Текст книги "The Phoenix (СИ)"
Автор книги: Gromova_Asya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Они наши враги, как ты себе это представляешь? – вмешивается Фрэнк. – Кто-то из нас должен был остаться, Джейсон. В конце концов, Рейна не первый претор.
– Мы должны думать, что делать дальше, – вскипает Вальдес. – Черт подери, не можем же мы наматывать круги вокруг Нью-Йорка. Время тикает, а его у нас просто критически мало. Рейчел погибла, погиб Алекс, сколько еще полукровок нужно принести в жертву, чтобы вы начали шевелиться?
– Лео! – резко обрывает Пайпер.
Но Вальдеса не унять. Он кричит на нас. Обвиняет в том, что мы кучка слабовольных, опустивших голову придурков. Возможно, он пытается выпустить пар после того, как Беатрис шарахнулась от него, как от прокаженного. Возможно, пытается отпустить всю свою боль. Мне просто вдруг захотелось свернуться калачиком, прямо здесь на палубе, и заснуть долгим, счастливым сном. Ведь по сути, все это кошмар, воплотившийся в реальность.
Если раньше потери сплачивали нас, то теперь стали причиной нашей раздробленности. Пайпер и Хейзел стояли на том, что нужно вернуться в Лагерь и дать бой, Фрэнк с Джейсоном поддерживали их только отчасти, считая, что для начала нужно разобраться с пророчеством, Лео отделился от всей компании, обвиняя во всех бедах нас самих. И только я, вместе с Перси и Нико, отдались молчанию.
Глядя на сына Аида, можно было сказать лишь то, что он потрясен. Он практически излечился благодаря амброзии, но душевно был вывернут наизнанку. Впервые в жизни все эмоции ди Анджело выцветали у него на лице. Недоумение и боль так красноречиво говорили о том, что он сожалел, сопереживал нашим собратьям, что внутри него все еще есть эмоции, что я, в который раз, жалела о том, что Бьянка ушла из жизни так рано. Слишком рано.
Он сидел поодаль, разглядывая линию горизонта, в надежде увидеть что-то. Возможно, кого-то. Сквозь облака виднелись пики зданий Нью-Йорка. Мы еще не подлетели к Манхеттену, но уже чувствовался ритм его бурной жизни: где-то внизу гудели баржи, перекликались чайки. Во всем этом было что-то неправильное, что-то ложное, но я не поддаюсь своим эмоциям и потому продолжаю сидеть на месте.
Перси слушает друзей в пол – уха. Он тоже погружен в свои мысли, но почему-то мне кажется, что сейчас он бомба замедленного действия, еще одна секунда, и он сорвется.
Прежде, чем успеваю подумать, моя рука сжимает его плечо. Его глаза удивленно уставляются на меня.
– Не надо. Ты должен быть опорой для них, а не еще одним командиром. Здесь их хватает, – примирительно говорю я, опуская руку.
– Они не видят себя со стороны. От отчаянья обвиняют друг друга, пытаются найти выход, обмануть Хиону… Но это глупо, Аннабет. Мы же встречались с ней раньше, ее гордыню не оскорбить, с ней это не прокатит.
– Мы все в отчаянии, Перси. Давай, с этим пора заканчивать, – кивая в сторону «стола переговоров», говорю я.
Наверное, это глупо. Я знаю его лучше себя самой, и все же мы расстались. Все же я оберегаю его. От самой себя.
Перси согласно кивает мне и становится во главе стола, там, где обычно стоял Джейсон. Лео продолжает кричать, но хватает одного взгляда Джексона, чтобы он опустился на свое место. Тишина повисает за столом минутой позже. Глаза моих друзей скептически направлены на сына Посейдона. И мне даже обидно за него. Мы тысячи раз спасали мир рука об руку, а теперь они позволяют себе сомневаться в нем.
Я продолжаю ощущать тревогу. Что-то не так. Да, Лагерь в опасности. Да, мы на краю гибели. Само человечество может исчезнуть с лица земли. Но есть еще что-то такое, что заставляет меня чувствовать расползающийся по венам страх.
– Мы здесь не потому, что кто-то дал слабину, Лео. Мы здесь потому, что это наша природа. Мы – полукровки, а значит наша жизнь сама по себе не сахар. И ты не хуже меня это знаешь, так почему теперь, когда нам нужно объединится и решить проблему, ты обвиняешь кого-то?
Тон Джексона не терпит возражений. Огненный Вальдес, ссутулившись, нервно барабанит пальцами по столу. У него не осталось ничего того, во что бы он мог действительно верить. Беатрис отвернулась от него, Калипсо утеряна во времени, остались только мы – шайка малодушных придурков.
– Мы не вернемся в Лагерь, если не хотим, чтобы пострадали наши друзья.
– Перси, мы не можем оставить их! – упрямо возражает Хейзел.
– Но мы можем оставить весь мир? Как насчет тех пяти полукровок, которые остались теперь без дома, Хейзел? Как насчет людей, которые вообще ни в чем не виновны?
– Ты очень хорошо толкаешь речи, Перси. Ближе к делу, – отрезает Лео.
Джексон не оскаливается. Не хамит, он продолжает свою речь спокойным, ровным и уверенным голосом, от которого у меня внутри сворачивается маленький комочек надежды.
– Фрэнк и Джейсон правы лишь отчасти. Мы должны разобраться с пророчеством. Хотя бы попытаться. Найти «огненную птицу», разобраться с ней, вернуться в Лагерь, а по дороге придумать, что делать с Ураном, – говорит Перси.
– На словах проще, чем на деле, – ухмыляясь, говорит Джейсон.
– Никто и не говорил, что будет легко, – вмешивается Нико, вставая по правую руку от Перси. – Вернемся к пророчеству.
– В начале у нас хотя бы есть догадки, с чем мы имеем дело, – начинает дочь Афродиты. – «Очнутся небеса от мрака вновь» . Уран – покровитель небес.
– Тогда кем может выступать «старый враг» смерти?
– Фрэнк, не воспринимай пророчество буквально, возможно смерть – еще один олимпиец.
– У Аида слишком много врагов, чтобы говорить о ком-то конкретном, – говорит Нико, пожимая плечами.
– Буду штудировать мифы, у нас нет другого выхода. Что там о ребенке предателя? – спрашиваю я.
– Дитя предателя породит кровь, – наизусть отвечает Пайпс. – Может быть это похищение полукровок? Хотя мы и не можем знать наверняка…
И снова обсуждения. Вариантов слишком много – пророчество оказалось слишком длинным и запутанным на этот раз. У каждого слишком много идей, и потому я начинаю концентрироваться на главном – последней строчке пророчества.
Пусть огненной птице уже не взлететь,
Ведь ей, чтобы жить, суждено умереть.
Огненной птицей в Древнем Риме считался Феникс. По легенде именно он воспитывал Ахилла, был его наставником, отцом, воспевающим его подвиги. В других мифах Феникс – птица умирающая раз в пятьсот лет. Однажды ей суждено восстать из пепла, чтобы начать новую жизнь, тем самым…
– Феникс…
Слова сорвались с языка непринужденно. Я снова чувствую, как уверенность возвращается ко мне. И если раньше я даже не имела представления о том, кому могло быть обращено пророчество, то теперь у меня не осталось никаких сомнений.
– Аннабет? Ты слышишь меня? – Пайпер с ужасом уставляется на меня. – Что ты бормочешь, милая? Что с тобой?
– Принесите ей воды, – доносится до меня возглас Перси.
Но я слишком увлечена идеей. Слишком увлечена собственными рассуждениями. Но неожиданно все меняется.
– Это Феникс.
Чей-то третий голос вырывает меня из пучины мыслей. Я слишком неожиданно оказываюсь на прежней палубе Арго –II. И теперь я хотя бы могу объяснить собственный страх.
– Восставшая из пепла птица, которая отправилась на поиски своей сестры, чтобы уберечь ее от гнева Зевса. Она была не его любовницей, он ненавидел Европу за то, что она осмелилась пойти против громовержца, чтобы…
– … чтобы возродить своего возлюбленного – Урана, – продолжаю я, глядя в зеленовато-карие глаза.
Беатрис кивает головой. Захлопывает книгу с древнегреческими мифами, и, как ни в чем не бывало, присаживается рядом со мной.
– Я понятия не имею, что здесь происходит. Не знаю теперь, кто вы. Кто все те твари, что пытались меня убить. Почему у меня отняли Чарли те старухи. Почему я вообще не отправилась домой, обратно в Нью-Йорк. – Ее глаза наполняются слезами, она говорит абсолютно искренне. – Я просто знаю, что мое место рядом с вами, а остальное подождет.
У нас впереди долгая ночь. Нам многое предстоит обсудить. Но прежде, я обнимаю ее так сильно, как того позволяют ее хрупкие кости и мои слабые руки. Чтобы не произошло – она рядом. Мое Карманное Солнце.
====== XIII ======
Часть XIII
Аннабет
Беатрис, наконец, кивает головой. Всю историю о греческих богах, титанах и монстрах она слушает молча, не прерывая нашу сбивчивую речь. Лео сжимает ее ладонь так, словно боится, что она вырвется и убежит прочь. Ее глаза то округляются, то выражают полнейшие ужас и недоумение. Все это свалилось на нее слишком быстро, но Беатрис продолжала слушать не отступая. Ни у одного из нас не оказалось сомнений – наше Карманное Солнце не покинет Арго-II.
И когда Перси заканчивает рассказ о пророчестве, я, наконец, прерываю его:
– Тебе нужно отдохнуть, Би.
– Это просто бред… Быть такого не может… Невероятно... – бормочет Би.
– Нет, она же упоминала о старухах, забравших Чарли, мы должны… – начинает Фрэнк, но потупляет взгляд, когда я буравлю его глазами.
Не время. Ей нужно отдохнуть.
– Аннабет, он прав, – вмешивается Беатрис. – Чарли самое дорогое, что у меня есть, и я должна убедиться, что они не причинят ему вреда.
– Опиши их, – после минутной заминки просит Джексон.
Вся эта идея не нравится мне с самого начала, но я знаю, что Беатрис не переубедить, и потому решаю не спорить. Би выпускает руку Лео и усаживается поудобней, стараясь привести мысли в порядок. То, что она услышала сегодня, еще долго не даст ей спать спокойно, но я снова решаю промолчать.
– Их было трое. Страшные старухи, у них были… светящиеся глаза, лохмотья… Они говорили о том, что кто-то идет по следам полукровки… Говорили о первородном, который должен восстать, – ее речь становится бессвязной. – Об отщепенце…
– О ком? – неожиданно резко спрашивает Нико.
Беатрис вздрагивает, боясь, поднимает глаза на сына Аида, стоящего неподалеку. Ее глаза недоверчиво скользят по теням, которые шныряют вокруг него. Когда одна из них недопустимо близко приближается к девушке, она вжимается в спинку стула на котором сидит. Прежде она по-другому смотрела на Нико: доверчиво, спокойно, пусть и смятенно. После того, как каждый из нас предстал перед ней в роли полукровки, после того, как каждый назвал своего родителя, Беатрис смотрит на нас совершенно иначе.
Она боится Нико.
– Отщепенец, который должен свергнуть первородного…
– Закончим, – резко обрываю я. – На сегодня достаточно, Би. Ты должна отдохнуть.
И девушка больше не сопротивляется. Мы покидаем стол переговоров, всем нам есть о чем подумать. Я помогаю подруге добраться до моей каюты, наблюдая за тем, как она с опаской оглядывает каютное отделение Арго. Глаза ее снова расширены от удивления, ведь теперь она знала, что эту махину построил Лео. В одиночку. Наверняка, этот парень вырос в ее глаз. Возможно, он даже нравится ей. И я улыбаюсь этим мыслям.
С приходом Беатрис все дико изменилось. Не было больше препирательств и сомнений, глухого отчаянья, бьющегося в наших сердцах. Она привнесла в нашу команду спокойствие, о котором жаждал каждый из нас. И мы беззвучно благодарили ее. Все мы.
Беатрис сбрасывает грязную одежду и, принимая из моих рук новую, спрашивает:
– Это страшно – быть полукровкой?
Я пожимаю плечами. Я не умею врать Би, но я, правда, не знаю, как описать это состояние. Когда на тебя возложена ответственность и гнет твоих же родителей. Когда ты ответственен за весь мир, а в первую очередь, за свою собственную жизнь, которая каждую минуту висит на волоске.
– Это странно, но не страшно.
Беатрис понуро глядит на эмблему лагеря, красующуюся на ее новой футболке.
– Вы не говорили мне, потому что…
– Того не позволяют правила, – отвечаю я, улыбаясь ей. – Но теперь мы узнали, что ты видишь сквозь Туман, и это все меняет.
– То есть вы рассказали мне это не потому, что я едва не погибла? – голос Беатрис надламывается.
Мне больно слышать это. Словно обвинение, брошенное мне в лицо, но в какой-то степени она права: будь она обычным человеком, никто бы не поведал ей правды.
– Я сбежала от Хирона, – говорит она спокойно. – Мне вдруг стало понятно, что только вы дадите мне ответы на вопросы.
– Конечно, Би. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Я улыбаюсь подруге, стараясь успокоить ее. Но как только я пытаюсь обнять ее, Беатрис отклоняется в сторону. Зеленые глаза смотрят недоверчиво и с укором, и мне вдруг снова становится так же холодно, как и прежде.
– Би, мы не могли иначе…
– Я знаю это, Аннабет. Но мне от этого, честное слово, не легче. Наверное, я еще не до конца осознала, во что ввязалась.
– Да, для тебя это слишком, – говорю я, как можно спокойнее, – но, поверь мне, никто из нас не хотел такого для тебя и Чарли. Мы найдем его, вот увидишь. С ним все будет хорошо, я обещаю тебе.
Беатрис только кивает головой. Монотонно, безразлично. Ее мысли где-то далеко от меня. А чего я хотела? Она пришла искать нашей помощи, но доверяет ли нам? Ей сложно понять, что это не сон, не живой кошмар, который долго будет ее преследовать. Но все изменится. Нужно только поскорее завершить сегодняшний день – он был для Карманного Солнца слишком длинным.
– Спокойной ночи, Би. Завтра все будет по-другому.
Я встаю с кровати и бреду прочь. И лишь на пороге меня догоняет обреченный тон ее голоса:
– Хотелось бы мне, чтобы это был только сон…
Арго-II накрывает ночная темень Манхеттена. Город еще не замер – внутри все еще бушуют краски его окраин, где-то ритмично гудит музыка, сверкают фары машин. Мне не впервой следить за ним с высоты птичьего полета. Здесь, в небе, все иначе. Здесь я замечаю всю истинную красоту – здесь я словно тет-а-тет с самой собой. И если честно, это пугает. Я боюсь узнать в своем поведении что-то странное, что-то инородное, не принадлежащее мне. Боюсь снова ощутить пылкую ненависть к богам, играющих с нами, управляющими собственными детьми, словно марионетками…
Корабль уснул тяжким, сбивчивым сном. Он будет прерываться кошмарами и ужасами, многие из нас не смогут продержаться до утра, сорвутся и кинутся за работу. Но есть ли у нас работа? План? Хотя бы намек на то, что мы идем в верном направлении?
Мы можем лишь догадываться о правильности наших толкований относительно пророчества. На этот раз мы вляпались по самые не балуй.
– Не спится?
Я отвлекаюсь от созерцания ночного города, свешиваюсь с парапета, и оборачиваюсь. Уставший Нико выглядит плохо. По моим расчетам, он лег спать около двух часов назад и, если честно, сейчас он выглядит еще хуже, чем раньше.
Коротким кивком я даю понять, что не ложилась вообще. Может быть, раньше я чувствовала себя рядом с ди Анджело дискомфортно, но это скорей от того, что он сам этого хотел. Что-то кардинально изменило его после заточения Геи. Нет, он остался прежним хмурым, лишенным теплоты и всяких положительных эмоций парнем со сломанной судьбой, но никаких приступов гнева или злобы по отношению к нашей семерке я больше не замечала. Может быть поэтому я приглашаю Нико присесть рядом с собой.
– Что ты думаешь по поводу всего этого? – спрашиваю я.
Нико не оборачивается к красоте за периллами. Его не волнуют волны перистых облаков, складки небосвода, стянутые звездами, словно булавками. Сын Аида буравит взглядом пол, понурив голову.
– Это все слишком странно.
– В нашей жизни и раньше хватало странностей.
Он качает головой.
– Странно то, что погибла Рейчел. Странно то, что мойры забрали брата Беатрис. Странно, что эта Беатрис вообще увязалась с нами, что Хиона только теперь решила захватить лагерь. Все это просто не укладывается у меня в голове, – хмуро замечает он.
– Ты же знаешь, как тяжело Дэр было контролировать Оракула. Это отбирало у нее слишком много сил. «Эта Беатрис», – беззлобно передразниваю я, – просто напуганный человек. Она не знает чему верить, Нико.
– Да, но она видит сквозь Туман.
– Что, если она должна стать новым Дельфийским Оракулом? – предполагаю я. – Так случилось и с Рейчел – она видела сквозь Туман, а затем приняла на себя бремя Оракула.
Сын Аида передергивает плечами.
– Слишком много совпадений для одной девушки.
Я улыбаюсь. Меня умиляет подозрительность Нико.
– Ты пытаешься найти в ней что-нибудь плохое…
– Я пытаюсь адекватно оценивать ситуацию, – грубо отрезает парень.
– Послушай, если нам и есть о чем заботиться, так это о разгадке пророчества. Беатрис самый добрый и чуткий человек, которого я когда– либо встречала, – говорю я, оглядываясь на сына Аида, – Ты тоже понял, что те старухи, о которых она говорила – это мойры?
– Ясное дело. Я ощутил их присутствие перед тем, как на нас напали. Вопрос в другом: что им нужно от брата Беатрис?
– Что им нужно от всех нас… – шепотом бросаю я.
Мы замираем. Нико думает о чем-то своем, а я вновь и вновь возвращаюсь к вопросу, который мучил меня долгие годы.
– Что, если бы мы были обычными людьми? – так же тихо спрашиваю я. – Совсем обычными подростками? То есть, что, если бы нашими родителями стали обычные смертные?
Нико знает, о чем я говорю. Он смотрит на меня, и из его черных глаз пропадает мрак. Их вдруг озаряет надежда, далекая, слепая мечта, которую оставило в закоулках сознания клеймо «несбывшаяся».
– Все было бы иначе.
На моих губах появляется улыбка. И вправду, все было бы иначе. Сын Аида нервно хрустит пальцами. Ему хочется высказаться, но нельзя. Вдруг мне нельзя доверять?
– Пережить все заново – вот это было бы здорово, – тихо добавляет он.
Он вспоминает Бьянку. Даже теперь, стоя над пропастью, он мечтает сорваться вниз, в надежде еще хоть раз увидеть свою сестру.
– Но это невозможно, – стальным тоном отрезает Нико.
Он уходит под холодный, завывающий ветер.
– Нико, – кричу я, когда ди Анджело едва не скрывается с палубы. – Обещай мне, что доверишься Беатрис.
Обернувшийся Нико хмурится. Эта идея явно не радует его, но он должен. Мы все должны, потому что это Би, и она здесь, чтобы найти своего брата.
– Поверь, она любит Чарли и сделает абсолютно все, чтобы вернуть его. Она не навредит нам.
Надеюсь, слова попали в цель.
– С завтрашнего дня я начну тренировать ее, но ты обещаешь не вмешиваться в эти тренировки, иначе в первой же потасовке ее изрубят в фарш, – с напором говорит он.
– Обещаю, – но Нико уже не слушает, а мой голос уносит заунывный ветер.
Палуба Арго-II пустеет. Самое время отдаться кошмарам.
====== XIV ======
Часть XIV
Беатрис
Conner Youngblood – Monsters
Jennifer Titus – O Death
Не кричи. Ты не должна.
Пусто. Полутьма.
Мне не положено кричать. Мне нельзя кричать. Простыни, будто иглы, впиваются в спину. Мне больно. И я до хруста стискиваю зубы. Все в порядке, Би. Все в порядке.
В соседней комнате грохочет музыка. Вибрация отдается в стенах эхом, фоновым шумом, на который я то и дело отвлекаюсь, лишь бы… Лишь забыться. Отпустить всю свою боль. Всю свою душевную боль.
Не кричи. Ты не должна, Би.
– Мы ведь никому об этом не расскажем?
Я широко раскрываю глаза, чтобы оказаться посреди незнакомой комнаты с низким шатким потолком, который вот-вот рухнем мне на голову. Но он остается на месте, и кроме холода, расходящегося по телу, я не чувствую ровным счетом ничего.
Привкусом соли и горечи на губах остается ночное сновидение. Оно так знакомо мне, будто только что я просматривала кадры своей жизни. Я чувствовала свое тело и в тоже время боялась признаться, что это я. Ощущала вибрацию музыки, слышала ее отголоски, но продолжала смотреть на все происходящее со стороны. Но как бы то ни было – была ли я соучастницей или наблюдателем происходящего – от воспоминаний меня выворачивает наизнанку. Тошно. Гадко. Горько.
Трудно сказать, где я. Маленькая комнатка с деревянной обшивкой, крохотное окошко, в которое прорезался солнечный свет, широкий стол, ввинченный в пол массивными болтами. Больше напоминает каюту. Я медленно привстаю с кровати и первым же делом покидаю свой ночной приют. Мне нужно узнать, где я. Последнее, что я помню… Последнее? Чарли. Я помню Чарли. Мой брат. Мне тринадцать. Мы были в магазине, выбирали друг другу подарки на Рождество. Но, похоже, я проспала слишком долго, раз мы оказались на корабле, который направляется…
Мы ведь никуда и ни собирались. Ни круиза, ни обычного катания на лодке. Голова должна идти кругом от глупых вопросов. От того, что я нахожусь в открытом море. От того, что я не знаю, как попала сюда. От того, что не чувствую опасности. Внутри складывается впечатление, будто все в порядке. Будто я знаю, почему Чак… Чак? Еще минуту назад столь значимое имя теряет свой вкус и цвет. Мой брат. Но брат ли? Лицо мальчугана утрачивает свои контуры, и все, что я знаю: мне нужно идти к корме корабля. И я иду.
Рядом со мной проплывают силуэты фурнитуры, привинченной к полу, мачт, упрямо возвышающихся в небо, вздымающегося паруса, но все, на чем сфокусировано мое зрение – корма корабля. Там, где виднеется страшная морда неизвестного мне зверя, но теперь даже она не пугала меня.
Ясность мысли теряет свою яркость. Все становится запутанным, неопределенным, лживым. Не помню, как меня зовут. Да и имеет ли это значение? Что вообще важно? Жизнь? Но теперь, наконец, я ощущаю беспокойство, ведь я не могу ответить: живу ли я вообще?
Умереть.
Я с ужасом падаю на колени. Закрываю уши руками, но страшный возглас повторяется снова.
Умереть.
Меня парализует, трясет, будто в конвульсиях. Сердце мечется в груди, пытаясь отыскать путь на волю. По щеке пробежалось что-то щекочущее, влажное. Несколько капель соскочило с подбородка, разбиваясь о деревянный пол.
Умереть.
Мне не больно. Это настоящая агония, охватившая тело. Я распласталась не на полу корабля, а на битых стеклах, забирающихся под кожу и выпускающих наружу алую жидкость.
Ответь на вопрос, Беатрис.
На этот раз не голос приносит боль, а моё неосторожное движение. Туловище выгибается дугой, руки впиваются в покров пола, глаза широко уставляются в серо-белое небо.
Кто ты на самом деле?
И неожиданно меня окутывает волна холода. Она стекает по лицу, к шее и груди. Спасительная волна освобождения. Тело обретает покой, пусть даже ценой замерзания. Я с ужасом распахиваю глаза, надеясь больше никогда не увидеть безразлично серое небо над головой. И все обретает смысл.
Надо мной склоняется Нико. В руках у него полупустой ковш. Еще одна порция воды растекается по уже влажным волосам. Я и вскрикнуть не могу – настолько холодной была вода. Только хватаю ртом воздух, в надежде не захлебнуться. Когда я, наконец, могу открыть глаза, замечаю на его лице маску жалости и отвращения. Как и всегда.
– Через десять минут жду тебя на палубе. Советую не опаздывать, иначе пришлю за тобой.
Вспоминая вчерашний рассказ Перси, ждать от сына бога Смерти в посланники единорога не придется. Собираясь с духом и стараясь унять дрожь губ, я, наконец, выдаю:
– Куда?
Но мрачный Нико уже разворачивается на пятках, чтобы уйти прочь. Через плечо он пренебрежительно бросает:
– Девять минут. Твоя первая тренировка может стать последней.
И он выходит.
Что я почувствовала? Вряд ли смогу описать. Я даже не ощутила злобы или ненависти к этому парню, как было раньше. Мне было все равно. Пробуждение, подаренное сыном Аида, вызволило меня из оков жуткого, пробирающего сна, который больше напоминал реальность. Отчасти, я была благодарна ему. Лишь отчасти. Не настолько сильно, чтобы говорить об этом вслух.
Сон во сне. Я не могла отличить реальность от вымысла. Не могла вспомнить себя. Я обнимаю себя руками, словно стараюсь отгородиться от воспоминаний. Но разве… разве первое сновидение было вымыслом?
Я тяжело вздыхаю и падаю на мокрую подушку, зарываясь в нее лицом.
– Отличное начала дня, Би, – оптимистично выдаю я.
One republic – Everybody loves me
THE OFFSPRING – You’re Gonna Go Far, Kid
Не знаю, когда начинает покалывать в боку. До того, как свинцовые ноги отказываются двигаться, или перед тем, как ссадины и синяки, наконец, начинают болеть просто нестерпимо. Вот теперь я задумываюсь о том, что кошмары, по сравнению с издевательствами, которым меня подверг ди Анджело, просто сказка.
По-моему, я считала, что нельзя ненавидеть людей. У всех нас минусы, каждый заслуживает прощения и понимания… А теперь забудьте это. Выкиньте из головы, выжгите из памяти – мне все равно. Я ненавижу ди Анджело. Да так сильно, что одна эта эмоция заставляет уворачиваться от очередного удара.
– Нико! – раздается голос Хейзел. – Ты покалечишь ее!
Ди Анджело выпрямляется, встряхивая кисти рук. Я с трудом облизываю пересохшие губы, чувствую солоноватый привкус пота и крови. Он смотрит на сестру укоряюще, мол, не вмешивайся в педагогический процесс. Хейзел, которая до этого вместе с Аннабет штудировала мифологию, выглядит озадачено. Все на палубе были предупреждены о том, что мешать Нико посмеет только самоубийца, но, кажется, они и не старались. То, с чем мне придется столкнуться, намного хуже синяков, которые мне понаставит сын Аида.
Я группируюсь в который раз, чтобы привстать с пола, но я продолжаю ползать на четвереньках. Ладно, по-моему, ди Анджело достаточно удовлетворил свою гордыню на сегодня – я жалкая. И теперь я согласна с этим утверждением. Он доказал это неоднократно. Семнадцать раз, если быть точной.
– Вставай, – грубо отрезает Нико. – Потренируемся на спатах.
Я не успеваю подняться, как в лицо тут же летит железное орудие моего убийства. Точно такое же я держала в свою «первую» битву. Тогда, правда, оно никого не поранило, кроме как грязи и комка земли.
– Я устала, – сквозь зубы, задыхаясь, цежу я. – Мне нужен отдых.
– Ты спала семь часов. Этого достаточно для того, чтобы восстановить силы. В скором времени у тебя и их не будет.
– В скором времени я не смогу передвигаться. Я не чувствую ни рук, ни ног, – в тон ему отвечаю я.
– Нико, хватит с нее, серьезно, – вмешивается Джейсон.
Он приветливо улыбается мне, помогая подняться. Светловолосый – единственный, которого уважает, боится или слушается ди Анджело. Я поняла это сразу – в тот самый момент, когда началась моя тренировка, и Джейсон попросил Нико быть со мной «помягче».
Я практически не могу дышать. Пот заливает глаза, а тяжесть собственного тела тянет меня к земле. Вот она – коварная гравитация. Нико молчит, наблюдая за тем, как сын Зевса (надеюсь, я ничего не спутала) усаживает меня на скамью. Наверное, в душе он ликует. Но, клянусь, это последнее о чем я думаю в данную минуту. Парень подает мне воды, и я выпиваю три стакана залпом. Боль в боку чуть отступает, но я по-прежнему ощущаю дробленный пульс, раздающийся в висках.
– Скажи мне, что это «смягченная» версия, – молю я. – Не хочу чувствовать себя настолько беспомощной.
– На самом деле, он жалел тебя, – наполняя стакан вновь, грустно улыбается Джейсон. – Но никто не становится воином сразу. Тем более человек, тем более девушка.
– Тогда мне стоит поблагодарить своего учителя, – заметив Нико рядом с собой, устало говорю я. – Спасибо, что не прикончил. С твоей стороны это было крайне…
Но я не успеваю договорить, так как в скамью между мной и Джейсоном врезается спата. Еще несколько сантиметров, и я бы лишилась руки.
– Ты что творишь?!
Мой истошный вопль заставляет всех присутствующих обернуться к нам.
– Это ты что делаешь, – грубо отрезает он, кивая Джейсону. – Я – ее учитель. И пока она жива, я таковым и останусь.
Светловолосый выглядит ошарашенным. По-моему, все, кроме самого Нико, считают такое поведение ненормальным. Перси пересекает палубу, приближаясь к нам. За ним поспевает Лео, перемазанный маслом. Пайпер и Аннабет остаются в стороне, пока Хейзел преграждает Нико путь ко мне.
– Перестань, Нико. Ты пугаешь меня, – произносит она.
Сын Аида вытаскивает спату из разрубленной лавки и прячет обратно в ножны. На лице у него пышет злоба и агрессия. Маска безразличия снова растворилась в его подлинных эмоциях. Мне страшно признавать это, но я рада этому. Мне приятней видеть настоящие эмоции, пусть даже такие, как ненависть. Он ненавидел меня в эту секунду.
– Уговор есть уговор, Аннабет. Я доверяю ей только в том случае, если она все время будет у меня под наблюдением. А ты, – обращается он ко мне, – вставай, иначе это кончится кровопролитием.
Внутри разрождается буря, которая копилась с самого утра. Ненависть обретает свое место, она застилает глаза.
– Ты конченый, что ли?! Ты вытащил меня из кровати в пять утра, но я промолчала! Ты бросил моего брата со старыми клячами, но я больше не пытаюсь прикончить тебя! Ты издевался надо мной весь день, но я не жаловалась! Вчера вечером я узнала о том, что Чарли в руках мойр, которые в любую минуту могут перерезать нить его жизни, а спустя неделю на мир обрушится гнев безумного кастрата! И ты ставишь мне условия? Ты чему-то учишь меня?
Я привстаю с лавки и шагаю вперед, как будто бы у меня есть на это силы. Ноги после недолгой передышки ноют еще сильнее, но я с хрустом стискиваю зубы, чтобы продолжить.
– Знаешь, чему тебе неплохо бы поучится? Доверию, кретин! Ты среди замечательных друзей, которые знают, любят и терпят тебя. А все, что они получают от тебя – хмурый вид, твой невыносимый характер и гордыню? – из горла вырывается истерический смешок. – Да пошел ты…
Последние свои силы я вкладываю в то, чтобы оттолкнуть Нико от себя. Не знаю, сдвинула ли я его хотя бы на миллиметр, но чувствую, что больше не могу сдерживать слезы. И мне приходится бежать прочь ото всех. По лестнице, быстро перебирая ногами, чтобы никто и ничто не успел меня остановить.
В каюте Аннабет все еще пахнет сыростью и одиночеством. Я привыкла плакать беззвучно, зарываться в подушку и чувствовать изъедающую кислоту боли. Зажмуриваться до вспыхивающих белых кругов и, если надо, впиваться зубами в холодную кожу сжатого кулака. Так надо, ведь никто не должен знать, что я слабая.
Так было, когда я жила с Марджерами. Так было и теперь, когда я вошла в незнакомый, опасный мир своих друзей.
Но в одном я была уверена точно: Нико прав. Они совершенно не знают меня. И тогда в памяти всплывают слова неизвестного, явившегося во сне.
Кто ты на самом деле?
Кто же я такая на самом деле?..
Naughty Boy – No One’s Here To Sleep (feat. Bastille)
Слезы иссякают только тогда, когда в маленькое окно каюты попадают закатные лучи солнца. Я с трудом привстаю с кровати и выглядываю наружу. Мы сменили курс еще четверть часа назад. Теперь под нами простирается широкими, волнистыми полями океан. Мы летели не слишком низко, чтобы нас заметили судоходные корабли, но и не слишком высоко, чтобы задевать всклокоченные облака.
По моим подсчетам, я провела в каюте Аннабет около трех часов. Много это или мало судить не мне, а всем тем, кто тщетно пытался попасть внутрь. По-моему, Аннабет и Перси соревновались в том, чтобы переплюнуть друг друга по количеству стуков в дверь. Наверное, я была самой большой эгоисткой на всем Арго-II, и я не имела на это никакого права. Но мои требования к самой себе слишком высоки: невозможно не сойти с ума, узнав все это, и теперь я с трудом могу назвать себя адекватной.
