Текст книги "Ранний старт 4 (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Каким-то ритуалом становится. Костик обращается с вопросами – я его посылаю. Изредка отвечаю, видимо, надо совсем прекращать, чтобы обнулить надежду на ответ. Приходит в голову идея, которую осуществляю немедленно:

– Ксенофонтий, давай договоримся. Я отвечаю только на один твой вопрос в неделю. Всё, что сверху – нафиг! Или давай за отдельную плату?

Последняя фраза – неожиданность для меня самого. Иногда идеи выскакивают очень резко, без всякой артподготовки. И ведь срабатывает! Немедленно включается шакуровская скопидомность. Но начинает торговаться. Сходимся на двух вопросах в неделю. За дополнительные назначаю плату от пятисот рублей.

– За несколько слов полтысячи рублей платить⁈ – сосед искренне возмущён.

– Ты должен прочувствовать, – мой тон назидателен и высокомерен, – непреходящую в веках ценность научных знаний. Ладно, давай, что там у тебя?

В процессе допроса выясняется, что Шакурову поэтапно в длинном повествовании доказательства одной из теорем почти всё понятно, но в целом…

– В таких местах надо поступать просто. Включать логическую и механическую память одновременно. Расценивать такие места именно как интеллектуальные упражнения.

– Практическая ценность какова? – Костик задаёт точный вопрос. Одобряю.

– Равна нулю. Если не считать успешную сдачу экзамена, – и добавляю, видя недоверчивую физиономию: – Спрашивал препода. Внятного ответа не добился.

По итогу весь комплекс вопросов, несмотря на протесты Шакурова, засчитал за недельную норму.

Почти испортил мне безмятежность вечера. Мы поужинали, сбросили в холле с девчонками энергию на импровизированной дискотеке, ополоснулись в душе. Наступает досадно коротенькое время вечерней релаксации перед впадением в темноту сна. А тут Ксаверий со своими вопросиками. Он ведь умный, дураков у нас нет, а это что значит? Это значит, что проблемки он подбрасывает нетривиальные. Приходится мозгами скрипеть.

Мне есть над чем подумать. Идею создания некоммерческого фонда на спонсорские деньги не забрасываю. Но проблему грандиозности ручной работы по созданию цифровой базы данных для нужд Пескова можно решить и по-другому.

12 декабря, пятница, время 09:50.

Москва, ул. Большая Якиманка, 9. Инвестиционная компания «Интеррос».

– Расскажите о себе, – предлагает профессионально улыбчивый и прилизанный менеджер.

Эдуард Яковлевич его зовут. Встречу организовать не так просто, почти как в сказке, где король посылает придворную молочницу за маслом. Узнать установочные данные несложно. В интернете есть. Далее надо потеребить декана, чтобы тот позвонил и договорился о встрече с нужным человеком.

Только перед этим ещё надо было создать некоммерческий фонд с целью развития высшего образования и стимулирования фундаментальных научных исследований. Так я хотел его задекларировать. Декан на такую наивность посмеялся, и отправил меня в университетскую НКО. Фонд поддержки научно-проектной деятельности студентов, аспирантов и молодых ученых «Национальное интеллектуальное развитие».

– Там есть сектор, который контролируется нами, – любезно пояснил Сазонов. – Ваш проект по линии ВМК? Решаемо.

Короче, пришлось побегать – и не только мне. Пескову, по большей части. И вот я у одного из возможных спонсоров.

Сильно подозреваю, что сейчас передо мной не совсем тот человек, который решает. Люди, принимающие решения, всегда окружены мощной сервисной прокладкой. Это всего лишь первый редут.

Мы познакомились, я заявил о цели прихода, и вот мне предлагают попрыгать, постоять на задних лапках и всё такое.

– Уточните вопрос. Полагаю, моя личная жизнь вас не интересует. Что конкретно вы хотите узнать?

На замечание о личной жизни улыбается:

– Нам надо знать, умеете ли вы добиваться своих целей. Проявляли ли когда-нибудь целеустремлённость в достижении желаемого. Да, вы правы, успехи в личной жизни нам неинтересны.

– Примерно в пятом классе я уже знал, где буду учиться и чем по итогу заниматься, – принимаюсь за приятное дело, самовосхваление. – Тогда же выбрал университет и факультет, на котором планировал учиться. На этом рассказ можно и завершить. То, что я добился своей цели, подтверждено документально. Мой студенческий билет вы только что видели.

– И всё-таки давайте подробнее. Какие-то трудности были, которые пришлось преодолевать?

– А как же! Я жаждал гарантий, а ЕГЭ – это во многом лотерея…

– Почему вы так говорите?

– Сам лично фиксировал некоторые моменты, когда в контрольных предлагался неверный ответ. То есть правильно его решивший школьник по этой задаче получал ноль. И соответственно общее снижение балла. Опротестовывать долго и неэффективно, сами понимаете. Подозреваю, в русском языке подобного больше. Хотя бы из-за большей доли субъективизма. Ну и сложности.

– И каким образом вы решили гарантировать себе поступление?

– Через предметные олимпиады. Чтобы засчитать ЕГЭ по математике и физике за сотню баллов, надо как минимум стать призёром на Всероссийской олимпиаде. Я и стал. Сначала по математике, а в последний выпускной год в школе планировал повторить успех по физике.

– Повторили?

– Нет. Получилось по-другому, более рискованно. Меня пригласили кандидатом в национальную сборную на международную математическую олимпиаду. Подумал и согласился. В конце концов, риск неудачи на олимпиаде по физике тоже присутствовал. Но в итоге я выиграл.

– А в чём состоял риск?

– Кандидатов в сборную было около восьмидесяти человек, а в сборную входит только шесть. Я мог и не попасть туда.

– Но вы попали? – менеджер чувствует завершение темы.

– Попал. Завоевал золотую медаль, но это так, приятный бонус. На самом деле, задача была решена уже по факту включения в сборную. Её члены имеют право на поступление в любой вуз страны, где математика один из профильных предметов.

– Есть ещё примеры, когда вы добивались поставленных целей?

– Таких крупных – нет. Думаю, к пенсии наберётся больше.

Менеджер весело и согласно хмыкает, вспоминая о моём юном возрасте. Это он ещё не знает, насколько юном. В студенческом билете дата рождения не указывается.

– Вы просите деньги на конкретный проект?

– Да. У него поэтическое название «Дорога в небо». Всё, что связано с разработкой новых космических технологий. Ракетные двигатели всех типов, конструирование космических аппаратов, космическая медицина и биология, космическая геология, информационные системы и так далее.

– Какой интерес нам? – менеджер холодеет и строжает лицом.

– Инвестиции в будущее. Причём не очень далёкое. С перспективой трёхзначных или четырёхзначных процентов прибыли.

– Скорее, в очень далёкое будущее, – скептически бормочет менеджер.

– Ну, если десять лет для вас очень далёкое будущее, тогда да, – соглашаюсь с лёгкостью.

Менеджер откидывается на спинку своего менеджерского уютного кресла, пристально смотрит. Безмятежно закидываю ногу на ногу и обхватываю руками колено. Так я могу сидеть долго.

– На чём основан ваш прогноз?

– Могу пример привести. Обнаружено, что астероид Психея состоит в основном из железа и никеля. Присутствуют металлы платиновой группы. В таких рудах обычно встречаются редкоземельные металлы. Стоимость общего объема металлов в этом астероиде по современным рыночным ценам приближается к семистам квинтиллионам долларов. Американцы уже послали к нему исследовательский зонд. Хотят наложить лапу. Но мы успеем раньше.

От названной суммы глаза менеджера округляются. Но энтузиазм быстро сдувается:

– Если его хотят забрать американцы, то они это сделают, – в голосе унылая безнадёжность. – Кстати, сколько это: квинтиллион?

– Что такое триллион знаете? – продолжаю после кивка: – Квинтиллион – это миллион триллионов.

Примерно минуту слегка потрясённый масштабами менеджер переваривает колоссальность предъявленных космических ресурсов.

– Где находится эта… – Эдуард Яковлевич щёлкает пальцами.

– Психея. В астероидном поясе между Марсом и Юпитером.

– Это ведь далеко, – в голосе разочарование. – Дальше Марса.

– И хорошо, что далеко. Было бы близко, кто-нибудь прибрал бы к рукам, – про себя удивляюсь, смотри-ка, знает, что Марс далеко, что Юпитер за Марсом находится. Продвинутый перец.

– Как конкретно вы хотите добраться до астероида?

– Это длинная история, Эдуард Яковлевич. Будут строиться космические корабли, разрабатываться новые технологии, готовить кадры. К тому же данный конкретный астероид –лишь отдельный эпизод. В Солнечной Системе кроме Психеи масса интересных объектов. Та же Луна. К тому же она намного ближе.

– На Луне ничего нет, – уверенности в его голосе, однако, как-то не хватает.

– Это очень спорный вопрос, – качаю головой. – Знать вы не можете, лично вас там точно не было.

– Американцы были…

Ещё один! Начинаю думать, что легче поверить в их высадку, чем спорить на каждом шагу.

– Даже если они там были, они же не всю её облазили. На обратной стороне точно никого не было. А вдруг там алмазы и самородное золото кучами лежит?

– Как до Луны доберётесь?

А он увлёкся! И что сказать?

– Построим лунный модуль, прилуним его с экипажем и начнём работу. Исследовательскую, научную, геологоразведочную, вернее, селенологоразведочную. Найдём что-то ценное, начнём добывать.

– Как у вас всё просто, – скептическая ухмылка пробивается на профессионально доброжелательном лице.

– Не просто. Но подробностей привести не могу. Я ведь у вас на что деньги прошу? На разработку технологий, которые и помогут нам достичь Луны.

– Где гарантия, что вы их разработаете?

Отвечаю в духе кота Матроскина:

– Наши мозги – лучшая гарантия. А расчёты показывают, что даже при нынешнем уровне развития Луна вполне достижима. Обойдётся дороже, только и всего.

– И сколько конкретно? – менеджер нащупывает родную почву.

– Миллиардов двадцать – двадцать пять в долларах, не больше. Для обеспечения логистики… не знаю, этот вопрос не просчитывал, но во много раз меньше. Порядка миллиарда долларов в год, вряд ли больше.

– Вы упорно умалчиваете о конкретике. У вас должна быть рабочая схема. Только под неё мы можем дать деньги.

– Вы хотите дать нам миллиард долларов?

Менеджер выпучивает глаза. Объясняю:

– Если корпорация совершает крупные инвестиции, то она имеет право знакомиться с детальным проектом. Цена ошибки высока. Но до этого ещё дожить надо. Если же речь идёт о нескольких миллионах, край, десятках миллионов рублей, то это стоимость не входного, а лотерейного билета. Повезёт – сорвёте куш, не повезёт – вы не проиграете, потому что профинансируете создание ряда технологий, которые сами по себе сулят отдачу. В самом худшем случае деньги можно с чистой совестью списать на развитие отечественного образования и науки. А на счет израсходованных средств представим подробный и честный отчёт, куда и зачем они ушли.

– Какова вероятность, что мы сорвём куш, как вы только что выразились? – менеджер упорно сворачивает на своё успешно-менеджерское.

Задумываюсь. Лично для себя никаких других вариантов, кроме абсолютного успеха, не допускаю. Но теоретически форс-мажор может произойти какой угодно.

– Процентов двадцать – тридцать. С учётом того, что может случиться революция, ядерная война, какие-то другие катаклизмы. Кирпич на голову может упасть. Как говорил товарищ Воланд, беда не в том, что мы смертны, беда в том, что мы внезапно смертны.

Наступает пауза. Мне удалось заставить его хотя бы задуматься? Уже хорошо.

– Не знаю… как-то туманно всё, – менеджер барабанит пальцами по столу.

– Железные гарантии даются только под три процента годовых. Сотен процентов без рисков не бывает.

– Буду настаивать на полном пакете документов, принятых для стартапов. Бизнес-план и всё остальное.

Кажется, беседа подходит к концу. И хорошо, а то утомил меня этот Эдуард Яковлевич не хуже сталинского следователя.

– Хорошо. Примерно через четыре года мы сможем вам представить документы в требуемом формате. Только учтите, что речь пойдёт уже не о копейках, а минимум о сотнях миллионов долларов.

Встаю. Даю знать этим движением, что намёк его понят правильно. Насмешка, которую он прячет, подтверждает мой вывод.

– К тому времени за нашей дверью уже будет толпа жаждущих дать нам деньги. Вам придётся толкаться локтями в очереди.

– Желаю вам всяческих успехов. Мы вам позвоним.

О, дожидаюсь сакраментальной фразы! Перевод простой: ступай себе мимо и больше не приходи. Сердечно прощаемся.

Глава 15
Новый год

29 декабря, понедельник, время 18:30.

МГУ, холл Главного здания.

Акустика здесь хромает, и понятно почему. Это не концертный зал продуманной конструкции. Но золотое облачко, видимое только мне, выжать из благодарной публики удаётся. Продолжаю его раздувать волшебным звучанием саксофона. Добавляет серебряных оттенков голос Камбурской. В ударе сегодня Настя.

Мне пришлось расщедриться на песенку. Обещал ведь. Вот её сейчас Настя и выдаёт.

«Drinking In The Day»: https://youtu.be/0xhRUULH6Zk

Перед этим разогрели публику «Purple Sun» и другими вещами. Репертуар накапливается, причём оригинальный. Деканат может быть доволен, повышенную стипендию мне платят совсем не зря.

Музыка небыстрая, энергичных плясок не провоцирует, но студенты, особенно студентки, пританцовывают, некоторые подпевали. Как-то имел неосторожность накидать тексты, и они разошлись по факультетам, словно пожар в сухой степи. Но последнюю песню слышат впервые.

Музицировать могу с лёгкой душой, все экзамены и зачёты выбил досрочно. Да хоть бы и нет. Декан мне предложил, а я согласился на хитрый коленкор. Я по-прежнему считаюсь студентом второго курса, хотя тамошние занятия давно не посещаю.

– Лично для тебя очень выгодно, Колчин, – сказал декан Сазонов. – Даже если на каком-то экзамене споткнёшься, никаких последствий не будет. У тебя фора в целый год. Целый год ты можешь не сдавать какой-то предмет, а официального «хвоста» у тебя не будет.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что у декана свои резоны. Ведь если я провалюсь, то мне что, стипендию обрезать и считать задолжником? Несправедливо получается и как-то неправильно. Не думаю, что где-то споткнусь, но в мудрости декану тоже не откажешь. Так что согласился считаться студентом второго курса.

После концерта под стон разочарования, столь сладостный сердцу любого артиста, подходит Татьяна. Нарядная, но не в открытом танцевальном платье. Протягивает лист бумаги:

– Приглашение в МГУ. ФИО впишешь сам, когда поговоришь. Факультет не важен, подберём. Правда, возможно, с понижением курса.

Смотрю. Ого, какая внушительная подпись! Хм-м, западного типа политику проводит университет. Помню-помню, как ректор как-то ответил на вопрос журналиста.

– А кого вы предпочтёте взять в университет: победителя предметной олимпиады по математике или химии, либо спортсмена, члена олимпийской сборной?

– Предпочту взять обоих.

Выступления и победы в соревнованиях по бальным и спортивным танцам поднимут престиж МГУ. И ректорат этому готов способствовать. Свидетельство чему – подпись проректора по учебной части.

Татьяна прёт танком. Посмотрим, что можно сделать.

С этими делами удручает один факт. Удручает, сбивает с толку и радует одновременно. Мои сокурсники-третьекурсники по пятницам занимаются на военной кафедре. По окончании получат офицерское звание и сразу в запас. Служить очно необязательно. Будоражащая воображение синекура. Но я пролетаю фанерой со свистом. Формально второй курс не закончил, а на военную кафедру только после его окончания берут. У меня даже заявление не примут. По окончании этого года тоже не примут, потому что несовершеннолетний и приведению к присяге не подлежу по закону. Совершеннолетним стану только в конце пятого курса – с учётом моего перескока. А обучение идёт три с половиной. Печалька.

Но есть и плюс: в пятницу я абсолютно свободен – это про меня. В отличие от парней третьего курса. Поначалу это породило волну веселья в стиле «девочки и Колчин могут быть свободны». Или «женщины и дети – на выход»! И постоянный нездоровый, я так считаю, ржач. Пока девчонки не прекратили неуместные шуточки волевым решением. Показали парням язык и сказали, что им меня одного за глаза хватит.

– Для размножения, – немедленно уточнил под смущённые девичьи смешки. – В пятницу все девочки курса – только мои, – и дальше улыбаюсь с чувством глубокого удовлетворения под поощрительное хихиканье девчонок.

Пришлось пережить волну мрачной ревности и зависти, сменившей веселье, но это мне несмертельно. А вот что меня пугает, так предстоящая поездка домой. Сам себе напоминаю нашкодившего кота, оголодавшего и пытающегося незаметно пробраться в дом мимо строгой хозяйки с претензиями.

30 декабря, вторник, время 19:20.

Синегорск, квартира Колчиных.

– Встречайте нашего добра молодца! – с порога громогласно провозглашает папахен. – Продолжателя и размножателя славного рода Колчиных!

С-цуко! Даже Кир улыбается, мачеха противно хихикает. Папахен тоже от меня плохого набрался? И ведь всю дорогу так мирно себя вёл. Только сейчас постфактум припоминаю кое-какую загадочность в его улыбке. Как раз это особенно коробит – узнаю свой фирменный стиль шуточек. Надо как-то отвечать…

– Ты, пап, гляжу, от меня не отстаёшь? – киваю на уже заметный животик мадам Колчиной.

Папахен довольно хохочет, шлёпает по спине мощной дланью.

– Давайте за стол, ужин стынет, – приглашает Вероника. – Подарки потом разберём.

Ей хорошо говорить, она знает, что я привёз. Сама ведь и заказывала. А вот Кир за столом извертелся.

– Agis comme il sied, – приказываю ему вести себя прилично. По-французски.

– Ça va.

Соглашается и тоже по-французски. Молодец, помнит. Привёз ему томик Жоржа Сименона на языке оригинала. Кир устроен так: не будешь его постоянно дёргать – он и чесаться не станет.

Ужин терпит стоически, но по окончании буквально выпрыгивает из-за стола. Выхожу за ним. Книжка-то ладно, это скорее домашнее задание, а вот набор марок на космическую тему вызывает приступ восторга. Ребёнок он ещё. Любимому ребёнку мачеха идёт навстречу, организует чаепитие в гостиной, с домашним тортом. В свой пакет заглядывает, удовлетворённо кивает и относит в спальню. Женскими штучками среди мужчин не похвастаешь. Если только наедине.

– А это… – Вероника засматривается на другую коробку.

– Это Алисе надо выслать…

Вероника переглядывается с папахеном, но смысл не смог уловить. А сказать ничего не сказали.

Когда прихожу в нашу комнату, сразу замечаю новые модели. Слегка напрягает, что это «Шаттл» и космоплан X-37b, но ничего не говорю. Только велю трещать по-французски. Обоим полезно.

Кир поначалу запинается, но после уточняющих вопросов втягивается и почти сравнивается по скорости с болтовнёй на русском. А я думаю. Это ведь неуникальный случай. «Шаттлы» даже в жанре космической фантастики стали нарицательными. Почему?

Потому что американцы уделяют огромное внимание картинке. «Шаттл» красив, никак этого не отнимешь. Вот чему у них надо учиться – делать красиво. Образ космического корабля должен потрясать воображение своими линиями, властно влюблять в себя. Так что ругать братана за непатриотичное восхищение не буду. К тому же врага и конкурента надо знать.

31 декабря, среда, время 18:20.

Квартира Зины Стрежневой.

Традиции, как привычный ландшафт и знакомая обстановка вокруг, ласково заключают нас в объятия, напоминая, что мы дома. Наши корни живы, пока есть нечто, ведущее начало из детства. Как привыкли детьми собираться у Зиночки, так и собираемся.

– Ой, Витя, какой ты стал! – громоподобно восклицает тётка Глафира, топя меня в своих могутных объятиях. И вызывая в памяти целый пласт детских счастливых воспоминаний.

Отдаю подарки друзьям. С какого-то момента прекратил напрягать иссякшую фантазию для поисков вариантов. Прямо сказал друзьям, чтобы тупо заказывали, что им привезти. Любой каприз за их деньги. И если набор косметики Л’Ореаль для Кати выглядел закономерным, то заказ духов из серии Кристиан Диор, сделанный Зиночкой, меня потряс до глубины души. Зина взрослеет? Разве валькирии пользуются духами? Получается, да.

Зина уходит в свою комнату и возвращается с деньгами. Отвожу её руку. Улыбаюсь.

– За тебя уже заплатили, – киваю в сторону Сверчка.

Зиночка с таким же непробиваемым лицом подходит к нашему скрипачу и без всяких реверансов целует его в щёку. Под общий смех то же самое делает Катя с Димоном. Ерохин тоже профинансировал Катюшины хотелки.

Наш состав неожиданно разбавлен Варькой из восьмой школы. Тоже близкий человек, когда-то же били её в том же счастливом детстве. Тимоха Ерохин со своей компанией где-то гуляет. Ну, они постарше, у них вкусы немного другие. Небось уже подружек по углам жамкают. Хотя до меня, который скоро станет отцом, им далеко.

От последней мысли настроение как-то изменилось, но непонятно, в какую сторону. Острое желание увидеть Алиску, пожалуй, на первом месте. Задать бы ей трёпку за такую подставу!

Общий гомон за столом, весёлые воспоминания, разговоры об учителях и общих знакомых быстро сносят все посторонние мысли. Вечер развивается по своим законам. На танцы разбиваемся по парам естественным образом, мне достаётся Варька. Она всего на год старше нас, попадаем в одну возрастную группу. Этот год у неё выпускной, мои друзья ещё через год школу окончат.

– Артур во дворце культуры обосновался, – делится новостями Варя, прижимаясь ко мне весьма умеренно, – Таню, Бориса и Настю тоже перетащил. Кого-то ещё принял, теперь в городе есть свой музыкальный ансамбль «Альтаир»…

Случайно или нет Артур выбрал имя звезды? Или я просто настроен видеть всюду такие знаки? На мой вопрос о танцевальных девушках, Варя подтверждает и уточняет ранее полученные сведения от Сергея Викторовича Фурсова, главного математика нашей школы. Оля Беркутова – в педе на лингвистическом, Света – на филфаке в университете, Наталья – уже не из нашей школы, но из Олиной танцгруппы, – на том самом экономически менеджерском факультете нашего университета.

С Олей и Светой всё понятно, но откуда она о Наташе знает? Я сам-то с трудом её из памяти вытаскиваю. Исключительно по фактурной внешности – ближайшая конкурентка Беркутовой Оле. Впрочем, у девчонок свои, только им доступные, коммуникации.

После встречи бокалами с шампанским полуночи и фейерверков на улице – тоже традиция – возникает настроение поболтать. Естественным образом попадаю в центр внимания.

– Мы видели тебя с Гоблином, – в голосе Кати удивление пополам с восхищением. – Только не поняла, чего ты с тем усатым не поделил?

– Да это так, игры в песочнице, – отмахиваюсь.

– Космические аппараты уже умеешь конструировать? – с лёгкой подначкой спрашивает Ерохин.

– Начинают учить на третьем курсе.

Мой ответ его шпильку обнуляет. И вызывает вопросы.

– Погоди, погоди… – Димон трёт лоб. – Ты вроде на втором?

– Формально – да, фактически – уже на третьем, – видя всеобщее недоумение, поясняю: – Торопиться надо. Видите, что в мире творится? Надо спешить.

Совершенно неожиданно несерьёзный разговор сворачивает в страшные взрослые дебри.

– Мне понадобится спецслужба. Разведка, контрразведка, служба безопасности и всё такое. Подумайте над этим. Может, у кого-то знакомые такие есть.

– У самого нет? – Ерохин пытается спихнуть на меня. – В Москве кого угодно можно найти.

– В Москве – да, можно. Только друзей там нет, которых с детства знаю.

6 января 2026 года, вторник, время 11:35.

Поезд «Москва – Архангельск».

На вокзале в Ярославле распрощался с отцом. Он порывался отвезти меня в Березняки на машине, но я отговорил. Зимние дни короткие, ночевать в дороге – так себе идея. Мою идею ехать через Москву уже он отверг. Сошлись на комбинированном варианте. До Ярославля он успевал и меня подбросить, и вернуться домой засветло. Ну, почти засветло.

Прохожу в вагон, билет мне достался боковой. Несущественно, мне всего пару часов ехать.

– Какое у вас место, 43-е? – на меня смотрит седой мужчина лет за пятьдесят. – Не уступите мне нижнее место, а то побаиваюсь на верхнее залезать?

– А вы что, спать собрались? – закидываю дорожную сумку на верхнюю полку, раз мне её сватают. – На ночь вам придётся с другим соседом договариваться. Я-то сойду скоро.

Усаживаюсь. Знакомимся. Поезд трогается, залипаю на ускоряющийся пейзаж за окном. Почему-то всегда действует на меня завораживающе. Сосед время не теряет, заказывает чай, вытаскивает свои припасы. Глядя на него, вынимаю свои. Как раз время обеда на подходе.

– Угощайся, не стесняйся, – мужчина предлагает свои деликатесы, запечённую курицу.

Отказываюсь. Мне в дорогу мачеха пироги собрала.

– В дороге лучше своим угощаться, – делюсь мудростью предков, то есть папахена.

От предложенного малинового варенья, впрочем, не отказываюсь.

– Школьник? – ещё раз ощупав меня взглядом, поправляется: – Хотя нет, студент.

– Да, Фёдор Дмитриевич, студент.

На вопрос о месте обучения отвечаю уклончиво. И вру, когда собеседник пытается уточнить:

– Московский приборостроительный. Буду датчики всякие конструировать. Для авиатехники, космических аппаратов, атомных реакторов.

– Сильно, – мужчина с уважением качает головой. – А за границу не думаешь уехать?

Вытаращиваюсь на него с искреннейшим недоумением. Что за фантазии?

– Ну, просто многие сейчас туда нацеливаются…

– Мне и тут хорошо.

– Ну да. Сложностей много, язык надо знать, знакомства бы неплохо иметь.

– No problems, sir. I speak three languages: English, French, German.

Теперь мой собеседник вытаращивается на меня:

– Ого! Я невеликий знаток английского, но фраза простая, поэтому понял. Три европейских языка, выходит, знаешь. Сильно, сильно…

Кстати, о своём месте работы, с которого ушёл на пенсию, он, по-моему, тоже соврал. Не из МВД он. Хотя судить мне трудно.

– А ещё моя будущая специальность сильно ограничит мои передвижения за границу, – уточняю свой будущий статус. – В Казахстан или Белоруссию мне могут позволить съездить. С остальными странами сложнее.

– Мира не увидишь.

– Почему же? Командировки могут быть. Мы – большая страна, интересы есть по всему миру.

– Например?

– Куба, Латинская Америка, Африка, Китай, Северная Корея. Да мало ли…

– А ведь действительно… – задумывается.

– Я-то думал, такой молодёжи у нас и не осталось, – добавляет после длинной паузы. – Выходит, не всё потеряно, а, Вить?

Меня снова удивляет непонятная вспышка надежды в глазах.

– А почему у нас должно быть всё потеряно? Проблемы есть, конечно… – возникает идея, которую тут же озвучиваю: – Но если старшее поколение нам поможет…

– Старшее поколение поможет, – улыбается Фёдор Дмитриевич и вытаскивает походные шахматы. Маленькая доска и фигурки с магнитными донышками. – Сыграем?

Мой искин не отказывается размяться, хотя шахматами не увлекаюсь. Потрепыхался, но проигрываю довольно быстро. Улыбаюсь с некоторой насмешкой:

– Не очень честно, Фёдор Дмитриевич. Сразу видно, что дебют наизусть помните. Это чит.

– Не забывать же мне его, – разводит руками. – Что такое «чит»?

– Преимущество, дополнительная возможность.

Следующую партию играем после первых девяти ходов, которые Фёдор Дмитриевич делает сам и с пояснениями. Вот теперь можно сразиться. Играем до самого моего приезда. И на этот раз победа моему оппоненту даётся очень непросто.

Прощаемся.

На выходе из поезда включаю режим «язык до Киева доведёт» и цепляюсь хвостом за супружеской парой средних лет, которым тоже нужен автовокзал. Скидываемся на такси. Мои проводники боятся опоздать, а в мою сторону ещё пара автобусов есть.

Ехать почти два часа – и это только до райцентра, потом ещё дюжину километров. На худой конец могу и дойти, несахарный. Но зачем мне ненужные приключения? Поэтому вызваниваю Виталия ещё в автобусе.

У своего попутчика, Фёдора Дмитриевича, контакт взял, он в Архангельске живёт. Дал свой домашний адрес и электронную почту. Адрес общежития смысла не имеет. Я его скоро сменю. А семья никуда не собирается. Телефонами, разумеется, обменялись. С предупреждением, что звонить мне можно только в районе девяти часов вечера.

Белый жигуль-шестёрка – надо же, ещё бегают такие, – мигает на прощание фарами, бибикает и с лёгким проскальзыванием уходит по заснеженной дороге. Машу рукой на прощание Виталию и его отцу. Денег, разумеется, они с меня брать не стали.

Несколько секунд не решаюсь идти, затем открываю калитку. По снежной тропинке не успеваю дойти до входа. Женщины заполошно высыпают на крыльцо. Останавливаюсь в нескольких шагах, осторожно, стараясь не встречаться взглядами, сканирую нечитаемое лицо бабушки Серафимы.

Долго мне этим заниматься не дают. Алиска спрыгивает с крыльца и влипает всем телом. Уши переполняет восторженный визг:

– Ви-и-итьк-а-а!

Собирался делать ей втык, готовил слова осуждения и обвинительный текст. Всё смыто. Ничего не смогу ей сказать. Чуть отклоняю лицо, покрываемое поцелуями, чтобы увидеть бабушку. И вижу, что она тоже улыбается. Немного отпускает. Может, не так сильно достанется?

– Давайте в дом, нечего тут на морозе!

Первым делом Алиска принимается собирать на стол, бабушка идёт баню затапливать. Животик у девчонки уже заметный, но пока аккуратненький, со спины не увидишь. И спереди, если неблизко, тоже не сразу заметишь.

До прихода бабушки ничего не успеваю спросить. Алиса, будто что-то чувствуя, душила мои намерения на корню. Лёгким мимолётным поцелуем или касанием. И я её хочу. По-настоящему. Если во время учёбы удавалось отгонять от себя видение обнажённой девушки, сидящей на моих бёдрах, то теперь стою в двух шагах от возможности воплотить видения в реальность.

– Ну, всё! – провозглашает бабушка, стряхивая снег с валенок. – Как раз после ужина и будет всё готово. Попариться жару не хватит, а ополоснуться – как раз.

Жареная картошка на сале под квас идёт на ура. Папахен приучил к таким немудрящим яствам. Аппетит к еде закрыт, а вот другой только разгорается. И отражается румянцем на лице Алисы.

Ладно, в баню надо идти. Чем быстрее схожу, тем быстрее доберусь до Алиски. Надеюсь, бабушка не уследит.

– Чуть не забыл! – вытаскиваю из сумки зимние сапожки, подарок для будущей мамы.

Не отказываю себе в удовольствии самому надеть их на ножки немного смущающейся Алиски.

Скрип торопливых шагов слышу, ещё не успев зайти в баню. Нагоняет смеющаяся Алиса. Чего это она? Вроде я всё с собой взял. Не дожидаясь меня, скидывает старую шубейку, выпрыгивает из подаренной обувки и прямо в сорочке ныряет в парную. Бросает через плечо мне, ошалевшему:

– Давай быстрее!

Ещё задумываюсь, снимать ли трусы, затем корю себя за робость. Я в баню, в конце концов, пришёл…

А вторая половина шуточки «заодно и помоемся» приходит в голову, когда уже расслабленный сижу на полу, оперевшись затылком на Алискино колено. Она сорочку свою скинула уже здесь, и когда вошёл, нас притянуло друг к другу магнитом. Так что чуть не заискрило. И тут же те самые видения и реализовались. По чисто технологическим причинам, живот мешает прижать её сверху.