Текст книги "Зазеркалье войны (СИ)"

Автор книги: Гедеон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– Угумф, – согласился с ним Скептик, набив рот орехами. Прожевав, он продолжил уже внятней: – Дом построишь на побережье, загорать будешь... как наш Ребус.

Эти слова вызвали весёлый смех – в одну из увольнительных Ребус умудрился забыть о защитной мази и обгорел под местным солнцем до цвета, придавшего ему немалое сходство с аборигенами. Вот только безвредное для зелтронов излучение Зела грозило неприятными последствиями для пренебрегающих защитными средствами туристов.

– А в чём проблема? – в своей непринуждённой манере поинтересовалась Схема. – Хочешь – оставайся.

Это незамысловатое предложение вызвало сперва взрыв смеха, но поняв, что зелтронка не шутит, клоны мгновенно притихли.

– Кто б ещё разрешил, – наконец подал голос Тал. – А так бы мы с радостью...

– Может, нас тут на ППД оставят? – выразил общую надежду Вжик, но его перебил Скептик.

– А воевать за тебя кто будет? – поинтересовался он. – Вод, вынь голову из шебса! Чем мы год занимались? Правильно – были в каждой шебсе если не затычкой, то уж точно подмывкой. Каждый из нас на счету, а дворняги, если ты не заметил, особо не горят желанием впрягаться за нас. Если бидоны не вывалятся тут – значит, соберём манатки и почапаем в очередную дыру.

Он замолчал и зло вонзил зубы в бутерброд, словно вымещая на нём свою обиду на несправедливость, что стала их постоянным спутником в жизни.

– А пусть дворняги и воюют, – внезапно подал голос молчавший до того Солус. Он всегда держался чуть в стороне от других, отделённый незримой пеленой отчуждения. – Лично меня достало то, что они только треплются о свободе, идеалах и бла-бла-бла, а в итоге мы скачем, как набуанские морские блохи, от планеты к планете, и отстаиваем единство Республики, за которое никто другой сражаться не хочет. Хотел бы я увидеть их рожи, если мы все сядем на задницы и предложим им самим расхлёбывать заваренную кашу.

Остальные клоны ошарашенно посмотрели на брата. Одно дело – тихие мечтания на тему "было бы здорово пожить иначе", а совсем другое – столь откровенное неприятие самой идеи этой войны. Точнее, в глубине души многих посещали подобные мысли, но высказать их вслух, да ещё и в столь безапелляционной форме...

– Это пахнет бунтом, водэ, – враз посерьёзневшим голосом сказал Отчаянный.

– И что? – Солус всем корпусом повернулся к нему. – Что мне сделают? Расстреляют? – Он искренне рассмеялся. – Пусть придумают что пострашнее – меня и так пристрелят. Рано или поздно. А так – хоть будет, за что.

Чимбик молча взирал на брата, прекрасно понимая, что творится у того на душе. Через то же самое они с Блайзом прошли больше года назад, с той лишь разницей, что здесь уже был реальный мир, готовый их принять. Слишком хорошо Чимбик помнил собственные метания, когда любой выбор казался проигрышным, чтобы пожелать подобное братьям. Но роковые слова уже были произнесены, и в глазах всех присутствующих клонов отразилась новая, немыслимая, но оттого не менее привлекательная идея. Идея, о последствиях которой, похоже, сейчас никто не думал.

– Во-первых, это преступление, называется "дезертирство", – начал он, поставив на стол свою тарелку. – Во-вторых – а чем заниматься на гражданке? Это сейчас король нас кормит-поит, а потом? Нахрена ему табун прожорливых нахлебников? Ну, допустим, механики ещё найдут себе работу, – при этих словах глаза Тала подозрительно блеснули, – пилоты – тоже. А остальные? Что делать? Найти себе подружку и сесть ей на шею? Очень хороший поступок, достойный, – фыркнул Чимбик, накладывая себе фруктовый салат. – Да и... Ну, найдёте вы себе тут работу, к примеру, будете день работать, потом – домой, к любимой под тёплый бок. Обалденно, не так ли?

Большая часть клонов подозрительно притихла, чувствуя подвох, и лишь Солус сумрачно кивнул. Схема, почувствовавшая неожиданный и скрытый от глаз накал страстей, удивлённо разглядывала клонов.

– А потом ты берешь тарелку с орешками, ставишь на стол честно заработанную бутылку холодного эля, – продолжил расписывать прелести гражданской жизни Чимбик, заправляя салат сливками из баллончика. – Приятную, запотевшую. Открываешь, делаешь первый глоток, включаешь ГолоНет... и смотришь в новостях, как на очередном куске бантас поодо гибнут твои братья. Те, кто не ушёл, те, кому не повезло так, как тебе. Гибнут под старательно-скорбную речь очередного говнюка, делающего себе имя, карьеру и гонорар. Смотришь и понимаешь, что должен был быть там, рядом. Что именно тебя не хватило, чтобы прикрыть фланг, что твой ствол мог оказаться той каплей, что переломит ход битвы. Не знаю, как ты, Солус, но мне бы не то что орешек – глоток воды бы в глотку не полез... – Чимбик отставил сливки и поднял тарелку, придирчиво оглядывая её содержимое.

– Приятная картина, правда? – осведомился он нейтральным тоном, так, что непонятно было, про что идёт речь – то ли про салат в тарелке сержанта, то ли про обрисованную им картину.

Повисла гнетущая тишина, в которой явственно послышался звон разбившейся хрустальной мечты. Помрачневшие лица братьев вызвали в Чимбике непрошенное чувство вины за собственные жестокие слова, но подобные мысли, как заразу, следует отсекать сразу, до того, как она распространилась.

Лицо зелтронки, прочувствовавшей смятение и отчаяние каждого из клонов, сменило несколько выражений, остановившись, в конце концов, на упрямом.

– Тогда у вас есть только один выход, – заявила она. – Побыстрее закончить эту никому не нужную войну.

Чимбик пожалел, что рядом нет Блайза, чтобы ответить на эту фразу хоть какой-нибудь, пусть даже самой заезженной, шуткой. От размышлений его отвлёк звук, который клоны очень надеялись не услышать на Зелтросе: заунывный вой тревожной сирены.

– Началось, – побелевшими губами шепнул Отчаянный, глядя на оцепеневших братьев.

– Чего расселись? – заорал он, хватая шлем. – По машинам!

Его слова словно разбудили клонов: опрокидывая кресла, они кинулись к своим танкам, кроме Чимбика, ломанувшегося на плац, где уже строился его батальон. Задержался лишь Тал – наклонившись, он ткнулся сухими губами в щеку Схемы и шепнул:

– Спасибо, – и побежал за остальными.

Чимбик, мчась на всех парах на плац, на ходу активировал комлинк и вызвал Талику.

– Ты дома? – выпалил он, едва зелтронка ответила на звонок.

– Нет, – ответила зелтронка, и по её голосу клон понял, что она улыбается. Фоном звучал детский смех и крики, подсказывающие, что Талика с домочадцами выбралась на прогулку. – Ты освободился пораньше, лар?

– Собирай всех. Быстро! – Сержант по своей привычке перешел сразу к делу, не тратя время на бессмысленную, с его точки зрения, болтовню. – У тебя дома подвал есть?

– Да, – голос Талики стал озадаченным. – Там мастерская Видуса.

Один из брачных партнёров Талики был ювелиром и, как многие зелтроны, устроил рабочее место прямо дома.

– А что случилось, лар?

– Война началась, – сообщил горькую весть Чимбик. – Собирай всех, пусть Видус, Симур и... опять забыл, как звать его придурочного приятеля, который мне чихательного порошка подсыпал... Неважно. Пусть перетянут туда матрасы, чтобы все могли там разместиться. Соберите продуктов и воды дня на три. И ни в коем – ни в коем, слышишь? – случае не выпускай никого наружу, смотреть, как в небе огоньки мигают. Понятно?

Было ли это связано с доверием, которое Талика испытывала к нему, или с рассказами её мужа-наёмника, Чимбик не знал, но, к его огромному облегчению, зелтронка не стала спорить и возражать.

– Хорошо. Будь осторожен, зелар.

Прежде чем связь оборвалась, он услышал её спокойный голос, обращённый к кому-то рядом: "Сейчас мы сыграем в новую игру..."

Впервые в жизни Чимбик понял, что ему есть, куда возвращаться. И он твёрдо намеревался это сделать.

Орбита Зелтроса. Борт «Несущий свободу», крейсер класса «Дредноут», флагман сводной эскадры Республики

Генерал-джедай Ия Нулла стояла на мостике, заложив руки за спину и чуть наклонив рогатую голову, наблюдая, как выстраивается её эскадра.

Для обороны Зелтроса Республика не смогла выделить ни одного корабля ВАР, – все силы и резервы уходили на блокирование многочисленных ударов врага, сыпавшиеся на республиканцев, словно из рога изобилия, – поэтому сейчас на орбите сосредоточилась живописная группа из самых разнообразных кораблей, принадлежавших Корпусу Юстиции и различным планетарным правительствам. Так, например, её флагман принадлежал Коррелии, шесть фрегатов – Алдераану, а двенадцать лёгких крейсеров класса "Консульский", предназначенных для защиты крупных кораблей от налётов москитных сил, и четыре модернизированных дредноута – раритеты, помнившие ещё ситско-республиканские войны, – Корпусу Юстиции. Ни один из кораблей не имел истребителей, поэтому полагаться приходилось только на перекинутую на Зелтрос 35-ю авиагруппу в составе десяти эскадрилий общим числом в 180 машин. Огромным минусом было то, что базировалась вся эта мощь на поверхности, а значит, для выхода на орбиту требовалось время. Бесценное время, за которое противник может успеть нанести сокрушительный удар.

Нулла вздохнула, оглядывая построение. Корабли выстроились полумесяцем, вогнутой частью к планете, "рогами" – в космос. Флагман стоял по центру, прикрытый двумя "Консульскими", далее расположились по два дредноута и на флангах – алдераанские фрегаты. Каждый корабль прикрывал легкий крейсер, превращенный в корабль ПВО, но джедайка считала, что этого недостаточно для полноценной защиты от истребителей и торпедоносцев противника. Особенно учитывая массовость этих аппаратов у сепаратистов. Неудовлетворительной, с её точки зрения, была также слаженность группы – экипажи, сдёрнутые с мест своей обычной дислокации, просто не успели в должной мере привыкнуть взаимодействовать друг с другом, да и общая их выучка оставляла желать лучшего. Ия, привыкшая к вымуштрованным, прекрасно обученным клонам, не могла не отметить тот факт, что добровольцы, составляющие экипажи кораблей, очень сильно уступали искусственно выращенным солдатам по всем параметрам: от профессиональной подготовки до моральной стойкости. В эскадре уже в первый день после её формирования были отмечены случаи нарушения дисциплины, да и матросы особо не скрывали своего желания побывать на знаменитой планете-курорте, раз уж предоставилась такая возможность. А в то, что КНС осмелится нанести удар по одной из центральных планет Республики, они верили слабо.

Ия поначалу пыталась выбить хотя бы один "Венатор", но в ответ получила жёсткий отказ: уход даже одного авианесущего крейсера в данный момент мог стать фатальным для какой-либо из эскадр, сдерживавших натиск сепаратистов. Нулле пришлось довольствоваться тем, что есть.

Но джедай не собиралась сидеть сложа руки: едва прибыв на место, забрачка немедленно принялась сбивать эскадру в более-менее боеспособное соединение, буквально замучивая подчинённых бесконечными маневрами, учебными тревогами и учениями. Экипажи едва ли не круглосуточно отрабатывали перестроения, движение в составе эскадры, отражение атак со всех ракурсов и направлений, борьбу за живучесть, помощь терпящим бедствие, борьбу с десантом на планету и абордажными группами – так, что к концу второй недели мечты о горячих зелтронках выветрились даже из самых любвеобильных голов, – сил едва хватало, чтобы доползать до коек и проваливаться в сон. Зато эскадра из беспорядочного набора разнотипных судов превратилась в сносное боевое подразделение, хотя до идеала было ещё далеко. И Ия не собиралась останавливаться на достигнутом.

– "Звёздная пыль" вылез слишком далеко, коммандер, – заметила она, показывая командиру "Несущего свободу" – невысокому, жилистому мужчине среднего возраста, по имени Дональд Янг, – на крайний левофланговый фрегат. Тот кивнул и повернулся к связистам.

– Передайте на "Звёздную пыль", чтобы сдали чуть назад, – приказал он. Нулла кинула быстрый взгляд на хронометр и удовлетворённо кивнула.

– Неплохой результат, – нейтральным тоном заметила она.

– Да, мэм, – так же бесстрастно откликнулся Янг, глядя, как фрегат сдаёт назад, выходя на позицию.

– Но пробуем ещё раз, – непреклонно заявила джедайка. – Всегда можно сделать лучше.

– Да, мэм, – Янг вновь повернулся к связисту. С забрачкой он был полностью согласен – чем больше времени они потратят на учёбу, тем меньше придётся расплачиваться за свою недальновидность в бою. Конечно, может, то большинство офицеров и матросов, которые считают, что сепы не рискнут сюда соваться, и право, но лично сам Янг не хотел ничего пускать на самотёк.

От размышлений Дональда отвлёк оператор поста ДРЛО.

– Сэр! – окликнул он командира, старательно сдерживая возбуждение в голосе. – Отметка три... пять... девять! Девять целей, сэр, вышли из гиперпространства и идут к нам! Пять фрегатов класса "Щедрый" и четыре крейсера класса "Бунтарь"!

– Боевая тревога! – скомандовала Нулла. – Сообщите на Зелтрос, что враг атакует. Всей эскадре – сохранять прежнее построение, разворачиваемся к противнику!

Сражение за Зелтрос началось.

Первая волна состояла из относительно лёгких кораблей, задачей которых было завязать бой и сковать действия республиканцев. Построившись клином, с "Бунтарями" на острие, сепаратисты ринулись в атаку, одновременно выпустив рой истребителей и бомбардировщиков.

– Что-то они слишком нагло пошли, – ровным тоном заметил Янг. На лице коммандера не дрогнул ни один мускул, словно он не стоял на мостике боевого корабля, который через считанные секунды окажется в самой гуще битвы, а сидел в ресторане с винной картой в руках, обсуждая с официантом букет вина урожая двадцатилетней давности, но Нулла почувствовала, как натянулись нити Силы, выдавая внутреннее напряжение офицера.

– Прикажете вызвать истребители? – Дональд покосился на джедайку. Ия задумчиво нахмурила лоб, но размышления её прервал крик с поста ДРЛО.

– Множественный контакт! – кричал оператор. – Пять... Восемь... О боги... – Голос парня сел. Сглотнув, он повернул к командиру посеревшее лицо, покрытое мелкими капельками пота, и просипел:

– Сорок вымпелов, сэр, и они продолжают прибывать.

Ия обернулась к главному голопроектору, куда помощник оператора вывел данные, и поняла, что, скорее всего, уже не увидит Храм – в систему вывалилась вражеская армада. Намётанный за полтора года войны глаз безошибочно определил хищно вытянутые тени "Бунтарей", торы кораблей Торговой Федерации и похожий на колёсную пару громадный корабль снабжения. Между колоссами хищной мошкарой роились истребители и торпедоносцы, а за выстраивающимися в боевой порядок крейсерами и фрегатами виднелись разлапистые силуэты десантных кораблей. И их было много, очень много... "Значит, всё же они нашли силы для вторжения. Молодцы..." – горько подумала джедайка и, стараясь сдержать дрожь в голосе, распорядилась:

– Отставить истребители. Передайте на Зелтрос: истребителям приготовиться отражать высадку десанта. К нам на помощь идти запрещаю – все силы крыла направить на уничтожение десантных кораблей противника и прикрытие наземных войск.

Она услышала, как сзади кто-то сдавленно охнул, а из ямы, занимаемой связистом, донеслась тихая молитва. "Помолись за всех нас, – подумала забрачка. – Может, твои боги будут настолько милостивы, что помогут и нам..."

– А теперь напинаем бидонам! – прорычал Янг, грозно насупив брови.

Первой жертвой стал "Звёздная пыль" – "Гиены", не обращая внимания на потери, которые они несли от огня фрегата и прикрывавшего его "Консульского", буквально растерзали несчастный корабль. Глядя на его изуродованный корпус, фонтанирующий паром из множества пробоин, Нулла старалась не думать о том, что где-то там, в его отсеках, ещё могли остаться люди, закупорившиеся за переборками и с надеждой ждущие помощи. Помощи, которой не будет...

Между тем торпедоносцы, завершив расправу над фрегатом, обрушились на фланг республиканцев, заставляя их ломать построение. И это им удалось: спасаясь от торпед, один из алдераанских фрегатов – "Горный поток" – неосмотрительно выскочил вперёд и моментально угодил под обстрел "Бунтарей", в секунды разорвавших бедолагу на части. Обломки фрегата, медленно кружась, добавили декораций к жуткому спектаклю войны, а "Стервятники" устроили весёлую охоту за спасательными капсулами, на которых пытались спастись выжившие члены экипажа. Нулла, стиснув зубы, вздрагивала каждый раз, как яркая вспышка возвещала о гибели очередных несчастных. А потом палуба вздрогнула и ушла из-под ног. Что-то с страшной силой ударило джедайку в лоб, и она потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, то в первую очередь поразилась тишине, нарушаемой лишь тихим звоном в ушах. Над ней наклонилось лицо Янга, беззвучно разевающее рот, и Нулла подумала, что коммандер сейчас очень похож на вытащенную на берег рыбу, разве что не дёргается. А затем вернулся слух, и на Ию обрушилась какофония звуков: визжали дурными голосами тревожные сигналы с пультом, потрескивало пожирающее пластик пламя, шипела воюющая с ним система пожаротушения, и кто-то голосил нудно, протяжно, на одной ноте, лишь иногда прерываясь, чтобы набрать воздуха и начать по новой.

– Мэм! – услышала она крик Янга. – Вы как, мэм?

– В норме, – Ия ухватилась за его руку и кое-как встала на ноги. Вспомнив про удар, она подняла руку и нащупала на лбу здоровенную шишку.

– Ого, – только и сказала Нулла, а потом огляделась.

Мостик был страшен. Связист обугленной мумией сидел в своей яме, заживо сожжённый пожаром. Он даже не успел вскочить с кресла и так и сидел, прикипев к обивке и положив чёрные руки на свой пульт, словно и после смерти продолжая выполнять долг. Поста ДРЛО тоже больше не было: то, что осталось от операторов, иссечённое осколками и окровавленное, валялось на палубе, заляпанной кровью, неестественно алой, словно нарисованной неумелым художником, в окружении обломков кресел и пультов.

Старший комендор, зажав рукой рану на боку, стоял, опершись на угол своей кафедры, и хрипел целеуказания уцелевшим расчётам, не обращая внимания на своего помощника, корчившегося у него под ногами с распоротым животом и старающегося запихнуть обратно внутренности. Именно его вой и услышала Ия, когда пришла в себя.

Мимо, бесцеремонно оттолкнув Янга, пробежали матросы аварийной бригады. Двое, с эмблемами медслужбы, наклонились над раненым комендором, а остальные, стараясь не глядеть на покойников, попытались хоть как-то устранить полученные повреждения.

Нулла встряхнулась, повернулась к голопроектору и застонала от досады: строя республиканских кораблей больше не было – каждый сражался сам за себя, и лишь у флагмана, прикрывая своими бортами от ударов вражеских крейсеров, держались старик-дредноут "Непокорный" и пара "Консульских". И держались весьма удачно: строенный залп турболазеров угодил в центральную секцию "Бунтаря", разломив его напополам. Медленно вращающиеся половины корабля, сохраняя направление и скорость, пролетели мимо республиканцев и вошли в атмосферу планеты, расцветив её яркими вспышками сгорающих обломков.

"Несущий свободу" опять содрогнулся.

– Пробоина по правому борту, – не дожидаясь доклада аварийной бригады, определил Янг всё тем же невозмутимым тоном. – Долго мы не продержимся.

Он был не прав – они продержались довольно долго. Почти полчаса. Бесценные полчаса, которые и определили всю судьбу кампании.

– Мы смогли... – Эти слова прошептала генерал-джедай Ия Нулла на мостике погибающего крейсера, глядя на чудом уцелевший голопроектор. В систему вошли шесть республиканских кораблей – и не собранных с бору по деревцу, как её соединение, а шесть "Венаторов", – и с ходу, двумя клиньями, ударили в тыл увлёкшимся избиением сепаратистам.

Зелтрос. Окрестности города Зелар

– Ихха! – Восторженный вопль вырвался из горла Свитари, казалось, независимо от её воли. Только её ноги оторвались от камня, едва прикрытого тонким слоем почвы, и пугающе ненадёжная конструкция дельтаплана увлекла полукровку прочь от горной вершины, как сердце сперва испуганно ухнуло куда-то в район живота, а потом вернулось на предусмотренное природой место в груди, отчаянно колотясь и разнося по телу настоящее адреналиновое цунами. Этот щекочущий нервы страх совсем не походил на тот парализующий ужас, что она испытывала большую часть своей жизни. После этого страха даже привычные и приевшиеся радости жизни приобретали новые краски и глубину, рождая удивительное сочетание жажды жизни и поиска смертельно опасных удовольствий.

– Я же говорил, что это не сравнится со спидером! – Голос из вставленной в ухо бусины коммуникатора едва слышался сквозь гул ветра и оглушительный стук сердца Свитари.

Ответ Лорэй из-за избытка чувств состоял в основном из нецензурных выражений, общая совокупность которых парадоксально сводилась к фразе "Это потрясающе!". Её собеседник, успевший привыкнуть к своеобразному лексикону новой подружки и находивший в нём определённую пикантную прелесть, весело хмыкнул и замолчал, всецело отдавшись полёту. Его дельтаплан своей формой напоминал два исполинских крыла и был раскрашен соответствующим образом. Оставшаяся на вершине Эйнджела невольно провожала его взглядом, завороженная зрелищем удивительного крылатого существа. Она сидела в тени, оперевшись спиной на сглаженный ветрами и дождями крупный обломок скалы, и наблюдала за первым полётом сестры. Свой дельтаплан Ри выкрасила сверкающими сполохами золота и багрянца, так что теперь издалека казалась парящей на объятой пламенем конструкции. Искорка костра, летящая в небо.

Серебристый аэроспидер летел неподалёку от Ри – несмотря на любовь к острым ощущениям, на первом полёте её новые зелтронские друзья бдительно страховали неофита. Помимо водителя – весёлого малого по имени Селми, – в спидере сидела молоденькая девчушка, находящаяся в том возрасте, когда подростковая угловатость уже начала сменяться женственными формами, а вот характер пока ещё сохранял больше детских, чем юношеских черт. Глядя на Гленду (так звали девушку), Эйнджела ощущала невольные уколы зависти. Её беспечная весёлость, смутные желания, вызванные пробуждающейся чувственностью, неясное пока ожидание, предвкушение чего-то прекрасного – именно таким и должно быть взросление. Эйнджела, чьё знакомство с "миром любви" было совершенно иным, с удовольствием проводила время рядом с Глендой, через неё познавая и переживая потрясающую пору юношеского расцвета.

За спиной Гленды виднелась массивная коробка ракетного ранца. Девушка отлично управлялась с ним и могла, в случае чего, просто выпрыгнуть из спидера и превратить падение незадачливого дельтапланериста в не самое комфортное, но безопасное приземление.

Налюбовавшись полётом, Эйнджела вновь взяла в руки валявшуюся неподалёку деку и активировала голохолст. В то время как её сестра с головой окунулась в поиск острых ощущений, эмпатка вспомнила одно из любимых детских увлечений – рисование. В последние годы она редко рисовала – предпочитала справляться с помощью выпивки и наркотиков, но здесь, на Зелтросе, в окружении прекрасного, ей снова захотелось выплёскивать чувства с помощью красок. Коснувшись стилом сперва пиктограммы кисти нужного размера, а затем лиловой краски, она несколькими движениями обозначила раскинувшийся под ногами бескрайний лесной массив, берущий начало от склона горы, водопадом струящийся вниз и растекающийся вширь безбрежным океаном. Этот вид местные так и называли – "океан леса". Глядя на него, сложно было поверить, что пройдя несколько шагов до другого склона, можно увидеть город, точно так же спускавшийся с горы в долину у подножья.

Вслед за океаном леса на холсте появилось небо, в котором парили два удивительных существа. Крылья одного из них были сотканы из грозового облака, а второго – из пламени. Эйнджела рисовала, совсем не думая о том, хороша ли её работа, оценит ли её кто-нибудь. Её рука неспешно двигалась по голографическому полотну, даря покой душе. Сегодня, благодаря увиденному зрелищу, рисунок был полон красок и жизни, но чаще всего картины эмпатки отличали тёмные, мрачные краски. В её деке хранилось множество безжизненных пейзажей, где иссохшие деревья цеплялись за выжженную почву, вода текла среди мёртвых камней, падальщики бродили среди руин городов, а в небесах пустой глазницей висело зловещее чёрное солнце. Нередко частью этих пейзажей становились мёртвые тела, то иссушенные временем, похожие на мумий, то всё ещё сочащиеся тёмной кровью. Иногда эти тела были одеты в броню: то пятнистую, то белую, с Т-образным визором, то мандалорскую, мало чем отличавшуюся от брони клонов.

Ещё она рисовала Чимбика. Иногда в компании брата, но чаще одного. На всех её картинах он был жив. На всех, кроме одной – где два тела в примелькавшейся всей галактике броне сгорали на погребальных кострах. Это было единственное погребение, которое она могла им подарить, но даже это было большим, чем дала им Республика. Лорэй уже знали, что клонов не хоронят. Просто бросают тела на поле боя, в лучшем случае – закапывают в общей могиле, предварительно содрав с них всё, имеющее хоть какую-то ценность, а если солдаты умерли, скажем, в госпитале, – то без затей утилизируют, как биологический мусор. Как же они с сестрой злились, узнав об этом. Криффовы лицемеры... Даже дохлые хомячки удостаиваются похорон в коробках из-под обуви...

Как ни странно, после этих нарисованных похорон Эйнджеле стало легче. Пусть хотя бы там, на рисунке, эти ребята сгорят до невесомого пепла, который поднимется к самым небесам, где множество религий располагает всевозможные варианты счастливой загробной жизни. Свобода, счастье и чувство выполненного до конца долга – разве не об этом они мечтали?

Нарастающий гул мотора аэроспидера отвлёк Эйнджелу от рисования, и она завертела головой, выискивая источник звука. Знакомый ярко-синий спидер с аэрографией на морскую тему сделал круг над вершиной горы и мягко приземлился неподалёку от сидящей полукровки. Сидящий за штурвалом зелтрон по имени Грэгуар Азил широко улыбнулся Эйнджеле, выбрался из спидера и зашагал к ней. Высокий, традиционно красивый, с выкрашенными в чёрный цвет волосами, собранными в хвост, кончик которого болтался где-то между лопаток, он излучал ауру дружелюбного спокойствия, уверенности и умиротворения.

Компанией полукровки обзавелись практически сразу: весёлая и тёплая атмосфера города разогнала хандру, и близнецы перевели дух. Впервые за последнее время им не надо было чего-то опасаться, куда-то от кого-то бежать или выполнять опасную работу, требующую постоянного нервного напряжения. Лорэй просто расслаблялись, отдыхали и наслаждались жизнью.

В отличие от уроженцев других планет, под излучением Зела полукровки не обгорали до волдырей, а приобретали типичный для аборигенов ярко-розовый загар. Едва они вернули волосам естественный красный цвет, доставшийся от рождения, как совершенно растворились среди тысяч сородичей, ничем не выделяясь в глазах туристов. А вот местные то и дело бросали озадаченные взгляды, потревоженные неожиданными и яркими вспышками злобы, мгновениями страха или периодами тоски, вызванными болезненными воспоминаниями.

Новые друзья с пониманием относились к нежеланию сестёр рассказывать что-то о себе и просто старались отвлечь тех от мрачных мыслей, благо на Зелтросе было невообразимое множество способов сделать это. И когда в один прекрасный день Лорэй задумались, что же делать дальше – ответ оказался близок и прост. Развлекаться.

Индустрия развлечений была востребована во все времена, а уж развлекаться зелтроны умели. Зачастую одного красного цвета кожи хозяина заведения было достаточно, чтобы сделать его невообразимо популярным. Клубы, галереи, театры, танцевальные школы, бары, рестораны, купола удовольствий – всего, чем занимались зелтроны, и не перечислить. Отличный легальный бизнес, нужно только раздобыть сумму подъёмных и подмазать кого надо для надёжной крыши. И никаких больше хозяев, приказов, торговли собой. Весёлое заведение, может, устроение праздников и вечеринок на заказ. А параллельно можно собирать и продавать информацию, которая всегда в цене, как и развлечения.

План был утверждён, и близнецы взялись за его реализацию – попросту говоря, изучали рынок изнутри, неторопливо и вдумчиво пробуя всё, что мог предоставить Зелар. По-хорошему, следовало лететь в столицу или в "Рай" – место сосредоточения всех возможных удовольствий для туристов и жителей планеты – но Свитари успела завести приятеля, и Лорэй решили для начала исчерпать возможности родного города.

С Грэгуаром сёстры познакомились около недели назад, когда пытались вникнуть в работу кафарель. Азил, принадлежащий к этой уважаемой на Зелтросе профессии, охотно отвечал на их вопросы и всё чаще и чаще проводил время с Эйнджелой, которой его компания была неожиданно приятна.

– Я опоздал, – то ли извинился, то ли констатировал факт зелтрон. – Задержался на работе.

Грэгуар стянул с себя рубаху, на мгновение зажмурился, наслаждаясь касанием прохладного ветра к коже, и уселся рядом с Эйнджелой, с интересом разглядывая голохолст.

– Ничего страшного, – улыбнулась Эйнджела, свернула рисунок и выключила деку, привычно спрятав от окружающих маленький фрагмент настоящей себя.

– Могла бы просто попросить не смотреть, – без всякой обиды заметил Грэгуар. Эйнджела вообще ни разу за время их знакомства не почувствовала в нём ничего, что было бы ей неприятно. Он никогда не лез с расспросами, но всегда с искренним вниманием выслушивал полукровку, если она хотела чем-то поделиться. И ни разу она не ощутила и тени осуждения или неприязни с его стороны. Рядом с ним было хорошо.

Какое-то время они молча наблюдали за кажущимися крохотными фигурками в небе. Хотелось просто наслаждаться тишиной, столь редкой в весёлом и неугомонном Зеларе. Кто знает, почему вид сверху всегда умиротворяет, приводит в глубокое, созерцательное состояние, когда можно часами смотреть на ничем не примечательный пейзаж и чувствовать, будто тебе вот-вот откроется что-то сокровенное? Один знакомый поэт когда-то в детстве говорил ей, что где-то тут, между небом и землёй, проходит грань между божественным и человеческим. Здесь можно прикоснуться к силам, творящим миры. Тогда ей очень нравилась эта история, но теперь Эйнджела искренне надеялась, что никаких божеств, коих в обилии породили религии множества планет, не существует. Нет никакого провидения, особого плана и прочих проявлений высших сил, потому что в обратном случае боги выходили жестокими бессердечными существами, ответственными за всё творящееся зло. А кому понравится мысль, что его судьба находится в руках всемогущего садиста? Куда больше Эйнджелу привлекала зелтронская вера в вереницу перерождений, в каждом из которых ты совершенствуешься и своими поступками меняешь мир и судьбы других существ. Мир, в котором от тебя зависит хоть что-то, нравился полукровке много больше божественной предопределённости. Да и происходящее вокруг при таком подходе обретало смысл. Наверное, поэтому ей глубоко в душу запала пара простых слов случайно услышанной песни: "Этот мир для таких, как мы. Этот мир обречён на нас".