Текст книги "The Phoenix (СИ)"
Автор книги: Gromova_Asya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Ты не знаешь этого мальчика. Все дело в том, что ты скучаешь по Чарли. Именно. Все дело именно в этом.
Но, нет. Я знала его, я не раз видела эту затасканную футболку, веснушчатые впалые щеки, темно-золотые глаза. Запах. Я тысячи раз до этого вдыхала его. Домашний, теплый, он окутывал безопасностью, которая зимними вечерами грела меня. Вот только… Это было не со мной. Не в моей жизни, а в придуманной мною фантазии, что явилась во сне. Я – приютский отброс. И точка. Даже если Марджеры принимали меня за свою, в их семье я оставалась чужаком, подброшенным за ежемесячную выплату государственными органами опеки.
Неожиданно мое плечо задевает теплый поток воздуха. Значит, декабрь поступился своими правами снежного месяца – наконец, тепло. Я счастливо улыбаюсь и, переворачиваясь на спину, все еще думаю о черноволосом малыше с искренней улыбкой… Наверное, это начало самого непредсказуемого дня во всей моей жизни. Сравнимо это только с тем днем, когда старик Марджер явился на порог нашего приюта. Нет, вряд ли. Даже тогда я не чувствовала себя в таком ступоре, как теперь. Я совершенно забываю о том, что легкие хоть иногда нужно пополнять кислородом.
Черные, странно взъерошенные волосы, ровное дыхание, что теперь щекотало лоб, хмурое выражение лица, бледное, словно выгоревшее лицо. Главное не закричать, Би. Закричишь, и он тебя убьет. Однозначно убьет. Хотя…? Его безмятежное лицо говорит об обратном. Я замечаю линии тонких порезов, шрамов, словно паутинок изрезавших его физиономию. Мне кажется, Нико и сам не в курсе насколько спокойным и добрым он выглядит во сне. Знал бы, наверняка исправил это.
Я подавляю смешок. Этот парень слишком уж серьезен для своих… В самом деле, сколько ему лет? На вид не больше восемнадцати, но с этим его высокомерным поведением… Можно дать все сорок. Я улыбаюсь, глядя на то, как странно блестят его волосы в лучах солнца. Лучи делают его приветливее, милее. Ох, если бы он только об этом узнал, кто-то бы явно получил оплеуху.
Но улыбка как-то уж слишком быстро сползает с моего лица, когда что-то холодное касается моего бедра. Не знаю, насколько красным может быть красный цвет, но вот только мое лицо было явно пунцовее обычного. У него ледяные пальцы, что заставляют покрыться меня от ног до головы мурашками. Господи, какая дурацкая привычка спать в одной футболке, Би! Никогда, слышишь? Никогда больше не смей этого делать!
Неожиданно рука Нико поднимается выше, к тому месту, где футболка едва касалась моей талии. Мое терпение лопнуло за ту единственную секунду, когда странное чувство страха и ужаса переваливает за допустимую черту. Я медленно отодвигаюсь от него, чтобы не разбудить и не оказаться в еще более глупом положении. Хотя куда уж хуже? Я выскальзываю из кровати, стараясь ступать по скрипучему паркету как можно тише. Как хорошо, что я не успела разложить вещи, и впервые в жизни моя лень спасает меня от стыда. Я выхватываю из сумки свои спортивные бриджи и, наконец, с позором покидаю собственную комнату.
Лео Чертов Вальдес бросил меня вместе с Нико в одной постели. Я оторву ему голову, даже не смотря на то, что вчерашний вечер сблизил нас. Вальдес, чертов Вальдес. Я натягиваю бриджи, все еще матерясь про себя. Как жаль, что я не умею делать этого на греческом. Буду надеяться, что он все еще спит и считает, что эта шуточка сойдет ему с рук. Ох, знал бы он, как ошибается. Я уверенно, не боясь шума, ступаю по паркету в сторону гостевой комнаты, в которой, наверняка, постелили Горячему Лео. Я уже чувствую запах его паленой задницы.
Но проходя внутрь, кроме тишины и улыбающихся лиц, глядящих на меня с фотографий, здесь никого нет. Та же неудача ждет меня и в спальне Перси. Кроме опустевших полок его шкафов, шлейфа морского аромата и разбросанных, словно впопыхах, вещей, ничего не говорит об отсутствия хозяина покоев. Мне становится неуютно, будто надо мной неудачно подшутили второй раз за день.
Квартира пустует, будто здесь вчера и не было пьяного столпотворения народа, будто все это приснилось мне в очередном страшном кошмаре. Я боюсь даже представить, что я не знаю ни Аннабет, ни Перси. Но я успокаиваюсь, когда замечаю на прикроватной тумбочке, заваленной книгами и чертежами, рамку с нашей фотографией. Мы в фотокабине. Перси наваливается на нас с Аннабет, по собственнически прижимая нас к себе. Кажется, это был еще сентябрь, и я едва знала этих странных, взбалмошных ребят, которые стали принимать меня такой, какой я есть, даже не догадываясь об этом. И гиперактивность перестала быть моей главной проблемой, словно этот диагноз мы делили на троих.
Я замечаю на полу красный тюбик. Приглядываясь, я понимаю, что это клей-карандаш, которым Перси прикрепил мою вчерашнюю фотографию на стену. Поднимая его с пола и вытягивая наше общее фото из рамки, я несусь обратно в гостиную. Чтобы там ни случилось, они не могли просто так бросить меня. Все, что мне надо – дождаться, когда проснется Нико.
Я замираю у стены, как вкопанная. Мне не хватит недели, чтобы изучить каждое фото, но я все же улыбаюсь, несмотря на странное, колющее чувство ревности. Я нахожу пустое место рядом с огромным, как я поняла, групповым фото всего лагеря, и прикрепляю наше, маленькое, едва заметное на фоне остальных. Я отхожу на пару шагов назад, чтобы убедится, что проделанная работа стоила свеч. Не криво, Би. Впервые в жизни. И тут я замечаю закономерность – каждое фото выглядит, как отдельная пережитая, сохранившаяся или выгоревшая дотла история. На одних по-прежнему улыбающиеся лица моих друзей, на других печальные лица ребят одетые в оранжевые футболки. Они словно скорбят, утыкаясь заплаканными глазами в землю под ногами. Но ни одна фотография не кажется здесь лишней. Это история Аннабет и Перси до встречи со мной, это их жизнь. Лагерь – каким бы он там ни был – стал для них вторым домой, где их принимали, как своих. Возможно, я лишняя в череде этих событий, а возможно…
– Доброе утро, – чей-то хриплый голос заставляет меня шарахнутся в сторону.
Я оборачиваюсь и встречаюсь с темно-карими глазами Нико. Дурацкая идея, просто ужасная, Би. Но опустить глаза ниже, становится роковой ошибкой. Кроме черных джинс на новоиспеченном знакомом нет абсолютно ничего. Хотя, что я подразумеваю под «абсолютно ничего»? Футболка? Соберись, Би. Прошу, давай обойдемся без глупого смущения.
– Доброе. Куда все подевались? Не могу никого найти. Решили продолжить вечеринку без нас, верно? – Из горла вырывается нервный смешок. – Есть идеи, куда они могли уехать в такую рань?
Я без разбору мелю языком, не в силах остановится. Страх и стыд стали каким-то привычным чувством перед этим парнем, но вместо надменного смешка, его голос предельно холоден и спокоен:
– Они уехали.
– Но… сегодня только двадцать девятое?
Мое сердце словно сжимают в тисках. Они уехали раньше. Мы не успели нарядить елку, обменятся рождественскими подарками, сходить за покупками. Аннабет обещала помочь с подарком для Чарли, разве нет? Я тупо уставляюсь на нашу фотографию, перебарывая желание просто сорвать ее отсюда. Среди них я все же лишняя…
– Если тебе интересно, они просят прощения, – холодно выдает Нико. – И Аннабет просила меня… В общем, я мог бы помочь тебе выбрать подарок для Чака.
– Чарли.
– Не важно.
Действительно. Суть от этого не меняется – он не знает меня, я не знаю его. Мы и знакомы то, по сути, всего двадцать четыре часа. Не знаю, что раздражает меня больше: его тон с толикой ненависти, или мои собственные атрофированные чувства.
– У меня к тебе одна просьба, – неожиданно мягко начинает Нико.
Я вздрагиваю от этого неожиданно приятного тона. Киваю головой и пытаюсь улыбнуться, чтобы это выглядело не так, будто я боюсь его. Ну, тут уж без вариантов, однозначно – боюсь.
Нико переминается с ноги на ноги, и я случайно задеваю взглядом его исчерченную такими же шрамами, что и на лице, грудь. Я отвожу глаза, нервно теребя край своей футболки. По телу бродит легкая дрожь, а смятение перерастает в странное щекочущее чувство. Будто меня вот-вот сбросят со скалы, но я уверена, что это совсем не больно, и кроме чувства восторга не доставит мне никакого дискомфорта.
– Я не особо чувствителен к холоду, но на улице декабрь, а ты спишь с открытым окном. – Он тяжело вздыхает, – На будущее, я против того, чтобы люди брали мои вещи. Верни футболку.
Я с трудом дышу. Серая футболка сидит на мне, почти как влитая. Края очень удачно прикрывают бедра, чудные скелеты, танцующие на фоне надписей, приятная к телу ткань, но... Я. В футболке. Нико. В голове вспыхивает воспоминание о прошлой ночи. Вот я медленно встаю с пола, на котором мы заснули с Лео. Вот пробираюсь в комнату стягивая джинсы и кофту. Вот подбираю футболку, валявшуюся у кровати. Я забираюсь в предположительно холодную кровать, но в ней по какой-то странной причине тепло. Моя рука натыкается на что-то гладкое, такое же теплое как кровать. Чье-то плечо. У меня, наверняка, ледяные руки, но я бесстыдно грею их о спину незнакомца. Я прижимаюсь к кому-то, кутаясь в одеяло. Незнакомый прежде запах ударяет в нос – что-то домашнее, пахнущее свежей выпечкой и теплым хлебом.
И неожиданно на лице Нико, словно калька, проявляются веснушки. В глазах вспыхивают искры, а он сам улыбается мне самой искренней и чистой улыбкой, которую я когда-либо видела. Но все это моя фантазия – он протягивает ко мне руку, требуя назад свое имущество с нахальной миной недовольства. Я думаю о том, как все-таки хорошо, что я узнала именно такого Нико: угрюмого, посеревшего, доставшего ногами до самого дна. Такие люди, как он, не бросаются в первую встречу на шею, не меняют своих предпочтений, слишком часто ведут себя наплевательски, ведь им уже было доказано, что жизнь – боль, которую ты должен делить с самим собой. Легче оттолкнуть, чем принять. Легче отдалиться, чем показать демонов собственной души. Я словно заглядываю за ширму внешней оболочки, чтобы разглядеть то, что так искренне хочет укрыться от меня.
И я не знаю, к чему это приведет. Смогу ли я найти с ним общий язык, открыться ему или добиться искренности в ответ? Понять этого человека? Изменить, умерить или помочь отпустить эту боль в прежде золотых глазах?
Не знаю, но хочу верить, что это в моих силах.
Для начала, верну ему футболку.
(Avicii – Hey Brother)
Мне кажется, я вот-вот расплачусь. Какое дурацкое, а главное безвыходное положение. Девушка с бэйджем «продавец-консультант», кажется, успела пожалеть о том, что устроилась на работу в отдел детских игрушек. Я была уверена, что без проблем найду подарок своему чертенку в подштанниках, но все оказалось намного сложнее. Переступая порог магазина, мы разбрелись с Нико кто куда. Кажется, под словом «помочь с подарком» мы подразумевали совершенно разные вещи. Я устало уставляюсь на яркие упаковки игрушек и прикидываю сумму, которую придется выкинуть на них.
– Вы уже определились? – нервно одергивает меня продавщица. – Возможно, мне подойти чуть позже?
Я уставляюсь на странную фигурку робота, что покоится в моих руках – может все-таки его? Или эту спортивную машину? Или, возможно, настольный футбол? Чувство сомнения бессовестно грызет меня изнутри. Девушка в последний раз улыбается мне и, извиняясь, скрывается за очередным стендом с плюшевыми игрушками. А что если ту милую мягкую собаку? Растерявшись в собственных предпочтениях и желаниях, я решаю возложить этот выбор на плечи моего «помощника». В конце концов, Нико парень и, наверняка, увлекался тем же, что и остальные мальчишки. Разве что его игры были куда мрачнее.
Разрываясь между гоночной машиной из популярного мультфильма и огромного робота на управлении, я двинулась в сторону полок с настольными играми, где скрылся знакомый. Помимо счастья и предвкушения праздника внутри меня поселилось чувство одиночества. Словно среди миллиарда людей в самый главный вечер всего прошедшего года, я останусь одна. Меланхолик я, что ли? Я одергиваю себя и стараюсь думать только о том, как передать Чарли подарок.
Он будет светиться от счастья. Чувствую это каждой клеткой моей души. Я проношусь мимо семейных парочек, что выбирают своему чаду новогодние сюрприз, и на душе как-то по особенному теплеет. Дарить намного приятнее, чем получать. Вихрь радостных эмоций заставляет меня улыбнуться, словно я вспомнила что-нибудь приятное и хорошее из далекого детства. К моему удивлению, когда мои глаза натыкаются на ссутулившуюся спину в черной куртке, мои чувства обостряются до предела. Мне нравится вызывать у него чувства: замечать гнев или радость, легкую полуулыбку или хмурые складки на лбу. Наверное, это из-за моего жуткого характера – слишком уж сильно я люблю доводить людей до белого каления.
– Нашел что-нибудь? – интересуюсь я.
Нико вздрагивает и коробка, на которую он неотрывно глядел, грохается обратно на стеллаж.
– Пытался развлечь себя. Ненавижу магазины.
Что ты вообще любишь? Нет, Би. Не время хамить.
– Я не могу решиться… Машина на радиоуправлении или робот? – Виновато улыбаясь, спрашиваю я. – Ты же парень, возможно…
– Это же твой брат. Откуда я могу знать, что ему понравится? – Резко бросает Нико, вставая с корточек.
– Это будет долго…
– Тогда машина.
– Почему не робот?
– Тогда робот, – безразлично пожимает плечами он.
– Ты просто пытаешься отвязаться, – едва сдерживая гнев, бормочу я. – Ведь не сложно просто быть вежливым со мной.
Нико странно прищуривается, глядя куда-то сквозь меня. Меня бросает в холод от этого взгляда, но я помню свое главное правило – быть собранной, внимательной, не эмоциональной. Но я замечаю блики ламп в его черных глазах, что теперь приняли цвет терпкого шоколада. И это успокаивает меня, словно эти отблески свидетельствовали о том, что Нико не монстр, а человек.
– Робот, – парень переминается с ноги на ногу. – Мечтал о нем в… детстве.
Этот тон. Я узнаю его. Упоминание о «веселых» пережитках приютского детства имели именно эти, слабые, угрюмые нотки, что сквозили в моей собственной речи, едва тема касалась забавного, незабвенного слова «детство».
– Может пора исполнить мечту? – хмыкаю я.
– Самое время. Я жду у касс.
Не дождавшись моего ответа, парень проносится мимо меня, оставляя за собой запах прежней свежей выпечки. Сны стали слишком реальными и страшными, но то, что они вязались – хотя скорее, навязывались – с реальностью, становилось очерком безумия. Я по-прежнему не думаю об этом. Какое мне дело до маленького Нико из сна? Да и кто сказал, что этот милый ребенок мог быть этим диким, отпугивающим парнем, которого знаю я?
Но это не так. И ты знаешь это, Би.
Ты так же знаешь, что мальчишка из сна дорог тебе. И что ты за него в ответе, но по какой-то странной причине ты разжала пальцы. Ты упустила его. И эта вина выедала меня изнутри не хуже жавелевой воды. Разъедала, пекла, клеймом боли выжигала воспоминания о сне и худом мальчугане с перепачканными ладошками. Я пытаюсь найти хоть малейшее сходство с настоящим Нико, стараясь объяснить жуткий сон, но это бесполезно, перед глазами восставал только темный, пронизывающий глаз черных, как смоль, глаз.
– Гляди! «Мифы и магия» с полной коллекцией всех божеств!!! – раздается чей-то громкий возглас рядом со мной.
Я отхожу от оцепенения и замечаю рядом с собой двух мальчишек. Кажется, они одного возраста – не больше тринадцати. Я улыбаюсь им, но они мало обращают на меня внимание. Они теребят зеленоватую коробку, повторяя о каких-то божествах, сражениях, предсказаниях, и я невольно любуюсь ими в эту минуту. Мне нравятся их горящие глаза, которые не изобразишь ни на одном холсте, нравится эти радостные вопли, нравятся щеки, вспыхнувшие румянцем. И неожиданно в этой самой коробке я узнаю ту, что на протяжении долгих минут разглядывал Нико.
В голове мгновенно появляется идея, мимолетная, но заразительная, как вирус, распространяющийся в организме. Я стараюсь. Изо всех сил стараюсь, ди Анджело. Пока еще не знаю зачем, просто сделай так, чтобы старания эти не были напрасной тратой времени.
Я улыбаюсь мальчишкам и, откашлявшись, начинаю:
– Привет, приятели. Не хотите сыграть в Тайного Санту?
Дорогие читатели. Большая просьба указывать ошибки, непонятки, недовольство. Не молчите, хочется, чтобы фанфик дожил до конца, а не остался в “замороженных” из-за того, что автора понесло, а его не попытались остановить. Я уважаю мнение читателей, поэтому мне хотелось бы знать его.
С уважением, Автор.
====== IX ======
В главе песни отмеченные, как (!) прослушать советую обязательно.
Часть IX
Беатрис
Dead By April – Promise Me (Acoustic Version)
Моих щек касается первое дыхание декабря – самые чистые, блестяще-белые, искрящиеся хлопья снега. Снежинки путаются в волосах, застывают на коже, оставляют колющий, морозный след ветра. Счастье, пусть и мимолетное, как этот дикий порыв метели, клубится в моей душе, сворачиваясь пушистым котенком, который, наконец, обрел свой дом. Я радуюсь, как ребенок, но рядом со мной все еще идет Нико, а выглядеть как идиотка больше не входило в мои планы. На сегодня я перевыполнила эту задачу. А значит: минимум эмоций, максимум собранности.
Мы мало разговариваем с ним. Разве что перекидываемся парочкой фраз, чтобы пауза, разбавляемая оживленным шумом улицы, не становилась угнетающей. Я пытаюсь быть милой. Пытаюсь – тут самое подходящее слово. Вокруг всё живет, дышит и наслаждается грядущим праздником. Всё и вся, кроме Нико.
– Всегда любил Рождество? – устало спрашиваю я.
– Глупый вопрос. Праздник – причина напиться и навязать себе выдуманное счастье.
По его мнению, я сама не отличаюсь особым умом.
– А в детстве? В детстве ты тоже…
– Тоже, – резко, грубо обрывает меня Нико, неотрывно глядя на мигающий глаз светофора.
Я тяжело вздыхаю. Кажется, идея найти с ним общий язык с треском провалилась. Может просто забыть об этом? Как я забыла о странной незнакомке? Как забыла о юном Нико из сна? Как забыла о страшной боли и мертвых тенях, что до сих пор отзывались во мне порывом страха и стынущей в жилах кровью?
Я предлагаю зайти в кафе, и Нико без слов соглашается со мной. Ноги сами несут меня прочь от его мрачности, что будто цеплялась за меня саму, превращая предновогоднее счастье в угрюмое молчание. Я поднимаю голову в небо, надеясь отыскать глазами солнце, но его заволокло дымчатыми облаками. Мне приходится довольствоваться одним только снегом, что тая на лице, повышает градус моего настроения и греет изнутри. Я снимаю варежки и протягиваю ладошки навстречу опускающимся хлопьям. Мороз щекочет кожу, и я не обращая внимания на прохожих, начинаю смеяться. Наверное, это дислексия. Мне плевать, что это неправильно. Мне плевать, что в мою сторону кидают удивленные взгляды. Мне плевать, что позади меня по-прежнему плетется мрачный Нико. Мне плевать.
Единственный плюс моей болезни – я не боюсь самой себя. Не боюсь своих чувств, поступков, мыслей, действий. Что-то неправильное в улыбках на улице, что-то из ряда вон выходящее, ненормальное, непривычное… Но что именно? Чувства? Искренние чувства, которые испытывает человек в данную секунду? Прежде, чем меня успевают повязать и отправить в психиатрическую лечебницу, я замечаю знакомую вывеску.
– Это здесь. Вкусно и совсем недорого, – все еще улыбаясь, говорю я. – Ты идешь?
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на испуганный взгляд Нико. Черт, тот же самый взгляд из кошмара. Разве что теперь глаза не отливали теплым золотом. Он скептически хмурится и обводит меня глазами, словно удостоверяясь в себе ли я. Я шутливо закатываю глаза и прохожу внутрь.
– Что это сейчас было? – лавируя между столиками, спрашивает он. – Ты всегда ведешь себя так…?
– Искренне? – ухмыляюсь я.
– Странно.
Из горла вырывается смешок. В кафе малолюдно, несмотря на приближающиеся праздники. Здесь тихо и по-настоящему уютно для центра города. Мягкий рассеивающийся свет в помещении придавал ему сказочность, и мне казалось, что я снова на рождественской елке со своими приютскими сожителями. Пусть это не такое уж празднество, но отпечаток воспоминаний ярким светом гирлянд навсегда остался в моей памяти. Усаживаясь у окна, я ловлю скептический взгляд Нико.
– Что?
– Ты странно себя ведешь, – начинает он грубо.
– Это называется дружелюбие, – снимая куртку, усмехаюсь я.
– Зачем ты вообще пытаешься мне понравиться?
От неожиданности я вздрагиваю, словно меня словили на горячем. Пытаюсь понравиться ему? Что он несет?
– Я не пытаюсь…
– Зачем тогда притащила меня сюда?
– Проголодалась, я ведь человек.
– Улыбаешься? Ведешь себя как ребенок? Давишь на жалость? – его голос заставляет меня поежиться. – Ты пытаешься выделиться.
Я тереблю концы своего шарфа, словно во всем только его вина. Сколько можно издеваться надо мной?
– Скорее пытаюсь затащить тебя в постель, – поправляя его, без тени юмора отвечаю я.
– Силенок-то хватит? – наконец, в глазах Нико я замечаю искры азарта.
– Не знала, что для этого не нужна сила.
Мой голос звучит уж слишком уверенно, но это игра, которую мне приходится вести, чтобы не выглядеть затравленной девушкой, боящейся каждого его слова. Внутри же я сгораю от стыда.
– Расскажешь поподробнее, – Нико расслабляется.
– За доплату.
И, наконец, он улыбается. Господи, какая же искренняя улыбка. Так, наверное, происходит со всеми людьми, которые отказываются от своих позитивных эмоций. Я не могу признаться себе – я любуюсь этой улыбкой. Черт, я ведь снова лечу с обрыва, не боясь разбиться. Сердце странно замирает, словно опасаясь следующего удара, но мне уже все равно. Плевать даже на то, что стыд гонит кровь по венам. На все плевать...
– Только в том случае, если мои вещи больше не станут пропадать.
– Хочу кофе, – быстро бормочу я, вскакивая с места.
Этот бой, с глупым, издевательским флиртом между двумя знакомыми я проиграла. Снова сбежала с поля боя. Я не могу смотреть на него. Появляется страх, смущение, нерешительность. С самого детства я страшно боюсь высоты, и, кажется, Нико производил на меня равносильное впечатление. Дислексия, черт бы ее побрал. Названия плывут перед глазами, и я не могу даже предположить, какой выбор напитков предоставлен заведением. Я снова пытаюсь сконцентрироваться на чем-то одном и потому начинаю подпевать знакомой песне, что играла в кафе. Расслабление рядом с этим парнем мне только снится. Но все же, страх прячется среди остальных моих чувств, уступая место беспокойству.
С трудом, я заказываю два моккачино и благополучно возвращаюсь на свое место. Нико уже отошел от странного состояния, что нормальные люди называют «улыбкой», и с интересом разглядывает меню. Хотя, это вряд ли. Избегает наших разговоров, скорее. Не знаю, что это на нас нашло. Вроде не враги, вроде не друзья… Почему я вообще пытаюсь объяснить все на свете? С ума сойти, сколько глупых мыслей может поселиться в моей голове.
Ладно, Би. Пора, наверное. В любом случае, ты была хорошим бойцом.
– Нико? – зову я.
Его имя впервые слетает с моих губ, и парень ежится, словно я ударила его.
– Скоро Новый Год…
– Я не остаюсь на праздники в городе, – резко говорит он. – Уезжаю к остальным.
К остальным.
Ты лишняя. Всегда была ею. Обида и горечь становятся удавкой, что душат меня. Почему они не могут со мной объясниться? Мне не страшно быть одиночкой. Мне не страшно быть покинутой, даже брошенной. Мне страшно осознать, что я сделала что-то не так.
Ты урод, Би. Больная. Странная. Отчужденная.
– Эй, – щелчок выводит меня из оцепенения.
Нико продолжает хмуриться.
– Я…
– Заснула, нет?
– Я хотела поздравить тебя, – на одном дыхании говорю я. – Тем более теперь, когда оказывается, что ты уезжаешь. Мы мало знакомы, и ты мало рад нашей встрече… Но ты прав, я хотела тебе понравится. Мне кажется, ты хороший человек, и было бы здорово быть с тобой заодно. Ну, как друзья, конечно.
Я улыбаюсь, гипнотизируя прохожих за окном, и продолжая игнорировать его взгляд. Что-то странное внутри творится – будто мне и терять уже нечего, а на прощание хочется сказать всю правду. И дело тут явно не в дислексии.
– Я не имею права давать тебе советов, но… Было бы здорово, если бы ты почаще улыбался. У тебя это неплохо выходит.
Наконец, я шуршу пакетами и выуживаю оттуда настольную игру. Глаза пробегаются по названию, а рука странно замирает на греческих надписях в уголке. Я всегда любила дарить подарки, особенно приятно это было теперь, когда сердце вот-вот выпрыгнет из груди в предвкушении провала. Нико может накричать на меня, даже ударить, упрекнуть меня в том, что я лезу не в свое дело. Но разве это важно? Важен этот момент, когда я перегибаюсь через стол и кладу перед ним зеленоватую коробку, которая значила для него намного больше, чем я могу себе представить. Этот момент, когда черные глаза уставляются на коробку, словно на призрак из далекого прошлого. И как мрак, тьма, как все плохое и обреченное, на мгновение исчезает из его глаз.
– Как…?
– Интуитивно, – слабо улыбаюсь я.
– Ты… – опустелым голосом произносит Нико, – ты…
– Я хотела, как лучше…
Я буквально чувствую, как его пальцы смыкаются на моей шее. Но вместо этого он поднимает на меня взгляд золотых глаз и слабо произносит:
– Спасибо.
– Два моккачино! – звенит голос кассира.
Этот крик заставляет меня встрепенуться. И я, на негнущихся ногах, с выпрыгивающим из груди сердцем, бреду в сторону касс. Я рада, что угодила ему, но что-то было не так. Как будто это было слишком хорошее, опасное воспоминание, чтобы позволять мне вмешиваться в это. В глазах пляшут белесые полосы, в которых угадывается золотое очертание глаз.
– Чек, пожалуйста, – доносится до меня тихий голос кассира.
Я протягиваю ему чек, слабо втягивая носом кислород. Руки дрожат. Меня всю саму бьет легкая дрожь. Неужели это влияние Нико? Я боялась его, как огня. Скорее, как обжигающе морозного льда.
– С вами все в порядке? – интересуется парень, в фирменной футболке кафе.
– В полном.
Я забираю кофе, и, поблагодарив, оборачиваюсь к нашему столику. Нико не отрываясь смотрит на коробку с игрой, словно завороженный. Неужели обычная настольная игра может так влиять на человека? Он посерел, сделался еще более угрюмым, но вот глаза… Именно глаза выдают его с головой – это тронуло его. На чисто интуитивном уровне я знала, что это не просто игра. Как если бы меня спросили, какой сегодня день недели. Все нормально, Би. В конце концов, ты справилась с задачей. Ты хотела как лучше. Все хорошо, помни об этом.
(!) (Mark Petrie – Kara Kul
Groove Addicts – To Salvation
Mark Petrie – Surpass)
Ты ошибаешься.
– Би!!! – гулкие удары о стекло заставляют меня встрепенуться.
Я резко оборачиваюсь на звук. В это самое мгновение я узнаю серо-зеленые глаза Чарли, что в ужасе глядят на меня со стороны улицы. Улыбка, замершая на моем лице, в одно мгновение растворяется в гамме эмоций, что овладевают мной. Брат колотит ручонками по стеклу, словно боясь, что я не замечу его. Шаг, еще один. Я улыбаюсь ему, стараясь выглядеть уверенной и спокойной. Но в какой-то момент страх берет верх. Что он здесь делает? Почему напуган? Разве сегодня не первый день каникул?
– Чарли, что ты тут…
Из полутьмы городской ночи чья-то рука оттягивает брата от стекла. Одно мгновение и мрак поглотил его. Последнее, что я замечаю – немой крик, что застывает в горле брата. Пластиковые стаканчики опускаются на пол. Кипяток облизывает голень, но уже через мгновение в лицо ударяет ветер. Я не чувствую холода. Страх теперь единственное чувство, что дает понять – это реальность.
– Би!!! – его голос раздающийся где-то впереди меня.
Прохожие расступаются передо мной. Кровь стучит в ушах, ужас замирает в сердце и с каждым новым ударом приносит боль. Тугой порыв ветра пытается снести меня с ног, но я несусь вперед, рассекая меж незнакомых теней. Я не обозналась. Это был Чарли. Мой дорогой, родной сероглазый монстр в подштанниках. Холодным, обжигающим потоком, метель ударяет по плечам. Дышать или невыносимо больно, или совсем невозможно.
– Би!
Ветер доносит до моих ушей чей-то знакомый, хрипловатый голос. Я не имею права оборачиваться. Я не могу отстать. Чарли похищен. Чарли. Помни, Би. Чарли. И я не поворачиваю головы. Бегу вперед. За тенью, что мелькает меж людьми.
Улица – одно сплошное месиво, что плывет перед глазами. Я вижу очертания зданий, вывески магазинов, светофоры, что искрят впереди меня. Но все мое внимание – тень. Рука, что забрала Чарли. Он больше не кричит, словно выбился из сил, и это заставляет меня остро почувствовать всю свою слабость. Я – ничтожество. Всегда была им. Боль. Беспощадная, страшная, губящая меня живьем, насмехаясь надо мной, клубится где-то внутри тела, чтобы напасть в самый неподходящий момент.
Прежде чем машина врезается в меня, я перемахиваю через капот выросшего из ниоткуда «Форда». В руках, обжигающим потоком лавы, струится кровь. Руки напрягаются, когда я отталкиваюсь от скользкой поверхности автомобиля. Гудок. Звук, забивающийся в уши восковыми, раскаленными каплями. Адреналин. Все дело в нем. Что-то хрустнуло. Возможно, это мои кости, но только боли нет. Мне все еще надо бежать. И мне приходится рвануть вперед.
Толпа есть толпа. Слишком много незнакомых лиц, укоризненных взглядов и криков, брошенных в спину. От плеча чужака, к плечу чужака – меня швыряет из стороны в сторону, словно теннисный мяч. Удушье. Слабость. Удар. Меня пытаются снести с ног. Я держусь из последних сил, отталкивая от себя чье-то навалившееся тело.
Тень затерялась в толпе. Я пытаюсь найти ее глазами, но тщетно. Чисто интуитивно я бросаюсь в бок, в переулок, где подмигивает глазом фонарь-одиночка. Я знаю, чувствую, что Чарли где-то совсем рядом. Удар. Снова удар. Сердце, что вырывается из чертовой груди.
– Чарли!
Голос раздается в каждом уголке переулка. Здесь почему-то слишком тихо, безлюдно и сыро.
– Чарли!!!
Теперь это сорвавшийся вскрик неведомой мне дикой птицы. Я загнанна в угол. Я доверилась своим эмоциям и ощущениям, но где доказательства того, что Чарли здесь? Жив и здоров?
– Чарли! – дыхание окончательно срывается, – Чарли! Прошу, Чарли!!! Господи…
Я опускаюсь на колени. Крики и слезы становятся чем-то вроде обезболивающего против внезапной боли. Сердце колотится словно бешенное. Нужно успокоиться. Нужно принять правильное решение. Ведь ты всегда так делаешь. Правильное решение. Запомни это. Правильное.
– Но правильных решений нет!!! – Снова этот крик.
Нужно что-то делать. 911. Ты должна позвонить в службу спасения. И что я могу сказать? Кем представиться? Моего брата похитила чья-то тень? Вы не могли бы найти его? Чтобы потом меня повязали органы опеки?
