заметил, что такой точности углов и такой четкой безукоризненности повторяемого узора, не могли заменить ни одни живые руки. Бесконечная симметрия треугольников и квадратов закручивалась в спирали и линии, и не имела ничего общего с теми сентиментально-слащавыми цветочками, что так любили эльдар.

Майрон выбрал себе длинное темно-серое одеяние с коротким вырезом углом до ключиц, прошитое более светлым узором по отворотам рукавов и воротнику. Больше никаких украшений не имелось. Мелькор вцепился в роскошный образец швейного искусства цвета густого медового золота. По овально-плоскому вороту, почти открывавшему плечи, широким углом рассыпалось все то же машинное кружево, состоящее из острых углов и полукругов – темно-золотое с вкраплениями черного. Это был крупный, геометрический, слишком грубый для женского узор. На спине такое же шитье спускалось почти до пола.

Что удивило Майрона еще больше – кружево было удивительно гладким. Оно не должно было цеплять волосы или царапать кожу с изнанки. Как мастера ухитрились это сделать – он так и не понял.

«Удивительные вещи. Какого только разнообразия искусства можно добиться с помощью машин! Хоть в каком-то мире это поняли!»

Они и не заметили, как дождь прошел уже дважды. Некоторые магазины начали закрываться, обозначая наступление глубокого вечера, переходящего в местную ночь. Прохожих стало меньше, часть уличных торговцев свернула лавки, и перестала быть столь назойливыми.

Пришлось возвращаться домой.

Дабусы по-прежнему деловито подрезали шипастые лозы, разросшиеся повсюду, и стирали лозунги всех мастей, написанные на стенах, которые должны были появиться вновь уже через пару часов, и сдирали объявления. Какие-то из них, впрочем, оставались на местах.

«Кабаре «Роза Элизиума». Приходите и наслаждайтесь всеми чувствами, ибо в любви и удовольствиях – истина всех миров! Аттракцион планарного путешествия для пар всех рас и полов! Наслаждайтесь друг другом на берегу прекрасного озера! Танцевальные вечера на морском берегу, фейерверки, угощение и интеллектуальные беседы в розовых садах Элизиума!»

И опять следовала обычная здесь приписка мелким почерком.

«Оплата по четверти часа. Отвратительным ненавистникам жизни, посвятившим себя энтропии, праху и убийствам во имя правосудия, вход воспрещен! Наслаждайтесь своими тюрьмами и моргом, ублюдки!»

Нагруженный ящиками, коробками и мешками модрон лязгал железными лапками, упрямо следуя за ними по улице. Майрону все еще было странно воспринимать это маленькое железное чудовище, как нечто, способное мыслить, а мыслить оно более чем могло, в чем он убедился, когда модрон поначалу принялся торговаться.

«Интересно, мозги у него тоже железные?»

Мелькор привык к модрону почти мгновенно. В других обстоятельствах Майрон бы разобрал эту штуку или попытался понять, как она работает, но не сегодня.

Влажная каменная дорога блестела под ногами. Весь город вокруг заблестел, потемнел от дождя и теплого света фонарей, как будто воздух сгустился, а свет пропал. Снова начало накрапывать.

– Прямо как дома, – фыркнул Мелькор, морщась от попавшей на лицо капли. – Мерзкий дождь, который впитал в себя всю дрянь из кузниц и цехов.

Майрон стиснул его руку крепче – слегка влажную от дождя, теплую и жилистую. Сплел пальцы с пальцами. Мелькор не возражал, только бросил на него короткий и как будто бы укоризненно-хитрый взгляд.

– Дома дождь злее, – улыбнулся ему Майрон, оглядывая притихшую от непогоды улицу. – Помнишь, как однажды что-то смешали в котлах и потом из Ангбанда несколько дней никто и носа не высовывал, потому что от дождя оставались волдыри? По сравнению с этим, он здесь почти чистый.

– Все равно липнет к волосам, – проворчал Мелькор и бросил короткий взгляд на вывеску с деревянной раскрашенной курткой и витрину под ней. Внутри какой-то мужчина с полу-козлиным телом красовался перед зеркалом, чинно примеряя узкий вышитый жилет.

Они были уже близко к дому, который им сдал прорицатель Вельримино. Он воткнулся на ответвлении торговой улицы через два дома вперед. Мелькор бросил косой взгляд на здание напротив них.

«Винный салон кависты Корсо Базиля из Чувствующих. Изысканность, которая подчеркнет ваше настроение, скрасит печаль и принесет праздник».

Майрон хмыкнул.

«Любителей пойла подешевле прошу обращаться в кабаки. Ближайший через две улицы направо. В салоне обслуживаются исключительно приверженцы хороших напитков, ценящих соответствие вкуса и сорта настроению и случаю».

Мелькор остановился, как вкопанный, и заинтересованно поглядел на вывеску. Модрон продолжал лязгать по улице, выпуская из суставчатых лапок клубочки пара.

– Стой, – одернул его Майрон. Носильщик застыл. Гармошки в сочленениях кубического тела с руками и ногами просели со скрипом пружин и сжались.

– Я хочу вина, – безапелляционно заявил Мелькор.

Майрон со скепсисом поглядел на него и просунул ладонь под руку:

– Ты же от него не пьянеешь.

Мелькор ощерил белые зубы и сощурился.

– Вот и посмотрим. Кроме того, как гласит вывеска, за пьянством обращаются в кабак, чем бы это ни было, – голос валы прозвучал слегка язвительно и тут же смягчился. – Иди домой, – он бросил короткий взгляд на модрона. – Этот явно не дотащит еще несколько ящиков, если мне приглянется что-нибудь.

– Предел нагрузки достигнут, – проскрипело механическое создание. – Разгрузите. Потом дайте новый груз. Остаток времени выполнения работ: два часа. Желаете продолжить работу?

Майрон дернул уголком рта.

– Желаем. Пожалуй, мне нравятся эти железные малыши. Все по делу и никаких лишних слов, – он задумчиво погладил ладонь Мелькора, опять переплетая с ним пальцы. – Интересно, у нас можно будет собрать таких? Они явно умнее орков.

Мелькор закатил глаза.

– Чтобы они путались у меня под ногами, как мыши? Нет уж!

Майрон слегка сжал его локоть и задумчиво огладил ладонью по груди.

– Не потеряйся. Или я через полчаса приду за тобой сюда. Вместе с модроном.

В винной лавке оказалось тихо и сумрачно. Пахло деревом бочек, тонкой нотой винограда и влажной прохладой камня. Хозяин, мужчина-адан, был гладко выбрит, пребывал в благородных зрелых годах и одет с безупречной сдержанностью в темно-синий с белым дублет, такие же полосатые штаны и высокие сапоги.

«Странно».

Мелькор смотрел на него задумчиво, пытаясь понять, почему именно этот человек не вызывает у него столь яркого отвращения с первого взгляда, как большинство людей.

– Добрый поздний вечер, – вежливо поприветствовал хозяин. Голос оказался ровным и низким, но звучал без той мерзкой самодовольной напыщенности, как у девицы в банке, для которой эта вежливость оказалась лишь способом отделаться от Мелькора поскорее. – Вы ищете определенное вино?

Мелькор оглядел бесчисленные ряды бутылок, бочек, стеллажей – и с омерзением осознал, что ничего не понимает. В Амане с винами было определенно попроще, сортов – меньше, а пилось оно легко, как фруктовый сок, и чаще всего было белым или золотым.

«А, пошло оно все. Пусть сам выбирает. Нечего было писать на витрине, что вино должно соответствовать ситуации».

Он повел рукой.

– Подходящее случаю и настроению.

Корсо Базиль кивнул ему со всей серьезностью, но с места не сдвинулся. И подносить первую попавшуюся бутылку тоже не стал. Обычно почти все хозяева лавок сразу тащили самое дорогое, видя камни в его короне и бриллианты на новом мече, но только не этот.

– Кажется, я понимаю, – лицо кависты даже не дрогнуло. – Чтобы внести определенность… ваш супруг предпочитает белое, красное или розовое?

Мелькор чуть не подавился воздухом от вопроса.

«Да почему все здесь без конца называют Майрона именно так?! Его же и рядом нет! У меня что, его присутствие на лбу написано?! Или кто-то написал это на каждом углу невидимыми чернилами?! Какого…»

– Что?! – Мелькор невольно повысил голос от возмущения, застигнутый врасплох бестактным вопросом.

– Приношу свои глубочайшие извинения, – адан церемонно, но без рабского заискивания поклонился ему. – К сожалению, я позволил себе заметить вашу… пару, с которой вы расстались перед моей лавкой. Будучи сам замужним человеком, не имел никакого желания вас оскорбить. В качестве компенсации могу предложить скидку за недоразумение. Я предположил, что вам предстоит приятный тихий вечер в уединенной обстановке и нужен напиток, соответствующий поводу. Еще раз приношу свои извинения, если допустил ошибку. Опишите мне ваши пожелания, и подходящее вино непременно найдется. В моих бутылках – все оттенки чувств для всех возрастов, полов и рас.

«Замужним?! Не женатым?»

Мелькор встряхнул головой и проморгался, глядя на адана перед ним. Украшения привычно звякнули об ободок короны. Он окончательно запутался в этом городе, в его жителях, в его улицах и в его порядках. Уважение здесь было то искренним, то показным, то откровенно фальшивым, то плохо сыгранным, то служило поводом, чтобы отвязаться от кого-то, то для привлечения, то еще для чего-нибудь! Одни кривились, глядя на то, как Майрон держит его за руку, другие мерзко щебетали, заставляя злиться и унизительно краснеть, но этот мужчина делал то, что не укладывалось ни в какие сложившиеся представления об этом мире: он и ухом не повел, словно говорил о погоде.

«Что с ними со всеми не так? Или с нами? Или со всем здесь? Хотя… а что может быть нормально в мире, который существует на внутренней стороне проклятого бублика?!»

– Вы не шутите? – недоверчиво поинтересовался Мелькор, сложив руки на груди.

– Никаких шуток, – серьезно ответил ему адан. – Я отношусь к своему делу ответственно, а к любому клиенту – с уважением к его делам и приватности. Так какое у вас настроение?

Он запутал его окончательно. Мелькор почувствовал, что в голове не осталось ни одной мысли, и он почему-то думает о булькающей в озерце лаве.

«Нет, так нельзя. В конце концов, хочу я вино или нет? Почему у них все так сложно?!»

Он выдохнул.

– Вы меня запутали, – проворчал он. – Давайте с самого начала. Мы долго… я не знаю, как это лучше назвать, поэтому… – Мелькор запнулся, чувствуя, что катастрофически не может подобрать слов вообще хоть для чего-то, что происходило между ним и Майроном и почему вообще начал говорить именно об этом.

«Мне что, до него дело есть?!»

Ситуация была пошлой, низкой и отвратительной. В мыслях булькала лава, а по щекам и ушам разливалось отвратительное тепло стыда.

«Если он заставит меня сказать еще хоть слово, я наиграю ему на лютне песню, которая побьет все бутылки и заставит его корчиться от смеха до смерти!»

Адан спас его кошмарное положение куда более тактичным образом, чем мог предположить сам Мелькор.

– Прошу прощения повторно, – он вновь поклонился. – Похоже, я бестактно затронул нелегкую струну для сдержанного в проявлении чувств мужчины. Кажется, я вас понимаю. Пройдемте в соседний зал, – торговец жестом позвал его за собой. Пока Мелькор оглядывался, тот уже плеснул вино на дно небольшого бокала. – Попробуйте вот это. Дубовые нотки стабильности и размеренности, успокаивающая нота дыма, сладость вечернего отдыха. Проверенная годами мужская классика, хотя должен признаться, что есть и дамы, которые обожают настроение этого вина.

Мелькор принюхался к бокалу. Отпил.

«Какая дрянь. Как будто слушаешь сотый раз одну и ту же балладу подряд».

– Нет, – категорично заявил он. – Только не это.

Корсо Базиль вежливо-вопросительно приподнял брови.

– Каких чувств в нем не хватает?

Мелькор фыркнул и отставил бокал на столик.

– Искры нет.

Кависта задумчиво кивнул и щелкнул пальцами, после чего выудил с верхних рядов шкафа другую бутылку.

– Возможно, подойдет вот это. Непопулярный сорт. Зрелые ноты вишни – сладость, лишенная приторности первой юношеской любви. Изысканные пряности и брутальность дерева – вызывающее послевкусие, но лишенное вульгарной помпезности. Нота мужественной терпкости дыма. Это исключительное вино, которое в большом почете даже у госпожи Эрин Монтгомери, величайшей из Чувствующих, а она истинный ценитель красок жизни. Прошу!

Адан ему не соврал.

«Вот это точно понравится Майрону».

Вино оказалось ярким, плотным на вкус, но ничего похожего Мелькор не смог припомнить даже в Амане. От него исходил слегка дерзкий запах дыма и ягод, а рот окутала сдержанная пряная сладость, которая сменилась терпким, но не вяжущим виноградом, разогретым солнцем.

– Вот это! – коротко вынес вердикт Мелькор после первого же глотка и дернул уголками губ, покручивая опустошенный бокал за ножку. – И, пожалуй, мне нужно кое-что еще. На праздник мести, который греет мое сердце, если так можно выразиться.

И опять от этого адана не последовало ни насмешки, ни хмыканья, ни вопросов. Он всего лишь вежливо кивнул, поинтересовавшись:

– Отмечаете победу над недругами? Другим я бы посоветовал игристое сухое, с дерзкой нотой морской соли…

Мелькор сморщился и перебил его до того еще как мужчина успел окончить фразу.

– Никакого моря! Не хочу даже слышать о море!

Кависта прищелкнул языком и жестом попросил его пройти в соседний зал, точно так же уставленный винными шкафами почти до потолка.

– Прошу прощения. Мне следовало понять, что предлагать классические варианты вам не стоит ни в коем случае. Очень жаль, что пришлось поначалу пробовать красное. Но ваш случай, безусловно, нектарное игристое тысяча двести тридцать пятого с Элизиума. Снисходительные ноты персиков, хитрость кислинки яблок и винограда, золотой аромат роскоши и меда, а также свежий аромат летнего ветра, знаменующий абсолютную победу. Попробуете?

«Персики, кислые яблоки и мед. То, что надо».

Мелькор растянул губы в слегка пренебрежительной улыбке.

– Первое вино вы тоже угадали со второй попытки, поэтому, пожалуй, доверюсь. Раз уж красное портит вкус белого.

Адан церемонно кивнул ему и поинтересовался.

– Как пожелаете. Значит, вам две бутылки?

Мелькор фыркнул, снисходительно глянув на человека сверху вниз.

– За кого вы меня принимаете? Модрона-носильщика – и все, что есть!

Дом, в котором они устроились, разумеется, выглядел по-сигильски безумно: над входной дверью ярко-аквамаринового цвета, покуривая трубки, сидели две зеленых жабы в цилиндрах и сюртуках. Крыша с разноцветной красно-синей черепицей образовывала причудливые каскады вдоль неровных окон сумасшедших волнистых форм и была утыкана острыми лезвиями, как и все строения этого города. Полукруглое окно, примыкавшее к двери, огромной по меркам человека, было витражным. Такие же причудливые витражи виднелись в окнах других этажей.

Обстановка дома мгновенно сняла все вопросы, в чем был подвох, когда прорицатель предложил им именно его. Внутри он был столь же безумно ярок, как и снаружи. Мебель, лестница, и даже кухня не подходили полностью ни для людей, ни для планаров. Стол в большой столовой был выгнут причудливой деревянной восьмеркой с перепадом высоты подставки. Три больших стула стояло внизу, еще три – на возвышении. В результате все сидели на одном уровне на мебели разной величины. В другой половине этой комнаты, на кухне, столешницы для готовки приходились по шею Йеннифэр, Цири и Джарлаксу, зато для Мелькора и Майрона вышли в самый раз. Потолки были необъятно высоки для всех, кроме них.

– Где можно шляться столько времени, и зачем было скупать столько всего?

Этот нехитрый вопрос, произнесенный исключительно раздраженным голосом Йеннифэр, встретил Мелькора первым, стоило ему явиться на кухню. Чародейка сидела в шелковом черном халате, задрав на столешницу босые ноги, и невозмутимо читала разложенную на коленях книгу. На корешке виднелась надпись: «Трактат о базовых принципах магии». Рядом с Йеннифэр на полу красовались сатиновые домашние туфельки на низком каблучке.

Майрон неодобрительно покосился на нее, раскладывая по полкам безумный запас продуктов, которым, пожалуй, можно было накормить и целый взвод солдат. Цири грызла печенье, обмакивая его в кружку с молоком, после чего изрекла обиженно:

– Я есть хочу. А ты, между прочим, сказал не опаздывать. Мы уже как часа три дома сидим.

Мелькор наигранно вздохнул и внаглую уселся на стол прямо перед Йеннифэр, глядя на нее сверху вниз.

– Я, между прочим, всех вас содержу, – голос звучал вкрадчиво. – И ты не скажешь мне за это ни слова благодарности, а, Йеннифэр? Мне кажется, я заслуживаю хотя бы его.

Майрон что-то мурлыкал под нос, сортируя помидоры по размеру в ящик для овощей. Громыхал и шуршал металлическими банками, пересыпая в них крупы. Йеннифэр перевела обволакивающий фиалковый взгляд на Мелькора. Поправила бант под обворожительным декольте. Сняла со стола белоснежные ножки. Захлопнула книгу.

И с шипением рассерженной кошки со всего маху огрела Мелькора по спине тяжеленным томом, а потом схватила книгу обеими руками, и принялась бить как попало и куда попало, ругаясь на него так, что если бы на подоконнике стояли цветы, то они бы непременно сдохли. Мелькор соскочил со стола одним движением, разгневанная Йеннифэр вдела босые ноги в туфельки и швырнула в него книгой, шипя, как змея.

У Майрона что-то загрохотало: это был лиловый лук, который рассыпался по полу. Цири замерла с приоткрытым ртом. Мокрое печенье у нее в пальцах булькнуло и утонуло в молоке.

Бардак оборвал жизнерадостный голос Джарлакса:

– Какие страсти начинают полыхать, едва отойдешь на минутку!

Цири обреченно начала вылавливать размокшее печенье пальцами. Майрон бросил ей на столешницу ложку и, чертыхаясь, принялся собирать лук.

Йеннифэр злобно выдохнула. Мелькор упер руки в бока и драматически заявил:

– Вот видишь, Майрон! Вот что бывает, когда ты действуешь из лучших побуждений!

Джарлакс уселся за стол рядом с Цири. Он избавился от шляпы, и, за что Майрон возблагодарил великую тьму, переоделся в легкую серую тунику и короткие штаны. Дроу погладил безупречно гладкую лысину.

– Слушай, госпожа Йеннифэр, – лениво протянул он. – Может, ты такая злая, потому что голодная?

– Эта склочная женщина не ценит мою доброту и не уважает меня! – подал голос Мелькор.

Чародейка подняла с пола книгу, отбросив за спину роскошные волосы, и гневно уперла руку в бок.

– Я зла, – проговорила она, глядя на всех, – потому что ты, – она раздраженно ткнула пальцем в Мелькора, – что-то задумал! И мало того, что задумал, теперь еще и вынуждаешь нас чувствовать обязанными тебе. У меня такое чувство, что, столь щедро раздавая деньги с этого счета, ты бессовестно нами пользуешься. Поэтому либо объясняй, что происходит в твоей сумасшедшей голове, либо я швырну в тебя вот этой книгой, – она потрясла магическим томом. – Еще раз!

Мелькор перебросил косу через плечо и едко посмотрел на женщину.

– Для начала о еде, – безапелляционно произнес он и обвел всех взглядом. – Так что приготовить?

– Лобстера, – фыркнула Йеннифэр, раздраженно глядя на него. – И ищи его где хочешь!

– Ну, ма-ам! – потянула Цири и со страдальческим видом повернула голову к Мелькору. – Мне хватит того, где есть мясо и что не надо выковыривать из панциря полчаса. Пожалуйста!

– Не надо на меня смотреть! – Джарлакс взмахнул руками. – Я как-то ел даже подземных червей.

Йеннифэр продолжала гневно смотреть на Мелькора, и выражение лица чародейки стремительно поменялось, когда вала фыркнул и лениво спросил у Майрона:

– Где эта морская дрянь? Я надеюсь, что все-таки сварю ее заживо. И я же говорил тебе, что она пригодится. Учись верить моей интуиции.

– Твоя интуиция обычно заводит нас в мрачные безвыходные ебеня, – угрюмо отозвался Майрон со стороны неразобранных ящиков с едой.