Текст книги "The Phoenix (СИ)"
Автор книги: Gromova_Asya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Все будет хорошо, Чарли, – шепчу я тихо. – Обещаю, мой маленький.
Он не маленький. Совсем не маленький. Он бы возразил мне. Засмеялся бы и кинулся на шею. Долго-долго ерзал у меня на руках, а потом все равно бы улегся рядышком, чтобы поболтать со мной на ночь. Так было каждую ночь. Так было каждую ночь, до сегодняшнего дня. Но ты пообещала, а значит страданиям и пустым воспоминаниям больше нет места в твоей жизни.
Я улыбаюсь этим мыслям и, скрепя сердцем, двигаюсь к двери. Вздохнув полной грудью, я медленно открываю задвижку замка, прокручиваю ручку и с опаской выглядываю наружу.
Наверное, я ожидала чего-то другого. Другой реакции от себя самой.
– Ты, – устало произношу я.
И Нико, вздрогнув, просыпается. В этот момент я вспоминаю, как внутри появилось сестринское чувство, тогда, у моей собственной кровати. Но теперь его нет. Кроме пустоты и безразличия, после бушевавшего потока эмоций нет абсолютно ничего. Сын Аида опирается о стену, протянув ноги. Неужели в такой позе может спать тот самый человек, что кидался на меня со спатой всего несколько часов назад? Он потирает глаза и зевает, словно ребенок. В глазах нет того огня ярости и ненависти, он снова спокоен и безразличен.
– Видимо, ты ожидала увидеть кого-нибудь другого, – делает вывод он.
– Ты как всегда прав, – беспристрастно отвечаю я.
Нико, впервые в жизни, по-мальчишески чешет затылок и пожимает плечами, словно весь запас его саркастических шуток вдруг исчерпал себя. Он поднимает взгляд на меня и спокойно произносит:
– Прости.
– Наверное, прощаю.
У меня все еще нет сил. Я абсолютно вымотана и лишена всяких чувств. О каком прощении может идти речь?
– Я серьезно.
– Я тоже. Вполне, – присаживаясь на корточки, говорю я. – До ужаса странная неделя.
Нико улыбается одними уголками губ. Мы вроде не враги больше, хотя недавно готовы были разорвать друг друга в клочья. Что с нами происходит? Моя голова вот-вот взорвется от переизбытка информации, от исчерпанных эмоций, от невыносимо ноющего тела. Но я просто сажусь рядом со своим обидчиком. Это удел всех полукровок – забывать о собственной гордыне, эмоциях и переживаниях. Двигаться вперед. Двигаться по направлению к цели.
– Я слабая, да? – спрашиваю я, хотя сама прекрасно понимаю, что это риторический вопрос.
Сын Аида перебирает в руках шнурок с черепом. Можно подумать, он нервничает, но нет – это Нико, и потому я ссылаюсь на раздражение. Привычнее видеть его бесстрашным, безумным и обозленным, чем искренним. Его правдивые чувства, вроде одиночных вспышек молний – их мало кто видит, но если замечает, она еще долго маячит перед глазами, дразнит, завораживает.
– На самом деле, ты показала себя с лучшей стороны. Ты продержалась практически девять часов.
– Не считая завтрака и получасового перерыва? – поддразниваю я.
– Я же уже извинился, – сипло отзывается Нико.
Я улыбаюсь. Наконец, груз тоски спадает с плеч. Пусть его слова задели меня за живое, но мне хочется верить, что шанс показать себя у меня все еще есть.
– Куда мы отправляемся?
– На остров Огигии. На него не так уж легко попасть, но Вальдес – мастер своего дела. Придумать, как добраться до острова и обойти магический барьер, под силу только ему. Лео всю ночь работал над своей сферой…
– Той самой, что в минуты опасности выдает нужную вещь? – перебиваю я, за что тут же получаю взгляд полный пренебрежения.
– Именно. В критических условиях Лео находит выход из бедственного положения куда лучше.
– И что нас ждет на острове? Мойры?
Нико размеренно качает головой.
– Феникс. Не знаю, зачем он понадобился Хионе, но знаю точно, что птицу мы отыщем быстрее ее ледышек. И тогда сможем пойти на хитрость…
– Шантаж?
И снова его скептический взгляд.
– Ты слишком порывиста. Но да, это шантаж. Придумаем что-нибудь, пока «на мир не обрушился гнев безумного кастрата». Выторгуем свободу Лагеря, а дальше… Дальше в игру вступают наши родители.
– И ты уверен в этом? – ухмыляюсь я. – По рассказам Перси, боги не отличались самопожертвованием.
Сын Аида ухмыляется мне в ответ. Наконец, мы стоим по одну сторону баррикад.
– У нас нет другого плана, верно? Будем придерживаться этого.
– И ты меня прости, – вырывается у меня. – То есть… мне жаль, что я разочаровала тебя. Ты хороший учитель, и ты прав в том, что не жалеешь меня. Ты хочешь как лучше, Нико. Но впредь я буду стараться изо всех сил…
– Почему? Зачем тебе это? – черные глаза вот-вот проделают во мне дыру, но я не отступлюсь.
– Потому, что я люблю Чарли и сделаю все, чтобы вернуть его.
– Он тебе даже не родной, – отрезает Нико.
– Некоторые сводные братья намного ближе родных, – потупив взгляд, отвечаю я.
И Нико замолчал. Он не усмехается над моей «пустозвонной» речью. Он не произносит ничего едкого, словно мои слова имеют хоть какой-то вес. Но я даже рада, что не попадаю больше под подозрение его чутья. Ведь я мечтала лишь о том, чтобы найти своего брата, спасти его и понять какую роль во всей заварушке богов играет его беззащитная, детская жизнь. Идеальным вариантом было бы встретиться с этими трусами один на один.
Но неожиданно раздается жуткий грохот. На палубе слышны чьи-то крики. Металл лязгает о металл, раздаются чьи-то команды, звуки борьбы. Но все вопли заглушает удар обломка мачты о деревянный пол, обрушившийся в каютное отделение. Он грохается в нескольких сантиметрах от меня, и только благодаря быстрой реакции ди Анджело мы не оказываемся на том свете. Он выбрасывает черный меч вперед, разрубая его пополам, и резко поднимает меня на ноги.
– Что происходит?! – истошно кричу я.
– Оставайся здесь, слышишь меня?
– Что происходит, Нико?!
–На нас напали, – вглядываясь в чернеющую пелену дыма над нами, говорит сын Аида.
====== XV ======
Часть XV
Беатрис
Wearing all vintage misery
No I think it looked a little better on me
Two Steps from Hell – Strength of a Thousand Men
Hanz Zimmer – Inception
Я бросаюсь вперед, как раз в тот момент, когда меч Нико в который раз разрубает куски бывшей мачты. Лоскуты паруса пылают, я с трудом дышу из-за едкого дыма, но продолжаю продвигаться вперед. В ушах раздаются звуки бойни – где-то на поверхности мои друзья стараются отразить чью-то атаку. Нам же приходится вернуться к корме корабля, чтобы подняться по винтовой лестнице, надеясь, чтобы она осталась цела. Нико может и жестокий учитель, но прекрасный защитник.
– Быстрее, – кричит он, прорываясь к кормовой части Арго.
Не то, чтобы меня удивляли утробное рычание где-то на поверхности. Скорее, я старалась больше ничему не удивляться.
– Ты остаешься здесь. Опасность того, что твари спустятся вниз, слишком мала, – говорит он, когда мы пересекаем двигательный отсек. – Просто не двигайся, ладно? Не привлекай внимания? И, если что, сдайся, ясно?
У меня дрожат руки, когда я принимаю спату из холодных ладоней ди Анджело. По-моему, меня вот-вот стошнит. То ли от страха, то ли от отвращения, то ли от выбивающей дроби моего сердца.
– А если с вами что-нибудь случится? – выкрикиваю я, не в силах больше сдерживать эмоции.
Нико замирает у лестницы. Он не смотрит на меня, глядя на железный люк у себя над головой. Он в паре сантиметров от своей гибели или, возможно, спасения своих друзей, но все же медлит. Сын Аида оборачивается ко мне и странно прищуривается, как будто в лицо ему ударяет солнце.
– Тогда встретимся с тобой в Аду, – ухмыляется он.
– Нико! – я бросаюсь вперед, но моя скорость слишком медленна.
Парень щелкает замком металлического люка прямо перед моим лицом. Мои руки впиваются в поверхность железного изваяния, но тщетно – даже если я открою замок, мне не поднять этой тяжести.
Все очень и очень плохо, Би. Все очень плохо, но ты должна верить в лучшее. Успокойся, попытайся вспомнить, чему тебя учил Нико. Это, конечно, вряд ли поможет, но хотя бы умрешь не в припадках истерии. Пытаюсь быть собранной, как и прежде. Но лихорадочные мысли борются с трезвым рассудком. Паника, нарастающая с каждой минутой, растворяется в пляшущих перед глазами тенями и вспышками, вызванных дислексией. Не самое лучшее время выбрала моя болезнь, чтобы напомнить о себе. Оставайся на месте, Беатрис. Оставайся на месте.
И тогда, кажется, меня будто вырывают из контекста реальности. Я забываю о предостережении Нико. Забываю обо всем на свете, как только слышу вопль Аннабет:
– Пусти его!!!
И все меняется. Однажды я уже ощущала эти эмоции. Мне страшно, мне настолько боязно за свою жалкую жизнь, что я забываю о тех, кто согласился помочь мне отыскать Чарли. Чарли. Если они умрут, я не смогу найти ответы на свои вопросы. Да и кто поможет мне в этом? Это жестоко, расчетливо, бесчеловечно. Но отвращение к самой себе вновь становится сильнее страха.
Внутри что-то догорает – это эмоции, выжженные ужасом, который мне вселили твари на поверхности. Я боюсь снова увидеть красные, исполосованные морды адских гончих, обращенных ко мне. Но что-то подсказывает мне – я сильнее страха.
Пусть я не полукровка, но я – человек. И, наверное, я горжусь этим.
Ноги пружинятся от пола, когда я спрыгиваю с винтовой лестницы вниз. Они все еще отдаются легким покалыванием боли, но адреналин забрал прежнюю агонию, а значит, это мое преимущество. Я лихорадочно перебираю все приемы, которые демонстрировал мне Нико, и начинаю сожалеть о том, что пожалела себя. Нужно было встать и закончить тренировку на спатах, теперь же орудие ни что иное, как довесок к моей неуклюжести.
Ладно, будем руководствоваться тем, что я довольно неплохой неуклюжий щит. Я выбегаю из двигательного отсека, куда, наконец, просачивается едкий дым. Но в коридоре становится еще хуже, чем прежде – дышать не просто трудно, а просто невозможно. Я с трудом ложусь на живот, чтобы проползти меж обгоревших поленьев, обломков, горящих лоскутов ткани. В легкие забивается густой, ватный воздух. Я кашляю, с трудом различаю дорогу.
Мне придется взобраться по мачте наверх, хотя даже Нико отказался от этой бредовой идеи. И почему он не отправился по теням? Ах, да. Такой груз, как я, нужно было сохранить и доставить в безопасное место. Он бы прикончил меня за подобное своеволие. Чертыхнувшись и в который раз вогнав под кожу занозу, я приподнимаюсь на локтях. Впереди виднеется обломок. Тот самый, что едва не прикончил меня, а теперь, возможно, спасет жизнь моим друзьям.
Адреналин, пышущий в крови, вместо того, чтобы улетучиться, лишь набирает обороты. Я практически не чувствую боли. Легким покалыванием она отдается в конечностях усталостью, но не более того. И только сейчас я замечаю, что меня оглушило. Уши заложило так, будто их залепили воском.
Это даже к лучшему. Не буду слышать ни единого отвлекающего крика. Мне кажется, я убедила себя в том, что выживу и сохраню жизнь другим настолько, что для монстров в данный момент я вроде катализатора смерти. Я улыбаюсь этим мыслям и, закашлявшись, пристраиваю спату к лямкам шорт. Когда руки цепляются за мачту в первый раз, становится невыносимо больно и в тоже время до смеха просто. Подтянуться. Подобрать ноги. Подтянутся. Передвинуть руку. Сжать зубы. Забыть о боли. Молить Богов о том, чтобы адреналин не иссох в крови. Подтянуться. Подобрать ноги…
И, наконец, я выбираюсь на поверхность. Первое, что встает перед глазами – яркое, бесконечно теплое свечение солнца. Я замираю, словно у меня есть на это время, но вовремя перевожу взгляд в сторону. Это Хейзел, и она кричит мне. Жестикулирует руками так сильно, будто бы это… это может спасти мне жизнь. И я, наконец, додумываюсь обернуться.
Облако, подобное лошади, ударяет меня в грудь. Не удержавшись на ногах, я пролетаю пару добрых метров, чтобы ощутить волну дикой боли, отдавшуюся в спине. Я врезаюсь в борт корабля, наверняка, с диким воплем, сорвавшимся с моих губ. В этот момент уши привыкают к лязганью вокруг, и я, наконец, обретаю слух. Но вместе с тем стихает бушующий адреналин, уступая место боли.
Чьи-то руки помогают мне подняться, усаживая в вертикальное положение. Я открываю глаза и встречаюсь с огоньками, пляшущими в своем устрашающем танце.
– Лео… – хрипло произношу я.
– Ты что здесь делаешь? – гневно рычит он. – Тебе не выбраться живой из этой схватки, если Нико узнает, он все равно кокнет тебя.
– Я тоже рада тебя видеть. Что за лошадиное родео?
Лео отражает атаку еще одного жеребца. Он практически прозрачен, но полыхает странным, светящимся огнем. Лео с трудом удерживается на ногах, когда взбешенная лошадь ударяет его копытами в грудь. Все происходит настолько быстро, что я замечаю лишь подогнувшиеся колени Вальдеса. Он едва устоял.
– Вентусы, – хрипло отвечает он. – Ветра.
Я привстаю и, наконец, выуживаю спату. Будто от нее есть какой-то толк.
– И чего конкретного они от нас хотят? – становясь спина к спине к Лео, спрашиваю я.
– Чтобы мы вернулись в лагерь ни с чем.
Руки Лео неожиданно вспыхивают, и еще один жеребец получает в морду поток искрящегося огня. Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не кинуться тушить его ладони, но вовремя вспоминаю, что сын Гефеста не нуждается в этом.
Я успеваю найти глазами всех своих друзей. Они живы. Вымотаны, но живы. Хейзел и Фрэнк, стоя плечо к плечу, подобно мне и Лео, Аннабет и Нико, помогающие Перси и Джейсону. Он стоит дальше, чем другие. В руках у него нет оружия, но, тем не менее, его глаза сомкнуты, а лицо искажено от боли.
– С чего вдруг мы должны сдаваться? Это Хиона? – выкрикиваю я, бросаясь в сторону.
– Это наши папочки, – скрежет, и один из вентусов испаряется. – Они против того, чтобы мы развлекались в одиночку.
Я решительно ничего не понимаю, но замечаю на палубе еще двух странных, незнакомых мне мужчин. У одного из них за спиной широкие крылья. Светло-коричневые, они напоминали собой марево, похожее на полотно облаков. Тенниска и шорты в пальмах не говорили о том, что этот парень может быть опасен. Он улыбался, наблюдая за тем, как бешеные жеребцы кидались на моих друзей. И только этот факт вызывал к нему жуткое отвращение.
Но тот, что стоял рядом с ним… Темные волосы, светящиеся красные глаза, улыбка, похожая больше на оскал… По коже прошелся холодок, мне вдруг стало до дури плохо. Весь мир сошелся на этом темноволосом, я видела все, но не видела ничего, глядя на него. Будто я могла умереть, если бы отвела взгляд.
– Лео… Кто это? – шепчу я, заворожено шагая вперед.
Если бы могла отвести взгляд. Не могу поверить, что существовала раньше без него. Незнакомец смотрит на меня. Прожигает взглядом, а я все плетусь сквозь бойню. Я слышу вскрики: были ли это Перси? Может Аннабет? Но я как будто бы забываю их всех, ведь все, что важно – незнакомец. Лошади больше не пытаются убить меня. Они даже становятся на дыбы при виде меня. Все вдруг обрело краски. Мир побелел, стал одноцветным, бешеным, сумасшедшим. Все, что важно – незнакомец.
– Беатрис! – Лео старается окликнуть меня, но его голос растворяется в шуме, что разносят вентусы. – Беатрис, очнись! Очнись, Би!
Как хорошо, что он замолчал. Крик друга вспыхнул и погас, как и краски вокруг. Но вдруг я оказываюсь посреди своих воспоминаний. Посреди воспоминаний, которые не должны были нахлынуть на меня.
Не кричи. Ты не должна.
Пусто. Полутьма.
Мне не положено кричать. Мне нельзя кричать. Простыни, будто иглы, впиваются в спину. Мне больно. И я до хруста стискиваю зубы. Все в порядке, Би. Все в порядке.
В соседней комнате грохочет музыка. Вибрация отдается в стенах эхом, фоновым шумом, на который я то и дело отвлекаюсь, лишь бы… Лишь забыться. Отпустить всю свою боль. Всю свою душевную боль.
Не кричи. Ты не должна, Би.
– Мы ведь никому об этом не расскажем?
– Я не скажу, я обещаю…
– Лежи смирно, Беатрис, – его голос становится далеким, грубым, с металлическим привкусом ненависти.
В полутьме его голубые прежде глаза вздернуты пеленой безумия. Так бывало раньше, когда он устраивал вечеринки. Каждый раз. Его друзья, музыка, и я, прячущаяся в комнате. Чарли у своей матери, мой отчим на дежурстве в участке. Мы посреди бушующей вечеринки. Каждый раз. Он приходил ко мне в таком состоянии. Он называл это игрой, баловством, но я-то знала, что это не так. Он слишком глубоко увяз в своей «игре».
Он касается меня. Так привычно, но до сих пор отвратно. Я, как и прежде, до белесых кругов зажмуриваю глаза. Хочу вцепиться зубами в свой кулак, но понимаю, что нельзя – мои руки лежат «смирно», как он того и просил.
– Ты скучала по мне? – наждачный голос раздается над ухом.
Я жадно хватаю ртом воздух. Мне трудно дышать. Сегодня могу сказать правду, чтобы завтра он все равно забыл об этом.
– Да.
Тихо. Приглушенно. Пусто. Его рука убирает прядь моих слипшихся от пота волос со лба. Мне нравится, когда он заботливо смотрит на меня, склоняя голову на бок. Мне кажется, что все это взаправду. Что мы больше «не играем».
– Ты любишь меня, да? Да, Беатрис?
Нас качнуло. Так просто и привычно, но до сих пор отвратно. Каждый раз.
– Ты ведь любишь меня?
Я сжимаю простыни под своими руками. Жарко и невыносимо пусто. Как будто я выгорела изнутри. Нас качнуло. Привычно.
Его голубые глаза вдруг оказываются напротив моих. Безумие не исчезает из них, лишь загорается новыми вспышками странного огня. Танца, вихря, его странного, непонятного мне желания.
– Поэтому мы делаем это…
Все в порядке, Би. Все в порядке.
–Трис!
Чьи-то руки встряхивают меня, как тряпичную куклу. Холодные пальцы впиваются в покров кожи, задевая раны и беспокоя занозы. Именно этот крик. Именно это новое, еще непривычное имя, пробуждает меня от воспоминаний. Мои глаза быстро привыкают к свету, но первое, что я вижу, не солнце. Глаза, наполненные тьмой прежде, теперь обжигают скорбью. И я вдруг чувствую на своем лице полосы слез. Меня трясет от страха и негодования.
– Кто это был? Кто этот парень? – дрожащим голосом спрашиваю я.
Сын Аида никогда прежде не смотрел на меня так. И я чувствую себя оголенной перед ним. Будто бы он заглянул внутрь и увидел все то, что было забыто и спрятано, погребено заживо за эти долгие семнадцать лет.
– Купидон, – упавшим голосом произносит Нико. – Божество любви.
Вентусы приникают к земле рядом с Купидоном. Одного из них он ласково теребит по загривку. Можно было подумать, что этот парень обычный человек с красными глазами.
– Как приятно видеть старых друзей, Фавоний. Не находишь?
Парень в бермудах улыбается ему в ответ и спокойно кивает головой, разбирая корзинку с гнилыми фруктами.
– Великолепная Семерка, – провозглашает он, – Нико ди Анджело и еще одна темная, не обыгранная лошадка.
Видимо, это он мне. Я настолько увлечена собственным дыханием, жутким стуком пульса в висках, что его голос отпугивает меня, и я слегка пячусь. Я жалкая. Нико прав. Чертовски прав.
– Что ты здесь делаешь, дитя? – тихо обращается ко мне Купидон. – Ты ведь не полубог, а всего лишь человек.
– Проваливай, – кричит Лео, приподнимаясь на корточки.
Мои друзья – каждый из них – ни жив, ни мертв. Они сражались долгие, тяжелые минуты с ветрами, которым не нанесли ни единого повреждения, а сами вымотались и были измучены до предела. Я смотрю на Аннабет, но она вперилась взглядом в древесный пол. Она приникла к нему, стараясь перевести дух. Перси стоит неподалеку. Контролирует ситуацию, даже в полуобморочном состоянии, стараясь не дать слабину. Джейсон выглядит хуже остальных. Его светлое лицо приобрело оттенок мела, он стоит только благодаря борту, на который опирается. Хейзел, Лео и Фрэнк выглядят так, словно их пропустили сквозь мясорубку – едва дыша, они помогали друг другу подняться, поддерживая боевой дух, который давным-давно испарился с этого корабля.
И тут до меня, наконец, доходит.
– Где Пайпер? – обращаюсь я к Нико.
Парень тяжело качает головой в сторону захватчиков. И тогда земля уходит из-под моих ног. Один из вентусов с ярко-красной гривой придавливает к земле безжизненное тело МакЛин. Она без сознания, едва дышит, но, хвала Богам, все еще жива.
– На твоем месте, юный друг, я бы не разговаривал со мной подобным образом, – рассуждает Купидон, подходя ближе. – Твоя подруга может отправиться в Эллизиум.
В доказательство его слов вентус злобно фыркает.
– Зачем ты пришел? – выкрикивает Аннабет. – Мы хотим спасти лагерь.
– Но этого не хотят Боги Олимпа, – подключается парень с корзинкой гнилых фруктов. – Вряд ли этому можно найти какое-либо другое объяснение, кроме того, что они боятся.
– Кого? – раздается хриплый голос Джексона.
– Урана, конечно. Вы должны вернуться в лагерь сегодня же, иначе Пайпер не увидит рассвета завтрашнего дня.
– Отпусти ее! – Джейсон выглядит разъяренным, его едва сдерживают Фрэнк и Лео. – Она тут не причем! Не смей!
– Как банально, сын Юпитера, – поражается Купидон. – Твоя любовь недостаточно эффективно помогает твоей возлюбленной. Удиви меня.
– Ты играешь с огнем, уродец, – хрипит Вальдес. – Оставь Пайпер и убирайся восвояси.
– Я мог бы отказать Богам, но, честное слово, приятно видеть, что эти нахалы спустились с небес на землю, выискивая нашей помощи. Приказ, изданный Зевсом, – во что бы то ни стало остановить полукровок из пророчества…
– Мы не вернемся в Лагерь, – неожиданно произносит Нико.
– Ты с ума сошел? Как же Пайпер?
Он больной. Совершенно выжил из ума.
– Он блефует.
– Неужели, ди Анджело? – в глазах Купидона вспыхивает интерес. – Видимо, о подробностях вашего путешествия за Скипетром Диоклетиана никто так и не узнал, трус?
Нико меняется в лице. Его глаза вдруг расширяются от ужаса, но внешне он так же безразличен, как и прежде. Его руки сжимаются в кулаки.
– Это все, что ты можешь? Шантажировать людей, – хрипит он. – И кто из нас трус, божок?
Глаза Купидона наливаются яростью и азартом. Он подходит к нам вплотную и слабо оскаливается. Теперь я замечаю и его крылья – полупрозрачные, светящиеся и вздрагивающие на ветру. Сухое вытянутое лицо искажено сумасшедшей гримасой исступления. Он буквально нависает над ди Анджело.
– Тогда докажи это, сын Аида. Раскрой свой маленький секрет, и Пайпер свободна.
– Но господин… – заикается Фавоний. – Зевс будет разгневан…
– Это моя сделка, – хрипит Божество. – Назови имя, Нико. Назови того, кто тревожит твое мертвое сердце.
Грудь ди Анджело часто вздымается. Кулаки его дрожат от напряжения. Он сам, похоже, вот-вот убьет Купидона, хотя прекрасно понимает, что это невозможно. Черные тени вздымаются вокруг него, цепляясь за руки и туловище. Он будто контролирует ситуацию, но на самом деле это не так.
– Имя, Нико.
Купидон разворачивается в пол оборота. Открывая вид на то, как вентус занес материальное копыто над грудью Пайпер.
– Нико, прошу тебя, скажи это чертово имя! – позади нас оборвался голос Джейсона. – Прошу, Нико!
– Давай же, ди Анджело! – вопль Купидона разносится над нами, словно раскат грома.
– Нико, – хрипло прошу я.
И тогда он оборачивается. По-моему, он убьет меня заживо, но вместо ожидания смерти, я просто касаюсь его плеча, там, где его едва коснулась и растворилась тень.
– Скажи ему…
И я надеюсь увидеть в его глазах уверенность, но вместо этого он просто качает головой.
– Я не могу.
Купидон ухмыляется, и ржание вентуса уносит теплый ветер. Он разворачивается на носках, подходит ближе к своему созданию. В голове не укладывается одна простая мысль: кто-то из нас может умереть. Кто-то из моих друзей. Кто-то из моей семьи. Пайпер может умереть. Пайпер. Красивая, добрая Пайпер может умереть потому, что Нико не раскрыл своего секрета…
Секрет.
У меня ведь тоже есть секрет. Я чувствую, как потеют мои ладони, как учащенно бьется сердце. Купидон вернул мне мои воспоминания. Что если это еще одна проделка божества? Что если я смогу спасти Пайпс?
– Стой! Останови его! Стой! – я истошно воплю, в надежде, что Божество услышит меня.
Когда он оборачивается, на его лице красуется ухмылка. Он этого ждал. Купидон ждал от меня этого. Он уже знал, что со мной произошло. Он уже знал, что Чарли похищен. Он уже все знал…
– Человек, осмелившийся смотреть на меня, у тебя есть, что предложить?
– Мой секрет взамен на секрет Нико. Вам ведь не важно, кого унижать, верно?
Лицо Купидона вытягивается, словно он удивлен.
– Унижать? Любовь – не унижение, а подаяние другому в знак благодарности.
– Но вам нужно унизить его, – выкрикиваю я, – чтобы он выглядел слабым.
– Любовь – слабость Богов, – пожимает плечами он.
Я качаю головой. Знаю, что вот-вот упаду без сил, но продолжаю стоять на своем.
– Это не слабость, а сила. Если бы не любовь, меня бы здесь не было.
– Все дело в твоем маленьком братце, верно?
– Вы что-нибудь знаете о нем? – в надежде спрашиваю я.
– Беатрис, уйди оттуда, – Перси вырывается вперед, но вентусы преграждают ему дорогу.
– Твоя история еще не закончилась, Беатрис, – вдруг заявляет Купидон. – Но я согласен на сделку. Твой секрет, и Пайпер свободна.
И только теперь я понимаю, как сложно выдать его. Внутри все сжимается от пульсирующей боли. Все становится мизерным, далеким и завершенным.
– Что случилось с тобой, когда тебе было всего тринадцать лет, Беатрис?
Все, кроме одной, самой первой ночи.
– Поэтому мы делаем это…
Энди был отличным братом. Я проводила рядом с ним все свое свободное время. Я, он и Чарли. Настоящая семья, которую я обрела спустя долгие годы одиночества в приюте. И теперь жизнь казалась мне нереальной. Чем-то вымышленным и неживым. Все не может быть настолько идеальным. А оно, на самом деле, и не было.
– Мой брат был наркоманом…
– Эй, это моя сестренка – Би, – он прижимается ко мне щекой, странно улыбаясь. – Это мои друзья, Би. Поздоровайся.
И я здороваюсь. Всегда здоровалась. Мне было всего тринадцать в тот день. И я видела, как они курили травку, распивали алкоголь отчима, пока тот был на дежурстве. Я думала о том, как хорошо, что Чарли уехал к своей родной маме. Как здорово, что я могла закрыться в комнате и делать уроки.
– Он заходил ко мне в комнату, закрывая за собой дверь на замок. Энди всегда извинялся передо мной за шум и свое странное поведение. Обещал, что это в последний раз. Что они придуриваются, что это игра. Но я стала понимать, что «игра» закончилась, а наркотики в его жизни остались слишком поздно.
– Он принуждал тебя? – поддевает Купидон.
Ком в горле уже не согнать слюной. Кулаки больше не сдавить сильнее. Но я поднимаю взгляд на полуживую Пайпер и грозного вентуса, которого не смог обуздать Джейсон. И ответ мне ясен.
– Нет. Это не было принуждением.
– Ты же любишь меня, сестренка? – на глазах Энди слезы.
–Конечно, люблю, – искренне отвечала я.
Я обнимала его, а он качал меня на руках. Ему всего шестнадцать, а у него такая сложная жизнь. Мне было так жаль его. Мне было жаль его каждый божий день. Он просил деньги на наркотики, и я отдавала карманные, потому что это Энди, и мне было его жаль.
– Я не была его сестрой. Ни одного дня своей жизни. Я никогда не говорила отчиму о вечеринках, которые он устраивал, но с каждым годом все становилось только хуже. Первый раз это случилось в тринадцать. В последний мне было около семнадцати. В тот день нас увидел Чарли. И после этого я пообещала себе никогда в жизни не позволять Энди этого. Поклялась Чарли.
– Почему ты делала это? – ухмыляясь, спрашивает Купидон.
И я чувствую, как силы покидают меня. Я с трудом различаю лица. Я стою перед своими друзьями и рассказываю о своем прошлом. О своем жутком прошлом. Я падаю на колени, опираясь руками о пол. Боюсь, что не смогу больше. Но так нужно. Ради Пайпер.
– Потому, что я любила его…
– Ты любишь меня, да? Да, Беатрис?
– Да…
====== XVI ======
Часть XVI
Беатрис
Sia – My Love
Ed Sheeran – I See Fire
Вентус отступает от тела Пайпер. Другие жеребцы растворяются в воздухе, обдавая нас легким океанским бризом. Вслед за ними исчезает странный приспешник Купидона – Фавоний. Гнилые фрукты из его корзины рассыпаются по палубе.
Меня качает из стороны в сторону, словно маятник. Я слышу пульсацию собственного сердца, чувствую гнилую, забытую дрожь отвращения. Мне стыдно поднять глаза. Но приходится, когда рядом со мной оказывается божество. Глаза Купидона, прежде налитые кровью, теперь искрились добротой.
– Ты храбрый воин, Беатрис, – он кладет свою руку на мое плечо и улыбается, как будто ничего только что не произошло.
Я вывернула наизнанку душу. Переборола страх быть отвергнутой. А он улыбался неподдельной, искренней улыбкой, которая обезоруживала меня. Я ненавидела его даже больше, чем себя.
– Уходите, – упавшим голосом прошу я.
– Любовь жестока, Би. Но самопожертвование она вознаграждает…
И он исчез.
Вместе с ним исчезает чувство страха, мне снова плевать. В это же мгновение к Пайпер бросаются несколько человек, но я не могу поднять на них глаза. Стыд изъедает меня, унижение заставляет задыхаться. Я неуверенно поднимаюсь на ноги, чтобы вновь скрыться в каюте Аннабет.
Но не успеваю. Черные тени окутывают меня плотным коконом перед тем, как чьи-то руки смыкаются у меня за спиной. Они щекочут кожу, вместо того, чтобы обжигать. Успокаивают, возможно, сопереживают. Будто это чьи-то души, что чувствуют мою собственную боль. И забирают ее, очищая организм от едкой отравы.
Внутри все замирает, когда одна из теней успокаивающе шепчет мне на ухо:
– Ты просто дура.
Только это не тень.
Я широко отрываю глаза и оказываюсь в темной комнате с низким потолком. Она единственная, кажется, не пострадала после побоища. Здесь нет окошка, подобно комнате Энн. Зато здесь я чувствую себя менее дико, чем на палубе. Чем где-либо еще на этом корабле.
– Это твоя каюта, – оборачиваясь к похитителю, говорю я.
В полутьме я едва различаю его лицо. Но, кажется, он кивнул.
– Зачем мы здесь?
– Я подумал, ты захочешь избежать сочувствия.
И я неожиданно для самой себя нахожу в его словах понимание. Нико Ди Анджело сменил в моей душе тысячу и одну эмоцию. Я находила его отвратительным человеком, но прекрасным защитником. Беспристрастным другом, но храбрым воином. Отпугивающее холодным, но понимающим. Я с трудом сажусь на кровать, поджав под себя ноги. В грязной, боевой одежде, от которой вряд ли несло райскими запахами. Но я больше не жду замечаний хозяина ложе, потому мне плевать.
– Давай не будет говорить на эту тему? – сипло прошу я, когда Нико присаживается на другой край кровати.
– Думал, ты уже не предложишь.
Кажется, мой смешок самое неуместное, что может раздаться в напряженной полутьме.
– Ты обещала оставаться на месте, – хрипло замечает мой наставник.
– Кажется, у меня проблемы с дисциплиной.
– Это стоит исправить, – я знаю, что он улыбнулся.
– Как можно быстрее, – и первая предательская слеза, наконец, соскальзывает со щеки.
Я чувствую, что вот-вот сорвусь в пропасть эмоций. Собранность. Расчетливость. Но слова Нико окончательно выбивают меня из колеи:
