Текст книги "Ранний старт 4 (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Глава 3
Спурт в начале дистанции

16 марта, воскресенье, время 18:35.

Кафе в главном здании МГУ.

Она меня всё-таки достала, эта Кира Хижняк. Настырная девица. По всему видать, за годы учёбы в МГУ пообтесалась, но если не ухватки, то их следы, типичной мажорки остались. Одно её извиняет – незаурядная внешность.

– Почему ты не записываешь наши разговоры? У нас же вроде интервью?

– Почему «не записываю»? – Кира кивает на смартфон.

Ага, это у меня стереотип срабатывает, когда журналюги микрофонами прямо в лицо тычут.

Несколько раз удавалось от неё отбрыкнуться, но вечно бегать невозможно. Ладно, заодно и поужинаю.

– По какой причине ты так долго не соглашался на встречу?

– Сам не думал, – говорю честно, – что я так занят, пока ты не заставила меня это осознать.

– Я тут кое-что о тебе узнала…

– Что⁈ – выпучиваю глаза. – Это всё враньё! Нет у меня никаких внебрачных детей! Клевета!

Киру аж отбрасывает на спинку стула, в ошеломлении вытаращивает на меня глаза. Я же мгновенно успокаиваюсь и принимаюсь за салатик. Пауза. Держу покер-фейс.

– Вообще-то я хотела спросить о международной олимпиаде, – неуверенно продолжает девушка.

– А что о ней спрашивать? В интернете всё есть, – никакого воодушевления по поводу старых побед не испытываю.

– В интернете нет главного. Как удалось? Именно тебе?

– Не удалось бы мне, удалось бы моему другу Андрюхе Пескову. Он за мной по пятам шёл. Тоже золотую медаль получил.

Пока она придумывает новый вопрос, расправляясь с пирожным, я сочиняю продолжение ответа:

– Ты не права. В интернете есть и об этом главном. Такие вопросы многим задают. Все отвечают одно и то же. И я ничего нового не скажу. Любой олимпийский чемпион, новый шахматный гроссмейстер – кто угодно, хоть, как и я, победитель международной олимпиады, в один голос все скажем одно и то же. Годы непрерывных и упорных тренировок без выходных и по много часов. Не важно, каникулы или выходные, занятия – каждый день. В каникулы даже лучше, потому что занимаешься не как в школе всем подряд, а исключительно по профилю.

Пока она переваривает, принимаюсь за камбалу. У меня сегодня рыбный вечер.

– А что ты там о внебрачных детях говорил? – осторожненько так спрашивает личинка журналистки. И вроде слегка отодвигается.

– Как «что»? – на этот раз я абсолютно спокоен. – Я же сказал: никаких детей у меня нет. Ни брачных, ни внебрачных. Какие могут быть дети, я сам пока несовершеннолетний.

Тут слегка задумываюсь, а нельзя ли моего брата Кира считать моим ребёнком? По воспитанию-то да – он больше мой, чем родителей…

– Над чем задумался? Всё-таки вспомнил, что могут где-то дети проявиться? – Кира начинает хихикать, но так, с подозрением.

– Брата вспомнил. Младшего. Он на четыре года моложе, всё время за мной таскался, так что воспитанием его приходилось мне заниматься. Но он хоть и кровный родственник, всё-таки не мой потомок. Если только по затраченным на него усилиям.

– И где сейчас твой брат?

– Как «где»? Дома, в Синегорске. В школе учится.

– И как он учится? Хорошо? По стопам брата не хочет пойти?

– В смысле? Удариться по олимпиадам? Не, он слишком ленивый, а в таких делах надо быть повёрнутым, как бы это сказать… фанатично упёртым. Хотя дома у него целая коллекция моделей космических аппаратов. Реальных и придуманных. Но сейчас не знаю, насколько у него это увлечение сохранилось. Вроде остывает.

– Выходит, ты – фанатично упёртый?

– Таких в МГУ каждый второй, если не каждый первый. Иначе не поступишь. Многие чем-то всерьёз увлечены.

– Откуда увлечение музыкой?

– Погоди-ка… – отношу посуду, беру ещё кофе и пару мороженых. Одно Кире. – Элементарно. Некоторые из моих друзей в музыкальную школу ходили, я и заразился. Так, мимоходом и ноты выучил. Кое-какие гаммы на пианино могу набренчать. Случайное хобби, короче говоря.

– Случайное хобби, значит… – Кира не отказывается от мороженого, – такое, что весь зал стонет от восторга.

– Ничего необычного. Средней популярности музыкантом, наверное, мог бы стать. Только зачем?

– Слава, популярность, известность.

– Золотая олимпиадная медаль не слава, что ли?

Немного поболтали о родителях. Я тоже спросил о её предках. Ответ меня не радует. Только этого мне не хватало.

– Мама сейчас не работает, а отец – префект Северо-Западного округа.

Чуточку задумываюсь, а затем озадачиваю собеседницу:

– Не повезло тебе. Это каких тебе высот надо достичь, чтобы хотя бы догнать отца? Владелицей крупного медиа-холдинга с международными филиалами стать, не меньше. Потянешь?

Кира слегка цепенеет от масштабов поставленной задачи. А я добиваю:

– Я вот своего отца, водителя большегрузного транспорта, уже обогнал. А тебе тяжко придётся…

17 марта, понедельник, время 16:50.

МГУ, Корпус нелинейной оптики.

Понедельник – день тяжёлый. Но не очень. Лабораторные работы не требуют особого напряжения сил. Есть методичка, суть опытов прозрачна. Делай замеры, своди и обрабатывай результаты. Работа среднего лаборанта, а не учёного.

Особенно довольны мои девочки, Люда и Вера. Прямо сияют от счастья, девчонки вообще побаиваются техники и всяких незнакомых приборов. А они каждый раз незнакомые. Поэтому девочки мгновенно прибирают меня к рукам, включая в свою группу. Обычно делятся по двое, но можно и втроём.

Всё сделали, всё посчитали, и подходит наша очередь сдавать очередную лабу.

– И где же вы отсутствовали, молодой человек? – Довганин Игорь Наумович, мужчина в возрасте, смотрит строго.

Не понимаю, чего так шуметь из-за одного пропуска? По уважительной причине.

– У меня переходный период, Игорь Наумович. На первом курсе мне уже делать нечего, а за второй кое-какие досрочные долги образовались, – мои размытые объяснения препода не удовлетворяют. – Сдавал экзамен по матанализу. За полный курс. А они столько навалили, что пришлось сильно отвлекаться, – показываю справочку из деканата.

– Сдали? – вопрошает со спокойствием Будды.

– Сдал, – показываю зачётку не удивлённому преподу и впадаю в лёгкое недоумение. Так долго живёт, что всяких перевидел?

Довганин лениво трясёт нас по теме. Напишите, чему равна частота математического маятника, чему равна энергия? Девочки отвечают, пока не спотыкаясь. С самого начала проинструктировал их. То есть сначала они рассказали, как Довганин принимает.

– Тогда отвечайте на лёгкие вопросы сами. А я уж потом, когда на засыпку начнёт спрашивать…

Особенность Довганина в том, что он требует от всех твёрдых знаний. Не допускает того, чтобы отдувался за всех кто-то один. И даёт право голоса по очереди. И если кто-то один не знает, отправляет осваивать материал всю компанию. Приверженец солидарной ответственности. В принципе, правильно. Все должны всё знать.

– Почему у вас получилось такое значение ускорения свободного падения. Всего 9,2, хотя оно 9,8 на самом деле?

Молчу и поглядываю на девчонок. В дело вступает Люда:

– Во-первых, всегда есть погрешность измерений…

– Она не даст ошибки в шесть процентов.

Девочки озадаченно замолкают. Довганин смотрит на меня. А я что, мне не трудно:

– Самое главное в том, что формула математического маятника изначально выводится приближённо. Считается, вернее, принимается, что материальная точка движется по прямой. И потенциальная энергия возникает только за счёт отклонения от вертикали. На самом деле движение происходит по дуге, к потенциальной энергии добавляется ещё немного из-за подъёма на небольшую высоту.

– Гм-м… хорошо. И как можно уменьшить погрешность?

– Это уже второй вопрос, – констатирую и тут же отвечаю: – Удлинить маятник. Удлиним в десять раз, во столько же раз уменьшим паразитную добавку потенциальной энергии…

Довганин не был бы Довганиным, если бы не попытался нас приопустить:

– А как вы объяснили бы высокую погрешность при измерении физического маятника?

(физический маятник – груз на пружине)

И тут же затыкает мне рот. Девочки, оставшись без моего прикрытия, задумываются.

– Наверное… – начинает и замолкает Люда.

Довганин делает отстраняющий жест:

– Объясните им, Колчин, потом подходите.

Пришлось отходить и пропускать очередь. Ничего страшного, рабочий момент.

– Девочки, та же самая картина. Закон Гука тоже имеет приближённый характер. Смотрите, как на самом деле зависит сила реакции любого материала на деформацию… – рисую график.

Забочусь так же и о следующем вопросе. Следующих. Предсказать не сложно, они уже были.

– Высокая погрешность объясняется приближённым характером закона упругости Гука, – отбарабанивает ответ Люда, когда снова подходит наша очередь.

Довганин делает нам знак молчать и обращается к Вере. Вопрос оригинальностью не страдает:

– Как повысить точность?

– Уменьшить амплитуду колебаний, – без промедления отвечает девушка. – Чем меньше относительная деформация, тем точнее соблюдается закон Гука.

– Хорошо, – препод делает отмашку кистью и ставит плюсик в своей тетради напротив наших фамилий.

– У-ф-ф-ф! – дружно говорят девочки уже за дверью. – Всегда душу выматывает.

19 марта, среда, время 18.10

Москва, музыкальная студия «Хронос».

– Значит, я вам уже не нужен? – по-детски обиженно выпячиваю нижнюю губу.

Присутствующая рядом Камбурская хихикает. Только что Арнольд известил меня о том, что нашёл мне замену. Высокого, слегка кудрявого тощего парня.

– Вить, извини, но это же не дело, такие праздники пропускать, – разводит руками администратор. – Сам знаешь, какая страда в праздники.

Он что, натурально считает, что обоснованно, но кинул меня?

– Может, не сто, но тысяч восемьдесят ты точно потерял, – Арнольд продолжает думать, что добивает меня.

Надо бы его в чувство приводить.

– Нашёл и нашёл, – пожимаю плечами. – Я что, против замены? За меня в университете как раз взялись серьёзно. Ты, говорят, доплату к стипендии получаешь, так что будь добр. Я ж не могу против деканата пойти.

– И велика доплата? – в голосе Арнольда насмешка.

– Не велика, конечно. Но сам должен понимать, если платят хоть что-то, то имеют право требовать, – затем говорю прямо: – Арнольд, ты, пожалуйста, не думай, что сильно меня огорчил. Для меня музыка – всего лишь хобби. Мне заработанного у тебя как раз до конца года хватит. На безбедную студенческую жизнь. Давай с песнями решать. Держи бумаги.

Папахен меня долго тряс с этими документами. Пока баланс на телефоне не обнулил. Но всё-таки подписал и прислал. Через проводника поезда. Обошлось в пятисотку. Это у них минимальная ставка за доставку личной почты. На почтовую службу надежды нет. Они совсем мышей не ловят.

Арнольд минут пятнадцать изучает бумаги. Потом задумчиво кивает и уходит. Возвращается, выкладывает деньги. Как договаривались, шестьдесят тысяч. На репетиции мне разрешают присутствовать. Подозреваю, Арнольду выгодно иметь меня в качестве пугала для новенького саксофониста. Валерой его зовут. Наверняка сказал ему, что если взбрыкнёт, то резервный музыкант у него в наличии. Да мог и не говорить, у того самого глаза есть.

Хм-м, играет неплохо…

– Пожалуй, лучше, чем ты, – в унисон моим мыслям говорит Камбурская, садясь рядом.

Хмыкаю:

– На таком инструменте я сам сыграю лучше, чем я, – у Валеры аппарат классом выше, наверняка дороже раз в пять.

– Так купил бы…

– Нафига? Я ж говорю, я – не профи, мне такой нарядный инструмент ни к чему.

Молчим, слушаем музыку. Борюсь с приступом ревности, когда исполняют моё. С непроизвольным напряжением вслушиваюсь в каждую ноту саксофона. И не могу выделить главного в смеси одолевающих меня чувств. Кроме тяжёлой ревности собственника нарастает тщеславная гордость автора и примешивается придирчивость экзаменатора.

Валера поступает очень правильно. По исполнении спрыгивает со сцены, подходит:

– Виктор, как тебе? Замечания будут?

Арнольд, вижу, косится, делая вид, что ему всё равно.

– Вот в этом месте… – напеваю фразу, выделяя нужное место, – чуть-чуть ниже. Прямо вот, чтобы почти незаметно было.

Немедленно отходит чуток поодаль, исполняет отрывок. Показываю большой палец, киваю. Успокоенный музыкант уходит на сцену, а я чувствую, что меня отпускает. Только авторское самолюбие мурлычет.

– Вить, а что ты там говорил насчёт песен для меня? – бросает Камбурская абсолютно небрежным тоном, но уж больно много её, этой небрежности.

Бинго! Зацепило! Но лицом ничего не показываю, начинаю объяснять:

– Есть несколько песенок, две – точно, может, три будет. Там не без сложностей, пишутся в соавторстве. Текст мой, музыка – нет. На музыкальное сочинительство меня редко пробивает. Соавтор заграничный, песни на английском языке…

Камбурская слегка чумеет:

– Короче, мы с соавтором разделили сферы влияния. В России права на песни будут у меня, во всём остальном мире – у неё.

– «У неё»?

– Да, это женщина. Как раз в шоу-бизнесе работает, ей сподручно этим заниматься. Отдельно могу оговорить, что даже за границей лично у тебя будет право исполнять эти песенки.

– А твоя соавторша тебя не обула?

– Настя, это моё дело, не твоё. У нас отношения с особенностями, – жёстко, пожалуй, надо смягчить. – Ладно, скажу. Она моя очень дальняя родственница. Двоюродная прабабка вышла замуж за нерусского, уехала за границу. Соавторша – её внучка. Получается, с частичкой русской крови.

– И за кого она замуж вышла? – Камбурская не удерживается от приступа любопытства.

– Насть, это семейное, тебе знать ни к чему. И так много рассказал.

– А она не может…

– Нет, не может.

Всегда так. Вовремя не осадишь, потом хрен с шеи скинешь.

– Есть условия, Настя. У меня, – гляжу с ожиданием. Готова слушать? Можно продолжать. – В нашем университетском ансамбле нет солиста. Поэтому моим главным условием будет твоё участие в университетских концертах.

И начинается торг!

– Пять концертов в год, да ещё бесплатно, это чересчур, Витя!

– Настя, аудиторию надо набирать снизу. Тебя послушают у нас, затем студенты на твой концерт придут. Так что не совсем бесплатно, ты популярность будешь набирать. Считай рекламными вложениями.

– Меня и так знают.

– Да никто не знает, что ты поёшь! Когда увидел тебя в первый раз здесь, сильно удивился. И что, до тебя не дошло ещё, насколько важно для певицы наличие автора рядом⁈ Ну, давай другую солистку найду! Или другого, мне всё равно.

Додавливаю. Чуть уступаю – до четырёх концертов в год. Утрясаем даты. Осенний бал, Новый год, День космонавтики, День Победы. За Новый год сильно упирается. И я уступить не могу.

– Насть, если на телевидении будут тебя снимать, то недели за две до выхода в эфир, так ведь? Если на корпоратив пригласят, то это новогодняя ночь, так? А в университете ты споёшь, 30-го или даже 29-го. Чего тебе? Всего часа три затратишь, включая репетицию. Репетиции, кстати, можно проводить, когда ты не сильно занята.

– Ладно, будь по-твоему, – обессиленно машет рукой.

– Учти, под договор пойдёшь. И если что… – делаю угрожающее лицо. – Есть ещё один момент. Я же не вечно учиться буду. Как выпущусь, твои обязанности приходить в МГУ тоже закончатся. А права на песни останутся.

Чем окончательно примиряю её с действительностью.

– Ещё одно условие, Насть… – с наслаждением гляжу на её напряжённое лицо, тяну паузу. – Ты должна замуж выйти. Срочно.

– Фу, дурак! – выдыхает с облегчением. – За кого? Может, за тебя?

– За меня нельзя, я – несовершеннолетний. За любого вменяемого мужика.

Разговор переходит в весёлый трёп. Пусть тема вовсе не легковесная.

23 марта, воскресенье, время 06:45.

МГУ, дорожки вокруг ДСЛ.

Судя по всему, рана на ноге окончательно зажила. Не чувствую никакого неудобства, как раньше. Собственно, давно о ней забыл. Вспомнил только сейчас, когда на утренней тренировке после кросса и разминки рванул в спринтерском темпе.

Всё как всегда. Воскресенье не воскресенье, праздник или будни – день начинается одинаково. Сорокаминутной или чуть больше тренировкой. Не очень тяжёлой, всё-таки утро, организм только просыпается. Под стартовый аккомпанемент традиционного нытья Куваева и Шакурова, на фоне постепенно веселеющих Люды и Веры наматываем круги вокруг зданий и занимаемся на спортплощадке.

– Ай! Ноги оторвёшь! – в притворном ужасе кричит Люда.

Вера рядом хихикает и подстраховывает её. Это я заставляю их по очереди виснуть на брусе и тяну за ноги. Потряхиваю. Это с целью вытягивания ног. Не уверен в эффективности, но точно не повредит их юным организмам. Процедуру затеваю после упражнений на растяжку.

– Теперь ты, – загоняю на брус Веру.

Я их уже проверил по методике, что упоминалась в одном весёленьком фанфике (/work/97226«Рождение сверхновой», 24 глава), где главная героиня занималась своей сестрой. Есть в гимнастике такой параметр – фактурность. Отношение рост минус ноги к полному росту. Делается замер от сиденья, на котором сидит девушка, до макушки. Вот это и есть рост минус ноги.

Художественной гимнастикой не рекомендуют заниматься девушкам, у которых фактурность больше пятидесяти двух. То есть длина ног должна составлять половину роста. У моих девчонок примерно пятьдесят с хвостиком. Но не пятьдесят два, так что этот параметр у них не плох.

– Поработайте ещё на растяжку, – сам иду к турнику, около которого крутятся мои соседи по комнате.

Завидуют моему вольному и свободному обращению с девчонками, но сами только улыбаются издалека.

На свой восьмой этаж забегаю по лестнице. Парни кое-как со мной, девчонок не заставляю. Излишняя силовая подготовка им ни к чему. Особенно после упражнений на гибкость.

После гигиенических процедур и завтрака некоторое время отдыхаем. Даже валяемся на кроватях, время-то чуть больше восьми, а занятия начинаются в 8:50. Примерно в девять и начинаем. Парни принимаются за домашние работы, а я ухожу к девчонкам. У нас своя тема, методы матфизики – предмет весьма громоздкий. Уравнения в частных производных второго порядка – это нечто. Решить аналитическими методами их невозможно, научный мир пасует…

– Девчонки, надо поступить так, – отрываюсь от учебника и разбора видеолекций. – Разобрать подробно процессы, которые порождают такие уравнения.

Антракт выбираю после первого академического часа. Держим такой же ритм, как на обычных занятиях.

– И никто не додумался до сих пор, как их решать? – Люда вопрошает риторически.

– Так это же хорошо! – радуюсь этому обстоятельству. – Подозреваю, что решение таких уравнений может занять ещё один учебник. Зачем нам это?

Сначала предмет мне показался жутким, а сейчас посмеиваюсь. Он не ужасный, у него всего лишь особенность есть: работы на механическое запоминание в разы больше. Это традиционный матанализ – стройное красивое здание, где одно прямо вытекает из предыдущего. ММФ сравнительно с ним – нагромождение камней, только некоторые из которых выстроены в подобие порядка. Моя развитая логическая память буксует, логика рвётся на каждом шагу. Хотя бы и с уравнениями в частных производных. Вывод самих уравнений есть, и он не сложен, процесса поиска решения – нет, сразу предлагается ответ, де, вот такие гармонические функции являются их решением. Для логического мышления остаются жалкие ошмётки в виде поиска параметров функции.

Мой внутренний искин в результате постоянных непрерывных тренировок набирает удивляющую меня самого мощь. Пускать его бесконтрольно в многосуточный марафон не собираюсь, но ощущаю, что с относительно небольшими перерывами он может работать много часов.

– Кофейку? – предлагает и тут же принимается за дело Люда по прошествию полутора часов.

После кофе сбегаю вниз по лестнице и бегу обратно вверх скачками через три ступеньки. Девочек озадачил лёгкими разминочными упражнениями. Перемена у нас такая.

– Чем теперь займёмся? – спрашивает Вера, уже при мне заканчивая упражнения на стопы. – Статами или программированием?

– А что тяжелее?

Девочки вздыхают и переглядываются. Что хуже, каторжный труд на рудниках или на лесоповале в дикие морозы? Приходится решать самому:

– Статанализом займёмся. Лично для меня программирование легче…

– Сатаналия, так сатаналия, – соглашается с абсолютно серьёзным лицом Люда, вставая из шпагата.

11 апреля, пятница, время 17:05

МГУ, актовый зал.

– Ы-ы-о-о-а… – мои музыкальные соратники встречают нас малость в неандертальском стиле.

– Хелло, мальчики! – Камбурская делает небрежный жест ладошкой.

Проходит, садится сбоку – мы все на сцене и зал закрыт для репетиций, – закидывает ногу на ногу. Совсем беспощадного удара по основному инстинкту нет, джинсы хоть и в обтяжку, но это всё-таки джинсы, а не мини-юбка с разрезом. Эмоциональный шок, однако, присутствует. Всё-таки сюда спустилась откуда-то из поднебесья теледива, пусть не первого порядка, но известная миллионам поклонников и не только поклонникам всяких глупых сериалов.

Только сейчас до меня доходит смысл улыбочек и недоверчивых взглядов, когда сказал, что приведу солистку. Мою оговорку «Камбурская подойдёт?» вообще приняли, как глупую шутку пустого хвастунишки.

– Музыку освоили? – спрашивает меня, стоящего рядом.

– Да. Ты вот что, Насть, – предупредить на ушко надо, она бывает резка на язык, – не важно, как они сыграют. Сдержанно их похвали, а то совсем зажмутся.

Девушка кивает. Была бы дурой, не пробилась бы.

– Сама-то текст выучила?

Настя снова кивает.

– Давайте, парни. Сначала минусовочку. Настя послушает, мы подшлифуем, а дальше она подключится.

Берусь за трубу. Так-то композиции без неё обычно идут, но парней поддержать надо.

Первый блин комом, пришлось барабанщику погрозить кулаком, но дальше пошло. Затем Настя пробует а капелла вполголоса, я поправляю кое-какие мелкие огрехи. Акцент у неё заметный, но не для российского зрителя.

– С произношением надо поработать, Насть, – выдаю вердикт. – Для студентов на бесплатном концерте сойдёт, но на серьёзную площадку с таким акцентом не вздумай выходить.

Вот и обнаруживается ещё один плюс её репетиций у нас. Дополнительная шлифовка исполнения.