Текст книги "Ранний старт 4 (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Извините, Игорь Олегович, тут вы не правы. Практика у нас начинается с четвёртого курса и не всегда вне университета. А парень – да, добивает третий курс, но формально числится на втором. Эта практика для него – внеплановая. Так что ничего вы ему не сделаете. Вы даже характеристику плохую на него написать не сможете. Практика-то, плановая или нет, фактически не состоялась.

– Это как? – уровень децибел сильно падает.

– Это так. Парень у нас на положении вундеркинда. Окончил школу в четырнадцать лет, взял золотую медаль на международной олимпиаде. У нас за год освоил программу за два курса. Причём все экзамены сдаёт удивительно однообразно, только на «отлично». Все преподаватели в один голос говорят, что им не удаётся «утопить» мальчика даже при желании.

Декан делает паузу, трубка передаёт только дыхание собеседника.

– Вот теперь сами посудите, имеет право Колчин отрастить собственные зубы или нет?

В ответ, как в песне Высоцкого – тишина.

– Ладно, до свидания, – Василий Викторович кладёт трубку и трёт переносицу. – А мне-то что с тобой делать, Колчин?

Декан выводит на экран компьютера список предприятий Роскосмоса. В конце концов, не зря же факультет своих студентов через спецпроверки пропускает

26 мая, вторник, время 09:40.

МГУ, Корпус нелинейной оптики.

– Могли бы прямо на семинаре мне экзамен сдать, чтобы время специально на вас не тратить, – с порога заметил препод.

– Я бы и не против, Кирилл Сергеевич, но уж больно у вас предмет серьёзный. А голова у меня лучше всего работает утром до обеда. Многолетняя привычка.

С этого момента прошло сорок минут. Между нами лежит два почти до конца исписанных листа. Сразу берусь отвечать по верхней планке, формулы изначально привожу в тензорном виде. Ибо нефиг. И судя по всему, мне удаётся произвести впечатление.

– Почему металлы непрозрачны для любых видов электромагнитных волн?

– Из-за наличия в металлах свободных электронов, у которых сплошной спектр поглощения. Расписать?

– Не надо, – устало отмахивается и требует зачётку.

Последний скальп за фактически ещё не наступившую сессию. Хотя зачётная неделя уже стартовала, и учебные пары самоликвидируются из расписания одна за другой.

Глава 20
Практика (критерий истины и способ обучения)

1 июня, понедельник, время 09:00.

Г. Королёв, РКК «Энергия».

– Ты – Колчин? – на меня смотрят серые глаза мужчины в расцвете лет и рабочем комбинезоне.

Киваю. Наматываю на ус инаковость атмосферы общения. Если в университете глубоко пожилые доктора наук и академики к студентам обращаются на «вы», то здесь с порога – «ты». Основания есть, конечно. И возраст, и статус.

– Меня Сергей Борисович зовут…

Попадаю в его заботливые руки. Много чего сделать надо. Получить такую же робу, как у него, ключик от шкафчика, подписаться под кучей инструкций, предварительно их прочитав или выслушав. Ещё надо заселиться в общежитие, не мотаться же мне до Москвы и обратно два раза в сутки. Почти два часа в один конец – сомнительное удовольствие в битком набитой электричке. Недолго, но всё-таки.

Для себя решил, что выкаблучиваться, как в «Хруничева», не буду. А то следующим местом практики определят какой-нибудь Омск или Байконур. Не то чтобы я был против, но уж больно далеко. Позже и до них доберусь. При необходимости.

Меры, конечно, тоже приняты. Здесь о моих лингвистических познаниях не осведомлены. Декан с ухмылкой пошёл на подлог – написал в сопроводительной анкете, что я «владею английским языком в пределах преподанного курса». Собственно говоря, это не ложь. Учёт сделанных ранее ошибок, вот что это.

В полупустующем по случаю летнего времени общежитии выделили двухместную комнату на одного.

– Чтобы без пьянок, – бурчит комендантша. – У нас с этим строго.

– И без женщин? – спрашивать о наркотиках всё-таки стесняюсь.

Под долгим и строгим взглядом делаю невинное лицо.

– Бывают женщины, что без водки прямо никак, – прилагаю к открытому взгляду необходимые пояснения, – но есть девушки, что опьяняют без вина.

– Приравниваются к алкоголю, – решительно отрубает верховная власть общежития.

И оставляет меня с открытым ртом. Остроумные ответы приходят в голову, когда комендантша уже преодолела длинный коридор и скрылась на лестнице. Это что, Светланке сюда нельзя? Не то чтобы планировал её визит, но ведь всякое может случиться.

Возвращаюсь на территорию. На все хлопоты половина рабочего дня уходит. Продолжаю в самом приятном месте – столовой. Сергея Борисовича засекаю, когда уже сижу за столом. Мужчина покладисто отзывается на мою приветственную руку:

– В общежитие заселился, пропуск оформил, инструктажи прошёл?

– На все вопросы – да.

– Тогда остался последний шаг: представлю тебя начальнику цеха, и моя миссия закончена, – оценивает взглядом объём моего обеда. – А что так скудно? С финансами проблемы?

– С финансами всё в порядке. Привычка, воспитанная университетом. Нельзя много в обед есть, мозги тормозить начинают, смысл лекций доходит туго. А они бывают очень непростые. МГУ всё-таки.

Мой искин с голодухи набрасывался на всё подряд. Запомнил всех, кого увидел. Если не по имени, то лицо и голос. Загрузил в память схему парадного здания, увиденного на плане эвакуации в случае пожара. Инструкции не прочитал, а вызубрил дословно без особого напряжения. Ему мало, поэтому притормаживать не собирается.

После анализа увиденного в цехе искин приходит к выводу, что цех сборочного и монтажного типа. Каких-либо печей, больших ёмкостей с жидкостями – ничего подобного не наблюдается. Если проводят какие-то операции вроде сварки, шлифовки, резки, то ручным инструментом или мобильным оборудованием. Эстакады, направляющие, похожие по назначению на рельсы, мощная кран-балка первоначальное впечатление подтверждают. Всё аккуратно покрашено преимущественно в жёлтый цвет.

– Виктор, хватит глазеть, иди сюда! – Сергей Борисович машет рукой с верхней площадки железной лестницы.

Взлетаю туда не из подобострастия, а исключительно из потребности сбросить энергию.

– Ого, – мой сиюминутный куратор одаряет меня завистливым взором, – даже дыхалку не включил.

– Ради двух прыжков? Зачем? – на самом деле, трёх, но невелика разница.

– Ну да… пошли.

Сергей Борисович знакомит меня с мужчиной заметно моложе – лет тридцати, возможно, с хвостиком. Максим Викторович – начальник цеха № 428.

Начальник цеха быстро сбагривает меня заместителю, Петру Михайловичу, который находит мне офигительное задание. Снабжает баночкой с краской и кисточкой и велит на всех токоподводящих устройствах типа выключателей и пусковых устройствах нарисовать соответствующие цифирьки. Где «220», а где «380». В сопровождении буквы «В».

– О, я это знаю! – радуюсь своей осведомлённости. – Буква «В» обозначает вольты.

В ответ получаю долгий немигающий взгляд. Кажется, шуточка моя не зашла. Ладно, продолжим. В стиле Светланы Светличной из бессмертной «Бриллиантовой руки»:

– Трафарет, схема подключения, гонорар?

– Какой тебе ещё «гонорар»⁈ – мужик начинает закипать.

На ровном месте, я так считаю.

– Хрен с ним, с гонораром, – покладисто соглашаюсь, – будете должны. Но без трафарета будет криво, я маслом рисовать не умею.

– Сам сделаешь, – бурчит замначальника. – Схему у электриков найдёшь.

Взмахом руки показывает, где базируются электрики.

Схему мне показали тоже руками.

– Смотри, видишь, три жилы идёт? Значит, триста восемьдесят. Две – двести двадцать. Осветительные приборы – все на двести двадцать. Все промышленные электромоторы – на три фазы, значит, на триста восемьдесят.

Мой искин всё моментально перерабатывает и рисует в мозгу общую схему энергоснабжения цеха.

Пришлось кое к кому на поклон идти. Но на мою работу несколько раз подходят посмотреть разные люди и удивлёно качают головой. А чё такого? Всего лишь применил изобретательность. Слово «креативность» мне не нравится, душок от него ненашенский.

Трафарет я сделал одноразово многократный. Выцыганил у конторских женщин в бухгалтерии рулончик скотча и вырезаю на нём на глубину во много слоёв нужные цифирьки и буковку. Как раз одного полного оборота хватает на оба варианта. Там же у любопытствующих на мои манипуляции женщин всё и делаю.

Предварительно пришлось их обаять. И пообещать:

– Всё верну! В целости и сохранности! Или расплачусь натурой!

Меня накрывает всеобщим смехом и массированной стрельбой глазами. Независимо от возраста. Так-то по годам претендовать на моё юношеское внимание могут не более двух. Но я никого не сортирую. Глубоко по натуре я – демократ.

– Какой ещё «натурой»? – смеётся Марина, которую раскулачил на скотч.

– А вот такой! – велю ей не двигаться, берусь за карандаш и быстро набрасываю её портрет, безбожно комплиментируя.

– Ой! Я тут лет на десять моложе! – вскрикивает потрясённая дама, так-то ей под сорок.

Тем временем я выгребаю из-под насевших на меня дам – всем жутко интересно было смотреть, как вживую, на глазах у всех рождается замечательный портрет. Давно знакомые помехи. От просьб повторить фокус с другими отказываюсь:

– Девушки, – упомянутые «девушки» принимаются хихикать, – мне некогда, у меня производственное задание. Но торжественно обещаю: за время практики опортретю всех желающих.

Мне нетрудно, и практика постоянно нужна, иначе навык деградирует.

Теперь мне осталось пройтись по цеху и оклеить все нужные места. Затем аккуратно закрасить. Скотч сдеру завтра, когда краска окончательно высохнет. Пришлось повозиться со скальпелем, в узких местах скотч проявил склонность к разрыву.

Всё поклеил, но ресурсы ещё есть. Придирчиво оглядываю цех, вспомогательные учреждения, включая раздевалку и душевые. Визуально осматриваю и мысленно. Вроде всё… о! Место базирования замначальника цеха! Иду решительным шагом. Захожу сразу после стука, всего лишь отдавая дань вежливости.

– Трошкин, я ж тебе говорил: придут практиканты – пойдёшь в… отпуск… – почти начальник цеха осекается на полуслове, уставившись на меня.

С порога набрасываюсь на выключатель, не обращая внимания на замершего в недоумении замначальника и какого-то щуплого и молодого перца. Движения отработаны до мелочей, работа спорится.

– Колчин!

Паузу, в течение которой я успеваю почти закончить своё нужное дело, могу объяснить тем, что не сразу вспомнил мою фамилию. Зря, я считаю. Запоминать меня лучше сразу.

– Как это понимать⁈

– Что случилось, Пётр Михайлович? – смотрю на него с удивлением в степени чрезвычайной. Затем расплываюсь в улыбке озарения: – Понимаю, Пётр Михайлович. Забот масса, поэтому вы забыли, что я ваше же поручение выполняю. Кстати, ваш выключатель последний… а нет! – устремляюсь к настольной лампе.

Не получается. Щуплый перец по фамилии Трошкин отшатывается, зато замначальника закрывает имущество от надругательства собственным телом.

– Колчин! Бытовые приборы не надо! Колчин!

– Да? – чешу репу. – Блин, а я в курилке чайник раскрасил… ну не надо, так не надо…

Выхожу с чувством выполненного долга. Ни хрена я, конечно, никакого чайника не красил. Мужики прогнали, не дали глумиться над общественным достоянием.

Выгружаюсь в свой личный ящик. Своего рабочего верстака мне, конечно, не предоставили. Для стажёров – общий шкаф с незапирающимися ящиками. Можно свой личный замочек навесить, но сначала его купить надо. Не знаю, что я тут заработаю, вроде положена какая-то зарплата, но кое-какие расходы уже намечаются.

– Слушай, а ты вообще кто? – Оборачиваюсь на голос.

Пресловутый Трошкин, который убежал из кабинета, когда я туда пришёл.

– В каком смысле? – вопрос поставлен некорректно, так решает мой искин, и я с ним абсолютно синфазен. – Что вас интересует, дорогой товарищ? – я предельно вежлив. – Социальный статус, семейное положение, вероисповедание, политические или сексуальные пристрастия?

– Чего?

– Конкретизируйте, пожалуйста, ваш вопрос.

– Ну, эта… я тебя раньше не видел. Кем ты у нас работаешь? Кто по штату?

Последним вопросом достигает необходимую степень точности. С чувством глубокого облегчения одобряю.

– Я тут практикант, стажёр, – немного подумав, грустно добавляю: – Практически никто, если честно. Но зовут Виктор, а не Никак.

– Студент? – опять радует меня максимальной чёткостью вопроса. Всегда бы так.

– Да. Интересует конкретно – откуда?

– Нет! – радостно вскрикивает Трошкин и убегает чуть ли не вприпрыжку.

Продолжаю фланировать по цеху, моё время на исходе. Как у несовершеннолетнего, мой рабочий день – семь часов. Но в режиме самостоятельной экскурсии мне его закончить не дали.

– Колчин, ты куда? – голос начальника, вернее, замначальника останавливает меня на входе в соседний цех. – Иди сюда!

Опять и снова эти двое, упомянутый замначальника и Трошкин. Меня отводят к корпусу агрегатного отсека. Пока «голому». Мне отдельно ничего не объясняют, в ситуацию вникаю самостоятельно.

– Вот как научишь стажёра, так в отпуск и уйдёшь, – еле заметное движение глазами в мою сторону. – Хоть завтра.

– Запросто! – расцветает от такой близкой перспективы Трошкин.

Даже при отсутствии мало-мальски необходимой информации понимаю, что замначальника только что продал родного отца ради красного словца. Отправить в отпуск человека, часа никак не хватит. Нужен приказ, который проводят через бухгалтерию, а она выписывает и выдаёт отпускные тоже далеко не полчаса. Сам приказ ладно, если секретарша не тормозная – напечатается быстро, но с ним тоже побегать надо. Поставить печать, подпись, ознакомить. Короче, некие бумагодвижения должны произойти.

На залихватское «запросто» начальство реагирует адекватно. Я так считаю. Хотя надо заметить, сам спровоцировал.

– Твои обязанности настолько просты, что человека с улицы за пять минут обучишь? А не зря ли я тебе такую зарплату плачу, Трошкин?

Сверлит глазами смутившегося перца и читает нотацию. Общий смысл – поспешать надо медленно.

– Давай, учи его, и как будет готов – доложишь, – с этими словами начальство нас покидает.

– Смотри сюда.

Трошкин незамедлительно приступает к делу, что мне кажется несколько странным, выбивающимся из общей атмосферы цеха. Имя которой – неторопливость.

Обламываю его тут же. Не со зла, а токмо во имя соблюдения нашего родного российского законодательства:

– Завтра, – меня индивидуально в курс дела никто ввести не удосужился, но заражаться дурными примерами не намерен. – Завтра посмотрю и туда и сюда. А пока прощаюсь. Видите ли, товарищ Трошкин, я – несовершеннолетний, и мой рабочий день подходит к концу.

– Почему «несовершеннолетний»? – пучит на меня глаза. – Ты ж студент!

– Встречаются, знаете ли, и среди студентов такие. Первокурсники, например, – почти слышу явственный треск сталкивающихся шариков и шестерёнок в голове Трошкина, милосердно поясняю: – Мне в школе влом было одиннадцать лет учиться, вот я и закончил её на три года раньше.

– Это сколько тебе сейчас? – Трошкин находит в себе силы включить речевой аппарат.

– Шестнадцать, – заявляю гордо.

– Погоди-ка, – мой будущий наставник трёт лоб.

– Завтра буду годить, моё дозволенное время вышло.

Оставляю ушибленного новостью Трошкина и ухожу. У меня много дел сегодня. Я даже в душ сходить не могу – ни полотенца нет, ни мочалки. Так что надо нанести несколько визитов в торговые предприятия. Не забыть скотч купить, бухгалтерше Марине вернуть.

Вечером в парке недалеко от общежития.

Магазины много времени не отняли, целый вагон его остался. И приходится решать ряд проблем, которых в ДСЛ не существует. Поужинать можно в своей комнате или в кафе сходить, что находится в двух шагах. В гости можно пойти. Мои девочки без куска хлеба с вареньем никогда меня не оставят.

Но здесь – это не там. Холодильника нет, электрочайника нет, посуды… нет, кой-какая посуда есть, мне хватит. Так что приходится брать несколько банок разных консервов, соков, хлебобулочных изделий. Это если вдруг, а то что-то мне близлежащее кафе не понравилось. Заветренные бутерброды на витрине, продавщица – царевна-несмеяна. Есть такой тип девушек, которых считаю ошибкой природы. От рождения мешком по голове ударенные, только под страхом смертной казни можно заставить улыбаться. Хвала небу, такие экземпляры редко встречаются.

О санитарно-гигиенических принадлежностях тоже не забываю. И разумеется, скотч. Вроде ничего не забыл, теперь надо и к парку присмотреться, выбрать маршрут, по которому можно нужное количество километров намотать.

– Оп-па! И откуда мы такие красивые идём? – в глубине парка, где почти нет публики, меня приветливо встречает троица парней.

Мне вот страшно интересно, это неистребимое свойство всех провинциальных городов? Даже тех, что находятся вплотную к столице? Ребята чуть постарше, но вряд ли сильно. Только один, слева от застрельщика, плотного телосложения, остальные не выше среднего. Да и плотный сыроват, не видно, что чем-то серьёзно занимается.

– Кого это ты красивыми назвал? – удивляюсь всерьёз. – Кроме трёх уродов, никого рядом не вижу.

– Че-ев-о-о-о⁈ – парни делают угрожающие лица.

Заблаговременно делаю пару шагов назад. Что бы ещё им хорошего сказать? Тактика у меня уже сложившаяся. Это в своём городе я без прелюдий и увертюр могу сходу навалять кому угодно. Полиция отмажет, даже если поймают. Так попробуй ещё слови. В других местах лучше дождаться прямой агрессии. Парни несколько сбиты с толку, встреченный ими перец – это я – не выказывает никаких признаков будущей жертвы. Надо бы их подбодрить:

– Разрешение показали, быстро! – требовательно протягиваю руку, придавливаю повелительным голосом.

– Какое разрешение?

– Разрешение без намордников и поводка гулять! – радостно захлопываю словесную ловушку.

– Чё⁈ Ты берега не попутал, мальчик?

Хоть и смешались слегка, но слово «мальчик» предводителем сказано предельно оскорбительным тоном. Однако обращение примечательное: не «падла», не «фрайер», не «ушлёпок». Последнее в моём городе принято. С моей подачи разошлось. А здесь всё-таки наукоград.

– Давай проверим? – предлагаю, уже принимая расслабленно боевую позу. – Кто из нас и что попутал? Сразу предупреждаю: я – кандидат в мастера спорта по кикбоксингу. Чтобы потом в полиции сопли не размазывали, что вас, таких хороших, ни за что побили.

Парни переглядываются слегка растерянно. В планах было пугнуть чужака, покуражиться, если повезёт – на пиво разжиться. Перспектива тяжёлой и с непредсказуемым результатом схватки не радует.

– Ну, давайте! – подбадриваю парней. – Мне надо, чтобы вы первыми напали, чтобы потом я виноватым не остался. Пусть кто-нибудь хоть замахнётся, что ли?

Совсем ребятам скучно становится. Огня в глазах нет, предвкушение веселья исчезло, его сменяет опаска.

– Да иди ты нафиг! – с чувством говорит застрельщик, и парни обходят меня по дуге.

Стараясь не ускоряться, идут себе дальше. Крепыш оглядывается напоследок, видит в моих глазах обиду и разочарование, быстро отворачивается. Вздыхаю. Не всегда меня жизнь балует, не всегда.

2 июня, вторник, время 08:50.

Г. Королёв, РКК «Энергия».

С утра попадаю на праздник учения и труда. Наставник Трошкин с многочисленными оговорками и требованиями беречь, холить и лелеять вверяемое мне имущество вручает ультразвуковой дефектоскоп. Но прикасаться пока не позволяет. Нудит о дороговизне, тонкости и ценности аппарата почти полчаса как. Живая иллюстрация к слову «душнила».

Перед этим сидел в кабинете зама. Вышел, по всему видать, сам накачанный начальством по самые гланды. И решил передать выхваченное мозгоклюйство мне, как эстафетную палочку.

– Короче, отвечаешь головой, – строго и, надеюсь, финальным заклинанием завершает свой нудёж Трошкин.

Не выйдет. Не раньше, чем я тебе ответно мозг чайной ложкой не вычерпаю.

– Трошкин! – проникновенно смотрю в глаза наставника. – Пойдём, я тебе…

– С какого фера ты фамильничаешь?

«Энергия» – предприятие высокотехнологичное, с высококвалифицированным персоналом, у которого, однако, иногда проскакивают сильные пролетарские выражения.

Претензия меня озадачивает, но ненадолго. Выход нахожу быстро:

– Толик, пойдём, я тебе кое-что покажу, – тяну его за рукав. Не поддаётся.

– Почему «Толик»? Меня Егор зовут…

– Наконец-то! – восторгаюсь почти искренне. – Не прошло и трёх дней нашего знакомства, как ты имя своё назвал!

Смущаться не думает, только лоб морщит:

– Ты тоже своего имени не называл…

– Слушай и запоминай: Вьютванфхардосв, – спасибо искину, быстро соорудил имечко, предельно неудобное, как для произношения, так и запоминания. – Пока не выучишь, буду называть тебя Толиком.

Паника вспыхивает в глазах «наставника».

– Ты врёшь! Я слышал, как тебя Пётр Михайлович Виктором называл! – его озаряет воспоминание.

– И что это значит? – вопрос опять вгоняет наставника в ступор. – А то, что Пётр Михайлович меня тебе уже представил. Пусть без дворянских политесов, но представил. Почему ты говоришь, что тебе моё имя неизвестно?

Понаслаждавшись озадаченным видом Трошкина, делаю контрольный выстрел:

– Ну, или иди, предъявляй претензии Петру Михайловичу. Почему он моё имя тебе назвал, а твоё мне – нет?

Внимательнейшим образом рассматриваю его лицо. Оно войдёт в сокровищницу моих лучших воспоминаний. К грозному начальству с такой фигнёй он явно соваться не хочет.

– Ладно. Что ты там хотел мне показать?

Отвожу его к общему инструментальному шкафу, показываю свой ящик. Мысленно хлопаю себя ладонью по лбу. Блин! Забыл замочек купить!

– Вот здесь я буду хранить твой сверхценный инструмент, – рассматриваю внутреннее пространство с сомнением. – Если он влезет ещё. Если нет, тогда не знаю. Где-нибудь в модуле заныкаю.

Предложенный вариант хранения – оба варианта – «наставнику» явно не нравятся. Потемнев лицом, он выдвигается в сторону начальства. Присаживаюсь неподалёку на какой-то стапель. Чуйка обещает нехилый концерт.

Через пять минут из-за хлипкой переборки начинают доноситься громовые раскаты. Дверь распахивается, из неё вылетает «наставник», цветом лица напоминающий малину в период максимальной спелости. За ним возникает разъярённое начальственное лицо.

– Ещё раз с такой хернёй придёшь, в декабре в отпуск отправлю! И не в этом году!!!

Строгое у нас начальство. Не забалуешь.

– Толик, – на обращение «наставник» злобно дёргается, но молчит, – я пойду, вчерашнее поручение начальства закончу. А то вижу, какое оно у нас строгое. Не дай бог…

Ухожу добивать надписи к энергоподводящим устройствам. Отодрать и выбросить скотч, аккуратно на остатках краски закрыть технологические прорези в цифирьках. Как раз время моему Трошкину решить возникшие проблемы. Тот, однако, пытается выдернуть меня с незавершённого производственного задания.

– Толик, хочешь подставить меня перед начальством?

– Он не подписывает ничего, пока ты не скажешь, что готов заменить меня! – взрывается «наставник» и переходит на визг: – И хватит называть меня «Толиком»!

– Тогда и ты называй меня моим настоящим именем: Вьютванфхардосвом. Тогда буду называть тебя твоим настоящим.

– Ты всё врёшь! По документам ты – Виктор! – взвизгивает Трошкин.

– Один раз, только один раз наврали в документах, – кручинюсь почти натурально, – и пошло-поехало. Короче, отвали, Толик. Пока не закончу поручение начальства, я для тебя недоступен. Иди, решай проблемы с хранилищем для своего сверхценного оборудования.

И он уходит, что-то злобно бормоча под нос. Улавливаю глумливые смешки со стороны курилки, цеховой народ веселится от устроенного нами концерта.

Часа не особо напряжённой работы мне хватает, чтобы добраться до её конца – кабинета замначальника. Захожу, не особо напрягаясь. Уборщицы, электрики, сантехники разрешениями на вход в нужные помещения не заморачиваются. Вот и я тоже.

– Тебе чего, Колчин? – настораживается, однако.

– Ничего, Пётр Михайлович, – бросаю через плечо. – Заканчиваю с вашим поручением. Не обращайте на меня внимания.

Всё-таки обращает. Говорит по телефону, что перезвонит и ждёт, когда уйду, перебирая какие-то бумажки.

– Закончил? – нетерпение всё-таки прорывается в голосе.

Понимаю. Предприятие режимное, любое дело может оказаться секретным.

– Да. Только аккуратнее в течение дня. Краска сразу не сохнет. Размажете – переделывать не буду.

Слова «смотрите у меня» удаётся не выговорить. Возникает ощущение, что меня выталкивает из кабинета одним только взглядом взбешённого по непонятной причине начальства. Странные они тут какие-то. Или я чего-то не понимаю.

Перед обедом Трошкин всё-таки заполучает меня в свои недовольные руки. И начинает с чрезвычайно мрачного вида.

Стоим перед его индивидуальным верстаком, вернее, железным столом. Но надо сказать, не вижу причин для недовольства. Дефектоскоп прекрасно помещается в верхний выдвижной ящик под столешницей. Ящик этот – с отдельным замочком. Ряд ящиков в тумбе закрывается стальной дверцей, тоже под замком.

Расстраивает Трошкина то, что приходится выгребать весь инструмент и всяческую мелочь из верхнего ящика и утрамбовывать в тумбовые.

– Ты сложи в мешок и засунь туда, – даю ценный совет. – Вернёшься из отпуска, просто опорожнишь его, и все дела. Не надо будет по отдельности всякую хрень собирать.

Вознаграждает меня взглядом в стиле «без сопливых разберёмся», затем делает всё по моему рецепту. Насмешливое хихиканье сдерживаю. Нервная система Трошкина и так расшатана. Точно в отпуск ему надо.

Пока суд да дело, к собственно обучению приступаем только после обеда. Как раз и «наставник» добреет. Это ещё Джером Клапка Джером заметил, что ничего так не умиротворяет человека, как сытный обед. Даже раздражительная по характеру личность после вкусной еды, хотя бы временно, приходит в состояние благодушия.

– Вот здесь регулировки, но ты туда не лезь!

– Не полезу. Но ты всё равно показывай, что и как.

– Ты не запомнишь! – по имени обращаться побаивается. Очень ему не нравится прозвище «Толик».

– Не твоя проблема, – не запомню, ага! Мой искин давно искрит от недостатка инфы. – Если что забуду – напомнишь, – продолжаю я. – Тебе ещё дня три меня учить.

– Какие «три дня»⁈ – вот и слетает с него послеобеденное благодушие.

Быстро я управился!

– Тебе что Пётр Михайлович сказал? – резонно напоминаю слова начальства. – Если ты можешь за несколько минут обучить постороннего человека своему делу, то за что он тебе большую зарплату платит?

– Прямо уж большую, – но, как ни странно, успокаивается.

– Так что даже если я смогу освоить всё за пять минут, ты должен заниматься мной несколько дней. Иначе твою работу будут считать плёвой.

Доходит, слава небу, до него доходит. А то что ему потом делать? Рассказывать всем, что я – гениальный ученик? Это выше его сил.

– Ладно, смотри. Вот здесь регулируется глубина сигнала. Трогать не надо, потому что уже настроено, я ведь уже начал проверять этот периметр. А к другому шву ты просто не успеешь подойти. Больше, чем несколько сантиметров в день, проходить не получится.

Затем показывает, как выглядит сигнал при отсутствии дефекта. И на словах поясняет, каков скачок при его обнаружении.

– Покажи наглядно, Егор, – намеренно перехожу на имя, не стоит выводить наставника, какого-никакого, из себя.

Вижу, что его немного отпускает, но требует пояснений.

– Найди что-нибудь с дефектом и покажи наглядно, как он выглядит. Врага надо знать в лицо.

Вроде доходит до него стратегия, выражаемая словами «спешить не надо, спешить не будем». На этом мы сходимся: мне надо надёжно освоить специфику работы, ему – показать, что обучение неофита – дело непростое.

И поиском калибровочных образцов мы занимаемся весь оставшийся день. Перед уходом из цеха забираю прибор в свои надёжные руки, отношу к верстаку Трошкина и бережно укладываю. Медленно, под придирчивым взором наставника, задвигаю ящик. Так, чтобы от рывков и ударов прибор не стукался о стенки. Хотя под ним для надёжности ветошь.

А затем начинается долгий квест. Идём в цех, где можно разжиться свежими дюралевыми обрезками. Выбираем кучу, кривые осторожно выпрямляем на прессе, обрезаем острые углы. И катим на поклон к сварщику со странной для него просьбой:

– Друг, организуй нам пару швов с дефектами. Желательно разными.

Удивиться он удивился, но настоящий мастер трудностей не боится. Хотя не так это просто. Грубую ошибку, например, в решении задачи допустить несложно, но такую, чтобы в глаза не бросалась, придётся обдумывать. Обмозговывал и мастер поставленную обратную задачу. Ведь его святая обязанность – варить без дефектов.

– Вот здесь глядите, на стыках. В обычном шве дефектов делать не буду, руку собью.

И требует угощения пивом после смены, что Трошкин тут же спихивает на меня. Понятное дело.

– Не сегодня, – ставлю условие. – Мы уже проверить не успеем…

– Успеем, – спорит Трошкин.

– Это ты успеешь, Егор, а моя смена через четверть часа заканчивается, – обращаюсь к сварщику: – Завтра проверим, если всё нормально, то после смены жду тебя в кафе. Пиво с сушёной рыбой или кальмарами тебе обеспечено.

О месте договариваемся.